Белая книга айнского народа

Глава III. КАК СЛОЖИЛАСЬ СУДЬБА АЙНОВ
ПОСЛЕ ИХ ВХОЖДЕНИЯ В СОСТАВ ЯПОНИИ?

Краткие выводы главы:

• В течение многих десятков лет после того, как во второй половине XIX века большая часть айнов попала под юрисдикцию Японии, этот народ находился в глубоко неравноправном положении по отношению к этническим японцам.

• Идейной основой японской политики в отношении айнов служила расовая теория, согласно которой на японцев возлагалась миссия «приобщения айнов к цивилизации», в том числе насильственными способами.

• Айны в японском обществе терпели оскорбления, их личная безопасность не гарантировалась. Были описаны многочисленные случаи сексуального рабства, в которое попадали айнские женщины.

• Меры, принимавшиеся японскими властями под лозунгами защиты айнского народа, на практике приводили к угнетению этого народа на систематической и законодательно закреп­ленной основе.

• Политика японских властей вела к упадку традиционного уклада хозяйства айнов и вытеснению их из исконных мест обитания.

• На фоне перечисленных тенденций во второй половине XIX – первой половине XX века айнский народ в Японии подвергся стремительной депопуляции, а традиционная айнская культура и язык оказались на грани исчезновения.

Революция Мэйдзи 1868 года ознаменовала начало постепенного обретения японским государством его современного вида. Во второй половине XIX столетия завершался процесс присоединения к Японии всех крупных островов Японского архипелага, в том числе острова Эдзо, который в 1869 году был переименован в Хоккайдо – «губернаторство северного моря». Этот остров, который с древних времен был заселен айнами и считался ими своей исконной землей, был объявлен японским владением, а хоккайдские айны провозглашены подданными японского императора.

Это, однако, не означало, что айны получат такие же права, как этнические японцы. После официального присоединения Хоккайдо его жители не стали полноправными гражданами государства, а получили статус «додзин» («аборигены») и были отданы в ведение специального колонизационного управления. Хотя это управление просуществовало всего до 1882 года, сформировавшийся на данном этапе колониальный стиль управления айнами практиковался еще долгие десятилетия. В частности, в 1873 году земли Хоккайдо, на которых айнские племена неизменно обитали в течение тысячелетий, были объявлены личной собственностью японского императора. Айны, традиционный уклад которых предполагал общинное проживание и коллективную собственность на общественное имущество, были лишены и этого права – полномочия по распоряжению данным имуществом были переданы губернатору Хоккайдо [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992].

К моменту официального перехода острова под власть Токио на Хоккайдо усилиями князей Мацумаэ (феодалы из этого самурайского рода до 1855 года распоряжались хоккайдскими землями как своей вотчиной) уже была налажена система эксплуатации айнского населения. Не желая вникать в проблемы айнов и избегая контактов с «варварами», феодалы опирались на откупщиков – купцов и промышленников, которым за фиксированное вознаграждение фактически отдавались во владение целые айнские деревни и их промыслы. Таким образом, к исходу первой половины XIX столетия айны на Хоккайдо потеряли свою самостоятельность.

Отныне айны, которые за всю свою историю не знали никакой власти и не имели представления о товарно-денежных отношениях, были обязаны работать на японских рыболовных промыслах, вдобавок выплачивая дань новым хозяевам. Как пишет известный японский исследователь айнской истории Синъя Гё, стандартные условия «договора» между японскими властями и айнской деревней предусматривали безусловное повиновение айнов любым приказам японцев. Зафиксированы неоднократные случаи, когда не способных работать стариков, детей, больных или изнуренных непосильной работой взрослых, а также изнасилованных надзирателями-­японцами женщин угощали отравленным рисом, сакэ или супом, чтобы избавиться от нежелательных «варваров». Что касается физического насилия, то оно вообще вошло в повседневную жизнь – например, избиение айна до смерти японским надсмотрщиком считалось обыденным явлением [Shin’ya Gyo, 1977].

При этом припомнить провинность могли не только самому айну, но и его детям или даже внукам. В порядке вещей был сбор долгов или дани с родственников айна, который уже уплатил все причитавшееся.

