Берег мечты

Глава 4

Феликс, довольно потирая руки, вспоминал визит Ливии на фабрику. Девушка задержится, и не на одну неделю. Обещание, данное сыну, он выполнил, теперь нужно срочно готовить следующий этап. Феликс призвал к себе Эриберту и распорядился, чтобы тот сообщил всем его помощникам о приглашении на обед.

— В субботу, — уточнил он. — Отказов не принимаю. Приглашение равно приказу. Я жду Отасилиу, моего адвоката, Эпифанию, моего заместителя, тебя, моего главного помощника, Алешандре, моего сына, и жену Адму.

— Так точно, всем сообщу, — пообещал Эриберту.

— Сыну и жене не надо, они и так в курсе, — улыбнулся Феликс.

Приглашение префекта застало Отасилиу врасплох. В субботу они с Амаполой праздновали в своём загородном доме годовщину их свадьбы, пригласили гостей, закупили вина ц лакомства. Они как раз заканчивали украшать дом, когда по мобильнику позвонил Эриберту.

— Надо ехать, — озабоченно сказал Отасилиу. – Дети, если хотят, могут остаться здесь.

— А кто будет встречать наших друзей, скажи мне, пожалуйста, — возмущённо поинтересовалась Амапола. — Может быть, наши дети?

— Я расстроен не меньше тебя, дорогая, — отвечал Отасилиу, — но ничего не могу поделать. Ты сама понимаешь, всё, что у нас есть, мы имеем благодаря Феликсу. Я не могу ни отказаться от приглашения, ни перенести его на другой день.

— А годовщину нашей свадьбы переносить можно?! — продолжала возмущаться Амапола.

— У нас впереди целая жизнь, устроим торжество на следующий год, — с примиряющей улыбкой пообещал Отасилиу. — У префекта тоже, видимо, что-то очень важное. Иначе он не стал бы так внезапно нас собирать. Успокойся, пожалуйста, дорогая.

— Я спокойна, — зловеще произнесла Амапола, — и я в бешенстве.

Раздражение не оставляло Амаполу и в городе. Стоило ей вспомнить, что её лишили праздника, она готова была бить тарелки и кричать во весь голос. Ведь для праздника она приготовила такое потрясающее платье! Так мечтала в нём появиться! И не сомневалась, что будет самой эффектной, самой необыкновенной женщиной. Больше всего на свете Амапола любила быть в центре внимания. Ради этого она готова была на всё. Но её оставили, как маленькую девочку, без сладкого, и она была вне себя. Со своей яростью Амапола боролась при помощи тренажёра, и если бы этот велосипед двигался, то она, наверное, была бы уже на краю света.

Когда Амапола увидела в окно Дулсе, сестру Отасилиу, которая шла по дорожке, ей сразу стало намного легче. Она искренне любила Дулсе и рада была повидать её.

Дона Дулсе, организовавшая бесплатную школу для детишек нижнего города, с большим трудом добывала для неё деньги. Классы родители отремонтировали своими силами, но откуда взять парты? Их так не хватало. И всегда была нужда в учебниках, в тетрадях… Дулсе, молодая энергичная женщина, обивала пороги богатых домов, вела беседы с любым, кто мог оказать помощь, и рано или поздно хоть что-то, да получала. Предпраздничная пора оказалась очень удачной: рыбаки устроили ей сюрприз, на перепавшие от префекта деньги они купили парты. Дулсе сияла. Заглядывала в классы и не верила своим глазам — неужели дети больше не будут сидеть на полу? Неужели и у них всё будет как в настоящей школе? Узнав, что Амапола вернулась в город, она отправилась к ней, поделиться своей радостью. Заодно она хотела узнать, как дела у племянника Фреда. Да и племянницу Ану Беатрису она давно не видела.

Едва речь зашла о Фреде, Амапола стала делиться своим беспокойством. Нет-нет, дело не в судебных издержках, дело в его влюблённости. Похоже, Фред влюбился в ту самую девчонку, которую сбил. Его постоянно не бывает дома, он вечно торопится, вечно занят.

— А мне кажется, что влюблённость — это самое прекрасное состояние, — покраснев, заметила Дулсе.

