Байки нефтяного Севера

Толуол

В конце рассказа про этиленгликоль[1] я намекал, что у меня еще были в жизни эпизоды с участием главного инженера Главтюменнефтегаза Николая Петровича.

С особенным удовольствием вспоминается один из них. Почему — "с особенным удовольствием"? Ну, это ж понятно. Память много лучше удерживает те эпизоды, где ты весь в белом, на фоне окружающих, вымазанных продуктами метаболизма. Бывает, в принципе и не так, и даже — наоборот. Но в памяти такое как-то стирается. Все мы — люди.

Ну, а в этом эпизоде я — на коне. Вот и помнится получше.

После того, как мы вылечили газлифт на Самотлоре и Федоровке от гидратных пробок в конце 1982-го любовь у нас с Главтюменефтегазом стала — лучше не надо. Отбоя нет от заказов на научно-исследовательские работы — НИР. Вот приехал я подписывать как раз заказ на выпуск по той самой нашей технологии "Руководящего Документа". Чтобы работать не по временной, на коленке написанной инструкции, а как все советские люди — по бумаге со многими печатями. Все вроде управилось быстро, на завтра уже билет взят, дамы в отделе обещали мне, что как соберут все визы, так и положат главинжу на подпись. То есть даже так стало, что не надо мне самому по этажам ползать за визами.

Иду по коридору и размышляю: не уйти ли уже из главка, поехать к моим приятелям в СибНИИ НП о жизни потрепаться. Надо бы зайти в какую-нибудь комнату — позвонить. До мобильных-то телефонов еще жить и жить.

Вдруг мне навстречу оказывается главинжевский референт.

— Ты очень занят? — Да, собственно…

— Вот что. В десять у нас техсовет по нагару на компрессорах. не знал, что ты в Тюмени, приглашения не посылал — но на ловца и зверь. Приходи. Там Ли собирается кровь пить из твоих друзей сибнииэнповцев.

А Ли Герасим Сенерович — это одна из примечательных фигур времен Покорения Западной Сибири. Достойная кисти Сурикова. В нефтегазодобывающем управлении — НГДУ "Правдинскнефть" и в поселке Правдинский, на речном острове не очень далеко от Нефтеюганска, был он абсолютным хозяином, побольше, пожалуй, чем нынешние олигархи у себя. Травинка без его приказа не росла! Не то, что "крепкий хозяйственник", а просто диамантовый. Благо нефть в ту пору сама шла.

Сообразил он вовремя, что выше в иерархии ему уже не подняться, велел написать себе кандидатскую, получил соответствующий диплом и поехал в Тюмень — для начала замглавного по газлифту. Прицел у него, как тогда показалось, был стать директором как раз СибНИИ Нефтяной прмышленности, главного НИИ нефтяного края. В итоге там у него не сварилось, стал он директором НИИ, но в Сургуте. Тоже неплохо.

А тут ему надо показать всем — какой он умный и как он умеет научников на место ставить. Повод очень подходящий. На купленных за большую валюту компрессорных станциях газлифта бесперечь выходят из строя компрессора, надо их то и дело разбирать и чистить рабочие колеса.

Тут надо бы пояснить, что нефть идет сама "фонтаном" первое время, пока в ней нет воды. В нефти растворен газ, то самый, "попутный", пока нефть поднимается из глубины, давление падает, газ выделяется. Вот он-то и тащит нефть наверх. Со временем с нефтью идет все больше и больше воды, частью той, что и раньше подстилала нефть в пласте, частью той, что мы сами закачиваем, чтобы восполнить убыль добытой нефти, чтобы не падало пластовое давление. Вода газ почти не растворяет. Если у нас обводненность 50 %,то это значит, что каждому кубометру газа тащить вверх в два раза больше жидкости — нефть, да еще и воду. Добыча падает.

Вот чтобы помочь жидкости подниматься наверх, надо подвести к поторку энергию снаружи. Можно — станком-качалкой, что всегда любят фотокорреспонденты, наверху мотор коромысло крутит, в скважине под землей поршень нефть качает, можно — подземным электронасосом. А можно сжать, скомпримировать тот же самый газ, когда он на площадке подготовки отделится от нефти, подать его по трубам назад на скважины и ввести в поток поднимающейся газоводонефтяной смеси, восполнить недостающее из-за обводненности количество газа.

В компрессорах газ сжимают с трех атмосфер до ста сорока, почти в пяитдесят раз, газ при этом нагревается до 400 градусов. При этой температуре образуется нагар, приходится компрессор останавливать, вручную очень тщательно счищать этот нагар, потом ставить рабочие колеса на место и долго, прецизионно их балансировать — иначе при пуске все сломается. В общем, только что порадовались, что избавились от гидратных пробок в трубах — сразу появилась головная боль на компрессорных станциях.

Вот значит, идет техсовет главка, главный инженер ведет, в виде как бы верховного судьи, а его новый зам, товарищ Ли Г.С. стоит у доски с видом прокурора тычет указкой в таблицу аварий и, видимым образом, усаживает присутствующих тут людей из науки на скамью подсудимых.

