Беги, малыш, беги

Дитя Люцифера

Банды обычно прекращали свою деятельность зимой и возобновляли ее летом. Всю зиму мы изготовляли оружие. У меня была репутация наиболее жестокого предводителя банды. 18 раз меня арестовывали, я провел 30 дней за решеткой, ожидая суда, но против меня ни разу не смогли собрать улик. Когда наступило второе лето, все гетто уже было охвачено пламенем войны и ненависти.

Мы стали дикими и жестокими, как звери. «Драгонс» все время воевали с «Вайсройс». Однажды Минго, главарь «Чаплинс», пришел в пивную с оружием в руках.

- Эй, бэби, - сказал он парню, сидящему за столиком, - ты Сограсс?

- Ну, да, - ответил тот. - Чего тебе?

Вместо ответа Минго нажал на курок. Кровь и мозги забрызгали стену. Минго в тот день был сильно накачан героином и вряд ли соображал. После убийства он медленно пошел по улице. Ружье болталось у него на плече. Когда патрульная машина догнала его и полицейские потребовали остановиться, Минго направил ружье на них и упал, изрешеченный пулями.

В сущности мы все были похожи на Минго. Казалось, что гетто населено безумцами.

В это лето мы объявили войну полиции.

Мы написали письмо полицейским 88-ой префектуры и муниципальной полиции, где сообщили, что объявляем войну полиции и что каждый полицейский, появившийся на нашей территории, будет убит как враг.

Полиция усилила патрулирование, но нас это не остановило. Мы собирались на крышах, сбрасывая на патруль кирпичи, бутылки и мусор. Когда они поднимались на крыши, мы открывали огонь.

Одной из наших забав было метание газовых бомб. Газ мы крали по ночам из припаркованных автомобилей, заправляли им пустые бутылки из-под кока-колы, а фитиль мастерили из тряпья. Бомбу бросали в полисмена, и она взрывалась столбом пламени.

Дэн Брансон из нашей банды как-то раз поджег газовую бомбу, чтобы бросить ее в копов. Но фитиль сгорел слишком быстро, и бомба взорвалась прямо у него в руках. В одно мгновение Дэн был охвачен пламенем. Полицейские бросились к нему на помощь и сбили пламя руками. Один из них сильно обгорел при этом. Дэна доставили в госпиталь, доктора сказали, что пройдет много времени, пока ожоги зарубцуются. После случая с Дэном мы немного приутихли, но потом война разгорелась снова.

Праздники были днями особо ожесточенных схваток между бандами. Пасха, День памяти, 4 июля - в эти дни банды обычно собирались на Кони-Айленд. Все надевали самые броские одежды, «выставляясь» друг перед другом. И, как правило, это заканчивалось грандиозной дракой.

В тот праздник 4 июля «Бишоп» убили Лэрри Штейна, нашего парня. Ему было всего 13 лет. Мы не могли его найти целую неделю, потому что «Бишоп», забив его до смерти, закопали тело в песок. Когда мы узнали об этом, человек 200 из нашей банды собрались возле школы, чтобы обсудить план мести. Мы были исполнены ненависти. Половина ребят были «накачаны» и требовали сейчас же идти жечь «Бишоп» и весь квартал, где они обитали. Но я усмирил особо нетерпеливых.

На следующий день мы пришли на кладбище. Две машины доставили небольшую группу родственников Лэрри, среди которых я узнал его отца, мать и четверых братьев. Когда они подъехали, более чем 200 ребят и девчонок из нашей банды, большинство одетые в черные куртки с буквами ММ на спинах, выступили из тени деревьев, а я подошел к матери Лэрри. Увидев меня, она стала кричать:

- Уберите их! Уберите отсюда! Монстры. Злодеи!

Она повернулась и поспешила было обратно к машине, но упала в обморок. Ее муж склонился над ней, а четверо малышей стояли, с ужасом взирая на нас, окруживших могилу.

Мистер Штейн посмотрел на меня и сказал:

- Ты ответственен за все это. Если бы не твоя грязная банда, Лэрри был бы сегодня жив.

Он двинулся ко мне с ненавистью во взгляде, но тут подоспел распорядитель и оттащил его в сторону, попросив меня дать похоронить Лэрри спокойно. Я уступил, и мы ушли.

