Бедный Енох

ГЛАВА I.ХХVIII

На следующее утро на работе все мои предчувствия, которые у меня были накануне, подтвердились — едва я заявился на месте, Павлов (который, как оказалось, в виду чрезвычайных обстоятельств был на месте с раннего утра) сказал мне что нам следует срочно собираться по делам на юг:

— Мы будем ждать развития событий на границе наших южных союзников с МОГКР, и, если Пашкевич в составе банд, вторжение которых на территорию союзников ожидается со дня на день, пересечет границу — мы должны будем арестовать его и доставить в Москву. Если арестовать не удастся, то у нас есть строгий приказ от товарища Сумрачного Пашкевича ликвидировать.

— Ликвиднуть, так сказать? — я пытаюсь, слабо шутя, разбавить Павловскую серьезность.

— Так точно! — отвечает Павлов, не поняв моей шутки, после чего, почти как солдат на плацу развернулся и вышел из кабинета по каим-то своим делам.

И опять все та же галиматья, будто кому-то в сложившейся ситуации что-то не понятно: вначале нас вызывает к себе Сартаков, потом — его Приятель, который, все время нашей с ним беседы на сводит с меня пристального сверлящего своего взгляда, потом мы отправляемся в Министерство Обороны, где встретившись с инструкторами ГРУ Павлов (а я как бы и не при чем, просто все время рядом стою и слушаю) обговаривает детали нашей операции.

— Ваш человек — говорит один из полковников ГРУ Павлову — как обещал, купил одного боевика, связанного с Пашкевичем, и тот по идее должен зашить ему в одежду маячок. По нему вы без труда найдете вашего беглеца. Если же вам не удастся его заполучить и ликвидировать тоже не удастся — пожалуйста, мы вам дадим позывные артиллерии — и она его накроет так, что от него ничего не останется.

— У нас мощнейшие фугасы и напалм — вставил другой полковник — кроме них еще есть вакуумные заряды — вещь страшной силы, но это можно будет сделать только в случае, если ваш знакомец окажется в радиусе действия артиллерии.

— Ну, на крайний случай мы вышлем вертолет или даже штурмовик — заговорил до того угрюмо стоявший немного в сторонке еще один полковник — на сей раз от авиации — ракета с наводящейся головкой полетит на сигнал маячка и ваш друг просто испариться, когда она на нем сдетонирует!

Павлов довольно покачивает головой:

— Вот тут — он тычет остро отточенным карандашом, взятым им из стакана с карандашами в карту — Пашкевич, перед переходом границы собирается провести пресс-конференцию. Это деревня, около двухсот жителей. Туда съедутся иностранные журналисты. Нам нужно, чтобы конференция эта не состоялась, но Пашкевич все равно пошел через границу. Как думаете, как бы нам это осуществить?

Военные мнутся, переминаясь с ноги на ногу:

— Технически — заговорил полковник-авиатор — мы можем накрыть всю деревню напалмом. Но разве это может помешать мероприятию пройти в другом месте?

— Нет — отвечает Павлов — журналисты-телевизионщики весьма мобильны, все свое носят с собой.

— В таком случае — вступил полковник-артиллерист — мы можем за несколько часов до объявленного начала над местом сбросить элекромагнитную бомбу, которая вообще сделает невозможной работу какой-либо электронной аппаратуры, передающей хоть какие-нибудь сигналы, на несколько часов. Аппаратура не будет работать несколько минут, а передающий сигнал будет глушиться несколько часов!

— Все решения, которые мы примем — я буду после согласовывать с высоким политическим руководством — сказал Павлов — прямо сегодня через два часа.

Тогда полковники долго думают, но в итоге ничего нового прибавить не могут:

— Электромагнитная бомба на некоторое время погасит ваш маячок — говорит полковник от артиллерии — но, все равно, воспрепятствует проведению пресс-конференции. Журналистам придется ехать с отснятым материалом в Тыбы-Э-Лысы, и оттуда уже передавать его через спутник. Пашкевич же, после пресс-конференции пойдет с бандой через границу и в срок сутки-двое вновь окажется в зоне уверенного приема.

