Белая дорога

ГЛАВА 4 Видения

ВСЕГО НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ скачки по холмам, и Сенет Метрил Денэт Хазадриель, кирнари Хазадриэльфейе, и ее свита очутились возле маленькой хижины колдуна рета’ноев, что находилась в ясеневой роще на краю горной деревушки. Сенет отправилась в путь с рассветом, едва позавтракав, а теперь полуденное солнце ярко полыхало на склонах скалистых гор, обрамляющих Перевал Дохлого Ворона. Хижина была маленькой и круглой, из ивовых прутьев, оплетенных лозой и покрытых растянутой оленьей шкурой. Ничто не указывало на то, что Турмай здесь, разве только тонкая струйка дыма, поднимающаяся из отверстия в центре крыши.

— Оставайтесь здесь, — скомандовала Сенет своим спутникам и, подойдя к низенькой двери, подобрала полы своего плаща и туники, надетых поверх верховых штанов и на четвереньках вползла в полумрак колдовского жилища.

После яркого света, отраженного снегом, она на несколько мгновений почти ослепла, не видя ничего, кроме полоски света, падающей через дымоход на тлеющий под ним очаг.

— Добро пожаловать, Кирнари, — поприветствовал её колдун.

Теперь она смогла разглядеть и его, сидящего, скрестив ноги и в одной лишь набедренной повязке из грубой ткани по другую сторону от очага.

— Спасибо за хорошие вести, друг мой.

Здесь было жарко, как в бане. Она скинула свой меховой плащ и уселась на гору шкур напротив колдуна, отделенная от него очагом.

Глаза Турмая были закрыты, а сгорбленная фигурка его столь неподвижна, что казалось, он и не дышит вовсе. Седые кудрявые космы его не колыхаясь, свисали ниже плеч.

Она уже видела эти колдовские знаки, покрывавшие руки и лицо колдуна той ночью, когда её подруга Белан Талия привела его к ней. Ночью, когда к ним обоим пришло видение о тайан’джиле, — том самом «бледном ребёнке», как колдун назвал его — и находящемся где-то на самом юге. В месте, где находиться тайан’джилу совершенно не подобало.

На полуобнаженном теле колдуна она могла разглядеть замысловатый рисунок из магических знаков, покрывающий его грудь и плечи. Ещё больше знаков покрывало голени, подобно узору на у’лу, мирно покоящемся у него на коленях.

За свою долгую жизнь Сенет повидала немало рета’ноев. Только их мужчины-колдуны использовали у’лу — длинный, затейливо расписанный рог из выдолбленного молодого дерева. Каждая роспись была уникальна, общим был лишь чёрный отпечаток руки, обычно расположенный где-нибудь на отполированном древке.

Должно быть, Турмай совсем недавно играл на нём, потому что воздух ещё вибрировал ретан’ойской магией, обволакивая, наподобие аромата благовоний.

Это было получше, чем запахи самого жилища: пота и вонючих шкур, кислого молока и вяленого мяса и тела, похоже обходившегося без ванны с самой весны.

— Трудна ли была дорога, Кирнари?

Не успела Сенет и рта раскрыть, как возле очага, низко склонившись, появилась Белан Талия.

— Так что вы узнали, друг мой? — вопрос прозвучал для обоих.

Белан была пророчицей, что было редкостью для их рода и, скорее всего, являлось следствием смешения крови. На редкие браки с рета’ноями теперь смотрели чуть более терпимо, ибо этот горный народец доказал свою закрытость от всех, оберегая границы долины столь же ревностно, как и фейе, если даже не более. И при всём этом породниться с чужаками? Это было невероятно и строжайше запрещено.

— Тайан’джил в Ауренене, — ответила Белан.

И Белан и Турмай не прекращали свои поиски с тех самых пор, как к ним пришли первые видения о тайан’джиле.

— В Ауренене? Вы хотите сказать, что ауренфейе сумели создать это существо?