В исторических исследованиях приводятся также заслуживающие внимания данные о характере «торговли» с аборигенами: за пять ценных шкур и порядка центнера вяленой рыбы японцы не соглашались отдавать больше одного десятикилограммового мешка риса [Там же].

Весьма похожие оценки дают не только японские, но и русские очевидцы, чьи свидетельства относятся в первую очередь к Сахалину и демонстрируют, что айны подвергались тяжелейшему угнетению не только на Хоккайдо. К примеру, один из первых представителей российских властей на острове Н.В. Буссе отмечал в своих записках: «Мена японцев с айнами не может назваться торговлею, а есть только спекуляция японского начальства на Сахалине, основанная на силе… Айны говорят, что у них бывает ежегодно голод потому, что летом японцы их сгоняют на работы… А платы же за летнюю работу дают только по одному халату, по две малых чашки рису и две папуши табаку да бочонок водки» [Буссе Н.В., 2007].

Практику «жестокого ограбления островитян» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990. С. 60] на Сахалине русские путешественники отмечали и значительно позже. К примеру, известный исследователь Дальнего Востока И.С. Поляков ближе к концу XIX века, уже после его перехода под российскую юрисдикцию, отмечал, что японцы «по старой памяти» продолжают практику грабежа местных айнов: «Айны и их труд порабощены; все айны без исключения обязаны работать на японцев. Для этого рыбаки выдают рабам-работникам свои снасти, причем все лучшее в улове отбирается… Собственные снасти айнам иметь запрещается… Реки при устьях перегораживаются, так что рыба в верховья проникнуть не может, поэтому невозможно удаляться туда и айнам… С отъездом японцев в свои края айны остаются без достаточного запаса сухой рыбы для себя и для собак; к концу зимы и по весне у них наступает почти голодовка» [Поляков И.С., 1896. С. 268].

Экономия на жизнях и здоровье айнских работников позволяла японским торговцам и промысловикам получать огромные доходы. А.П. Чехов свидетельствует следующее: «Айно, на которых лежала вся тяжесть труда, обходились им [японцам] почти даром. Доход с промыслов простирался сначала до 50, а потом до 300 тыс. рублей ежегодно, и немудрено поэтому, что хозяева-японцы носили по семи шелковых халатов» [Чехов А.П., 1978].

* * *

Беззакония, которые творились в оказавшихся под господством японцев айнских деревнях, не ограничивались только беспощадной экономической эксплуатацией. Убийства айнов, зачастую беспричинные, также стали частью жестокой реальности, в которой оказался этот народ после принудительного присоединения к Японии. Нередко путешественники, ранее посещавшие места обитания айнов, констатировали практически поголовное исчезновение айнских общин после контактов с японцами. Например, Н.В. Буссе пишет: «Казак Березкин доложил мне, что в селениях Найоро и Найпу у берегов залива Анива он видел лишь одного оставшегося в живых айна, которому японцы разрубили плечо и нанесли еще несколько ран; в чем айны провинились – Березкин не знал» [Буссе Н.В., 2007].

Эти преступления могли бы остаться тайной, так как японские власти строго запрещали согражданам проникать на айнские территории. Запрет вводился не только с целью сокрытия многочисленных злоупотреблений со стороны японских торговцев и промышленников против айнов, но и для того, чтобы не позволить недовольным из числа самих японцев скрываться в айнских землях – власти помнили, что многие из них примыкали к айнским восстаниями в прошлом и даже возглавляли их [Арутюнов С.А., ­Щебеньков В.Г., 1992]. Далеко не все в Стране восходящего солнца в то время рассматривали айнов лишь как дешевую рабочую силу. Среди японцев были и те, кто с сочувствием относился к айнам и проявлял о них заботу, в том числе стремясь донести до широкой общественности правду о том, что творится в айнских деревнях.

Жестокость по отношению к айнскому населению и экономический гнет так и могли бы быть преданы забвению, если бы не работа ряда исследователей, которым удалось проникнуть на Хоккайдо, собрать свидетельства очевидцев и оставить ценные записки, свидетельствующие о жестокой политике японцев по отношению к айнам.

Одним из таких энтузиастов был путешественник Маццура Такэсиро, который в 1854 году посетил Хоккайдо, написав по итогам своей поездки работу под названием «Описание современных эдзосцев», которая тут же была запрещена цензурой и увидела свет лишь более полувека спустя [Matsuura Takeshiro, 1981].

