Бетховен

Последний бой

Мало чью агонию описывали и комментировали так подробно, как бетховенскую. Рассказ о его физическом упадке, о его страданиях, о смерти, которая никак не могла совладать с этим крепким телом, больно читать: пневмония, водянка и под конец давно угрожавший цирроз, который свел его в могилу 26 марта 1827 года.

По легенде, Карл бросил дядю на произвол судьбы, когда они вернулись в Вену, не позвал к нему врача и отправился пировать. Это клевета. На самом деле он заботился о нем как преданный сын. Обратился за помощью к доктору Браунхоферу, который отказался прийти. Второй врач тоже ответил отказом. Наконец, Хольц, извещенный 5 декабря, привел доктора Вавруха, светило венской медицины. Конечно, достопочтенный профессор был сведущ в своей области, но он первым делом озаботился гонораром, а потом, подобно врачам, высмеянным Мольером, заговорил на латыни; Бетховен сразу обозвал его дураком.

На какое-то время ему стало лучше. Пневмония отступила. Он приободрился и даже надеялся скоро выздороветь.

10 декабря он снова свалился. На сей раз уже цирроз начал свою разрушительную работу. Болезнь подкосила его. Что произошло? Болезнь была вызвана душевным потрясением. Вот как об этом вспоминает доктор Ваврух:

Новая ссора с Карлом? Удар в спину, нанесенный кем-то из его окружения? Нам это неизвестно. В тот момент рядом с Бетховеном находились только его племянник, Хольц и Брейнинги — отец и сын. Присутствие Герхарда всегда доставляло ему радость, словно он на закате дней обрел-таки желанного сына. «Бетховен был необычайно добр, — пишет Герхард фон Брейнинг, — он часами болтал со мной, мальчишкой, и прощал мне все мои детские фантазии».

В последующие дни Шиндлер, словно привлеченный запахом смерти, вновь занял свое место подле Бетховена. Хольц всё чаще отлучался, готовясь к скорой свадьбе, и Шиндлер вновь забрал власть над умирающим Бетховеном. Переходя, по своему обыкновению, от властности к лести, он старался создать вокруг Людвига пустоту.

Его живот вздулся от застоявшейся жидкости. Решили сделать пункцию. 20 декабря Ваврух прооперировал Бетховена, которому стало немного легче. «Пусть лучше вода течет из живота, чем капает с пера», — шутил он.

2 января Карл заехал попрощаться: он отправлялся в армию. Больше они не увидятся. На следующий день Бетховен написал своему адвокату Баху письмо с пожеланием сделать Карла единственным наследником, и просил его, вместе с фон Брейнингом, стать его племяннику «заместо отца». Карл ван Бетховен пробудет в армии до 1832 года, потом женится в Иглау, по месту службы. Впоследствии он попробует управлять сельскохозяйственным предприятием, но в этой области его станут преследовать неудачи. Он вернется в Вену, где его будет пилить мать, ставшая сварливой старухой, и скромно заживет на ренту от акций, оставленных ему дядей. Он умрет в 1858 году. Мать переживет его на десять лет. Так ли уж был не прав Бетховен в своих радикальных суждениях о «Царице ночи»?

Передышка выдалась краткой. 8 января — новая пункция. Бетховен уже на дух не переносил доктора Вавруха и послал за доктором Мальфатти, дядей Терезы, который сначала не хотел идти, чтобы не отбивать хлеб у коллеги. В конце концов, он согласился при условии, что будет только «помощником», и прописал больному странное лекарство — мороженое с пуншем. Бетховен был в восторге и поглощал «снадобье» в огромных дозах. Он словно возродился, но вскоре погрузился в пьяный сон. Эффект от «лечения» оказался непродолжительным. Его состояние ухудшилось. Ему пришлось перенести третью, потом четвертую пункцию. Худшим для него была «полная остановка деятельности». Когда боль ненадолго отступила, он нацарапал несколько нот из Струнного квинтета для Диабелли (WoO 62). Тело отказывалось повиноваться приказам духа. Ведь он всё еще говорил о своих планах: о своей симфонии, своем «Фаусте», оратории, которую напишет, когда выздоровеет, — «Саул и Давид», по образцу своего учителя Генделя (Бетховен только что получил полное издание его сочинений — последняя и глубокая радость).

