Белый тигр

IV глава

Знакомая вспышка, короткий полет в темноте, скручивание организма — толчок в ноги, свет. Прибытие. В нос ударил запах молодых трав, мы на месте. Скуратов, с собачатами на руках, сел на брошенный рядом чемодан. Я свои вещи бросил на траву, прибыли точно, вот он забор оружейки.

— Сеня, мы дома, скидывай полушубок — попали в начало лета.

Я огляделся, так, а это что за строение?

Рядом с нами стоял средних размеров дом с огородом и большим навесом. Вот на крыльце появился хозяин.

— Командир, да ведь это Сашка Кот.

— Точно, но почему он здесь?

Сашка нас заметил, присмотрелся и, охнув, побежал к нам, прихрамывая. Слева я услышал громкий рык — батюшки святы, к нам неслись два огромных тигра. Никак Сынок с Малышкой. Не добежав метров пяти, Сынок вдруг упал, и пополз ко мне, я кинулся навстречу. Подбежал, обнял его лобастую башку.

— Сынок, здравствуй, дорогой, я вернулся.

Тигр скребанул когтями по траве, на его глазах появились две слезинки, он неожиданно дернулся и с коротким стоном затих. Малышка лизнула меня в щеку, потом завыла, подняв морду к небу. Я глядел в помутневшие глаза Сынка и не мог осознать, что его нет, он умер. В горле застрял ком, грудь сдавило железным обручем.

— Господи, за что ты меня наказываешь? — У меня не так много друзей, а ты забираешь лучшего.

Над ухом раздался мат Скуратова:

— Командир, не голоси.

— Ась.

— Ты же лекарь — запускай Сынку мотор, он у него от радости остановился.

— Да етит твою в коромысло, точно.

Пощупал пульс — найн.

Хрен с ним, прорвемся.

Быстро настроился, прогнал по организму волну энергии. Ладони засветились золотым светом.

— Семен, помоги перевернуть.

Ага, вот сердечная проекция, небольшой выплеск энергии, сердце сократилось раз, другой — заработало. Прошел по всему телу Сынка, на лапе удалил старый шрам от пулевого ранения. Интересно, раньше его не было, узнаю кто сделал, башку сверну. Сынок открыл глаза, мурлыкнул, облизал мне руку — лежи, лежи. Прилег рядом, обняв его за шею.

— Царь-батюшка, не уж-то ты? — Слава Богу, дождались.

Сашка крестясь, стоя на коленях, бухался лбом о землю, бормоча молитву.

— Сашка, окстись, лоб расшибешь.

Я поднялся, обнял его. Он почти не изменился, так немного седины появилось в висках. Дрогнувшим голосом спросил у него:

— Сколько лет прошло, Сашка?

— Дык, шешнадцатый годок, царь-батюшка.

— Ох, ё-моё — Семен матюкнулся.

— Сеня, перестань лаяться, щенки слышат.

— Виноват, Ваше Величество.

Мы все уселись возле Сынка в кружок.

— Сашка, чертушка, рад тебя видеть. — Давай рассказывай, как вы тут?

Его лицо на миг помрачнело и он, явно темня, стал излагать новости, да все вокруг и около.

— Сашка, здесь слабаков нет, давай правду — бей.

— И вдарю, Государь, прости уж.

То, что он рассказал, ввергло меня в черную меланхолию.

Вот, видимо о чем, предупреждала Людмила при прощании. Самая горькая весть о сыне — татем он оказался распоследним, на его совести не менее двенадцати невинных душ.

— Он даже до Аленки домогался, убежала она из терема, приютил я ее.

— А ты, Сашка, каким макаром здесь?

— Лет через пять после вашего исчезновения ушли тигры, они обосновались здесь, у забора, за ними и я. — Посмотрел, во что сын твой превращается и ушел. — Аленка, третий год здесь, швейным ремеслом зарабатывает и в город без тигров не ходит — сынишку твоего опасается.

— Так, а с женой что?

— Года два все хорошо было, потом началось. — Похерила она твои указы, пензию воинам увечным и старым отменила. — Цены полезли вверх, налоги непомерные ввели, деревни стали разоряться — закрыла пансион и кадетский корпус. — Многие торговцы разорились и покинули город. — Карчи сбежал с семейством через пять лет. — Вот и оружейку закрыла, я тут вроде сторожа.

— Женился, Сашка?

— А как же, сыну скоро десять лет исполнится.

— Людмила была?

— Дык она, почитай каждый год навещают, тебя ждет, царь-батюшка. — Тигры вон повадились у этого места дежурить, откуда вы ушли, вот избу здесь и срубил.

Тьма перед глазами постепенно рассеивалась.

— Сашка, у тебя хлебное вино есть?

Он понятливо кивнул:

— Найдем, батюшка.

— Тогда пошли.

Ничего не замечая, я шел в окружении тигров. Очнулся после доброго ковша водки. Мы сидели в просторной горнице, тигры лежали рядом, довольно мурча. Сашка, познакомил с женой и сынишкой. На улице хлопнула калитка, вскоре послышались легкие шаги и в комнату зашла девушка, невиданной красоты.

Грациозно поклонившись, поздоровалась. Ее большие васильковые глаза остановились на мне, внезапно ее зрачки расширились и она, с коротким стоном, упала на пол.

Скуратов крякнул.

— Да, что за день сегодня такой. — Сашка, не могу девушку припомнить, лицо вроде знакомое.

— Это же Аленка, Государь.

Вот тебе и раз, маленькая девочка превратилась в красивейшую девушку.

— Почто сидите, олухи, живо воды.

Все забегали, заохали. Я перенес ее на кровать, побрызгал водой из ковшика, ну вот и глазки открылись.

— Аленушка, здравствуй, извини, сразу не признал. — Как самочувствие?

Девушка вскинулась и села на кровати:

— Прости, Государь, сомлела от волнения, мы тебя так долго ждали. — Слава Богу, ты живой и здоровый.

Она кинулась мне на шею, заплакала.

— Ну, будет тебе сырость разводить, давай к нам за стол.

Налил ей и жене хозяина вина в небольшие рюмки, Сашка наполнил наши чарки.

— Ну, друзья, со свиданьицем.

Посидев с нами полчаса, женщины под благовидным предлогом удалились. Я слушал Сашку, и такая горечь образовалась в моей душе, хоть волком вой. Добил он меня последними известиями.

— Государь, бают знающие люди, царица Марьям твою сокровищницу промотала.

— Полный п…ц. — На какие такие нужды она ее потратила.

— Государь, лет семь лет назад царица ляхов приветила. — Они босые и голые к нам приперлись, вот с одним из них и закрутила. — А сейчас эти голодранцы в своих каменных домах живут, с золота едят и пьют.

— Измена — прохрипел я.

— Точно, Государь, зеленка на лоб, расстрельная статья — согласился Семен.

— Ничего, разберемся, наливай, Сашка.

В горницу заглянула Ольга — жена Кота, предупредить супруга, что идет на базар. Слишком оживленное лицо ее мне не понравилось.

— Женка, подь сюда. — Если ты сболтнешь кому либо о моем появлении — отрежу язык.