— Самое прекрасное состояние для взрослых людей — это любовь, — решительно заявила Амапола. — Ты, Дулсе, должна взять свою судьбу в собственные руки. Когда мужчина не может решиться и сделать первый шаг, этот шаг делает женщина!

— Что ты имеешь в виду? – спросила Дулсе, краснея ещё гуще.

— Я имею в виду твои взаимоотношения с Родригу. Я прекрасно вижу, что ты любишь его. И уверена, что он любит тебя. Поэтому, ты должна просто-напросто его поцеловать. Поверь, он ответит тебе, и ты поймёшь, что твоя любовь взаимна. А он поймёт, что хочет поцеловать тебя ещё раз. Ты согласна со мной?

Дулсе застенчиво улыбнулась:

— Мне непросто сделать этот шаг, но, похоже, я решусь на него.

За кофе они обсуждали учебные перспективы в колледже Аны Беатрисы. Каникулы подходили к концу, и девочке предстояло снова жить в общежитии.

— Я вижу, она стала гораздо самостоятельнее, — сказала Дулсе.

— Самостоятельность в жизни всегда пригодится, — согласилась Амапола.

Вскоре Дулсе начала прощаться, из ума у неё не выходил совет Амаполы, она только о нём и думала.

Амапола пошла, проводить Дулсе, довела её до двери, и на крыльце подняла какую-то книжонку. Присмотревшись, она переменилась в лице. На обложке была изображена Роза Палмейрау, её соперница, бывшая невеста Отасилиу, которую Амапола никак не могла ни простить ему, ни забыть! Сколько ни убеждал Отасилиу жену, что Роза осталась в далёком прошлом, что невестой она была задолго до того, как они познакомились У Амаполой, несчастная женщина оставалась безутешной. Стоило возникнуть этой несчастной тени, как весь лад в семье Отасилиу пропадал. Вот и сейчас, едва только Амапола поняла, что ей подбросили книжку, прославляющую в стихах Розу-Справедливость, как стали называть её после подвига, она потеряла и покой, и душевное равновесие. Кроме боли и обиды, ничего больше для неё не существовало. Мало ей было одного горя, к нему прибавилось и второе. Такого груза она не могла выдержать!! Амапола со скорбным видом прошествовала в свою спальню и задёрнула шторы.

Переменился в лице и Отасилиу. увидев свою любимую женщину в таком состоянии. Он попытался развеять её скорбь, предложив «прогулку», которые они так любили совершать в своей уютной постельке. Но Амапола решительно отвергла это предложение, сказав замогильным голосом:

— Секс в нашем доме отменяется. Отправляйся на тренажёр.

Отасилиу дар речи потерял, услышав о такой страшной каре. А главное за что? Он не скрывал, что когда-то был влюблён в Розу. Но она так и не стала его женой. С тех пор прошло столько времени. А если быть совершенно точным, прошла целая жизнь. Он её счастливо прожил с Амаполой, они родили двоих детей, и было совершенно непонятно, почему прошлое должно отравлять настоящее? Отасилиу горько было видеть свою дорогую Амаполу страдающей из-за пустяков.

— Радость моя, опомнись, — попробовал урезонить её Отасилиу. — Забудь о Розе и посмотри на меня.

— Ты ничего не понимаешь! Удар мне нанесли в моём собственном доме, в моей крепости. Мне негде укрыться. Меня некому защитить.

— Но на тебя никто не нападает, — возразил Отасилиу.

— На меня напала тоска от одного вида этой ужасной женщины с пистолетом и кинжалом, которая может появиться в любую минуту и разрушить моё счастье.

— Своё счастье ты разрушаешь сама. И не только счастье, но и здоровье. Нельзя лежать пластом и ничего не есть.

— А я буду!

— Это были последние слова Амаполы, она замолчала и промолчала целую ночь, а потом целый день. Весь дом ходил на цыпочках из-за болезни мамы, Отасилиу не слезал с тренажёра, но домашние средства мало чему помогали.

— Не обратиться ли к доктору Родригу? — спросил сам себя вслух Отасилиу, крутя изо всех сил педали тренажёра.

— Не стоит, — отозвалась вошедшая в спортивный зал Дулсе. — Он прекрасный человек, но он… — Глаза её наполнились слезами.

— Умер? — в ужасе спросил Отасилиу.

— Для меня — да, — сказала Дулсе и заплакала.