Изображенный этим автором быт типичной айнской деревни, находящейся под надзором японцев, удручает. Он пишет о тяжелой круглогодичной работе, на которую сгоняется все пригодное к труду население, получающее в качестве оплаты один раз в три дня чашку «пищи» – перемолотых в кашу объедков. Та немногая охотничья добыча, которой айны умудряются разжиться в свободное от трудовой повинности время – а его у айнов практически нет! – тут же отбирается японцами. Тело местных жителей едва прикрыто рубищами и обносками, смерть от холода или истощения в молодом возрасте – привычное явление. Повальные эпидемии сифилиса, оспы, кори, тифа, скарлатины, дизентерии, туберкулеза, гриппа и других смертоносных для той эпохи заболеваний регулярно проходят через айнские деревни, подчас уничтожая их почти что до последнего жителя.

Сексуальное насилие в отношении айнских женщин – одна из наиболее темных страниц в драматичной истории отношений двух народов. Не будет преувеличением сказать, что принуждение айнок к проституции, о котором известно со слов очевидцев, составляет сюжет, по своей постыдности не уступающий широко известной практике использования корейских и китайских женщин на «станциях утешения» – полевых борделях, открывавшихся для нужд японской армии в годы Второй мировой войны.

Вот, что пишет выдающийся российский исследователь айнов начала XX века Б. Пилсудский: «Нельзя не упомянуть еще один из доходов молодых айнских женщин и их родных, принявший широкое распространение со времен полного подчинения японцам и обязательных работ на промыслах. Я имею в виду торговлю женским телом. На западном берегу много венерических больных, и ­особенное подчинение айнок японцам, которые заражают их самыми разнообразными болезнями» [Пилсудский Б., 1903]. Беспощадная сексуальная эксплуатация айнских женщин привела к широкому распространению среди айнских общин сифилиса, который сами аборигены называли «ниспон арака» или «сисам икони», то есть «японская болезнь» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990]. Традиционные формы брачных отношений среди айнов способствовали быстрому распространению этого заболевания и стремительному вымиранию айнского народа.

Подытожить приведенное здесь описание отношения японцев к айнам можно словами современного исследователя Ч. Дюбрей: «В поздние годы периода Эдо и в ранний период Мэйдзи… айны все еще мыслились как недочеловеки, как собаки» [Dubreuil C., 2007].

Бесчеловечное отношение самурайских властей к айнам имело под собой двоякое основание – с одной стороны, типично колониальное стремление нажиться за счет рабского труда «варваров», с другой – уничтожить их стремление к свободе, подорвать самосознание народа. Следует отметить, что этой цели японские власти добились вполне успешно, поскольку никаких крупных волнений среди айнского населения начиная с середины XIX века уже больше не фиксировалось. Современные историки отмечают: «Айны… уже не могли оказывать массовое сопротивление, подниматься на освободительную борьбу, но проявляли свой протест в различных формах. Одни решались на самоубийство, другие убивали насильников, часть уходила и пряталась в горах» [Таксами Ч.М., Косарев В.Д., 1990].

* * *

Таким образом, к тому моменту, как айнские земли и их обитатели были официально включены в состав Японии, айнское население уже оказалось в значительной степени обескровлено, истреблено, поставлено на грань выживания, а их хозяйственный уклад, быт, культура и религия находились под постоянным разрушительным давлением. Во многом это объяснялось укоренившимся в сознании японского общества многовековым пренебрежительным отношением к айнам.

Даже после того, как «аборигены» были объявлены подданными императора, в отношении айнского населения страны ­продолжала действовать уходящая корнями в более ранние эпохи идеология, в соответствии с которой неяпонские народы, в особенности аборигенное население «исконно японских территорий», расценивались как «варвары». Согласно взглядам создателей этой идеологии, «варварские народы» стоят на несравненно более низкой ступени социально-экономического, культурного и нравственного развития, нежели японцы. Поэтому последним надлежит выполнить возложенную на них «божественную миссию» и «цивилизовать варваров». При этом отношение покоряемых народов к этой «цивилизаторской» миссии японских идеологов не интересовало, поскольку они считали, что «варвары» в силу присущей им отсталости не способны понять те «блага», которые им предлагает Япония [Fitzhugh W., Dubreuil C., 1999].