— Вместе с головой — добавил Скуратов.

— Слышала, что Государь сказал, сполняй — и Сашка грохнул кулаком по столу.

Ошарашенную Ольгу махом смело из горницы.

Выпили.

— Саша, гвардейцы в городе есть?

— Полк стоит, батюшка, а другой на южной границе.

— Где вторая дивизия?

— Они, батюшка, на западной стороне.

— Понятно. — Здесь кто полком командует?

— Дык Ярослав Удалый.

— Погоди, не он с Савелием Хватом в поединке схватился у моего крыльца.

— Он, батюшка, он. — Боец из первых.

— Какой сегодня день?

— Пятница, батюшка, второй день июня 1251 г. от Р.Х.

— Савелий что? Командует.

— Ага, второй дивизией, он здесь почитай и не бывает.

— Сашка! — Ты расскажи о своей женитьбе, где такую красавицу нашел?

— Э царь-батюшка, не я нашел, меня нашли.

— Ну, ну, поведай о сем знаменательном факте — попросил Семен.

— Я тогда помню, только дом поставил и пошел до базара рассады купить на огород и картошки с полмешка — начал Сашка. — Иду обратно, а мне навстречу Ольга, дочь коменданта.

— Невдобы что ль?

— Ага, его. — Встала на дороге, уставилась своими зелеными глазищами и ласково так спрашивает, куда, мол, идешь, добрый молодец — пропищал Сашка.

Мы покатились со смеху.

— Объяснил ей, в огороде сажать буду всякое — а я, грит, помогу, вот и помогает одиннадцатый год — закончил Сашка, под гогот. — А мальца я Владимиром назвал в честь тебя, царь-батюшка.

— Спасибо, Александр, за честь. — Невдоба до сих пор комендантом?

— Да нет, как поляки объявились, царица его убрала, такого гада посадила на его место…

— Сашка, мне Ярослава нужно увидеть, скрытно.

— Дык Аленку пошлем. — Аленка, поди к нам, царь-батюшка тебя зовет.

Аленка скоро объявилась, я объяснил все и отправил ее с тиграми в казармы гвардии. Сашка меж тем рассказывал о житье-бытье и тут он упомянул о балах.

— Здесь, Сашка, поподробней.

— Я и говорю, царица Марьям каждую субботу устраивает бал, съезжаются все бояре и прихлебатели, танцы до утра, ну и пируют, конечно. — Один разор от этих балов.

Я переглянулся с Семеном — он вполголоса бросил:

— Вот где мы всех зараз и возьмем.

— Угу…

Выпили винца, пожевали чуток закусок. Вскоре послышался топот, никак гвардия пожаловала. Точно, шесть всадников и наши тигры впереди. Аленка сидела на лошади Ярослава, по прибытии, он ее осторожно поставил на землю. Сашка привел гвардейцев, увидев меня, они повалились на колени.

— Ну, будет вам, встали быстро, дай-ка я на тебя гляну, Ярослав, вот вымахал, орел.

Ярослав залился краской.

— Кто с тобой?

— Мои тысяцкие, как ты приказал.

— Садитесь за стол. — Сашка, налей.

Выпили, закусили.

— Дело секретное, воины, завтра нужно захватить царский терем и арестовать преступников, я укажу кого именно. — Что там за охрана?

— Своя собственная, пятьсот сабель, дежурят посменно, одни ногайцы, других нет.

— Вооружение?

— У всех карабины, по периметру четыре пулемета, что внутри нам не ведомо — пояснил Ярослав. — Государь, хорошо, что ты объявился, совсем тяжело стало народу жить.

— Ничего, завтра начнем жить по новому — и подмигнул гвардейцам.

— Дозволь выпить за твое здоровье, царь-батюшка?

— Наливай.

Посидели с часок, обговорили время выступления, после чего гвардейцы отправились в свои казармы.

Спать легли рано, назавтра необходимо быть в форме. На сеновале отлично выспались, проснулся я от тихого говора внизу. Подполз к краю — забавная картина — Семен тигров знакомит с собачатами. Спрыгнул вниз.

— Доброе утро, командир.

— И тебе того же.

Сынок с Малышкой, бросив обнюхивать собак, бросились ко мне с раскрытыми лапами. Повалили, конечно. Кое-как отбился от облизывания.

— Командир, ты обратил внимание на Аленку, такая стала красавица.

— Я же не слепой.

— Ты получше приглядись.

— О чем ты?

— Ешкин кот, да она влюблена в тебя, ты, что не видишь.

Я покрутил пальцем у виска.

— Семен, у тебя нездоровое воображение, выдумываешь невесть что. — Не забывай, она мне что дочь.

— Приемная дочь — не унимался Скуратов. — Уймись, покажи лучше, где умыться.

За столом, завтракая, спросил Аленку:

— Что ты говорила насчет брата вчера? — Я запамятовал.

— Он у Савелия Хвата тысяцким на западе. — Давно не был, уж почитай лет пять, с оказией письма шлет, пишет все у него хорошо, по службе его ценят.

— Не печалься, Аленушка, скоро братца увидишь.

Девушка с благодарностью взглянула на меня — вам молочка еще налить, Государь?

— Нет, спасибо, когда мы одни называй меня Владимиром и на ты.

— Ой, как можно.

— Можно, можно.

Девушка внезапно покраснела и выскочила из горницы. Семен захихикал.

— Скуратов, мать твою, не смущай девочку.

Сашка, сидящий с нами тоже лыбился.

— Тьфу на вас, Сашка, почто Аленка не замужем? — Неужто женихов нет?

— Государь, гонит она их взашей, не идет замуж. — И заговорщицким тоном добавил — тебя ждала.

— Вы, ребята, совсем обалдели, выдумываете ерунду. — Сашка, организуй подводу, к гвардейцам съездить.

— Сей момент — и выскочил из дома. — Командир, не боишься, что в лицо узнают в городе?

— У меня шапка-невидимка.

…..

Благодаря Людмилиному медальону до казармы гвардейцев Сашка довез меня незамеченным. В помещении штаба дивизии собралось человек двадцать. Обсудили конкретные детали захвата Царского Кремля — от прежнего терема едва ли половина осталась. Кремль получился мощным и красивым.

Ярослав предложил задействовать полторы тысячи гвардейцев — тысячу бросить на сам Кремль, а пятьсот воинов для ареста прихлебателей и сопровождения в тюрьму.

— Так, у вас тюрьма есть?

— Уж лет десять, царь-батюшка.

Выступать решили в десять вечера, все гости соберутся на бал, там их и прихватим.

Перед отъездом в подводу положили снайперку в чехле для Семена. Приехав, обсказал Скуратову все детали, он тут же занялся винтовкой, прилаживая прицел. Все правильно, к оружию нужно привыкнуть, приноровиться.

День тянулся долго и нудно, наконец, подкрался вечер. Прибыли гвардейцы.

— Пошли, Семен, пора.

На крыльце ко мне метнулась Аленка, бросилась на шею, прошептала на ухо — береги себя, второй раз твою потерю не переживу — и робко коснулась губами моей щеки.

