Белая книга айнского народа

Глава IV. КАК СКЛАДЫВАЛИСЬ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
АЙНСКОГО НАРОДА И РОССИИ?

Краткие выводы главы:

• Первые контакты русских с айнами произошли раньше, чем первая встреча русских и японцев. Сохранились исторические свидетельства, что айны, пораженные внешним сходством русских с собой, считали их своими соплеменниками. Есть основания считать, что уже в первой половине XVII века русские первопроходцы побывали на Курильских островах и познакомились с их айнским населением. В это же время не только Курилы и Сахалин, но и значительная часть Хоккайдо представлялась японцам заграничными землями.

• Первый официально зафиксированный контакт русских с айнами был конфликтным, однако не привел к взаимному ожесточению. В отличие от японцев, крупных вооруженных столкновений с айнами у русских не происходило.

• Еще до того, как айнское население в XVIII в. начало приниматься в российское подданство, русские проявляли заботу о них. В это же время среди айнов начало распространяться православие, которое ими принималось охотно, без какого-либо принуждения. Православная вера прочно укоренилась среди айнов, проживавших в Российской империи.

• Российские власти, в целом, относились к айнам конструктивно, старались защитить их и улучшить их материальное положение. Даже японские авторы отмечали мягкое и доброжелательное отношение русских к айнам.

• В период нахождения под российской юрисдикцией многие айнские общины смогли значительно развиться в хозяйственном и культурном отношении. Даже несмотря на недостаток ­ресурсов на российском Дальнем Востоке, власти оказывали существенную помощь этому народу, в том числе защищая его от угнетения и эксплуатации японцами.

• Айнское население демонстрировало симпатию к России, при выборе между переходом под японскую или российскую юрисдикцию зачастую выбирая последнюю.

• Налаживание русскими дружественных контактов с айнами в XVIII–XIX веках негативно расценивалось в Японии, власти которой пытались помешать этому процессу и привлечь как можно больше айнского населения на свою сторону. Эта политика зачастую негативно воспринималась самими айнами.

• История айнов Сахалина и Курильских островов после перехода этих территорий под власть Японии сложилась трагически. Вследствие проводившейся японскими властями политики в отношении айнов на этих землях обе общины фактически исчезли.

Освоение и постепенное присоединение к России сибирских земель, начатое еще в XVI столетии походом Ермака Тимофеевича (1581–1585 годы), активно продолжалось и в XVII веке. К первой половине столетия относятся первые данные о контактах русских с айнами. Наиболее раннее упоминание об этом народе можно встретить в донесении Микулы Тимофеева – казака из отряда Василия Пояркова, экспедиция которого в 1645 году дошла до берегов «Великого моря Ламы», ныне известного как Охотское.

Однако гораздо больший интерес вызывает сообщение, пришедшее от другой экспедиции – под началом казака Ивана Москвитина. Именно его отряд в 1639 году первым вышел к Охотскому морю. От местных племен, встречавшихся на пути отряда, казаки узнали о том, что на побережье моря живет необычный народ, который к тому времени как будто бы уже знал о русских (несмотря на то что сами племена, которые передавали казакам эти сведения, видели русских первопроходцев впервые).

Один из соратников Москвитина, казак Иван Колобов, был отправлен с донесением о проделанном отрядом путешествии в Якутск, ставший к тому времени ключевым опорным пунктом в регионе. До нас дошла запись его рассказа, составленная находившимися в Якутске должностными лицами. В ней казак пересказывает слова одного из вождей племени эвенков:

«И тот де князец… учел им росказывать: что от них направо в летнюю сторону на море по островам живут тынгусы ж, гиляки сидячие, а у них медведи кормленые. И тех де гиляков до их приходу побили человек с 500 на усть Уды реки, пришод в стругах, ­борадатые люди доуры, а платье де на них азямы, а побили де их оманом. Были у них в стругах в однодеревых и в гребцах бабы, и как пригребли х тем гиляком и, вышод ис судов, и тех гиляков так и побили. А бой де у них топорки, а сами были все в куяках збруйных. А руских де людей те бородатые люди называют себе братьями. А живут де те бородатые люди х той же к правой стороне в лето по Амуре реки дворами, хлеб у них и лошеди, и скот, и свиньи, и куры есть, и вино курят, и ткут, и прядут со всего обычая с руского. А промеж их и тех тунгусов живут тунгусы ж свой род анатарки сидячие, не дошод до усть Муры. А те де онатырки люди богатые, соболей и иного зверя, и оленей у них много, а торгуют с теми бородатыми доурыми на хлеб, на крупу. И про серебро де сказывал, что у тех де бородатых людей, у даур, есть, и те де бутто доуры руских людей желают видеть, для того что называютца им братьями» [Открытия русских землепроходцев.., 1951].

Таким образом, перед нами свидетельство о «бородатых людях», которые напали на гиляков (сегодня этот народ называется нивхами) и нанесли им поражение. Несомненно, речь здесь идет об айнах. Такой вывод можно сделать не столько по указанию на густые бороды, сколько по упоминанию о «куяках збруйных», то есть доспехах из веревок и ремней со вставленными в них деревянными пластинами, которые были типичны для айнских воинов того времени.

Конечно, сам казак не мог этого знать, поэтому он ошибочно относит айнов, о которых идет речь, к племени дауров. Кстати говоря, о каких-либо контактах нивхов и дауров историкам до сих пор неизвестно, тогда как свидетельств о войнах нивхов и айнов имеется более чем достаточно.

Наиболее интересной частью донесения Колобова является упоминание о том, что «бородатые люди» называют русских братьями и ждут их прибытия. Ряд исследователей полагал, что эвенский вождь просто пошел на хитрость, передав вымышленные сведения о «братском народе» с тем, чтобы иноземцы ушли дальше на восток в поисках своих «братьев». В качестве доказательства указывалось на то, что айны просто не могли знать о русских, поскольку люди из отряда Москвитина, собственно, и были первыми русскими, которые побывали на берегу Тихого океана.

Действительно, на Курильских островах и Сахалине, которые являются наиболее близким к материку ареалом проживания айнов, русские побывали значительно позже. По данным современных историков, первым о Курильских островах сообщил казак ­Владимир Атласов в 1697 году – однако он не ступил на их землю, а лишь увидел очертания островов с южного берега Камчатки. Первые же русские, согласно современной историографии, ступили на берег островов лишь в 1711 году. Сахалин русские исследователи впервые посетили еще позже – в 1742 году.

