Глава II. КАК РАЗВИВАЛИСЬ ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ АЙНОВ И ЯПОНСКОГО ГОСУДАРСТВА?

Краткие выводы главы:

Прародителями современных японцев являются племена монголоидов, которые несколькими волнами прибывали с материковой части Азии между III и I тысячелетиями до нашей эры на остров Хонсю. К тому моменту предки айнов, а также некоторые другие племена уже давно обитали на Японском архипелаге, заселяя практически всю его территорию.

Начиная с ранних периодов своей истории японское государство вело практически непрерывные войны против древних айнов и других аборигенных народов. Вооруженная борьба с ­айнами стала одним из главных лейтмотивов японской истории.

В японских хрониках древние айны описываются в предвзятом ключе. При этом сами айны долгое время в военном отношении как минимум не уступали японцам, которые в течение столетий не могли на равных бороться с ними.

Наступление японцев северных самурайских кланов на айнов и захват их земель в Средние века происходил крайне жестоко, сопровождаясь казнями и обращением захваченных айнов в рабство. При этом в японской историографии уже давно установились традиции искажения этих фактов и сокрытия преступлений против айнского народа. На острове Хоккайдо, где оказалась сосредоточена основная масса айнского населения Японии, значительная его часть попала под власть самурайского клана Мацумаэ, который навязывал айнам свою ­систему управления, а также правила торговли и промыслов. Со временем это вело к разрушению общественно-экономического уклада айнов и утрате их самостоятельности.


Итак, Японский архипелаг до прибытия на него предков современных японцев не был незаселенной пустыней. Что касается прародителей нынешней японской нации, то они оказались в Японии значительно позже – лишь спустя несколько тысяч лет с того момента, с которого современная наука способна отследить пребывание айнов в Японии [История Японии, 1998]. Ориентировочно в III–II тысячелетиях до нашей эры, когда древние айны уже уверенно чувствовали себя практически на всей территории Японии, на эти земли начали прибывать пришельцы принципиально иной, монголоидной расовой принадлежности, которые первоначально высадились на юге архипелага. Этих людей можно считать наиболее древними прародителями современных японцев. Значительно позже, приблизительно в середине I тысячелетия до нашей эры на острова направился еще один поток переселенцев-монголоидов – на сей раз с территории современной Кореи [Грачёв М.В., Мещеряков А.Н., 2010]. По всей видимости, именно эта, вторая волна миграции и принесла на архипелаг племена, которые стали основой современного японского этноса. Известно, что основу того людского потока, который устремился в Японию в описываемое время, составили выходцы из племенного союза хунну, или сюнну, который в свое время кочевал в степях на севере нынешнего Китая. Широкому читателю эти племена должны быть косвенно знакомы, поскольку именно для защиты от них, согласно китайским хроникам, и была построена Великая стена. Безусловно, наряду с ними в сторону Японии устремились и представители других этносов, в том числе корейцы и китайцы. Смешение всех этих народов между собой, а также с аборигенным населением Японских островов в конечном итоге и стало основой возникновения японского этноса в современном понимании [История Японии, 1998].

Если говорить о географических аспектах этого процесса, то основная масса переселенцев прибыла на крупнейший из островов архипелага – Хонсю, который находится в самом сердце современной Японии. Именно на Хонсю происходило зарождение японской нации, которая первоначально заселяла лишь маленький плацдарм на территории острова. К этому моменту большая часть территории Японских островов уже была заселена аборигенными племенами, которые за многие тысячи лет до прибытия предков нынешних японцев успели освоить острова и в своем развитии как минимум не уступали древним японцам, а во многих областях уверенно их превосходили.

Одна из наиболее ранних японских хроник свидетельствует: «Когда наши августейшие предки спустились с неба на лодке, на этом острове они встретили несколько варварских племен, наиболее свирепыми из которых были эбису» [Нихон сёки, 1997].

Следует отметить, что древние японцы называли аборигенов по-разному: эбису, цутигумо, кудзо, хаято, эмиси. Разумеется, они не были осведомлены об этнологических тонкостях и не стремились досконально разобраться в отличиях между ними. Не всегда указанные термины обозначали какие-либо определенные этнические группы (в частности, древних айнов). Например, известно, что группы эмиси, обитавшие на северо-востоке Японии, включали в себя не только аборигенное население, но даже иногда и японцев, которые продвигались для освоения новых земель.

