Белый треугольник

КИЛЬ-1972

И вот Киль. На этот раз Киль олимпийский. Знакомый и незнакомый. Так же, как соперники, знакомые и незнакомые. Знакомы, потому что не раз встречались.

Незнакомые, потому что на Олимпийских играх, на “Темпестах”, впервые.

Первая гонка. Ходят в стартовой зоне Лунде, Хольц. Сегодня мы уже соперники. А еще вчера вместе провели последнюю тренировку, окончательно проверив настройку своих яхт.

Мы приехали в Киль на машинах. Вовремя, с целыми лодками. И хотя с последней регаты прошло совсем немного времени, олимпийская база преобразилась.

12 августа провел первую тренировку. Ветер северо-восточный, баллов пять. Виталий приболел. Пошли с Васильевым, неплохо размялись. Вечером договорились с Лунде, что будем вместе настраивать лодки. Нужно проверить наклон мачты, натяжение такелажа, от которого зависит гибкость мачты. Лунде охотно согласился. Он приехал из Норвегии один, и ему, как и мне, не с кем было вместе походить. В остальных классах соотечественники Питера привезли по нескольку экипажей, чтобы помочь олимпийцам готовиться к регате.

Четырнадцатого вышли в море с Лунде. Обнаружили, что его лодка лучше идет в бакштаг (курс, когда ветер дует сзади и сбоку яхты), а наша — в лавировку.

На следующий день пошел дождь. Северо-западный ветер доходил до четырех баллов. Провели две тренировки и поняли, что наш спинакер никуда не годится. А еще через один день подняли яхту и начали готовиться к обмеру.

Приехал Раудашл и привез последнюю модель грота. Предложил мне этот новый парус.

— А ты не боишься, что я буду ходить быстрее тебя?

Раудашл в ответ только улыбнулся:

— Если тебе поможет в этом мой парус...

Гонки гонками, а о престиже фирмы тоже не приходилось забывать. И здесь, видно, Раудашл-гонщик уступал Раудашлю — владельцу судоверфи.

Четыре дня прошло в подгонке яхты, парусов, а потом снова тренировочная гонка. Не ладилось у нас со спинакером. Первым пришел запасной англичанин Пикок.

Двадцать второго — день отдыха. Поехал в Гамбург. Получил на вокзале пакет с парусами. В регате можно использовать три грота, три стакселя, два спинакера, две мачты и два гика. Парусов у меня меньше.

Двадцать шестого открывалась Олимпиада в Мюнхене. Нас решили повезти туда. Сто километров до Гамбурга ехали машиной. Там проболтались до 12 часов. Прямо с самолета на стадион. Долго стояли на поле, не видя ничего, кроме спин и затылков. А в 12 ночи вернулись в Киль. Утром ребята, не ездившие в Мюнхен, подробно рассказали нам, как же открывалась Олимпиада. По телевизору они увидели все гораздо лучше.

Двадцать восьмого прошла церемония открытия у нас в Киле. Спортсмен с факелом прибежал на час раньше времени. Его устроили на отдых в холле. Потом он снова побежал, будто и не останавливался.

А сегодня, двадцать девятого, наша первая гонка.

Основные конкуренты известны. Сильнее других Фостер и Уоррен. За ними идут сразу человек восемь, приблизительно равных по силам.

Утро было тихим, солнечным. К началу гонки над морем дул ветер балла в два. Постарались облегчить яхту настолько, насколько это возможно. Не взяли с собой ни завтрака, ни воды. Даже кеды выкинул на катер — все-таки килограмма полтора лишних. С собой захватили только отвертку и плоскогубцы.

В первой гонке, еще ничем не связанный, сам выбираешь для себя определенное поведение на дистанции, в стартовой зоне. Северо-западный ветер напомнил мне Акапулько. Здесь тоже выгоднее было начинать борьбу у левого, нижнего знака. Но с тех пор изменились правила соревнований. Раньше можно было все время ходить по стартовой зоне. Теперь же ввели правила одной минуты. За минуту до выстрела уже нельзя было пересекать стартовую линию. И это сразу меняло тактику.