Я обнял девушку, погладил о спине:

— Не переживай, девочка, все будет хорошо. — Сашка, присматривай здесь.

— Не сумлевайся, Государь.

— Александр, за собачками присмотри, пожалуйста, — попросил Семен.

— Конечно, присмотрю, не переживайте.

— Мы поехали, бывайте.

Перед тем как спуститься с крыльца обнял Аленку и поцеловал ее в губы. Мы пробежали через двор и запрыгнули на приведенных лошадей, тигры молчком последовали за нами.

Интересное дело, второй день они меня одного не оставляют, если Сынок уходит в лес на охоту, Малышка рядышком трется и наоборот. Сегодня днем, усевшись на солнышке у стены сеновала, рассказывал тиграм о наших приключениях и ей Богу, они меня поняли.

Сашка доложил — у зверей тоже не все гладко складывалось. После первенца, белого тигренка, а его забрала Людмила, у тигров несколько лет спустя родилась малышка, но мертвая, вот горе то. Ничего, возраст у них пока подходящий, дадут потомство.

С нами к Кремлю пошли всего три сотни, остальные скрытно занялись его окружением. Сгрудились в переулке, не доезжая метров триста.

— Семен, твой выход.

Скуратов со снайперкой полез на крышу ближайшего дома. Щелкнуло два выстрела, немного погодя подбежал Семен:

— Два пулемета обезвредил, займусь другими.

Он вскочил в седло и с десятком гвардейцев умчался. Через десять минут наступила наша очередь, нажав на медальоне нужный камень, я исчез для окружающих, но тигры меня видели.

— Вперед. — И мы втроем понеслись к главным воротам.

Четверых часовых я зарубил на ходу, заскочил в открытую дверь, за ней торчало с десяток ногайцев.

— Взять их — крикнул я тиграм.

Пока я открывал ворота, звери убили всех ногайцев. Вышел из боевого режима и нажал камень медальона. Часовые сдали падать на брусчатку, фонтаном ударила кровь, к моим ногам подкатилась чья-то голова.

Я махнул саблей, в ворота потекли всадники, сразу направляясь к казармам охраны.

— Вперед, гвардия, — напутствовал я их.

Вскоре послышались выстрелы, затем длинная пулеметная очередь.

— Ярослав, нам на бал, бери пару сотен и алга.

Всадники спешились и последовали за нами. По пути к нашему авангарду присоединился Семен.

— Все путем, Государь.

Два десятка гвардейцев бросились вперед расчищать путь. За дверью палаты раздались выстрелы, звон сабель.

— Ярослав, придержи воинов, я сам, для других может быть опасно. — Семен, тормозни тигров, чую впереди сюрприз.

С левого крыла слышалась бравурная музыка.

— Ярослав, пусти три сотни по этажам, сам с сотней позади меня.

Рефлекторно перешел на скоростной режим — все оцепенело. Позади меня осталась одна палата, другая, вот и главный зал, вокруг замершие статисты — гостьи. Два трона в торце зала я увидел сразу, только зафиксировал, тут же врезал энергетическим ударом — трон, на котором расползлась гора сала, улетел с содержимым и с грохотом врезался в стену. В двухсоткилограммовом молодом мужике с чванливой мордой трудно узнать моего сына Ванечку. Он барахтался среди обломков трона, пытаясь подняться, я подскочил и вырубил его ногой по шее. Пошел обычный ритм, все задвигались, подбежали гвардейцы.

— Этого заковать в железо, приковать к стене в подвале. — Бывшую царицу Марьям под домашний арест, поставить ежесуточный караул.

Да, не узнать в расплывшейся мадам прежнюю красавицу Марьяшу. Поляка, валяющегося рядом, приказал доставить в тюрьму.

— Ярослав, вылови в городе всех ляхов, гостей с бала тоже под арест. — С ними дознаватели разберутся.

Гвардия работала четко, гости были рассортированы и отправлены в острог.

— Ярослав, что с прежней охраной?

— В живых осталось восемьдесят человек, вместе с начальником.

— Начальника охраны расстрелять, остальных отпустить. — Выдели двести гвардейцев на Кремль, смена ежесуточно.

— Все сполним, Государь.

— Ступай, через пару часов жду в малой трапезной, тысяцких не забудь.

Ярослав умчался. Постепенно главный зал опустел, остались мы с Семеном, да тигры.

— Семен, дуй в тюрьму, проведи первый отсев. — Под арестом, оставишь тех, кто возвысился и получил чины во время правления Марьям, а также всех новоявленных богачей — остальных отпустить.

Семен ушел выполнять задание, а я прошелся по главному залу — слишком много помпезной позолоты, решил я. Сынок, подойдя к месту, где стояли царские троны, зарычал и заскреб лапой.

— Так, что он нашел? — Ох, ни фуя себе партизаны, они здесь все заминировали.

Позвал ближайшего гвардейца, стоящего в карауле.

— Ты, братец, срочно найди минера в полку.

Гвардеец, молча, отдал честь и исчез. Хорошо электрическую цепь не замкнуло, когда троны улетели с постаментов, аккумулятор вот он, под ними стоял. Родили сыночка называется.

— Пойду посмотрю, что с казной.

Всех слуг вместе с управляющим держали в одной комнате. Я его выдернул из толпы и заставил вести в сокровищницу. Он привел в другое крыло, подвал находился в самом конце, вниз спускались нескончаемые крутые ступеньки. Двух часовых пришлось успокоить тычками за ухом — отдохните парни. Ключ от решетки нашелся у одного из них в кармане. В сокровищнице прибавилось сундуков — ну вот, а Сашка трындел всю казну промотали.

Открыл один сундук — пусто, другой — пусто, наконец, в последнем обнаружился мятый серебряный кубок — ну засранцы. — Лихо они тут погуляли, растратчики, мать их ети. — Теперь ломай голову, где добыть денег. — Что за держава без казны.

Забрав у часовых карабины, застал за разминированием двух спецов. Позвал зверушек и, прихватив управляющего вышел во двор. Усевшись в беседке, произвел экс-допрос. Управляющего звали Гейнц Бауер, стопроцентный немец, случайно попавший на Русь. Прежний управляющий Митрич три года уж на пенсии.

Немец не врал, отвечал честно, на всякий случай просканировал его мысли — нет, он чист. Порядочные люди нам нужны.

— Гейнц, я оставлю вас на прежней должности — относительно обслуги подумайте, кого можно оставить, мне прежние любимчики не нужны и вообще сократите личных слуг. — Надеюсь, одного дня вам хватит.

Гейнц поклонился.

— Все сделайт, Государ.

— Да, Гейнц, последний вопрос — где живет Митрич?

Получив адрес, отправил по нему гонца с приказом доставить хозяина вежливо, с обхождением.

Через час я обнимал Митрича в той же беседке. Старик разохался и прослезился.

— Митрич, пенсию получаешь?

— Нет, батюшка, денег нет в казне, да не я один такой. — Хорошо копеечки откладывал, на то и живу со старухой.