От них тут три человека.

Первый зам СибНИИ НП по науке Маринин Николай Степаныч, тоже фигура достаточно легендарная, по прозвищу "Черный Папа". Его кто-то из москвичей в приватном разговоре как-то назвал серым кардиналом, а тюменцы тут же возразили, что — целый черный папа. Вова Ш., приятель мой и тамошний завлаб рассказывал, как он носил ему на подпись некую бумагу, которую тому не подписывать не было решительно никакой зацепки, а подписывать не хотелось.

— Вот, Н.С., я принес. Со всеми визами. — Володя, вот тут тебя написано — заместитель директора. А я ведь — Первый заместитель.

Назавтра приносится бумага с правильным титулом.

— Вот, Н.С… Исправлено. — Володя, а ведь Николай Константинович в командировку уехал. Я теперь — ИО директора.

На следующий день.

— Вот, Н.С… Здесь уже с ИО директора. — Володя, а ведь Николай Константинович вернулся. Так что опять не по форме…

Ну, тут мой приятель произнес в душе: "Вот уж хрен вам, Ваше Превосходительство". И достал предыдущий вариант, по счастливой случайности уцелевший в папке.

Но вот сейчас этот старый волк что-то отмалчивается. Молчит, хотя видно, что ему очень хочется дать сдачи Ли, и мой дружок Гена Я., начальник отдела исследования нефти и газа. Видно, начальство не велит ему отвечать, чтобы не накалять атмосферу, а то Генка-то может язвить не хуже меня. На ответ подставили завлаба Виталия Е… Он специалист по своему делу, по хроматографическому анализу, и очень хороший. Но что не Цицерон — то не Цицерон, он и в своей-то компании не всегда может объяснить словами, а уж тут, в нервной обстановке техсовета у заказчика…

А замглавного прет буром:

— Вот, — мол, — в таблице по составу газа, которую они дали для проектирования три года назад показано содержание гексана (это более тяжелый компонент) одна десятая процента. А по факту три десятых. Я считаю — все из-за этого, за институтской ошибки. Этот гексан в кокс на колесах и превращается.

Полная пурга, мягко говоря. То есть, такая реакция, в принципе, возможна. Только идет она очень медленно, чтобы от нее все эти неприятности были, нужно на рабочем колесе центробежного компрессора иметь градусов семьсот. Это и по термодинамике не может быть. Да и оно ж алюминиевое, давно бы вообще расплавилось к чертям. Там есть есть из чего коксу получаться и без этого. С газом из сепаратора уносятся капельки нефти, оно по регламенту их получается до трехсот миллиграмм на кубометр, а по факту в десятки раз больше. Я мерил — знаю. Тут не научная ошибка, а проектная. Надо срочно менять входные сепараторы перед компрессорной станцией. Это хоть и не мой кусок хлеба, но я ж по месторождению езжу — смотрю, анализы отбираю, с людьми говорю. Ли этого всего понимать не может, он же не химик. Так спроси, а не при танком. Виталий-докладчик этот тоже, конечно, понимает не хуже меня. Но вот не уродил Бог бойцом!

— Разрешите, Николай Петрович? — Давай. — У меня вопрос к Герасиму Сенеровичу. Вот Вы все время говорите — "мы считаем". Нельзя ли узнать: по какой методике? На какой машине. Посмотреть результаты расчетов глазами. Какие Вы использовали константы равновесия и скорости реакции?

Думается, в другое время Герасим, старый боец совещаний, штабов и прочих производственных толковищ быстро бы меня смешал с грязью по отработанным методикам. Но тут он раслабился, за полчаса безответного топтания на ученых утратил бдительность и, заместо немедленного растопыривания пальцев веером взял, и ляпнул, что-де — "не в том смысле, что на ЭВэЭм, а что он, как инженер, считает, что тут все от этого самого гексана". Со мной он был почти незнаком и мой неожиданный вопрос для него был как засадный полк московитов для мурзы Мамая.

Ну, так промахиваться нельзя! Как сказал бы князь Талейран — "это хуже, чем преступление, это — ошибка". Я вышел к доске на стенке и начал рисовать последовательность реакций в цепочке углеводород-смола-асфальтен-кокс, сказал, что каждая следующая реакция идет быстрее на порядки, рассказал про капельный унос нефти, про то, какая там получается гидравлика. В общем, запел, как соловей при виде самочки.

В другом случае начальство, которое и слов-то таких, как правило, не знает, обрывает, чтоб не демонстрировал эрудицию. Но главный инженер еще не успел забыть, как мы его выручили три месяца назад с проклятыми гидратами. Не прервал. И оппоненту моему уже в этих обстоятельствах хамить затруднительно.

А я закончил свое глиссандо словами, которых, может, и не сказал бы, кабы не уж очень его жестокое топтание на тюменских коллегах:

— Вот тут можно что-то посчитать. И при расчете получается, что от их ошибки эффекту с гулькину часть тела. А Вы не считаете. Вам — кажется. Так и говорите, чтобы не было заблуждений.

