Батюшка Ипполит

Письмо с Афона

Псково-Печерский монастырь оказался почти единственным на территории СССР, избежавшим закрытия безбожными властями, единственным хранителем традиций русского монашества. И когда пришла надобность возродить русский монастырь на Святой Горе Афон, выбор пал именно на его насельников.

К началу 1960-х годов само существование русского монашества на Святой Горе Афон оказалось под угрозой. После 1917 года прервались все связи Русского Пантелеимонова монастыря с Россией, обитель перестала пополняться новой братией и средний возраст монахов достиг 85 лет. Еще немного, и у монастыря не стало бы возможности ежедневно совершать литургию, и тогда, по существующему закону, он навсегда перешел бы грекам.

Оказавшись в такой катастрофической ситуации, настоятель схиархимандрит Илиан (Сорокин) пишет письмо Председателю Отдела Внешних Церковных сношений митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Никодиму (Ротову): «Наш монастырь пришел в полный упадок. Мы умоляем Вас, Святейшего Патриарха Алексия и всю Русскую Православную Церковь незамедлительно оказать нам помощь. Иначе наш монастырь обречен…»

Митрополит Никодим лично побывал на Афонской Горе и убедился в бедственном положении Русского Пантелеимонова монастыря.

Деятельному архипастырю буквально чудом удалось добиться разрешения властей отправить группу монахов из Советской России в капиталистическую Грецию — именно ей принадлежал афонский полуостров с 1926 года, и все насельники монастырей считались греческими подданными. И это в условиях хрущевских гонений на Церковь, когда массово закрывались храмы по всему Советскому Союзу! Воистину, невозможное человекам возможно Богу (Лк.18:27).

Власти разрешили выезд нескольким крепким телом (трудиться им предстояло и день и ночь) черноризцам из «простых», не способным, с точки зрения государственной власти, на «политические провокации». В первой же «четверке» избранных и оказался, по послушанию священноначалию, иеромонах Ипполит. Как-то старца спросили, легко ли далось ему это решение. Он ответил с великим смирением и простотой: «Ну а куда было деваться, идти в мир?..»

В июле 1966 года, в возрасте тридцати восьми лет, по благословению Патриарха Алексия I иеромонах Ипполит с первой группой из четырех монахов ступил на неведомый Афон.

Поначалу греки приняли это новое пополнение без энтузиазма. Их называли «красными попами». Но приглядевшись к новоприбывшим, видя их молитвенность и трудолюбие, афониты прониклись к ним искренней любовью.

Нам посчастливилось получить свидетельство об этом периоде жизни отца Ипполита от старца Илия (Ноздрина), который также жил в Русике в период его возрождения.

Воспоминания схиархимандрита Илия (Ноздрина)

Отец Ипполит восемнадцать лет прожил на Афоне. Я в свою бытность застал его там. Нас, иеромонахов из Советского Союза, послали туда: было дано такое разрешение, и греки тоже разрешили.

Раньше наш Афонский монастырь насчитывал самое большое количество монахов, чем другие монастыри на Афоне. А в советское время он вымирал. Там есть и другие славянские монастыри: болгарский, сербский, румынский тоже. А мы стали новыми насельниками русского монастыря.

Сколько там было братии перед приездом? Даже десяти не насчитать. И только благодаря тому, что приехали новые монахи русские, он ожил. И вот отец Ипполит был в числе первой группы приехавших на Афон. Если бы не они — монастырь вымер.

Вопреки общему мнению хочу сказать, что не все греки были против. Да, некоторые говорили: «А что вы приехали сюда? У вас свои монастыри, свои монахи, чего вы к нам?» Да, были и такие. Но большая часть простых монахов все-таки приветствовала нас.

Первая наша задача была, конечно, поддержать, сохранить монастырь, потому что он находился в упадке. И конечно, еще одно главное занятие — это богослужение. У нас там есть большой Покровский собор, в нем идет служба в Свято-Пантелеимоновом монастыре. И у нас эта служба шла по полной афонской традиции.