Ярким выразителем такой идеологии стал политик и военный Окамото Рюносукэ (1852–1912), который вдохновлялся пришедшими с Запада идеями социал-дарвинизма (как известно, эти же идеи служили отправной точкой и для нацистских идеологов). Он продвигал собственную классификацию различных ­этносов, в которой главенство отводилось японцам, тогда как айны объявлялись «нежизнеспособным» народом, «попечение» о котором должна великодушно взять на себя Япония [Арутюнов С.А., ­Щебеньков В.Г., 1992].

Стоит отметить, что идеология превосходства японцев над айнами оказалась удивительно стойкой – она не была изжита даже после крушения японского милитаризма в 1945 году. Достаточно обратиться к работе выдающегося японского исследователя истории айнов Синъя Гё [Shin’ya Gyo, 1977], который приводит результаты проводившихся в послевоенные годы в Японии исследований, рассматривающих айнов «практически как животных», и цитирует сделанные в 1950-х годах заявления некоторых местных ученых, называвших айнов «расой людоедов». Со своим коллегой солидарен и другой японский айновед, Окуяма Рё, который уже в 1965 году в книге с характерным названием «История гибели айнов» писал, что главной задачей, стоящей перед современным японским обществом в отношении данного народа, следует считать искоренение расовых дискриминационных идей [Okuyama Ryo, 1979].

Логика расового неравенства стала удобной основой для насильственного «окультуривания» завоевываемых народов, в том числе в период японской военной экспансии в 1894–1945 годах. С ее помощью оправдывались массовые убийства корейцев, китайцев, а также населения государств Юго-Восточной Азии, оккупированных японской армией в период Второй мировой войны. Однако первыми, кто почувствовал на себе данную идеологию, стали айны.

Правовое и социально-экономическое положение айнов в период непосредственно после их приведения в японское подданство ярко описал один из наиболее выдающихся исследователей данного народа – британский священник Дж. Бэчелор, который провел с айнами несколько десятков лет. Он отмечает, что айны, которые успели подвергнуться японскому «окультуриванию», разительно отличаются от того гордого свободолюбивого народа, к которому они принадлежали ранее. Вместо этого, пишет Дж. Бэчелор, айнам стало присуще «раболепство, заторможенность и общая угнетенность». Что касается непосредственно отношений айнов и их новых японских хозяев, британец свидетельствует:

«[Японцы] завоевывали айнов и силой загоняли их себе под сапог. Всякий чиновник или представитель военного сословия, как говорили мне сами айны, заставляет каждого из них простираться перед ним на колени и локти и непокрытой головой отирать голую землю или же тыкать носом в пыль прямо перед их ногами. Если же распростертый айн отказывался делать это пред высоким взором [японца], то голова его срубалась в мгновение ока. Что же удивляться тому, что айны имеют такой рабский вид? Никто никогда не поощрит их поднять глаза наверх и если только дерзнут они и попытаются постоять за свое отечество, своих жен и детей, то получат лишь более тяжкий удар и более глубокую рану» [Batchelor J., 1926].

Сходное впечатление оставило знакомство с айнами Курильских островов у другого британца – известного промысловика и путешественника Ч. Сноу: «Айны практически находились в положении крепостных крестьян и превратились в самый смиренный, самый послушный и безвольный народ…» [Сноу Г., 1992. С. 102–103].

С оценками британских исследователей солидарен и их русский современник – выдающийся путешественник и географ Г. де Воллан, который писал в 1903 году: «Японец смотрит на айнов свысока и с большим презрением, третирует эту низшую расу» [­Воллан Г.А., 1903].

Выраженно колонизаторскую политику властей Японии по отношению к айнам отмечает Н.В. Буссе: «После того, как айны познакомились с японцами, жизнь их перевернулась. Табак и вино, служащие везде более образованным народам средством, так сказать, порабощения себе дикарей, имели то же действие для японцев над айнами. Кроме этих двух вредных двигателей, японцы имели еще и силу оружия, которой малосильные айны не могут сопротивляться» [Буссе Н.В., 2007].

