В белорусской традиции есть персонажи, неразрывно связанные с домашним или природным пространством: домовик, ласка и домашний уж. Однако представления о них в разных частях Белоруссии неодинаковы. Более того, домовиком называют четырех разных персонажей, у каждого из которых своя связь с домом.
В северо-восточных районах Белоруссии (в Витебской, Могилевской областях, на севере Минской и на востоке Гомельской области) домовик (хатник) — это домашний дух, по своему статусу очень похожий на русского домового. Он мифологический хозяин, покровитель усадьбы (иногда только дома, иногда — всего хозяйства в целом). Домовик во многом определяет жизнь семьи и хозяйства: от домовика зависит состояние скота, он предсказывает будущее, а также наказывает человека за неправильное поведение и нарушение запретов. Он может быть единовластным хозяином, а может делить свои полномочия с хлевником — покровителем хлева и скота. Человек должен наладить с домовиком хорошие отношения, проявлять к нему почтение и вообще помнить о присутствии в доме невидимого, но важного существа.
По направлению к белорусско-польскому пограничью домовик постепенно исчезает из традиции. Его заменяют другие существа, обитающие в доме. Хотя их тоже называют домовиками, они не имеют ничего общего с духом-покровителем. В центральных и западных частях региона домовиком называют «ходячего» покойника, скорее всего, потому, что он постоянно возвращается к себе в дом и ведет себя как полтергейст. Никакого почтения и уважения к такому «домовику» никто не испытывает, а, напротив, стремятся избавиться и защищаются оберегами. Домовиком также называют летающего змея — разновидность нечистой силы, которая приносит человеку богатство, но после смерти забирает себе его душу.
Домовиком, наконец, называют черта. Он замещает собой домашнего персонажа, однако его присутствие в доме тоже считают патологией — говорят, что он живет только у колдунов или в неосвященных домах.
В народной традиции важна не столько разница функций, сколько отношение к персонажу с точки зрения человеческой системы ценностей: хорошо или плохо, что он живет в доме, что давит спящего человека, что заплетает гриву коню? Одно и то же действие, например заплетание конской гривы или способность душить по ночам спящего человека, может восприниматься как положительное и как вредоносное.
В русской мифологии душить, давить спящего человека, выступать в роли ночного кошмара может только домовой, но в Белоруссии также известна мара, которая душит по ночам людей. Ее, как и стригу, которая мучает по ночам скотину, относят к домашним персонажам лишь условно. Ночные мучения — это функция домовика, «оторвавшаяся» от его образа и «превратившаяся» в некое самостоятельное существо.
Сведения о хозяевах хозяйственных построек — лазнике (хозяине лазни — бани), евнике или осетнике (хозяине овина), пуннике (хозяине сенного сарая) — немногочисленны, известны в основном по записям XIX — начала XX века и характерны исключительно для восточных районов Белоруссии, близких к русской традиции.
В традициях юго-восточных частей Белоруссии статусом домашнего духа может наделяться ласка. Сфера деятельности ласки ограничена в основном хлевом и двором и связана почти исключительно со скотом. Большинство действий ласки аналогично скотоводческим функциям домовика (в его первом значении) и тоже носит двойственный характер, объясняясь ее любовью или нелюбовью к конкретной скотине.
На территории центрального и западного белорусского Полесья домашний уж считается хозяином дома, но иногда выступает просто как мифологизированное животное, живущее в доме. Представления об уже как о домашнем покровителе — часть общеславянского образа домашней змеи, вероятно, самого древнего домашнего персонажа. В этом качестве змея широко известна в западно- и южнославянских традициях (серб. змиjя-чуваркућа, чеш. had hospodarčik). Существует запрет на убийство домашнего ужа, живущего в доме, во избежание несчастий для всей семьи и разрушения хозяйства.
В белорусских верованиях существуют и духи природных пространств: водоемов, леса, в меньшей степени — поля. В северо-восточном ареале эти духи считаются хозяевами и покровителями мест, где обитают: лесовики — в лесу, водяники и болотники — в водоемах и болотах, полевики — в поле. Как и в русских поверьях о лешем, водяном и полевом, человек должен устанавливать почтительные отношения с мифологическими хозяевами, приносить им жертвы и правильно себя вести в их угодьях, дабы не рассердить их и не навлечь на себя суровое наказание.
Хозяин водного пространства, аналогичный русскому лешему, известен только в северо-восточных ареалах Белоруссии. На юго-западе, особенно на территории Полесья, в качестве водного духа выступает или черт, или особый персонаж (по)топельник. Интересно, что в польской мифологии известен topielnik. С белорусским «коллегой» их объединяет то обстоятельство, что они просто живут, находятся в водоемах, но вовсе не осмысляются как их хозяева.
Поверья о хозяине поля — полевике тоже существуют только в северо-восточных частях Белоруссии.
В белорусском фольклоре отсутствует единый, общий для всей традиции мифологический образ хозяина дома — домовика (он же хатник или хатный дидко). Слово «домовик» в белорусских говорах может обозначать разных существ — как покровителей дома, так и нет. Домовиками их называют потому, что они просто связаны с домом, живут там или появляются.
В восточной части Белоруссии сильны следы влияния русских представлений о домовом. Домовиком или хатником там — это домашний дух, присутствие которого в доме оценивается положительно. Домовик влияет в целом на жизнь всей крестьянской усадьбы, и его часто называют господар, то есть «хозяин». Домовик заботится о подведомственном хозяйстве: в амбаре просушивает хлеб, в результате чего зерно спорнеет, то есть наполняется спориной — сытостью, жизненной силой; в хлеву задает корм скоту, гладит его, от чего скот становится бодрым и выносливым. Домовик может предсказывать будущее: например, он пляшет на лавке, если дела в хозяйстве идут на лад, и воет, стонет перед несчастьем.
Сельская хата. Беларусь. Ок. 1915–1922.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Домовик любит дружную семью, не терпит свары и ссор, поэтому наказывает членов семьи за неправильное поведение и нарушение запретов. При этом домовик может вести себя как «беспокойный дух», полтергейст — пугать жильцов шумом, звуками, прикосновениями, прясть по ночам пряжу. Чтобы домовик хорошо относился к хозяйству, ему нужно угождать (в частности, оставлять ему кушанье, например молоко).
В каждой хате есть домовичок. Если он есть, это очень хорошо. Они защищают нас. Нельзя его злить, иначе может зло причинить (с. Заспа Речицкого р-на Гомельской обл., 1985 г.).
Поведение домовика по отношению к скоту может быть как положительным, так и вредоносным, в зависимости от того, любит он скотину или нет. В некоторых местах домовиков делят на хорошего (своего) и плохого (чужого, насланного). Хороший домовик благотворно влияет на хозяйство и скот, а плохой гоняет и мучает скотину — аналогичный мотив известен и в южных и западных регионах России (в Калужской, Курской, Смоленской областях).
В центральных и западных белорусских областях, где накладываются друг на друга западная и восточная тенденции, словом домовик обозначают «ходячего» покойника. Покойник связан со своим домом, постоянно возвращается в него и отдельными действиями похож на домовика — оба могут вести себя как полтергейст или наваливаться на спящего человека и душить его. Оба также могут прясть оставленную хозяйкой пряжу, вступать с ней в любовные отношения, а по ночам гонять и мучить скот.
Домовик пугает, ходит по хате. Говорят, что это ходит мертвец, как умрет, стучит в окно. Засветят лампу — нет никого. Чтобы не ходил, посыпают маком могилу (с. Ковнятин Пинского р-на Брестской обл., 1981 г.).
