Белорусские мифы. От Мары и домашнего ужа до волколака и Злыдни

Глава 3. Люди с демоническими свойствами и результаты их деятельности

Персонажи из этой главы — не мифологические существа, а обычные сельские жители, внешне ничем не отличающиеся от односельчан. Однако все они владеют тайными магическими знаниями, недоступными простому человеку. Людьми с демоническими способностями считаются ведьмы, колдуны, знахари и знахарки, шептуны, ворожки, гадалки, чернокнижники, «знающие» люди (представители отдельных профессий или пограничья традиционного сообщества — нищие, странники, цыгане).

Они могут насылать и снимать порчу, с помощью магических практик отнимать у соседей все виды хозяйственного прибытка, превращать людей в животных, лечить болезни, полученные магическим путем, обладать ясновидением, предсказывать будущее, управлять градовыми тучами и змеями, знаться с нечистой силой. Многочисленные магические способности определяются глаголами: знать, уметь, колдовать, ворожить, чаровать, ведьмарить, шептать, знахоровать, чухмарить.

Грани между «знающими» людьми трудноразличимы, а их названия могут менять свои значения. К примеру, в одних селах слова колдун и знахарь обозначают человека, занимающегося зловредными практиками («Знахор — тот же колдун, знахор — это чтобы плохое что-то сделать», брест.), а в других колдун вредит, а знахарь помогает людям. Знахарка может пониматься и как ведьма («Знахурка, ведьма, каўдунка — плохие, шаптуха — хорошая», гомел.), и как целительница, помогающая людям магическими средствами. Один и тот же персонаж может и вредить, и помогать: «Одна колдунья вробляе [приделывает, насылает чары], а другая одробляе [отделывает, снимает]» (с. Спорово Брестской обл.), хотя в целом ведьмы и колдуны осознаются как причиняющие зло, а знахари и шептуны/шептухи — как помогающие людям.

Основные признаки демоничности — это «связь с нечистой силой», «тяжелая, мучительная смерть» и посмертное «хождение», превращение в «ходячего» покойника. Они дают основание считать персонажа «вредоносным». Деятельность «помогающих» специалистов часто связывают с Божественной силой, а в рассказах о них отсутствуют мотивы «трудной смерти» и посмертного «хождения»: «Шаптухи с Божьей молитвой лечили, а знахоры занимались с нечистою силой» (с. Верхний Теребежов Брестской обл.).

Люди с магическими способностями, — один из самых популярных типов персонажей в Белоруссии. Особенность белорусской мифологии — «гендерная диспропорция»: основным «держателем» колдовского знания, безусловно, является женщина (в отличие, например, от севернорусской, где главная магическая фигура — это колдун). Представления о мужской ипостаси — колдуне — гораздо беднее и встречаются реже. Тех, кто снимает порчу, лечит сглаз, возвращает корове утраченное молоко, лечит детские болезни, часто не выделяют в отдельный тип персонажей, а называют просто: бабка, дед, тот, кто знает, кто умеет шептать.

Белорусская ведьма существенно отличается от ее «коллег» из других славянских традиций (например, от карпатской босоркани или балканской вештицы) — она выглядит как обычная женщина, а основной круг ее «обязанностей» сводится к отъему хозяйственного блага у других людей. Такие демонические черты, присущие ведьмам из юго-западных частей славянского мира, как двоедушничество, способность нападать на спящих людей и выпивать у них кровь, для белорусских поверий о ведьмах нехарактерны. Даже мотив полетов ведьмы на шабаш выражен здесь более бледно и скупо по сравнению с соседней польской традицией, где встречаются весьма красочные и подробные описания ведьминских разгулов.

Сохранились описания судебных разбирательств XVII–XVIII веков[27] с территории польско-белорусско-литовского пограничья по обвинению в чародействе и порче. К наборам чародейских практик, сохранившихся в актуальной белорусской традиции, относятся, например, обход дома жертвы и подбрасывание туда вредоносных предметов (ниток, палок, костей, медных денег и подобного), передача порчи через наговоренные пищу и питье, которые колдун дает своей жертве. Так, в 1636 году в местечке Ошмяны (ныне Гродненская обл.) некто Гошка Ескевич обвинял чаровника Юрку Войтуловича в попытке лишить его здоровья через наговоренную водку, рюмку которой тот «с приправою чародейской» подал Гошке. Гошка же взял водку, но был Богом предупрежден, что ее пить не стоит. Как только рюмка с наговоренной водкой оказалась у него в руках, они стали так трястись, что водка частично пролилась. В результате тяжело заболел ребенок Гошки, что он приписал колдовским действиям Юрки Войтуловича[28]. В 1637 году могилевская мещанка Орина Турцовая была обвинена Харко Кузьминичем в целом комплексе зловредных магических действий, в результате которых один ребенок у него умер, другой начал говорить с большим запозданием — только в восемь лет, в хозяйстве все время происходили убытки, при этом начались серьезные семейные неурядицы и постоянные ссоры с женой. Для наведения порчи эта Орина втыкала нож в притолоку в доме своей жертвы, обносила его каким-то зельем и давала чары в пище[29].

В материалах судебных дел того же периода описываются и эпизоды полета ведьм на шабаш, гораздо более красочные и подробные, чем рассказы об этом, записанные в XX веке. Так, в процессе над ведьмой Марианной Косцюковой, якобы летавшей накануне Иванова дня на гору Шатрию, она показала, что летала туда с другими знакомыми женщинами, одна из которых помазала их чем-то под мышками, после чего они все летели выше самых высоких лесов и прилетели на Шатрию, где было много народу и в том числе пан в немецкой одежде, в шляпе и с тросточкой (стереотипное изображение черта в белорусско-украинской мифологии). На этой горе все танцевали, причем на скрипке им играл рогатый[30].

Несколько особняком среди персонажей этой главы стоит волколак — волк-оборотень, который, с одной стороны, может осмысляться как «знающий», способный по своей воле оборачиваться волком, а с другой стороны, может быть невинной жертвой магического произвола ведьмы или колдуна, не способной без чужой помощи вернуться в человеческое состояние.

Основные результаты вредоносной деятельности магических специалистов — это порча и сглаз. В традиции они часто могут обозначаться одними и теми же терминами: уроки, суроци (от глаголов с корнем рек/рок/реч — «говорить»), а также глаголами со значением «делать», «совершать» (приробыты, зробыты шкоду). По сути, это разновидности вредоносной магии, направленной на отъем жизненного блага — здоровья, лада в семье, удачи в делах, плодородия, молочности скота, урожая. Порча и сглаз различаются только «технологическими» приемами — если многочисленные виды порчи в большей степени связаны с материальной, контактной формой магии, то сглаз предполагает ментальные формы причинения вреда — взглядом, мыслями (особенно завистью) и словом (в частности, неумеренной, неискренней похвалой).

Специфической для белорусской традиции разновидностью порчи является особая форма заболевания — колтун — свитые или спутанные наподобие гнезда пряди волос. Это болезненное явление по своей семантике очень схоже с заломом, который, как и колтун, образуется путем действий кручения, верчения, имеющих демоническую природу. Представления о колтуне связывают белорусскую мифологию с польской, где наиболее полно представлены поверья об этом явлении.

Отдельная разновидность порчи — залом — делается ведьмами или колдунами на колосьях растущих в поле злаков. Путем их надлома, скручивания, завязывания в узел причиняется ущерб не только самому урожаю, но и хозяину поля или всему его семейству.

Ведьма — самый опасный персонаж как для отдельного человека, так и для всего сельского сообщества. Ее также могут называть знахорка, колдунка, ворожка или вовсе использовать эвфемистические выражения типа: та, што знае, тая, што знаецца с чэртями. Иногда говорят баба с мухами, таким же образом могут называть и колдуна.

Ведьма, безусловно, злокозненный персонаж — она вредит человеку и всему его хозяйству, делает заломы в поле, насылает порчу на людей, скотину и растения, может вызывать стихийные бедствия и влиять на атмосферные процессы («замыкать» дождь, разгонять тучи, насылать вихри), насылать на село змей, жаб или насекомых, превратить человека в животное, «пригвоздить» человека к месту, причаровать парня к девушке и, наоборот, посеять ненависть между супружеской парой, а также, наряду с колдунами, превращать человека в животное.

Ведьма обеспечивает и поддерживает свои магические способности благодаря связи с чертом, с нечистой силой. С одной стороны, считается, что ведьма чертями владеет, они ей служат, а с другой стороны, сама вынуждена подчиняться находящимся у нее в услужении чертям — они заставляют ее делать зло, таскаться по ночам, не дают ей покоя, требуют у нее выкуп за свое служение иногда в виде скота, а иногда и в виде собственного ребенка.

^{Ведьма, произносящая заклинание. 1773.}

^{Wellcome Collection}

Ведьмой может стать любая женщина, изучившая книгу «черной магии» и заключившая договор с чертом — это так называемые «ученые» ведьмы. В брестском Полесье считали, что, чтобы стать ведьмой или колдуном, нужно выучить «черную книжку на польском языке», а потом, надрезав мизинец, подписать договор с чертом. Черти, находящиеся в услужении у ведьмы, могут мучить ее и заставлять вредить людям, если она не загружает их в достаточной степени работой.

Женщина может также получить колдовское знание по наследству — от матери-ведьмы (это так называемые «родимые» ведьмы), либо его передает ей перед смертью старшая родственница-ведьма. Передача колдовского знания младшей родственнице напрямую связана с другой особенностью ведьмы — мучительной и долгой агонией. Ведьма не может умереть, пока не передаст свое знание другому человеку, а вместе с ним и нечистого духа, которым она обладает. Именно поэтому говорят, что ведьма должна «сдать чертей», «отдать не своего духа», «передать умение своему роду», «колдовство должно перейти на другого человека». Как правило, никто не хочет принимать на себя ведьминский «дар», поэтому ей приходится действовать хитростью — подзывает к себе ничего не подозревающего человека, протягивает ему руку (иногда с какой-нибудь вещью, например с носовым платком) и говорит: «На, возьми». Если человек дотронется до ее руки, возьмет эту вещь, то примет на себя ведовство, а ведьма сможет наконец-то умереть.

Чтобы облегчить агонию, в потолке проделывали отверстие, снимая несколько досок, чтобы через него могли выйти мучащие ведьму черти (ни через дверь, ни через окно они выйти не могут), открывали заслонку у печной трубы или клали на голову ведьмы лошадиный хомут, то есть во всех случаях создавали специальный проход для нечистой силы. Но и после смерти ведьме не будет покоя, потому что ее душу заберет нечистая сила, а сама она пополнит ряды «ходячих» покойников. Зная о своей участи, ведьма отговаривает других женщин учиться колдовству, показывая, что будет с ней в момент смерти.

Внешне ведьму нелегко отличить от обычных женщин — иногда ее узнают по сросшимся бровям, иногда по тому, что она никогда не смотрит людям в глаза. Некоторые говорят, что у «родимых» ведьм есть маленький хвостик, а на голове — чуть заметные рожки, но их под платком, который обычно носит замужняя женщина, не видно.