— Кто знает, Кирнари? Нам лишь известно, что оно там.

— Где именно в Ауренене?

Колдун, наконец, открыл глаза, и она увидела, что они были покрасневшими и налитыми кровью.

— Я могу показать Вам, но мне неведомо название этого места.

Он поднес к губам навощённый мундштук у’лу, и заиграл, раздувая щеки.

Рог был почти четыре фута длиной, а потому ему пришлось отодвинуться, чтобы конца инструмента не коснулся огонь.

Это не было музыкой, как таковой, однако странное гудение, которое издавал у’лу, перемежающееся со звуками, похожими то на плач совы, то на гулкий рокот, то на что-то ещё, нельзя было назвать неприятным. И если внимательно прислушаться, можно было услышать и стрекот цикад в середине лета, и мычание вола, и кваканье болотных лягушат, и птичьи разговоры. В руках мастера мотив становился неповторимым. В то время как тот, кто не был этому обучен, смог бы извлечь из него лишь нечто непристойное.

Сейчас Турмай играл нежную мелодию, напоминающую шелест ветра по снегу и зов совы, прерываемый тягучим гулом.

— Закройте глаза и коснитесь у’лу, — сказала ей Белан.

Сенет так и сделала, и рог, гладкий и теплый от дыхания колдуна, завибрировал у неё в ладони.

Несмотря на то, что глаза её были закрыты, она ощутила сначала вспышки света, а затем её словно приподняло и вынесло сквозь отверстие в дымоходе наружу.

Вереница образов пронеслась в её мозгу — смутные проблески рыжей степи, горы, менее изрезанные, чем те, что защищали ее фей’таст, и широкий блик света на бескрайней глади воды.

Великое Озеро возле тирфейского города под названием Вольд. Много лет тому назад она пересекала долину, будучи всадницей Эбрадоса, и ей пришлось пробираться ночью через этот спящий город. Она до сих пор ещё могла вспомнить его запахи и грязь. Но Озеро! Ей никогда не доводилось видеть зрелища краше, чем тогда, стоя на берегу в сиянии полной луны.

Однако магия Турмая увлекла её вперед, всё дальше и дальше от знакомых мест, по лесам и полям, и по массе воды, после которой Великое озеро стало казаться всего лишь лужей.

— Море, — прошелестел в сознании голос колдовского у’лу. — Мой народ когда-то жил по его берегам, пока светлокожие люди не прогнали нас в горы. Мы были мореходами и рыбаками, и крики прибрежных чаек всё ещё тревожат нас по ночам.

Песнь ул’у достигла странных тревожных высот, похожая на крики тех белых птиц, что ей виделись кружащими над гладью озера.

— Здесь и там — всюду, куда хватает взор — простирается твоя исконно родная земля, Сенет, дочь Матриель.

Они миновали гористый остров, и затем по морю снова достигли земли, напоминавшей её родину лишь цепью гор, возвышавшихся на фоне тёмного синего неба.

— Ауренен, — голос Белан донёсся до неё откуда-то издалека.

Кусок суши между горами и морем был высохшим и белесым, словно старая кость.

Колдовство Турмая повлекло ее в город на берегу. Крошечные домики со знакомыми куполообразными крышами были похожи на куски белого мела, разбросанного по песку вдоль побережья.

— Бледное дитя находится здесь.

— Вы можете показать мне его?

— Я не могу его видеть, однако чувствую его присутствие, будто смутное пятно в моём сознании.

— И в моих видениях не видно его лица, Кирнари, — прошептала Белан. — Там какая-то магия, сквозь которую я не в силах прорваться. Однако могу утверждать, что, он мал, как ребёнок и не имеет крыльев.

— Но это точно, что в его жилах течёт наша кровь? — пробормотала Сенет.

Кровь Первого Дракона, того самого, от которого произошли все ’фейе, и что так ярко проявилась в её народе, дав им исключительную магическую силу.