Раньше в Пантелеимоновом монастыре было много наций[1]. В первую очередь, конечно, русские, до 500 человек. Были и малоросы, около трехсот человек на всем Афоне, а в самом монастыре не менее ста человек.

Многие столетия русские монахи жили на Афоне и организовывали там хозяйство. Богатству и славе нашего монастыря завидовали даже греки. При монастыре было два скита: Ильинский, Андреевский и метох в Крумице.

Мы с отцом Ипполитом общались, служили вместе.

По первости мы принимали паломников, собирали из них братию. И отец Ипполит тоже собирал. Также много сил он потратил на то, чтобы собирать, приводить в порядок монастырское хозяйство. Смешной, он даже коров хотел завести, но это там запрещено. Там нужно больше духовного, того, что не отвлекает от богослужения.

Он был очень старательным и трудолюбивым. Часто бывал в скиту Крумица — это где главный виноградник, где у нас земля. В последние годы моей жизни там уже до трехсот тонн винограда собирали. Вот там трудился часто отец Ипполит — очень много и старательно трудился.

Он был грамотный экономом. С отцом Давидом они собрали много людей, и так появились новые насельники в нашем русском монастыре.

Также отец Ипполит находился на Корее — это где управление Афона. Там было и русское представительство на Афоне, куда входил отец Ипполит.

Сейчас в Пантелеимоновом монастыре около семидесяти насельников, монастырь живет и самостоятельно добывает себе пропитание».

В трудах, посте и молитвах

Сам батюшка Ипполит мало рассказывал о трудностях того времени, только иногда говорил: «На Афоне мы много трудились на послушаниях. Порой не хватало сил добраться до кельи. Часа два спали где-нибудь под деревом… Проснешься под утро, глянешь в небо — а там Матерь Божия благословляет. С радостью поднимаешься с земли и начинаешь молитву творить и работать».

По свидетельству Григория Пенкновича, слова эти он говорил тихим голосом, без тени самолюбования. Кроткий боголюбивый иеромонах духом возрастал на афонской земле в духоносного старца.

Жизнь в монастыре была тяжела, при острой нехватке рабочих рук и какой-либо материальной помощи приходилось все делать самим. После полуночи — многочасовые богослужения, днем — бесконечные послушания. Крепкий физически, батюшка таскал тяжелые бревна, носил на себе мешки с цементом и камнями, возделывал огород. И всегда кормил всех, кто хотя бы ненадолго приходил в обитель.

Архимандрит Авель (Македонов) так рассказывал о батюшке: «Отец Ипполит любил гостей, особенно редких, из России. Водил их по монастырю, показывал им все достопримечательности. Чай подавал. Ведь по понедельникам, средам и пятницам трапеза у нас была лишь раз, а паломникам кушать хотелось. Повар в монастыре был наемный (даже просфоры тогда мы покупали, некому было их печь), побудет на общей трапезе, да и уйдет. А отец Ипполит любил готовить и накрывать на стол, любил накормить людей. Еще он очень любил по огородам бродить: грядки, земля, хозяйство — все это было его».

Батюшка Ипполит говорил, что физической работой избавлялся он и от ропота, от возмущения душевного, борол гордыню и самость. «Молитва и труд все перетрут».

Кроме тяжких физических подвигов были и труды бденные. Иеромонах Ипполит каждый день служил литургию на греческом языке. Освоил он служение на греческом всего за несколько месяцев.

Очень важно было не пропускать ни одного дня без литургии, чтобы греки не отобрали наш монастырь.

Архимандрит Авель вспоминает: «Жизнь шла “на износ”. У отца Ипполита в Пантелеимоновском соборе, правда, на литургии еще два грека и отец Гавриил, священники чередовались. Мы в Покровском служили и вовсе без перерыва, каждый Божий день вдвоем с отцом Досифеем, который приехал вместе с отцом Ипполитом из Псковских Печер (они были друзьями). Отец Досифей — Царствие ему Небесное! — подвижник и исповедник. Почему я так говорю? Я очень боялся, что он заболеет. Кроме него, на клиросе не было никого. А не состоялась бы хоть одна литургия, хоть одна за несколько лет, и греки тут же прекратили бы богослужение на славянском.