Гонщики держались подальше от опасной зоны. Прикинул, что так они скорее всего опоздают секунд на десять. Выбрал место себе, но до поры до времени решил не раскрывать его. И когда уже оставались считанные секунды, натренированным маневром пошли навстречу флоту. Прямо перед всеми яхтами развернулись и пошли стартовать к самому знаку. Нос “Темпеста” пересек створ вместе с выстрелом. После гонки Константин Мельгунов, наш тренер, говорил, что у него дух перехватило: показалось, что фальстарт.

Впереди две мили лавировки. Слева до дистанции шельф, течение слабее. Мелководье, достаточное для того, чтобы пройти, но сильно отражается волна. Пройдя несколько сот метров, весь флот повернул и шел левым галсом на глубокое место. Повернули и мы. За кормой остались три лодки, не принадлежавшие к числу фаворитов. Они рисковали при малейшем заходе ветра к востоку проиграть всем остальным.

Минут через 15—20 ситуация прояснилась. Вопреки прогнозу ветер отошел на 15 градусов, и именно “левая” тройка получила преимущество. Я был посередине между ней и основной группой. И ко мне в паруса ветер пришел раньше, чем к Фостеру и Уоррену. Я Догонял ушедших вперед шведа Альбрехтсона и француза Троппеля. Третьего, ирландца, мы догнали чуточку раньше.

На втором круге ветер еще больше зашел на восток, и судейская коллегия изменила курс.

Уоррен постепенно выправил свое положение. Он нагонял один “Темнеет” за другим. Приблизился к группе лидеров и Фостер. Но впереди по-прежнему были швед и француз, приобретшие еще на первой лавировке огромный “запас прочности”.

Три часа длилась гонка. Со старта ветер был тихий, и все яхтсмены сидели в кокпите — внутри яхты. Мы же, набрав скорость еще до выстрела, разгонялись. Прямо по-буерному получилось начало гонки. От быстрого хода вымпельный ветер вырос, и Виталию пришлось выйти на трапецию. Это была странная картина: все сидят внутри, а мы висим за бортом. Вот что значит хорошо настроить яхту!

Разрыв сокращался. И все же догнать тех, кто ушел в крайнюю левую позицию, мы не могли. Шведу и французу явно повезло. Вот поэтому-то и проводится регата из серии гонок, чтобы свести на нет всевозможные случайности. Повезти так, как повезло “левым” в первой гонке, может один раз. А уж коль удача приходит и раз, и два, и три, то тогда это не удача, а мастерство.

Первым закончил Троппель. Вторым — Альбрехтсон. Мы третьими. Четвертым был Уоррен.

На берег сошли возбужденные и уставшие, довольные своим результатом: стартовали удачно, не ошиблись в выборе направления, хотя прогноз обещал заход ветра к западу. Да и основные соперники остались сзади.

Подошли к Леонтьеву. Мы видели, как на старте его буквально затерли, закрыли его “Летучему голландцу” ветер. Пришлось Володе с самого начала быть догоняющим. Финишировал девятым. Старт “звездников” не видели. Заметили только во время гонки, что американец, отлично ходивший на тренировках, шел далеко сзади. А может быть, не сзади? Может быть, обошел всех на круг? Но нет, закончил тринадцатым. Оказалось, что он хорош только в сильный ветер. Американцы даже отбор к Олимпиаде проводили в шторм. А здесь чуть ли не штиль. Наш “Звездник” был седьмым.

Переживал за Потапова. Все-таки на “Финне” выступает. Виктор пришел пятым. Для начала не так уж плохо.

Пока мы узнавали, как закончилась гонка, Валерий взялся за лодку. Осмотрел, ощупал всю. Привел в порядок. Недаром все говорят, что у “Бати” (кличка Толстикова) золотые руки. Даже нырнул под воду, чтобы днище проверить. Бр-p-pi Это в такую-то холодину!

Вечерний прогноз на завтра обещал точно такую же погоду. И снова заход ветра к западу.

Старт начал тем же маневром, что и накануне. Но через несколько минут после выстрела ветер подул справа. И те, кто стартовал справа у судна (стартовый створ обозначен с одной стороны вешкой, а с другой — судейским судном), получили преимущество. Среди них были Стартиес и Уоррен.