Ведьма обладает удивительной способностью к оборотничеству. Превращаясь в любых животных и в предметы, она может скрыться от односельчан, остаться неузнанной. В облике животного ведьма любит нападать на людей, особенно ночью, на припозднившихся прохожих. Чаще всего ведьмы принимают облик жабы, кошки, собаки и свиньи, а из предметов — тележного колеса, клубка ниток, решета, обруча, иголки и небольшой копны сена или соломы, которые неотступно преследуют идущего по дороге человека.

^{Дикие свиньи в лесу. 1897.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Когда ведьме «время приходит», она совершает вредоносные поступки, от которых не может удержаться. Поскольку черти вынуждают ведьму делать зло, насылать на людей порчу, она, чтобы не вредить людям, может перенести ее на деревья и растения. В одной из быличек мужчина, ехавший на повозке мимо кладбища, увидел голую женщину. Женщина обратилась к нему с просьбой не выдавать ее.

Магическая сила ведьмы в наибольшей степени проявляется в определенные календарные даты или лунные фазы (обычно в полнолуние или при молодом месяце), когда происходят необъяснимые «вспышки» колдовской активности. «Ведьминскими» днями считаются основные праздники весенне-летнего цикла от Благовещенья и Пасхи до Успенья (реже Рождество и вообще святочный период), однако абсолютное первенство в списке опасных дней занимает Иван Купала, о чем свидетельствуют его народные названия: Иван Ведьмарский, Иван Колдунский, Иван Злостный, Ведьмин Иван.

В эти праздники ведьмы не могут не заниматься колдовством, потому что приходит пора, когда они должны вредить. Ведьма испытывает настоящие мучения, если не сможет навредить в «свое» время, потому что нечистый дух тянет ее совершать зло: «На Юрия ведьмы ведьмовали — это их праздник»; «Как ведьме придет такая пора, то она вредит»; «Ей нужно так делать, ибо час такой пришел».

Колдовские способности ведьмы, направленные на личное обогащение, могут лишить других хозяев важных материальных благ в их хозяйстве — молока, сметаны, урожая в поле. Ведьмы также вредят здоровью людей (особенно детей) и скота, насылая на них порчу и болезни. Главное в наборе вредоносных действий — это отбирание молока у чужих коров. Особенно активно ведьмы отбирают молоко в ночь накануне Ивана Купалы, Юрьева дня, реже — в Благовещенье или на Петров пост. До восхода солнца на Ивана Купалу или на Юрьев день ведьмы собирают с травы росу, которая считается чудодейственной в эти дни, — эта влага способна передать свою живительную силу коровам, обеспечивая их избытком молока. Рано утром, пока сельское стадо еще не прошло по росе, ведьма голой валяется по ней или волочет по мокрой траве свой фартук, скатерть или просто кусок ткани, также собирает росу молочной посудой — подойником или цедилкой, а затем поит этой росой своих коров, накрывает их мокрой тканью или вешает ее на потолочную балку в своем хлеву. В этом случае потенциальное молоко всего сельского стада переходит коровам ведьмы. Если ведьма хочет навредить конкретному односельчанину, она собирает росу с его поля. Известно много рассказов о том, как случайный прохожий подсматривает за действиями ведьмы, а потом, не очень понимая, что именно он делает, сам повторяет их, приговаривая: «Что куме, то и мне». Намоченную в росе ткань он вешает в своем хлеву, и с нее непрерывным потоком начинает литься молоко, которое он по неопытности не знает, как остановить.

«Перетянуть» себе молоко у чужих коров можно было и с помощью любого предмета, символизирующего благо (щепки, тряпки, соломы, веника, куска навоза, земли), тайно украденного в чужом дворе и перенесенного к себе. Наиболее опытным ведьмам даже этого не требовалось: чтобы забрать чужое молоко, они привязывали в своем хлеву к перекладине полотенце, пояс либо тряпку и во время вечерней дойки дергали за концы полотнища, имитируя доение. С полотенца лилось молоко. Ведьма могла воткнуть нож в дерево, мимо которого проходит сельское стадо или чужая корова, чтобы с ножа полилось молоко. Но чаще всего ведьма выдаивает чужих коров, принимая облик животного (обычно жабы, змеи, кошки или собаки), в таком виде проникает в соседский хлев и сосет у коровы вымя. В результате у этой коровы пропадает молоко, а у коровы ведьмы молоко прибывает. Обычно это происходит в ночь на Ивана Купалу или после отела чужой коровы. Зная о повадках ведьмы, хозяева в эти ночи сторожили свой хлев и не пропускали в него никаких животных, потому что под их видом может прийти ведьма.

^{На пастбище. XIX в.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

В ночь на Ивана Купалу хозяин, обнаружив возле своей коровы жабу, кошку или другое животное, калечит его — бьет его, перебивает или отрубает лапу или ухо, а на следующий день узнает, что соседка лежит дома с перебитой ногой или рукой, отрезанным ухом или другими телесными повреждениями, которые соответствуют тем, которые хозяин нанес ночью животному. Таким образом становится понятно, что это соседка-ведьма приходила ночью в хлев, обернувшись кошкой или жабой. Особенно часто ведьмы ходят доить чужих коров в виде большой жабы, которую в белорусских селах считают ее ипостасью.

Ведьма отнимает у людей и другое хозяйственное благо — спор, спорину, то есть «обилие, прибыль, ценность, жизненную силу» (о хорошо идущих делах говорят, что «работа спорится»). Это может быть урожай зерна, «сытость» хлеба и других продуктов, хорошо удающееся тесто, жирность молока и сметаны, молочность коровы, плодоносность скота, хорошо выпрядаемая пряжа, удачно сотканное полотно и вообще успешность любой хозяйственной деятельности. Ведьма может отнять урожай с хлебного поля, овощи с огорода, удачу в разведении скота и домашней птицы (так называемый вод скота, то есть делает так, что скотина в определенном хозяйстве «не ведется», не плодится, болеет и умирает), удачу в ткачестве.

Опасность ведьмы заключается в том, что она может отобрать спор как у хозяйства в целом (и тогда хозяев ждут сплошные убытки и бедность), так и в определенной области (например, в разведении свиней или кур). Наиболее универсальный способ отобрать спор — украсть с чужого двора какой-то символический носитель богатства (кусок навоза из хлева, горсть земли с огорода, щепку от сарая, даже часть мусора, подобранного в чужом дворе). В результате спорина-удача из чужого хозяйства переходит в хозяйство ведьмы.

Человек может подозревать, но не знать определенно, кто именно из односельчанок ведьма и отбирает в его хозяйстве благо, и это главная опасность ведьмы. Ведь в человеческом облике она, как правило, похожа на обычную женщину, а отнимать молоко или урожай ходит в виде оборотня-животного. Кроме того, в селе может быть несколько женщин, занимающихся колдовством. Чтобы обезвредить ведьму, нужно ее обнаружить и опознать, то есть соотнести ее зооморфный облик с подлинным человеческим. Опознанная ведьма теряет способность вредить человеку, который ее обнаружил (но не теряет способности вредить другим).

^{Односельчанки. Ок. 1914–1918.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Ведьму можно заставить явиться и обнаружить себя. В западных районах Белоруссии, обнаружив, что у коровы пропало молоко (а это значит, что его отняла ведьма), втыкают в цедилку (кусок ткани или марли, через которую процеживают молоко после доения) одну или несколько иголок, сдаивают у коровы сколько получится молока и варят цедилку с иголками в горшке с кипящим молоком. Поскольку между коровой, «испорченной» ведьмой, и самой ведьмой существует связь, такая цедилка доставит ведьме мучения, и она явится с просьбой прекратить эти действия, потому что у нее колет и печет в груди, кипит ее сердце, земля под ногами у нее горит.

Кипячение цедилки лучше всего устраивать коллективно в ночь на Ивана Купалу на купальском костре, но можно и индивидуально — когда заметят у коровы резкое уменьшение молока. При коллективном кипячении цедилок для разведения огня использовали девять осиновых поленьев или старые веники, иногда приносили с кладбища оставленные там мерки (палки, служившие столяру меркой при изготовлении гроба). Для ритуала лучше использовать новый горшок — в него бросали цедилки с воткнутыми иголками. В индивидуальном исполнении обряда сдоенное молоко иногда просто лили на раскаленную сковородку или угли в уверенности, что ведьма придет и будет просить прекратить мучения, обещая за это больше не вредить.

Иногда ведьма посылает в чужие хозяйства своих помощников — змей, ужей, лягушек (реже кошек и собак), которые высасывают у чужой коровы молоко, забирают сметану или зерно и приносят их своей хозяйке. Этот мотив известен преимущественно в западных частях Белоруссии. Кроме помощников-животных у ведьм и колдунов есть особые демонические существа — обогатители, спарники, которые им служат и приносят чужое добро.

По ночам (обычно в полночь, реже — в полдень) ведьмы могут пугать, преследовать прохожих, нападать на них, бросаться в ноги, прыгать на плечи, обернувшись кошкой, свиньей или каким-то другим животным. Если человек изловчится и ударит ведьму-оборотня, то на следующий день ее можно будет опознать уже в человеческом облике — на ее теле обнаружатся следы травмы от удара.

Ведьмы проявляют свои демонические свойства в определенные календарные даты, в частности, летают по ночам на совместные сборища — это одна из наиболее важных характеристик ведьмы. Сборища устраиваются на самом высоком или самом старом дереве в округе (дубе, вербе, вязе или тополе), ведьмы там танцуют, веселятся, дерутся, празднуют, распределяют между собой, кому какие жертвы предназначены. На такое гульбище ведьма вылетает через трубу или окно, летит верхом на березовой палке или кочерге.

Если случайно подсмотреть за действиями ведьмы, собирающейся на шабаш (она мажется колдовской мазью, седлает палку или кочергу, вылетает в трубу), повторить их, то можно самому оказаться на сборище нечистой силы. Там человеку дают коня и отправляют обратно. Дома человек обнаруживает, что сидит на кочерге или скамейке. Этот восточнославянский сюжет лег в основу пушкинского стихотворения «Гусар», правда, там действие происходило на Украине, где подобные поверья также широко известны.

Ведьма может кощунственно использовать сакральную силу церковных предметов для восполнения и подкрепления собственных магических способностей. В большие церковные праздники (особенно на Пасху) ведьмы стараются дотянуться руками до ризы священника, а еще лучше — оторвать от нее кусок, дотронуться до икон, поцеловать замок церковной двери, подержать веревку церковного колокола, для того чтобы весь год до следующей Пасхи иметь силы для ведовства.

Во время церковной (и особенно Пасхальной) службы можно распознать ведьму с помощью специальных приемов. Нужно заранее обзавестись особым кусочком сыра, продержать его во рту с Чистого четверга до Пасхи (или с Масленичного заговенья до начала Великого поста) и с этим кусочком сыра прийти на Пасхальную службу. Женщины, которые занимаются ведовством, обладателю сыра покажутся стоящими спиной к алтарю (тогда как остальные люди будут их видеть стоящими лицом к алтарю) или держащими на головах дойницы, а в руках — молочные ведра (остальные это видеть не будут).