Иными словами, когда в наиболее древних японских летописях встречается слово «эмиси» или «эбису», то речь в большинстве своем идет об аборигенах, однако далеко не всегда о древнеайнских племенах – ведь, как было отмечено раньше, коренное население Японских островов в те времена не ограничивалось одними лишь предками айнов. Более или менее уверенно об айнах можно говорить лишь тогда, когда хронист дает какие-то конкретные указания на внешность – к примеру, «волосатые дикари» или «мохнатые варвары». Тот факт, что по прошествии нескольких веков «эбису» уже стали однозначно ассоциироваться в японской традиции с айнами, объясняется просто – к тому времени древние японцы уже успели уничтожить всех остальных аборигенных обитателей островов, кроме айнов, которые остались единственным из уцелевших неяпонских этносов на острове.

Позднее, около XII века правила чтения иероглифов, которыми записывалось слово «эмиси» («эбису»), изменились и появился новый термин – «эдзо», который будет использоваться японцами для обозначения айнов вплоть до XIX века. Однако речь идет не просто о смене термина – к этому времени изменилось сознание как японцев, так и айнов. В частности, у айнов начало пробуждаться национальное самосознание, они стали ощущать себя единым народом – носителем самобытной культуры.

В целом, не будет ошибкой сказать, что народ, который японцы обозначали как «эбиси», «эмису» и «эдзо», представляет собой древних айнов. Дело в том, что этноним «айны», который употребляется в данной работе применительно к айнам всех исторических эпох, возник относительно недавно – приблизительно в XV–XVI ­веках, уже после того, как началась финальная, решающая фаза борьбы этого народа за выживание. «Айн» также обозначает «человек» или, более точно, «настоящий человек»1, в чем можно увидеть в том числе ­протест против попыток японцев объявить айнов «полузверями». Таким образом, айны всегда называли себя попросту «людьми», а искаженные варианты слов из айнского языка той или иной эпохи и являлись их самоназванием [Fitzhugh W., Dubreuil C., 1999].

1 В литературе можно встретить различные варианты написания этнонима. Помимо слова «айны» нередко встречается японизированная форма «айну». В старой российской литературе народ также называли «айно» или «аино».

Еще одним основанием увязать айнов с древним аборигенным населением, упоминаемым в японских хрониках, являются ссылки на особенности их проживания в земляных жилищах. Так, в летописях рассыпаны многочисленные упоминания о других племенах, в частности о «цутигумо». Это обстоятельство заслуживает отдельного внимания, потому что, как показали историки, этот термин можно рассматривать как точный перевод айнского слова «тойцисекуру», что означает «живущие под землей». Дело в том, что сооружение подземных жилищ было одной из отличительных особенностей айнского быта – особенно ярко это видно на Курильских островах, где айны жили изолированно от своих соплеменников и медленнее утрачивали свои древние традиции. Этот факт дает еще один аргумент в пользу того, что к моменту прихода предков японцев острова были уже повсеместно заселены айнами – тем ­самым таинственным «подземным народом», о котором упоминается во многих древних легендах японцев.

Первым подобием государственного образования в японской истории стало государство Ямато, которое заявило о себе примерно в III веке нашей эры. Политика древнего японского государства в отношении соседних племен не отличалась миролюбием. Лейтмотивом древнейших письменных документов японской историографии является доблестная борьба предков со злобными, жестокими и коварными варварами, окружавшими земли Ямато. Впрочем, исходя из известного тезиса о том, что историю пишет победитель, можно предположить, что имеет место попытка древних японских хронистов представить в благовидном свете завоевательную политику своего государства. Так или иначе, но до нашего времени не дошло многочисленных свидетельств о кровавых набегах на японцев их соседей, тогда как полные жестокости описания о походах против них самих японцев можно в изобилии встретить на ­страницах летописей [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

На предвзятость древних японских историков, которые легко «подправляли» факты в угоду властвующей элите, часто указывается в современной научной литературе. Интересно, что попытки изобразить агрессию древнего японского государства против древних айнов в качестве «меры самообороны» вызывали отторжение даже у некоторых историков из Страны восходящего солнца в XX веке. Показателен пример известного исследователя Синъя Гё, который отмечал, к примеру, что летопись «Нихон сёки» (это древнейшее ­сочинение, где упоминается аборигенное население японских островов) имеет далеко не самое прямое отношение к исторической реальности. К тому же эта хроника была составлена уже в 720 году и, конечно, не может претендовать на точность, поскольку отраженные в ней сведения были многократно искажены в устной пере­даче [Shin’ya Gyo, 1977].