Мы гнались за лидерами. На первом знаке замыкали десятку. Потом переместились немножко вперед. Готовились с Виталием в этот день к тихому ветру, а тут задуло. “Темнеет” Фостера пролетел мимо нас, как катамаран. Матрос всеми своими ста килограммами откренивал лодку и виновато улыбался. Американцы неслись к финишу, не зная, что все напрасно: судьи уже зафиксировали им дисквалификацию за фальстарт. Мы с Фостером стартовали далеко от судна, и он не слышал сигналов. Но об этом мы уже узнали на берегу. А пока всеми силами старались приблизиться к тем, кто ушел вперед.

За первое место в этот день боролись Бен и Уоррен. Буквально на самом финише англичанин обошел Стартиеса. Третьим неожиданно оказался бразилец, ушедший на предпоследней прямой в море. Там он “поймал” порыв, который и принес его к финишу. Мы были четвертыми.

Фостер ходил по берегу, огорченный дисквалификацией. Очень трудно бороться, когда у тебя нет ничего в запасе: худшая гонка уже позади. И теперь любая неудача может обернуться провалом. Вслед за Фостером ходили Линвиллы, утешая товарища. Они специально приехали в Киль, чтобы помочь Фостеру настроить яхту, подготовиться к регате. И теперь не отходили от него.

А наши ребята чувствовали себя именинниками. Первыми закончили гонку сразу три экипажа — Потапов, Будников, Леонтьев. В этот день, шутили они, мы специально постарались, чтобы сделать подарок Арнольду Грэну. Арнольд Грэн был руководителем нашей парусной делегации. Мы все успели его полюбить. И надо же такому случиться, что именно его день рождения оказался самым удачным для нашей команды.

Настроение у всех поднялось. Гоняли на велосипедах из одного конца деревни в другой. У нас не то что в Мюнхене, где олимпийская деревня — нагромождение камня. У нас простор, фонтаны с подсветкой. Бассейн, парилка — излюбленное место вечерних бесед. Это здесь однажды разговорились Грэн и представитель местной администрации Сплит, И оказалось, что оба они в один и тот же день войны были в Таллине, Грэн ворвался в город на первом броневике. А Сплит удирал из него на последнем катере... Вот такие-то встречи бывали на этой Олимпиаде.

Утро третьего дня принесло облегчение. Выглянув в окно, увидел на море барашки: наконец-то!

Стартовали снова так, как в первый день, одновременно с выстрелом. Шли рядом англичане, американцы и мы. Следующую группу возглавил Лунде.

Почти всю дистанцию были рядом наши три “Темпеста”. Но мало-помалу Фостер отстал. Остались мы и Уоррен. Англичанин прошел попутный курс — фордевинд — прямо, мы бакштаг с двумя поворотами. И обошли на этом соперника.

В этой чудесной гонке настроение портили водоросли, неизвестно откуда принесенные ветром. Но, наученные горьким опытом Киброна, когда путались в подводных зарослях, мы с берега еще запаслись удочкой. И теперь время от времени хитроумными маневрами эабрасывали ее под яхту и снимали зеленые нити, тормозящие движение судна. То же делал Уоррен.

Как ни норовили англичане вырваться вперед, мы тщательно контролировали их. Наконец Уоррен взмолился: красноречивыми жестами он давал понять, что не претендует на победу в этой гонке — на него уже “наседал” Фостер. Мы финишировали с отрывом приблизительно метров в двести.

Продолжая успешно выступать, Виктор Потапов закончил гонку вторым.

У “Финнов” дистанция была расположена ближе к берегу, поэтому мы не могли видеть, что у них происходит. Обо всем узнавали лишь на берегу. Тренеры говорили, что Виктор удачно лавируется. Среди его соперников много почти неизвестных мне гонщиков. Четыре года назад они были совсем юными. Среди них и Серж Моури, с которым когда-то я встречался в Марселе. Теперь он считается фаворитом. Хотя по сумме трех гонок впереди Потапов.