Тогда в Греции прорвалась к власти хунта «черных полковников». Они свергли законного короля. Афонцы ничего хорошего от них не ждали. Это еще до моего приезда произошло. На Афоне по-прежнему поминали «благочестивого короля Константина и королеву Анну-Марию и весь королевский дом». Надеялись, что король вернется, что он уехал на время. А как было не надеяться? Афонские монастыри и строились, и возрождались после пожаров византийскими и русскими императорами и греческими королями.

Милостивое сердце

Архимандрит Власий (Перегонцев) рассказывал, что отличительной чертой батюшки Ипполита была доброта и милостивое сердце.

«Отец Ипполит снисходительный был очень. Если некоторые иноки позволяли себе злоупотреблять спиртым, то он брал вину на себя. “Да, да, ладно, это я, это я, у меня была бутылочка, это я, я поклоны буду класть, назначь мне поклоны…” Понимаете, он готов был за брата провинившегося нести наказание, у него была такая жертвенность, любовь такая была — именно любовь. И как он скажет: “И усе!” Не все — и усе! Это его любимое слово было, “и усе!”».

Архимандрит Авель вспоминал отца Ипполита: «Мы, случалось, отправлялись куда-нибудь вместе пешком, так он всю дорогу шел с дорожной палкой-посохом в руке. Говорят, потом он и в России так ходил. Простой, прямой человек. И такой миролюбивый. Я никогда не замечал, чтобы он роптал или жаловался. «Я устал, мне тяжело», — таких слов от него не слышали. Хоть уставать-то было, в общем, от чего».

Трудолюбивый и по-сельски хозяйственный отец Ипполит был назначен экономом обители. То же послушание нес в Русике преподобный старец Силуан, тоже выходец из крестьянской семьи. Схимонах Силуан отошел ко Господу на Святой Горе почти за тридцать лет до того, как туда приехал иеромонах Ипполит.

«На Афоне мне было очень тяжело от влажного, сырого воздуха, — рассказывал старец Ипполит, — но как бы ни было там трудно, Силуан Афонский мне помогал».

В феврале 1970 года в Пантелеимонов монастырь прибывает иеромонах Авель (Македонов; † 2006). 11 июля 1975 года состоялась его интронизация как игумена. Иеромонах Ипполит стал его правой рукой, экономом обители. «Когда я жил на Святой Горе, мог всем поделиться с отцом Авелем, мы очень хорошо понимали друг друга», — вспоминал отец Ипполит.

Даже после приезда новых монахов в русскую обитель, греки не оставляли попыток «прибрать ее к рукам». Как-то раз пришел к отцу Авелю секретарь светского губернатора Афона, побеседовать: «Патер Авель, вам очень трудно, мы это знаем и вам сочувствуем. Но взяли бы вы в монастырь побольше греков, было бы вам на кого опереться…»

«Ну, я прикинулся дурачком, — улыбнулся игумен Авель, — и отвечаю: “Господин! Видите, какое дело, если б я опытный был и мудрый, то наверняка бы принял вашу помощь.

Но так как опыта у меня нет, всего-то ведь несколько лет на Афоне живу, мне, знаете, только… с «козлами» возиться. А куда же вы своих «овец» сдадите? Я же с ними обращаться не умею, я привык только «козлов» пасти, однородное, так сказать, «стадо». Пока я живу, господин, так вот и буду пасти «козлов"».

