Бетховен

Новая семья

Брунсвик — необычная семья. Бетховен познакомился с ними в мае 1799 года. Старинный венгерский аристократический род, крупное состояние, интеллектуальные и художественные увлечения. Отец, граф Антон II фон Брунсвик, скоропостижно скончался в 1793 году, воспитав своих детей в преклонении перед героями американской Войны за независимость. Графиня Анна, занятая управлением семейными поместьями, издали присматривала за детьми — тремя дочерьми, Терезой, Жозефиной и Шарлоттой, и сыном Францем.

Они приехали в Вену всего на три недели. Графиня, женщина властная и волевая, устроила эту поездку с целью найти подходящую партию для Терезы и Жозефины, барышень на выданье. Но бывают мимолетные встречи, из которых вырастает дружба на всю жизнь. В Бонне юный Людвиг нашел вторую семью в лице Брейнингов. В Вене эту роль сыграли фон Брунсвики. С самого приезда графиня хотела залучить к себе Бетховена, чудо-пианиста, о котором говорили все вокруг, чтобы давать уроки своим дочерям. Старшая, Тереза, страдавшая от небольшого физического изъяна, увлекалась литературой и музыкой. Она очаровательно (и скромно) рассказывает о пребывании в Вене и встрече семейного кружка с Бетховеном, который отнесся к урокам добросовестно и даже с удовольствием их затягивал: «Мы не замечали голода до пяти часов дня».

Соседи по гостинице приходили в ярость от уроков музыки, продолжавшихся до поздней ночи, после того как ученицы вкусят удовольствий Вены. «Мы были молоды, свежи, по-детски наивны, — продолжает Тереза. — Достаточно было нас увидеть, чтобы полюбить. От поклонников не было отбоя».

Разумеется, Бетховен влюбился. В которую из двух сестер? Он написал им вариации на стихи Гёте «Возлюбленному» («Я думаю о тебе…»). Тереза? Жозефина? «Я желаю только одного: когда будете играть и петь этот скромный музыкальный подарок, вспоминайте время от времени преданного вам Людвига ван Бетховена», — написал он в посвящении.

Жозефина в конце июня вышла замуж в Венгрии за графа Дейма, аристократа, скрывавшегося под простонародной фамилией Мюллер после дуэли, владельца художественной галереи. Ему было 50, ей — 20. В сущности, приличный человек. Но в день свадьбы Жозефина в отчаянии бросилась на шею Терезе, умоляя ее выйти за Дейма вместо нее.

В семействе Брунсвик, этой «маленькой республике», как говорит Тереза, был еще и брат Франц. Это был пылкий молодой человек, тоже страстно увлекавшийся музыкой и поэзией и в гораздо меньшей мере ухаживаниями за женщинами, из-за чего над ним подтрунивали. Сестры прозвали его «кавалер-ледышка» и потешались над его безразличием к прекрасному полу, сообщает Ромен Роллан. В конце концов хилый мальчик, дожив до сорока лет, пленится музыкантшей.

Тереза осталась в Венгрии, в семейном поместье Мартонвашар. Осенью 1799 года Жозефина переехала с мужем в Вену. Бетховен ходил к ним в гости, подружился с мужем — Деймом-Мюллером, который даже делал ему подарки… Если Бетховен и был влюблен в Жозефину летом 1799 года, эта любовь тоже оказалась кратким увлечением. Но они еще встретятся много лет спустя…

Конец столетия ознаменовался и поворотом в творческой жизни Бетховена: достигнув тридцатилетия, он, наконец, решился попробовать силы в жанре, который обеспечит ему всеобщую и непреходящую славу, — в симфонии. Он долго ждал. К тридцати годам Моцарт уже написал большую часть своих симфоний, а «папа Гайдн» к тому времени сочинил их уже около сотни! Испытывал ли Бетховен робость перед этим главным жанром, не чувствуя себя готовым перейти Рубикон? К чему подражать совершенству? Чтобы достигнуть известности в симфонии, нужно найти свой собственный язык, выдумать небывалые формы, извлечь новые звуки. Возможно и то, что написание симфонии, гигантский труд, не было доходным делом с финансовой точки зрения — довод не столь благородный, но и его не стоит сбрасывать со счетов. В январе 1801 года он писал в момент издания Первой симфонии (до мажор, опус 21) за 20 дукатов у Гофмейстера: «Вас удивляет, что я не делаю различия между сонатой, септетом и симфонией? Но мне сдается, что септет или симфония найдет меньше покупателей, чем соната. Хотя мне кажется, что симфония наверняка должна стоить больше».