^{Пасхальная процессия. Беларусь (Лида). Ок. 1915–1918.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Если пришедшую в гости женщину хозяйка подозревала в колдовстве, она незаметно для гостьи могла перевернуть кочергу или ухват, а также веник или метлу, поставив их метущей частью вверх. Ведьма не могла покинуть дом, пока все предметы не перевернут обратно. Для этой же цели в нижнюю часть столешницы втыкали иголку, нож или ножницы, символически «пригвождая» ведьму к этому пространству — она будет маяться, крутиться возле двери, но не сможет выйти, пока острые предметы не вынут из столешницы.

В опасные дни календаря люди предпринимали множество действий, чтобы защититься от ведьм. Оберегами считали освященные в церкви предметы и вещества: вербные ветки, освященные в Вербное воскресенье, троицкую зелень, сретенские свечи (принесенные из церкви на Сретенье), крещенскую воду, соль, мел, освященные зерна мака или проса и прочее. Размещение этих предметов в охраняемом пространстве, например в хлеву, не позволяло ведьме проникнуть туда. Препятствием также служили рассыпанные перед дверью или вокруг хлева зерна мака, льна, проса — ведьма не войдет внутрь, пока не пересчитает все зерна. К числу оберегов относились все колючие, острые предметы (коса, нож, серп, топор, грабли) и жгучие растения, особенно крапива, — их затыкали над окнами и дверями, закапывали под порогом острием вверх, чтобы ведьма порезала или обожгла себе руки.

Косой, ножом или освященным мелом обводили замкнутую черту вокруг охраняемого строения — ведьма не сможет ее преодолеть. Действенным растительным средством считалась осина — осиновую палку или целиком небольшое деревце помещали в хлеву. Отгонные свойства приписывались зеркалу, которое вешали в хлеву, подкове, самотканому поясу, кувшину с выбитым дном.

Поскольку больше всего ведьмы вредили на Ивана Купалу, то значительная часть купальских календарных обычаев совершается ради того, чтобы обезвредить ведьм. К числу таких действий принадлежало разведение купальского или юрьевского костра и сжигание на нем чучела ведьмы. Часто целью разжигания купальских костров прямо называли сожжение ведьмы, а выражение палить ведьму могло означать «жечь купальский костер».

Считалось, что костер вредит ведьме, причиняет ей такие сильные боли, что она прибегает к костру, чтобы залить его водой и прекратить свои мучения. При этом тщательно следили, чтобы прибежавшая ведьма ничего не брала из костра, даже самый маленький уголек, иначе она снова обретет свою прежнюю магическую силу.

В этот же день уничтожали и другие ритуальные предметы, символизирующие ведьму (сноп соломы, конский череп, обрядовое деревце, лапти и пр.): топили в воде, выбрасывали в канаву, избивали палками. Молодежь, носившая по селу сделанное из тряпок и соломы чучело ведьмы, кричала перед каждым домом: «Все выходите ведьму бить!» В ряде случаев ведьму, как и русалку, выпроваживали за пределы села — в роли ведьмы выступала ряженая девушка, которую в игровой форме «изгоняли» за границы человеческого пространства.

На Купалу [девушка, рядившаяся ведьмой], надевает андарак, черный платок, разрисовывает лицо черной краской. За ней, «ведьмой», с палками бегут, из деревни выгоняют (с. Золотуха Калинковичского р-на Гомельской обл., 1983 г.).

Колдун очень близок к ведьме, но занимает гораздо более скромное место. Это реальный человек, односельчанин, наделенный магическими способностями, в основном вредоносными (но, в принципе, способен делать и добро). Колдун с помощью магии совершает «социально опасные» и хозяйственные преступления: наводит порчу на людей (особенно на детей) и скот, отнимает молоко у чужих коров, урожай хлеба с чужого поля, делает заломы на чужих полях, может «присушить» парня к девушке или развести их, превратить человека в животное. Он может сам превращаться в волка, насылать и отгонять тучи, вызывать стихийные бедствия, заклинать и насылать змей.

^{Колдун.}

^{ГАУК ТО «Тюменское музейно-просветительское объединение»}

Если в русской мифологии колдун вредит — знахарь помогает, то в белорусских говорах обоих персонажей часто называют одинаково. Название колдун воспринимается как русское («колдуны — гэто у России»), гораздо чаще его называют знахар (знахор) — так же, как и знахаря, который использует свои магические способности в основном для помощи людям (его еще часто называют шептуном, поскольку он шепчет заговоры, когда лечит человека).

Человека, занимающегося вредоносной магией, называли также: ведьмак, чародей, чаровник, чорнокнижник, волошебник, той, шо знае (тот, что знает), говорили, что такой человек может прироблять, чаровать, знахорить, ведьмарить. По внешнему виду колдун практически не отличается от обычного человека, но у него могут быть черные волосы, черные брови и черные глаза, а сам он может владеть приемами гипноза. О колдунах, как и вообще о «знающих» людях, говорят, что у них «мухи в носу» или в голове.

Колдун «не подчиняется Богу, он подчиняется Сатане», он «продатый черту», «тот, что знается с чертями», «тот, кто чертей держит в хате», «владеет нечистыми». В некоторых областях Белоруссии считается, что колдун не сам отнимает благо в чужих хозяйствах, а ему его приносит особый дух-обогатитель, поэтому колдуны зажиточнее обычных людей.

Колдунами не рождаются, а становятся люди, которые намеренно обучались черной магии и колдовству или заключили договор с нечистой силой. Желающий стать колдуном должен был отречься от Бога и выполнить ряд кощунственных действий, например выстрелить в распятие или встать ногами на икону. Этим человек отдавал себя под власть нечистой силы. Будущий колдун должен выдержать испытание страхом, который на него насылают черти. Испытуемый шел в полночь на перекресток, где появлялся черт (или черти) в виде большой собаки или жабы и подвергал человека разным испытаниям — если тот их выдерживал, то становился колдуном. Иногда в последнюю минуту испытуемый отказывается от сделки с чертями, испугавшись кощунства, которое должен совершить.

^{Черная магия. Гравюра, XVII в.}

^Rijksmuseum

Еще один способ стать колдуном — прочитать книгу «черной магии», с ее помощью можно изучить тайное знание, установить контакт с нечистой силой, узнать будущее. Читать такую книгу нужно только по ночам, при свече, растягивая чтение на год или на три года. Во время чтения человека будет пугать всякая нечисть — например, показываться гадюки. Саму книгу в село приносят «чужие» люди — странники, цыгане. Владеть такой книгой для непосвященного в колдовство человека опасно — если он откроет ее и не освоит до конца, то может сойти с ума или его могут замучить черти. Одним из способов приобретения колдовского знания было также владение цветком папоротника. Можно стать колдуном с помощью специальной косточки черного кота, которого нужно сварить и разобрать в нем все кости, чтобы найти одну, делающую человека невидимым и дающую умение колдовать.

За обретение магического знания колдун должен расплатиться с нечистой силой в лучшем случае чем-то ценным из своего хозяйства (например, скотом), в худшем — кем-то из кровных родственников мужского пола (например, сыном или братом).

Колдун может принимать вид кота, собаки, свиньи, петуха, но, главное, может превращаться в волколака и в таком образе вредить людям.

Колдуны вместе с нечистой силой носятся, крутятся в вихре, а также с его помощью напускают порчу на других людей. Вообще насылание порчи — одна из наиболее характерных функций белорусского колдуна. Он подкладывает во двор своей жертвы наговоренный предмет (например, землю с кладбища), льет под хату или хлев воду, которой обмывали покойника, берет след из-под ноги человека и потом высушивает его в печной трубе, насылает на человека по ветру вредоносный заговор и подобное. Колдун в ряде случаев вынужден насылать порчу помимо своей воли, когда ему «время приходит» вредить, — в этом случае он может направлять вред не на людей или скот, а на деревья и растения.

^{Свадебный поезд на дороге. 1942.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Одно из самых распространенных действий колдуна — это порча свадьбы. Колдун может как навредить молодым (испортить свадьбу), так и помочь им. Именно поэтому «своего», местного колдуна часто приглашали на свадьбу главным распорядителем (дружкой) или почетным гостем в надежде на то, что он будет противостоять козням других колдунов. Соперничество двух колдунов на свадьбе (и не только), когда они меряются колдовской силой, связано с представлениями о том, что есть более сильные и более слабые колдуны. Доказательством колдовской силы считается умение свистом вызывать чертей или вернуть из леса заблудившуюся скотину. Меряться силой колдуны могут по-разному, например это может быть змаганне горилкою (соревнование в питье наговоренной водки): колдун заставляет выпить соперника рюмку водки, в результате у того выпадают все зубы, начинаются рези в животе или рюмка лопается в руке. Когда же соперник своей водкой угощает колдуна, тот слепнет на оба глаза, превращается в волка и т. д. Наиболее сильным колдуном считается тот, кто может не только навести порчу, но и снять ее, что требует гораздо большего умения.

^{Плетеная корзинка с едой. 1847.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Белорусскому ведьмаку приписываются и более специфические виды порчи, связанные с «ядовитым» хлебом. Колдун подвешивает на дерево головой вниз убитую гадюку, а под ней кладет хлеб так, чтобы яд из гадюки вытекал на этот хлеб. Затем он угощает этим хлебом (или водкой, настоянной на таком хлебе) свою жертву — этот мотив известен в Брестской и Гродненской областях.

Связь колдуна со змеями и прочими «гадами» (лягушками, ящерицами, мышами) проявляется по-разному: колдун вызывает к себе змей свистом, насылает их на дом своего недруга, вселяет змею или ящерицу в нутро человека, в результате чего человек начинает болеть, сохнуть и умирает. Когда удается снять эту порчу, она выходит из человека ящерицами, ужами, червями и прочей нечистью. Змеи могут приносить колдуну молоко, зерно, деньги, уворованные у других людей.

Колдуна тоже ждет тяжелая и мучительная смерть, а после черти завладевают его душой. В гомельском Полесье на вопрос о взаимоотношениях колдуна и нечистой силы отвечают: «Как живой знахор, то ему служит черт. А умрет, то уже черт им владеет, уже знахор ему служит». Доказательством того, что человек при жизни знался с чертями, служит сильная буря в момент его смерти или змеи, заползшие к нему в гроб. Колдун-отец перед смертью просит сына, чтобы он наблюдал за его смертью и избавил бы его тело от чертей, которые попробуют в него влезть (чтобы потом «ходить» в его облике и пугать людей), — для этого сын должен вылить на тело отца кипяток и изгнать оттуда нечистую силу. В противном случае отцу грозит участь «ходячего» покойника. В результате предпринятых сыном усилий ошпаренные кипятком черти выскакивают из дома и уносят с собой тело колдуна так, что родственникам нечего хоронить.