Таким образом, согласно официальным историческим сведениям версия об умышленном обмане со стороны эвенкского вождя кажется вполне подкрепленной – иначе каким образом айны могли узнать о русских за многие десятилетия до первого прибытия последних? Тем не менее сегодня эта версия представляется все более и более сомнительной. Дело в том, что помимо Ивана Москвитина – и до, и одновременно с его походом – к Тихому океану, несомненно, устремлялись и другие русские отряды, свидетельства о которых либо утеряны, либо пока что не найдены. Это объясняется тем, что такого рода «экспедиции» далеко не всегда были санкционированы властями, а зачастую просто представляли собой самочинные походы промысловиков и «беглых людей», которые, конечно, не стремились предавать огласке сведения о своих путешествиях. Однако ведущиеся в настоящее время изыскания позволяют все более и более уверенно говорить о том, что и на Курилах, и на Сахалине айны встречали «братьев» еще в середине XVII столетия.

Так, в 1643 году к Курильским островам прибыла голландская экспедиция под руководством Маартена де Фриза. Высадившись на берег Кунашира, голландские моряки с удивлением обнаружили, что кто-то из европейцев уже побывал на острове до них. В частности, у подножия вулкана Тятя был установлен Т-образный столб [­Гришачёв С.В., 2010]. Из рассказов своих коллег, ходивших на Русский Север, моряки прекрасно знали, что такие столбы в память о своем пребывании оставляют русские поморы.

Сегодня появляются все новые сведения о том, что в середине XVII века целый ряд русских партий и экспедиций посещал Курилы, Сахалин и, скорее всего, даже Хоккайдо. По некоторым данным, в 1650–1660-е годы на Курильских островах независимо друг от друга побывал отряд помора Тараса Стадухина1, который якобы рассказал о том, что встретил «бородатых людей», которые «носят длинное платье» (типичное для айнов) – и снова называют русских «братьями»! Об айнах, ссылаясь на своих товарищей, сообщал в конце XVII века и В. Атласов, причем он отмечал, что казаки «выхваляли их паче всех народов».

1 Об этом путешественнике до сих пор известно мало, однако, по всей видимости, он был родственником другого первопроходца – Михаила Стадухина (умер в 1666 году), который происходил из поморов и, по одной из версий, совершил плавание вдоль берегов Камчатки еще задолго до того, как на полуострове ­побывал В.Атласов.

Что касается Сахалина, то есть основания полагать, что еще в конце 1650-х годов его посетил отряд во главе с Артемием Петриловским. Кроме того, не так давно найдены свидетельства о том, что в 1652–1656 годах казаки из отрядов Степана Полякова и Онуфрия Кузнецова находились на Сахалине. Более того, в настоящее время появилась и получает новые научные подкрепления гипотеза о том, что впервые на Сахалине побывал не кто иной, как И. Москвитин со своим отрядом и что именно на этом острове он получил первые сведения об айнах [Черевко К.Е., 2010]. Кроме того, уже в XIX веке японские историки приписывали этому путешественнику (которого они обозначили как «русский Юфуру») первенство в открытии Камчатки и Курильских островов. «Русский острожек», то есть некоторый прообраз постоянного поселения, на Сахалине обозначен также на картах шведского дипломата и исследователя Юхана Спарвенфельда (около 1678 года)2 и С. Ремезова (1698 год).

2 Ю. Спарвенфельд (1655–1727) – шведский дипломат и исследователь. Его познания об освоении русскими Дальнего Востока связаны с тем, что в 1684–1687 годах он находился на дипломатической службе в Москве.

В целом же, в конце XVII столетия на российском Дальнем Востоке уверенно говорили о том, что русские еще с середины века неоднократно ходили на острова к востоку от Амура. По всей видимости, именно тогда и состоялись первые контакты с айнами, которые за удивительное сходство во внешности и назвали наших соотечественников братьями. О том, что об этом народе русским было известно еще до первого задокументированного контакта, говорит хотя бы тот факт, что известный нидерландский ученый Н. Витсен в 1705 году включил в свой фундаментальный трехтомный труд «Северная и Восточная Тартария» некоторые сведения об айнах, которые он, видимо, получил из России (голландец неоднократно подолгу бывал в нашей стране) [Витсен Н., 2010].

Таким образом, по косвенным признакам можно сделать вывод о том, что впервые русские и айны встретились еще XVII веке – то есть до первого контакта русских и японцев, который, как ­известно, состоялся лишь в 1701 году, когда отряд уже известного нам первопроходца В. Атласова спас потерпевшего кораблекрушение японца, вошедшего в историю под именем Дэмбэй3.

3 Этот японец был доставлен в Москву, где его принял Петр I, предложивший Дэмбэю создать школу японского языка. Это учреждение работало вплоть до 1816 года. Сам Дэмбэй принял православие, поменял имя на Гавриила Богданова и вполне благополучно жил в России вплоть до своей кончины (предположительно, в 1714 году). Следует отметить, что Дэмбэй стал первым японцем, прибывшим в Россию непосредственно из Японии. В начале XVII века нашу страну вместе с католическими миссионерами посетил «брат Николай», крещенный иезуитами на Филиппинах и проделавший долгий путь в Россию через Индию и Персию.

В этой связи важно упомянуть, что впервые о японцах в России узнали примерно в 1653 году участники экспедиции еще одного казака – Степана Полякова, которые, в свою очередь, получили о них сведения от местных нивхов. В дошедшем до нас отчете С. Полякова японцы названы словом «чижем», являющимся искаженным нивхским «сизем», а само это слово, в свою очередь, происходит от айнского «шишам», означающего «сосед» (или «ямшишам» – южный сосед). Таким образом, айны сыграли роль и в получении россиянами первых сведений о японцах [Открытия русских землепроходцев..., 1951].

* * *

Каков же был первый документально зафиксированный контакт русских с айнами? Следует признать, что он оказался не вполне дружественным. В 1711 году атаман Данила Анциферов и есаул Иван Козыревский, отплыв с Камчатки, высадились на одном из Курильских островов, встретив там не только камчадалов (сегодня этот народ известен как ительмены), но и «курилов», то есть айнов. Оказалось, что этот народ «самовластный», то есть не считает себя подчиненным никакому государству. Разумеется, предложение казаков уплатить ясак (дань) не встретило понимания со стороны айнов, которые «собравшись в многолюдстве, стали к битве готовы». ­Однако столкновения не состоялось – Анциферов и Козыревский предпочли мирно увести своих людей с острова.