В западной части Белоруссии (западные районы Брестской, Гродненской областей), испытавшей на себе влияние польской мифологии, домовиком называют духа-обогатителя. Он живет не в каждой семье, а только в услужении у «знающих» или колдунов, и приносит богатство, уворованное им у других людей. Подобный персонаж хорошо известен в карпатской и западнославянских традициях.
Слово домовик может обозначать черта или нечистую силу вообще, поскольку, поселившись в доме, он ведет себя как «беспокойный дух» — шумит по ночам, беспокоит прикосновениями, пугает людей.
У этих четырех персонажей есть много общего: 1) они могут вести себя как «беспокойные духи» — пугать и тревожить жильцов шумом и мелкими пакостями; 2) могут выступать в роли ночного кошмара — наваливаться на спящих людей и душить их; 3) прясть пряжу и ткать полотно, оставленные хозяйкой без благословения; 4) они связаны со скотом, который мучают по ночам и которому спутывают гриву; 5) могут вступать в любовную связь с женщиной; 6) против них применяют одинаковый круг оберегов и профилактических мер.
В разных областях Белоруссии домовика оценивают по-разному: как норму (и тогда домовик наделяется статусом домашнего хозяина и покровителя); как терпимое, хотя и не очень приятное существо (в этом случае его статус хозяина будет невнятным); как безусловное зло, близкое к черту, с которым надо бороться. Например, к домовику по-разному относятся даже в одном селе.
Разновидности домовика — это хатник и хлевник, два самостоятельных персонажа, которые могут жить в одном хозяйстве. В одних регионах Белоруссии (например, в белорусском Полесье) считается, что есть только один домашний покровитель, который заведует делами как в доме, так и в хлеву, — домовик (он же хатник). В других областях обязанности хатника ограничены домом, а дворовик (русско-белорусское пограничье) или хлевник (север Минской области, Витебская область, восточные районы Гомельской области) живет в хлеву и специализируется на отношениях со скотиной. В северо-западных областях России (в Псковской, Новгородской, Смоленской, Ярославской областях) тоже известно такое разделение обязанностей.
В Витебской области хлевника наделяли патронажными функциями — он ухаживал за скотиной, чистил и гладил любимых лошадей, а его присутствие было благотворным для скота. В то же время в Минской области хлевник, в отличие от хатника, считался злом, поскольку он портил скот — гонял по ночам лошадей, от чего они худели, слабели и погибали. Для избавления от него применяли различные магические приемы. Например, хозяин должен был вывести ночью лошадь в поле и бить по ней осиновым однолетним прутом, приговаривая: «Раз!» (слово «два» произносить нельзя — это вернет хлевнику силу) — тогда хлевник в виде спутанного клубка свалится с лошади и, превратившись в черного зайца, убежит. Более сложный способ — свить из поскони (мужских растений конопли) кнут о трех концах, на каждом конце навязать по три узелка, надеть кнут на осиновую рукоять, в новолунье поставить перед хлевом жаровню с осиновыми углями и перевести через нее лошадь, а затем ударить по лошади этим кнутом, чтобы согнать с нее хлевника. Существовали даже специальные заговоры от хлевника:
Как у нас [святой] Юрий коней пасет,
Скотину стережет,
Нечистую силу прочь отгоняет,
Хлевника и змея кнутом порет.
Домовик живет за печью, под печью (из-за этого его иногда называют подпечником), в подполье. Эти традиционные для славянской мифологии места воспринимаются как пограничья между земным и потусторонним миром. Но самое любимое место домовика — это чердак возле печной трубы, и это отличает белорусскую (и украинскую) традицию от русской, в которой домовой обитает, как правило, только в нижней части избы — под полом или под печью.
Вечер в крестьянской семье. Открытка, 1908.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Домовик может жить и в хозяйственных пристройках, где хранятся съестные припасы и бытовые принадлежности, например в коморе или в клети (кладовке). В некоторых местах домовика поэтому называют клетником. Домовик может одновременно находиться и в доме, и в хлеву рядом со скотиной.
Некий-то домовик живет, раньше моя тетка говорила: открыла хлев, а в хлеву стоит домовик в углу. Он не похож на человека — как собака черный. Если он голый — так и человек-хозяин бедный, а если обросший — так и человек богатый (с. Малые Автюки Калинковичского р-на Гомельской обл., 1984 г.).
Домовик может предсказывать будущее внезапным появлением перед человеком, стонами, звуками, прикосновениями. В этом случае следует задать ему вопрос: «К добру или к худу?» — чтобы понять, какого рода события нужно ожидать. С этой же целью он наваливается ночью на человека (этот мотив широко известен и в русской традиции — когда домовой давит человека, у него спрашивают о будущих событиях).
Домовой в погребе. Заносят ему чашку с едой, он все кушает. Если стонет, надо спросить: «На что стонешь? На добро или на беду?» Что скажет, то и будет. Если переедешь в новый дом, он стонет, стучит по полу (с. Заболотье Малоритского р-на Брестской обл., 1982 г.).
Домовик может звать человека по имени, предвещая ему смерть, отсюда и запрет отзываться на незнакомый голос. Зов мифологического персонажа — это своеобразный инструмент, с помощью которого он получает доступ к человеку. Согласно русским представлениям о домовом, если он зовет человека по имени, тот заболеет.
Домовик проявляет себя преимущественно ночью, иногда в полночь, то есть в привычное для всех «иномирных» существ время. Поскольку в дневное время он невидим, его появление днем трактуется как особый знак, прогноз будущих событий в доме, обычно негативных. Увидеть домовика можно с помощью ритуальных практик в определенные временные периоды — чаще всего в Чистый четверг, когда после церковной службы поднимаются с зажженной свечкой на чердак. В некоторых случаях свечу нужно накрыть новым горшком и снять его на чердаке (такой же прием в Белоруссии использовали, чтобы увидеть «ходячего» покойника). Домовик будет сидеть возле печной трубы в виде животного (например, большой лохматой собаки) или голого человека — если его накрыть какой-нибудь одеждой, то можно попросить у него что-то нужное в хозяйстве. С помощью похожего приема можно увидеть домовика и в хлеву.
Белорусского домовика — хозяина дома, как и русского домового, представляют в виде взрослого мужчины. Он даже может выглядеть двойником хозяина-человека. Как правило, это старенький дедок с седой бородой, длинными седыми волосами, одетый в обычную белорусскую крестьянскую одежду — белую рубаху, подпоясанную лыком или ременным поясом. Подобные свидетельства об облике домовика иногда встречаются и в западных областях.
Домовик способен принимать различные образы. Он часто показывается людям в виде животных — кота, кудлатой собаки черного цвета, реже мыши, хорька и даже вола или свиньи. Домовика описывают, особенно в Гомельской области, и как некий шерстяной клубок, косматый, мохнатый, лохматый. Кстати, по признаку «голый / покрытый шерстью» определяли бедную или богатую жизнь в доме, особенно в первую ночь после новоселья.
И. Я. Билибин. Домовой. 1934.
© Ивангородский филиал ГБУК ЛО «Музейное агентство» — Ивангородский музей
Действия домовика по отношению к хозяйству часто объясняют его любовью или нелюбовью к хозяину-человеку, как и в русских традициях.
Домовик, если полюбит твое хозяйство, он твой приятель. Живет в сарае, ходит по потолку, трещит. Он видит человека, а ты его не видишь (с. Лисятичи Пинского р-на Брестской обл., 1981 г.).
В западных белорусских селах считают, что домовик находится в услужении у человека. Подобный взгляд на домовика как на слугу характерен и для духа-обогатителя. Эта концепция домашнего персонажа как демона-слуги противоположна типу мифологического хозяина, покровительствующего всей семье и хозяйству.