Перед смертью колдун стремится избавиться от своего магического знания — он должен «передать чертей» любому, кто согласится их принять. Основной способ — попытка умирающего дотронуться до руки кого-то из домочадцев (о тяжело умирающем колдуне говорят, что «он просит руки», чтобы в нее передать чертей). Знание обычно передавалось младшему кровному родственнику (младшему сыну, брату, племяннику), иначе оно утратит свою силу. Смерть колдуна сопровождается непогодой, вихрем, бурей, которые возникают, когда его грешная душа выходит из тела или когда его хоронят. Вообще степень греховности умершего человека часто определяется по состоянию погоды в момент его смерти:

При погребении колдуна соблюдаются те же профилактические меры, что и при похоронах ведьмы, чтобы он не стал «ходячим» покойником: в гроб помещают освященные травы, колючие и острые предметы (серп, нож, иголки), сам гроб и могилу обсыпают освященным маком или просом, втыкают по краям осиновые колышки.

^{Знахарка. Беларусь, ок. 1880–1885.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Знахарь использует свое магическое знание преимущественно для помощи человеку. Однако словом знахор, знахорка могут называть не только помогающих специалистов. Считается, что любой магический специалист может как навредить, так и помочь, в зависимости от ситуации и личного расположения или нерасположения к конкретному человеку.

Однако в целом различие между «плохими» и «хорошими» носителями тайного знания все же существовало: «Каўдун, волшебник — то плохой. Знахор, знахорка — это хорошие» (с. Присно Гомельской обл.).

Знахари не прибегают к помощи нечистой силы и не заключают с ней договор, а действуют с помощью слов и молитв, святой воды, лечебных трав, освященных и ритуальных предметов. Знахарей, делавших добро людям, чаще всего называли шептунами или шептухами — по способу их магического воздействия заговорами, которые они произносили шепотом.

Шептать в белорусских говорах имеет специфическое значение «лечить заговорами», поэтому шептуны могли выделяться в отдельную группу «знающих» людей, отличных от знахарей.

Основное занятие знахарей — исправление и нейтрализация вредоносных результатов деятельности колдунов: снятие порчи и сглаза, лечение людей и скота, особенно от болезней, образующихся путем магического воздействия (например, ночниц — детской бессонницы или ляка — испуга), обезвреживание залома, обнаружение виновника порчи, возвращение заблудившегося скота, расколдовывание людей, превращенных колдунами в волколаков. Лиц, использующих свое знание только для лечения людей, часто называют просто: бабка, бабушка, дед, дедушка, старик, что знает.

Знахари, как и колдуны, различаются по магической силе: те знахари, у которых «крепче кровь», считаются «сильными», способными преодолеть порчу, насланную другими магическими специалистами. Главная задача знахаря, приглашенного на помощь, — правильно определить источник и причину бедствия. Знахарь сообщает хозяевам, кто именно наслал порчу, где в доме находятся зловредные предметы, на которых порчу подкинули в дом (кости животных, яичная скорлупа, дохлая змея, спутанные волосы). Знахарь может показать виновника болезни и несчастий в наговоренной воде или в зеркале или вообще заставить его явиться в дом и разоблачить себя, а также переадресовать насланное зло на того, кто его сделал.

^{Г. Мясоедов. Знахарь. 1860.}

^{© Саратовский государственный художественный музей имени А. Н. Радищева}

Важным умением знахаря считалась его способность делать зацин или засечину на пропавший или заблудившийся скот. В экстремальных ситуациях, когда корова не возвращалась вечером с пастбища домой, знахарь, затённик, втыкал нож, иголку или топор в стену дома или хлева, шептал заговор, в результате чего вокруг заблудившейся коровы образовывалось символическое ограждение — она всю ночь оставалась на одном месте, и ее не мог тронуть ни один зверь. Утром знахарь вынимал нож, и корова сама возвращалась домой. В других случаях, чтобы вернуть корову, знахарь кликал (гукал) ее в печную трубу, называя по имени.

Хороший знахарь обладает способностью к ясновиденью, к прорицанию, он умеет ворожить, а потому его называют ворожун, ворожка. Он может предсказывать, угадывать события — грядущее несчастье, стихийные бедствия, — правильно истолковывать значение снов. Способность к прорицанию дается таким людям от рождения (знахарка сидит дома, но знает, где что делается), но ворожки могут угадывать будущее и с помощью гадания на картах или по звездам. Знахарь может определить, от какой причины произошла болезнь, выживет или нет больной человек, сколько лет ему осталось прожить. Знахаря обязательно приглашали при выборе места для строительства нового дома, поскольку от правильно или неправильно выбранного места зависит будущая благополучная или бедственная жизнь всей семьи.

В ведение знахарей входила и любовная сфера человеческой жизни — как и колдуны, они могли «приворожить», «присушить» парня к девушке (или девушку к парню) с помощью специальных заговоров-присушек; могли магически воздействовать на мужа, который изменяет своей жене, отвратив его от любовницы и одновременно приворожив к жене. На парня или девушку насылается любовный огонь, тоска по объекту любви, а само любовное чувство описывается как сумма бурных физиологических процессов: сердце болит, кровь кипит, а сам привораживаемый не может без объекта своей любви ни есть, ни пить, ни спать.

Чтобы избавить привороженного человека от искусственно насланной на него тяги к определенной женщине (или наоборот, если объектом присушки становилась девушка), что было, по сути, видом любовной порчи, знахарь применял заговоры-отвороты, которые наговаривались на еду и давались жертве приворота.

Деятельность знахаря включала разнообразную хозяйственную магию, например, с помощью заговоров он выводил из дома вредных насекомых, особенно тараканов, которых он мог заставить выйти из хаты, приглашая их на свадьбу кукушки, удода или жабы.

Знахари умели тушить и локализовывать пожар, например с помощью чтения молитвы «Отче наш» задом наперед или обхода горящего дома со свечой, освященной на Сретенье. В селах Гомельщины знахари умели потушить пожар, призывая на помощь утопленников (нужно знать имена двенадцати утопленников), которые облетали пламя в виде белых мотыльков и не давали огню перекинуться на другие строения.

Знахарь передает магическое знание и заговоры, как правило, в конце своей профессиональной «карьеры», потому что после он лишается возможности самому их использовать. Знание передается обычно «по крови», то есть кровным родственникам, но, если у знахаря нет наследников, он может передать их постороннему человеку младше себя.

В белорусских (как и общеславянских) представлениях есть целая категория лиц, не колдунов и не знахарей, но владеющих некоторым тайным знанием, недоступным обычному человеку. Таких людей, как правило, не называют напрямую колдунами, но говорят, что они «что-то знают», обладают ясновиденьем и приобретают свое знание с помощью нечистой силы.

Первая группа — это представители других не-крестьянских профессий: гончары, пастухи, кузнецы, пасечники, мельники, печники, строители, рыбаки, охотники, музыканты, солдаты, бабы-повитухи. С точки зрения крестьянина, постичь тонкости той или иной профессии и стать в ней успешным невозможно без помощи нечистой силы, поэтому любой ремесленник априори воспринимался как человек, пользующийся в своем деле колдовскими приемами: пасечник — для успешного разведения пчел, рыбак и охотник — для успешного промысла, пастух — чтобы уберечь стадо от хищников и найти заблудившуюся корову, музыкант — чтобы виртуозно играть на скрипке. Вторая группа — люди, которые проводят жизнь в дороге и своими привычками (и этнической чуждостью) отличаются от крестьян: нищие, странники, цыгане.

^{Рыбак. 1804–1817.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Всем им приписывались способности, сходные со способностями колдунов и знахарей, — они могли диагностировать болезни и лечить людей (особенно повитухи, занимавшиеся лечением детей от сглаза и порчи), предсказывать судьбу новорожденных, распознавать воров и узнавать, где находится украденное, тушить пожар, отгонять градовые тучи, насылать и снимать порчу, изгонять чертей, гадать и ворожить. «Знающие», как и колдуны, могли получать свое магическое умение при рождении, если рождались в определенное время — «в такую планету уродится». В других случаях такому знанию можно научиться у колдунов, из «черной» книги или вступив в соглашение с чертом.

Профессиональный и этнический состав «знающих» мог меняться и дополняться со временем. Еще в начале XX века к знающим причисляли смолокуров (занимавшихся выгонкой смолы из хвойных деревьев) — в Речицком Полесье мастеру-смолокуру приписывали дружбу с чертями, благодаря которой он знал, что где делается и что где случится в будущем; знал, как лечить разные болезни, понимал язык животных и птиц, умел снимать порчу, но зла людям не делал. После того как профессия смолокура утратила актуальность, она перестала ассоциироваться с магическим знанием.

В белорусской народной культуре рано появились такие инструменты, как скрипка, цимбалы, волынка (дуда), и коллективы полупрофессиональных музыкантов, игравших на свадьбах и праздничных гуляниях. Умение играть на музыкальных инструментах также связывали с магическими практиками и помощью нечистой силы. За науку музыкант нередко расплачивался или собственным здоровьем (черт-учитель делал его калекой) или здоровьем родных.

Все успешные музыканты умеют колдовать, и часто два музыканта, как и два колдуна, соперничают на свадьбе, меряются магической силой — один делает так, что у второго рвутся все струны на скрипке, тогда второй превращает гриф на скрипке противника, кобылку, в настоящую кобылу, которая оживает и убегает.

^{Деревенский скрипач. 1885.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Музыкант, как и колдун, может испортить свадьбу, превратить гостей в волков. Самого музыканта постоянно искушают и обманывают черти, заставляя его играть на их свадьбах и сборищах и обещая ему хорошую награду, но в результате вместо денег и золота он обнаруживает у себя в карманах сухие листья и навоз.

Гончарное ремесло считалось почетным и уважаемым занятием, а также одним из самых «колдовских», обучение которому также требует обращения к нечистой силе. Горшечники не только делали посуду, но и сами возили продавать ее по ярмаркам и селам (то есть выступали в роли странствующих торговцев), и им, как и странникам, приписывается способность видеть невидимое. Гончар способен видеть, как приходят души умерших на поминальный ужин, и даже принимать участие в таком ужине вместе с одним из умерших (солдат или нищий также способны видеть души приходящих дедов).

Гончар может распознать ведьму, сбившую масло из молока, отобранного у чужих коров, он может давать советы по лечению болезней, он способен наказать, «пригвоздить» к месту любого, кто захочет украсть у него с воза посуду.

Строители тоже обладают магическими способностями. Только «самые ведьмаки могут строить хату», потому что они могут «зарубить дом на беду» — положить заклятье на всю семью или на одного из ее членов, особенно если они будут недовольны угощением и оплатой. По общеславянским представлениям, обеспечить прочность и долговечность дома можно, лишь положив в его основание строительную жертву, то есть «заложить хату» на чью-либо голову (на птицу, на собаку или человека). Строители могли подложить в основание дома и вредоносные предметы (например, кости животных), из-за которых в доме всегда будет сыро, там не будут переводиться мыши или тараканы, в хозяйстве не будет вестись скот или еще хуже — там вечно будет кто-то болеть или в семье будут постоянные драки и ссоры. Особенно опасным моментом строительства была закладка дома — в это время к месту стройки старались не подходить, потому что сказанное тогда строителями заклятие непременно исполнится.