Посмотрим, каким образом «Нихон сёки» характеризует древних айнов: «Среди восточных дикарей самые сильные – эмиси. Мужчины и женщины у них соединяются беспорядочно, кто отец, кто сын – не различается. Зимой они живут в пещерах, летом в гнездах [на деревьях]. Носят звериные шкуры, пьют сырую кровь, старший и младший братья друг другу не доверяют. В горы они взбираются подобно птицам, по траве мчатся как дикие звери. Добро забывают, но, если им вред причинить – непременно отомстят. Ещё – спрятав стрелы в волосах и привязав клинок под одеждой, они, собравшись гурьбой соплеменников, нарушают границы или же, разведав, где поля и шелковица, грабят народ страны Ямато. Если на них нападают, они скрываются в траве, если преследуют – взбираются в горы. Издревле и поныне они не подчиняются владыкам Ямато» [Нихон сёки, 1997].

Тенденциозность в описании аборигенов в этом фрагменте налицо и напоминает типичные характеристики, которые в разные эпохи давали колонизаторы тем народам, которые намеревались покорить. При этом японский хронист смешивает различные факты, которые местами отчасти соответствуют действительности, а местами представляют собой чистой воды вымысел. Откровенным искажением представляются утверждения о недоверии между братьями (к примеру, семейные узы у айнов традиционно имели почти священный характер), а тем более о том, что эмиси «забывают добро». В частности, характерной чертой айнов, которую в более поздние времена подчеркивали чужестранцы (в том числе европейцы и русские), была их открытость, честность, учтивость и исключительное гостеприимство.

Как отмечалось выше, наряду с древними айнами словом «эмиси» обозначались и другие племена и народности. Одной из них был народ кумасо, который, видимо, пал первой жертвой экспансии государства Ямато [История Японии, 1998]. Как свидетельствуют хроники, последний «царь» этого народа погиб от руки Ямато Такэро – легендарного героя древней Японии, который, как ­считают историки, в реальности никогда не существовал, будучи собирательным образом лучших полководцев своего времени. Так или иначе, но древние японцы за несколько веков фактически поголовно истребили или ассимилировали кумасо, присоединив к своим владениям весь юг страны. Уже к VII веку они исчезли как отдельная общность. Судьбу кумасо в скором времени повторил и хаято – другой немногочисленный народ, населявший остров Кюсю (некоторые историки полагают, что хаято и ­кумасо – фактически один и тот же народ) [Kidder J.E., 2007].

Однако если с кумасо и хаято древние японцы расправились весьма быстро, то в случае с древними айнами завоевателей ожидала длинная и упорная борьба, которая растянулась на полтора тысячелетия. Есть все основания считать, что айны не проявляли никакой особой агрессии по отношению к японцам – по крайней мере, каких-либо случаев вопиющего насилия в летописях не описывается (следует думать, что имей они место в то время, японские хронисты с радостью бы использовали их в качестве доказательства кровожадности «варваров»).

В то же время описаний кровавых походов японцев против айнов, больше напоминавших карательные операции, более чем ­достаточно [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. Так, одна из наиболее древних хроник, «Бунго фудоки», содержит описание такой акции одного из местных правителей против «цутикумо», в которых нынешние исследователи видят айнов: «Царь… находился в своем походном шатре в Кутами. Собираясь покарать смертью цутикумо в каменных пещерах Нэдзуми, он приказал своим вассалам нарубить деревьев камелии цубаки, наделать из них дубины и использовать их как оружие. Затем он отобрал самых храбрых воинов, вооружил их дубинами, приказал им пробиваться сквозь горы и травы и, напав на цутикумо, всех их перебил. Текущая кровь была до ­лодыжек» [Древние фудоки, 1969].

Не будет ошибкой сказать, что первые столетия существования японского государства были ознаменованы непрерывными походами против коренного населения, имевшими ожесточённый характер. Борьба шла не на жизнь, а на смерть – и долгое время японцы в этой борьбе существенно уступали аборигенам. Одной из сфер, где преобладание эмиси над японцами было очевидно уже с момента их первых контактов, было военное дело. В частности, древние айны являлись исключительно искусными охотниками, любой айнский мужчина был превосходным стрелком из лука, для которого к тому же использовались стрелы, смоченные сильнодействующим ядом. Уже в более поздние эпохи русские исследователи с удивлением отмечали, что использовавшийся айнами яд был настолько силен, что попадания одной стрелы было достаточно для того, чтобы убить кита. Однако эмиси были сильны не только в стрельбе из лука – они также прекрасно сражались на мечах. Более того, имеющиеся в исторических источниках свидетельства дают основание полагать, что аборигенные племена уже в ранние периоды имели собственную металлургию и располагали конницей – и то, и другое для Средних веков представляло собой большую роскошь [История Японии, 1998].