Одно из любимых занятий домовика — пугать людей различными беспричинными шумами и звуками (скрипом дверей, топотом по потолку, стуком в стены, плачем и стонами), а также внезапными прикосновениями. Иными словами, он ведет себя как типичный «беспокойный дух». Чаще всего он так поступает без всякой причины, в силу своей демонической природы. Однако стоном и шумом домовик может предсказывать будущее и показывать этим человеку, что его не любит и выживает из дому, — такому человеку домовик вредит, оставляет на его теле синяки, сгоняет с места. Иногда домовик мстит человеку за обиду и наказывает за неправильное поведение, поэтому его нельзя злить и обижать во избежание мести.
Домовик также любить прясть оставленную на прялке пряжу или ткать недоделанное хозяйкой полотно. Оставленные на ночь недоделанные и ничем не прикрытые прядильно-ткаческие изделия (недопряденная пряжа, оставленное в ткацком станке полотно, незакрытая основа) становятся объектом деятельности разного вида нечистой силы (домового, кикиморы, черта, душ предков). Это поверья широко известны во всей восточнославянской мифологии.
Як вылезешь из-за кросен [ткацкого станка] и идешь спать — накрывай кросна рушником, иначе придет домовик и будет ткать. Не хотели этого, потому что это нечистый. Домовик — это умерший колдун, который сорок дней ходит. Залезет за кросна и ткет. И если после него кто сядет за кросна, то может заболеть. Домовика не видишь, а слышишь. Он или ведром стукнет или дверной щеколдой. А бывало, что и увидишь, но мало кто видел (с. Хоромск Столинского р-на Брестской обл., 1984 г.).
Наиболее важные функции домовика связаны со скотиной и с хлевом. Отношения домашнего персонажа со скотиной не зависят от того, один ли домовик или делит свои полномочия с «коллегой» хлевником. Как и в русских поверьях, домовик может опекать одних домашних животных, любить (они ему «по масти») и не любить или мучать других (они ему «не по масти» или, как еще говорят в Гомельской области, «не по хлеву»).
Пахота. Фрагмент картины. 1897.
Muzeum Narodowe w Warszawie
На западе Белоруссии считают, что скот мучает черт или некая обобщенная нечистая сила. Исключительно вследствие своей демонической природы они гоняют, щекочут, царапают скот, из-за чего тот потеет, худеет и может заболеть. В центральных районах подобные действия приписывают ласке и домовику, а в восточных районах, прилегающих к русской территории, еще и объясняют «объективными обстоятельствами» (любит — не любит, в масть — не в масть). Домовик любит заплетать в косы, скручивать коню гриву и хвост. На востоке Белоруссии это считают хорошим знаком, как и в русской традиции, проявлением его любви к скотине. В центральных и западных частях Белоруссии эти неизбежные действия воспринимают как неприятные.
Отношения человека с домовиком весьма неоднозначны и зависят от статуса этого персонажа. На востоке Белоруссии, там, где домовик считается покровителем хозяйства, а его присутствие в доме расценивается как норма, при переезде в новый дом домовика забирают с собой с помощью ритуальных действий.
Как строят хату, платят — деньги кладут в тот угол, в покуть [в красный угол] — домовику. Приглашают в хату: «Приходи жить!» Он тогда уже не трогает хозяина (с. Симоничи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1986 г.).
На русской территории этот мотив известен повсеместно. Характерно, что в Брестской области, где такой ритуал отсутствует, перевод домового в новый дом расценивается именно как элемент русской, а не своей традиции.
Там, где домовик считался опасным для человека и скотины, применяли обереги и отгонные средства. В комплекс универсальных оберегов от нечистой силы входили освященные вещи (святая вода, самосейный мак и травы), острые и колючие предметы, которые затыкают в окна и двери хлева. Чтобы домовик не гонял скотину, в хлеву вешали зеркало, мужские штаны (лучше исподние) или пояс. Но лучшим средством от домовика считалась убитая сорока или ворона, которую вывешивали на шесте перед хлевом или в самом хлеву.
В белорусской мифологии ласка (ласица, подласица) — небольшой хищный зверек из семейства куньих — связана со скотом и обитает во дворе или в хлеву. На востоке Белоруссии ласку считали домашним покровителем, благоприятно действующим на скот и способствующим его здоровью и плодовитости. Здесь ласку даже называли домовиком: «Ласичка — да той самый домовик» (с. Заспа Речицкого р-на Гомельской обл.), однако воспринимали не как домовика в облике животного, а как самостоятельного мифологического персонажа. В некоторых селах ее противопоставляют домовику (ласка живет в хлеву, а домовик — в доме, ласка связана с коровой, а домовик — с лошадьми, ласка гоняет коров, а домовик заплетает гривы коням). Однако ласка не опекала все хозяйство в целом, а только следила за скотиной.
Ласица ходит и плетет гриву лошади. Которую масть полюбит. Грива заплетена, значит, любит ее. Щекочет и гоняет скотину, гоняет по хлеву. Домовик в хате, наверху сидит, за печной трубой (с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г.).
В западных областях ласка воспринимается просто как мифологизированное животное, вредоносное для скота, способное быть причиной его заболеваний. Именно там встречается мотив «насланной» ласки (как «насланного» домовика и «насланного» домашнего ужа), которую ведьма использует для порчи скота в чужом хлеву.
Деятельность ласки, связанная исключительно с хлевом и скотом, сближает белорусскую традицию с русскими ареалами (восток Русского Севера и Верхнее Поволжье), а также западнославянской и карпатской традицией. У южных славян ласка отвечает не только за скот, но и за все хозяйство, считается его покровительницей, приносит счастье дому.
Ласка относится к скоту благотворно — скот выглядит здоровым, спокойным, ухоженным, но может и вредить, мучить скотину, гонять по ночам до пены, щекотать, запутывать ей гриву, от чего животное заболевает.
Если лошадь и корова мокрые, значит, есть домовик — это ласица. Замучает скотину: садится наверх и щекочет, а конь бегает, бегает, пока не сляжет. Спинка у ласки черная. Если человек живет хорошо — домовик приносит счастье, а убыток — то домовик плохой (с. Заспа Речицкого р-на Гомельской обл., 1985 г.).
Совпадение по масти — необходимое условие для покровительства ласки (этот мотив известен и в других восточнославянских традициях), а следовательно, благополучия скота. Чтобы в хозяйстве велась скотина, нужно покупать животных той масти, какого цвета шерсть живущей во дворе ласки. Ласка, как и домовик, мучает скот, если тот ей «не по масти», «не по двору».
В западных областях Белоруссии считалось, что мучить по ночам скотину, гонять, щекотать ее могут и другие демонические существа — нечистые, погань, поганый или же нечто насланное (очевидно, разновидность порчи, насланной на скотину), изредка летучая мышь или жаба.
Один из самых распространенных мотивов, связанных с лаской, — ее действия с гривой или хвостом лошади: плетение, завивание, скручивание косичек. В восточной Белоруссии в этом видели хороший знак, проявление ее любви к скоту — такие косы нельзя расплетать или отрезать. В западных и центральных областях плетение, скручивание гривы коню воспринимали как дурной знак и включали в круг вредоносных действий ласки. Там же считали, что ласка может навредить корове, если пробежит у нее под брюхом или перейдет ей дорогу — в этом случае корова будет доиться с кровью.
Молочница. Фрагмент.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Эта ласица тоже под коровой пройдет, то плохо, тоже молоко делается кровавым. Ласица бывает в хлеву (с. Заболотье Малоритского р-на Брестской обл., 1982 г.).