^{Водяная мельница. Открытка, 1910.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Пчеловодов и пасечников также считали людьми, обладающими магическим знанием. Они могли колдовскими способами переманить к себе рой с чужой пасеки, способны были распознать того, кто украл мед из их ульев, наказать человека болезнями, а после своей смерти они могли забрать пчел с собой на «тот» свет. Чтобы пчелы хорошо велись, пасечник прибегал к кощунственным действиям во время пасхальной всенощной. На возглас священника: «Христос воскрес!» — он отвечал: «А я пчел осаживаю!»

Мельники тоже причислялись к числу тех, кто «что-то знает». Хозяин ветряной мельницы обязан был уметь воздействовать на ветер, вихрь и бурю, чтобы они не поломали мельничные крылья, поэтому его часто приглашали лечить подвей (болезнь, принесенную ветром). Чтобы водяная мельница хорошо работала и колеса в ней не ломались, мельник обязан был уметь поддерживать дружбу с водяным, которому при первых заморозках опускал под воду кусок сала, а иногда и часть свиной туши.

Одним из наиболее значимых для крестьянского сообщества профессионалов был пастух — ведь от его умения и магического знания, а также правильного поведения и соблюдения многих запретов и предписаний (в частности, пастух не стрижется и не бреется, воздерживается от сексуальных связей весь пастбищный сезон) зависели благополучие и сохранность всего сельского стада. Пастухи «что-то знают», приколдовывают, умеют заговаривать скотину от волков и других опасностей.

Нищих и странников считали посредниками между человеческим и сакральным миром. Они обладали способностью предвидеть будущее, лечить болезни, распознавать причины хозяйственных неудач, находить клады и вообще видеть недоступное простым людям, например, как ведьмы собираются на шабаш. Странники могли быть визионерами в ситуациях, когда сакральные силы (в частности, ангелы) нарекают судьбу новорожденному ребенку. Солдат, как и странник (ведь он все время находится в дороге), тоже может выступать в качестве визионера при наречении новорожденному его судьбы, а потом рассказывает об этом его родителям; он может вернуть волколаку человеческий облик, он способен управлять змеями, а также изгоняет черта из хаты у людей, принявших его на ночлег.

^{Цыгане в пути. 2-я пол. XVII в.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Особые магические способности приписывали цыганам (как и другим «чужакам» по этническому признаку — евреям, чехам): их ценили за умение лечить болезни (особенно лошадиные), раскрыть причину несчастий в хозяйстве, указать на виновника порчи, они могли остановить пожар, повелевать волками, предсказать будущее, но они же могли отомстить тому, кто их обидел (не одарил, не предоставил ночлег), — ввести в состояние гипноза, затуманить сознание людей, наслать болезнь или даже смерть. Считалось, что цыгане, подобно колдунам, получают свое знание из «черных» книг.

В белорусской традиции, в отличие от соседних польской и карпатской, нет персонажей, специализирующихся на отгоне градовых туч (облакопрогонников, хмарников, градобурников), но само представление о том, что тучу можно отогнать магическими способами, хорошо известно. Это умение принадлежит людям неопределенного статуса — «старым дедам», «старой бабе», «старому пану», «тому, кто что-то знает», тем, кто владеет словами отгонных заговоров и молитв, а также особой палкой, способной отгонять градовые тучи. Чудодейственные свойства приписывают палке, которой удалось убить змею, или разогнать двух змей в момент их совокупления, или отогнать змею, собравшуюся проглотить лягушку. Этой палкой машут в сторону тучи, и она расходится в разные стороны.

Такие «знающие» люди могли запретить даже не туче, а самому Илье-пророку, который развозит тучи по небу, направить тучу на конкретное поле или село. В западнославянских, карпатских и южнославянских традициях облакопрогонник указывает, куда можно направить тучу, специальным персонажам, разносящим тучи по небу (например, самоубийцам или крылатым змеям шарканям).

«Знающие» обладали и другими полезными умениями: могли распознать ведьму, управлять змеями, которые собираются на их свист, способны остановить пожар и с помощью колдовства отомкнуть все замки.

Волколак (воўкулак, воўкун) — человек-оборотень, который с помощью колдовства на всю жизнь или на время превращается в волка, но сохраняет при этом человеческий разум и многие человеческие привычки (например, он не способен есть сырое мясо). Одни исследователи считают слово волколак сложением двух корней *vъlk (волк) и *dlaka (шерсть, шкура), а другие выводят его из сочетания названий волка и медведя (из прусского tlok — «медведь»). Наиболее полно представления о человеке-оборотне сохранились в Брестской, Гомельской и Витебской областях.

Превращаться в волколака можно по собственной воле — ведьмы или колдуны оборачиваются волками, чтобы в таком обличье вредить односельчанам и нападать на их скот. Такое поведение, несомненно, осуждается общественной моралью. Однако они же могут из мести за какую-либо нанесенную им обиду превратить человека в волколака на определенное число лет или на всю жизнь. В этом случае человек, поневоле ставший волколаком, воспринимается как жертва злокозненного колдовства.

Превращение в волколака, как и любое оборотничество, является перемещением из человеческого состояния в «иное», нечеловеческое. Все способы превращения представляют собой ритуальное пересечение символической границы, отделяющей земной мир от потустороннего. Только в одном случае человек (ведьма или колдун) пересекает ее добровольно (перепрыгивает, перешагивает или кувыркается через преграду — воткнутый в землю нож, колышек, топор, гребенку и подобное), а во втором — по неведенью или насильно (его принуждают пролезть сквозь хомут, накидывают на него наговоренный пояс, дают ему заклятое ведьмой питье).

^{Волколак.}

^{iobard/Shutterstock}

Пересечение границы как в ту, так и в обратную сторону может совершаться одномоментно или поэтапно, когда человек последовательно перепрыгивает через несколько преград (три, пять, семь воткнутых в землю колышков, ножей, топоров, пней). После каждого этапа определенная часть тела становится волчьей или, напротив, человеческой. Если же во время отсутствия волколака кто-нибудь заберет эти ножи или выдернет колышки, то он навсегда останется в волчьей шкуре (или какая-то его часть, например хвост, останется волчьей).

В некоторых случаях несведущий человек может случайно подглядеть за превращениями в волка (в редких случаях — в собаку) колдуна или ведьмы и, подражая им, повторить их действия, но потом не способен справиться с ситуацией и остается волком.

В большинстве случаев превращение человека в волка происходит помимо его воли: парня превращает в волка отвергнутая им девушка, зятя — злая теща, пасынка — мачеха, в ряде случаев человека волком делает собственная жена. Жертве дают съесть заклятую пищу или выпить заклятое питье или просто проклинают его. При насильственном превращении в волка большое значение имеют действия с волчьей шкурой, заговоренным поясом, лентой или шнурком, которые в данном случае выполняют роль посредника между человеческим и «иным» миром — шкуру накидывают на жертву, а шнурком или поясом его обвязывают — они рассматриваются как магические узы, которыми связывается человек. Волчье обличье будет сохраняться, пока на нем не лопнет шкура, не разорвется пояс или шнурок.

Обиженный колдун, которого не позвали на свадьбу, может превратить в волков жениха с невестой и даже всех гостей. Колдун связывает над дорогой, по которой должна проехать свадьба, верхушки двух растущих по краям рябин, а сверху на ветки над дорогой кладет трех зарезанных старых петухов так, чтобы кровь капала на людей, проезжающих под этой конструкцией. Превращенные в волков участники свадьбы сохраняют знаки свадебной символики — свадебные рушники через плечо сохраняются под шкурой или превращаются в белые полосы на шкуре; они бегают стаей, повторяющей состав свадебного поезда, стараются обратить на себя внимание людей, чтобы те помогли вернуть им человеческий облик.

В белорусском Полесье о таком превращении говорят: «свадьба волками побежала» или «пустить свадьбу волками».

Если невеста, которую превратили в волчицу, оказывается беременной, то в положенный срок она возвращается к людям, чтобы родить ребенка. Понимающая, в чем дело, хозяйка помогает ей освободиться от волчьего обличья. Часто насильственное превращение человека в волка является местью парню со стороны брошенной им девушки или ее матери-ведьмы.

^{Волк в зимнем лесу. 1887.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Оборотничество совершается в стандартное время для активизации всей нечистой силы — ночью, в полночь. В Белоруссии слабо прослеживается связь волколака с лунными фазами (в гомельских быличках говорится о том, что превращение происходит в новолуние), по сравнению с другими славянскими традициями, например карпатской, где зависимость волколака от фаз луны является одним из центральных мотивов этого образа. Гораздо чаще указывают срок, на который человек подвергается заклятью, — обычно это один год, три года, семь лет, реже указываются другие сроки — от нескольких недель до двадцати пяти лет.

В зверином виде волколак сохраняет человеческую сущность: у волколака «кожа волчья, а ум и сердце человечье» (брест.), у него человеческий взгляд, он способен плакать, отбрасывает человеческую тень, а когда пьет воду в реке, то в воде отражается не волк, а человеческий образ. Превратившись в волка, волколак сторонится людей, уходит из дома в лес. Как и для любого проклятого, его перемещение за границу человеческого мира имеет принципиальное значение — он не может вернуться в пространство человека, пока не кончится срок заклятия или его не вернут с помощью специальных приемов.

Волколак автоматически разрывает все связи с человеческим обществом и включается в сообщество волков, становясь членом волчьей стаи, которая принимает его за своего. Однако, по другим представлениям, его отношения с волками носят вынужденный характер, а сам он тоскует по недоступному для него миру людей. Попытки установить связь с людьми кончаются неудачей, так как люди видят в нем обычного волка, прогоняют и бьют его. Волки также не любят его, издеваются над ним, заставляя его служить им. Волколак понимает человеческую речь, но не может говорить — речь возвращается вместе с человеческим обликом. При этом волколак понимает волчий язык и сам способен с ними общаться.

Одни считают, что волколак может нападать на людей и скот, забираясь в хлев и утаскивая скотину. Другие, что он не нападает на скот и не может есть волчью пищу, а сырое мясо пытается жарить на кострах, оставшихся от пастухов или охотников, питается травами, кореньями или едой, подобранной на полях или у пастушьих костров, ищет или ворует человеческую пищу (хлеб, картошку, подбирает крошки, очистки).

^{Охотник. 1892.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Возвращение человеческого облика происходит, как правило, при пересечении волколаком символической границы в обратном направлении: нужно перекувырнуться или перепрыгнуть через ножи (пни, колышки, топор, забор, ров, реку, упавшее дерево и т. д.), пролезть через хомут в противоположную сторону.

Иногда возвращение человеческого облика происходит само собой после того, как истек срок заклятия (обычно три, семь, девять лет), — в этот момент волчья шкура сама спадает с человека. В некоторых рассказах это событие совпадает с пересечением волколаком символической границы, отделяющей его от людей. За время пребывания в волчьем облике одежда истлевает на нем, и при возвращении человеческого состояния он оказывается голым.

^{Речка у села. 2-я пол. XIX в.}

^Rijksmuseum

Вернуть волколаку человеческий облик можно, символически приобщив его к человеческому миру: назвав его по имени, накрыв человеческой одеждой, набросив на него снятый с себя пояс со словами: «Господи, помилуй!» — прочитав над ним молитву или совершив церковные обряды. Даже в этом случае у жертвы заклятья часто остаются клочки волчьей шерсти на ладонях или спине, раскосые волчьи глаза и волчий взгляд, большой рот, руки, выгнутые наподобие волчьих лап, сросшиеся брови, иногда расстройство психики (в брестской быличке бывший волколак с трудом подавляет желание съесть собственного ребенка).