— Ничего, Митрич, скоро казна тебе все вернет, не сомневайся. — Ты мне скажи, куда делся мой адъютант Василий и где мои телохранители с охраной?

— Дык, батюшка, Василий в канцелярии служит, а Петр с Федором и охраной в гвардию отправлены чай.

— Ага, так значит.

— Митрич, расскажи, что тут у вас происходило?

На свою голову спросил.

Митрич бесхитростно вывалил на меня весь ушат грязи. Ну, а чего его попросили, он и ответил.

— Да уж, ну вы тут погуляли. — Ладно, Митрич, пойдем, посидим за столом, выпьем по случаю моего возвращения.

Минеры свою работу закончили, старший доложил:

— Сто шестьдесят две мины обезвредили, Государь.

— Где стояли?

— Во всем зале, по периметру, обе царские спальни и подходы к ним.

— Во дворе ничего не нашли?

— Нет, государь, все чисто.

— Тогда грузите мины на подводы и в арсенал полка. — Благодарю за службу.

— Рады стараться, Ваше Величество — рявкнули гвардейцы и, печатая шаг, двинулись к подводам.

— Пойдем, Митрич.

За столом сидела небольшая компания — девять человек и два тигра. Ярослав со своими тысяцкими, мы с Семеном и Митрич. Сынок с Малышкой уселись сзади меня по обе стороны. Я велел слуге принести два больших куска говядины. Зверушки дружно зачавкали за моей спиной, потом синхронно лизнули в обе щеки и улеглись рядом.

— Никак не избавятся от дурной привычки лизаться — машинально подумал я, обтирая себя салфеткой.

— Други мои, выпьем за нашу Россию, за нашу любимую Родину.

Зазвенели кубки, раздалось троекратное ура. Сидели долго, много интересного узнал — разошлись к утру.

На другой день встал поздно, ближе к одиннадцати. Внутренне взбодрил организм, удалил остатки алкоголя из крови и оделся. Тигры сидели у кровати — сейчас пойдем завтракать. Позвонил, приказал слуге помыться и побриться.

— Утро доброе, Государь, пожалуйте за мной.

— Ого, туалет зимний, а тут и ванна есть, ишь ты — цивилизация. Туалет, бритье, завтрак — в таком порядке началось утро.

Через слугу вызвал Гейнца.

— Гейнц, пригласи всех слуг сюда в трапезную, произведем отбор.

Из всей толпы выбрал сорок человек, остальных отпустил, объявив, чтобы за расчетом явились через месяц.

— Гейнц, кто вел финансы?

— Боярин Кульчицкий, Государь.

— Поляк?

— Так точно, Государь.

— Понятненько, навестим его в тюрьме, но позже. — Гейнц, позови любого гвардейца.

Прибежавшему воину дал задание, найти Василия и направить его к тюрьме. А сейчас самая неприятная процедура — предстоит глянуть в сущность сына.

Спустился в подвал — дверь открыл старший наряда. На охрапке соломы лежал узник, вдоль и поперек укутанный цепями. Он сел, повернул лицо в мою сторону, глаза его закрывала кожаная полоса — ее одели по моему приказу. Не хватало мне сеансов гипноза над часовыми.

— Кто здесь?

— Твой бывший отец.

Больше мы не проронили ни слова. Он пытался поставить мысленный блок, но так неумело. Я узнал все, про все несбывшиеся мечты и все преступления.

— Завтра ты умрешь, прощай — я вышел из камеры, поймал бегущего слугу.

— Чарку водки и моченое яблоко сюда.

Слуга метнулся в сторону, но объявился вскоре с подносом. Выпил, немного полегчало.

— Черти-что, вроде рос послушным, ласковым мальчиком, а вырос полным моральным уродом, сбой в генах или дурное воспитание? — Сейчас до истины не докопаешься — плюнул и поехал в сопровождении десятка гвардейцев в тюрьму.

У острога топтался Василий, увидев меня, пал на колени, колотясь лбом о землю. Пришлось придержать.

— Вася, разве можно так башкой колотиться, она для другого нужна. — Поднимайся.

— Государь, наконец, ты вернулся, есть Бог на земле, есть. — Мы все молились о твоем здоровье и возвращении, услышал Господь наши молитвы.

Василий смахнул набежавшую слезу. Я обнял его за плечи.

— Пойдешь ко мне снова в адъютанты?

— Да я, да мне…

— Значит согласен.

Вместо ответа он опять бухнулся на колени с поклонами.

— Все перестань, ты ведь знаешь, не люблю я этого.

— От радости, царь-батюшка, токмо от радости.

— Бумага с пером есть?

— Все с собой, Государь. — В тюрьме допросы станут учинять, когда скажу, запишешь.

— Все сполню, Государь.

— Пошли.

Трехэтажное здание тюрьмы было переполнено — первый этаж находился в подвале. В помещении размещалось четыре общие камеры и двадцать одиночных. Скуратов с утра потрошил арестованных. Я занялся поляками. В результате троих отпустил — не виновны, свой достаток добыли честным трудом, торговлей. Единственное, обязал их в трехлетний срок рассчитаться с казной за подаренные им дома. Остальные четверо по уши замаранные, вердикт один — высшая мера с конфискацией.

Василий, добросовестно записывал показания ляхов.

— Вася, сейчас перерыв, а ты мчись к Тарасу Невдобе и пригласи сюда от моего имени, поговорить с ним надо.

Пока он мотался, мы с Семеном попили холодного кваску. Первым прискакал Невдоба. Видно, что хитрый хохол, искренне рад мне.

— Тарас, хватит кувыркаться в коленях. — У тебя как дома, все в порядке?

— Да, слава Богу, Государь.

— Ну и добре. — Тарас, занимай опять должность коменданта.

Невдоба к моему удивлению не запрыгал от радости, стал мяться, бурчать чего-то под нос.

— Не понял? — В чем проблема?

— Дык, староват вроде стал.

— Не дури, Тарас, пока больше некому. — Принимай город, а если захочешь уйти, готовь смену — найди подходящего человека. — Василий, пиши указ — с сего дня Тарас Невдоба — комендант Казани. — Давай подпишу и печать поставлю. — Сейчас поляка притащат, что служил комендантом — у него дела примешь.

С тем и вышли из помещения.

В допросной коррупционеры — сегодня мне предстояло допросить не менее четырнадцати человек. Впрочем, Семену не меньше. Тигров я разделил Малышку отправил Скуратову, резонно рассудив, что присутствие такой зверюги быстрей развяжет языки мздоимцев.

Вечером, сидя за ужином, Семен жаловался:

— Мне бесплатно молоко нужно давать, после общения с такими мерзавцами.

— Пей, сейчас прикажу, принесут.

Он замахал руками:

— Да я образно говорю. — Командир, извини за вопрос, что с сыном делать будешь?

— Высшая мера, а что я должен с убийцей делать? — Народ меня не поймет и будет прав. — Перед законом все равны, Семен, ты это прекрасно знаешь. — Наливай.

Выпили вина.

— Теперь спать, завтра тяжелый день.