Японцы хорошо осознавали преимущество айнских воинов над собственными и долгое время опасались вступать в схватку с эмиси. Перспектива вступить в сражение с ними была пугающей даже для самураев более поздних эпох. К примеру, в одной из старинных японских песен говорится о том, что один воин-абориген в бою стоит ста японцев, и мистический страх японских воинов перед своими врагами доходил до того, что им приписывались разнообразные магические способности, помогавшие на войне, – например, в нужный момент создавать или рассеивать туман, в течение нескольких дней скрываться под водой и так далее.

Пугала японцев и многочисленность аборигенного войска. Сегодня трудно оценить, сколько воинов эмиси могли выставить на поле боя. К примеру, один из русских исследователей полагал, что в XII веке эта цифра могла составлять до 50 тысяч человек [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. Хотя эта оценка, по-видимому, является завышенной, она дает представление о том, каким грозным противником эмиси могли быть для японцев.

* * *

Не будет преувеличением сказать, что жестокая борьба японцев с древними айнами стала одним из важных сюжетов японской истории с ранних времен и вплоть до начала Нового времени. Английский миссионер и один из первых западных исследователей айнов Дж. Бэчелор проанализировал многочисленные произведения айнского фольклора и пришел к выводу, что взаимоотношения айнов и японцев исторически были недружественными [Batchelor J., 1926]. В японских исторических источниках также содержатся многочисленные упоминания о воинственности и свирепости айнов. Отчасти это соответствует действительности – ведь древним айнам приходилось на протяжении столетий воевать как с соседними малыми народами, так и с японцами. Однако ­воинственность этого ­народа не означает, что предки айнов направляли свою агрессию на древних японцев.

Дело в том, что айнское общество являлось традиционным. Оно не знало государства (племена айнов иногда создавали временные союзы), а ограниченная хозяйственная база и общественные институты регулировали его численность, не позволяя возникать перенаселению. Демографическая стабильность в таком обществе крайне важна, поскольку она предотвращает чрезмерное давление на природную среду – источник пропитания традиционных обществ. Айны были охотниками, рыболовами и собирателями – и те исконные земли, на которых они проживали веками еще до прихода прародителей японцев, вполне удовлетворяли их потребности.

Таким образом, у айнов не было основания видеть в японцах объект для агрессии. Айны не претендовали на японскую территорию, поскольку у них, очевидно, не было мотивов для расширения своих земель. Природа, в которой айнский народ гармонично существовал тысячи лет, кормила и обеспечивала его всем необходимым. Айнам не нужны были плодородные почвы для выращивания риса, густые леса для производства древесины, залежи угля или руды.

В то же время все это было нужно Японии. Мотив расширения территории присутствовал в японском обществе уже в ранние ­времена. Японцам требовались новые земли для ведения сельского хозяйства и добычи ресурсов в интересах развития ремесел. Кроме того, по мере усложнения феодальной иерархии в японском обществе земля требовалась для поощрения знати и побуждения ее к участию в дальнейшем развитии государства.

Политика древнейшего японского государства Ямато по отношению к аборигенам имела чисто экспансионистский, завоевательный характер, о чем свидетельствует в том числе официальная история Японии с древнейших времен. К примеру, там рассказывается об аристократе Такэмуци-но Сукунэ, который около 95 года совершил путешествие на восток страны, доложив по возвращении императору: «В восточной стране имеется страна, называемая Хидаками. Земля там плодородная и обширная. Народ называется Эдзо. Нужно произвести на него нападение и занять его землю» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

Современные историки пишут следующее: «По мере усиления своих внутренних и внешнеполитических позиций императорский двор все активнее вступал на путь захвата новых территориальных владений для себя, для раздачи их верным ему феодалам, а также для высылки в далекие районы Японии неугодных императорскому двору вассалов. Земля была одним из главных источников богатств. Акцент делался на покорении аборигенов…» [Арутюнов С.А., ­Щебеньков В.Г., 1992. С. 55].

Интересно отметить, что, согласно мнению некоторых ученых, агрессивная милитаристская и шовинистическая психология японского самурайства, ярко проявившаяся в годы Второй мировой войны, уходит своими корнями именно в эпоху борьбы японцев с аборигенными народами – в первую очередь с древними айнами. Такое мнение, в частности, высказал этнолог К. Эттер, который изучал айнское наследие, работая в Японии непосредственно после Второй мировой войны [Etter C., 1949].