У ведьм и колдунов, которые периодически принимают волчий облик, чтобы вредить людям, могут навсегда остаться волчьи части тела (обычно хвост или ноги), если сторонний наблюдатель случайно или намеренно нарушит их процесс превращения в человека. Если этот процесс представляет собой ряд однородных действий (кувырканий, прыжков через определенное количество колышков, ножей или топоров), то наблюдающий за этим человек прерывает последний этап, вынув один из ножей или колышков, в результате чего одна из частей тела оборотня остается волчьей.

Сглаз — вредоносное магическое воздействие на человека, его семью, скот и хозяйство посредством «злого» глаза, завистливых мыслей и слов. Наиболее распространенным названием для сглаза является слово уроки (производное от корня *рек- с семантикой говорения; ср. древнерусский глагол ректи «говорить», русский глагол нарекать), а действие по наведению сглаза называется зурочыць. Та же семантика говорения содержится в гомельских названиях сглаза намоўка и примоўка с тем же корнем, что и белорусское название речи мова. Сглаз также может называться по(а)думы (производное от глагола думать) или словами, имеющими семантику взгляда, — подивок или подиў, а также семантику встречи, контакта — пристрек. В устойчивых формулах, обозначающих факт появления сглаза, он представлен как самостоятельный субъект действия, совершающий агрессию: «уроки напали».

Вера в сглаз довольно близка другому родственному магическому явлению — порче. В некоторых случаях бывает сложно отличить эти явления, поскольку их иногда называют одним термином уроки, их вредоносное воздействие направлено на один и тот же круг объектов, а результаты этого воздействия во многом совпадают. Но механизмы их влияния все же разные. Прежде всего в основе сглаза лежат способы ментального воздействия на жертву — с помощью взгляда, мысли или слова, к порче же по большей части относится контактная магия, а переносчиками вреда служат материальные предметы. Сглаз часто осмысляется как непреднамеренное, спонтанное воздействие, возникающее помимо воли человека, способного сглазить (отсюда представление о том, что человек может сглазить сам себя, своих детей и свое хозяйство). Этим сглаз отличается от порчи, которая всегда понимается как преднамеренное, сознательное причинение зла с помощью заранее подготовленных магических средств. Наконец, сглаз от порчи отличается степенью «профессионализма» тех лиц, которые способны причинить зло. Насылание порчи связано преимущественно с лицами, обладающими специальным колдовским знанием, — с ведьмами, колдунами, «знающими», а способность сглазить не требует специального знания и часто не зависит от воли самого человека.

При сглазе лишь в особо тяжелых случаях обращаются за помощью к знахарю, обычно же излечить его может любая женщина, знакомая с основным набором приемов «домашней» магии. Тогда как избавление от порчи требует обращения к магическому специалисту.

Во многих случаях сглаз воспринимается как комбинированное ментальное воздействие мысли, взгляда и слова, объединенных завистью к чужому благу.

Болезненные последствия сглаза объединяет внезапное и острое начало, которому предшествовал визуальный контакт жертвы с человеком, способным сглазить, то есть обладающим «злыми», «дурными», «погаными» глазами: Симптомы сглаза зависят от его силы (сильный сглаз или слабый), а также от личной восприимчивости человека — от легкого недомогания и слабости (головная боль, зевота, ломота во всем теле) до тяжелой болезни и даже смерти. Абсолютно здоровый ребенок вдруг становится вялым или, наоборот, крикливым, беспокойным, отказывается от еды, слабеет, у него начинается жар. Хорошая, спокойная корова, дающая много молока, внезапно становится упрямой, ревет, не подпускает к себе хозяйку, перестает давать молоко. Нитки у хорошо ткавшегося полотна начинают рваться и путаться, а удачно начавшаяся работа кончается провалом.

Сглазу может быть подвержен любой человек, домашняя скотина, урожай, хозяйственная деятельность (ткачество, сбивание масла, строительство и т. п.), но чаще всего сглаз падает на красивую, нарядную девушку, здорового, хорошо растущего ребенка, плодовитую корову, успешное хозяйство, в котором все хорошо ведется, то есть плодится, развивается. Все, что обладает высокой жизненной силой, представляет собой ценность и может стать объектом чужой зависти. Наиболее уязвимы для сглаза люди и животные, находящиеся в состоянии «перехода», — беременные и роженицы, дети, особенно еще не имеющие зубов или с молочными зубами, а значит, «мягкие», незрелые; молодняк скота, корова после отела, а также особо ценная работа, находящаяся в незавершенном состоянии (прежде всего ткачество и прядение), то есть все, что находится в состоянии роста, развития, незавершенности.

Чаще всего сглаз падает на скот, в первую очередь — на корову, ее молочность. Молоко, самый ценный продукт, связан с коровой как часть с целым, поэтому вредоносная сила сглаза, направленная на молоко, непосредственно отражается и на корове. Этим объясняется строгая регламентированность всех норм поведения, связанных с молоком, особенно во время доения, переноса молока по улице или передачи его другому лицу: надоенное молоко необходимо закрывать полотном от чужих глаз, добавлять в него щепотку соли при передаче другому человеку, а в день отела нельзя отдавать что-либо из дома, чтобы с этим не отдать молоко.

Белорусские представления о людях, способных сглазить, можно разделить на две категории. К первой категории относятся общеславянские поверья о лицах, обладающих «злыми», «погаными», «дурными» глазами, при этом само наличие такой особенности у человека просто упоминается, но никак не объясняется — «такие очи бывают».

^{Крестьянин с коровой. Ок. 1910.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Ко второй категории относятся представления о людях, у которых способность к сглазу является результатом каких-либо социальных или биологических отклонений еще при рождении и в которых сам человек неповинен. В эту категорию входят те, кого мать дважды прикладывала к груди (то есть начинала кормить грудью повторно, после того как уже отлучила от груди), кому дважды перевязывали пуповину, у кого два ряда зубов, а также близнецы. Как видно из этого перечня, в него входят мотивы с семантикой удвоения, двоичности, что объясняется негативными, демоническими свойствами числа «два» и повторно совершаемых действий.

^{Старик с карими глазами. 1908.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Ведьмы, колдуны и вообще «знающие», разумеется, тоже обладают способностью к сглазу, но это не основной вид их вредоносной деятельности.

Иногда считается, что ведьмы могут распространять уроки, пуская их по ветру, как и порчу, — на кого попадет такой ветер, тот заболеет.

Обезвредить потенциального носителя зла можно с помощью коротких охранительных формул: «Соль тебе в очи, деркач [стертый веник] в плечи!», «Свой взгляд забери назад!», «Что думаешь мне, пусть будет тебе!». Такой набор устойчивых и однотипных формул был инструментом «домашней», бытовой магии, которой обычно владела любая замужняя женщина, — подобное знание входило в сферу ее ответственности наряду с другими хозяйственными навыками.

Помимо словесной защиты, существуют охранительные действия по профилактике сглаза — использование в качестве оберегов острых и колючих предметов, чтобы на них «наткнулся» «злой» взгляд, обсыпание солью или маком охраняемого объекта (например, хлева, где стоит корова), бросание вслед носителю «злых» глаз кусочков угля, соли для символического возвращения возможного зла.

^{Девочка с громничной свечой. Ок. 1890.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Наиболее известные средства защиты от сглаза — это освященные предметы: святая вода, кусочки пасхального хлеба, ладан, свеча, освященные соль, мак, травы, вербные ветки. Их часто использовали в комбинации с другими видами оберегов (что усиливало их охранительные возможности), например с острыми и колючими предметами (иглой, булавкой или ножом), а также предметами, связанными с огнем и печью (углями или кусочками кирпича от печки). Небольшие фрагменты освященных предметов могли зашивать в мешочек или тряпочку и использовать в качестве амулетов для людей и скота. Такой амулет вешали на рога корове на весь пастбищный сезон, а детям и взрослым прикрепляли к нательному кресту.

Для личной защиты от сглаза обычно используют иголки и булавки, которые незаметно втыкают с изнаночной стороны одежды. Особенно тщательно защищали от сглаза и порчи жениха и невесту в день свадьбы, втыкая им иглы в подол одежды, в районе пазухи и крест-накрест на спине, сопровождая это охранительными приговорами.

В качестве оберега от сглаза широко использовалась мужская и женская одежда (часто нательное белье) — рубаха, юбка, особенно ее подол, мужские штаны, особенно область ширинки и пояса. Одежда соотносилась с человеческим телом и заключала в себе мужскую и женскую плодородную силу (особенно те части одежды, которые соприкасались с гениталиями) и поэтому обладала способностью отвращать опасность. При выгоне коровы на пастбище хозяйка обтирала ее подолом юбки, нижней частью рубахи, фартуком. Часто специально выбиралась самая грязная, «затасканная» часть одежды, чтобы сделать скотину нечувствительной к сглазу (как нечувствителен к нему грязный подол). Похожим образом использовали и мужскую одежду, особенно внутреннюю часть штанов, а также пояс или шнурок, на котором держались штаны (их могли привязывать на рога корове, как и хозяйкин фартук).

Одежду использовали не только в качестве профилактического средства, но и для лечения детей и скота от последствий сглаза, вытирая их по спине или по глазам фартуком, подолом юбки, мужскими и женскими трусами, ширинкой мужских штанов, чтобы сообщить заболевшему ребенку или животному жизненную силу, утраченную ими в результате сглаза.

Детородная функция гениталий объясняет их охранительную функцию не только в белорусской, но и во всей мировой культуре, поэтому оберегом от сглаза могло быть как непосредственное обнажение (например, в брестском Полесье предписывалось раздеться донага при первом весеннем выгоне коровы на пастбище для защиты ее от дурного глаза), так и символическое изображение коитуса в виде кукиша, который является общеизвестным охранительным жестом.

При лечении сглаза зачастую использовали те же магические приемы и средства, что и для его профилактики, — освященные предметы (особенно святая вода, которой спрыскивали или обмывали жертву сглаза, кусочки пасхального кулича или просфоры). Охранительно-лечебными свойствами обладали все человеческие выделения — слюна, моча, кал (например, чтобы маленького ребенка не сглазили, мать обтирала ему лоб своей слюной или мочой).

Для лечения болезней, полученных в результате сглаза, звали знахаря-шептуна, который произносил заговоры над больным или наговаривал на питье или еду, которые потом давали больному. Цель заговоров — изгнать болезнь из тела больного и обезвредить виновника заболевания. Заговоры знахарь обычно сопровождал ритуальными действиями, призванными очистить человека от сглаза, уничтожить болезнь или изгнать ее за пределы человеческого мира. Для этого больного обтирали рукой, фартуком, рукавом, подолом, мужскими исподними штанами, пасхальной скатертью; обметали лежащего веником; окуривали человека или скотину освященными травами; обмывали святой водой или водой, взятой из трех родников, которую потом сливали на больного через решето или через скобу входной двери; бросали в воду щепотку соли, угли, золу, лечебные травы и спрыскивали больного.