И у нас на “Темнеете” уже явно выделилась группа лидеров — Уоррен, Фостер и мы. Так выглядела тройка. Каждый из нас понимал, что вот теперь-то борьба обострится и внутри тройки, и за ее пределами. Не собирались сдаваться ни Стартиес, ни Лунде.

Я чувствовал, что у меня внутри все как туго закрученная пружина. Со мной рядом жили Шутков, Толста? ков, наш шофер Паша. Старался разговаривать с ними о чем угодно, только не о гонках. И не считать очки. Боялся, как бы пружина не сорвалась.

Первого сентября ветер усилился до пяти баллов. Направление оставалось все тем же — восточным. Прибавилась крутая, большая волна. Со старта никак не мог приспособить к ней лодку — то слишком круто, то зарывалась носом в волну. На первый знак вышли девятыми.

Возглавлял гонку Ханс Лапрелл, спортсмен из ФРГ, победитель последней Кильской регаты. Сразу за ним шел Уоррен. Фостер держался рядом с нами. Но под спинакером мы обошли пять лодок — уроки Ля-Рошели пошли на пользу! — и устремились вдогонку за лидерами. Уоррен был более внимателен и сохранил свое преимущество. Фостер шел вторым, а мы завязали дуэль с Лапреллем. Вровень с ним повернули на финиш, отдавая все силы открену. Висели за бортом оба — и Виталий, и я. Лапрелл не выдержал. Мы финишировали третьими.

К вечеру меня стало знобить, заболело горло. Я уже с утра чувствовал себя простуженным, а теперь хотелось только одного — лечь, отдохнуть. Благо завтра день отдыха.

Итак, первая половина регаты закончилась. По сумме четырех гонок мы занимаем второе место после англичан. В других классах удачнее всех выступает Потапов. Хотя в четвертой гонке он “завалился” — был двадцать третьим. Да, трудно сохранить спокойствие, почувствовав, что близка победа. Только бы Виктор преодолел себя, только бы настроился. Вот где начал сказываться недостаток опыта ответственных международных встреч. Ведь общий уровень мастерства у Виктора достаточно высок. Умеет бороться до конца, с честью выходить из сложных гоночных ситуаций. Как-то повлияет на него перерыв? Спадет психологическое давление или наоборот?

Неплохое положение после четырех дней было и на “Летучем голландце”, и на “Звезднике”. Лишь на “Драконе” и “Солинге” наши экипажи были далеки от лидеров.

Отдых лишь условно можно было так назвать. Вынутые из воды яхты нуждались в ремонте: одни —• в мелком, многие — в серьезном. Возле английского “Темпеста” собралось несколько десятков туристов. Они общими усилиями до блеска полировали днище. Американцы покрывали свою лодку каким-то составом, якобы значительно уменьшающим трение.

И все-таки все, у кого было время и у кого его не было, у кого было настроение и у кого нет, собрались, чтобы полюбоваться парадом парусных судов. Они уже несколько дней стояли на рейде — крупнейшие парусники, которые еще бороздят моря и океаны. Ожидали японский четырехмачтовик. Но он так и не успел дойти вовремя до столицы парусной олимпийской регаты. И вот теперь эти красавцы выстроились на парад.

Быстро пролетели два дня отдыха.

К пятой гонке ветер изменил направление на западное. Три-четыре балла с возможным усилением по прогнозу обещали интересную гонку.

Со старта мы пошли довольно удачно и контролировали основных соперников. Первый знак обогнули в лидирующей группе — третьими-четвертыми вместе с Раудашлем. Фостер был девятым, Уоррен — двенадцатым. Отлично.

Повернули и стали поднимать спинакер. Сколько раз мы тренировали эту операцию, стремясь сократить секунды, уходящие на нее. Добивались буквально автоматизма. И вот теперь Виталий заученным движением дергает за снасть. Вспыхивает красно-голубой парус, но... дважды перехлестнутый шкотами. И это при первом подъеме, после того как он был уложен на берегу. Уложен неправильно. Эта грубейшая ошибка шкотового привела к тому, что на наших глазах ушли далеко вперед лидеры. Вслед за ними яхты, шедшие далеко позади. Мы оказались двенадцатыми.