Рассматривая этот эпизод, следует понимать, что первопроходцы и первые исследователи Дальнего Востока в большинстве своем не были учеными, политиками или дипломатами, которые были способны по достоинству оценить факт открытия нового, ранее не известного удивительного народа. Наряду с самоотверженными и преданными своему делу людьми среди них встречались и авантюристы, искавшие в неизведанных землях возможности для быстрого личного обогащения. По всей видимости, этого свойства (при всех своих исключительных лидерских качествах и отваге) не были лишены и Анциферов с Козыревским. Достаточно сказать, что экспедицию 1711 года они предприняли далеко не добровольно. Перед этим они встали (насколько сознательно – вопрос, до сих пор не решенный историками) во главе бунта местного казачьего отряда, в ходе которого были жестоко убиты несколько представителей российских властей, среди которых оказался уже неоднократно упоминавшийся здесь В. Атласов. Вполне вероятно, что желание реабилитироваться в глазах властей и вызвало то излишнее рвение, которое едва не привело к угрозе конфликта с айнами. О несдержанности обоих в отношениях с местным населением говорит, в частности, то, что уже на следующий год после плавания на Курильские острова Анциферов отправился на сбор дани с ительменов и был ими убит вместе со всем отрядом. Не собственной смертью, хотя и значительно позже, умер и Козыревский – он скончался в заключении в 1734 году, после того как ему был вынесен смертный приговор в связи с убийством В. Атласова.

Тем не менее в 1713 году Козыревский вторично отправился на Курильские острова и на этот раз вступил в открытый конфликт с айнами, в ходе которого его отряд все-таки смог доказать свое превосходство и принудить последних уплатить ясак. Таким образом, и второе достоверно установленное знакомство айнов с русскими не было вполне мирным. Однако важно обратить внимание на то, что поход отряда Козыревского, по сути, можно считать единственным в истории вооруженным столкновением русских и айнов. Больше упоминаний о крупномасштабном кровопролитии в ходе контактов айнов с нашими соотечественниками ни до, ни после 1713 года у историков нет.

* * *

Несмотря на не совсем удачный первый контакт, в скором времени у курильских айнов установились вполне благожелательные отношения с русскими. Была налажена взаимовыгодная торговля, которая велась аккуратно во избежание риска каких-либо столкновений – казаки просто оставляли товары на берегу и отходили от берега на ­кораблях, а айны приносили на берег свои продукты и изделия.

Немаловажно отметить, что еще тогда, до прочного укоренения российской администрации в этом регионе, русские ­проявляли ­заботу об айнском населении. Удивительно, но уже в 1749 году казак Шергин открыл для айнских детей первую школу – и это при том, что школ в те времена не имело большинство населения Российской империи! Заботились первопроходцы и об айнском хозяйстве – так, в 1755 году стараниями русских на Курилы был завезен скот и семена овощей.

Кроме того, наряду с казаками на айнских территориях вскоре появились православные священники. Многие курильские айны приняли крещение уже в ходе экспедиции Матвея Шпанберга, сос­тоявшейся в 1738–1739 годах. При этом, в отличие от японцев, которые нередко силой заставляли айнов отказываться от своих древних верований и принимать синтоизм, русские миссионеры действовали убеждением, что дало свои результаты – уже во второй половине XVIII века значительное число курильских айнов не просто формально принадлежали к Русской православной церкви, но и были убежденными православными, хотя и внесшими в свою веру определенный «местный колорит».

Интересно, что православие среди айнов распространилось настолько, что многие их общины продолжали исповедовать его еще через многие десятилетия после того, как оборвалась их связь с Россией. Показательны свидетельства Николая Японского (И.Д. Касаткина) – основателя и первого митрополита Японской Православной Церкви, посетившего в августе 1898 года остров Шикотан: «В пять часов вечера были у острова Сикотан, в заливе, где поселения хрис­тиан-айнов… На наши вопросы все назвали себя христианскими именами, но никто не мог говорить по-русски. Быстро свезли нас на берег, где прежде всего попали в церковь и нашли ее очень опрятной. Все люди, судя по их рассказам, были скромны и приветливы. Превосходные христиане! Ни воровства между ними, ни лжи, ни обманов, ни вражды, а правда, честность, любовь и смирение. ­Однако их трагедия состоит в том, что за их веру они были вынуждены покинуть свое прежнее жилье – о. Парамушир. Японцы их выгнали, узнав, что они приняли православную веру. Дай Бог, чтобы они ­охранились здесь от вымирания. Будем им помогать» [­Святитель Николай Японский, 2007].

* * *

Освоение Россией Дальневосточного региона и первые контакты с айнами иногда отягощались неприятными событиями. Так, случалось, что разные сборщики ясака друг за другом посещали одни и те же айнские деревни, принуждая жителей уплачивать дань по несколько раз. Зная о подобных фактах, российские власти делали попытки пресечь беззакония в отношения айнского населения, или, как их тогда называли, «мохнатых курильцев». Характерны слова инструкции, выданной российской администрацией на Дальнем Востоке одной из экспедиций, отправлявшихся на Курилы: «Не ­чинить обиду… усиленно и нагло ничего у мохнатых не вымогать и не под каким видом не брать, а во время призыва в ясак никому ничего не торговать и никаких беспорядочных поступков не оказывать…» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

Бывало и так, что подобные инструкции не выполнялись и на айнах пытались нажиться нечистые на руку авантюристы, которые преследовали личные интересы, маскируя их «государственной надобностью». Однако такие случаи никогда не имели системного характера, информация о злоупотреблениях, как правило, оперативно доходила до властей, которые быстро пресекали любые неправомерные действия и наказывали виновных. В этом, помимо прочего, заключается существенное различие между положением айнов в России и в Японии. Японские власти отказывали айнам в правосудии вплоть до XX века. Если в Стране восходящего солнца айн мог предстать перед судом лишь как обвиняемый (в большинстве случаев дело вообще не доходило до суда, а заканчивалось бессудной расправой), то в России уже, как минимум, в первой половине XVIII столетия айнов пытались защитить на государственном ­уровне.

Показателен пример – экспедиция сотника Ивана Черного, отправленного в 1767 году для освоения островов Курильской гряды. Именно этой экспедиции была дана процитированная выше инструкция «не оказывать никаких беспорядочных поступков» айнскому населению. Однако, обосновавшись на Урупе, сотник принялся чинить насилие над айнами и, в конечном итоге, начал рассматривать местное население как собственных рабов. Злодеяния И. Черного настолько возмутили айнов, что их недовольство грозило приобрести серьезный масштаб. Произошло несколько мелких стычек, в ходе которых с обеих сторон пролилась кровь.

К счастью, власти российского Дальнего Востока вовремя получили соответствующий сигнал и смогли быстро сориентироваться в ситуации. Бесчинства И. Черного и его подельников не остались безнаказанными. По возвращении в материковую часть России сотник был арестован, судим за преступления против айнов и, не дождавшись приговора, умер в тюрьме во время эпидемии оспы (следует отметить, что суд склонялся к самому суровому – смертному – приговору).