Широко известным методом лечения сглаза было символическое «перерождение» больного, при котором имитировался его проход через родовые пути: больного протаскивали (или заставляли перелезать) сквозь различные отверстия — рубаху, штанину, под лавкой, под столом. С этой же целью мать или знахарка клала больного ребенка на порог или на пол и трижды перешагивала через него крест-накрест, приговаривая: «Какая мать родила, такая и отходила».

Порча — основная форма вредоносной деятельности ведьм, колдунов и других «знающих». Это обширная и разнообразная совокупность магических приемов и средств, с помощью которых магические специалисты наносят ущерб жизни и здоровью человека, его семьи и хозяйства в целом.

Прежде всего это контактные способы, которые требуют специального колдовского знания и осуществляются с помощью материальных средств. Обезвреживание порчи почти всегда требует помощи магического специалиста (другого колдуна или знахаря), тогда как справиться со сглазом можно «домашними» магическими средствами.

На уровне названий в белорусских говорах порча и сглаз также различаются довольно отчетливо. Порчу чаще всего обозначают глаголами со значением «делать» — робыть, приробыть, подделать («она нешто мне зробыла», гомел.), тогда как для сглаза основным названием является слово уроки и глагол зурочыть, восходящие к корню *рек- «говорить». Такое терминологические разделение не является строгим — в ряде случаев словом уроки может называться и порча, видимо, потому что последствия от порчи и от сглаза во многом совпадают. Действия по избавлению от порчи и сглаза также могут обозначаться одними и теми же глаголами: одговорить (брест.), одроблять (гомел.), то есть «отделывать».

Можно «испортить» человека (или целую семью), наслав на него болезнь, смерть, бесплодие, неудачу, разорение хозяйства, бедность. Порчу могут наслать на любого человека, его скот, хозяйство или работу, но самыми уязвимыми считались молодожены, беременные, роженицы, дети, скот в день отела, любое дело в момент начала, например строящийся дом при закладке первого венца. Наибольшее число разнообразных способов порчи предполагает вредоносное воздействие на физическое и душевное состояние человека.

^{Бедное семейство. Беларусь, ок. 1917.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

«Испортить» человека можно, наслав на него любую болезнь — паралич, эпилепсию, бесплодие, припадки, слабость, отсутствие аппетита, безразличие к жизни. «Испорченный» человек внезапно заболевал, постепенно слабел и, если не принять специальных магических мер, мог умереть. Порча могла воздействовать и на психическую сферу человека, лишать его разума, в результате чего, например, он вел себя по-собачьи: гавкал, рыл руками землю. Если порчу навели на всю семью, ее члены умирали один за другим, дети рождались мертвыми или «не держались», то есть умирали в младенчестве, скотина «не велась», хозяйство разрушалось. Если не предпринимались срочные меры по снятию порчи, вся семья могла вымереть. Порче подвергались и отношения между супругами — они переставали ладить, вместо любви ощущали ненависть друг к другу, ссорились, дрались и расходились. Для этого колдуны подкладывали в дом щепку от бурелома (дерева, вырванного бурей), и в этом доме начинались ссоры и драки. По этой причине запрещалось использовать поваленное бурей дерево при строительстве дома — в семье будут ссоры.

Один из основных способов наведения порчи — это вредоносные заговоры и формулы проклятий, которые колдун или ведьма могут пускать по ветру.

Чаще всего заклятия наговаривают на специальные предметы — поклады или поклажи, которые подбрасывают (закапывают, затыкают) в пространство жертвы. Через эти предметы передается вредоносное слово, но они и сами по себе имеют символику смерти, небытия, болезни, разрушения — мертвые животные (сухие жабы, дохлые мыши), кости, черепа, зубы людей и животных; предметы и земля, взятые с кладбища или от покойника (щепки от гроба, мерку от покойника, по которой делали гроб, воду, которой обмывали покойника); разбитые предметы (яичная скорлупа, разбитая посуда); мусор и вообще остатки чего-либо (спутанные волосы, обрезки ногтей, уголь, пепел, старый веник, камень), а также предметы, имеющие семантику бесплодия, например яйцо без зародыша.

Обычно поклад представляет собой несколько таких предметов, завернутых в узелок, который прятали под порогом дома или хлева, в углу, под столом или под печью. На западе Белоруссии, например, колдун затыкал сухие листья в углы чужого дома и произносил: «Как эти листья иссохли, так пусть сохнет такой-то!»

Порчу могли подбрасывать не только жертве в дом, но и вообще в то место, где она обычно ходит, например на дорогу. Для этого дорогу пересыпают предметами и веществами, имеющими символику смерти и бесплодия: сухими вениками (деркачами), сажей, песком с могилы, переливают наговоренной водой; ворота, через которые проходил скот, мазали кровью покойника. Поперек дороги клали нитку-отворотку (отворотки или отворотные нити — нити основы, остающиеся лишними при тканье), чтобы отвернуть от жертвы удачу, здоровье, благополучие.

В данном случае действие основано на фонетическом сходстве двух слов: деркачи (стертые веники) и драться.

Дорогу могли символически перегородить, чтобы испортить конкретного человека, например беременную, но чаще всего таким способом вредили свадебному поезду и молодоженам. На дорогу, где должны проехать молодожены, подкладывали гороховый стручок с девятью горошинами, который считался преградой для лошадей — они не могли двигаться дальше, пока стручок не уберут. Хотя такое действие не вредило напрямую молодым, любое препятствие на пути, не предусмотренное структурой свадебного обряда, считали плохим знаком, который расценивали как препятствие на совместном жизненном пути молодых. Подкладывание горохового стручка обычно сопровождали стандартной формулой: «Девять горошин, десятая — невеста, кони ни с места».

Порчу могли наговаривать на пищу или питье, давали съесть пропитанный змеиным ядом хлеб или колдун настаивал на таком хлебе вино. Порча, наведенная на питье, могла стать причиной возникновения у человека колтуна. Одним из следствий порчи могло стать появление в животе у больного змей, жаб или ящериц, которые там начинали расти, а человек болел и сох. Чтобы жертва не умерла, приглашали знахарей и «знающих» людей, которые могли выманить находящихся в человеке гадов с помощью привлекательной пищи. В витебских селах перед раскрытым ртом такого больного держали зеркало и миску с молоком — лягушек, вышедших из человека на запах молока, убивали, чтобы они не могли вселиться в другого человека.

Умение наводить порчу на строящийся дом приписывали строителям, особенно если они по каким-то причинам были недовольны хозяевами. Наиболее опасен момент закладки дома, потому что он связан с понятием строительной жертвы, которая должна быть положена в основание строящегося здания для его крепости и долговечности. Строители могут заложить дом на чью-то голову — человека, животного или птицы. Это может быть хозяин дома, кто-то из членов семьи или просто оказавшийся поблизости случайный прохожий. Повсеместно существовал запрет подходить близко к строящемуся дому, особенно беременной, чтобы строители не заложили дом на нее саму или на голову ее будущего ребенка.

^{Хозяйка в курятнике. 1896.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Механизм порчи заключался в том, что мастер молча или с заклятьем ударял обухом топора по первому венцу бревен или по центральному бревну, которое держит крышу, или делал на нем зарубки. В заклятье указывали желаемые результаты порчи — смерть или болезнь одного или всех членов семьи, гибель скота. Мастер, который не хотел навредить людям, закладывал дом на голову животного, например собаки, которая вскоре после этого умирала.

Один из наиболее древних способов контактной магии — наведение порчи на след человека или скотины. Для этого колдун вырезал верхний слой земли, на котором отпечатался след человека или коровы, наговаривал на него вредоносный заговор, а сам след помещал в печную трубу (тогда жертва будет сохнуть, как сохнет след в трубе), выносил на перекресток или подкладывал в гроб покойнику. Такую порчу считали наиболее тяжелой для жертвы (обычно она заканчивалась затяжной болезнью или смертью) и плохо поддающейся обезвреживанию.

^{Крестьянский хозяйственный двор. Конец XIX в.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Одной из специфических форм порчи, известных в белорусской традиции, является знос (от глагола зносиць «сносить в одно место»), возникавший при встрече матерей, несших на руках младенцев примерно одного возраста. Такая встреча считалась опасной для одного из детей — он будет слабеть, кричать и может умереть. Подобная участь ждала, в частности, того из младенцев, который окажется ниже другого. Знос представляет собой своеобразный поединок двух матерей, каждая из которых старается поднять или подкинуть своего ребенка выше другого, тем самым перенеся опасность на чужого младенца. При конфликтном сценарии одна из матерей с помощью заговора программирует нанесение вреда чужому ребенку («Пусть мое волчиное съест твое козиное»). При примирительном сценарии встречи одна из матерей могла предотвратить вредоносное развитие событий, предварительно произнеся заговорную формулу с пожеланием добра как себе, так и своей сопернице.

Любовный приворот и отворот — особые виды порчи. Они силой воздействуют на сферу человеческих чувств и имеют целью изменить сознание человека и искусственно внушить ему любовь или ненависть к той или иной персоне. Большинство способов наведения любовных чар основано на принципе мучения, боли, жжения, которые должен испытывать человек, подвергшийся чарам, пока не воссоединится со своим возлюбленным или возлюбленной. Например, для приворота парня девушка брала землю из-под копыта его коня, смешивала ее со своей слюной или менструальной кровью и замазывала в печь, чтобы парня без нее жгло, как огонь жжет эту землю. Особо жестокой формой любовной магии был случай, когда колдун из мести привораживал парня к какой-либо девушке (или наоборот — девушку к парню), а девушке одновременно с этим внушал отвращение к нему, то есть совершал отворот, в результате оба лица из этой пары испытывали тяжелые душевные муки, пока не находился знахарь, который избавлял их от этого наваждения.

Обезвреживание и уничтожение порчи требовало обращения к знахарю (шептуну или шептухе) или колдуну, который владеет приемами нейтрализации зла. Главная задача знахаря — обнаружить место, где скрыт вредоносный поклад, и указать на человека, наславшего порчу. Основным способом избавления от порчи считали заговор — это основной инструмент деятельности знахаря, а потому хранился им втайне от непосвященных. О самом процессе обезвреживания порчи говорили: «шептун отговорил», «знахарь пошептал».

Поскольку воздействие порчи основано на контактной магии, существовал жесткий запрет прикасаться к вредоносным предметам голыми руками, иначе замышляемое зло перейдет на человека. Источник порчи необходимо было брать и переносить на лопате или на вилах, замотав руку тряпкой.

Универсальный способ уничтожить вредоносные предметы — сжечь их, обычно на костре из осиновых однолетков — однолетних прутьев, выросших в течение последнего года. Таким способом, в частности, уничтожали залом. Сжигать порчу нужно было на меже или на перекрестке, то есть в пограничном пространстве, предназначенном для магических практик, а не в домашней печи, что грозило опасностью жертве порчи. На перекресток принято было выносить всевозможные опасные и просто негодные предметы, которые подлежали ритуальному удалению из «своего», человеческого пространства.