* * *

Вместе с тем было бы ошибкой говорить, что центральная власть в Токио была одержима идеей поголовного уничтожения айнов. Безусловно, при широком распространении расовых теорий и взглядов на айнов как на «неполноценный народ» среди политической элиты Японии на рубеже XIX–XX веков в правящих кругах государства находились влиятельные люди, которые были осведомлены о тяжелом положении айнского населения и пытались принимать меры по исправлению ситуации. Однако эти меры, порой даже весьма гуманные по своему замыслу, на практике носили поверхностный, половинчатый характер и нередко еще больше ухудшали положение японских айнов.

Емкая характеристика политики японских властей в отношении айнского населения в тот период была дана русским исследователем Д.М. Позднеевым: «Со стороны правительства делается кое-что для айну, которые слишком малочисленны, чтобы стать неудобными или опасными, и их стараются сохранить как достопримечательность» [Позднеев Д.М., 1909].

Нередко случалось, что под давлением японских интеллектуалов, часть из которых в том числе работала в органах государст­венной власти, Токио разрабатывал многообещающие инициативы, которые могли бы облегчить жизнь айнов. В то же время непосредст­венно «на земле» в качестве их исполнителей выступали местные власти, которые почти поголовно были проникнуты расистскими взглядами и считали айнов лишней «головной болью», а их постепенное вымирание на фоне тотальной нищеты и эпидемий – «естественным» явлением, свидетельствующим о неспособности этноса выдерживать конкуренцию с «более развитой» японской нацией. Упрощенные идеи социал-дарвинизма глубоко проникали в умы японских чиновников и политиков, которым поручалась работа с ­айнами.

Показателен в этом отношении «Закон о покровительстве аборигенам», который был принят в 1899 году. Составленный, в целом, в демократическом и гуманистическом духе и отражавший многие прогрессивные веяния своего времени, этот закон, однако, был лишен четких и прозрачных механизмов своей реализации. Как следствие, его эффективность оказалась чрезвычайно низка. Как пишут современные исследователи, он «открыл широкие просторы для многочисленных японских спекулянтов, жуликов, которые наживались на бедственном положении и невежестве доверчивых айнов».

Многие положения закона, по своей сути прогрессивные, на деле оказались насмешкой над тяжелым положением айнов в японском обществе. К примеру, в нем прописывались положения о раздаче айнским семьям семян и сельскохозяйственных орудий, обеспечении лечения для больных и попечения для детей и стариков, ассигнования пособий для школьников, выделения средств на похороны. Однако при этом предполагалось, что все эти средства будут выделяться из специального фонда, который на паритетных началах будет формироваться за счет взносов айнских общин и дотаций японских властей. Учитывая практически поголовную нищету, в которой к тому времени проживали айны, и повсеместную коррупцию местных властей, расхищавших выделявшиеся на ­аборигенов скромные дотации, можно понять, что все эти «прогрессивные» инициативы были восприняты айнским населением как очередная жестокая насмешка.

В законе не учитывалась специфика традиционного уклада айнов, что позволяло на легальных основаниях организовывать ограбление айнского населения. К примеру, разрешалось отбирать у айнов земли, которые не обрабатываются в течение длительного времени, что было само по себе абсурдно, поскольку айнские племена практически не занимались земледелием, а жили за счет охоты и собирательства.

Важной чертой закона 1899 года, также серьезно ударившей по коренному населению Хоккайдо, было отсутствие возможностей для закрепления за айнами права землевладения. Достаточно широкие возможности для использования земельных наделов, на которые, согласно закону, могли претендовать айны, остались на бумаге. Ситуация усугублялась тем, что «освоение» Хоккайдо японские власти вели специфическими способами, которые не могли не угрожать безопасности айнского народа. Так, в интересах заселения острова японцами власти фактически ссылали туда толпы ронинов – бедных, нередко деклассированных самураев. На базе маргинализированной массы, зачастую не знавшей никаких способов заработка, кроме бандитизма, власти с 1874 года создавали на Хоккайдо «­военные поселения», численность населения которых к 1899 году составила около 40 тысяч человек. Они получали самые выгодные, плодородные земли, ранее принадлежавшие айнским племенам [История Японии, 1998]. Формально «аборигенам» выделялись небольшие охотничьи угодья, однако в большинстве своем они быстро «уступались» японским переселенцам, нередко платившим по несколько бутылок сакэ за каждый подобный участок [Okuyama Ryo, 1979].