— Еще учтите такой момент — вновь заговорил полковник-пехотинец, который, как казалось, был здесь главным от военных, координируя действия всех родов войск — когда Пашкевич окажется на нашей территории, то есть на территории наших союзников — у вас будет времени всего сутки, чтобы его задержать, и уже после, не более, чем через двадцать четыре часа после вторжения — начнется наша общевойсковая операция по освобождению МОГКР и наведению в стране демократического порядка. Иными словами — операция по внедрению демократии. Вперед пойдут войска, в том числе и в Боржомское ущелье, и тогда группа Пашкевича, как и он сам, если вы не успеете — может быть полностью уничтожена.

— Понятно — ответил Павлов, — то есть у нас — всего сутки.

— Да. Вы прибудете на место, и когда передвижения Пашкевича будут замечены, вместе с группой десантников — выйдете на него.

— Сколько с нами будет людей?

— Полвзвода плюс-минус. Основной костяк — опытный, хоть и молодой лейтенант, опытные сержанты, а так же без боевого опыта, но хорошо натренированные рядовые, срочники, уже почти дембеля. Все, включая рядовых, умеют действовать в том числе и в одиночку, а так же руководить боем, командуя звеном и даже взводом.

— Отлично!

— Мы старались, сами знаете, нам звонил товарищ Сумрачный!

— Будем верить, что все пройдет нормально, и наша небольшая операция по задержанию предателя не помешает общевойсковому наступлению — как мне показалось, чисто формально, лишь бы хоть что-то сказать напоследок произнес Павлов.

Тут мы раскланиваемся, и уже минут через сорок оказываемся у себя на Лубянке.

Еще через где-то полчаса звонит телефон, и Павлов, после разговора, начинает спешно собираться, перед уходом отослав меня домой:

— Андрей, час пробил — сказал он мне тогда, немного стебным тоном, под пафосность — сейчас езжай домой, и уже где-то через сутки за тобой заедут. От тебя требуется готовность номер один к сам знаешь чему.

Я удивлен:

— Даже не понимаю, как к этому можно подготовится? Что мне взять с собой? Камуфляжа у меня нет…

— Оружие и экипировку мы получим на месте. — Отвечает Андрей — Готовность означает, что как только тебе позвонят — ты тут же должен спуститься вниз из своей квартиры и сесть в машину, которая отвезет тебя на аэродром. На твоем месте я взял бы с собой зубную щетку, пасту, мыло и несколько одноразовых бритв, ну, если тебе там на месте захочется побриться. В принципе на все про все нам отводят сутки, так что можно без чего-то и обойтись. Армейцы, как и я, в полевых условиях вряд ли станут тебя упрекать за небритость и запах изо рта — Павлов заулыбался.

Итак, мы жмем друг другу руки и я отправляюсь домой, а Павлов — к Сумрачному на доклад, как я понял, так что вниз мы спускаемся на лифте вместе, и расходимся в разные стороны оказавшись на уже улице.

Конечно, Павлову легко было сказать, чтобы я был в готовности номер один. Все эти зубные щетки, бритвы… как будто бы я не знаю, как все это делается — да, нам выдадут экипировку. Потом окажется, например, что нет носков. А в этих южных республиках, на перевалах, там даже летом холодно. Или еще что-нибудь. Что можно сказать точно — так это в экипировке чего-нибудь да будет не хватать. Поэтому, совсем не доверяя армейскому снабжению, я беру с собой все, что только можно.

Первым делом, обязательно — теплые носки, даже несколько. Так как стираной у меня оказывается всего одна пара, а еще две — в весьма пахучем состоянии, зажав нос я кладу их в полиэтиленовый пакет и плотно завязываю на узел — чтоб не пахло.

То же самое с бритвами. Все что есть — это уже пользованные, и все они мокрые в ванной. Поскребя себя по щекам определяю, какая из них поострей — и кладу в еще один полиэтиленовый пакет.