* * *

Наступление японцев на земли айнов проходило крайне жестоко, нередко с использованием «тактики выжженной земли» [Лим С.Ч., 2008. С. 139–168]. Вот что пишет в фундаментальном труде «Материалы по истории ­Северной Японии и ее отношений к материку Азии и России» выдающийся российский востоковед Д.М. Позднеев: «Путешественники настоящего времени могут еще видеть в северной части главного острова [Хонсю] груды костей айну, избитых японскими армиями более чем тысячу лет назад. Возле Мориока, в провинции Рикуцю… имеется вал, содержащий в себе кости избитых ­айну…» [Позднеев Д.М., 1909].

В японских летописях за нейтральным стилем изложения и безобидными формулировками зачастую скрывается истребление непокорного коренного населения. К примеру, хронисты-японцы нередко пишут о так называемом «освоении пограничных территорий», тогда как современные историки отмечают, что это «освоение» нередко сопровождалось уничтожением айнских поселений [Окуяма Рё, 1965]. Оставшихся в живых сгоняли в укрепленные лагеря, чтобы потом использовать их в качестве рабов на строительстве замков для японских феодалов, храмов, на сельскохозяйственных работах, вырубке леса. Процветала и торговля айнами-рабами, причем на рынке один раб стоил значительно меньше, чем лошадь [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992].

Фальсификация истории в интересах своей страны была чрезвычайно развита у японских хронистов. Читая официальные, то есть составленные по заказу властей, исторические труды, может показаться, что взаимоотношения японцев с аборигенами имели в основном гармоничный и дружественный характер – японцы якобы уважительно и человечно относились к эмиси, которые охотно уплачивали им положенную дань. При этом, однако, следует понимать, что отношение официальных историографов, работавших при японском дворе, к фактическому материалу было весьма вольным и предвзятым – на первый план ставилось изображение достижений и подвигов японских лидеров в «нужном» свете [Там же]. ­Неудивительно поэтому, что зачастую в хрониках нельзя отыскать упоминания о крупных восстаниях аборигенов – особенно если они были успешны. Так, одно из наиболее ранних известных нам выступлений эмиси против японского гнета – восстание вождя Адзамаро в 780 году – настолько скупо освещено летописцами, что сегодня даже неизвестен его исход.

Мысль о предвзятости японских хронистов, которые пытались предать забвению или оправдать истребление аборигенов и преподнести завоевание земель аборигенов в благоприятном ключе, высказал еще в начале XX века упоминавшийся выше Д.М. Позднеев: «Будучи написаны японцами, летописи эти имеют у себя естественно все недостатки односторонности, восхваления японцев и порицания всего того, что идет в том или другом отношении против них… неприятели японцев являются мятежниками и разбойниками, война с туземцами называется усмирением разбойников, те из туземцев, которые изменяют своим единоплеменникам и предают их японцам, выставляются добродетельными, верными японскому правительству, заслуживающими похвалы и наград» [Позднеев Д.М., 1909].

В большинстве составленных японцами исторических сочинений невозможно найти упоминаний о войнах с аборигенами. Для этих событий применяются иные термины – «бунт», «беспорядки», «мятеж» [Лим С.Ч., 2012. С. 76–85]. Таким образом, формируется представление о том, что аборигены-эмиси, истребленные японцами, были преступниками, мятежниками, злоумышленниками, а карательные операции против них представляли собой справедливые действия в интересах общественной безопасности. В то же время, как считают многие современные исследователи, выступления эмиси и, позднее, собственно айнов представляли собой эпизоды народно-освободительной борьбы [Sizunai Simposium].

Приводимые японскими источниками сведения об агрессивности и коварстве айнов уже в последующее время представляются преувеличенными и по другой причине. Как известно, в средневековой Японии шла ожесточенная междоусобная борьба между различными феодалами, которая нередко выливалась в настоящие войны. В ходе этой борьбы японские феодалы нередко устраивали ­провокации, совершая набеги на владения друг друга, списывая их на айнов. В ответ феодалы, подвергшиеся нападениям, совершали жестокие карательные вылазки против ничего не подозревавших айнских племен. Все это, безусловно, усугубляло взаимную ненависть айнов и японцев.

* * *

Как уже отмечалось ранее, долгое время японцы в военном отношении значительно уступали эмиси. Весомым преимуществом айнов было доскональное знание местности, в которой японские захватчики плохо ориентировались. Даже многочисленные японские отряды, которые решались отправиться в завоевательный поход в земли аборигенов, нередко уничтожались почти до последнего солдата. В 720 году для отражения набега эмиси японцам пришлось мобилизовать воинов из девяти провинций страны. Согласно хроникам, для подавления аборигенного восстания в 788 году пришлось собрать 52 тысячи человек – цифра невероятная для Японии того времени и, очевидно, многократно завышенная хронистами с целью показать масштаб борьбы, в которой японцы не могли добиться победы целых шесть лет [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

В ходе восстания под предводительством вождя Атеруя, которое произошло приблизительно в одно время с упомянутым выступлением Адзамаро, на реке Китаками эмиси на четыре пятых истребили шеститысячное японское войско (для Японии VIII века – очень внушительная цифра). Другой пример – битва с восставшими эмиси в 878 году в районе города Дэва, когда с поля боя живыми вернулось лишь 50 японских солдат из отряда численностью в 1600 человек [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992].