Всю гонку пришлось догонять. Финишировали восьмыми. Трудно назвать одним словом чувство, владевшее мной. Не берусь описывать, что было на душе у Виталия, виноватого в случившемся. Вот так, по собственной вине* упускали преимущество, завоеванное в нелегкой борьбе в предыдущие дни.

Напряжение нарастало. Мы ждали ветра. Как говорят, каждый молился своему богу, чтобы тот прислал циклон. Но напрасны были надежды. Снова тихое, солнечное утро. Прозрачный горизонт. Типичное бабье лето. Метеорологи обещали, что ветер постепенно усилится с запада. Но мы уже привыкли не очень доверять их обещаниям.

В этот день стартовая линия была как никогда широкой. Очень слабый ветер часто менял свое направление, и трудно было решить, откуда выгоднее начинать гонку.

За минуту до старта мы проходили мимо лодки Лун-де. Питер подал знак, что не возражает против того, чтобы мы прошли в непосредственной близости от его “Темпеста”. Так мы и сделали, направляясь к нижнему знаку. Но в тот момент, когда яхты сблизились, Лунде резко привелся. От неожиданности я так же резко остановил судно. И почти тут же прозвучал стартовый выстрел. Мы начали гонку, не успев набрать скорость из-за неожиданной остановки. Пошли позади большой группы гонщиков.

Уоррен стартовал с противоположного конца створа у самого судейского судна. Он и возглавил гонку.

Потеряв скорость, наш “Темнеет” терял и ветер. Его незначительные порывы “застревали” в парусах яхт, шедших рядом. Нужно было как можно скорее выбраться из этой “каши”.

Ветер не усиливался. Проходило время, а яхты все так же медленно ползли до дистанции. Наконец выбрались на последнюю прямую. Как ни было трудно, нам удалось дотянуться до лидирующей группы. И тут началось самое трудное.

Уоррен и Фостер ушли вправо, потому что в левой части дистанции ветра было меньше. Но вот и там, где были они, затихло. И тогда я повернул свой “Темнеет” влево, туда, где все время был штиль. Думал, если в одном месте — справа — ветер затих, то должен же он где-то задуть. Расчет оказался правильным. По воде побежала легкая рябь. Паруса ожили. Один за другим оставались сзади “Темпесты” соперников. А Уоррен и Фостер почти не двигались с места.

Но и ветер не переставал капризничать. Вот он уже набросил рябь на воду в правой стороне дистанции. И уже англичанин с американцем покинули тихую зону. Так и шли мы к финишу, попеременно ловя ветер.

Мой путь оказался короче. Лишь одного гонщика — швейцарца Кохлера не удалось нам обойти. Уоррен был шестым, Фостер — восьмым.

Вместе со вторым приходом шестая гонка принесла нам и выигрыш в сумме. Правда, настолько незначительный, что радоваться особенно было нечему. Лишь 0,3 очка отделяли нас от Уоррена. Теперь все, буквально все зависело от последней гонки.

Плохо сложились дела на малой дистанции. Из тридцати пяти “Финнов” лишь три закончили гонку — венгр Финаци, Моури и финн Вебер. Остальные не уложились в контрольное время. Учитывая, что у Виктора Потапова был уже двадцать третий приход, приходилось делать грустные выводы. Теперь и у него все зависело от последней гонки. Правда, надежд на золотую медаль уже не было.

На “Летучих голландцах” после шестой гонки определился чемпион. Четырежды первым финишировал экипаж. Роднея Паттисона, один раз — третьим и один — одиннадцатым. Никто не мог его догнать. Англичане имели полное право выйти на последнюю гонку зрителями. Снова, как и в Акапулько, могли они заранее готовить воздушный шар с английским флагом.

Перед последним днем не мешало хорошенько отдохнуть. Поужинали и устроились перед телевизором, чтобы посмотреть передачи из Мюнхена. .

Вдруг вбегает в комнату тренер:

— Вы тут бездельничаете, а там на вас протест подали!

Протест? Кто? Кому мы помешали? Чем?

По правилам, если кто-то подает протест, он делает это во время гонки. Сразу после нарушения выбрасывает красный флажок и сообщает судьям. Но мы такого не заметили. Да и после окончания гонки уже прошло достаточно времени.