В этом случае молоко сцеживали на задние копыта коровы, под столб, на котором держатся ворота, под колышек, воткнутый в землю, цедили его через острые предметы (нож, косу или серп) а также процеживали сквозь отверстие — через дырявый камень, обручальное кольцо, дырку в доске от выпавшего сучка. Это известный в общеславянской народной медицине способ лечения болезней, полученных магическим путем (например, от сглаза).
Заболевшую корову окуривали освященными веществами (травами, ладаном, свечами). Этот способ ритуального очищения скота применяли во всех кризисных ситуациях — после отела, при сглазе и порче, для возвращения молока, отобранного ведьмой, для профилактики мора скота. Корову также могли обсыпать самосейным освященным маком или другими мелкими субстанциями (зернами льна или проса, солью, мукой, золой), которые использовали и против других видов мифологической опасности (от нечистой силы, «ходячих» покойников, болезней).
Чтобы ласка (домовик, черт) не мучила скотину, в хлеву или перед хлевом вешали убитую сороку или ворону. Для успокоения ласки в хлеву вывешивали освященные и ритуальные предметы (например, осиновый крест, икону), крапиву, кочергу, череп коня или зеркало.
Запрет убивать ласку (как и домашнего ужа) больше известен на западе Белоруссии (например, в Гродненской обл.), поскольку это грех, и после этого в хозяйстве не будет вестись скотина. В польской традиции убийство ласки также ведет к гибели связанного с ней скота.
В центральных и западных областях Белоруссии чтят ужа — духа-покровителя, который живет на территории дома или усадьбы (в хлеву, в сарае). Он обеспечивает благополучие скота и хозяйства в целом. Убивать такого ужа во избежание несчастий и убытков в хозяйстве и гибели скота запрещено.
Уж — хозяин дома, его не убивают. Жил под полом, плохого не делал (с. Заболотье Малоритского р-на Брестской обл., 1982 г.).
Ужа называют домовы, домовык, домовы вуж, что указывает на связь с местом обитания, но чаще всего просто вуж. Важно, что домашний уж — самостоятельный персонаж, а не домовик в змеином облике. В Белоруссии его редко воспринимают как реинкарнацию души первопредка, бывшего или настоящего хозяина дома, как, например, у южных славян. Там домашняя змея рассматривается как двойник одного из членов семьи, в которой она живет. Однако и у белорусов встречаются похожие свидетельства.
Девушка со змеей. XVI в.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Есть домовой уж, приятель в хозяйстве. Это душа человеческая образовывается ужом и в хате оказывается. Плохого он не делает. Дети в миске кислое молоко едят — и он с ними ест. Бить его нельзя — он приятель, от него все человеку ведется, везет ему, скотина примерная (с. Ковнятин Пинского р-на Брестской обл., 1981 г.).
Уж не всегда хозяин-покровитель, от которого зависит благополучие хозяйства. Иногда это просто мифологизированное животное, присутствие которого в доме допускается. Такого ужа не называют домовым или хозяином, а убивать его можно без каких-либо последствий для семьи и хозяйства. В белорусском Полесье рассказывают, что, когда люди прячут ужиные яйца, уж, обнаружив пропажу, напускает яду в крынки с молоком. Люди, увидев это, возвращают яйца на место, и уж, чтобы люди не отравились, хвостом переворачивает посуду с отравленным молоком.
Домашнего ужа могут наделять качествами духа-обогатителя, помощника ведьм и колдунов, который отбирает для них молоко у чужих коров. В некоторых случаях домашний уж расценивается как некая разновидность порчи, которую насылают ведьмы и колдуны.
Знахарь наслал ужа в хату. Если ты его убьешь, то умрешь. Никто его не бьет, он плохого не делает (с. Лисятичи Пинского р-на Брестской обл., 1981 г.).
Как видно из подобных поверий, в белорусской традиции нет единого понимания о том, что из себя представляет уж и зачем он нужен. Однако для него характерны общие признаки: место пребывания в доме и во дворе, связь со скотом и любовь к молоку, а также связь с детьми.
Места обитания домашнего ужа в доме — это пространство вокруг печи и подпечья и под порогом. Эти традиционные для славян места связаны с культом предков (у южных и западных славян там обитает покровительница дома — домашняя змея). Во дворе уж живет чаще всего в хлеву, так как напрямую связан с коровами и молочностью скота. Уж чаще всего невидим, и согласно общеславянским представлениям показывается наяву или во сне только перед каким-то несчастьем.
Домашний уж мало отличается от обычного ужа, но в западных регионах Белоруссии отмечают его размеры — он большой, длинный и толстый, блестящий и имеет красные «заушницы» (пятна по бокам головы). Домашний уж безопасен для человека, он не кусается, однако в редких случаях может укусить человека в отместку за убийство другого ужа.
Отношения с детьми — важная характеристика ужа. Он любит есть с ними молочную кашу или молоко из одной миски. Такая трапеза носит мирный характер: уж не трогает детей, а дети не боятся ужа и даже могут его стукнуть ложкой или отодвинуть, если он мешает им есть. В Витебской области совместное поедание детьми и ужом молока расценивается как особое предзнаменование: семью ожидает всяческое благополучие, но дом непременно сгорит. На западе брестского Полесья запрещено убивать ужа, который ест вместе с детьми, потому что в этом случае умрет кто-то из детей. Эта зависимость жизни ребенка и жизни змеи, вместе с которой он ест молоко, также хорошо известна в Чехии и у южных славян.
Жил мужик с семьей. Каждый день уходили они с женой на работу, а детей оставляли дома. Сколько бы еды ни оставляли, она вся съедалась. Решили они посмотреть, кто всю еду съедает. Спрятались и увидели, что приползает уж и ест вместе с детьми. Решили убить ужа. И приснился хозяину сон, что уж ему говорит: «Что же ты сделал? Ты моих детей осиротил. Ты и своих не увидишь». И умерли все его трое детей (с. Туховичи Ляховичского р-на Брестской обл., 1987 г.).
Домашний уж связан со скотом, особенно с коровами, у которых любит сосать молоко, обвившись вокруг задней ноги животного. Хозяева скотины относятся к этому факту по-разному — нейтрально или негативно, поскольку из-за этого недостает молока самим хозяевам, или же уж считается насланным ведьмой. Между ужом и коровой, которую он сосет, есть зависимость. Корова привыкает к такому ужу, кормит его, тоскует по нему, относится к нему как к своему теленку. Уж воспринимается как своеобразный двойник коровы, ее второе «я», убийство которого ведет к ее гибели или отсутствию молока у коровы. Подобные представления известны и в других славянских традициях — на Карпатах, у западных и южных славян.
Душить человека по ночам, чтобы предупредить о будущем, может не только домовик. В белорусском фольклоре есть особый персонаж — мара, невнятное существо, которое занимается именно тем, что душит спящих людей. Слово мара, как и кикимора, восходит к праславянскому корню *mor-/mar- — «смерть» (отсюда, например, слова мор, морить). Еще в начале XX века в некоторых белорусских селах на Ивана Купалу из соломы и тряпок делали чучело — Мару, которое носили по селу, а потом сжигали на костре.
В витебских поверьях мару представляют в человеческом облике — она ростом с недельного младенца, мягкая на ощупь, голая или покрыта редкими перьями и волосами. Мара исподволь приближается к спящему, садится ему на грудь или горло и начинает душить с минутными передышками, не давая человеку занести руку для крестного знамения, которого она боится. В этом случае человек должен вспомнить, что дело происходит во сне, тогда мара исчезнет.
