Байки нефтяного Севера

Королева зимника

Женская душа вообще темное дело. Мужик он и есть мужик: водки выпить, о делах да о футболе погуторить, от домашней работы отвильнуть, ну и, при случае, налево сходить, если законная в отлучке, а есть легкая добыча. Женщина, все-таки, недаром уже следующий передел в цепочке глина — мужик — Ева. Такое может выкинуть — сто цадиков не дотумкают, откуда что взялось. Вот тоже у нас в Нижневартовском районе был случай лет двадцать назад. Я откуда хорошо знаю — медсестра из диспансера у нас в подъезде жила, так с моей половиной подробностями делилась. Ну, и другие были источники информации, конечно.

Жила, значит, в городе-герое Минске одна молодая женщина. Мужа обихаживала, двух деток рóстила, работала где-то не то учительницей начальных классов, не то продавщицей в галантерейном, не то вообще швеей-мотористкой. Минск город симпатичный, климат и народ там довольно мягкие, но и жизнь, как можно судить, особыми фейерверками не баловала. Разве что снабжение хорошее. Дожила она так лет до тридцати и в один прекрасный вечер проснулся у нее в крови Зов, как бы сказал прогрессивный американский писатель Джек Лондон, так вот — Зов Севера. Повесила она на спинку стула мужнин пиджак, к которому пуговицу пришивала, сказала детям доделать уроки, оделась и вышла на улицу. Проголосовала проходящему грузовику — и поехала. Доехала она на попутных довольно далеко, привела ее Дорога в Ханты-Мансийский автономный округ, в самый там восточный Нижневартовский район. Как раз в начале декабря зимник открылся. Особых торжеств по случаю ее прибытия не было, это уж потом всякие землепроходимцы вроде Шпаро или Конюхова появились, стали о путешественниках в газетах писать.

Заметили ее появление в районе в основном медицинские работнике по вспышке полного букета венерических заболеваний. То есть, как можно предположить, расплачивалась она за проезд понятно чем, а в кабине "Магируса" хоть и тепло, но полной гигиены нет. По дороге, в Брянске, Горьком, Кирове либо Тюмени, могла бы она, конечно, зайти в поликлинику, провериться. Но не зашла. Да и шофера-дальнобойщики, в отличие от поваров, проверке на это дело подлежат только при приеме на работу. А в промежутках устраиваются как могут. Вот, значит, всем, по дороге приобретенным, она теперь щедро делится с нефтяниками-вахтовиками. А те, как ощутят разницу, бегут медикам сообщать о своих новостях и с кем перед этим тесно общались. Так до районного вендиспансера и дошла весть о "Королеве Зимника", как ее потом романтично и высокопарно прозвал ихний главврач.

Но это романтика потом — а пока результат, как от хорошей войны. Койки уж в коридор не вмещаются, молочной кислоты на всех нехватает, скоро уж антибиотики кончатся, приходится самолетом из Свердловска везти. Пришлось под это дело занимать готовый к сдаче детсад и там пострадавших размещать. Повара обед варить не успевают, медсестры задницы колоть, врачи предметы наблюдения осматривать. В любом случае, понятно, что нужно источник инфекции отлавливать. А как? Единственное, что смогли придумать — это отправить скоропомощевский УАЗик, а в нем старшую медсестру, мента и одного из больных посмышленей, как опознавателя — тупо ездить по улицам. Вдруг встретят?

Будете смеяться — встретили и именно на улице! На границе Шестого микрорайона и промзоны, рядом с автовокзалом, с которого по утрам народ на месторождения едет. Идет по снежку, улыбается, видно, что-то приятное вспомнила. Безропотно села в машину — поехала в диспансер. Действительно, оказался у нее тот самый набор, от которого вся здешняя медицина с ног падает. И вообще, как милиция потом проверила — та самая дама, которая в Белоруссии в республиканском розыске значится, муж-то чуть не в тот же день заявил. Во всесоюзном ее пока нет, ну, так и не будет — нашлась пропажа! Помимо лечения она и остальное время в беседах с медиками проводит — рассказывает где и как. Очень большую пользу оказала для локализации эпидемии. У нее, как выяснилось, потрясающая память — ничего не забывает. Спрашивают ее:

— Ну, вот в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое декабря?

— Поселок Покачевского месторождения, третье общежитие Управления буровых работ, шестая комната.

— Ну и… С кем конкретно?

— Я же говорю — шестая комната. Там семь коек, но Фарид, говорили ребята, на Большой земле, сессию сдает. Да еще двое из пятой комнаты на огонек зашли. Получается — восемь человек.

Пользуясь ее ценными указаниями, собрали всех бациллоносителей, начали лечить, только так смогли как-то взрыв в рамки вставить. Все равно, конечно, статистика на целую пятилетку испорчена, не говоря о том, что весь конец декабря буровое и добычное начальство на ушах стояло — кем выбывших бойцов заменить на время лечения. Однако, нам, северянам, к трудностям не привыкать — справились. Тридцать первого декабря на два часа раньше Москвы бокалы подняли — с Новым годом, с новым счастьем. Что такое счастье, конечно, каждый понимает по своему, это еще Чук и Гек знали.

Мой приятель, главный психиатр района тоже с ней беседовал — надо ж хоть чуть-чуть понять — не больная ли в первопричине на голову? Говорит:

— Да нет, нормальней нас тобой. Все соображает, все реакции адекватные, одно жалеет, сколько лет зря потеряла, не могла раньше сообразить — как надо жить.

— Ну и что ж с ней теперь будет?

— Ничего. Под кодекс она не попадает, насчет умышленного заражения. Она же не знала, что больна. Потом, она же активно сотрудничала с медициной и милицией, без ее помощи много хуже было бы.

— И вот она вылечится и…

— Отпустят. Документы у нее в порядке. К мужу и детям возвращаться, вроде, не хочет. Но обещала, что больше такого не будет. Будет гигиену соблюдать.

Дальше я о ее судьбе, ничего, конечно, не знаю. Тоже теперь уж немолодая, около пятидесяти должно быть. Много времени-то прошло.