В обители не было никакого официозного пафоса, быт был простым. Простотой отличался и настоятель старец Илиан. О нем так рассказывал архимандрит Авель: «После первой исповеди, в день приезда, он мне сказал: “Я, батюшка, Вас не благословляю как игумен, а прошу: совершите, пожалуйста, сегодня литургию”. Я-то с дороги, в пути, конечно же, ели-пили, хоть и постное, но, честно, не готов служить. Но отвечаю: благословите, отец Илиан. Ради послушания… И так сказал: “Мы все сегодня будем причащаться”. Мало уж их оставалось, старичков, какие двигались…

В день моего приезда вокруг Святой Чаши собрался весь монастырь. После причастия — не было ни дьякона, ни пономарей — я потреблял Святые Дары, а он, игумен, читал в алтаре благодарственные молитвы. Вдруг говорит мне: “Пойдемте, я Вам ваше место сейчас покажу”. Вывел меня на солею, а там рядом трон игумена, резной, под балдахином, со ступеньками.

“Это мое место, — кивнул отец Илиан. — А вот рядом стасидия — Ваше место…”

Старые монахи объяснили мне, что до революции это был трон наместника игумена. Игумен избирается пожизненно, а наместник — все время с ним и помогает во всем. “Но находиться в стасидии Вам будет некогда, — добавил отец игумен. — То в алтаре, то на клиросе…”»

Монахи сами стирали себе белье, сами обустраивали кельи. Отец Иппполит жил в игуменском корпусе как эконом — там же, где и преподобный Силуан Афонский. Говорят, что батюшка Ипполит мудро сохранил главу тогда еще непрославленного в лике святых старца Силуана от монахов, которые хотели ее спрятать.

Ну а после того, как была опубликована известная книга схиархимандрита Софрония (Сахарова), пришлось главу преподобного Силуана беречь уже от паломников, которые норовили прихватить часть мощей.

Игумен Авель рассказывал: «Как-то из усыпальницы выкрали голову Силуана Афонского… На афонской таможне их, конечно же, задержали. Полиция возвратила голову в монастырь. Я распорядился больше голову в усыпальницу не носить: “Пускай она будет в Покровском соборе”. Старец Силуан тогда еще не был канонизирован, но почитание его росло. Я нашел богатую, обшитую бархатом коробку (в ней, видимо, раньше лежала какая-то дорогая митра) и положил голову старца в эту коробку: как бы ведь еще не мощи. Многие почитатели — и греки, и иностранцы — прямо ко мне подходили: “Мы хотим увидеть главу старца Силуана”. Я им коробку-то выносил. Один монах-паломник умолял: “Мне бы ну хоть немножечко… Я увезу с собой”. Мне его так жалко стало, и я от ушных раковин — там маленькие косточки — немножко отщипнул: “Батюшка Силуан, уж прости, раз ему так хочется…” А глава-то как благоухала! Не передать».

Незримая благодать Христова, почивавшая на святом Силуане, который всю жизнь стремился стяжать дар смирения, почила и на скромном русском иеромонахе Ипполите.

И вспоминаются слова старца Силуана:

«…У тебя сердце железное? Но в раю железо не нужно. Там нужны смирение и любовь Христова, которой всех жалко». И говоря это, он молился не только о тех, кто находится в Раю, но и находящихся в аду в мучениях. «Как я могу наслаждаться Раем, если буду знать, что кто-то страдает?» — писал он. И вот это материнское сердце, которое любит сына, каким бы он ни был, отец Ипполит привез, привнес со Святой Горы Афон и хранил этот дар милосердия и кротости. И до последнего дня он считал по слову Евангелия ближним любого человека, которого Господь присылал в Рыльск, в каком бы тяжелейшем состоянии он ни был. Сколько бы раз не повелевали ему разогнать наркоманов и уголовников, батюшка Ипполит говорил: «А куда же они пойдут? А что же с ними будет?»

И вот за эту любовь Христову, за его смирение, за терпение напраслин, клевет, Господь обильно одарил терпеливого и милосердного старца Ипполита даром чудотворений. И по прошествии двадцати лет мы видим, что эти чудеса множатся. И люди, которые никогда батюшку не видели, как никогда мы не видели Господа Иисуса, но прочтя Евангелие прониклись любовью к Нему. Вот так же люди проникаются искренней любовью к духовному отцу и получают, а многие еще получат большую помощь. И драгоценная могила старца Ипполита в Рыльском монастыре сегодня привлекает и крещеных, и некрещеных, и воцерковленных, и живущих мирской жизнью.