Мару нельзя назвать собственно домашним персонажем, поскольку она проявляет себя только в ночное время в доме или во дворе. Мара вредит не только спящим людям, но и скотине, которую мучает и гоняет, оставляя у нее по бокам отметины от когтей. Мара воплощает в себе вредоносные функции домовика, и от нее стараются всеми силами избавиться.
Ночной кошмар. XVIII–XIX вв.
Wellcome Collection
Чтобы изгнать мару из дома, нужно купить не торгуясь новый горшок и ночью нащупать на себе некое насекомое (это и будет мара), положить его в горшок, крепко закрыть его, а утром вынести за пределы двора. В другом случае нужно попросить мару на завтрак, при этом положить на пороге метлу и топор — через эту преграду она не сможет переступить и больше не будет приходить в этот дом. Чтобы мара не мучила скот, в хлеву вывешивали убитую сороку.
По своему поведению на мару очень похожи польская змора (zmora) и сербская мора. В польских поверьях змора — девушка, которая помимо своей воли имеет демоническую способность душить спящих людей, преимущественно неженатых молодых парней. Например, если в семье подряд рождаются девочки, то пятая или седьмая из них становится зморой. Змора проникает в дом через отверстие — замочную скважину или дырку в стене, образовавшуюся от выпавшего сучка. Если заткнуть это отверстие, когда змора находится внутри помещения, она не сможет выйти, так как она может выходить только тем путем, которым проникла внутрь. Поймав ее таким образом, можно заставить не вредить человеку.
Подобные сюжеты благодаря польскому влиянию известны на польско-белорусском пограничье. Например, в гродненской быличке мара душила спящего на сеновале неженатого парня, проникая внутрь через отверстие от выпавшего сучка. Однажды парень подкараулил ее и, когда она проникла внутрь, заткнул дырку осиновым колышком. Мара просила выпустить ее, но парень заставил мару выйти за него замуж. Через год, когда у них родился ребенок, парень решил, что жена уже привыкла к обычной человеческой жизни и никуда не уйдет. Однако, когда он вынул тот осиновый колышек, она навсегда исчезла, только каждый месяц у него в доме появлялось чистое белье для него самого и ребенка, но ее саму больше никто не видел.
В некоторых белорусских селах известна стрига — бледная, худая и высокая женщина с впалыми глазами, которая переходила со двора во двор, туда, где были беременные, и пугала их. Стригу подозревали в том, что она может выкрадывать новорожденных и бить их во дворе так, чтобы мать слышала их крики. Во избежание нападения стриги маленьких детей нельзя купать после захода солнца и по пятницам.
Зернохранилище. Беларусь, ок. 1917.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Мифологических покровителей усадебных построек — бани, овина, сенного сарая — в северо-восточных регионах Белоруссии (Минская, Могилевская, Витебская области), считают хозяевами этих помещений. На юго-западе представления о духах — хозяевах пространств известны слабо. Там появление существ в постройках (и даже в доме) чаще всего расценивали как негативное (черт, нечистая сила или «ходячий» покойник), а для их изгнания активно использовали различные обереги.
В помещении для сушки снопов — евни, или асеци (овина) хозяйствует евник, он же асецник, асетной. Он живет там на печке или за печью в углу, а также сидит на сушильной жердочке. Евник, по одним сведениям, выглядит как черное существо с горящими глазами, по другим — как человекоподобная масса с прилипшими к нему нитями паутины, мякиной, сажей и копотью. Покровитель овина помогает хозяину — ночью переносит снопы, наблюдает за гумном и подметает его, заботится о правильной топке сушильной печи, надлежащей сушке снопов и зерна, посылает нужный для веянья сквозняк, веет зерно, придает ему спорину (сытость, жизненную силу), при хорошем отношении к хозяину даже может сам молотить зерно. Овинник не любит в овине посторонних и пугает их, чтобы выгнать оттуда. Наиболее ненавистных ему людей может уморить угаром и даже сжечь вместе с овином.
Чтобы овинник не вредил и помогал в хозяйстве, хозяин должен правильно себя вести и жертвовать ему пару снопов — перед началом сушки хлебов в овине один сноп бросали в огонь, а после окончания молотьбы последний необмолоченный сноп оставляли «евнику на занятку» (чтобы ему было чем заняться). Увидев овинника, нельзя креститься, иначе он сожжет всю усадьбу. Так, в одном из рассказов овинник обмолачивал рожь. Работник, увидев это, перекрестился, после чего начался пожар, который все уничтожил. Овинник не боится обычного огня и после пожара в овине просто забирается на печь и ждет, когда построят новый овин, но он боится удара молнии, от которой сгорает. Если построить овин на том месте, куда ударила молния, новый овинник там не заведется.
Лазник — злобный хозяин бани (лазни) с неясным обликом. Лазник не любит тех, кто приходит в баню в неположенное время, пугает парящихся храпом, визгом, стуком в стенку, хохотом, окликает моющихся по имени. С этим связан запрет мыться в бане поздно, особенно после полуночи, поскольку лазник бросает в запоздавших моющихся мусор и камни, может даже убить. Он не любит, когда баню используют в качестве овина — для сушки льна и пеньки, и может отомстить пожаром в бане. Зато лазник любит париться и мыться после полуночи, поэтому ему нужно оставлять воду и мыло.
В витебских селах существовали отрывочные сведения о пуннике — мифологическом хозяине пуни — сенного сарая, сеновала. Пунник имеет вид человекообразной массы, похожей на охапку сена, сидящую на перекладинах. Он пугает детей воем, храпом и свистом. Как и овинник, пунник может погибнуть от удара молнии.
В русских (особенно севернорусских) мифологических представлениях водяной всегда единственный и безраздельный хозяин водоема и всей его живности. В белорусской традиции все не так однозначно. На северо-востоке Белоруссии поверья о водянике (вадзянiк, вадзяны, вадзяны дед) — хозяине водоема близки соответствующим русским поверьям, тогда как на юго-западе существуют представления о (по)топельнике, похожем на польского водяного демона.
Водяник очень похож на русского водяного — он выглядит как глубокий старик с длинной окладистой бородой, длинными волосами (на самом деле это тина или водоросли) на клиноподобной голове, с одутловатым брюхом и перепонками на пальцах. В каждом водоеме есть свой водяник. Днем он лежит на дне водоема, но после захода солнца ведет вполне активный образ жизни: разъезжает на соме, хлопает в ладоши, крякает по-утиному, ревет как корова, визжит, блеет. В Витебской губернии он считался старым холостяком, вступающим в связь с русалками. По минским поверьям, он женится и обзаводится семьей, поэтому замутнение воды в реках или разрушение плотин объясняли свадьбой водяного (аналогичный мотив есть и в русской традиции).
Водяной опасен для человека (особенно перед Ильиным днем): он топит людей и заставляет утопленника служить себе, разрушает плотины и мельницы, распугивает рыбу у рыбаков, рвет и запутывает рыбацкие сети. Хозяева водяных мельниц и рыбаки должны уметь ладить с водяником, принося ему жертвы. Мельник осенью при первых морозах опускает водянику под колеса мельницы кусок сала или часть свиной туши. Рыбаки могут заключить с водяником договор, по которому он будет доставлять им много рыбы, но взамен потребует отречься от родни и бросить в воду нательный крест. После смерти такого рыбака (непременно от утопления) он забирает его душу себе.
Дедушка водяной. Открытка. Кон. XIX — нач. XX в.