Тоже самое происходит с нестиранным термокостюмом (его я обнюхиваю в интимных местах и в подмышках), трусами и двумя майками. Из них лишь трусы — свежие, одни даже слишком, аж влажные, и тоже с майками — чистая лишь одна из двух.

Собрав все эти вещи я пакую их в старый рюкзак с одной оторванной лямкой, которую крепко привязываю узлом к другому оторванному концу.

Ну все. Я, вроде, готов.

Я сажусь перед телевизором в гостиной комнате, и под мерный и нудный перетреск кажущихся мне странными новостей засыпаю, но вскоре, как мне показалось, едва я уснул, мне звонит Павлов, сообщая, как он говорит, «очень неприятные новости», будто мне до них есть дело.

Так вот, Пашкевич, оказывается, как говорит Андрей — гнида, обманул нас, перенеся свою дурацкую пресс-конференцию на сутки вперед. Так что все, она уже состоялась, и предотвратить ее невозможно.

С другой стороны, из-за всех этих изменений на конференцию собрались всего две телевизионные иностранные группы, об одной из которых точно известно что давать в эфир пресс-конференцию Пашкевича она не будет.

— Вы подсуетились? — перебил я словесный поток Павлова.

— В том-то и дело! Нет! — Павлов, кажется, стал срываться на крик — что же там такое он мог сообщить, что эти ребята даже не стали запускать это в новостях?

Я не понимаю:

— Но это же именно то, что нам и нужно?

— Думаешь? А если это просто информация, которую они не будут разглашать, но передадут в свою разведку? Они не запустят ее именно потому, что испугались, будто их правительство потом накажет за разглашение чего-то важного?

После этого Андрей некоторое время сетует на «суку» — информатора, который вовремя не сообщил нам о произошедших изменениях.

Итак, Пашкевич сообщил нечто иностранным телевизионщикам, что они в свою очередь посчитали излишним оглашать.

— Ну а как вторая телевизионная группа? — спросил я — что с ней?

— Неизвестно. Они сейчас в Тыбы-Э-Лысы, судя по докладам наших информаторов — готовят материал к эфиру. Помешать им мы не можем. Остается уповать только на то, что этот телевизионный английский канал считается «желтым» до мозга костей, так что им никто не поверит, и все это будет восприниматься как очередная попытка с их стороны раздуть сенсацию на пустом месте!

Не далее как через полтора часа мы вновь встречаемся с Павловым — уже на летном поле, рядом с легким реактивным самолетом на восемь пассажиров:

— Что сказал Сумрачный? — спросил я Андрея, только поздоровавшись — если это, конечно, не гостайна.

— Сумрачный в связи с этими всеми пертрубациями велел нам срочно выдвигаться, ловить этого подонка, и, как он сказал, особо не церемониться с ним, если Пашкевич будет жив, но нетранспортабелен — допросить, хоть с применением крайних средств допроса, потом шлепнуть — и домой. Если совсем будет все плохо — просто шлепнуть. Это приказ. Сдохни, но Пашкевича либо доставь в Москву, либо шлепни. Но лучше все-таки прежде выудить из него все, что он знает…

Едва же мы приземляемся на территории южных союзников России, Павлову, встречающие нас наши военные, с ближайшей базы, передают запечатанное в конверте послание из Москвы.

Прочтя его находу, уже направляясь к машине, ждавшей нас неподалеку, в окружении военных Павлов сказал мне, что Пашкевич сошел с ума, и, по нашим данным, его бред во время проведенной им пресс-конференции не запустит в эфир вообще никто, даже очень желтый английский телеканал.

— Но он не угрожал нам вторжением на территорию наших соседей? — спросил я.

— Нет. Точно — нет. Если бы он об этом просто заикнулся, тогда бы его точно никто не выпустил в эфир, а ему это было не нужно. Он хотел огласки…

— Так что же он сказал? Есть видео?

Видео нет, но надежный источник сообщил, что на конференции Пашкевич обещал России настоящий апокалипсис, который якобы устроит нам армия зомби.

— Бред! — я делаю вид, что развеселился.

— Ага. Я же говорю — чокнутый!

— Тебя это смущает?