Возвращение домой

Отец Ипполит дважды избирался членом Священного Кинота (или Протата) — верховного соборного органа, управляющего Святой Горой. В него входят представители двадцати афонских монастырей, в том числе и Русика. Чтобы упрочить позиции обители, нужно было обладать терпением, мудростью. Отец Ипполит не был красноречив, скорее наоборот. Напряженная внутренняя молитва и необычайный дар миролюбия помогали ему принимать правильные решения и упрочивать уважительное отношение к русскому монашеству.

Как подлинный исихаст, он был немногословен. Духовное общение с величайшими подвижниками тех лет: преподобным Паисием Святогорцем, иеросхимонахом Тихоном (Голенковым; † 1968), известным всем афонитам как Тихон Русский, помогало ему постигать искусство невидимой брани с врагом рода человеческого диаволом. Именно его старец всегда считал подлинной причиной бед людей, приходивших к нему за окормлением, и за искаженным человеческим образом прослеживал его козни.

На Святой Горе отец Ипполит сблизился с известным подвижником Арсением Пещерником. Благодаря тому, что старец Арсений знал русский язык, они находились в тесном духовном общении, исповедовались друг другу.

Но вместе с тем батюшка оставался глубоко русским человеком по духу, по сути своей. Вдалеке от родных берегов он тосковал по своей земной родине. «Ходил я к морю, на камушке сяду, пою, молюся и плачу», — говаривал старец близким своим чадам. Отец Кенсорин, Печерский сподвижник и друг батюшки, рассказывал, что когда отец Ипполит был на Афоне, то присылал ему письма.

«Чувствовалось, как он любит Родину, наш народ и переживает разлуку. Он писал мне: “Дорожи тем, что ты живешь в России. Целуй свою землю”».

За восемнадцать лет жизни на Афоне отец Ипполит не только заслужил доверие местных монахов, но и их всецелое уважение. До сих пор отца Ипполита вспоминают афонские старожилы как человека святой жизни. Но настала пора возвращаться. Влажный афонский климат подорвал здоровье иеромонаха Ипполита, и в 1983 году ему и нескольким братьям разрешили вернуться в родной Псково-Печерский монастырь.

14 октября 1984 года к празднику Покрова Божией Матери Патриархом Московским и всея Руси Пименом (Извековым) по представлению митрополита Псковского и Порховского Иоанна иеромонах Ипполит был возведен в сан игумена «за неустанное усердно-ревностное монашеское служение, любовь к Церкви Христовой и послушание Святой Обители, понесенное им на Святой Горе Афон».

14 апреля 1985 года митрополитом Псковским Иоанном возведен в сан архимандрита.

Сияние святости

Вновь вступил отец Ипполит на русскую землю, в знакомую уже и полюбившуюся Псково-Печерскую обитель. Уже не юноша, ищущий монашеского пути, а опытный духовный воин, истинный монах, подвигом своего жития стяжавший благодатные дары и духовные добродетели.

В юные годы исцеленный и взятый под крыло глинским старцем Андроником (Лукашом), батюшка Ипполит еще тогда воспринял его милосердие, его любовь к людям, его дар утешения сердец человеческих. И вот это мягкое сердце, полное сострадания и любви к Богу, прошло на Горе Афонской суровую школу аскезы, послушания, отвержения себя, молитвенного делания. Словно булатный меч, выковали афонские подвижники душу русского иеромонаха твердой в исполнении заповедей Божиих и готовой выйти непобедимой из искушений всякого рода.

Первым духовным наставником батюшки стал известный своей строгой жизнью русский старец Тихон (Голенков). Этот русский подвижник шестьдесят лет жил на Горе Афонской. Его послушником был и преподобный старец Паисий Святогорец. Отец Ипполит первое время после прибытия на Афон ходил к нему за духовным советом, пока старец Тихон не почил о Господе в 1968 году.