Быстро собрались и пошли на заседание судейской коллегии. Оказалось, что это Уоррен, поддержанный Питером Лунде, заявил, что мы-де нарушили правила во время старта.

Даже если бы мы нарушили, то как мог видеть это Уоррен, находящийся на другом конце створа?

Удивление мое было так велико, что, кажется, даже сам Лунде растерялся. Против нас выступал тот самый спортсмен, с которым мы так дружно готовились к регате, с которым так искренне делились своими мыслями, наблюдениями? Невероятно. Да ведь и на старте мы ему нисколько не помешали. Он сам предложил нам пройти впереди его яхты. И даже когда попытался неожиданным изменением положения судна спровоцировать нас на нарушение (теперь я это понимал как провокацию, хотя там, во время старта, объяснял просто тем, что нервы сдали), резкой остановкой я предотвратил столкновение. Невероятно! Но такова жизнь. Уоррен начал терять победу. И, очевидно, решил, что все средства хороши для достижения цели. В результате протест. И нисколько не смущен тем, что совершенно очевидно: нельзя было с места, занимаемого его “Темпестом”, видеть нашу яхту и наш старт.

Судьи начали разбирательство. Вызвали Уоррена, меня и Лунде в качестве свидетеля. Любезно предложили мне переводчика. Я отказался. Хотя от волнения не всегда находил нужные английские слова, но уж лучше медленнее, да точнее.

В конце концов Лунде был вынужден признаться, что я не мешал ему стартовать. Уоррен уже до конца соревнований так и не смотрел мне в лицо, избегая встреч. Проснулась совесть?

Нечего говорить, что этот неприятный инцидент испортил и радость удачно проведенной гонки, и удовольствие предстоящего отдыха. Появилась злость. И напрасно говорят, что злость мутит сознание. Нет, здесь, наоборот, она помогла мыслить четко и рационально, когда разрабатывали тактический план последней олимпийской гонки.

У нас худшим приходом был восьмой. У Уоррена — шестой. Разрыв — 0,3 очка. Значит, нам обязательно нужно прийти впереди англичанина и обязательно в первой шестерке. Уоррена устраивало любое место перед нами, даже двадцатое, лишь бы увести нас подальше от первого. Вот этим и диктовался план гонки: впереди Уоррена и в первой шестерке.

На следующий день яхты в море не вышли — это был тот самый день, на который была приостановлена вся Олимпиада. Мы получили дополнительный день отдыха. И все. Снова проверили снаряжение яхты, отлили воду. Валерий Толстиков целый день нырял, очищая днище и проверяя подводную часть лодки. И снова страшно было смотреть на него, прыгающего в холодное море.

Пружина внутри меня затянулась еще туже. И я плавал и плавал, меряя взад-вперед 25-метровые дорожки бассейна, наполненнего подогретой морской водой. Плавал, стараясь ни о чем не думать. А из головы не шли варианты будущей гонки.

Седьмого сентября утро выдалось туманное, тихое. На старте видимость ограничена. Все-таки кое-как различаем соперников. Когда до старта оставалось секунд двадцать, к нам вплотную приблизился Уоррен. Видимо, решил помешать. Но не учел, что перед нашим “Темпестом” была еще пара десятков свободных метров. Уходя от англичанина, мы набрали скорость, прошли вдоль линии и пересекли ее сразу же после сигнала. Расчет Уоррена не оправдался. Вместо того чтобы помешать нам, он будто подтолкнул нашу лодку, а сам остался в худшем положении.

Чем дальше яхты уходили в море, тем плотнее становился туман. Вот уже пропали из поля зрения соперники. Лишь у первого поворотного знака убедились, что Уоррен отстает от нас. Мы же обогнули марку пятыми-шестыми.

К густому туману добавилась плотная сетка дождя. И судьи после того как мы провели два часа мучительной борьбы со стихией, приняли решение прекратить гонку.