С того момента, как они обосновались здесь и стали заключать браки между собою, появилось уже несколько детей, имеющих от рождения на спинах зачатки крыльев, или глаза цвета лунного блеска стали.

Как бы ни было, в один прекрасный день тёмные маги Тирфейе раскрыли тайну своей крови, и нашли способ использовать её для создания тайан’джилов, чья способность к исцелению превосходила всё виденное когда-либо прежде.

Конечно, за многие века, пока чужаки использовали чудесный эликсир, созданный магами при помощи существ с белой кровью, слухи расползлись невероятно. Путь, по которому он доставлялся в великие державы, прозвали Белой Дорогой, хотя никому не было достоверно известно о ней.

— Да, в этом нет никакого сомнения, — ответила Белан. — Однако она не совсем чиста. Что-то не правильно.

Не чистая кровь. От этих слов сердце Сенет забилось сильнее.

— Чтобы попасть в Ауренен, потребуется не один месяц, — призадумалась она в тревоге. Кто знает, какие бедствия могут произойти к тому времени? И невозможно предугадать, насколько силён этот загадочный тайан’джил, однако беспокойство, не покидавшее её с тех самых пор, как она увидела появившуюся перед ней Белан, теперь только усилилось.

Если тайан’джил, порождение нечистой крови, как-нибудь навредит ауренфейе, несмываемый позор ляжет на неё и её клан. И все эти века, что пролегли пропастью между ними и их ауренфейскими потомками ничего не изменят. Увы, атуи не отменить из-за времени или пространства. А значит на этого тайан’джила следует предъявить права, и значит Эбрадосу предстоит новый путь — и неважно, сколько продлится поход и насколько опасен он будет.

Так они поступали всегда — это был способ выжить, с тех самых пор, как столетия назад Хазадриэль привела избранных на безопасный север. Это было и делом чести, и тяжким бременем Эбрадоса, охраняющего Белую Дорогу, и не было иного пути.

Постепенно видение растаяло и раскалённый тяжелый воздух вновь обступил её со всех сторон.

— Спасибо, друзья мои, — сказала она, желая поскорее снова очутиться снаружи.

Однако нечто, засевшее в подсознании, не давало ей покоя с тех самых пор, как Белан впервые привела к ней колдуна.

— Турмай, почему ты видишь этого ребенка? Он же не имеет ничего общего с рета’ноями?

Старик пожал плечами.

— Видения посылает Мать. Я всего лишь следую им.

Его пальцы двигались по у’лу, чётко следуя рисунку.

— Всё записано здесь, весь предначертанный путь. А значит, мне предстоит отправиться вместе с вашими искателями.

Сенет поглядела на него изумленно. Насколько ей было известно, рета’нои никогда не покидали свою долину. И опять, в который раз, они остались себе на уме и не дали ответа. Но кому ведомы их пути-дороги? Кроме того, подумалось ей, столь мощный колдун станет несомненным подспорьем в поисках.

— Благодарю, друг мой.

Выйдя из хижины, она натянула рукавицы, на пару секунд прикрыла глаза, ослепленная сверканием снега, и сделала глубокий вдох. Судя по тому, как сдвинулось в небе солнце, прошло не более часа.

Её волосы и одежда провоняли запахами колдовского жилища.

Вскочив на свою косматую кобылку, она направила её вниз, через деревню рета’ноев, а потом послала в галоп по дороге, занесенной снегом, спеша навстречу свежему ветру, бьющему прямо в лицо.

После того, как Белан и Кирнари удалились, Турмай сидел ещё какое-то время неподвижно, уставившись на огонь. Его пальцы снова и снова пробегали по узору, означавшему предстоящий путь: баланс должен быть сохранен. Время пути — от ворот рождения до ворот смерти — определяет Мать, и эти пути текут, подобно реке, только в одну сторону. Но бледное дитя нарушило этот порядок. И Мать пребывала в гневе.