ГАУК ТО «Тюменское музейно-просветительское объединение»
Водяник может погибнуть при пересыхании водоема — от него остается только пласт водорослей. Если эти водоросли бросить в воду, водяник оживет и в благодарность за спасение будет направлять рыбу в сети этому человеку, спасет, если тот будет тонуть, и даже пригласит к себе в гости под воду. Водяник не переносит свиста и золы — если ее высыпать в воду, он будет метаться и разобьется о прибрежные камни. Он не выносит освящения воды на Крещение, поэтому накануне этого дня он вместе с детьми выходит на берег и возвращается обратно через день. В некоторых местах считалось, что водяник не все время сидит в воде, а только до Крещения, после чего выходит на сушу, в прибрежную траву, и только после Спаса (праздник Преображения Господня, 6/19.08) снова возвращается в воду.
В витебских поверьях известен также вировник или вирник — водяной дух, обитающий в вире — водовороте или омуте. Другие болотные духи — болотник, багник и оржавенник. Болотник — безглазый, покрытый слоем грязи толстяк — обитает на дне болота. Он приманивает людей, крякая по-утиному, после чего хватает человека за ноги и топит. Багник — угрюмое, неподвижное и грязное существо — живет на дне торфяного, не покрытого растительностью болота, багны. Присутствие свое багник выдает пузырьками, поднимающимися на поверхность, или мелкими болотными огоньками. Багник затягивает людей в болото, хватая их за ноги. Гибнет при осушении болота или при вымерзании его зимой. Хозяин оржавени (болота, покрытого ржавой, железистой водой) — оржавенник, это толстое, грязно-рыжее существо с тонкими ногами, сидящее на дне своего болота.
Рассвет над водой. 1908.
Muzeum Narodowe w Warszawie
По витебским представлениям, в кустах лозы, нависающих над водой, обитают мелкие существа — лозники. Они развлекаются, запутывая человека в кустах лозы, а потом сталкивая его в воду, но могут и помочь выбраться из воды, подав своей жертве свешивающиеся ветки лозы или тростника.
В юго-западных районах Белоруссии, в том числе на территории Полесья, под водяными духами понимают черта, поэтому и называют их нечистый дух, нечистый, лихий дух, лукавый, черт водяной. Здесь, как и на востоке Белоруссии, известно слово водяник, но обозначает оно другое существо.
На реке есть нечистая сила, специального водяного нет. У меня был дед по отцу, сильно рыбу ловил. Так, говорил, развел костер на рыбалке, а потом слышит — зовет кто-то его по имени. Зовет, а потом, говорит, хохочет. А потом этот костерок стал гаснуть. «Я слышу, — говорит, — плывет по реке кто-то, плёскает [шлепает руками] по берегу, плёскает, а сюда не идет. Я давай молиться Богу! “О, догадался!” — говорит кто-то». [Кто это сказал?] Да кто же! Это нечистая сила (с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г.).
Водяные духи. XV в.
Rijksmuseum
Топельник тоже сидит в реке или озере. Но в отличие от водяного духа — хозяина водоема, он происходит из «нечистых» покойников, утопленников, его называют также потопельник или потопленник. Он ведет себя как водяной демон: заманивает в воду, топит, пугает, всячески вредит. В польском фольклоре есть похожий персонаж topieliec, topiec, potopłennik, topielnik. Он тоже происходит из утонувших или намеренно утопившихся людей, а также из других «нечистых» покойников (детей, умерших некрещеными, убитых или проклятых своими матерями, душ грешников, отбывающих в воде покуту — посмертное наказание за грехи).
Потопленники, они в ночи пугают людей. Там у нас молодой человек утопился, так в ночи зовет. Так не зовет по имени, а просто зовет. Никогда не отзывайся, иначе придет. [Потоплениками становятся только мужчины?] Мужчины были, только мужчины (с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г.).
Представления о внешнем виде водяного духа достаточно скупы. По некоторым свидетельствам, он похож на взрослого мужчину, иногда бородатого, волосатого, голого, высовывающегося из воды по пояс. Водяной может принимать и образ ребенка. Вид маленького хлопчика, паныча характерен и для полесского черта, с которым водяного духа объединяет еще один общий образ — пана в черном костюме, шляпе и с тросточкой, которой он хлещет по воде.
Водяной дух может показываться в образе гуся, утки, иногда рыбы, а также барана или черной собаки. Облик двух последних животных также принимает и черт:
Как кто утопится, и его достанут, говорят, что на утопленнике как баран на нем сидит. Этот баран и есть водяной (с. Оздамичи Столинского р-на Брестской обл., 1984 г.).
Важная черта полесского водяного духа — его связь с верчением, кручением, которая отражается в рассказах о его появлении в виде вихря или водоворота. Это не места его обитания, а форма его воплощения и результат деятельности.
Время наибольшей активности водяного духа — полдень, полночь, период после захода солнца, а также Ильин день и день Ивана Купалы, когда запрещено купаться, чтобы не стать его жертвой. Говорят, что он в воде «есть», «сидит», но отнюдь не хозяйствует:
Водяной дух в белорусском Полесье представлен исключительно как опасный для человека персонаж, основное занятие которого — заманивать людей в воду.
В воде потоплэўник. Если кто спасется, не утонет, говорят, что потоплэўника дома не было, поэтому удалось спастись (с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г.).
Опасно также смеяться во время купания — на таких людей водяной дух нападает в первую очередь.
Считается, что спасти утопающего практически невозможно, потому что водяной дух удерживает его под водой или сидит на нем.
Водяной дух. Фрагмент. Кон. XIX — нач. XX в.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Водяной дух зовет человека к себе, заманивает в воду. Чтобы не стать жертвой водяного духа, нельзя на реке отзываться на незнакомый голос, особенно ночью — это зовет водяной дух. Водяной дух должен утопить человека в определенный час (в этот момент он высовывается из воды со словами: «Пришла пора — человека нет»). Этот мотив связывает белорусскую традицию как с русской, так и с западнославянской. В польских быличках topieliec выходит из воды в полдень и восклицает: «Настал двенадцатый час, но не видно придворного!» — или «Должен был прийти, но еще не пришел!» Русский водяной в такой ситуации произносит: «Судьба есть, а головы нет!» — или «Есть рок, да человека нет!» Водяной дух выступает как аналог судьбы, рока, который невозможно изменить: человек, назначенный водяным в жертву, не может избежать своей участи и умирает, даже если окружающие пытаются предотвратить его гибель.
У нас детям говорили: не ходи в реку, потому что человек сидит в реке. Моя свекровь видела, как вылез человек бородатый, и голос послышался: «Пришла пора — человека нет!» Через несколько минут пришел человек коня поить, упал с коня и утопился. Это ж она, та смерть, вылезала и его ждала, значит, смерть в реке была (с. Велута Лунинецкого р-на Брестской обл., 1991 г.).
В южно-белорусской традиции есть еще один мотив, который объединяет водяного духа с чертом: водяной дух морочит человека, показываясь в виде птицы или рыбы и заставляя гоняться за собой. Когда человек начинает подозревать неладное, демон смеется и исчезает. Польский topielnik, например, показывается человеку в виде бегающего по берегу жеребенка и с шумом исчезает, когда человек пытается его поймать, а чешский водяной дух, обернувшись рыбой, морочит рыбаков. Точно так же над людьми глумится и черт.
Водяной дух, происходящий из утопленников, выходит из воды на берег в одних случаях в лунную ночь, когда при свете луны все хорошо видно, в других случаях днем. В некоторых селах Гомельской области считается, что тот, у кого в семье были утопленники, не должен произносить слово «видно» в лунную ночь или слово «день», когда рассветает, потому что в этот момент топельник падает в воду.