С утра глашатаи орали по всем центральным улицам о казни татей и воров. Казнь назначили в двенадцать часов дня. Народ стал собираться на главной площади рано, часа за три до начала. На эшафоте, обтянутом красной материей лежала большая колода с воткнутым в нее топором. Палач в маске уже прохаживался возле нее, отдавая приказания двум подмастерьям.

За полчаса до начала казней я поднялся на эшафот и обратился к горожанам с речью. Кратко сказал, но емко. Объяснил за какие прегрешения повесят тридцать преступников, а одному отрубят голову. И прилюдно отрекся от сына.

Толпа, пораженная известием, притихла. Здесь же вышел глашатай и объявил.

— За большие и ратные заслуги перед Русью и лично перед Государем Владимиром I, царем Всея Руси и прочих ханств, Семен Скуратов награждается титулом князя.

— Семен, иди сюда, встань на одно колено.

Побледневший Семен, молча, встал передо мной на колено, я вытащил саблю из ножен и положил ее конец ему на плечо.

— Боярин Скуратов, данной мне властью, присваиваю тебе княжеский титул за твои заслуги. — Носи его с честью. — Поздравляю, князь, — я обнял растерянного Семена. — Вечером обмоем.

— Благодарю тебя, Государь, жизни за тебя и Родину не пожалею, спасибо.

— Ну, будет тебе.

Меж тем привезли в железной клетке главного преступника — моего бывшего сына. На эшафот его ввели не расковывая, только сняли кожаную повязку. Здорово он сдал за одни сутки. Глашатай зачел приговор и все прегрешения преступника. Подмастерья подвели сына к колоде, встав на колени, он положил на нее голову — палач вопросительно воззрился на меня. Я махнул рукой, блеснуло лезвие топора и вонзилось в колоду с глухим стуком, отрубленная голова упала в подставленную корзину.

В чистом и ясном небе раздался гром, у горизонта блеснула молния.

Распорядителю приказал труп сжечь, пепел развеять над рекой. На тридцати виселицах сооруженных вокруг эшафота преступников вздернули одновременно. С этими поступить также, что и с главным — сжечь.

Вечером на площади зажарили двух быков и выставили четыре бочки вина — все за счет казны.

— Василий, мытари посчитали конфискованное в казну.

— Так точно — двадцать две тысячи золотых, серебра тридцать тысяч и медью пятнадцать. — Золотые изделия отдельной строкой идут.

— Домов сколько за ними?

— Двадцать девять, государь, один жил в Кремле.

— Семьи выселить в дома поплоше. — Денег им на житье оставили?

— Да, Государь, по десять процентов от конфиската.

— Василий, на вечерний пир пригласишь Сашку Кота с семейством и княжну Алену Благовещенскую. — На чем гостей привезешь?

— Дык, Государь, у тебя три выездных кареты имеются.

— Тогда ладно.

— На пир также пригласишь полковника Удалого с тысяцкими. Коменданта Невдобу — всех естественно с семьями. — А где мои славные механики и кузнецы?

— Они, Государь, по своим кузницам работают, уж лет десять оружейку-то закрыли по приказу царицы.

— Вот зараза.

— Воистину, Государь, ой, прости за ради Бога.

— За языком следи, на будущее.

— Их тоже с семьями пригласи. — А другие где мои ближние бояре?

— Боярин Худорин во Владимире, остальные кто где. — Если нужно узнаю, наведу справки.

— Да уж, будь любезен, наведи не откладывая. — Семен, поехали.

Скуратов ехал рядом на вороном жеребце, спросил его:

— Где твоя Елена прекрасная, жена ненаглядная?

Семен насупился:

— Дом пустой, соседи сказывают, она лет десять назад умотала с купцом-греком. — Да и хрен с ней.

— Во, во, кобыле легче, когда баба с возу. — Не кручинься, найдем тебе достойную девушку, пора тебе нормальным семейством обзаводится, да и мне тоже — вякнул я последние слова себе под нос.

Вечером гуляла вся Казань, в главном соборе отслужили праздничный молебен по случаю возвращения Государя.

К восьми часам вечера съехались гости, кроме всех прочих, за стол усадили моих бывших телохранителей — Петра с Федором с женами.

По правую руку от меня сидел Скуратов, по левую — Аленка. Посмотрел я на своих подданных и улыбнулся:

— Друзья, надеюсь, я могу так к вам обратиться?

Народ радостно загудел.

— Так вот, друзья, я рад всех вас видеть, и, надеюсь, вы меня не подведете. — У нас с вами много дел впереди — Русь поднять, не воробьям фигушки показывать. — Ярослав, и вы ребята, встаньте, — за верную службу жалую вас золотыми — полковнику сто монет, вам по пятьдесят.

Подбежавшие слуги положили перед каждым кожаные кошели.

— Рядовым гвардейцам принимавшим участие в деле — по два золотых, им отправят в казармы. — Александр — обратился я к Коту — получи компенсацию за десять лет неплаченной тебе пенсии и за верность твою — сто двадцать золотых.

Адъютант положил перед Сашкой кошель. Все названные подходили ко мне, кланялись, целовали руку. Такой церемониал, ничего не поделаешь.

— Княжна, Алена — за моральный вред, принесенный тебе. Прими двести золотых. — Князь Скуратов — тебе за заслуги, двести золотых монет. — Вам, бояре, — указал я на кузнецов Юрия и Никиту — по пятьдесят монет, столько же тебе, Федор, и тебе, Петр. — Митрич, — позвал я бывшего управляющего, добрейшей души человека, он подошел, подслеповато щурясь. — Тебе, Митрич, тоже компенсация за невыплаченную пенсию — сто золотых монет.

Реакция коллектива странная — тишина, никто к кошелям с золотом не притрагивался.

— Да, что с вами, чего сидим, чего ждем?

Один Скуратов совершенно спокойно запихал кошель в карман парадного кафтана. Ситуацию прояснил Ярослав.

— Мы, царь-батюшка, в некотором смятении, ты нам взаправду даришь такие деньжищи?

— Ребята, вы совсем обалдели, какие шутки, быстро спрятали свое золото.

Народ ожил, зашумел. Я встал.

— Первый мой тост за вас, други мои, за наш замечательный народ.

— Ура. — Гаркнули троекратно.

— Ну, слава Богу, пришли в себя.

Царский пир удался, повара себя превзошли. Одно плохо, не было электричества, но это дело поправимое, мои спецы и рукастые, и головастые. Для танцев на хорах собрали духовой оркестр, в данный момент они потихоньку наигрывали незатейливые мелодии.

— Вася, позови ко мне Невдобу.

Подошедшему Тарасу сказал:

— Ты зря думаешь, что я о тебе забыл. — Держи кошель, здесь сто золотых монет. — Работать будешь?

— Конечно, Государь, куда я денусь — и упал на колени, целуя руку.

Нет, надо отменить такую церемонию, я не дамочка и не священнослужитель, чтобы мне руки целовали.

— Василий, запиши указ — царским особам руки отныне не целовать и становиться только на одно колено.

— Как же так, царь-батюшка, не будет ли урону царскому Величеству.

— Не будет.

Алена, сидевшая рядом, была задумчива и тиха.