Старец Тихон был известен своим немногословием, однажды он не разговаривал с послушниками 17 дней. Ежедневной заботой его было слезное покаяние перед Богом. Приходившие к нему иноки говорили, что, исповедуя их, он плакал с ними о грехах, омывая их власы своими слезами. Другой заботой старца было твердое избегание греха осуждения, чему он учил и своих духовных чад. Все эти черты, без сомнения, мы находим и у отца Ипполита.

Митрополит Тихон (Шевкунов), вспоминая отца Ипполита, говорит: «Вы знаете, я никогда не возьмусь сказать, кто аскет по-настоящему, а кто не аскет. Отец Ипполит, я повторю: мы не знаем, как он жил. Конечно же, он вел строгую монашескую жизнь. Но как он ел: каждый день или через день, или сколько он вкушал и сколько поклонов делал, я не понимаю. Для меня важно было то, что я видел по-настоящему — это человек, который никогда никого не осудил, — вот это я видел. И вот то, что мы можем засвидетельствовать — те, кто видел его, — это то, что он никого не осуждал. Никогда я ни разу не видел, чтобы он кого-то осудил, даже намеком. Он никогда не раздражался. Тоже — представить себе, чтобы раздражился отец Ипполит… хотя люди к нему шли толпой, один за другим. Он вселял в людей веру, он укреплял в людях веру».

Старец Тихон (Голенков) был подлинным исихастом. Как рассказывает иеромонах Евфимий Святогорец, «после аскетичной трапезы отец Тихон прохаживался вокруг хижины и громко, с несказанным устремлением, творил Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Молитва ритмически выходила из глубин его сердца. Когда отца Тихона спрашивали: «Как поживаешь, геронда», — он отвечал: «Сердце начинает возгреваться». Молитва у него не прерывалась даже во сне — высшее состояние души! Аз сплю нужды ради естества, сердце же мое бдит ради множества любви (ср.: Песн. 5:2).

Игумен Роман (Архипов) рассказывает, что после смерти отца Тихона наиболее близкие духовные отношения сложились у батюшки Ипполита с известным афонским подвижником Арсением Пещерником, который в свою очередь являлся ближайшим преемником преподобного старца Иосифа Исихаста.

«Во второй половине XIX — начале XX веков на Афоне образовались несколько многочисленных русских обителей. Одна из них, в честь святителя Николая — Белозерка, греки ее называют Буразери. Батюшка рассказывал, что ходил в Белозерку, чтобы побеседовать с отцом Арсением. Старец говорил по-русски, и это было важно для выяснения тонких духовных вопросов. Однажды в паломничестве на Афоне я встретился с греческим монахом Иоанникием и спросил, знал ли он отца Ипполита. Он ответил: “Да, знал, хороший монах, мы вместе в Белозерку ходили”.

Я спрашивал отца Ипполита про старца Арсения: “Это был Ваш духовный отец?” Батюшка ответил: “Мы исповедовались друг другу”. Конечно, на отца Ипполита в разные периоды жизни оказывали влияние опытные, духоносные подвижники, он ходил к ним за советом».

Без сомнения, отец Ипполит также стяжал дар непрестанной молитвы и постиг на Афоне искусство умного делания. Внешним проявлением этого дара были необычайные веяния мира и любви при встрече с батюшкой, о которых говорят многие свидетели жизни отца Ипполита.

Одним из таких свидетелей является митрополит Тихон (Шевкунов), автор известной книги «Несвятые святые». Приведем его рассказ отдельной главой.

