Байки нефтяного Севера

Случай из жизни

Вопрос, конечно, все-таки остается — а не дадут ли на лапу кому-то в Госкомстате, чтобы ускорить это дело с лицензией? И как данный случай в статистике отразить? Мне вот в частном порядке приходилось от западных людей слышать: "Но, Марко! Это же невозможно! Мы посылаем в московское представительство после окончания университета хорошего американского мальчика. Из Пеории! (это в штате Иллиной и с американского на наш переводится примерно как Урюпинск). Вот он начинает работать с вашими людьми, и через четыре месяца начинает пить русскую водку без разбавителя! через шесть месяцев давать взятки!! а через восемь — брать!!! И его уже нигде нельзя использовать, даже в нигерийском или колумбийском филиалах!"

С другой стороны дадут Ивану Ивановичу комитетскому на лапу — так он хоть часть этих денег в стране потратит и тем повысит темпы экономического роста на радость президенту и общественности. В анализ надежности статистических методов я уж влезать не буду: и образование не то, чтобы сходу гамильтонианы от лагранжианов отличать, да и у автора это кусок хлеба — ясно же, что он с математической стороной вопроса как-нибудь разбирается. А вот случaꞌй из жизни вспомню, который как бы и подтверждает, что западные методы оценки взяткодаваемости и взяткополучаемости к востоку от Нулевой Изотермы имени Полковника Паршева могут и не сработать.

То, что, мол, западные люди взяткодавательству впервые в Москве обучаются — это, конечно, ушная лапша в чистом виде. Можно подумать, нынесидящий марбельский мэр от своего московского коллеги этому впервые выучился, а до знакомства орлеанской девственницей был. Но, конечно, московская специфика свежего человека — либо даже и капиталистического межнационального монстра — может с ума свести. Мне теорию этого дела объясняли неоднократно, но запомнилось два образных описания. Одно, это что взятки делятся на капиталистические — и феодально-социалистические. Первые даются за то, чтобы нарушить закон — вторые за то, чтобы выполнить. Соответственно, у первых частота намного ниже. Второе объяснение насчет взяток пришлось мне услышать за стаканом от бывшего следователя-важняка, который об ту пору служил замом по безопасности у одного известного жулика. Смысл был такой, что купить, считал мой знакомый, можно любого — вопрос в пороговой сумме. "Вот, — говорил он, — возьми канадского полицейского. У него жалованье семьдесят тысяч долларов в год, хорошая страховка, большая пенсия. Спрашивается, будет он рисковать этим всем, чтобы сорвать сотню долларов с нарушителя правил движения? А теперь возьми нашего мента. У него месячная зарплата чуть больше этих же самых ста долларов, медицина у нас почти у всех одинаковая, а до пенсии он не доживет — сопьется. Ну и…."

Но и кроме этих очевидных вещей, которые неумолимо ставят нас в ряды развивающихся по части хапунца стран, как ты тут с дисперсиями не колдуй, есть и чисто отечественные нюансы, которые ни в Лондоне, ни в Лахоре сроду не приснятся. Вот тоже, как сказал бы рядовой Иозеф Швейк, был случай в доме номер 12 по Краснопресненской набережной.

Десять лет назад мне там приходилось бывать чуть не каждый день. Я тогда служил экспертом по газо- и нефтепереработке, а потом московским представителем президента большого сибирского нефтедобывающего предприятия. Фирма наша в отрасли шла во главе прогресса, так что иногда даже мы оказывались спереди, а прогресс сзади. Мы первыми в нефтедобыче перешли на аренду, первыми под российскую из союзной юрисдикции, первыми в августе демонстративно обозначили присоединение к ельцинской всеобщей забастовке против янаевского путча, как бы перекрыв задвижку. Я-то еще тогда там не работал, а руководители предприятия явно рисковали тем, что победи этот самый ГКЖП, как шутил тогда ночью 19-го Хазанов, им оторвали бы все выступающие части тела. Естественно, что и при создании совместных российско-ненаших предприятий мы тоже были не в стороне. Вот по этим делам я ехал по утрам на метро до "Улицы 1905 года", а потом шел десять минут прогулочным шагом вниз по бульвару.

Кроме выполнения указаний начальства у меня в этом совместном предприятии был еще и личный интерес. Один из пластов заглавного для джойнт-венчура месторождения очень походил по некоторым характеристикам на те дальние северные месторождения, на которых добыть нефть особенно трудно, но зато из нее можно легко получить реактивное топливо и еще кое-какие ценные вещи. Я за империалистические деньги проверил качество пробы из единственной разведочной скважины — все сошлось. Заодно сделал два добрых дела: дал заработать моим друзьям-аналитикам из ВНИИ НП, сидевшим в связи с реформами без заказов, и съэкономил деньги фирмы, так как только доставка пробы в Одессу, ТХ обошлась бы в те же деньги, какие получили москвичи за полный и очень квалифицированный анализ.