В общем, читайте Карнеги — "Как приобретать себе новых друзей и влияние в обществе". Мне Гена потом так и сказал:

— Ну, спасибо! Но ты себе друга приобрел в лице Ли — на всю оставшуюся жизнь! Он с очень хорошей памятью. — Ладно! В случае чего Сережку Пака попрошу, чтобы заступился.

На этом история не заканчивается, однако. Мы еще и после обеда собрались в том же составе, тоже была забавная ситуация. Но это ниже по тексту. А пока скажу только, что произошла совершенно беспрецедентная штука — Маринин, сам "Черный Папа" меня, когда вышли перекурить, на вечер пригласил в "Нефтянике" поужинать в благодарность за спасение утопающих. Я своим ушам не поверил. Все равно, как вас бы Березовский пригласил. Или Япончик с Тайванчиком. Да и мне потом в Нижневартовске никто не поверил. Пришлось в свидетели Гену брать, который у нас третьим ужинал. После всех этих толковищ мы все разошлись, но решено было, что снова собираемся к четырем, когда главный отстреляется с текучкой. Я уже имею в кармане приглашение поужинать и выпить на халяву в награду за свое красноречие, так что настроен очень оптимистически.

Собрались по-новой.

Тут начал Сам. Сказал нам Николай Петрович, что насчет сепараторов у него самого было подозрение, теперь будет СибНИИ НП и Гипротюменнефтегазу поручение это все проверить и, при надобности, исправить. Тем более, работы, на самом деле, не так и много, как впоследствии оказалось.

— Но, — говорит, — а что ж нам делать пока что? Как ремонтировать то, что уже закоксовалось?

У меня, в принципе, была некоторая идея. Я когда за неделю до того смотрел на эти разобранные компрессора и покрытые нагаром колеса, подумал, что можно бы попробовать это все не срубать зубилом, рискуя повредить само колесо. Залить какой-нибудь растворитель в компрессор и погонять его по колесам. Была наработка, как это все интенсивно поперемешивать с помощью растворенного газа, меняя давление. Даже жалко, что из этого так и не вышло работоспособной технологии. Дело в том, что там кроме органической части-кокса, в этом нагаре было много и минеральных отложений, в том числе и тех, что в воде никак не растворяются. А гонять внутри машины, кроме воды и органического растворителя, еще и кислоту — никогда в жизни нам изготовитель этих компрессоров, фирма Крезо-Луар, не согласовала бы, тут сомнений нет.

Да и пока мы со всем этим возились, проверяли, тем временем налепили сепараторов-пробколовок на входе — и проблема, слава Богу, умерла.

Но до этого еще далеко.

А пока Николай Петрович говорит мне:

— Раз, — мол, — ты такой умный, что тут нам лекции по химии читаешь, скажи, а можно ли этот нагар как-нибудь убрать без разборки компрессора.

— Ну, не знаю. Идеи есть, но я не проверял, да и как? У меня такого и договора нету. То, что сказал, то знаю от людей, да и теория у этого дела давно есть, коксообразование в нефтепереработке хорошо знакомо. Есть идея насчет растворителя…

Тут я, в общих чертах, и изложил: какие есть варианты.

— Ну, а что тебе для этого нужно? — Вообще говоря — три вещи: Заказ. Один какой-нибудь компрессор под эксперименты, чтобы в нагаре, и чтобы я его не боялся сломать (а такой компрессор стоит два миллиона валютных рубликов). И цистерну растворителя. Лучше всего толуола. Его можно достать на Омском Нефтехиме.

Главный вызывает начальника отдела снабжения, а тогда в Главтюменнефтегазе это была женщина, легендарная Николаева.

— Вот, Николаева, науке для того, чтобы почистить газлифтные компрессора, нужно цистерну толуола. Две недели. Пригонишь в Нижневартовск за счет тамошнего объединения.

Она поморгала и говорит с сомнением:

— Николай Петрович, толуол — это ж какая-то взрывчатка, как мы ее?

Он смотрит на меня — что ж, мол, ты нам: импортные компрессора своей взрывчаткой на воздух поднять предлагаешь? тогда уж не будет ни нагару, ни самих машин.

Я говорю:

— Дак, Николай Петрович! Взрывчатка — это тринитротолуол. Его из толуола и делают. А толуол — это ароматический углеводород, его на заводе получают, на установке платформинга. Кроме производства взрывчатых веществ еще применяют как растворитель, почему и я хочу. Еще для повышения октанового числа у бензинов.

Тут я смотрю — его осенило. Конечно, то, что в нефтяном учил, давно позабыто, в добыче с этим не сталкиваешься, а то, что не нужно — забывается.

Но вот про октановое число мой собеседник помнит. Не по работе — автомобилист же!

Вспомнил, сообразил и говорит:

— Точно. Высокооктановый компонент. Толуол. Точно! Николаева — две цистерны!