В западнославянских и карпатских поверьях водяной дух (он же бывший утопленник) тоже сушится на прибрежных камнях в лунные ночи. Из потустороннего мира для «пересушивания» периодически возвращаются и другие существа. Так ведут себя русалки, змеи, клады. Кроме того, по белорусским фольклорным записям конца XIX века души умерших периодически выпускают с «того» света «на пересушку», и толкущаяся в вечернем воздухе мошкара — это души умерших, выпущенные «на пересушку»[34].
Единственные надежные средства защиты от водяного духа — крестное знамение и молитва, как универсальный оберег от любых демонических существ.
В белорусской традиции встречаются рассказы о водяных (морских) людях с рыбьими хвостами. Рассказы эти восходят к апокрифическому сказанию о переходе Моисея через «Черемное», то есть Красное, море и о гнавшемся за ним фараоновом войске. Как хорошо известно из Библии, Моисей благополучно перевел свой народ через море, а воины фараона утонули. Согласно преданию, они превратились в полулюдей-полурыб, нижняя часть которых похожа на рыбий хвост. Подобные существа у русских известны как фараоны или фараонки, у белорусов тоже как фараонки или водяные люди, у украинцев — как мелюзины или мемозины, у поляков как meliuziny.
Поверья о мифологическом хозяине леса, аналогичном русскому лешему, известны только в северо-восточных частях белорусской традиции (Витебская, Могилевская области, север Минской области), где его называют: лясавiк, лясной царь, лисавой дзед, лясун, нячистик лясовы, нячистик, што по лясох скаче. Лесовик безраздельно распоряжается всем, что есть в лесу, и это отличает его от прочих персонажей, обитающих в лесу. На юго-западе Белоруссии лес мыслится местом обитания или черта, или неясной нечистой силы, которая пугает людей своим появлением и криком, но вовсе не является ни хозяином, ни покровителем лесных угодий.
Характерная черта хозяина леса — оборотничество, способность мгновенно принимать любой облик — человека, зверя, птицы, растения. Эта особенность лесовика описывается в рассказах белорусских крестьян Смоленской губернии следующим образом:
«…я пошел утром [в лес], да приустал, на кочку и лег. Лежу, и стало словно в сон меня кидать. Вдруг кто-то за руку меня схватил. Я глядь: а он стоит и шапку с меня снял, а руки у него — как вода студеная, борода — вот как мох бывает, большущая, белая, а нутро у него так и гудит, словно ветер, а он меня манит <…> Я крест ему показал, да и сказал: “Хожу по лесам, по кустам, по мхам, по болотам, <…> куда ль ни хожу, нигде не блужу, солнце по солнцу, луна по луне, при частых звездах, при вечерних зорях хожу, не блужу, а тебе, лесной хозяин, покорность отдал. От меня, раба, отшатнись, в березу обернись. Аминь”. Два раза я сказал, он и пропал, гул по лесу пошел, а я вижу — гриб стоит да трепыхается, а он в гриб обернулся, а он и в лист обернется — ему все равно»[35].
Встречаясь человеку на лесной дороге, лесовик часто принимает вид знакомого, односельчанина или родственника этого человека. Столь же свободно лесовик меняет свой рост (этим он также похож на русского лешего): в лесу он может показываться наравне с верхушками самых высоких деревьев, а на лугу — ниже травы:
Леший. 1906.
© Ивангородский филиал ГБУК ЛО «Музейное агентство» — Ивангородский музей
Лесовик чаще всего выглядит как старик с белым, как береста, лицом и длинной белой клинообразной бородой. Глаза его тускло-синего цвета неподвижны, не моргают, а по другим сведениям, неподвижен у него только правый глаз, который больше левого. Иногда его описывают как человека со сплющенным длинным лицом и одним глазом. Нога у него тоже одна и вывернута пяткой вперед. Он может выглядеть и великаном с головой, напоминающей верхушку сосны, с огромным туловищем, завернутым в звериные шкуры шерстью навыворот, руками и ногами толщиной со ствол дерева. Лесовика можно опознать по тому, что левая пола его одежды запахнута поверх правой.
Лесовик способен подражать голосам всех животных и птиц, которые есть в его лесу. Он пугает людей диким хохотом, воет по-волчьи, рычит по-медвежьи, хлопает в ладоши или ударяет большой дубиной по стволам деревьев. В руках у него длинный кнут, которым он подгоняет сопровождающие его стада животных и стаи птиц. Представления о лесном духе как о пастухе с кнутом в руках, который перегоняет с места на место принадлежащие ему стада лесных зверей (белок, полевых мышей, зайцев, волков), хорошо известны в русской традиции. На востоке Белоруссии этот мотив связан со змеями (см. Змеи), которые перед зимовкой на Воздвиженье собираются в стаи.
Дом лесовика находится в самой глухой и непроходимой части леса — маточнике, окруженном болотами и валежником, но он может отдыхать и на вершинах высоких деревьев, и в густых зарослях, в буреломах. По одним сведениям, лесовик холостяк, по другим — у него есть семья и дети. Если в лесу есть полоса поваленного ветром бурелома, считается, что там промчалась свадьба лесовика, которая, как и любые его перемещения, сопровождается порывами ветра. Жена лесовика — лешиха или лешуха — похожа на обыкновенную женщину с распущенными волосами, в которые вплетены зеленые ветки. Лешихи — души загубленных лесовиком девушек, которые были прокляты своими родителями. По ночам они качаются на ветвях деревьев, а на день уходят в подземный дворец. У семейной пары лесных духов рождаются уродливые и прожорливые дети, которых они стараются подменить: новорожденного человеческого ребенка забирают себе, а своего подменыша оставляют на воспитание людям. Иногда считается, что леший может вступать в сожительство и с обычными женщинами — от такой связи рождаются полудемонические существа, которых сам отец-лесовик может загубить.
Девушка в лесу. 1905.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Лесовик может быть опасен для человека и часто вредит ему, но почти никогда не убивает. Лесовик пугает людей, пришедших в лес по грибы или ягоды, громким хохотом, свистом, шумом, а также морочит человека и глумится над ним — у грибника прячет шапку или корзину, у дровосека — топор, откликается эхом на крики людей. Основная забава лесовика — сбивать человека с дороги, заводить в глубину леса, заставлять блуждать в течение многих часов. Чтобы избежать этого, нужно, входя в лес, что-то из своей одежды надеть наизнанку, так же следует поступить, если уже заблудился, — тогда можно понять, где находишься, и найти дорогу домой.
Отправляясь в лес, следует взять с собой кусок хлеба. Хлеб — главная еда человека и универсальный оберег во всех славянских культурах. Он охраняет от нечистой силы, порчи, сглаза, не дает сбиться с дороги. Хлеб также брали в лес в качестве подношения лесовику, чтобы задобрить его. Если дети шли в лес за ягодами или грибами одни, то, чтобы они не заблудились, мать должна сама отвести их в лес, положить на пень кусок хлеба, завернутый в тряпочку, поклониться на все стороны и сказать: «Царь лесовой и царица лесовица! Прими наш подарок и низкий поклон, и прими ты моих малых ребят, и отпусти их домой, чтобы они по лесу не плутали…»
Женщину, которая, не послушав отца, пошла в лес без куска хлеба, лесовик заставил долго блуждать.