Все потенциальное зло от порчи можно было перевести на того, кто ее сделал, с помощью ответных магических практик, что приводило к болезни, смерти наславшего ее лица или к убыткам в его хозяйстве. К числу экстренных мер по устранению вреда относились короткие заговорные формулы с семантикой отгона опасности и возвращения зла его носителю: «Что думаешь мне, получи себе» или «Нога за ногою, твое лихо за тобою». Считали, что во время уничтожения порчи тот, кто ее наслал, будет мучиться от боли (его будет жечь, колоть, ломать), и он обязательно придет просить что-нибудь (немного соли, хлеба, муки), но ему нельзя ничего давать и вообще нужно следить, чтобы он не смог ничего взять со двора, даже щепку, иначе все усилия по устранению порчи будут напрасны.

Предметы порчи также пускали по текучей воде — это один из общеславянских способов символического изгнания их за пределы человеческого мира. Так поступали с любыми другими ритуальными и сакральными вещами, подлежащими отправке в «иной» мир, — с остатками пасхальной пищи, старыми иконами, высохшими просфорами, стружками, оставшимися от изготовления гроба. Кроме того, порчу можно было закопать на символическом пограничье (меже или перекрестке), положить под камень, предварительно обезвредив святой водой и крестообразно посыпав солью.

Залом (еще его называли завитка, закрутка, завязка, кукла, кукса) — это пучок растущих в поле колосьев, которые ведьма или колдун особым образом скручивали, завивали, связывали узлом или переламывали, сопровождая свои действия вредоносным заклятьем, чтобы причинить вред хозяину поля, его семье и его хозяйству. По своей сути залом это разновидность преднамеренной порчи.

Чаще всего заломы делали в жите, но могли сделать на чем угодно, даже на картошке. Обычно заломы изготовляли целенаправленно, чтобы навредить конкретному человеку (для других людей такой залом был безвреден) или конкретному виду домашнего скота (например, только лошадям или коровам). Но залом могли сделать и на любого человека, который к нему прикоснется или съест хлеб из муки, смолотой из этих колосьев. С помощью залома стремились навлечь болезнь (особенно паралич) или смерть на человека или скотину, но могли воздействовать на плодородие и благосостояние всего хозяйства: урожай конкретного поля, молочность скота. Первое письменное упоминание о заломах в Белоруссии относится к 1661 году. Один крестьянин в Костеневичах обвинялся в том, что сделал своему соседу в поле залом, в результате чего тот умер[32].

Изготовителями залома, как правило, были ведьма или колдун, которые выходили в чужое поле нагими или в одной рубашке, с распущенными волосами и скручивали колосья левой рукой, совершая движения налево, против солнца, произнося при этом заговор.

^{Жатва. Ок. 1910.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Залом делали во время роста, цветения и поспевания злаков, то есть во время их наибольшей вегетативной силы. Часто изготовление залома падало на традиционные дни наибольшей вредоносной активности ведьм и нечистой силы — на Ивана Купалу, Троицкую неделю, на Юрьев день.

Вредоносный эффект от залома «программировался» ведьмой или колдуном с помощью заговора или вредоносной формулы, в которых указывалось, каким должно было воздействие на жертву. Например, переламывая и загибая колосья, колдун говорил:

Случайный свидетель мог застать ведьму или колдуна на чужом поле за изготовлением залома и тем самым разоблачить их. В одних случаях свидетель наказывал ведьму, заставляя ее отказаться от колдовства, в других случаях угрозами ведьма заставляла сохранить ее тайну и никому не рассказывать.

Колтун — это особая болезнь демонического происхождения в виде спутанных волос, свитых комом или плотными прядями (наподобие дредов), их невозможно расчесать и нельзя просто так остричь без ущерба для здоровья человека. Колтун проявляется также внутренними симптомами в виде ревматических болей, воспаления суставов, слабости, головной боли, ломоты во всем теле, а в тяжелых случаях приводит к слепоте и смерти. С одной стороны, колтун осмысляется как некое самостоятельное существо, обладающее собственной волей, о котором говорят: «Коўтун напал», «Коўтун человека мучит в середине», а с другой стороны, он считается результатом вредоносного воздействия колдунов и ведьм, разновидностью порчи и подлежит уничтожению магическими средствами.

Представления о колтуне распространены в сравнительно небольшом славянском ареале, центром которого являются польские земли и в меньшей степени чешская и словацкая традиция. У восточных славян это явление известно преимущественно в западных частях Украины и Белоруссии, у русских встречается в единичных случаях. В белорусском Полесье существуют и другие названия колтуна — гостец (производное от слова гость; ср. аналогичное польское gościec) и лямец (от глагола лямчица — о процессе завивания колтуна).

Причинами появления колтуна могли быть вполне рациональные явления — ревматизм, грязь, сильные переживания, особенности климата (сырая, болотистая почва), но чаще всего колтун — это форма порчи, болезнь, насылаемая магическим путем ведьмами и колдунами на волосы человека, оставшиеся после расчесывания. Запрет выбрасывать куда попало волосы, оставшиеся на расческе, объясняли еще и тем, что из них птица может свить гнездо, что грозит человеку головной болью и возникновением колтуна. О колтуне говорили, что его «приделает кто-то», «это сделано» или его «кто-то накинет». Колтун мог возникнуть у человека от соприкосновения с другим видом порчи — заломом, к которому поэтому нельзя прикасаться: «Коўтун — были такие ведьмаки, они могли нашептать, или на жите — закрутят куклой несколько колосков, сожнет человек, и получается колтун» (с. Присно Ветковского р-на Гомельской обл., 1982 г.). В других случаях колтун возникал вследствие соприкосновения человека с нечистой силой, которая вертится, крутится в вихре.

^{У лекаря. Фрагмент картины, XVII в.}

^Rijksmuseum

Причиной колтуна считали явления, объединенные семантикой кручения, верчения — вихрь, свитое гнездо, закрученные в залом колосья. Возникновение колтуна могли связывать и с нарушением календарных запретов, например прясть на святки или мыть голову на Ивана Головесека (Усекновение головы Иоанна Предтечи, 29.08/11.09), а также со «злым» ветром, перелетевшим через голову, или соприкосновением с летучей мышью, вцепившейся в волосы больного. Однако в ряде случаев человек может сделать себе колтун намеренно — если начинает болеть голова или глаза либо возникают другие симптомы, через которые проявляет себя колтун, заболевший может облегчить течение болезни тем, что сам создаст (запустит) в своих волосах колтун (склеив волосы кусочком ладана и перестав расчесываться), тогда болезнь из внутренней стадии перейдет во внешнюю, видимую стадию, то есть собственно в колтун, и человеку станет легче.

Колтун также мог возникать от испуга (переляка) или сильных переживаний. В Минской, Гомельской областях различают мужскую и женскую разновидности колтуна (каўтун и каўтуница, каўтуниха), которые отличаются друг от друга по форме: мужская разновидность выглядит как продолговатые, спутанные, свисающие пряди, а женская имеет форму шапки и считается более опасной и трудной для лечения. Выделялся также каўтун кастявый, то есть пребывающий в костях. В заговорах на исцеление от колтуна упоминаются и другие его разновидности: головной, ушной, зубовой, нутряной, верховой и рассыпной. На западе Белоруссии считали, что есть некий «потайной» колтун, который потенциально находится в каждом человеке.

Колтун мучал и тряс человека подобно некоему демоническому существу, сидящему внутри больного и проявляющему собственную волю и собственные пристрастия, которые могли отличаться от воли и желаний человека (это напоминает широко известные представления о бесноватости — бес, сидящий в человеке, также диктует человеку свою волю). Обычно эти пристрастия касались пищи — если человек выполнял их, колтун вел себя тихо, в противном случае он мучил человека болезненными проявлениями. Симптомы колтуна связаны с заболеваниями нервной системы и поражением зрения и речи (паралич, слепота, болезни головы) — эта симптоматика очень схожа с болезнями человека, попавшего в вихрь. Когда человек неправильно себя вел по отношению к колтуну — пытался его расчесывать, отрезал самостоятельно (чего категорически нельзя делать) или избавлялся от него в неправильный момент времени, болезнь возвращалась.

Сам больной не мог самостоятельно отрезать колтун, не причинив себе серьезных увечий, — он мог ослепнуть, оглохнуть, его мог разбить паралич. Особенно опасно было отрезать колтун до тех пор, пока он не «созреет», то есть пока больной не проносит его определенное количество времени (год, два или три), за которое колтун достаточно завьется и отрастет. Отрезав его не вовремя, в недобрый час, болезнь можно загнать назад в голову, после чего человек заболеет и умрет.

Всегда считалось, что «от колтуна, так же как и от сглаза, и от подвеянья [болезни, полученной от ветра, вихря] никакой доктор не поможет, только знахари знают, как их отговаривать» (брест.)[33]. Колтун заговаривал и отрезал специалист, который определял время и место лечения. Он должен быть «чистым» в половом отношении (лучше, если это будет человек старше больного) — это правило соблюдали при лечении многих заболеваний, полученных магическим путем. Знахарь отрезал колтун, усадив больного на первый сжатый в текущем сезоне сноп, или над миской с водой, или на пороге так, чтобы сам больной сидел внутри дома, а срезанный колтун упал бы за порог на улицу. Как правило, колтун срезали не ножницами, а отрубали топором, пережигали пасхальной свечой или раскаленным железом, отбивали по частям двумя камнями или, положив на наковальню, отбивали его молотком. В отдельных случаях предписывалось рубить колтун не сразу, а по частям, по двадцать волосков в день. При этом колтун мог вести себя как живое существо — после отрезания с него капала кровь, а сам он был способен перекинуться на того, кто его отрезал.

^{Деревянная церковь. Беларусь, 1844.}

^{Muzeum Narodowe w Warszawie}

Чаще всего колтун отрезали до восхода солнца в Чистый четверг (когда в православных славянских традициях принято ритуальное очищение и избавление от болезней), а также во время Пасхальной всенощной, которая осмыслялась как временной рубеж, начало нового временного цикла, момент, когда магическими способами можно сконструировать желаемое будущее и избавиться от болезни.

Как и любые другие предметы, связанные с магической опасностью и порчей, отрезанный колтун нельзя было выбросить в мусор — его необходимо ритуально уничтожить. Колтун можно расчленить, разбить на мелкие части, положив в дорожную колею, чтобы его размололо колесами (такой же прием применяли и для уничтожения залома), в муравейник, чтобы его растащили муравьи. Его можно подложить под кучу навоза, чтобы он там сгнил, или закопать в землю на перекрестке дорог. Но чаще всего колтун сжигали (в частности, в печи после выпекания пасхального хлеба или на перекрестке) или пускали по текучей воде. Мотив пускания колтуна по текучей воде хорошо известен в заговорах, которыми сопровождают его уничтожение:

В некоторых случаях колтун не уничтожали, а, напротив, сохраняли, например на божнице за иконой, а после смерти человека клали ему в гроб — эта практика связана с представлением о необходимости восстановить целостность человеческого тела перед отправлением на «тот» свет (существовал обычай в течение жизни собирать обрезки волос и ногтей в особый мешочек, который после смерти клали человеку в гроб).