«Военные поселенцы», большая часть которых принадлежала к низам японского общества, почти единодушно относились к айнам как к «неполноценным варварам». Поселенцы внесли немалый вклад в угнетение айнского народа на Хоккайдо. Хоккайдские айны вытеснялись из мест исконного обитания в наименее пригодные для жизни места, к тому же почти лишенные источников пропитания, поскольку японские промысловики едва ли не поголовно истребляли живность, на которую веками охотились коренные обитатели острова. Что касается тех айнов, которые были готовы заниматься сельским хозяйством, то они оттеснялись в самые неплодородные горные районы, где земледелие не могло быть ­рентабельным ни при каких условиях. По сделанным в 1919 году оценкам самих японских землемеров и агрономов, которые се­годня, впрочем, считаются завышенными, лишь половина площади земель, на которые были оттеснены айны, могла давать хоть какой-то урожай, тогда как другая половина вообще была непригодна для земледелия. Со временем и эти показатели ухудшились – проведенное вскоре после Второй мировой войны аналогичное исследование показало, что лишь треть земли, отведенной айнам, позволяла вести сельское хозяйство.

Что касается денежных средств, которые японское правительство выделяло для переселения айнов на отведенные им земли и создание хотя бы минимально приемлемых условий их проживания, то в большинстве случаев эти деньги просто присваивались местными чиновниками. Лишь в отдельных случаях эти факты вскрывались и предавались огласке в национальном масштабе – как, ­например, в 1895 году, когда депутат парламента Судзуки Мицуёси публично раскрыл схемы махинаций властей, присваивавших средства, ­ассигнованные на обустройство айнских общин [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992].

* * *

В целом, следует признать, что, провозглашая амбициозную задачу «цивилизовать» айнов, пускай даже и против их воли, японские власти мало что делали для реального приобщения этого народа к последним достижениям культуры и науки. В большинстве своем попытки «окультуривания» айнского населения являлись лишь прикрытием для форсированной ассимиляции аборигенов, что означало уничтожение их традиционного материального и духовного уклада. Рассматривая древний образ жизни айнов как «варварство», власти сами применяли не совсем цивилизованные методы «­отучения» ­айнов от их древних обычаев [Shin’ya Gyo, 1977].

В частности, во второй половине XIX века айнскому населению было официально запрещено практиковать многое из того, что веками составляло непременный атрибут культуры этих исконных обитателей Японии. Регламентация жизни айнов дошла до того, что под запрет попали даже традиционные женские татуировки. Тяжелейшим ударом по традиционному укладу жизни айнов стал запрет на охоту ядовитыми стрелами, которая восходит еще к доисторическим временам.

Однако, запретив айнскому народу следовать многовековому образу жизни своих предков, японское правительство не потрудилось ничего дать ему взамен. Открыв в 1872 году в Токио первую школу для айнов (в России первая айнская школа была открыта на Курильских островах еще в середине XVIII века), японцы набрали лишь 35 учеников, из которых первый год обучения закончили лишь 5 человек – остальные не смогли вынести презрительного отношения со стороны японского общества. Показательно, что эта школа находилась в ведении именно Колонизационного управления. «Создавалось такое впечатление, – пишут историки, – как будто Колонизационное управление привезло этих айнов скорее, чтобы показать их в столице как “диковинку”, чем для приобщения их к знаниям, потому что логичнее было бы открыть айнские школы на месте на Хоккайдо» [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992].

После этой неудачи единственным местом в Японии, где айны могли получить хоть какое-то образование, на несколько десятков лет стала школа упомянутого выше Дж. Бэчелора (позднее другой его коллега по миссионерской деятельности открыл еще одну школу) [Batchelor J., 1926]. Лишь почти тридцать лет спустя японское правительство решило вернуться к вопросу об образовании для айнов. Несмотря на длившиеся много лет попытки ряда демократически настроенных педагогов дать айнским детям полноценное образование, какое получали сами японцы, программа обучения все же была составлена «с позиций дискредитации и шовинизма» [Арутюнов С.А., Щебеньков В.Г., 1992]. В течение всего лишь четырех лет айнских детей обучали японскому языку, арифметике и «морали» (то есть воспитание в учащихся верноподданнических настроений). Очевидно, что авторы столь скудной учебной программы видели в подопечных не более чем будущих батраков и чернорабочих на промыслах [Там же].