В отличие от Японии, где айны рассматривались как «недочеловеки», от которых необходимо «зачищать» занимаемую ими территорию, в России осознали необходимость выстраивания мирных, доброжелательных отношений с айнским народом. При этом не последнюю роль сыграло и то, что власти Российской империи и сама императрица Екатерина II усиленно изучали идеи Просвещения, которые признавали, что даже далекие и слаборазвитые народы могут обладать высоким интеллектом и развитыми понятиями о нравственности. Эти идеи, конечно, резко контрастировали с грубой расовой теорией, выработанной японцами в отношении айнов, которая попросту приравнивала их к животным, которых «божественного происхождения» японский народ имел право, в зависимости от обстоятельств, «приобщать к цивилизации» или попросту унич­тожать.

Ярким свидетельством одновременно гуманистического подхода и политической дальновидности российских властей в отношении айнов стало появление в 1779 году высочайшего повеления российской императрицы Екатерины II: «По затруднительности наблюдения за покоренными землями и злоупотреблениям, приведенных в подданство курильцев оставить свободными и никакого сбора с них не требовать, да и впредь обитающих там народов к тому не принуждать; но стараться дружелюбным обхождением и ласковостью, для чаемых выгод в промыслах и торговле, продолжать заведенное с ними знакомство» [Полное собрание законов Российской империи, 1830. Т. ХХ. С. 814].

Интересно отметить, что мягкость и человечность, проявляемую в отношении айнов русскими, уже в те времена отмечали сами японцы. Так, Хаяси Сихэей писал: «Русские при своих контактах с айнами не используют оружия, не проявляют зверства, а поскольку Эдзо – страна холодная, они кормят их черным перцем, помогая преодолеть холод, дают им одежду на вате, оберегающую от холодного воздуха, а также кормят их сладким сахаром, поят крепким сакэ, тем самым ублажая аппетиты айнов, грохочут пушками, демонстрируя свое величие. Таким образом, они применяют искусство приручения варваров к себе военными и словесными средствами» [Щепкин В.В., 2011]. Эти слова – доказательство того, что в отличие от многих представителей японской власти русские уже в XVIII веке применяли к ­айнам стратегию «завоевания умов и ­сердец».

Человечное отношение русских к айнам привело к тому, что представители этого народа начали переходить в российское подданство. Сибирский дворянин И. Антипин и иркутский посадский Д. Шабалин сумели завоевать расположение курильцев, и в 1778–1779 годах им удалось привести в подданство более 1500 человек с Итурупа, Кунашира и даже острова Хоккайдо.

* * *

Указ императрицы Екатерины II на долгие годы заложил основы российской политики в отношении айнов. Эта политика предполагала отказ от активного вмешательства в жизнь айнских общин. Мелочной, жесткой и всеобъемлющей регламентации, которая под страхом наказаний, а иногда и смерти навязывалась японцами в покоренных ими айнских селениях, в России никогда не было.

Если в Стране восходящего солнца айны оказались на положении рабов, то в России, где крепостное право официально существовало до 1861 года, айны пользовались несравненно большей свободой, чем основная масса крестьян. Айнским мужчинам не приходилось нести воинскую повинность (в России для крестьянского населения в XIX веке она составляла 25 лет!), их не принуждали работать на тяжелых промыслах. Присягнувшие на российское подданство айны, в отличие от своих собратьев в Японии, никогда насильно не сгонялись с насиженных мест и не перемещались принудительным образом в малопригодные для жизни районы.

Особенно важно то, что под властью России айны сохранили свое традиционное хозяйство. Если в Японии наблюдался упадок айнского хозяйства, то в России айнские общины свободно продолжали заниматься привычной для них охотой, добычей морского зверя, рыболовством. О том, чтобы отнимать у них снасти, охотничий инвентарь или огнестрельное оружие, как это практиковали японцы, в России речи не шло. При этом российская администрация пыталась научить айнов новым видам хозяйствования – например, разведению скота или сельскому хозяйству, однако без попыток насильственно оторвать их от привычной им деятельности.

«Русские внесли в быт курильцев много прогрессивного, – пишут историки. – Айны осваивали земледелие, скотоводство, эффективные приемы рыболовства и обработки рыбы, обучались грамоте, обретали гигиенические навыки, получали новые пищевые продукты» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. В этой связи нужно ­отметить еще одно важное различие российского и японского подходов к айнам – в России власти никогда не пытались искусственно изолировать айнские поселения от русских деревень, благодаря чему айны в ходе частых контактов с крестьянами имели возможность учиться у них новым для себя методам ведения хозяйства ­[Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

Нормативная регламентация, вводившаяся российскими властями в отношении айнских промыслов, также благоприятствовала развитию этого народа. Нельзя не упомянуть «прогрессивный, благотворный для айнов шаг русских властей» [Там же] – принятые в 1900 году на Сахалине новые правила рыбных промыслов. Отобранные японцами ранее у айнов рыболовецкие угодья возвращались им, а принятые до этого варварские способы добычи рыбы, оставлявшие айнов без улова, были запрещены.

Анализируя это нововведение, выдающийся польско-российский исследователь айнов Б. Пилсудский отметил: «Благодетельная мера эта вызывает у айнов искреннюю благодарность к русскому правительству. Она… приподняла их собственное самосознание и дала более сильный толчок к стремлению перейти на высшую ­ступень культуры… если раньше они были слугами, то теперь их мысли были перегружены многочисленными хозяйственными деталями дела» [Пилсудский Б.О., 2004].

Важно отметить, что организованные властями айнские промыслы не только приносили пользу самим айнам, но и были рентабельны для государства – ежегодный доход от них составлял порядка 4400 рублей! [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990] Разумеется, и заработки айнов на этих промыслах были несопоставимы с теми скудными доходами, которые аборигены получали за почти что рабский труд у японцев.

Благожелательное отношение российских властей к коренному населению привело к тому, что, может быть, впервые за многие ­десятилетия подневольного положения и рабского труда айны, наконец, смогли почувствовать свою состоятельность в хозяйственном плане. Отмечая это, Б. Пилсудский, писал: «Нет у меня сейчас точных данных, иллюстрирующих тогдашнее экономическое положение айнов, но, по общему мнению русских старожилов и самих айнов, было оно значительно ниже теперешнего» [Пилсудский Б.О., 2004].

Разумеется, различие в отношении японских и российских властей к айнам не ограничивалось исключительно экономической сферой. Как уже было отмечено ранее, российские айны пользовались свободой вероисповедания, они никогда не подвергались насильственному обращению в православную веру и, став православными, не преследовались за попытки сохранить свои древние, унаследованные от предков обычаи.