На берег вернулись усталыми, измученными. И физически, и морально. Итак, снова все по-старому. Все те же 0,3 очка. Все то же задание. Если завтра погода не улучшится, зачет будет проведен по шести гонкам, то есть мы чемпионы. Но удовлетворения от такой возможности не испытывали. Очень хотелось еще раз сразиться с Уорреном и победить его. Победить чисто, чтобы не оставалось возможности для разговоров, что нам-де помог случай. Хотя какой случай! Пусть 0,3, но ведь и это победа чистая.

Всю ночь мешали спать тревожные гудки теплоходов, идущих в тумане. Не прекратились они и с рассветом.

Вышел на зарядку и не мог различить даже конца корпуса, в котором жили. Туман оставался плотным и низким. Старт перенесли на час. А потом все в том же тумане буксиры потянули яхты на дистанцию.

Попробуй в такой мгле контролировать соперника!

Снова и снова отодвигалось время старта. Наконец сквозь слой тумана пробился первый луч солнца. И будто по мановению волшебной палочки, туман взлетел вверх, и вся дистанция засверкала до самого горизонта.

Ушли в море “Летучие голландцы”, начинавшие гонку за десять минут до нас. Вслед за ними приготовились к борьбе “Темпесты”.

Стартовая дуэль с Уорреном закончилась в нашу пользу. Заметив, что от берега идет усиление ветра, мы повернули туда. Англичанин ушел вправо.

Поймав порыв, быстро обошли всех и заняли лидирующее положение. Но когда заканчивали первый круг, ветер скис, и яхта замерла на месте. Все ближе и ближе подходили остальные и среди них “Темпест” Уоррена. Сжав изо всех сил румпель, я ждал ветра. Я так его ждал и так люто сжимал руль, что тот не выдержал и... сломался. Пришлось наспех связывать его.

Все преимущество было потеряно. Успокаивал себя: считай, что ты только что стартовал. Перед тобой целая гонка. Начинай сначала. Причем с удачного старта: все-таки твой “Темпест” первым обогнул знак.

Уоррен все дальше уходил в море, тогда как остальные шли к берегу, где дул ветер. Контролируя англичанина, мы немножко проводили его в море, а потом легли на тот же курс, что и основная масса гонщиков. Но на этом маневре мы выпустили вперед Стартиеса и еще две яхты.

Подняли спинакер. Использовали малейший заход ветра, каждую волну. Приблизились к голландцу. Но идти с ним на равных не могли — поломанный руль мешал четкой лавировке.

На финишной прямой Уоррен повторил тот же маневр, что и перед тем. Снова потянулся вправо: Очевидно, надеялся, что и мы уйдем вслед за ним, в результате чего окажемся за шестеркой.

Мы действительно пошли за Уорреном, но лишь немножко, а потом снова повернули к основной группе.

Финишировали третьими под звуки салюта. Так в парусе встречают чемпионов.

Вот она, победа! Подняли спинакер и уже с полными парусами помчались к берегу.

Так закончилась моя вторая Олимпиада. И снова поздравления и интервью, парад и награждения. На пьедестале стоим рядом с Виталием. Мы победили вместе. И к черту все разногласия! Сегодня мы на пьедестале.

На “Финне” золотую медаль получил Серж Моури. Самый молодой чемпион XX Олимпийских игр по парусному спорту. А самый молодой рулевой нашей команды Виктор Потапов был награжден бронзовой.

Все-таки счастливый для нас класс — “Финн”. Так рассуждали в Киле мы, бывшие “финнисты” и настоящие. Саша Чучелов в Риме выиграл серебро. Я в Акапулько золото. И вот теперь в Киле Витя Потапов — бронзу.

Леонтьев на “Летучем голландце” занял шестое место. Пинегин на “Солинге” — седьмое. Будников на “Звезднике” — девятое. И Хабаров на “Драконе” — четырнадцатое.