Интересно отметить, что такой подход к образованию айнов многие японские политики и ученые объясняли тем, что этот народ якобы не желает получать образование и не ценит усилий, которые власти Японии предпринимают для его же блага. Утверждалось, что айны «по природе своей» отличаются низкими интеллектуальными способностями, они нелюбознательны и могут быть обучены лишь самым примитивным предметам. О том, насколько предвзятыми и далекими от реальности являются эти оценки, можно судить из отчета Б. Пилсудского, который многое сделал для организации образования для айнов, попавших под юрисдикцию России:

«Сверх всяких ожиданий айны к вопросу об обучении их детей грамоте отнеслись с сочувствием и высказали лишь пожелание, чтоб обучение производилось не год и не два, а столько времени, чтобы учащиеся имели возможность быть вполне грамотными. Отсутствие у айнов отрицательного отношения к грамотности возможно объяснить следующими причинами: с одной стороны, удалению из ближайших мест к айнским селениям японцев, которые им в этом постоянно отказывали, с другой – без японцев они стали понемногу подниматься на высшую ступень материального благосостояния. Русские школы не только сблизят русских с айнами, но и укрепят в последних веру в заботливость о них властей» [Пилсудский Б. Отчет...].

Небольшую ответственность японские власти демонстрировали и на других направлениях. Доведя до упадка коренной уклад жизни и хозяйствования айнского народа, принуждая айнов отказываться от своей многовековой культуры, религии, забывать свой уникальный язык, они пренебрегли и задачей организации среди айнов нормальной системы здравоохранения, которая была доступна для японского населения.

Между тем в квалифицированной врачебной помощи айны нуждались особенно остро. Во-первых, они сильно страдали от регулярных эпидемий, вызванных контактами с японцами (столетия изолированного проживания не позволили айнам выработать соответствующий иммунитет). Во-вторых, состояние здоровья айнского населения катастрофически ухудшилось на фоне их экономического угнетения – попросту говоря, айны систематически недоедали, а нередко и голодали. Даже то скудное питание, которое предоставлялось японцами, было чуждо айнскому организму, тогда как традиционной пищи взять было неоткуда – промыслы айнов, как отмечалось ранее, были уничтожены.

Согласно данным о рождаемости и смертности того периода, в 1922 году в среднем на тысячу человек среди сахалинских айнов рождаемость составляла 17 человек, смертность – 35 человек, тогда как на тысячу японцев соответственно 32 и 20 человек.

Десятилетия спустя ситуация была не лучше. Изучая положение уже немногочисленного айнского населения Сахалина вскоре после возвращения южной части острова в состав СССР в 1945 году, известный советский антрополог Б.А. Жеребцов пишет: «Общая численность айнов при японцах неизменно сокращалась, против чего японцы не боролись и не принимали соответствующих контрмер. Только в случае возникновения эпидемий, угрожавших соседним японским поселениям, японцы применяли медицинские средства… Медицинская помощь была платная, врачебных пунктов в айнских поселениях, как правило, не было…» [Материалы исследований Б.А. Жеребцова.., 1988].

Таким образом, из приведенных в этой главе фактов можно видеть, что политика японских властей в отношении айнов после вхождения этого народа в состав Японии не просто не соответствовала его интересам, но порой несла на себе отпечаток этноцида. К примеру, немецкий историк П. Вирц пишет: «После завоевания Кореи и начала ее колонизации1 инородцы на территории метрополии стали не нужны, поэтому японское правительство начало проводить сознательную политику депопуляции народности айну в целях ее полного истребления» [Wirz P., 1955].

1 Корея стала протекторатом Японии (фактически – колонией) по итогам японо-­китайской войны 1894–1895 годов.

Конечно, отнюдь не все современные исследователи айнской истории готовы согласиться с тем, что японцы добивались «полного истребления» айнов на своей земле. Как было показано выше, среди японской общественности и правящих кругов находилось немало тех, кто сочувствовал тяжелому положению айнов и старался помочь им. Однако ситуацию в целом эти усилия переломить не смогли. Вывод о том, что политика властей в отношении айнов иногда способствовала, а иногда – напрямую вела к вырождению и вымиранию айнского народа в Японии, имеет под собой ­серьезное ­основание.