«Образ кротости»

Воспоминания владыки Тихона (Шевкунова)

Знаете, я был уже послушником ПсковоПечерского монастыря, когда несколько монахов с Афона приехали из русского монастыря. Они лет двадцать назад покинули тогда Псково-Печерский монастырь, уехали на Афон, и вот вернулись опять. Они все были разные: отец Илий (Ноздрин) — мы знаем, кто он, тогда его звали отец Илиан; отец Сергий, иеросхимонах, татарин, удивительно светлый человек; третий был отец Досифей, поразительной доброты батюшка. И, конечно, особым был отец Ипполит. Вот если бы нужно было назвать человека, который являлся образом кротости, то это был отец Ипполит. С этой его огромной бородой, завязанной на узелочек. Человек, к которому абсолютно всегда, в любое время дня и ночи можно было подойти, поговорить, о чем-то спросить. И он понимал, что мы приходим за утешением, он это чувствовал и именно это давал. Меня всегда поражало, что он, будучи архимандритом, никогда даже на йоту не давал понять, что в чем-то выше нас. Это не было фамильярностью, но он держался на равных, причем усердно это делал.

С ним было связано одно только чувство: когда мы произносили «отец Ипполит», то понимали, что это человек, который имеет абсолютно искреннюю любовь, кротость, смирение, — все то, о чем говорит апостол Павел, когда поминает о дарах духовных: плод духовный есть радость, любовь, мир, долготерпение, милосердие, кротость, воздержание, — на таковых несть закона (Гал.5:22). Мы даже представить не могли, как он распял плоть свою со страстьми и похотьми, — ведь эти дары являются плодом распятия всего себя, всех своих человеческих страстей и похоти. Он был очень скрытным человеком. Его подвиг был совершенно никому не виден. Мы не знали, как он живет. Хотя понимали, что живет он очень серьезно. Но вот эти плоды духовные были как «свет тихий», как веяние тихого ветра. В нем был действительно Дух Божий — не побоюсь об этом сказать. Даже такие грубые люди как мы, обычные люди, это по-настоящему чувствовали.

Кроме того, отец Ипполит являл собой духовный центр, к которому, и к памяти которого будут приходить люди. И он как духовный отец будет рождать людей в духовную жизнь, в жизнь вечную, открывать перед ними двери Царства Небесного. И вот это признак действительно старца, когда человек может молитвой своей, образом жизни своей создать такое общество — общество подвижников.

Новый призыв Божий

В 1986 году архимандрит Ипполит посетил родные края, благословенную землю Курскую, взрастившую преподобных старцев Серафима Саровского и Исаакия Оптинского. Здесь его приглашали служить в сельские храмы, и скоро не только паства, но и священство узнало о своем дивном земляке — русском старце-афоните.

Неподалеку от Курска, на окраине города Рыльска, находилась тогда полуразрушенная обитель в честь святителя и чудотворца Николая.

Знала она годы величия, годы забвения и разрухи. Основанная в 1505 году, была разрушена польскими интервентами в 1615 и вновь восстала из пепла, уже сияя золотыми главками каменных белостенных храмов, в начале XVII века. Господь хранил эти храмы в годы Великой Отечественной, когда в монастыре засели немцы, а наши войска целенаправленно стреляли в колокольню, предполагая, что на ней находится наблюдательный пункт противника. Но на территорию обители чудесным образом не упала ни одна бомба, не разорвался ни один снаряд. Фашисты, покидая монастырь в спешке, также оставили в целости все его строения.

В годы советской власти здесь размещались различные службы и учреждения. Здания постепенно разрушались, все пришло в упадок. В ограде жили люди, которые постепенно разбирали монастырские стены на свои нужды.

Пришло новое время, «время собирать камни», и в 1991 году Рыльский Свято-Николаевский монастырь был возвращен Курской епархии Русской Православной Церкви. По благословению Ювеналия (Тарасова), архиепископа Курского и Белгородского, в разрушенную обитель приехали первые насельники. Игумен Иоасаф (Шибаев) и два монаха поселились в одной из полуразрушенных келий.

Выбирая настоятеля для возрождающейся обители, Владыка Ювеналий обратил свой взор на архимандрита Ипполита. Так родная курская земля приняла в свое лоно дивного подвижника и старца, поставленного теперь наставником монашествующих.