— Нет. А что такое?

— Ну, по идее-то он и должен был сойти с ума? — мы залезаем в машину, и я не свожу взгляд с лица Павлова, с удовольствием наблюдая его удивление.

Но он быстро берет себя в руки:

— Что ты имеешь в виду?

— Ему же вкололи лекарство, да? От которого люди с ума сходят.

Павлов мнется, даже более того — начинает каким-то образом странно скукоживаться:

— Ты-то откуда это знаешь?

— Приятель Сартакова докладывал Сумрачному об этом. По-моему так, если я не путаю, впрочем, в целом основную канву я помню точно.

— Да, да. Давно это было — на докладе по поводу нашего небольшого провала в МОГКР.

— Ну, не так уж и давно!

— Это так кажется тебе, потому что ты не сильно загружен! Но вот откуда ты знаешь, что от этой сыворотки люди с ума сходят?

— Саратаков сказал. — Я уже и не помню и сам, говорили ли мне об этом в Комитете.

— Да? Странно…

Но меня смущение Павлова уже не беспокоит. Я кое-что решил для себя, так что если они и решат, что я слишком в теме, меня это вряд ли коснется.

Павлов может спросить Сартакова об этом, откуда я знаю, как действует их «лекарство», только я не уверен, что при этом Александр Сергеевич сможет точно вспомнить, говорил ли он мне когда-нибудь о действии «сыворотки сумасшествия» или нет. Так что, скорее всего в этом случае он ответит, что если я это так сказал, то так оно и было на самом деле.

Итак, мы пребываем на некую военную базу в горах, где в этот момент, кажется, на ушах, как по тревоге стоял не только весь многочисленный персонал, но и техника.

После этого меня отводят в большую палатку-столовую, а Павлов, как он мне сказал, идет докладываться местному начальству.

Только же я приступил к поглощению обеда, еле разогретого, как вернулся Павлов и вскоре, получив так же поднос с едой, присоединился ко мне:

— Сейчас — сказал он, едва приступив к еде — нас поведут экипироваться, оденут-обуют во все военное, дадут маск-халаты, вооружат — и, не позднее чем через часа два — отправят на вертолете поближе к границе, где мы будем ждать нашу группу поддержки из десантников.

Далее все происходило по-армейски просто и быстро. Как только мы закончили обед, в палатку пришел офицер, который отвел нас сначала одеваться, а потом — за оружием.

С одеждой, как я и предполагал, я не промахнулся — никаких носков нам не выдали вообще — только, слава богу что теплые, штаны, куртки, обувь и шапки. Когда мы это все на себя напялили — нам дали еще и маск-халаты, белые, после чего — тут же направили за оружием. Документы, которые у нас были, а так же личные вещи, типа ключей от квартир нам порекомендовали взять с собой, потому как планировалось, что, выполнив задание мы уже обратно на базу не вернемся.

Оружие нам дали стандартное отечественное. Мне — короткоствольный АК-74, Павлову — пулемет АК-***, к ним — уже снаряженные боеприпасы, по три магазина на брата — и по паре гранат. От пистолетов ТТ мы отказались, показав «оружейникам» свои.

— Оружие вам нужно только для самообороны — сказал нам тогда строгий армейский офицер с щегольскими гусарскими усами — офицер вашей группы поддержки строго проинструктирован на тот счет, чтобы вы ни при каких обстоятельствах не принимали участия в боестолкновениях. Вас будут охранять и беречь!

Не зная, что и ответить, будучи одновременно и польщенными и смущенными, мы с Павловым не нашли что сказать в ответ, промямлив только неуверенное «спасибо».

Напоследок, снова в столовой, нам выдали потертые вещьмешки с термосами с едой и водой — и на этом все, дальше нас ведут на небольшую вертолетную площадку невдалеке от основной базы, где сажают в старенький дребезжащий МИ-8, который в пять минут доставляет нас на место — в какую-то отдаленную, заснеженную, полуразвалившуюся и давно брошенную людьми деревеньку.