В этот вечер мы решили мстить. Ничто не могло остановить нас. Мы узнали, что в тот день убили одного из «Бишоп», и на следующий день будут похороны. Мэнни кричал, что мы не можем позволить себе ждать и что он сейчас же поведет всех к месту, где находится тело убитого «Бишоп». Около 15 парней напали на церковь, где должно было быть отпевание, и устроили там погром. После этого мы почувствовали себя отомщенными. Похороны проходили на следующий день под усиленной полицейской охраной.

Мои ночные кошмары по силе впечатления превосходили жестокие дела банды. Я был животным - без сознания, без чувств, морали, законов. Я жил на деньги, добываемые бандой в грабежах, иногда меня поддерживал Фрэнк. Но я предпочитал не обращаться к нему без особой надобности.

Весной 1957 года Фрэнк пришел ко мне сообщить, что приезжают наши родители. Он потребовал, чтобы на следующий вечер я пришел повидаться с ними. Я отказался. Я не нуждался в них. Они отвергли меня, теперь я платил им той же монетой.

На следующий вечер Фрэнк сам привел отца ко мне. Отец сказал, что мама не захотела видеть меня, раз я отказался от встречи. Я сидел на кровати. Отец долго стоял в дверях и смотрел на меня.

- Фрэнк сказал, что ты предводитель банды и за тобой охотится полиция. Это правда? - голос его сорвался на крик.

Я повернулся к Фрэнку и прорычал:

- Какого черта ты выложил им все это? Я же сказал - не хочу больше видеть их.

- Я просто сказал правду, Никки, - ответил Фрэнк спокойно.

- Может, и ты, наконец, посмотришь правде в глаза?

- Он одержим. Я вижу сидящего в нем демона, - проговорил отец, глядя на меня в упор. - Я должен освободить его от демонов.

Я захохотал:

- Да, недавно я и сам думал, что во мне сидит демон. Но в этом году даже демоны испугались меня.

Отец подошел и положил тяжелую руку мне на плечо. Потом пригнул меня к полу так, что я не мог пошевелиться под его огромными руками.

- Я вижу в нем пять демонов, - проговорил он нараспев. - Пять демонов! Вот почему он невменяем. Сегодня мы изгоним их.

Он велел Фрэнку завести мои руки за спину и удерживать их. Я боролся, но они вдвоем были сильнее. Положив руки мне на голову, он сжимал ее со страшной силой, да еще будто бы лепил края воображаемого сосуда.

- Вон! Вон! - выкрикивал он. - Я приказываю вам выйти!

- Затем обеими руками сильно ударил меня несколько раз по ушам, приказывая демонам выйти. Схватил меня за горло и несколько раз встряхнул: - Я вижу демона на его языке. Вон! Вот он. Я вижу, как он выходит!

- И сердце его черно, - он с силой ударил меня кулаком по ребрам, а затем поставил меня на ноги, бил по бедрам и требовал, чтобы демоны вышли.

Затем отец отпустил меня, а Фрэнк проговорил:

- Отец сотворил великое благо, Никки. Ты был порочен, а теперь чист.

Отец стоял посреди комнаты, дрожа как лист. Я выругался, сорвался с места и пулей вылетел на улицу. Двумя часами позже я нашел в аллее спящего пьяницу и взял его бумажник. Даже если отец и изгнал демонов из меня, они скоро возвратились в свое жилище. Я все еще был дитя Люцифера.

После визита отца кошмары мои усилились. Ночь за ночью я метался по комнате, крича во сне. Я стал драться еще ожесточеннее, чтобы прогнать этот подбирающийся ко мне изнутри страх.

Каждую ночь в это лето мы оккупировали крыши домов в ожидании ненавистных копов. Мы бросали в них мешки с песком, бутылки и камни, но нужны были ружья, в особенности винтовки, а это стоило денег.

Я разработал план грандиозного ограбления.

Как-то я заметил, что каждую субботу перед рассветом человек в большом черном кадиллаке подъезжает к дому, где живет Марио Мильварио. Он поджидает, пока Марио уйдет на работу, и входит в дом. Мы посмеивались над Марио, так как поняли, что человек из Кадиллака спит с его женой.