— Аленушка, что с тобой, милая, али кручина какая гложет?

— Прости, Государь, но сегодня казнили твоего сына, по-Божески ли это?

— Аленушка, посмотри мне в глаза, ты забыла основной закон на Руси — око за око. — На его совести двенадцать невинно убиенных душ, среди них семь девочек. — Жаль, нет возможности казнить его столько раз — он тать и убийца, прошу тебя забыть о нем и не вспоминать. — Улыбнись, краса девица, у тебя такие симпатичные ямочки на щечках.

Аленка покраснела и прикрылась рукой.

— Аленушка, выпей со мной италийского вина.

Подскочивший по моему знаку слуга, живо наполнил наши кубки.

— За тебя, Аленушка, за твою красоту, дай Бог тебе здоровья и счастья.

— Мое счастье видеть тебя, Государь, — сорвалось с ее губ, она опять покраснела, но взяла себя в руки и открыто глянула на меня, своими васильковыми глазами.

— О, Господи, неужели, правда — пронеслось у меня вы голове. Я в растерянности хлопнул кубок вина, не почувствовав его вкус. — Ну дела… Передернул плечами, приходя в себя.

— Девочка моя, ты хочешь сказать, что питаешь ко мне особые чувства?

— Да, Государь, — прошептала девушка, еле слышно, склонив низко голову.

В полном изумлении ляпнул:

— И давно?

— С детства, Государь, с момента нашей встречи на дороге.

— Ой — ёй — ёй — вякнул я. — Аленушка, мне, конечно, лестно, что первая красавица Казани обратила на меня внимание, но может тебе показалось, может это детская влюбленность. — Такое бывает.

— Государь, я люблю тебя всю жизнь, потому и замуж не пошла, никто кроме тебя сердцу не мил. — Ты не беспокойся, я не буду тебе в тягость, понимаю, у тебя жена. — Скоро уеду из Казани, так будет лучше для всех.

Я всполошился.

— Чего удумала, уедет она, а ты знаешь, что я холостой теперь. — Завтра в Казанском соборе архиерей объявит о моем расторжении брака с царицей Марьям.

— Правда, Государь?

— Истинная правда, бывшая царица Марьям на следующий неделе уходит в монастырь — навечно.

— Суровый ты, царь-батюшка.

— Нет, Аленушка, по-хорошему ее на плаху надо отправить, но пожалел, да и Толгат-хана я уважаю.

Здесь я слегка покривил душой, казнь Марьям для Руси не зер гут. У Толгат-хана под рукой крупное воинское соединение — факт, который пришлось учитывать.

За столом пировали часа три, затем культурная программа. На первый тур вальса я пригласил Алену.

— Вы прекрасно танцуете, княжна.

— Благодарю вас, Государь, в пансионе нам хорошо давали уроки танцев.

— Аленушка, переселяйся в Кремль, хватит тебе у Сашки на выселках жить.

— Не могу, Государь, грех это, при живой жене нельзя.

— Хорошо, а когда она исчезнет, переедешь?

— Поживем, увидим, Государь — и улыбнулась своей мягкой неповторимой улыбкой.

Несмотря на тяжесть в своей душе, мне от ее улыбки стало легче дышать, появилась реальная надежда на счастливую семейную жизнь. Хорошо, хоть совесть помалкивает, а то совсем хана.

Сев за стол, сказал Аленке:

— Я тебя не тороплю и ни к чему не принуждаю — не имею права. — Твое слово последнее.

— Спасибо, Государь.

Да, любовь такой девушки заслужить большое счастье. Все же меня гложут сомнения — за что ей меня любить, да и старше я ее. Все, не буду морочить себе голову, гулять будем.

В конце пира подозвал слугу.

— Не забудь всем гостям с царского стола угощения при отъезде вручить?

— Сделаем, Государь, не сумлевайся.

В двенадцать ночи закончили, со мной остался лишь Скуратов, да тигры дрыхли за спиной. Мы посидели немного, выпили с устатку мальвазии.

— Семен, на следующей неделе я поеду в Уфу, ты остаешься. — Присмотри за оружейкой, Юрий с Никитой начнут ее восстанавливать. — Напряги их на основное, государству нужны деньги, пусть ищут заготовки и штампы, да найдут немца художника Франца Бергера.

— Сделаю, Владимир.

— К Толгат-хану дочь отвезу, заодно озадачу монастырь построить. — Обязательно вытащу Карчи, хватит ему в тенечке торчать — он мне здесь нужен. — Работы непочатый край.

— Эт точно, командир, кстати, вы с Аленкой такая красивая пара, глаз не оторвать.

— Да будет тебе.

На этом тяжелый день закончился. В трудах и заботах время летело незаметно — прошла неделя.

С утра запрягли лошадок в карету — я решил посетить ближайшие деревни. Картина поразительная, подворья голые, ни живности, ни птицы. Спрашиваю старосту — куда все подевалось?

— Мытари все забрали в счет долгов.

— Сколько сейчас ваш налог.

— Дык, почитай все и отдаем девять-десятых, сейчас лето — хорошо, лебеду варим, скоро грибы, ягоды пойдут.

Я выматерился про себя, вот же суки драные, до чего народ довели.

— Василий, пиши указ — все прежние налоги отменить, с крестьян брать натуральный налог по осени, размер — пятьдесят процентов. — По таможне — десять процентов от стоимости товара. — Приедем домой подробно поработаем по всем налогам. — Староста, вот тебе двадцать рублев серебром, живность купите и семян разных, картошку не забудьте.

Василий сунул деньги очумевшему мужику, и мы понеслись дальше. На сегодня запланировано посетить семь деревень — в четырех уже побывали и картина один в один. Я уже устал зубами скрипеть. Вот б…ди доруководились, люди лебеду едят.

Несмотря на последующие выходные, вызвал в Кремль канцелярию в полном составе — потребовал отчет за последние пятнадцать лет. Мой приказ для них оказался шоком, они не смогли предоставить конкретных документов, грубо говоря, расход-приход отсутствовал.

— И что с вами делать, отправить всех на виселицу? — Наверное, это будет правильное решение.

После моих слов несколько чернильных душ упали с лавок в обморок. В воздухе нехорошо запахло. Начальник канцелярии Шпак с мордой сушеной воблы, проблеял, дескать, за короткое время все бумаги найдутся и отчет будет предоставлен.

— Даю вам три дня, иначе веревка. — Пошли вон.

Вызвал Семена.

— Сеня, мне нужно смотаться к Людмиле в 2028 год по делу. — Не корчь рожу, отставить смешки. — Оттуда притащу золота, серебра и меди — монету станем чеканить. — Кстати, напиши заявление о разводе, по пути в ЗАГС закину.

Скуратов тут же уселся строчить бумагу.

В воскресенье объявил Василию:

— С субботы до пятницы у дома Сашки Кота, должна дежурить крытая повозка с возницей и двумя конными гвардейцами. — Я отлучусь на неделю по делу.

Все это мелочи — я не мог решить главную проблему — тигры. Они не отходили от меня ни на шаг. Уговаривал их часа два, без толку. Пришлось подключать Аленку.