Первым делом мы находим себе убежище, некогда, видимо, служившее жильем, и разводим костер прямо на земельном полу. Как только мы немного согрелись и перекусили, у Павлова начинаются сплошные переговоры по рации с базой, которую мы недавно покинули, а потом, через спутниковый телефон — с Москвой.

Я же, пока не при деле, шатаюсь туда-сюда по этой брошенной деревеньке, с трудом, конечно, постоянно проваливаясь в местами превратившийся в лед снег, но любопытство сильнее.

Не найдя ничего интересненького, кроме черепа козла, или барана, я вернулся на место, в наше убежище, где Павлов в тот момент как раз заканчивал разговоры.

— Итак — возбужденно сказал он мне, выключив спутниковый телефон — мы снова в деле! Только что Саратков сообщил, что Пашкевич буквально не более чем полчаса назад пересек границу наших союзников, и движется в нашем направлении. Поэтому-то нас тут и высадили — на предполагаемом направлении его движения.

— Ага… — я даже и не знаю, что и сказать.

— Кроме этого из Маленькой Республики от наших агентов пришло сообщение, что Пашкевичу тамошние спецслужбы доверили небольшой отряд арабский отморозков, некогда воевавших на нашем Кавказе, настолько отмороженных, что их даже после войны домой не пустили. Какое-то время они ошивались в МОГКР, и теперь их посылают вперед с Пашкевичем, в надежде что наши военные их замочат и тем самым избавят их спецслужбы от этой тяжкой и ненужной ноши.

— То есть спецслужбы Маленькой Республики решили избавиться и от этих боевиков и от Пашкевича?

— Ну да! Пашкевич, по слухам, их достал, так что они, как бы так и быть, взяли его к себе. А эти ребята… тоже всех достали. И теперь эта группа идет впереди основных сил вторжения, по слегка измененному маршруту — чтобы отвлечь внимание нашей армейской разведки.

— Ну, это они зря…

— Зря, да это для них все дело номер два. Как сказал Сартаков, разведка МОГКР будет несказанно рада избавиться от всех этих «друзей», а уж если они напоследок сослужат хотя бы какую-то, хоть небольшую, службу, так тем более!

После этого мы быстро перекусили — и уже потом стали сменно дежурить по два часа — пока один бодрствует — второй отдыхает.

Видя, что я не сплю, Павлов, когда ему позвонили еще раз, поле разговора, рассказал мне, что офицер, возглавляющий группу десантников, которая нас должна «поддержать» привезет с собой сканер, на котором будут видны все передвижения Пашкевича — по сигналу маячка, зашитого в его одежде.

— Старый сканер — Павлов зевнул, прикрывая рот рукой, — американский. Но надежный! — слово «надежный» он растянул уже в зевке.

Еще через полчаса мы сменились, Андрей, отдав мне и рацию и спутниковый телефон прямо у костра, положив вещмешок под голову, улегся спать, а я, глядя в крохотное окошко в стене через прицел автомата, сидел, глядя как на улице лежит уже местами основательно поддаявший снег и слушал мерное завывание ветра.

Временами мне казалось, будто на улице кто-то ходит, я тревожно приглядывался, поводя стволом автомата в стороны, но после, как я ни прислушивался, ничего такого не замечал.

В середине ночи мы с Павловым стали меняться через пять часов, так что к утру я был бодреньким и относительно выспавшимся.

Андрею на рацию армейцы сообщили, что Пашкевич с группой движется в нашу сторону, и только вчера вечером он останавливался где-то в горах часа на три.

Группа Пашкевича постоянно движется, все дальше и дальше уходя от границы МОГКР.

Утром в нашей деревеньке обнаруживаются следы, в снегу, совсем недавно оставленные, и Андрей долго бьет себя по лбу и укоряет, что заснул на дежурстве:

— Тут кто-то проходил — сказал он мне, будто мне без него видно не было, указывая рукой на снег — большая группа, человек десять! Вполне возможно, что это была группа Пашкевича.

Я думаю о том, каким образом вдруг Павлов стал таким следопытом, что смог на глазок определить сколько тут прошло людей.