В целом VIII столетие рассматривается историками в качестве того рубежа, начиная с которого Япония проводит планомерную военную агрессию против аборигенного населения [Лим С.Ч., 2012. С. 76–85]. В результате этой агрессии за несколько веков часть эмиси была уничтожена в ходе карательных операций и завоевательных походов, а часть уцелевших насильственно увезена в южные провинции Японии для того, чтобы трудиться на тяжелых работах на положении крепостных или рабов. Оставшиеся же покоренные аборигены получали новую власть в лице японских чиновников, которые со временем стали себе отбирать «помощников» из числа местного населения. На «освобожденные» таким образом земли перевозились японские поселенцы-колонисты. В итоге уже к концу XII века эмиси были оттеснены на северную оконечность острова Хонсю, ­управление ­которой сёгунат передал знатному роду Андо. Японские феодалы все дальше вытесняли коренное население на север, уничтожая его или обращая в своих крепостных [Fitzhugh W., Dubreuil C., 1999].

Следует напомнить, что как раз к этому времени эмиси стали прочно ассоциироваться с айнами (которых тогда называли эдзо). В XII–XIV веках японцы начали постепенно проникать на южную часть острова Хоккайдо и основывать там свои укрепления.

Одним из наиболее драматических финальных аккордов в истории японского завоевания острова Хоккайдо стало восстание айнов 1457 года, которое возглавил вождь Косямаин. Это выступление, которое сегодня некоторые историки называют освободительной войной, началось с того, что японец-кузнец зарезал айнского подростка, который решил поторговаться за изготовленный для него нож. Поднявшаяся среди айнов волна возмущения вылилась в вооруженные столкновения, в ходе которых отряды Косямаина захватили десять из двенадцати японских укрепленных пунктов в регионе. Японские отряды, собранные видным самураем Такэда Нобухиро, попытались дать айнам сражение, но были разгромлены. Однако, по несчастному стечению обстоятельств, в ходе преследования разбитых японцев Косямаин и его сын были убиты. В скором времени лишившиеся руководства айны были разгромлены [История Японии, 1998].

Такэда Нобухиро, одержавший победу над айнами, смог консолидировать вокруг себя значительные силы и взять власть в свои руки. В конце XVI – начале XVII века его потомки создали клан Мацумаэ, получили легитимные права от тогдашнего сёгуна Японии Токугава Иэясу и стали полновластными хозяевами Хоккайдо. Айны Хоккайдо поднимали восстания против японцев в 1531, 1536, 1643 и 1662 годах, однако все они оканчивались поражением.

Возникает вопрос о том, почему храбрые и искусные в военном отношении айны проиграли противостояние с самураями. Историю завоевания айнских земель самураями и масштаб трагедии айнского народа трудно понять, не принимая во внимание тактику, к которой многие века прибегали японцы.

* * *

В силу высокого военного потенциала айнов завоевание японцами их земель напоминает во многом колониальные войны эпохи европейского империализма или современную борьбу с повстанцами в странах «третьего мира». Японские войска медленно продвигались на север, сооружая замки, крепости, оборонительные линии, укрепленные базы (татэ), откуда по возможности совершали карательные вылазки. По мере покорения тех или иных айнских общин их население частично уничтожалось, частично – ассимилиро­валось.

«Каждая татэ, – пишут об этом процессе современные историки, – являла собой базу для дальнейшего подчинения айнов, вытеснения их с охотничьих угодий и рыболовных участков – источников их жизни. К тому же японцы нагло обманывали их во время товарообмена, а также заражали аборигенов ранее им неизвестными болезнями, такими как оспа, туберкулез и венерические» [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992].

Не стеснялись японцы применять и разнообразные «военные хитрости», которые основывались на учете культурно-психологических особенностей айнов, придававших священное значение клятвам и обязательствам и отличавшихся исключительным гостеприимством. Издревле для айнов покушение на жизнь гостя считалось не просто преступлением, а чудовищным, святотатственным грехом, за которое его виновника ожидает страшное наказание свыше. Придерживаясь этих представлений, айны полагали, что и японцы будут следовать этим принципам, не понимая, что в представлении своих противников они были недостойными врагами, в отношении которых дозволено любое вероломство.