Он невесело погладил свой у’лу. То был прекрасный инструмент. Сколько исцелений он совершил с ним, сколько рождений, да и менее волшебных вещей, когда это было необходимо. Этот инструмент у него уже почти десять лет, и всё время ждал этого часа, когда придет пора обратиться к пророчеству, записанному в его узорах.

Ни один колдун не делает у’лу сам. Нет, обычно ты ищешь пустотелую ветку или деревце, достаточно большое, чтобы хорошо звучать, лучше всего — выеденное муравьями. Затем несёшь его самому древнему колдуну, которого только можно сыскать, и лишь он создаёт из него инструмент и даёт ему голос.

Этот был сделан стариком, имевшим видения, и который вложил их в кольцеобразный узор у’лу и спел песнь Огня, а затем бросил новорожденный рог через пламя, чтобы ты, поймав его, ухватил часть судьбы, отмеченную этим у’лу. После того, как этот отрезок судьбы будет пройден, инструмент сломается. И настанет время для нового у’лу и новой судьбы.

На этом у’лу старый колдун Рао, который теперь уже давно мёртв, нарисовал кольцо, какого Турмай не встречал за всю свою жизнь, да возможно и никто не видывал прежде. Это кольцо объединяло те самые отпечатки, что обозначали Странника, Объединителя и Многодетного Отца. И даже сам Рао не знал, как называется это кольцо, и зачем Мать послала ему его в виденьях.

— Узнаешь, когда наступит срок, — сказал колдун, пожимая плечами.

К настоящему времени проявил себя только Многодетный Отец: и в нём самом, и для всех тех детей, которых он наиграл в чресла мужчин и животы женщин во время Лунных карнавалов.

Однако он не был ни странником, ни объединителем, а потому этот у’лу всё ещё цел. Но с тех пор, как в его видениях возник этот белый ребенок, можно было не сомневаться, что срок его уже не долог.

И всё же пока Мать не дала ему знака, как выполнить назначенное ею — уничтожить бледное Дитя.

Вернувшись домой, Сенет обнаружила в зале поджидающего её капитана всадников Эбрадоса. Ризер’и’Стеллен, который, покуда в Эбрадосе не было нужды, был простым плотником, поднялся со своего места и учтиво ей поклонился. Его прозвали Долговязый Ризер, потому что, похожий на журавля, он вечно возвышался на полголовы даже над самыми высокими в клане, а тёмная одежда, которую он так любил ещё более вытягивала его фигуру. Другое его прозвище было Угрюмый Ризер, и не только из-за внешности: его сложно было назвать жизнерадостным человеком.

Однако быстрый взгляд его серых глаз выдал нетерпение, с которым он её дожидался, когда она, отдав слуге плащ, присела у огня, чтобы наконец скинуть обувь.

— Какие новости, кирнари? — спросил он.

— Пора собирать всадников, друг мой. Я знаю, куда вам следует отправляться.

— Мы сможем выехать уже на рассвете.

Сенет наклонилась к огню, пытаясь согреть руки.

— Присядьте со мной, я объясню дорогу. Более того, у вас будет проводник, что даже ещё надёжней. Знаете рета’ноя по имени Турмай?

— Да. Это благородный человек и очень сильный колдун, насколько мне известно. Но каким образом он сможет быть нашим проводником?

— Они с Белан узнали местонахождение тайан’джила. Это в Ауренене, в городе на северном берегу.

— Вот как?

Ризер выглядел изумленным и весьма довольным, что было так для него не характерно.

— Неплохо бы побывать в тех краях. Я всё ещё храню зелёный сен’гаи своей бабки.

Он задумчиво коснулся сине-белого сен’гаи, какой носили все хазадриелфейе: синий цвет означал небеса, под которыми им так долго пришлось скитаться, а белый — Дорогу, по которой им выпало идти, и которая наполняла их жилы. Похоже, настало время снова проделать тот путь.