Его Первая симфония, намеченная еще в 1795 году, заброшенная, но потом завершенная, в большой мере осуществила, несмотря на явные заимствования у Моцарта и Гайдна, поставленную им перед собой задачу вдохнуть новую жизнь в этот жанр, возвеличенный его предшественниками. Ее исполнили 2 апреля 1800 года в Придворном и национальном театре Вены. В программе концерта были также одна симфония Моцарта, отрывки из «Сотворения мира» Гайдна, концерт для фортепиано (наверное, третий, до минор) и септет. Афиша обещала также импровизацию г-на Людвига ван Бетховена.

Бетховен начинает свой симфонический цикл ошеломляющим ударом: диссонансы, резкие переходы от адажио в первой части к аллегро во второй, мощное скандирование оркестра, энергичный ритм и при этом не слишком внятная мелодия, уступающая главенство диалогу оркестровых групп, в котором предпочтение отдается духовым. Разумеется, не все уши выдержали это бурное произведение. «Беспорядочный взрыв оскорбительного нахальства молодого человека», — написал один критик из Лейпцига в 1801 году. «Эта музыка шумно бьет по ушам, не обращаясь к сердцу», — добавит, теперь уже во Франции, статья в «Таблицах Полигимнии» в 1810-м. И всё же достаточно послушать эту симфонию, уже очень личную, чтобы расслышать за причудами темперамента голос мастера.

Концерт прошел с успехом. Две недели спустя состоялся другой: Бетховен играл свою Сонату для фортепиано и валторны опус 17 (вместе с валторнистом Пунто[7]) — довольно плоское произведение, написанное наспех, но вполне приемлемое для неподготовленных ушей. Снова успех, да такой, что исполнителям пришлось сыграть ее на бис с начала и до конца!

Этот триумф не остался без последствий. Восторженный князь Лихновский, очарованный Бетховеном, решил выплачивать ему ренту — 600 дукатов в год. Конец свободе неприручаемого композитора? Вернее, начало странных отношений, в которых князь выступал в роли просителя, а Бетховен — ворчливого мучителя, охотно изображающего безразличие, если не презрение. Лихновский часто заходил к Бетховену посмотреть, как тот работает. Как подобная музыка может родиться из человеческого мозга? Они заключили договор: пусть Лихновский приходит, если ему так хочется, но только не надеется, что его станут принимать. Князь входит, Бетховен продолжает работать; бывает, что он даже запирает дверь на ключ, князь подождет-подождет и уходит, не настаивая, — необычные отношения. Кто же этот князь — одновременно такой настойчивый, терпеливый и кроткий, в доме которого Людвиг жил несколько лет в начале своей венской карьеры? Его жена, княгиня Кристина, превосходная пианистка, стала для него «второй матерью» — сколько приемных семей! Мать самой княгини, графиня Тун, покровительствовала Глюку, Гайдну и Моцарту. Лихновский был искренне убежден, что Бетховен — гений; благодаря своей аристократической праздности он сделался ангелом-хранителем композитора, всегда был рядом, порой даже навязчиво, и с кротостью переносил перепады настроения своего протеже, опасные для его карьеры и репутации.

Весной 1800 года Бетховен отправился в Мартонвашар, венгерское поместье своих друзей фон Брунсвиков. Это чудесное местечко неподалеку от Будапешта, в 250 километрах от Вены. Замок Брунсвик, большое белое здание посреди огромного парка, оказался чудом уравновешенности и гармонии. Бетховен был очарован, тем более что два члена «маленькой республики», Тереза и Франц, устроили ему роскошный прием. Как и в прошлом году в Вене, начались игры и разговоры, прерываемые музыкальными занятиями. Но здесь уже не было ворчливых соседей. Волшебное лирическое отступление, продлившееся с 18 мая по 25 июня, во время которого фон Брунсвики сообщили Людвигу о скором приезде в Вену их двоюродной сестры Джульетты Гвиччарди, молодой особы шестнадцати лет.

Он познакомился с ней, вернувшись из Мартонвашара. Она не осталась незамеченной. Очаровательная брюнеточка, подвижная, красивая, кокетливая. Наверное, она бывала у Деймов, раз приходилась Жозефине двоюродной сестрой, и повстречала там Бетховена, довольно часто к ним заглядывавшего. Как рассказывает Жозефина, он играл сонату для виолончели и свои новые квартеты, шедевры из опуса 18 — первые из серии, по которой уже можно проследить музыкальный и духовный путь Бетховена до конца его жизни в самом интимном, а может, и самом глубоком выражении.