Дошедшие до нас исторические сведения о подавлениях айнских восстаний в Средние века, до того, как применение новых военных технологий позволило японцам приобрести уверенное превосходство над айнами, содержат мало упоминаний о блестящих победах самураев над айнами в открытом бою. Однако, напротив, можно найти множество упоминаний о том, как айнских вождей коварно убивали во время «мирных переговоров» и разного рода «примирительных пиров», в ходе церемоний передачи подарков и других священных для айнов ритуалов. Разумеется, на страницах летописей это вероломство прославляется как проявление «божест­венной» изобретательности и торжество смекалки самураев над «скудоумными варварами».

Однако стоит признать, что решающим фактором, который в конечном итоге обеспечил японцам успех в деле покорения айнского народа и завоевания его земель, стало не применение вооруженного насилия, а постепенное разложение социально-экономического уклада айнов. Осознав после целой череды поражений, что применение в отношении своего противника «тактики выжженной земли» требует слишком больших затрат ресурсов и времени и вдобавок чрезвычайно рискованно, японцы пришли к выводу о необходимости дополнить вооруженную борьбу тем, что сейчас называется «гибридной войной», то есть постепенным подрывом хозяйственной, социальной и культурной жизни айнских общин: «Там, где японцам вассалам Мацумаэ не удалось завоевать земли аборигенов силой оружия, они сумели постепенно добиться своего торговлей и ­алкоголем» [Лим С.Ч., 2010. С. 169–193].

Пользуясь превосходством экономики, которая уже опиралась на вполне развитое сельское хозяйство, ремесла и достаточно оживленную внешнюю торговлю, над традиционным хозяйством айнов, японские купцы и предприниматели, искавшие наживы любым путем, постепенно навязывали аборигенам неэквивалентные, несправедливые торгово-экономические взаимоотношения. Современный исследователь истории айнов С.Ч. Лим пишет: «История экспансии японцев в Эдзо неразрывно связана с историей княжества Мацумаэ, чьи правители подчиняли аборигенов как с помощью оружия, так и в процессе постепенной монополизации несправедливой торговли. В обмен на ценную красную рыбу, морепродукты и драгоценную пушнину японцы отдавали товары, основными из которых были рис, сакэ, рисовое сусло для сакэ, табак, подержанная одежда и металлические изделия» [Там же].

Вследствие неэквивалентной торговли постепенно приходил в упадок традиционный уклад айнского хозяйства, а сами айны все больше оказывались в экономической зависимости от японских купцов. Кроме того, в ходе торговли вдобавок к навязыванию аборигенам заведомо несправедливых расценок их систематически обманывали. О том, в каких масштабах происходил этот обман, свидетельствует отчет тайного агента японцев, который был послан на Хоккайдо с целью расследовать причины произошедшего в 1669 году айнского восстания. Он отмечал, что айнам продают рис в мешках номинальным объемом в 7–8 сё (1 сё равен 1,8 лит­рам), тогда как на деле в них находится не больше 2 сё. Если раньше за 100 сушеных лососей давали примерно 1 мешок риса объемом 36 литров, то к 1669 году один мешок содержал всего 12–14 литров, а если не хватало одной партии моллюсков (500 раковинных моллюсков), то на следующий год айны должны были отдать 20 партий (10 000 штук). Если абориген не мог выплатить долг, то забирали его детей. Кроме того, айнов почти что принудительно заставляли покупать ненужные им товары [Там же].

Уже в XVIII веке в результате политики экономического закабаления айнов их зависимость от японцев из Мацумаэ стала настолько велика, что перебои в поставках продуктов легко могли спровоцировать голод среди коренного населения. Теперь японские феодалы, чиновники, купцы из Мацумаэ могли эксплуатировать айнское население в буквальном смысле за еду. Вот как рисует ситуацию с продовольственной зависимостью айнов от японцев русский исследователь Д.Н. Анучин: «Айны зависят теперь настолько от японцев, что если бы последние прекратили ежедневную раздачу пищи, то они очутились бы в весьма жалком и несчастном положении. Во многих аинских селениях существуют так называемые “кваишо”, японские казенные дома, где ежедневно и по нескольку раз в день приготовляется множество порций рису под соусом, которые и выставляются в одной из комнат. В назначенный час человек входит на особую, находящуюся наружи лестницу и ударяет в доску, нарочно повешенную для этой цели на столбе. Это сигнал для айнов собираться за получением своих порций, и они действительно скоро прибегают толпами из деревни, едят каждый свою порцию и затем расходятся обратно по своим жилищам» [Анучин Д.Н., 1876].