Он помолчал немного, потом произнёс:

— Не её ли ребёнок стоит за всем этим?

— Возможно, или же кровь Белой Дороги возродилась в Ауренене снова, однако полагаю, что, скорее всего, правы Вы.

Ризер с мрачной улыбкой покачал головой.

— Если я окажусь прав, как поступить с я’шелом?

— По возможности вернуть. В противном случае — убейте.

Ризер поднялся и отвесил поклон, приложив к сердцу руку.

— Имею честь снова служить Вам, кирнари.

Сенет одарила его улыбкой.

— Вы ни разу не подводили меня, Ризер’и’Стеллен. Желаю безопасного пути и удачной охоты.

Всё время, пока последователи Хазадриель проживали в долине, существовал Эбрадос — отряд Охотников Белой Дороги — и все пятьдесят восемь прошлых лет Ризер’и’Стеллен был одним из них.

Эбрадос редко приходилось браться за дело: то поколение, что переселилось в эту долину давно вымерло, а большинство нынешних не высовывали носа из-за гор, защищавших от всех напастей. Порой кое-кто из предприимчивых юнцов пытался воспользоваться проходом. Если стража не успевала их перехватить, в дело вступал Эбрадос и возвращал их обратно.

За последнюю сотню лет было всего несколько более серьёзных случаев, и всегда, кроме одного раза, охота бывала успешной.

Исключением была Ирейя Шаар, чьё имя в клане иначе как с горечью не произносилось. Она связалась с тирфейе: этот факт вскрылся только с рождением ребенка, ибо у фейе никогда не бывало светловолосых детей с глазами цвета зимних сумерек.

Никому было не ведомо, каким образом она встретила того человека и что заставило её предать свой народ и выносить запретного полукровку, знали только, что она во имя спасения передала дитя его отцу. Её собственные братья убили её, а тирфейе в свою очередь убил их. Ни его, ни ребенка найти так и не удалось.

Капитаном тогда был Сьялл’и’Контус, и он потратил целое лето на поиски загадочного тирфейе и его ребенка, но всё безуспешно. На протяжении многих месяцев после Сьялл продолжал охоту, даже после того, как кирнари отозвал их и никто из Эбрадоса уже не выезжал вместе с ним. И так было до того весеннего дня, когда его лошадь вернулась в конюшню клана без своего седока. Пятна засохшей крови на её холке и на седле красноречиво свидетельствовали о том, что он всё же нашёл добычу, или же какое-то иное несчастье приключилось с ним во внешнем мире. Как бы ни было, он уже никогда не вернулся. Охотники не раз пытались выти на след его или полукровки, который, должно быть, теперь совсем уже взрослый, учитывая его смешанную кровь, но их неизменно ждала неудача.

Старшие сыновья Сьялла — Рейн и Тирен — избранные в Эбрадос для этой поездки, немного настораживали Ризена, заставляя сомневаться в чистоте их помыслов и подозревать, что ими движет жажда мести. А ведь эмоции недопустимы в их деле.

Остальные — Новен, Сона, Тегил, Морай, Релэн, Соренгил, Кальен, Алья и Хазадриен — выезжали с ним уже не раз за последние годы. То были лучшие в клане всадники, фехтовальщики и лучники, признанные мастера и храбрецы. Исключая, пожалуй, Хазадриена, но этот давний приятель Ризена имел другие неоспоримые достоинства. Не было в клане другого мужчины или женщины, кому Ризен мог настолько же доверять.

След, который предстояло им взять на этот раз, успел простыть двадцать лет назад, к тому же дело было связано с тем переселением пятисотлетней давности. Задачка была не из лёгких, и это очень воодушевляло.