Однажды мы, прячась за трубой здания, наблюдали всю любовную сцену. Каждую субботу это повторялось в одно и то же время. Человек закрывал на ключ свой Кадиллак и поднимался по лестнице в квартиру Марио. Я сказал Мэнни, что это будет легкая работа, и он согласился со мной. Мы поручили Вилли принести револьвер и собрались в два часа. Наш план был таков: Мэнни и Вилли должны ждать в укрытии. Когда человек выйдет из Кадиллака, я подойду и спрошу что-нибудь. Затем, воспользовавшись его замешательством, мы втроем наставим на него револьвер и обыщем его.

В четвертом часу Кадиллак вывернул из-за угла и остановился возле дома. Вилли и Мэнни прятались в тени дома, а я натянул плащ и направился к мужчине. Это был здоровенный мужик, около 40 лет, в дорогом пальто и шляпе. Он тщательно закрыл машину и осмотрелся. Было совсем тихо. Тут он увидел меня и остановился.

- Простите, сэр, - сказал я, - Не можете ли вы сказать, где Лафайет-Авеню?

Он отступил и сказал:

- Оставь это, мальчик. Мне не надо приключений.

- Но, сэр, все, что мне надо, - это найти дорогу. - Тут я опустил руку в карман, и он немедленно завопил: «На помощь! Грабители!»

Я загородил ему дорогу к машине:

- Заткнись, или я убью тебя.

Он замолк и посмотрел на меня, не веря. Затем снова закричал: «Кто-нибудь, помогите!» Подошедший сзади Вилли направил ему в лицо револьвер и сказал:

- Еще один звук, и ты мертв.

Он замолк и стоял не шевелясь, пока мы обыскивали его. В кармане я нашел такую пачку банкнот, которой еще не видел никогда. Я предположил, что он вез их жене Марио. Мы стали издеваться над ним:

- Да ты богач. Слушай, парень, а что, если я разрешу тебе спать с моей старухой, - ты и мне будешь отдавать столько же еженедельно?

Мэнни вошел во вкус и стал расстегивать на мужчине ремень:

- Ты не возражаешь, если мы снимем с тебя штаны, чтобы все дамы увидели, какой ты красивый?

Мужчина сжал зубы и начал стонать. Мэнни сказал:

- Снимай штанишки, как хороший мальчик.

«Помоги...» снова начал мужчина, но я подскочил и ударил ладонью по губам. Моментально со всей силой он впился в нее зубами. Я отдернул руку и закричал:

- Стреляй в него, Вилли! Он укусил меня.

Вилли спустил курок, но... ничего не произошло. Револьвер дал осечку. Тогда я ударил его изо всей силы здоровой рукой в живот. Он согнулся от боли. Я бил его, приговаривая:

- Стреляй в него, Вилли. Пусть узнает.

Вилли снова спустил курок, и снова ничего. Вилли пытался снова и снова, но револьвер не слушался. Тогда я вырвал револьвер из его рук, ударив им мужчину по лицу. Я услышал страшный звук, и белая кость открылась на лице, а по ней заструилась алая кровь. Тогда я ударил еще раз - по голове. Мужчина осел в придорожную канаву.

Мы не стали ждать полицию. Я пулей пробежал по улице и закрылся в своей комнате. Там я долго стоял и смеялся до судорог. Вот это жизнь!

Я посмотрел на свою покусанную руку. Следы зубов отпечатались на ней. Я промыл ее вином и, обернув платком, упал на кровать и продолжал смеяться. Вдали уже слышалась полицейская сирена.

Вот это удача, подумал я, нащупывая в кармане пачку денег. Бог мой... их там не было! Я вскочил на ноги, лихорадочно роясь в карманах. Внезапно меня осенило: я оставил их в кармане плаща, когда началась драка. А плащ?! Бросил его в мусорном контейнере неподалеку. Да! Револьвер! Револьвер я тоже оставил! Наверное, уронил его, когда ударил того человека в последний раз...

Что делать? Я не мог пойти туда сейчас: там полно копов. А утром будет поздно: приедет мусоросборщик, и плакали наши денежки.

Я упал на кровать и в отчаянии колотил кулаками матрас. Какая невезуха, и ничего не поделаешь...