Отношение лесного духа к человеку часто зависит от того, как человек ведет себя в лесу и как относится к лесовику: тем, кто не проявляет агрессии, лесовик также не делает ничего плохого. О лесовом деде и лесовой бабе рассказывают:
«…в лесу есть дед такой, у него баба [жена] Марина. Хозяин леса — буйный, губы великие, нос великий, сам огромный. Борода по пояс, борода и усы. Вечером у него одежда блестит. Баба [одета] — как бабы по-старому одевались: андарак [юбка] красный, фартук, жилетка такая, черные и красные, бывало, шили. Платок носит завязанный под подбородок. Люди поехали в лес, сели у костра. Дед вышел к ним, а они стали в него кидать головнями. Он губами здоровыми как дунет — головни все разлетелись. Скот они не трогают и людей. Не трогай их — и они не трогают» (с. Золотуха, Хойницкого р-на Гомельской обл., 1975 г.).
Человек может заключить с лесовиком сделку, согласно которой тот будет указывать грибные и ягодные места, во время охоты загонять дичь, помогать искать в лесу заблудившийся скот, указывать места нахождения кладов. За такие услуги леший требует от человека душу после смерти, которая непременно случится в лесу. Чтобы заключить договор с лесовиком, нужно пойти в ночь на Ивана Купалу в лес, встать на осиновый пень и, повернувшись лицом на север, обратиться к лесному духу с такими словами: «Покажись не волком-зверем, не вороном-птицей, не деревом иглистым, а таким, какой я сам». Лесовик придет на зов, но отношения с ним лучше хранить в тайне, не хвастать ими прилюдно и не поминать имя лесовика без нужды, иначе он жестоко отомстит человеку.
Кроме лесовиков, в обычных лесах есть и пущевики — лесные хозяева больших лесов, пущи. Пущевиков представляют гигантами, лохматыми и заросшими мхом. Они отличаются свирепым нравом и беспощадны к людям и скоту, попадающим в их угодья.
В юго-западных районах Белоруссии (особенно в Полесье) представления о лесном персонаже развиты слабо, а сведения о нем скупы и немногочисленны — он очень высокого роста, седой старик, страшное существо с высунутым языком и вывернутыми руками или даже как женщина с ногами аиста. Называют его лясавой или лисовик, он не владеет лесными угодьями, а просто обитает в лесу. В местной традиции отсутствуют рассказы об отношениях человека с таким лесным духом, столь характерные для русской мифологии. В качестве лесного демона в белорусском Полесье часто может выступать или черт, или неопределенная нечистая сила. Такого персонажа называют: черт, лесной черт, пустое, лихое.
В юго-западных поверьях лесной дух пугает людей своим внезапным появлением и исчезновением, а также разными звуками: хохотом, плачем, криками.
Лесной дух сбивает людей с дороги, лишает их ориентации в пространстве, заставляет блуждать по лесу, не отпускает из лесу, может лишить разума. Этой же функцией наделяют и черта там, где он заменяет собой лесного персонажа.
Лисавый мог заманить хозяина в лес, когда он ехал дрова заготавливать. У нас один человек не вернулся. Другой пришел через неделю — не выпускал лисавый к жене с детьми, еле упросил. А потом помешался тот человек, все всем рассказывал, что в лесу хорошо жить (с. Андроново Кобринского р-на Брестской обл., 1982 г.).
Леший. Фрагмент открытки. 1910-е гг.
ГАУК ТО «Тюменское музейно-просветительское объединение»
В западно-белорусских районах считают, что сбивает с дороги не лесной дух или черт, а неопределенная демоническая сила — блуд, блудник. Представления о блуде как особом персонаже, заставляющем людей блуждать, широко распространены как в карпатской, так и в польской мифологии. Пугать человека в лесу могут столь же неопределенные существа, как ляк (см. Страх) или пужайка.
Полевик как хозяин поля известен в витебских и могилевских поверьях, согласно которым он заведует полями, лугами, оврагами, возвышенностями и низинами, и обитает около межевого столба, камня или кустарника. В Гомельской обл. его называют палудзённик, потому что он появляется в поле в полдень и делает там заломы.
Палудзённик — в поле, днем он только ходит, делает завить в жите. Тогда говорят: «Наверное это палудзённик не полюбил хозяина поля, сделал завитку» (с. Дубровка Добрушского р-на Гомельской обл., 1982 г.).
Полевика также называют межник, потому что он представляется в виде всадника, в полдень проезжающего по меже, чем и объясняется запрет там спать. Иногда межник ездит и ночью, проверяя поля и наказывая тех, кто спит на меже.
Межник. Когда картошку сажаешь, остаются такие борозды, межи. И вот в двенадцать часов на этих межах проезжает межник на коне, проверяет поле. И потому нельзя спать на меже (с. Вербовичи Наровлянского р-на Гомельской обл., 1984 г.).
Полевики могут делать ниву более плодородной, заботятся о состоянии лугов, гоняют с полей шалунов-мальчишек, которые топчут посевы. Но полевики могут и вредить: разрушают изгороди и межевые вешки, способны направить стадо скота для потравы на поле того человека, которого они не любят, приваливать к земле хлеба, насылать на растения вредных насекомых, отклонять от поля дождь, мучить работающих в поле людей оводами и слепнями, заманивать в поля детей за цветами, ягодами или горохом, а потом заставлять блуждать, водить там до изнеможения. Полевик пугает людей хохотом, свистом, ревом, передразнивает эхом. Иногда он представляется в виде чудовищной тени, которая гонится за человеком или заманивает его вглубь поля.
Крестьянки, возвращающиеся с полевых работ. 1904.
Muzeum Narodowe w Warszawie
Поле, принадлежащее конкретному хозяину, также включается в сферу ответственности домашних духов. Полевик может являться в образе ужа, что сближает его с домашним ужом. Это два домашних персонажа с разными «сферами влияния» — домом и полем. По представлениям восточных славян, существует связь между полевым и домашним духами. Аналогичный мотив встречается в западных русских областях, в украинском Полесье (на севере Житомирской области).
Смерть полевого ужа вызывает живой отклик у его домашнего собрата. При этом известие о своей смерти полевой дух передает через хозяина этого дома: «Скажи домовому, что нет полевого».
Домовой уж есть в каждом доме. Он вреда никому не делает, никого не трогает. Нельзя его убивать. Домовой уж есть, и полевой есть. Ну один мужик в поле убил ужа и пошел спать. Лег спать, а ему приснился сон, что кто-то говорит: «Скажи домовому, что нет полевого». Тогда он встал и давай жене рассказывать свой сон. А из-под печки вылез уж, укусил его, и он умер (с. Верхний Теребежов Столинского р-на Брестской обл., 1984 г.).
В гомельской быличке убийство полевого ужа приводит к бедности и разорению хозяйства точно так же, как и убийство домашнего ужа.
Человек сильно богатый был. Ходил он на поле стеречь копны жита. Ходил, а там уж следом за ним, в стороне лежит да лежит возле копны. Человек думает: «Чего этот уж за мной ходит?» Терпел, терпел, да взял и убил его. Пришел домой, да и говорит жене: «Так надоел уж, что взял да убил его, все ходил за мной». Жена говорит: «На что ж ты его убил, то же полевой домовик, домовой поля». А тут из-под печи вылезает уж и говорит: «Ты полевого убил, так и меня не будет у тебя». Из хаты и ушел. Стал тот человек беднеть, беднеть, и не стало сил у него, из сил выбился и помер (с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г.).
В отличие от русской и западнославянских традиций, в белорусской мифологии не сформировался образ полудницы как женского полевого духа, связанного с солярным культом и показывающегося жнецам в полдень. В Гомельской области полудница — это неясное существо с большими, «лупатыми» (вылупленными) глазами. Само название полудник, полудница встречается в связи с представлениями о Страхе, который пугает людей в полдень и сбивает с дороги путников.