Именно поэтому в тех случаях, когда перед айнами вставал выбор, подданство какой страны принять, они зачастую склонялись на сторону России. Нередко случалось так, что японцам удавалось уговорить айнов занять их сторону, но уже вскоре после этого, пожив под японской властью лишь краткое время, те целыми деревнями бежали на русские земли.

Мягкая, человечная, понимающая линия российских властей при выстраивании отношений с айнским населением во многом объясняется тем, что ее вырабатывали высокообразованные специалисты – военные и гражданские администраторы, воспитанные в духе уважения и заботы обо всех народах, составлявших многонациональную Российскую империю. Трезво оценивая характер общественно-политического и хозяйственного уклада айнского народа и осознавая пагубные последствия его необдуманного и принудительного «окультуривания», они были далеки от однобоких взглядов на айнов и попыток изобразить их «несостоятельным» этносом.

Подводя итоги приведенному здесь краткому очерку политики Российской империи в отношении айнов, уместно вспомнить слова одного из наиболее близко знавших этот народ Б. Пилсудского. Этот исследователь, поляк по происхождению, прибыл на Сахалин отнюдь не добровольно, а в качестве ссыльного. Однако участь политического заключенного не помешала ему дать высокую оценку тому, как российская власть и общество отнеслись к айнам. В одной из своих работ Б. Пилсудский писал, что деньги, необходимые на обустройство нормальной жизни этого народа, нужно ждать от российского государства. «А людей, – продолжал он, – надо ждать от русского, всегда отзывчивого на доброе дело, общества» [­Пилсудский Б., 1903].

* * *

Показательным примером конструктивного и доброжелательного подхода российский властей к айнам является остров Сахалин, который перешел под власть России 1875 году. «Переход Сахалина в безраздельное владение России, без сомнения, принес ощутимое смягчение участи айнов, – гласит мнение историков. – Они были избавлены от напоминавших средневековые форм кабалы» [­Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

Удивительно, но «ссыльнокаторжный» статус острова не повлиял на отношение властей к айнам, которые продолжали жить привычной жизнью и пользоваться покровительством российский властей. Это отмечал А.П. Чехов в своей известной книге «Остров Сахалин»: «Занявши Южный Сахалин, русские освободили их и до последнего времени охраняли их свободу, защищая от обид и избегая вмешиваться в их внутреннюю жизнь». Конечно, как отмечает писатель, бытовые инциденты имели место, «но о подобного рода притеснениях и обидах говорят как об отдельных и в высшей степени редких случаях» [Чехов А.П., 1978]. Эти инциденты оперативно расследовались местными властями и жестко карались, а айнам на Сахалине оказывалось посильное содействие. В нем они действительно нуждались, поскольку южная часть острова, где в основном проживали сахалинские айны, до этого находилась под властью японцев, которые успели сильно подорвать общественный и ­экономический уклад местного населения. Примечательно, что даже после уступки Сахалина России японские промышленники пытались продолжать посещать деревни айнов на острове и ­эксплуатировать их.

Практически уничтожив традиционные промыслы сахалинских айнов, организованные японцами поставки стали единственными источниками пропитания для местного населения и тем самым привязали его к себе. А.П. Чехов отмечает: «До занятия Южного Сахалина русскими айно находились у японцев почти в крепостной зависимости, и поработить их было тем легче, что они кротки, безответны, а главное, были голодны и не могли обходиться без рису» [Там же]. Его слова подтверждает русский исследователь Н. Кириллов, который описывает положение сахалинских айнов на момент прихода русских следующим образом: «К приезду русских айны уже настолько привыкли к материальной зависимости от прежних японских рыбаков, что почти побросали свое самостоятельное хозяйство на летний сезон и работали единственно на японцев, которые снабжали их водкой, табаком, материями» [Кириллов Н., 1898].

Пагубные последствия проведенной японцами «работы» с айнами на Сахалине пришлось ликвидировать российским властям. Следует отметить, что российские исследователи предупреждали о бедственном положении айнов еще задолго до передачи острова России. Член Русского географического общества Г. Брылкин, побывавший там за одиннадцать лет до Петербургского договора 1875 года, писал, что в случае вхождения острова в состав ­Российской империи «со стороны нашей должны быть сделаны пожертвования и приняты обдуманные меры, чтобы аино, лишенные материальной помощи со стороны японцев, не подверглись совершенной нищете» [Лим С.Ч., 2018. С. 121–135].

Уже через четыре года после перехода Сахалина в состав России среди местных айнов начался голод – японцы решили «про­учить» не пожелавших последовать за ними аборигенов и прекратить поставки риса. Несмотря на то, что никаких специальных фондов для помощи аборигенному населению острова предусмот­рено не было, власти распорядились выдавать айнам продовольственные пайки из наиболее доступного источника – запасов тюремного ведомства, – тем самым предотвратив вымирание общин от голода. Помогали айнским жителям и военные власти, выделявшие на содействие аборигенам средства из касс частей, расквартированных на Сахалине.

Здесь мы отмечаем еще одно интересное отличие в отношении к айнам российских и японских властей. В то время, как в Японии в конце XIX века было предусмотрено создание для нужд айнов специального фонда, существенной реальной помощи они не получали. В России такого фонда не было, однако в случае необходимости на айнских подданных империи власти тратили, формально совершенно нецелевым образом, крупные суммы, не считаясь с возможными последствиями в виде административных расследований и судебных разбирательств.

Лучшей оценкой проводившейся в Российской империи политики в отношении айнов служат многочисленные случаи добровольного перехода в русское подданство целых айнских племен, а также попытки их собратьев, оказавшихся под властью Японии, вернуться на территорию России. В этой связи следует отметить направленный в 1876 году рапорт начальника Южно-Сахалинского округа военному губернатору Приамурской области: «Айны, подчиняясь добровольно оказанному на них влиянию, изъявляют готовность принять теперь же русское подданство… Со времени оставления японцами о-ва Сахалина айны, жалуясь на свое плачевное положение, заявляли начальнику округа неоднократно о своих нуждах, и хотя он на удовлетворение их не имеет никаких средств, но невольно удовлетворяет различные нужды айнов… вследствие чего вынужден был… позаимствовать из сумм 4-го Восточно-­Сибирского батальона триста рублей…» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

* * *

О том, насколько прогрессивным было отношение российских властей к айнскому и другим коренным народам Дальнего Востока, свидетельствует разработанный в 1905 году Б. Пилсудским «Проект правил об устройстве управления айнами о. Сахалина с краткими объяснениями к отдельным пунктам». Этот документ появился примерно в то же время, что и закон об айнах в Японии [Пилсудский Б., 2000. С. 41–61].