— Ну и хорошо! — Павлов, посмотрев на меня резко повернулся и зашагал по следу — группе поддержки мы сообщим, когда они выйдут с нами на связь, что ушли в преследование.

Павлова явно тянет на подвиги, что мне в принципе не очень нравится. Я бы предпочел подождать настоящих профессионалов, во всяком случае, как их нам презентовали, а не идти за отборными вооруженными головорезами явно в поисках приключений на свои тощие задницы. И приключений, кстати, весьма серьезных!

Но Павлов меня не слушает. Да что и говорить — он выспался, и теперь ему очень хорошо и его тянет на подвиги, видимо он надеется реабилитироваться за промах, совершенный им в Маленькой Республике с Пашкевичем:

— Если мы выйдем на них неожиданно — говорит он мне, когда мы, «преследуя Пашкевича» удалились от деревни уже на пару километров — у нас будет серьезный шанс быстро уложить всех боевиков и разоружить Пашкевича!

«Вот те раз!» — подумал я тогда, до этого мне казалось, будто Павлов хорохорится, но чтобы вот так — явно нарываться на неприятности! Это было уже слишком.

Тем не менее — что я мог возразить ему? Хорошенько подумав, я решил, что если уж Андрей у нас такой герой, то, случись что, если мне возникнет явная угроза, я буду думать прежде всего о себе, а Павлов — уж пускай как знает действует. Подставлять свою голову под пули в этом деле я явно не намерен.

Уже в середине дня по рации с нами связывается «группа поддержки», которая до этого, хоть Павлов и предупреждал базу, что мы выдвигаемся, оказывается, уже битый час искала нас в деревне.

Когда же ситуация прояснилась, группа пошла за нами по нашим (и группы Пашкевича) следам, но время, сами понимаете, уже было упущено, пусть и всего лишь час. Я-то понимал, что, не дай бог, мы вдвоем с Андреем вполне можем быстро нагнать Пашкевича, и тогда, в соответствии с настроем Павлова на поиск беды на свою шкурку, мы вполне можем влипнуть.

Но Павлов непреклонен и прет вперед, будто одержимый, постоянно подгоняя меня и на ходу рассказывая, как мы, дескать, с ним вдвоем окружим группу Пашкевича, быстро всех положим и, вполне возможно, что уже вечером окажемся дома.

Еще через час, поднимаясь в гору у одной сосны, вернее, под сосной мы обнаруживаем расчлененный труп, который Павлов узнает, говоря, что это наш информатор, тот самый, который зашил в одежду Пашкевича «маячок».

Над информатором явно долго трудились. Ему отрезали руки и ноги, которые после привязали лямками его же распотрошенного рюкзака к сосне, отрезали язык, бросив его рядом с туловищем, показательно очень, а голову, так же отрезанную, насадили на саперную лопатку, воткнутую тут же в снег. В левый глаз был информатора «вмонтирован» наш маячок, а волосы на голове были частично сожжены.

— Это сигнал нам — сказал, какое-то время поразглядывав это весьма кровавое зрелище Павлов, которого, впрочем, «сигнал» нисколько не остудил в его благородном охотничьем порыве — думаю, Пашкевич чует, что мы идем по его следу, и пытается нас запугать.

Понимая, что если я не изображу испуга, это может вызвать подозрения у Павлова, я изо всех сил стараюсь сделать вид, будто испугался — когда Павлов, например, начинает обыскивать труп и его вещи, я предупреждаю Андрея, что опытные боевики, сопровождающие Пашкевича могли все это заминировать.

Мое предупреждение действует на Павлова, и он, перестав копошиться в рюкзаке убиенного отбрасывает его от себя будто омерзительную какую жабу, брезгливо морщась и испуганно поводя глазами туда-сюда.

Такая неожиданная остановка действует на Павлова немного отрезвляюще, так что он, слава богу, принимает решение остаться на месте и подождать идущую по нашему следу группу десантников, которые и заявились где-то часа через полтора.