Наутро Ризен собрал своих людей во дворе главного дома клана. Кирнари и Турмай уже поджидали их там. Рета’ной облачился в одежды из овчины, его плащ украшали звериные клыки, нашитые узором по краю. На лошади Турмая было ауренфейское седло с притороченным к нему узелком, а за спиной на лямках висел у’лу. Ризер ещё ни разу не встречал колдуна, у которого бы не было у’лу.

Он кивнул Турмаю.

— Рад снова видеть Вас, дружище. Так значит, будете нашим проводником?

— Да, мы вместе проследуем Белой Дорогой и отыщем бледное дитя.

Ризер удивленно заморгал: чужакам никогда не говорили о белой дороге. Хотя, Турмай ведь колдун, а значит хранить от него что-то в тайне, кажется, бесполезно.

Сенет благословила их в путь, и Ризер во главе своих всадников выехал из внутреннего двора и галопом погнал лошадь вниз, в сторону речки. Турмай скакал рядом, держась в седле столь же уверенно, как и любой из них.

Дорога была укатана санями, а потому вдоль долины до самого перевала ехать было легко. Там они спешились, чтобы напиться воды и ополоснуть руки и лица в священном источнике и дотронуться на удачу до каменной Головы Дракона, того, что умер тут и, как и большинство древних драконов, окаменел — ещё задолго до того, как они здесь обосновались. Большая часть его останков рассыпалась в прах, и лишь огромная голова оставалась по-прежнему безупречной — до последнего зубца на своей совершенной морде. Даже в зимнюю стужу она оставалсь тёплой на ощупь, как и вода в источнике. И Хазадриель посчитала это знаком, указывающим на долину, как на место, где они должны поселиться, ведь в их жилах текла кровь Величайшего из Драконов — их бесценный дар и одновременно проклятье.

Тайан’джилы, которых удалось создать после некоторой очистки крови хазадриэльфейе, лишь подтвердили это родство. У них были драконьи крылья и способности исцелять, как и положено драконам из преданий и от которых они происходили.

Народ рета’ноев тогда уже жил здесь, но они со своими стадами придерживались высокогорья и встретили чужаков из долины достаточно дружелюбно, особенно когда Хазадриэль убедила их, что ауренфейе не причинят им зла.

Турмай пить не стал, вместо этого он плеснул водой из источника на свой у’лу.

— Зачем ты делаешь это? — поинтересовался Рейн.

Турмай скользнул влажной рукой вверх и вниз по древку своего рога.

— Затем, чтобы ваш бог луны тоже помогал мне в поисках белого ребенка. Моя Мать не возражает, чтобы я молился вашему Ауре, обращаясь к нему за поддержкой в поисках того, кто нужен нам обоим.

— Почему это ты назвал его ребенком?

Турмай пожал плечами.

— Потому что он мал, как дитя.

— И ты можешь это определить? Даже без крыльев?

— Мать знает. И она говорит мне.

Всё это было очень странно. Последний найденный тайан’джил был, как и все другие, нормального роста и имел крылья.

Младшие из всадников, пускаясь в долгий переход по горам, взволнованно переговаривались между собою. Этот рейд, первый в их жизни, уводил так далеко за пределы знакомого им мира, быть может даже назад, в сам Ауренен.

И даже Ризер испытывал некоторое волнение от перспективы увидеть давно покинутую родину, несмотря на не слишком веселую цель их поездки.

Ризер оглянулся на Хазадриена: тот, как всегда, держался по левую руку.

Чары действовали безотказно: он выглядел совершенно обычным, как и все остальные, и пока всё шло своим чередом, был совершенно безопасен.

— Ну что, поохотимся, старина?

Конечно, вопрос был больше привычкой и Ризер не ждал, что Хазадриен ответит, улыбнётся, или хоть как-то проявит эмоции. Тот лишь слегка двинул плечами, чуть расправив едва угадывающиеся под туникой бледные жёсткие крылья. Всё остальное было тщательно укрыто чарами, наложенными на него.