Без тормозов

Глава 17

Захар

Я проснулся, когда на улице горел один фонарь. В квартиру попадал тонкий рассеивающийся свет. Сложилось впечатление, что моя зеленая фея научилась уборке и за вечер навела марафет и всё блестело. Даже не было ни одной бутылки, а я был трезв, как стеклышко. Если честно, я ничего не понимал, пока не услышал шорох позади себя, смех, будто перезвон колокольчиков, раздавался сзади.

Я услышал звуки арф, их переливистую трель струн, а потом меня окружило туманом игры на скрипке.

«Разве так бывает, что звуки рвут душу на куски с чудовищной и потрясающей силой?».

Я оглянулся. Там у входа стояла она в свете ночника, что выталкивал её образ из темноты. Она была подобна ангелу с огненной гривой волнистых волос. Тонкое белое шифоновое платье струилось по её ладной фигуре, я видел её стройные ножки. Такой красивой как сейчас она не была никогда. В Карине не было девичьей угловатости и резкости, сейчас она была сплошной соблазн.

Мечта встала на носочки и балетной поступью подошла ко мне. А мне уже казалось, что это музыка скрипки исходит от моего сердца.

— Я пришла к тебе, Снежный.

— Я ждал тебя, моя балерина, — подал я ей руку.

Она долго смотрела на неё, а затем робко вложила свою маленькую ручку в мою. Я повёл её в спальню. Не было ни криков, ни скандалов. Были лишь мы и музыка, окрыляющая и умиротворяющая. Все мои демоны спали, чтобы я смог побыть со своим наваждением наедине.

Карину не нужно было принуждать, она была спокойна и изящна, словно фарфоровая статуэтка. Свет фонаря проникал в спальню из-под кружева тюли, шторы создавали коридор света, в котором звездой сияла рыжеволосая сказка. Поворот головы и её изящный изгиб точеной шеи манил меня коснуться его губами. Она смотрела на меня, стоя ко мне в пол оборота.

— Ты же не сделаешь мне больно? Я не игрушка, Захар.

— Я не сделаю этого, — её грустная улыбка и какая-то тоска о невысказанном.

— Не делай мне больно, пожалуйста.

Я сократил расстояние и со всей возможной нежностью обнял её.

— Прости, Карина! Я запутался, — горький и звонкий смешок был мне ответом.

— Ты застрял здесь, и я застряла с тобой. Разруби этот узел, — приказывала она, я замотал головой.

— Нет! Ты остаешься со мной, — мои губы накрыли её, и нас обоих спустило с привязи.

Заснеженный и глухой лес, ни единой живой души и мы в нём, цепляющиеся друг за друга, как за последний шанс на спасение. Мы замерзнем в нем в одиночку, но пламя сердец нельзя потушить. Я сгорю ради неё, чтобы в отвёт отогреться. Я поднял её на руки и, закружив, уронил на большую кровать с толстым и пуховым одеялом. Она, словно, на фреске подобна крылатому вестнику мира.

(музыка для настроения) Through the Barricades — Spandau Ballet

Впервые я боялся, что утро настанет. Сколько у меня было времени? Час? Два? Время, черт, остановись!

Пока под моими пальцами бьется её пульс, а я слышу её стоны. Между нами есть одежда? Нет? Кажется, что всё плавится от нашей страсти. Если она и ведьма, то я глупый инквизитор, который прыгнет за ней в костёр. Неважно, горим мы или спасаемся бегством, с ней я готов был укрываться от всего мира до последнего вздоха.

— Захар! — кричит она, а я то ли плачу, то ли смеюсь, покрывая её острый подбородок поцелуями, сплетая наши пальцы. Волны беспощадно толкали мой корабль на риф, но меня это не пугало. Внутри меня звенели колокола, покрывая меня благодатью, чтобы на мгновение остановиться.

Всё стихло, и Карина была со мной, лежала нимфой, раскидав огненные всполохи по подушке. У неё опухли губы, и она что-то мурлыкала под нос. Её рука покоилась у меня на груди, а я вспоминал, зачем живу.

Всё фарс и кого я могу обмануть? Не вытравил и не выжег в себе любовь. Боль и обиды были выкинуты на свалку, ведь у моего счастья открывалось второе дыхание, а у меня была причина снова касаться и быть ближе к ней.

— Не двигайся и молчи, — говорила лесная нимфа, садясь на меня и улыбаясь.

— Помнишь, как было, когда ты увез меня на озеро? Помнишь ту ночь, где ты разбил палатку и готовил у костра?

— Помню, — улыбался я.

Та поездка из немногих, что сделала нас парой, а не двумя подростками, что два месяца назад уже оба встретили совершеннолетие. Я работал, как проклятый, чтобы увести свою любимую на неделю в отпуск. В тот отпуск мы узнавали друг друга наедине и в тиши. Та палатка была нашим райским шалашом. Я был уверен, что выбрал ТУ. Я был картой, она моим компасом.

— Давай повторим? — хитро сказала она и пропала из моего поля зрения, а потолок сменился звездными небом и верхушками сосен и кленов.

Черт, я потерялся в ощущениях и эмоциях. Неожиданно возникла лестница с радужными единорогами. Летали купидоны, а я кусал губы, боясь закрыть глаза и быть погребенными своими фантазиями. Я летел на седьмое облако, но, кажется, что-то сломалось и облако было уже восьмым, десятым, пятнадцатым… Пальцы запутались в осенних цветах и листьях. Я старался их не срывать, но мой голос осип, я, словно, жук был пришпилен иголкой к доске. Бывает ли больно от счастья и сверхземного удовольствия? Чёрт, похоже, да!

Не помню, как вернулся в мир живых и настоящих, но здесь меня встречали, как героя с шальной улыбкой и пылающими щеками.

— Ангел, иди сюда! Ты нечто! — крикнул я, желая увлечь её под себя и поцеловать.

А потом всё стемнело и меня унесло куда-то болезненным ударом под дых.

Я разлепил глаза, собираясь возмутиться подходу Карины к нашим играм, но меня встречало бледное и перекошенное лицо Мотора.

— Какого хрена ты?!.. — начинал я болтать.

— Снежный, ты охренел?! Допился, что ко мне уже лезешь целоваться? — начал краснеть этот колхозник. — Попробуешь еще раз, и, клянусь, я сломаю тебе нос!

Смысл начал до меня доходить.

— Ты… я… мы…?

— Иди нахрен! — перекосило Мотора, который тер свои губы клетчатым рукавом рубашки.

Я не стал ждать ни минуты и рванул в туалет, ударяясь обо все углы, прямиком до унитаза, если повезет, я успею не поскользнуться в собственных последствиях рвоты. Следующие полчаса я тесно общался с керамическим изделием, которое хоть и было создано для таких нужд, но, имея ноги, убежало бы с «Умывальников начальником и мочалок командиром», чтобы никогда больше не знать такую пьянь, как я.

Пора завязывать, должен же быть предел моего падения! Затем меня встречал душ с контрастными нотками, приправленными пастой против кариеса и уже любимой мной жидкостью для полости рта. «Двойная мята» прогоняла скопище подыхающих котов оттуда, куда я вчера так активно заправлял алкогольное топливо.

«Что я вчера делал? Почему здесь Мотор?», — выходил я немного пришибленный и озабоченный этой ночью.

— Отошел? — спросил строго Мотор.

— Типа того. Ты здесь зачем?

— Ты что совсем ничего не помнишь?! — ахнул мой гость.