У нас на “Темнеете” результаты первой шестерки были такими: 1. СССР, В. Манкин, В. Дырдыра — 28,1 очка. 2. Великобритания, А. Уоррен, Д. Хант — 34,4. 3, США, Г. Фостер, П. Диан — 47,7. 4. Швеция, Д. Альбрехтсон, И. Ханссон — 57,4. 5. Голландия, Б. Стартиес, К. Куппершейк — 58,7. 6. Норвегия, П. Лунде, А. Гресвиг — 70,0. Хуберт Раудашл занял десятое место. Не расквитался со мной за Акапулько, но парус его оказался хорошим. Пригодился мне в гонках. А вот другому бывшему “финнисту”, Вилли Кувайде, смена класса не помешала выступить удачно. Он получил на “Звезднике” бронзовую медаль, лишь четыре десятых очка проиграв серебряному призеру шведу Пелле Петтерсону. Четвертым на “Звезднике” был бразилец Брудер. Но он не навсегда простился с “Финном”. Он еще вернется на свою любимую одиночку. Вернется и погибнет летом 1973 года. Самолет, в котором он будет лететь на “Золотой кубок”, разобьется под Парижем. И вся регата пройдет с приспущенными флагами. Так “финнисты” почтят память одного из лучших гонщиков, покинувшего их семью. Теперь уж навсегда.

А тогда, в Киле, Брудер снова фантазировал, какие мачты войдут в моду в будущем сезоне. Конструктор брал верх тотчас же, как только яхта подымалась из воды.

Все это было. И, такова уж участь яхтсмена, было очень много работы. Сразу же после торжественной церемонии награждения яхту подняли, обмыли пресной водой, приготовили к дальней дороге домой. И на следующий день простились с Килем.

Три года назад именно в Киле я впервые стартовал на “Темнеете” в международной регате. И вот в Киле пришла победа, о которой мечтает каждый спортсмен. Вспомнились недоуменные вопросы: “Зачем уходить с “Финна”?”, “Зачем тебе нужен “Темнеет”?”, “Сколько лет уйдет на его освоение?”...

И мысленно снова отвечал на эти вопросы.

Ушел с “Финна”, потому что хотелось попробовать силы в новом классе. Да и возраст “поджимал” — как-никак “Финн” скорее молодежный класс.

Выбрал “Темнеет”, потому что привлек своей новизной и неизвестностью.

А осваивать его нужно еще долго, долго. Звание олимпийского чемпиона совсем не означает, что судно освоено до конца. Я лучше знал “Финн”, еще не будучи чемпионом. А значит, снова работа. Снова тренировки, усовершенствования. И так всегда. Спорт не стоит на месте. И в нем прогресс вызывает к жизни новое.

Вот и снова конгресс Международной федерации парусного спорта по предложению комиссии политики классов исключил из олимпийской семьи “Звездник” и. “Дракон”. Такие привычные, такие, если хотите, родные яхты, без которых даже трудно представить рейд. Вместо них гонщики начинают осваивать другие классы. Борис Будников ушел на “Темнеет”. Юрий Анисимов — на “Солинг”.

Вместо “старичков” вошли в олимпийскую семью “470” и катамаран “Торнадо”.

“470” — легкий швертбот-двойка, рассчитанный явно на молодых. На него ушел с “Финна” Виктор Потапов.

А быстроходный “Торнадо” прельстил бывшего “звездариста” Владимира Васильева...

Закончился для меня еще один олимпийский сезон. И вместе с окончанием принес снова массу проблем. Виталий Дырдыра возвратился на “Финн”. А я снова занялся поисками шкотового. На этот раз, кажется, нашел такого, которого искал. Рост — под два метра. Возраст — девятнадцать лет. Студент института физкультуры. Киевлянин. Вадик Акименко. Влюбленный в парус так, наверно, как был влюблен в него я в своя девятнадцать лет. Готовый отказаться от всего в жизни, лишь бы был парус. Как и я в девятнадцать лет. Да и в тридцать пять тоже.

Мы выиграем с Вадиком первые для нас международные соревнования — традиционную Кильскую регату. А потом будем тренироваться, выступать, снова тренироваться. И мне придется беспокоиться о том, чтобы Вадик успешно сдал сессию. И следить за тем, чтобы он побольше ел в завтрак, и в обед, и в ужин. Одного роста мало. ...И сдерживать себя во время утренней зарядки — мальчишка еще не привык к таким нагрузкам. И я вдруг почувствую себя тренером. Пока одного единственного яхтсмена. И почувствую ответственность за то, что взял к себе в экипаж паренька, который появился на свет, когда я уже занимался парусным спортом.