Получалось так, что есть возможность получить уникальную нефть всего в тридцати километрах от ближайшего полувахтового городка Радужного и его аэродрома, который как раз планировался к развитию, как один из основных на новой трассе Западная Европа-Сибирь-Япония. Рыба срослась. В моем воображении планы разработки были скорректированы, пласт БВ-12 давал каждый год полмиллиона тонн уникальной нефти, часть которой перерабатывалась тут же на простой нефтеперегонной установке, давая авиакеросин для международного аэродрома, дизельное топливо для тракторов и бензин для автомобилей, а все остальное, вместе с оставшимися при перегонке "золотыми" масляными фракциями по специальной трубе вливалось в поток благородной "легкой" нефти, чтобы в Ангарске дать индустриальное масло, топливо для сверхзвуковых самолетов и прибыли для построения новой свободной России. Ну, а я, конечно, весь в белом, как руководитель проекта. Выходило, что Бакланову и Крючкову дали по шапке не зря.

По жизни получилось так, что пласт этот не разрабатывается до сих пор, хотя вообще-то это месторождение раскрутилось неплохо. Аэродром тот числится резервным, но используется слабо, одна из причин — трудности с обеспечением горючим. Ангарский нефтехимкомбинат дышит на ладан, так что в тайге недалеко от города снова, говорят, появились белки, ушедшие сорок лет назад от загазованности. Топливо для сверхзвуковых попрежнему в дефиците, да и денег на него у Минобороны как-то все не хватает, на самолеты еще находится — а чтобы летали, не складывается. Про новую демократическую и процветающую Россию сейчас не будем.

А вот из идеи создания заводика по местному производству дизельки и бензина, правда, без получения авиакеросина, кое-что вышло. Полгода я возился с разными предложениями, жена уже стала интересоваться, что это за медовые женские голоса меня по вечерам спрашивают, и несколько сомневаться, когда я отвечал: "А, это Марина из Интернешнл Рифайнинг. Наверное, чертежи из Далласа получила, что мне обещала". Даже и сам в Хьюстоне побывал, посмотрел строительство установки, выпил с тамошним боссом Джимом Хоганом литровку Столи, и чуть не рехнулся, когда выяснилось, что нельзя переводить "взрывобезопасное исполнение" как "explosion proof". Я-то имел в виду установку, которая не должна взорваться, а переводчики наши поставили в техусловиях слово, обозначающее, что оборудование останется целым при взрыве, вроде того, что ставят на заводах взрывчатки. Хорошо, что вовремя спохватились.

Тогда многие с этой идеей носились, насчет производства горючего на мини-установках в районах нефтедобычи. Идея-то живая: избавиться хоть в этом от главного проклятия нашей необъятной Родины — немерянных расстояний для транспорта. Практически из этого получились многие десятки, да, говорят, и сотни самогонных аппаратов в Чечне с их никуда не годным бензином и два вполне грамотных, ныне хорошо работающих трехсоттысячника: в Сургуте и "мой" в Нижневартовске. Куплен-то был десяток, не меньше, но при заказе и проектировании этих двух случайно оказались рядом люди, владеющие вопросом. Так ведь и при старом режиме кое-что иногда получалось толковое по недосмотру органов бдительности и идеологических отделов.

Ну ладно, не будем о грустном. О чем бишь у нас было? А, да, о взятках, помню. Сейчас вернемся. Вот, значит, хожу я в это иноземное представительство, как на службу, когда и их консультирую по вопросам, не имеющим отношения к совместной деятельности. Пустячок, а приятно. Что такое пятьсот долларов за консультацию в Москве 92 года нынешним людям объяснить трудно. Но если я сыну дал стольник, а он с женой и ребенком на эти деньги в Коктебель съездил — это как? Потом пришлось отказаться от приработка — когда шеф меня своим представителем в Москве назначил, то есть, я уже начал какие-то небольшие решения принимать и стал теоретически возможным "конфликт интересов" между фирмами с моим участием.

А пока я бумаги ношу, пишу им разъяснения наших правительственных указов, и еще янков обхаживаю на предмет, чтобы они мою идею насчет реактивного топлива поддержали. Кроме меня там и другие местные люди бывают, не говоря, что и постоянный персонал представительства, кроме начальника-американца — всё москвичи. Но и из Штатов постоянно человек пять-шесть в командировке толчется. Вот постоянный посетитель, кроме меня, еще один мужичок-геолог, тоже знает, где кофейник, а где прямой телефон на Талсу, Оклахома и Сургут, ХМАО. Очень он меня достал своми советами, типа обучения жизни. Вообще, меня всю жизнь почему-то все обучают жизни — видно произвожу впечатление полного идиота, который если что-то не делает — так потому, что не додумался. Еще вот и недавно мне ряд доброжелателей давал указания, как мне наилучшим образом мою фамилию на государственный язык перевести и как попроще задним числом в арийцы вписаться.