Из Бонна прибыло воспоминание о юности в лице шестнадцатилетнего юноши Фердинанда Риса, который сопровождал его в Вену. Впоследствии Фердинанд Рис станет одним из учителей Ференца Листа — уже по этому обстоятельству можно судить о его способностях. Нам он ценен, как и все рейнские свидетели жизни Бетховена: фон Брейнинги и Вегелер, — друзья детства, близкие люди, не пытавшиеся создать в своих мемуарах искаженный образ Людвига, не то что его венские биографы, старавшиеся представить его героем, сверхчеловеком или святым…

Бетховен тепло принял Рисов, отца и сына, и, услышав, как мальчик играет на фортепиано, тотчас согласился им заняться. С этим юношей он выказывал несвойственное ему терпение. Годы спустя Рис всё еще восторгался особенной, новаторской манерой игры Бетховена, о которой говорит также Черни, один из его новых учеников: Бетховен обладал уникальной техникой легато, непрерывного, связного звучания, тогда как даже после смерти Моцарта в моде было отрывистое исполнение.

Фердинанд Рис очень красочно описал свою первую встречу с Бетховеном:

И вот этот анахорет с малопривлекательной внешностью скоро станет самым знаменитым композитором Вены. Той страшной зимой 1800/01 года, борясь с недугом — болью в ушах, мучимый ужасными приступами диареи, он создавал свое основополагающее произведение.

Сегодня редко услышишь «Творения Прометея» (опус 43) — музыку к балету, написанную по просьбе итальянского хореографа Сальваторе Вигано, балетмейстера императорского театра. Они были уже давно знакомы: в 1795 году Бетховен написал 12 вариаций для фортепиано на тему «Менуэт а-ля Вигано» из балета Якоба Хайбеля^{38} «Свадебный переполох» («Le Nozze disturbate»). В Вене Вигано был представителем «модерна» в танце, стараясь придать своим постановкам политическую, эстетическую и эмоциональную насыщенность античной пантомимы, чтобы превратить хореографию в «независимый жанр», то есть менее легкомысленный, чем то, что обычно нравилось венской публике. Он знал, что Бетховен созвучен новым идеям. В самом деле, миф о Прометее захватил композитора: сильный духом титан Прометей взбунтовался против произвола богов и решил даровать человечеству свет искусства и знания. Эпоха была самая прометеевская. В 1797 году итальянский поэт Винченцо Монти напечатал «Прометея» в честь Бонапарта, освободителя Италии. Прежде него Гете в 1773 году сделал наброски драмы на тот же сюжет: Прометей в ней не подвергся божественной каре, а Зевс был заменен на «ich» — «я». Выбор сюжета был сделан не без задней мысли: Прометей — это защитник людей, решивший утвердить свою независимость от богов, свою свободу и который предлагает совершенно иную версию происхождения человечества, чем Книга Бытия, великолепно положенная на музыку Гайдном в оратории «Сотворение мира», написанной по мотивам поэмы Джона Мильтона. Поставить в Вене в 1801 году прометеевский балет, в конце которого звучало переложение «Гимна свободе» — народной песни, «внушавшей глубокий ужас всем тиранам земли»[8], было политическим актом. Прометей, или Борьба с деспотизмом. Балет был аллегорическим. Как значилось на афише к первому представлению, он являл «две статуи, которые оживут и которые сила гармонии сделает чувствительными ко всем страстям человеческой жизни».

Представление состоялось 21 марта 1801 года и имело большой успех. Танцорам устроили овацию. Балет сыграют 16 раз, но не при жизни Бетховена.

Летом он уехал за город, в окрестности Шенбрунна. Возможно, именно там он начал писать свою единственную ораторию — «Христос на Масличной горе» (опус 85). Иногда это произведение относят к более позднему периоду; ее концертное исполнение состоялось в 1803 году. Не важно; в этой оратории, тоже несколько подзабытой, хотя волнующей, образ покинутого Богом Христа сведен к его человеческой природе, страданию и одиночеству. Это был сам Бетховен в тот период своей жизни: он удалился от людей, чтобы скрыть свою глухоту, и скоро достигнет глубин отчаяния.