— Сделай с ними что-нибудь — взмолился я. — Нельзя мне никого с собой брать, лишний вес ни к чему.

— Далеко ли собрался, Государь?

— Ай, через неделю буду. — Аленушка, придержи их на минуту дома.

— Попробую.

Я собрался и на боевом режиме выскочил из дома. У забора оружейки остановился. Включил хронопередатчик, вспышка в глазах — я на месте.

Военный аэродром, дежурный самолет — через полчаса я выходил из черного лимузина, перед Императорской дачей. В руках держал букет роз, купленный по пути.

Вставшего на пути охранника смел рукой и побежал по песчаной дорожке на чьи-то голоса, раздававшиеся в глубине посадок. На лужайке, в тени от натянутого тента сидела Людмила, читавшая книгу моему маленькому сыну Александру. У меня вдруг ослабли ноги. Вот уж не вовремя. Я подошел к ним и рухнул рядом — ноги не держали.

— Здравствуйте, родные мои.

Букет рассыпался у Людмилиных ног, она, молча, смотрела на меня и только слезинки капали из ее прекрасных глаз.

— Прости меня, не мог раньше вырваться.

— Мама, это папа?

— Да, сынок, наш папа приехал.

Я сгреб их в охапку, поцеловал и не мог сказать ни слова — спазм перехватил горло.

— Я знала, ты вернешься, мы тебя так ждали.

— Не плачь, родная, ведь все обошлось, у нас с Семеном хронопередатчик не сработал — угодили в сорок первый год, начало войны. — Пока выбрались из Белоруссии к своим, а перед этим нас закинуло в 1980 год. — Один плюс, своих родных проведали.

— Что же мы сидим, пойдем, я тебя буду кормить.

— Папа, пойдем, мама так вкусно готовит.

— Пойдем, сынок, а где твой белый тигр?

— А вот он, в тенечке спит.

— И как его зовут?

— Сынок — бесхитростно ответил сынишка.

Я только захлопал глазами. Людмила отрицательно помотала головой.

— Я здесь не причем, он сам назвал.

— Папа, а хочешь, я вас познакомлю.

— Да я непротив.

Мальчуган подбежал к тигру и растормошил его. Тигр, увидев меня, сделал большие глаза, затем молчком прыгнул и вот он передо мной. Я с интересом за ним наблюдал. Стоило ему унюхать мой запах, все, его агрессивность исчезла — я пах родителями.

— Ну, здравствуй, Сынок, сын Сынка, тебе привет от папы с мамой.

Белый малыш, ростом с лошадь, доверчиво дал мне лапу.

— Папа, он тебя сразу признал, вот здорово.

— Ничего удивительного, Саша, я его родителей очень хорошо знаю.

— Мужчины, хватит разговоры разговаривать, марш мыть руки и за стол.

— Слушаем и повинуемся, госпожа, — я поклонился на восточный манер.

Александр смотрел на меня огромными глазами, потом спросил:

— Ты так маму боишься?

— Не боюсь, а люблю и уважаю.

Обедали на летней веранде — горничная поставила блюда на стол и Людмила ее отпустила.

— Кушайте, ребятки.

Сынишка вместе с тигром уплетали за обе щеки, а мы сидели молча и смотрели друг на друга.

— Папа, мама, так нечестно, одни мы с Сынком кушаем, а вы только смотрите.

— Я, сына, очень долго не видел маму, вот и смотрю, любуюсь — она у нас такая красавица.

— А долго, это сколько?

— Пятнадцать лет, сынок.

— Не понимаю.

— Видишь ли, я сейчас живу в прошлом, в тринадцатом веке, время там течет по-другому — в пять раз быстрее.

Санька, открыл рот.

— Разве так бывает.

— Да, сына, бывает.

— Кушайте немедленно, все остынет.

— Слушаюсь, Ваше величество.

Я ел и не ощущал вкуса, того что ем. Расцвела моя женушка, а муженька вечно где-то черти носят, тяжело ей бедной. Хреновый с меня муж, надо честно признать.

— Саша, папе нужно с дороги отдохнуть, ты почитай книгу своему другу полосатому, поиграйтесь с ним.

— Хорошо, мам, — и мальчонка с гигиканьем выкатился с веранды, следом вальяжно не торопясь вышел тигр.

— Ишь, какой солидный — восхитился я. — Это он перед тобой важничает, а так они носятся целый день.

— Все правильно, они маленькие, им двигаться нужно.

— Пойдем, милый.

Прибежав в спальню, лихорадочно стали срывать друг с друга одежду. С моей женой у меня никогда не было нормального секса — всегда ураган страстей. Будь на моем месте другой человек — он давно ноги протянул, о чем открыто заявил Людмиле.

— Дурачок, никто другой не смог сотворить со мной такое. — Я с тобой постоянно схожу с ума.

— Не переживай, я тоже.

— Любимый мой, я так соскучилась, испереживалась за тебя.

Я гладил дорогое лицо и твердо знал, счастливее меня нет на планете Земля. Мы не могли оторваться один от другого, часа четыре.

— Пойдем, дорогая, сынишка один, без папы и мамы.

— Встаем, дорогой, у нас ночь впереди. — Да, ты надолго к нам?

— Дня на два, больше не получится, разгребать много придется. — Милая, у меня к тебе дело. — В моем государстве не хватает денег, нет нормального товарооборота. — Один примитивный бартер. — Займи мне наличных, закуплю золота с серебром, на Монетном дворе деньжат напечатаю.

Жена расхохоталась.

— Извини, подожди минутку.

Она скоро пришла, принеся кожаную деловую папку. Я открыл.

— Что это?

— Мы с сыном приготовили тебе подарок — купили нефтяную скважину год назад и открыли счет.

— Ни фига себе. — Ты хочешь сказать, что я имею деньги.

— Да и немалые — со смехом ответила жена.

— Сколько?

— Месяц назад на твоем счету находилось шестьсот миллионов рублей.

— Нет слов, одни междометия.

— Дорогой, я думаю прикупить небольшой нефтеносный район в Западной Сибири и пару нефтекомбинатов на нас троих — ты не возражаешь?

— Людочка, я и раньше знал о твоей светлой головке, но ты намного умней, чем думал. — Спасибо тебе.

Поцеловал ее в губы и все, хоть в спальню возвращайся.

— Я тоже тебя хочу, дорогой, но давай дождемся вечера. — Все взяли себя в руки, пошли.

За ночь мы так ухайдокали друг друга, что утром у зеркала обнаружили синие круги под глазами. Ничего отъедимся, отоспимся.

С утра поехали в город решать мои финансовые дела. С покупкой золота и серебра проблем не возникло — в Сбербанке мне легко продали нужное количество и обязались доставить по указанному адресу. А вот с медью пришлось обратиться в частную компанию — для них продажа шестисот килограмм листовой меди — рядовая сделка, они специализируются на поставке цветных металлов. Адрес доставки тот же — военный аэродром.