А этот все намекал, что уж если каждый день в Хаммер-центр ходишь — так надо ловить момент, не упускать своего счастья и побольше Родины продать на вывоз. Ну, если своих собственных полезных ископаемых не имею — так хоть какую-нибудь гостайну. Ну, никак от него не отвяжешься. Я уже просто и избегать его начал. Но ходил он в представительство, конечно, никак не ради меня. Я его делами интересовался много меньше, чем он моими, но по упоминанию знакомых фамилий и населенных пунктов полагал, что он как-то связан с Республикой Коми. Вдруг он перестал появляться. Совсем. Я как-то у руководителя представительства, с которым успел подружиться, спрашиваю: "Скажите, Аллен, а куда этот Владимир Петрович подевался?" — Но, вижу, Аллен отвечать не рвется, все больше упирает, что он с ним и не очень знаком, с ним другие люди контактировали. Ну, мне-то что?

А потом мне министерские приятели доложили, что знакомый мой, Владимир Петрович, находится под следствием, да уж и под арестом. КГБ, или как у нас тогда это фирма именовалась, я уж и не упомню, имеет к нему претензии по поводу утечки информации по геологическим характеристикам некоторых районов Севера Коми, которые как раз выставлялись на торги по лицензиям на поиск нефти и газа. То есть, это он со мной хотел от доброй души своим личным опытом поделиться, как Отечеством-то торговать, только что впрямую не говорил. Но, конечно, за швейцарский счет свободой платить — это немного круто получается.

Еще чуть позже узнаю я, что фирма, с которой у нас совместное предприятие и в чье представительство я так часто ходил почти год, выиграла конкурс и получила для поиска и дальнейшей нефтедобычи очень перспективный район недалеко от Печоры, что как бы не быть там новому Самотлору. Мне это все не в дугу, потому, что значит, переносят они основную работу в России из Сибири в Коми и ждать от них поддержки моего проекта насчет добычи "тяжелой" нефти пласта БВ-12 и местного производства авиакеросина не приходится. Ну, мало ли у меня и у других хороших, да так и не реализованных идей было?

Несколько лет прошло. Я уже и из объединения этого сибирского давно ушел, сделал семейное предприятие из двух человек: муж заказы на консультации и экспертизы выполняет, жена бухгалтерию ведет и со всяким налоговыми и пенсионными конторами общается. Тут звонит мне мой нижневартовский приятель, который сейчас как раз большой шишкой работает в совместном предприятии моих старых знакомцев с Коминефтью. Надо решить задачу с транспортом высокозастывающей нефти от месторождения до магистральной трубы. Причем температура застывания нефти +37o по Цельсию, а вокруг, что характерно, как раз наоборот — то же самое, но с минусом. Коми, все-таки, а не Никарагуа. То есть, пока труба работает, вопросов нет. Нефть подогретая, труба теплоизолированная. А вот если остановится… Как ее потом сдвинуть, застывшую бетоном. Очень оказалась интересная реологическая задача, мы ее с двух концов решали: принанятая на сей случай докторша химнаук красавица Соня присадку-депрессор подбирала, а мы с Володей Фридландом над гидравликой и технологией мудрили. Володя уже умирал, все расчеты делал между сеансами химиотерапии в больнице МПС. Все-таки и при деле, и на лекарства себе вполне зарабатывал, так и умер через два дня после сдачи нашего отчета, в строю. Как и жизнь прожил бойцом мастер спорта по горному туризму доцент Владимир Яковлевич Фридланд по дружеской кличке "Доцент".

А я в Печору мотаюсь, на месте смотрю, в чем же тут дело, и с Володей между командировками общаюсь. Решили мы ведь все-таки эту задачку. Очень мы все трое собой гордились. Но сейчас не об этом разговор, а о том, что познакомился я в связи с этой работой с тем, что же мои старые друзья-иноземцы, вооруженные скраденной информацией, получили себе в выигранном по конкурсу районе.

Нового Самотлора там не оказалось. Потратили они на разведку больше двухсот пятидесяти миллионов долларов, а нашли четыре небольших месторождения, да еще с нефтью, которую нужно топором рубить. Ну, бачилы очи чего купувалы! Во всяком случае, когда на годовом собрании фирмы было доложено о результатах работы в России, а конкретно в Коми, то цена акций упала на 20 процентов. Так что больше эта фирма с Российской Федерацией дела, как кажется, и не имеет.

Да, а еще я встретил в Ухте моего старого знакомого Владимира Петровича. Я уж, по правде говоря, ожидал бы его в виде Ивана Денисовича с номером на бушлате наблюдать. Да нет, все нормально. В костюме, с кейсом, прилетел из Минресурсов тамошних геологов инспектировать. Я было его спросил, что мол, говорили, будто… "Да нет, — говорит, — это ошибка вышла у товарищей. Все вопросы сняты. Да и я, как видишь, повышение получил". Ну, дай Бог здоровья.

А вы спрашиваете, почему, мол, к нам в Россию иностранные инвестиции все не идут? Паршева надо читать — конечно, из-за изотермы. Они с Тэтчер давно все объяснили.