Минхо зажег лампу. На несколько секунд Томас прищурился, давая глазам привыкнуть к яркому свету.
По ящикам с оружием, расставленным на полу и столе, поползли призрачные тени; ножи, дубины и прочие устрашающие орудия, казалось, только и ждали случая, чтобы ожить и убить любого, у кого хватит глупости к ним приблизиться. Запах плесени и сырости лишь усиливал гнетущее впечатление, которое производила комната.
— Тут есть секретный чулан, — объяснил Минхо, проходя мимо стеллажей в неосвещенный угол. — О нем знают только два человека.
Томас услышал скрип старой деревянной дверцы: Минхо выволок из чулана большую картонную коробку. Скользя по полу, она издавала противный звук, похожий на царапание ножа по кости.
— Я сложил карты из всех восьми ящиков в отдельные коробки. Остальные там.
— А здесь какие? — спросил Томас.
— Открой и сам увидишь. Каждая страница помечена. Забыл?
Томас открыл коробку. Внутри он увидел беспорядочно сваленные карты второго сектора. Юноша извлек одну стопку.
— Итак, — начал он. — Бегуны всегда сравнивали карты по дням, стараясь отыскать какую-то закономерность, которая позволила бы вычислить непосредственный выход из Лабиринта. Ты как-то сказал, что вы сами не знаете, чего искать, но все-таки упорно продолжали изучать карты. Правильно?
Минхо сложил на груди руки и кивнул. Сейчас вид у него был такой, словно ему пообещали раскрыть секрет бессмертия.
— Так вот, — продолжал Томас. — Что, если перемещения стен в секторах вообще не имеют никакого отношения к картам как таковым? Что, если в конфигурациях стен скрываются обычные слова? Что-то вроде ключа, который поможет нам выбраться?
Минхо посмотрел на стопку карт, зажатых у Томаса в руке, и обреченно вздохнул.
— Чувак, ты вообще понимаешь, что мы эти проклятые карты изучили вдоль и поперек? Или ты думаешь, что если бы там были какие-то дурацкие буквы или слова, мы бы их не заметили?
— А может, их невозможно заметить, сравнивая несколько карт за последние дни. Вдруг их вообще не надо сравнивать хронологически, а нужно смотреть одновременно все карты за один день.
Ньют ухмыльнулся.
— Знаешь, Томми, я, возможно, и не самый умный в Глэйде, но сдается мне, ты вообще не врубаешься в то, о чем толкуешь.
Томас почти не слушал Ньюта — шестеренки у него в голове крутились с бешеной скоростью. Он не сомневался, что стоит лишь протянуть руку, и он получит ответ, только вот оформить мысль в слова никак не получалось.
— Ну хорошо, тогда так, — сказал юноша, возвращаясь к исходной точке. — У вас всегда было приписано по одному бегуну к каждому сектору, правильно?
— Правильно, — подтвердил Минхо. Казалось, он начинал понимать, к чему клонит Томас.
— И каждый бегун создавал вечером карту своего сектора, а затем сравнивал ее с картами за предыдущие дни. А что, если надо было сравнивать между собой карты всех восьми секторов, относящихся к одному и тому же дню? Один день — отдельная часть кода или ключа. Вы когда-нибудь сравнивали карты разных секторов?
Минхо почесал подбородок и кивнул.
— Ну, вроде того. Клали карты рядом и смотрели. Думали, может, так что-то обнаружится. Так что — да. Сравнивали. Испробовали все, что только можно.
Томас подобрал под себя ноги и, разложив на коленях стопку карт, задумчиво уставился в нее. Он заметил, что сквозь самый верхний лист смутно проглядывала схема, начерченная на карте, лежащей под ним. И тут его осенило. Он вскинул голову и обвел взглядом окружающих.
— Вощеную бумагу!
— Чего? — удивился Минхо. — Ты…
— Доверьтесь мне. Тащите сюда вощеную бумагу и ножницы. И еще все черные маркеры и карандаши, какие сможете найти.
Фрайпан был, мягко говоря, не в восторге оттого, что у него конфискуют целую коробку с рулонами вощеной бумаги, особенно теперь, когда поставки на Ящике прекратились. Он долго спорил, напирая на то, что бумага — одна из немногих вещей, которые он заказывал Создателям, и она нужна ему для выпечки. В конце концов Фрайпан все-таки согласился расстаться с бумагой, узнав, для какой цели она потребовалась.
Через десять минут, занятых поисками карандашей и маркеров — большая их часть хранилась в Картохранилище и сгорела при пожаре, — Томас вместе с Минхо, Терезой и Ньютом сидел за столом в оружейном подвале. Им так и не удалось раздобыть ножницы, поэтому Томас вооружился самым острым ножом, какой смог найти.
— Очень надеюсь, это сработает, — сказал Минхо. В его голосе слышалась угроза, в то же время глаза горели любопытством.
Облокотившись на стол, Ньют подался вперед, словно присутствовал на сеансе магии и ожидал какого-то чуда.