«Проект правил» готовился с 1903 года по поручению военного губернатора Сахалина М.И. Ляпунова на основании проведенных лично Б. Пилсудским глубоких этнографических изысканий, которые вплоть до нашего времени считаются классикой айноведения. Проект содержит разделы, посвященные организации управления айнами и другими коренными народами острова, податям, ­повинностям, взаимному страхованию, созданию рыбозапасных и хлебозапасных магазинов, охотничьему промыслу, антиалкогольной политике, «инородческому капиталу» (фонду помощи), медицинской помощи, образованию, уголовному и гражданскому законодательству, противодействию эксплуатации населения. Таким образом, по своему масштабу и глубине проработки речь идет фактически о полноценном законе, который должен был прийти на смену устаревшему, принятому еще в 1822 году «Уставу об управлении инородцами Российской империи».

Принципы работы с айнами, сформулированные Б. Пилсудским, удивляют своей прогрессивностью и демократичностью. Не будет преувеличением утверждать, что они отвечают самым высоким современным стандартам национальной политики. Так, в «Проекте» говорится о том, что проводить работу с айнами «необходимо по возможности без принудительных мер, а напротив мерами поощрения». Предлагается ввести равенство перед законом всех малочисленных народов Сахалина (айнов, нивхов, ороков) с русскими переселенцами. Подчеркивается необходимость недопущения к управлению инородцами лиц, которые пренебрежительно и брезгливо относятся к представителям этих этносов и нетерпимы к иноверцам вообще. Обозначена важность учета народной и нацио­нальной психологии и индивидуальных особенностей людей, их культуры и быта. Б. Пилсудский в своем «Проекте» требует обязательного знания языка народности для профильных чиновников, а также настаивает на широком использовании специалистов в области антропологии и этнографии при решении вопросов национального строительства и политики.

В то время, когда в Японии айнов принудительно переселяли туда, куда считали нужным власти, где была востребована дешевая рабочая сила, не обращая внимания на пригодность местности для проживания айнских общин, Б. Пилсудский предлагал создавать специальные поселки, расположение которых выбиралось бы с учетом специфики традиционного хозяйственного уклада айнов. При этом окружающая поселки природная среда должна была объявляться заповедной. Заселение прилегающих земель переселенцами не из числа коренных народов должно было происходить лишь при согласии местных общин.

При этом за общинами айнов и других коренных малочисленных народов закреплялось право на переселение в случае необходимости. Важным нововведением было закрепление прав на пользование и наследование охотничьих и промысловых угодий. Одновременно ­предлагался ряд мер по защите айнского хозяйства от хищнической деятельности русских, японских и других иностранных промысловиков.

Кроме того, предусматривалось создание системы страхования и накопления резервов на случай эпидемий, эпизоотий, неурожая, стихийных бедствий. Также предлагалось сформировать специальный фонд содействия развитию малых народов («инородческий капитал»).

Особое внимание Б. Пилсудский уделил вопросам образования, здравоохранения и антиалкогольной политики – исследователь как никто другой знал, какой ущерб айнам и другим малым народам наносит потребление крепких напитков.

Однако к тому моменту, как «Проект правил» был завершен Б. Пилсудским и представлен властям, подходила к концу русско-­японская война, по итогам которой вся южная половина ­Сахалина, на которой традиционно проживало айнское население острова, была от России отторгнута. Тем не менее работа выдающегося исследователя и друга айнского народа не прошла зря. Его наработки были учтены в последующих нормативных документах, касавшихся работы с коренными малыми народами на российском Дальнем Востоке, и, в частности, в принятом в 1915 году «Положении об инородцах Приамурского края».

Однако значение работы, проделанной Б. Пилсудским совместно с сахалинскими властями, выходит далеко за рамки нормативных документов. «Проект правил об устройстве управления айнами о. Сахалина» является историческим памятником, свидетельствующим о стремлении Российского государства наладить взаимоотношения с айнским народом в духе гуманизма и уважения.

* * *

В начале XIX века открывается новая страница истории контактов русских с айнами. Если раньше в дальневосточном регионе бывали в основном казаки, которые имели весьма смутные представления о дипломатии, то уже во второй половине XVIII века Курильские острова, Сахалин, Камчатку, Хоккайдо и прилегающие районы начали посещать исследователи принципиально другого типа – разносторонне образованные мореплаватели, обладавшие глубокими убеждениями о необходимости гуманного обращения с новыми народами. Большой вклад в налаживание контактов с айнами внесли представители плеяды блестящих русских мореплавателей первой половины XIX века – И.Ф. Крузенштерн, В.М. ­Головнин, Г.И. ­Невельской. В их докладах, отчетах, путевых дневниках айнам уделяется значительное внимание, при этом проявляется доброжелательное, ­внимательное ­отношение к этому народу, стремление помочь ему, сострадание тяжелой судьбе айнских племен, которую нередко случалось наблюдать россиянам [Головнин В.М., 1949; Крузенштерн И.Ф., 1809–1812; ­Невельской Г.И., 1878].

В то же время появление в этом регионе российских кораблей было негативно воспринято властями Японии. Дело в том, что еще на рубеже XIX–XX столетий японцы не воспринимали как свои территории, которые сегодня официальный Токио, не желая вдаваться в исторические подробности, уверенно называет «исконно японскими». Речь идет не только о Курильских островах, но и о большей части острова Хоккайдо, который в те времена еще не приобрел своего нынешнего наименования и назывался «страной айнов», или Эдзо – от принятого в ту эпоху японского обозначения айнского народа. Что касается Камчатки или Сахалина, которых отдельные тенденциозные исследователи в Японии сегодня пытаются причислить к «исконным территориям», то в указанный период, когда эти земли уже не первое десятилетие осваивались Россией, они вообще считались японцами дальним зарубежьем, о которых имелись лишь сведения смутного, полулегендарного характера.

Еще в середине XVIII века айнские племена Курильских островов не просто представляли собой вполне независимый от какой-либо власти этнос, а вовсе не имели понятия о какой-либо государственной власти. «Жители сего острова [Кунашира], – писал в 1739 году В. Вальтон, один из участников экспедиции М. Шпанберга, – государя над собою никакого не знают, хотя живут и близко от Японии». В то же время кунаширские айны, по всей видимости, уже испытывали определенный страх перед японцами, поскольку предупредили российских моряков, чтобы те «береглись матмайских обывателей4, для того что у них большие пушки» [Открытия русских землепроходцев..., 1951].

4 Матамай – распространенное в то время в России название нынешнего ­острова Хоккайдо.