Сегодня историки достаточно полно восстановили, что именно экономическая экспансия Японии (преимущественно в лице клана Мацумаэ) стала ключевым фактором закабаления айнов и утраты ими самостоятельности и самобытности. О разрушительном для айнов торгово-экономическом взаимодействии с японцами писали историки Табата Хироси и Сусуму Эмори, а известный американский историк Б. Уолкер выдвинул тезис о том, что «именно японский торговый и промышленный капитал оказался сильнее многовековых усилий японского государства с целью подчинения воинственных аборигенов Северной Японии» [Walker В., 2001].

* * *

В XV–XVIII веках борьба айнского народа за свою свободу вошла в заключительную, решающую фазу. Эта эпоха, как пишет историк, для айнов «отмечена героическими событиями борьбы за сохранение независимости, а позднее своей исторической и этнической идентичности», которые являются «определяющими в истории аборигенного народа Японского архипелага» [Лим С.Ч., 2012. С. 76–85]. Важнейшее место в этой борьбе занимают события ­вокруг Эдзо, «земли айнов» – нынешнего острова Хоккайдо.

К этому времени айнские племена уже были в значительной степени ослаблены многолетней политикой неравноправной торговли и подрыва традиционных промыслов, проводившейся японцами – вассалами клана Мацумаэ. Теперь айны уже не представляли собой столь грозной силы, какой они были всего несколько столетий назад. Отныне в случае каких-либо крупных вспышек недовольства аборигенного населения самураи могли уже без особого риска отправлять карательные экспедиции, которые нередко сопровождались бесчеловечной жестокостью. Так, японский историк Синъя Гё пишет о том, что в ходе предпринятых японскими властями карательных акций на рубеже XVIII–XIX веков имели место «ужасающие казни»2 – в огромных котлах заживо варили мужчин, женщин и детей, применялось отравление пищи, принуждение айнских женщин к сожительству, физическое уничтожение больных и престарелых представителей этноса, неспособных к тяжелому труду [Shin’ya Gyo, 1977]. Во время подавления восстания начальник японского отряда, например, мог приказать отрубить пленным айнам головы, засолить их в бочках и отправить своему господину в доказательство своих успехов [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

2 Впрочем, жестокие наказания были характерной чертой средневекового японского общества. Выступления крестьян в Японии того времени также подавлялись нередко бесчеловечными методами.

Последним крупным организованным выступлением айнского народа против японцев стало разразившееся в 1669 году восстание под руководством вождя Сякусяина, которое едва не привело к тому, что японцы были вовсе выбиты с Хоккайдо. Японским отрядам не помогло даже активное применение мушкетов и пушек, которым айны могли противопоставить лишь луки со стрелами. ­Достичь победы над восставшими удалось лишь в очередной раз прибегнув к коварству – к Сякусяину были посланы его соплеменники, подкуп­ленные самураями и пригласившие его на «мирные переговоры», в ходе которых вождь был убит вместе с сыном и соратниками [Sin’ya Gyo, 1971]. Интересно отметить, что в этом восстании активное участие принимали не только айны, но и японцы, которые были недовольны положением дел в собственном государстве. Один из них – Сёдай – был зятем Сякусяина, после поражения восстания японцы сожгли его заживо [Omori Kosyo, 2002].

После восстания Сякусяина еще неоднократно происходили вооруженные выступления айнов, однако они уже не имели столь крупного масштаба и были в большинстве случаев стихийными выражениями народного гнева.

Одно из последних событий такого рода произошло в 1789 году уже на Курильских островах – на Кунашире, а потом перекинулось на округ Менаси на Хоккайдо. Причиной восстания, видимо, послужило подозрение айнов в том, что японские торговцы угостили их отравленным сакэ (такие случаи действительно нередко имели ­место). Стихийное выступление айнов было быстро подавлено, после чего тридцать семь восставших были казнены, а на Хоккайдо впоследствии был установлен памятник японцам, погибшим в результате этого восстания. Надпись на нем гласила, что японцы были зверски и вероломно убиты злодеями [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. Следует отметить, что до сих пор некоторые японские историки отказываются рассматривать события на Кунашире и Менаси как народное восстание, считая их массовыми беспорядками с применением насилия, а их участников – понесшими заслуженное наказание преступниками. В то же время современная айнская общественность активно протестует против такой оскорбительной оценки и ежегодно устраивает памятные мероприятия на месте событий 1789 года [Okuyama Ryo, 1979].

Загрузка...