Сознавал ли он, в каком он состоянии? Его тело теперь было одной сплошной раной. Он покрылся струпьями. Однажды одна из ран открылась и оттуда вытекло еще немного воды. Последние посетители, в том числе Гуммель с женой, не могли смотреть без слез на это мощное тело, теперь похожее на скелет. Рассказывает Герхард фон Брейнинг:

Шиндлер же не упускал из виду своих интересов. Продолжая донимать Бетховена советами и уверениями в преданности, он вытребовал себе в подарок 27 февраля партитуру Девятой симфонии и Струнного квартета № 8 (ми минор, опус 59), клянясь Всеми Святыми, что никогда с ними не расстанется. Впоследствии он продаст их прусскому королю вместе с тем, что останется от разговорных тетрадей.

Финансовое положение Бетховена становилось тревожным, и 22 февраля он продиктовал письмо Мошелесу^{52}, напоминая о давнем предложении Лондонского филармонического общества устроить концерт в его пользу. Шиндлер добавил к этому собственное письмо, в котором указал, что Бетховен при смерти.

Королевское Филармоническое общество отозвалось очень быстро, прислав 100 фунтов стерлингов, то есть тысячу дукатов. Узнав об этом пожертвовании, венцы возмутились тем, что Бетховен обратился за помощью к англичанам. Но в Вене не торопились поддержать его во время агонии, даже эрцгерцог Рудольф ни разу не справился о нем.

18 марта Бетховен продиктовал свое последнее письмо, благодаря Мошелеса и Филармоническое общество Лондона за щедрый подарок.

24 марта ему стало совсем худо. Именно в этот момент ему доставили бутылки «очень хорошего старого рейнвейна», которые он заказал по совету врача своему другу Шотту в прошлом месяце. Бетховен прошептал: «Жаль… жаль… Слишком поздно!» Потом умолк. Вскоре у него начался бред. В тот же день пришел священник, чтобы причастить его Святых Тайн.

25 марта он впал в кому. «Его хрип было слышно издалека», — пишет Герхард фон Брейнинг. Бетховен был без сознания.

Брат Иоганн не замедлил явиться: он хотел прибрать к рукам то, что осталось от тысячи дукатов, присланных Филармоническим обществом Лондона. Брейнинг и Шиндлер вышвырнули его за дверь без долгих разговоров.

В момент смерти их обоих не было рядом: они устраивали будущие похороны, которые теперь казались неминуемыми. В комнате умирающего оставались только юный Герхард фон Брейнинг и композитор Ансельм Хюттенбреннер^{53}. И больше никого? Так думают не все.

Около четырех часов небо потемнело и разразилась гроза — «мощная гроза с градом и снегом», — пишет Герхард фон Брейнинг. Бетховен поднял руку и сжал кулак, словно бросая вызов небу, — рассказывает Хюттенбреннер, возможно, добавляя что-то от себя. «Когда рука упала на постель, глаза его были полузакрыты. Я приподнял его голову правой рукой, а левую приложил к груди. Дыхание больше не вырывалось из его губ, сердце не билось. Я закрыл ему глаза и поцеловал их, а также лоб, губы, руки».

После смерти дом заполонили родственники. Искали деньги — и не могли найти. Иоганн сразу обвинил фон Брейнинга и Шиндлера в краже. Тогда Хольц указал потайной ящик, где Бетховен хранил самые ценные вещи. Нашли акции, Гейлигенштадтское завещание, «Письмо к бессмертной возлюбленной» и два женских портрета — Джульетты Гвиччарди и Марии Эрдёди.

В последующие дни множество его бумаг исчезло. Более чем вероятно, что на всеми покинутую квартиру наведалась полиция императора в поисках компрометирующих документов: Бетховен слыл опасным противником режима.

За всё его имущество, проданное с молотка в ноябре того же года, удалось выручить 1140 дукатов. В общем и целом наследство, рукописи, книги, партитуры принесли десять тысяч дукатов. Стоимость целой жизни ожесточенного труда, создания одного из величайших порождений человеческого ума.

За гробом шла толпа в 20 тысяч человек, теснясь на улицах Вены. Отпевание прошло в церкви Пресвятой Троицы братьев-миноритов, потом на Верингском кладбище в предместье Вены. Прекрасное надгробное слово Франца Грильпарцера прочел актер Генрих Аншюц. Хор спел «Miserere» (WoO 130) под аккомпанемент тромбонов.

Говорят, что после ухода священника, за день до смерти, Бетховен прошептал: «Finita est comoedia!..»[26]