Первое «официальное» посещение Курильских островов японской экспедицией относится лишь к 1780-м годам, а когда один из ее участников Могами Токунаи прибыл в 1786 году на Итуруп, то «многие айны еще не видели японцев». Более того, к тому времени значительное число айнского населения островов говорило по-русски и нередко айны выступали переводчиками при контактах россиян и японцев.

На Итурупе и соседнем Урупе японские «первооткрыватели» обнаружили целые айнские деревни, исповедовавшие православие и молившиеся около врытых в землю крестов, а по соседству с ними – поселки русских промышленников, охотившихся на морского зверя и мирно соседствовавшие с айнами. Интересно отметить при этом, что внешнее сходство айнов и русских до такой степени поразило японцев, что последних они стали называть «рыжими айнами». К примеру, одна из первых в Японии книг о России так и называлась – «Размышления о красноволосых эдзо», вышедшая из-под пера Кудо Хэйсукэ.

В целом уже к концу XVIII века Курильские острова уверенно осваивались русскими, а населявшие их айны приняли российское подданство.

Эта ситуация сильно беспокоила японцев, которые видели в этом угрозу своим планам по завладению Хоккайдо. Уже упомянутый Кудо Хэйсукэ писал: «Если мириться с тем, что происходит, то вся земля Эдзо станет русской территорией. Поэтому в качестве предупредительной меры необходимо разрабатывать богатства Эдзо, мобилизовать государственные ресурсы, умело вести дела на севере. Если поступить таким образом, то проникновение России, видимо, будет предотвращено». Интересно, что в 1784 году автор этих строк, скромный провинциальный врач, был приглашен ко двору правителя Японии – сегуна, и смог его убедить в реальности «русской угрозы». Это ускорило продвижение японцев на север Хоккайдо, что, в конечном итоге, привело к резкому усилению натиска на айнов.

Первым значимым шагом на этом направлении стала посылка в 1798 году на остров Итуруп крупной экспедиции во главе с Кондо Сигэтоси и Могами Токунаем. 28 июля японцы снесли православный крест, которому молились местные айны, и на его месте врыли столб с надписью «Эторофу – владение Великой Японии». Чуть позже надпись на столбе изменили следующим образом – «Остров издревле принадлежит Великой Японии» [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992]. В 1801 году такая же ­акция была предпринята японцами на Урупе. Интересно отметить при этом, что наблюдавшие за вторжением японского отряда русские вспоминали, что, когда японцы начали валить православный крест, многие айны впали в истерику, и лежа на земле рыдали и громко призывали Христа ­защитить их.

Конечно, наряду с религиозными чувствами айнами владел и страх того, что с приходом японцев их положение резко переменится к худшему. Современные историки подчеркивают: «­Южные курильцы, близкородственные хоккайдским эдзо, хорошо знали историю покорения своих соплеменников японцами и жестокие методы, какими действовали пришельцы» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. Страх перед японцами, вообще говоря, был свойственен даже тем курильским айнам, которые никогда их не видели. В конце XIX столетия британский путешественник Н. Сноу писал о том, что при слухах о приближении японцев айны нередко массово бежали с обжитых ими островов [Сноу Г., 1992. С. 102–103].

* * *

К радикальным изменениям в жизни сахалинских айнов привело и грубое вмешательство японцев в экосистему острова и прибрежных вод. Например, японские рыбаки наглухо перекрывали сетями устья рек, не позволяя рыбе подниматься в их верховья. Это привело к тому, что во второй половине века полностью исчезла уникальная локальная подгруппа сахалинских айнов – «киморо унтара» («люди из горной тайги», «лесовики»). Так назывались племена, жившие не на берегу моря, а в лесах в глубине острова. Обезрыбливание сахалинских рек вынудило их двинуться в поисках пропитания на побережье, где они тут же попали в кабалу японских промышленников, которые были лишь рады этому новому притоку практически бесплатной, готовой работать за скудное пропитание рабочей силы.

Хищнические методы эксплуатации природных ресурсов имели пагубные последствия и для морских экосистем. Например, уже к 1880-м годам исчезли айны, проживавшие на берегу залива Анива, воды которого раньше изобиловали рыбой и китами [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

Помимо социально-экономической деградации сахалинских айнов исследователи тех лет отмечали и их моральный упадок. Айны, которым традиционно были присущи высокие ­нравственные свойства, развитые понятия о чести, достоинстве, справедливости (это отмечали в том числе европейские путешественники XVII–XIX веков), теперь во многом утратили эти черты [Брылкин Г., 1864]. Интересно отметить и определенные исключения – так, Ф.М. Августинович в 1874 году писал, что жившие под российской юрисдикцией айнские племена северо-восточного и северо-западного побережий Южного Сахалина были «бодрее и развитее», демонстрировали полную свободу от японского влияния и вдобавок вели довольно зажиточную жизнь за счет торговли пушниной, которую у них никто не отбирал и которую они имели возможность продавать русским купцам [Августинович Ф.М., 1874].

После 1875 года, когда Сахалин по договоренности с Токио полностью перешел под российскую юрисдикцию, японские власти вывезли значительную часть сахалинских айнов на Хоккайдо. «Ничего нового, кроме трудностей и бед, их там не ждало, – пишут историки, – иммигранты были обложены податями, охвачены воинской повинностью и прикреплены к определенным населенным пунктам» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. Но самое главное – новое место жительства, Цуисикари, удаленное на тридцать километров от берега моря, не подходило для ведения традиционного хозяйства сахалинских айнов, которые были привязаны к морской стихии, дававшей им источник пропитания.

Судьба насильственно вывезенных японцами сахалинских айнов, известных также как айны-исикари, глубоко трагична. Уже через несколько лет на айнскую общину Цуисикари обрушилась эпидемия холеры, которая унесла жизни примерно половины ее обитателей, бывших не в состоянии противостоять болезни на фоне скудного питания, истощения организма тяжелыми работами и антисанитарных условий. Оставшиеся в живых потянулись обратно на Сахалин, куда к началу XX века переселилось примерно 200 айнов – не только исикари, но и их хоккайдские соплеменники, бежавшие из-под власти японцев. В большинстве своем им приходилось возвращаться обманным путем – испрашивая у японцев разрешения поклониться могилам предков на сахалинской земле или нанимаясь матросами на идущие к острову суда. Увы, эти люди не могли предвидеть, что уже в 1905 году по итогам русско-японской войны вся южная часть Сахалина на следующие четыре десятилетия перейдет под власть Японии.