— Бедная девочка. — Отасилиу слез с тренажёра и обнял Дулсе. — Иди к Амаполе, думаю, вы поймёте друг друга.

Дулсе поднялась в спальню, присела на край кровати и рассказала, как она последовала совету невестки, и что из этого вышло.

— Я сама во всём виновата, я потеряла терпение, не стала дожидаться благоприятного момента, — начала она. — Я пришла, когда в коридоре сидело множество народа, и прошла прямо в кабинет. Я видела, что он рад мне, как всегда, порадовала его школьными новостями, а потом поцеловала… Знаешь, Амапола, у меня до сих пор голова начинает кружиться, как только я вспоминаю этот поцелуй.

— У него, я думаю, тоже, — предположила Амапола.

Перед лицом таких событий она не могла оставаться безучастной, приподнялась и даже села на кровати.

— А потом он мне сказал, что любит меня… как друга…

— Что за разгильдяй и размазня! — возмутилась Амапола. — Да как он смеет!

— Вот он и сказал, что не смеет, что я потом всё оценю по достоинству и буду ему благодарна, и опять предложил мне свою дружбу.

— Мне кажется, ты ею сыта по горло, — мрачно сказала Амапола.

— Я готова дружить с ним до самой смерти.

— От дружбы дети у тебя не появятся, и не так уж много времени у тебя осталось, чтобы их родить. Может, ты заведёшь себе нормального, полноценного мужчину и тогда уже со спокойной совестью будешь дружить с доктором?

— Мне всё-таки показалось, что он полноценный, — снова покраснев, пролепетала Дулсе.

— Тогда тебе придётся уложить его с собой в постель, — свирепо сказала Амапола.

— Но ты же против секса, дорогая. — Отасилиу всунул голову в дверь спальни.

— Я против секса с Розой Палмейрау, — отчеканила Амапола.

— Но я в жизни с ней не занимался ничем подобным, — замахал руками Отасилиу.

— Так вот, почему ты до сих пор вздыхаешь по ней! — грозно упрекнула мужа Амапола.

Отасилиу даже возражать не стал, только горестно развёл руками, призывая сестру в свидетельницы творящейся несправедливости.

Но втайне он был рад тому, что жена не лежит пластом, уставившись в потолок. Он заторопился вниз на кухню и распорядился, чтобы ужин приготовили повкуснее, вполне возможно, в нём примет участие и хозяйка. Он был рад, что Амапола немного пришла в себя уже сегодня, потому что завтра, в день годовщины их свадьбы, он был вынужден оставить свою ненаглядную одну и отправиться на обед к префекту.

Для Эпифании приглашение на обед было не меньшей неожиданностью, обычно префект не баловал её подобным вниманием. Но субботний день был у неё свободным, и она с готовностью дала согласие.

— Мне кажется, ты поднимаешься всё выше и выше, — сказал Деодату, её муж и брат Эриберту.

Если были на земле абсолютно несхожие люди, то это были Деодату и Эриберту. Насколько Эриберту был жесток, настолько Деодату мягок. Эриберту рвался к власти и богатству, Деодату был человеком домашним и скромным.

Эпифания стала помощником префекта, когда Феликсу понадобилась поддержка женщин. Она была женщиной необыкновенно деятельной. Её магазин «Скобяной рай», где продавались гвозди и всевозможные инструменты, знали все жители нижнего города. И не только знали, но и любили. В своей семье Эпифания вела все дела, а её муж занимался хозяйством. Сделав ставку на Эпифанию, Феликс не ошибся. Поддержку женщин благодаря ей он получил, но и Эпифания увлеклась общественной деятельностью. Деодату и тут поддержал её, окончательно взяв на себя весь дом, хозяйство и двух их дочек, зато предоставив жене, возможность расти по социальной лестнице. Когда Эпифания стала вице-префектом, Деодату был горд. Ему было приятно, что не только он любит и уважает Эпифанию, но и все жители их города тоже. Гордился он и своими дочерьми. На его взгляд, обе они были красавицами.

Старшая, Мария ду Сокорру, недавно вышла замуж. Молодым выделили наверху комнату, и Эпифания решила, что они будут хозяйничать в магазине. Сокорринья и Алфеу проводили весь день в магазине, но никак не могли выучить, где какие лежат гвозди, шурупы и гайки. Не до гвоздей им было, они только и знали, что миловаться.