Группа десантников выглядела (во всяком случае на первый взгляд) ладно и хорошо подготовленной. Из двенадцати человек шестеро были при пулеметах, двое — со снайперскими винтовками, один с ручным гранатометом, все остальные имели при себе автоматы с подствольными гранатометами.

Кроме того, у всех ребят помимо основного оружия было при себе оружие второе — видимо, на крайний случай, для ближнего боя. У пулеметчиков это были укороченные автоматы АК-74, а у снайперов — «Бизоны», у одного — со стесанным почти в ноль деревянным прикладом.

Возглавлял группу молодой, лет двадцати пяти, лейтенант, но уже нюхавший пороху, а кроме него были такие же, как казалось, закаленные сержанты. Командовали они солдатами срочной службы, которые выглядели сущими сопляками, хотя и были физически крепкими.

Прежде чем мы с Павловым разглядели группу поближе нас положили «мордой в снег», приказав не шевелиться и обыскали. То есть так состоялось наше самое первое знакомство с ребятами, но, сами понимаете, в итоге все было в порядке.

Потом лейтенант какое-то время разговаривал в сторонке с Павловым, а его команда, особенно молодые — с явным и не скрываемым испугом то, что осталось от гб-шного информатора.

Еще через какое-то время меня подозвал Павлов, и, показывая какой-то прибор с жидкокристаллическим экраном, стал объяснять мне, что это — тот самый сканер, который раньше показывал расположение работающего маячка, но, как оказалось, дополнительно он мог показать расположение в радиусе (с учетом нашей местности) двух километров нахождение любого человека.

— Давайте покажу — сказал тогда лейтенант и что-то включил на приборе, на экране которого, в самом центре тут же замерцали красные точечки — вот видите? Это мы с вами!

— Ага — Павлов нахмурился, и вид его стал еще более серьезным, чем был до этого.

— А теперь мы увеличиваем радиус — вот смотрите.

На экране, где-то дальше от нас на северо-северо-востоке замерцала еще одна красная точечка.

— Правда, судя по сканеру, человек всего один — сказал нам лейтенант и закусил губу.

— Как это? — переспросил его Павлов — всего один? Мы же идем по следам, их много!

— Да — лейтенант посмотрел задумчиво на меня, после покрутил еще какую-то ручку на сканере — но точка-то — одна! Вы вообще — уверены, что преследуете того, кто вам нужен?

Павлов предлагает увеличить радиус сканирования, но сканер в горах дальше двух километров «не бьет».

— Может, это просто кто-то сторонний? — спросил тогда Павлов лейтенанта — не наш?

— В такой глуши?

И тут мне представляется возможность блеснуть эрудицией:

— Вполне возможно — говорю я — что эта точка — именно тот самый нужный нам человек, и мы идем по следу именно той самой группы, которая нам нужна, потому как на это указывал маячок, который был… с группой. Теперь же — вот, мы обнаружили, идя по следу группы, нашего агента, работавшего в группе. То есть однозначно точно — это именно та группа, которая нам нужна.

— Но тогда — переспросил лейтенант — почему сканер показывает наличие всего одного человека?

— Тут вот что — я многозначительно кашлянул в кулак — либо эта точка — другой какой человек, либо — тот что нам нужен. С тем парнем, которого мы преследуем, в группе движется около десяти опытных боевиков-головорезов, которые наверняка оделись в полиэтилен.

— Зачем? — лейтенант сделал удивленные глаза.

— Ну… чтобы их было невозможно найти с помощью тепловизоров.

Лейтенант посмотрел на меня с трудом скрываемым уважением:

— Я теперь понимаю — сказал он — почему вы в КГБ работаете. Только есть еще один момент…

— Какой? — здесь мне уже кажется странным, что могут возникнуть еще какие-то дополнительные вопросы.

— Сканер людей не по температуре тела вычисляет.

— А как?

— По сердцебиению.

Тут я начинаю догадываться, о чем идет речь, а про лейтенанта немного ехидно думаю, что скоро он увидит все сам.

Я поворачиваюсь к десантникам, и смотря на их лица пытаюсь прикинуть, у кого из них психика не перенесет того с чем нам всем вскоре предстоит встретиться.