Следующим объектом нашего внимания стал зоопарк. Для меня это вновь, никогда не водил сына на такое мероприятие — удовольствия получил не меньше его. Затем заехали в книжный магазин, где я купил Саньке детскую энциклопедию. Когда ехали домой через центр, что-то царапнуло мое внимание — вместо памятника Горького, на постаменте красовался мощный всадник, весь из себя золотой.

— Притормозите, пожалуйста, — попросил я водителя. — Людочка, куда Горького дели, поставили неизвестно кого.

— Володенька, ты его хорошо знаешь, присмотрись.

Вышел из машины, подошел к скульптуре — мать моя женщина, да это же я, во всей красе.

— Людочка, не понял юмора, ты зачем мне памятник соорудила? — Скромней надо быть, лучше его убрать.

— Милый, не я ставила, а народ, согласно референдуму. — Кстати памятник стоит на народные деньги, второй правда за государственный счет, установили на твоей родине, в Омске.

— Ну, вы блин даете — только и смог выговорить.

Всю дорогу до дачи пытался уговорить жену убрать памятники и поставить их на даче, к примеру.

— Милый, страна должна ежедневно видеть своего героя, тема закрыта — и запечатала мой рот поцелуем.

Аргумент подействовал, поперли грешные мысли, Людмила прочитала их влет.

— Всему свое время, дорогой.

— Действительно, обстановка мягко говоря, не подходящая.

За обедом куча вопросов от мальца, порой чересчур хитромудрые.

— Вот что, братец, иди-ка ты осенью в школу, там узнаешь ответы на все свои вопросы. — Людочка, осенью отправь пацана в обычную школу, пора.

— Но он же маленький.

— Милая, ты забыла, у него уровень развития, что у десятилетнего. — Так, попили, поели, бегите, детишки, играйте.

Мальчонка залез на тигра, и они умчались на двор.

— Дорогая, помоги мне завтра с покупками. — Женскую одежду прикупить надо. — Ты прости, но мне придется жениться.

— Погоди, а Марьям?

— Марьям уходит в монастырь, за свои прегрешения. — Мне пришлось казнить родного сына.

Жена вскрикнула и побледнела.

— Да, милая, когда вернулся, обнаружил — сын убийца и душегуб. — Вот такие дела наши скорбные.

Повисла долгая тишина.

— Так все плохо?

— Не то слово, Людочка.

— Так погостил бы недели две. — Что твой Семен?

— С ним все в порядке, недавно титул князя получил, а жена его сбежала с торговцем, пока мы отсутствовали. — Хорошо, напомнила, заявление его надо в ЗАГС передать. — Завтра заскочим. — Расскажи о вашей жизни, что в государстве делается?

Жена информацией владела в полном объеме. Стало понятна реакция народа на референдум. По уровню жизни средний россиянин в разы обогнал и янкесов, и европейцев.

— Вот и славно, послезавтра поеду в контору, пообщаюсь с Алексеем Георгиевичем.

— С Раковым?

— Да, с ним.

Я поднялся и отвлекающим маневром обошел стол, потом подхватил жену на руки.

— Пойдем.

— И побыстрей — ответила Людочка.

Только любимая женщина никогда не надоест, она всегда будет желанной. После бурных ласк, короткий перерыв.

— Милая, а почто не спрашиваешь, зачем я женюсь и на ком.

— Ну, зачем — понятно — тебе нужен наследник, а на ком сам скажешь.

— Умница, все в точку. — Жену ты знаешь — Это Аленка.

— Но она совсем девочка.

— Вообще-то ей уже двадцать два года, для того времени в девках засиделась.

Ближе к вечеру пошли всей семьей на озеро — покупаться, порыбачить. Интересный разговор случился с сыном. Речь зашла о достоинствах и недостатках человеческой натуры.

— Самый страшный грех, Саша, — жадность.

— А что такое жадность? — резонно спросил маленький человечек.

— Жадность — это низменная черта характера человека. — К примеру — у тебя есть два яблока и ты одно даешь незнакомому мальчику. — Если ты с кем-то делишься, значит, ты не жадный.

— А почему самый страшный грех?

— Потому что жадный человек — это потенциальный предатель. — За деньги или другие ценности он способен предать друга, семью, родину, наконец.

— А тебе, будущему императору Российской империи, нужно с юных лет знать — жизнь твоя принадлежит российскому народу, который ты должен уважать и делать все для увеличения его благосостояния. — Будь в жизни честен и порядочен — тогда тебя будут любить и уважать. — Кроме этих нужных человеческих качеств тебе предстоит учиться.

— Долго, папа?

— Всю жизнь, Саша. — Один умный и древний философ сказал: — я знаю, что я ничего не знаю. — Твой жизненный путь — служение стране и народу.

Сынишка обнял меня за шею и прошептал на ухо:

— Я все понял, папа.

— Вот молодец, о, у тебя клюет.

Тигр носился по берегу, потом исчез — появился с мордой в птичьем пуху, видимо охотился. Поплескались в воде, к радости сына, поймали два десятка рыбешек.

На следующий день я с утра поехал в Главное управление Г.Б. к Ракову.

— Здравствуй, Алексей Георгиевич.

— Здравия желаю, Ваше величество.

— Я к вам по делу, необходимо груз доставить в Казань, под охраной. — Груз — золото, серебро и медь для моего Монетного двора. — Я металл закупил у Сбербанка, они закинут к военному аэродрому, ну а дальше ваша забота.

— Сделаем в лучшем виде, Государь.

— Хорошо. — Да, чем кончилась эпопея по выявлению виновных лиц за рубежом.

— Государь, нам удалось выяснить круг лиц, виновных в убийстве вашего праправнука и его жены.

— Ну и…

— Мы сработали через арабов и латиносов, в Англии отличились ирландцы.

— Конкретные виновники?

— Покарали всех. — Под молотки попали — Президент США, директор Ц.Р.У и его заместитель, в Англии — зам. директора МИ-6, в Израиле — начальник стратегической разведки и его заместитель, а также конкретные исполнители в количестве девяти человек. — Вот отчет о проделанной работе — и начальник Г.Б. подал мне сафьяновую папку.

Я сел за стол и внимательно прочитал документы.

— Алексей Георгиевич, спасибо. — Благодарю за службу.

— Служу России.

— Генерал, всех принимавших участие в операции «Возмездие» представить к наградам, а непосредственных исполнителей наградить солидной премией.

— Будет исполнено.

— Что с обстановкой в стране, попрошу ответить объективно, вы ведь знаете, вранье не пройдет.

Раков отчитывался полчаса.

— Будем считать удовлетворительно, работайте в том же духе. — Воров и прочих преступников — расстреливать без жалости. — Нам с вами по независящим причинам не удалось прошлый раз отправить специалистов, готовьте сейчас. — Через месяца два я их заберу.

При прощании Людмила шепнула:

— Ты больше не пропадай. — У нас через несколько месяцев родится девочка. — Рот закрой, ворона залетит, любимый.

Я поставил челюсть на место.

— Жена моя дорогая, с чего ты решила о ребенке?

— Чувствую — и поцеловала меня в нос. — Мы тебя ждем.

Я поцеловал сына, жену и пошел к машине.