— А чьи это глазки? — слышался мужской голос.

— Твои, Фефеу, — отвечал женский.

— А ротик?

— Твой.

— А животик?

— Тоже твой.

Алфеу подарил жене платье, посмотрев на которое, младшая сестра Женезия зарделась и поджала губы. Наряд этот трудно было и платьем назвать, он едва прикрывал цветущие прелести Сокорру. Алфеу же, гордо поглядывая на жену, повторял:

— Красоту скрывать нельзя!

Женезия отводила глаза, но потом не выдерживала и принималась корить сестру за бесстыдство. Но та только смеялась в ответ. На полуголую Сокорринью заглядывались покупатели и забывали, за чем пришли. А она, зазывно хохоча, поглядывала на Алфеу, после чего, магазин закрывался на перерыв, и на нижнем этаже под спальней тряслась люстра. Женезия рада была бы убежать из дома, да куда? Вот когда дона Августа начнёт ремонт церкви, Женезия будет работать за четверых, за пятерых, будет пропадать там с утра до ночи, только бы не уподобиться своей сестре! Но церковь всё ещё стоит на запоре. И Женезия злилась на своих домашних, была раздражена и всем недовольна.

Эпифания только вздыхала, думая о дочках. Не занималась она ими. Ей было не до детей. Её одолевали общественные заботы. Зато отец обожал обеих, потакал им во всём, они и делали, что хотели… Но стоит ли об этом печалиться? Всё получилось совсем неплохо. Сокорринья могла и по рукам пойти с её-то наклонностями, однако нашла себе мужа, славного молодого человека. И Женезия, когда влюбится, поймёт сестру и смягчится сердцем. Все они тогда будут жить в мире, в доме будет тишь да гладь.

Ещё раз вздохнув, Эпифания прислушалась к перепалке, которая гремела за стеной. Добродетельная Женезия честила сестру и как только не называла её: и бесстыжая, и подстилка, и кошка драная! Эпифания покачала головой; бедная её девочка, святость из неё так и хлещет. Побыстрее влюбилась бы она, что ли!… Потом Эпифания взглянула на себя в зеркало. Выглядела она вполне достойно. Интересно, ради чего собирает их префект? Мысли её мгновенно улетели от домашних дел. Очевидно, речь пойдёт о празднике. Префекту понадобилась её помощь. Если говорить честно, то Эпифания была не слишком довольна деятельностью Феликса. Он думал больше о себе, чем о нуждах людей. Она прекрасно видела, сколько можно сделать полезного для города, но префект от всех её предложений отмахивался. Эпифания затаила в себе недовольство, за её улыбкой скрывалось нерасположение к префекту.

Феликс собрал гостей за столом и объявил им:

— На ближайших выборах я намерен выставить свою кандидатуру на пост губернатора штата.

Известие произвело впечатление грома среди ясного неба. Все были поражены амбициями Феликса, прекрасно отдавая себе отчёт, насколько невелик их город. Баллотироваться от него в губернаторы было немалой дерзостью.

Однако Эпифания тут же подумала, что развернёт свои проекты по благоустройству, как только Феликс займётся собственной карьерой.

Отасилиу понял, что ему предстоит большая работа и надо будет к ней серьёзно подготовиться.

Эрибергу готов был послужить хозяину и заодно как следует нагреть руки, потому что денег никогда не бывает слишком много.

Алешандре понял, почему отец просил его остаться в Порту-дус-Милагрес.

— Мы сотрудничаем не первый год, я привык считать вас своей командой, — продолжил Феликс, насладившись произведённым эффектом. — Если кто-то из вас не готов меня поддержать, то пусть сообщит об этом сейчас.

Феликс сделал паузу, но команда не проронила ни слова.

— Тогда выпьем за наш успех и наше единство! — предложил Феликс.

Слуга тут же внёс поднос с шампанским.

— После праздника начинаем кампанию, — провозгласил Феликс, поднимая бокал.

Все выпили.

А после шампанского стали прощаться. Феликс задержал Эриберту и напомнил про Гуму: непокорную лошадку следовало приструнить. Он что-то тихо-тихо сказал на ухо своему подручному, и тот с улыбкой закивал в ответ.