— Излагай, Шнурок.
— Итак. — Томасу не терпелось начать, однако он до смерти боялся, что задумка обернется полнейшим крахом. Юноша протянул Минхо нож и ткнул пальцем в лист вощеной бумаги. — Начинай вырезать квадраты размером с карту. Ньют, Тереза, мы достанем из каждой коробки карты за последние десять дней.
— Хочешь провести урок детского творчества? — Минхо взял нож и с отвращением посмотрел на него. — Почему бы тебе сразу не объяснить, на кой хрен нам всем этим заниматься?
— Хватит с меня объяснений, — ответил Томас, понимая, что они смогут быстрее понять замысел, увидев все собственными глазами.
Он встал и направился к потайному чулану.
— Проще показать. Если я ошибся, значит — ошибся, в таком случае мы снова сможем продолжать бегать по Лабиринту, как лабораторные мыши.
Минхо раздраженно вздохнул и пробормотал что-то себе под нос. Тереза сидела молча, но заговорила с Томасом мысленно.
— По-моему, я поняла, что ты задумал. Отличная идея. Правда.
Томас от неожиданности вздрогнул, однако постарался вести себя непринужденно, понимая, что если он расскажет о голосах в голове, его просто-напросто сочтут чокнутым.
— Просто… подойди… и помоги… — попытался он ответить, произнося каждое слово по отдельности. Затем постарался представить сообщение визуально и мысленно отправил его Терезе. Она не ответила.
— Тереза, — произнес юноша вслух. — Можешь мне помочь?
Он кивнул на чулан.
Они зашли в крохотное пыльное помещение и, распаковав все коробки, извлекли из каждой них по небольшой стопке карт за последние числа. Вернувшись к столу, Томас увидел, что Минхо успел нарезать пару десятков квадратов, небрежно свалив их справа от себя в растрепанную стопку.
Томас сел, взял несколько вырезанных квадратов из вощеной бумаги и, подняв их над головой, посмотрел на лампу — свет проникал сквозь листы, как сквозь молоко, расплываясь мутным пятном.
Как раз то, что требовалось.
Он схватил маркер.
— Итак. Теперь каждый копирует изображения карт за последние десять дней на вырезанные квадраты. Сверху обязательно делайте пометку о дате, чтобы мы потом могли разобраться, что к чему относится. Когда закончим, надеюсь, у нас появится первый результат.
— Что… — открыл было рот Минхо.
— Продолжай нарезать чертову бумагу! — приказал Ньют. — Кажется, я начинаю врубаться, куда он клонит.
Томас обрадовался, что кто-то наконец понял его задумку.
Работа закипела. Одну за другой они копировали схемы секторов на листы вощеной бумаги, стараясь выводить линии как можно более точно и аккуратно и в то же время не слишком затягивать процесс. Чтобы прямые линии выходили действительно прямыми, Томас использовал небольшую деревянную дощечку в качестве импровизированной линейки. Таким способом он довольно быстро скопировал пять карт, затем еще пять. Остальные не отставали, работая столь же усердно.
Томас продолжал рисовать не покладая рук, однако в душу начало закрадываться сомнение: а вдруг все, чем они сейчас занимаются, окажется пустой тратой времени. Впрочем, Тереза, с сосредоточенным лицом сидевшая рядом, видимо, была полна уверенности в успехе — она выводила вертикальные и горизонтальные линии так кропотливо и самозабвенно, что даже высунула изо рта кончик языка.
Коробка за коробкой, сектор за сектором они продвигались вперед.
— Давайте сделаем перерыв, — наконец предложил Ньют. — У меня пальцы, черт бы их побрал, совсем задеревенели. Надо поглядеть, получается или нет.
Томас отложил маркер и немного размял пальцы, мысленно молясь, чтобы все получилось.
— Хорошо. Мне нужны последние несколько дней каждого сектора. Сложите их стопками по порядку, с первого по восьмой сектор.
Они молча сделали то, что он попросил, — рассортировали свои скопированные на вощеную бумагу схемы и разложили их на столе восемью тонкими пачками.
Томас дрожал от волнения. Стараясь не перепутать пачки местами, он взял по одному верхнему листу из каждой и удостоверился, что карты на них датированы одним и тем же числом. Затем положил их друг поверх друга так, чтобы карты всех секторов, относящихся к одному и тому же дню, совместились. Теперь он мог смотреть на восемь секторов одновременно. Увидев результат, Томас обомлел. Словно из ниоткуда, почти как по волшебству, проявилось изображение. Тереза тихо ахнула от удивления.
Линии, пересекавшие друг друга по вертикали и горизонтали, слились в единую сетку и выглядели так, словно Томас держал в руках полупрозрачную шахматную доску. Однако линии в центре схемы располагались гораздо плотнее, чем по краям, создавая на общем фоне более темный узор. Рисунок, без сомнения, присутствовал, хоть и был еле различим.
Прямо в центре листа красовалась буква «П».