Горький опыт переезда на Хоккайдо, насильственной депортации в Цуисикари, борьбы с голодом и лишениями, смертоносных эпидемий и трудного пути назад наложил тяжелый отпечаток на сахалинских айнов. В частности, отмечалось, что на фоне этих тяжелых событий в айнских общинах на острове стали отмечаться многочисленные случаи психических расстройств [Лим С.Ч., 1948. С. 121–135]. Что касается осевших на Хоккайдо выходцев с Сахалина, то их дальнейшая жизнь сложилась тяжело. Гостивший среди них в 1888 году английский исследователь Дж. Диксон отмечал, что жизнь на Карафуто (японское название острова Сахалин) вспоминалась старшими айнами как исключительно счастливое ­время [Dixon J.M., 1883. P. 39–50].

Парадоксально, но трагедия сахалинских айнов на Хоккайдо была воспринята японскими политиками того времени как позитивный опыт «окультуривания» этого народа. Современный западный историк Д. Хаувелл отмечает, что поселение Цуисикари стало первой попыткой целенаправленного вмешательства правительства ­Мэйдзи в жизнь айнского этноса для его японизации и ликвидации его культуры [Howell D.L., 2005]. Несмотря на неудачу, правительство продолжало попытки распространить этот опыт на всех айнов Хоккайдо.

Обращение сахалинских айнов в 1933 году в японское подданство никак не отразилось на их положении5. Однако оно стало основанием для их вывоза в Японию, которую японские власти организовали после поражения страны во Второй мировой войне. При этом в очередной раз были применены «недостойные средства» – перед приходом советских войск японские власти рассказали айнам, что русские учинят над ними жестокую расправу. Поверив этой дезинформации, многие сахалинские айны бежали в горы и леса, некоторые из них там погибли. Советским властям стоило больших усилий успокоить испуганных людей, вернуть их домой, накормить и предложить работу [Fujimura Hisakazu, 1994]. Многие сахалинские айны с ­удивлением обнаружили, что в Советском Союзе их не просто не будут вывозить в концлагеря или убивать, как это предсказывали японцы, но предложат нормальную работу, причем в тех же условиях, что и русским, без дискриминации. Любопытные данные собрал японец Х. Фудзимура, который в конце 1990-х годов провел ряд интервью с оставшимися в живых сахалинскими айнами, в том числе задавая вопрос о том, как им жилось при советской власти. Его собеседники отмечали как доброжелательное отношение к ним администрации, так и дружеский настрой простых граждан.

5 По итогам русско-японской войны Япония в 1905 году получила южную часть Сахалина.

И все же большинство сахалинских айнов (более 1000 из порядка 1100 человек)6 в конечном итоге оказалось на острове Хоккайдо. Это произошло в силу целого ряда причин. Так, японцы вели среди айнов мощную агитацию, убеждая их переехать на Хоккайдо. Аргументы были разными – говорили, например, что русские, как и после 1875 года, не задержатся на острове надолго, японцы вновь вернут его себе – и тогда айнам не миновать наказания за «сотрудничество» с советскими властями. Иным напоминали (или угрожали), что на Хоккайдо живут их родственники. Кому-то обещали, наконец, достойные условия жизни в Японии и хорошую работу.

6 Соответствующую перепись в 1945–1947 годах провел Б.А. Жеребцов. См.: Материалы исследований Б.А. Жеребцова по этнографии айнов Южного Сахалина (1946–1948 гг.). Южно-Сахалинск, 1988.

Долгое время считалось, что переселение сахалинских айнов в Японию в 1947–1948 годах происходило добровольно, утверждается даже, что японцы предлагали айнам остаться на острове. ­Однако опросы очевидцев из числа сахалинских айнов, проведенные историком А.Б. Спеваковским, показали, что их вывоз с Сахалина на Хоккайдо происходил куда драматичнее – люди прыгали в воду с бортов уходивших в Японию судов, плыли к берегу, их возвращали обратно. Такие свидетельства ставят под сомнение утверждения, встречающиеся в том числе у японских историков, о якобы добровольном характере «репатриации» айнов на Хоккайдо.

* * *

Еще более драматично сложилась судьба айнов на Курильских островах после их передачи Японии. С 1830 года административные функции на островах выполняла Российско-американская компания (была создана правительством империи для освоения русской Америки и прилегающих территорий), которая не только не притесняла айнов (они продолжали пользоваться свободой от податей), но и предоставила им очень хорошие привилегии за право осваивать природные ресурсы на территории их проживания. Согласно правилам компании, состоявшие у нее на службе алеуты-зверобои, приезжая на Курилы для добычи калана, обязаны были половину выручки отдавать айнскому вождю, который использовал полученные средства на нужды племени. После продажи Аляски в 1867 году и ликвидации компании государство вновь начало управлять российской частью Курильской гряды, айнское население которой уже охотно называло друг друга русскими именами, исповедовало православие и свободно говорило по-русски.

После передачи Курильских островов Японии российский военно-морской флот направил туда клипер «Абрек», который принял на борт несколько десятков человек айнов и алеутов. В последующие годы было совершено еще несколько походов к Курилам для вывоза дополнительных партий их жителей, желавших остаться в России. Новым пристанищем для них стала Камчатка.

Около ста айнов решили остаться на Курилах по тем же хорошо известным мотивам – привязанности к священным могилам предков. Однако, как и в случае с их сахалинскими соплеменниками, японцы не пожелали считаться с древними айнскими обы­чаями [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. Опасаясь, что говорящие по-русски и исповедующие православие аборигены в душе останутся российскими подданными, японцы, снова под угрозой оружия, изгнали курильских айнов на Шикотан. Японцев не смутило то, что этот остров из-за своих малых размеров и природных условий заведомо не мог прокормить такую большую общину. Более того, на привезенных айнов был наложен ряд запретов, которые, по сути, были равносильны едва ли не смертному приговору.

Эта депортация стала роковой для малой айнской общины. Вследствие изменения привычного образа жизни и среды обитания среди курильских айнов распространялись смертоносные заболевания – цинга, туберкулез. Ситуация усугублялась тем, что айнам запретили заниматься охотой и морским зверобойным промыслом, что вело к недостатку жира в пищевом рационе. Все это ослабляло курильцев, которые буквально вымирали.

В итоге судьба курильских айнов – самой немногочисленной среди локальных общин этого народа в регионе – стала наиболее трагичной. Большинство из них умерло от голода и болезней уже в первые годы после депортации на Шикотан. Кто-то покончил с собой или погиб в самоубийственной попытке вернуться в родные места морем. Лишь считанные единицы смогли выжить, хотя бы как-то обустроиться и дожить до начала XX столетия. Однако этот век курильские айны пережить не смогли – к началу Второй мировой войны на Шикотане жило лишь несколько стариков, которые были вывезены в Японию. Так, из-за жестокой и бесчеловечной политики японцев на Курилах пресеклась отдельная, во многом уникальная ветвь айнского народа.