Без тормозов

Глава 31

Захар

Я встал на редкость бодрым. Оделся с иголочки. Мне предстояли важные встречи и много внимания. Заварил кофе и нашел шарик с игрушкой Макара, улыбнулся его рассеянности. У педантичной и внимательной Карины рос сын — растеряша. Как и его отец. Я был горд собой, ребенок рос копией меня не только внешне. Достал пиццу, которую не осилил мой сын, и доел. Из дома я уходил при параде, как самый аппетитный кусок стейка среди морковок и брокколи. В руках крутил ключи от своей красавицы. Спустился к парковке.

— Привет, детка. Я совсем тебя забросил, — сказал я, сев в холодный кожаный салон.

Зашипел и решил включить все подогревы вместе с запуском машины. Бросил ключи в отсек для мелочи. Часы показывали 8:00, я прикинул свой маршрут и выехал со стоянки.

Город встречал меня яркими лучами восходящего солнца. По цвету неба можно было бы понять, что день будет морозным и ветреным. Тонкие полоски облаков чертили линии по лиловому небосводу. Под колесами хрустел накатанный в колеи снег. Народ спешил на работу, но с удивлением смотрел на яркую и спортивную машину, разбавляющую серое месиво потока авто. Мужчины с уважением и интересом разглядывали меня на светофорах, кто-то показывал большой палец и пропускал при перестроении, девушки игриво подмигивали и тоже улыбались. Мир вокруг меня крутился в позитивном ключе, а я просто не замечал, что я человек-мечта, человек-загадка. Черт, это ведь приятно! Улыбка не сходила до самого приезда по знакомому адресу. Оставив машину на обочине, я вышел на мороз, и навстречу мне вылетел какой-то шкет с рюкзаком.

— Здрасте! — кинул он мне и побежал очень быстро.

Придержал дверь и посмотрел в сторону убегающего будущего. Моего будущего. У меня теперь есть шанс видеть, как скоро мой сын станет школьником и будет также бегать на занятия. У меня могла быть трудная жизнь с бессонными ночами, уходом за младенцем, поиском денег и воспитанием своего ребенка. Столько приятных неприятностей за целых семь лет. Желваки сами собой заходили на моих щеках.

Такова цена мечты? Такова цена свободы? Отрицаю. Хватит с меня интриг и игр.

Я стою на лестничной площадке и держу кулаки в карманах брюк, прикусываю щеку изнутри. Я вроде всё решил, а делать неприятно. Достаю кулак и стучу в дверь, и жду, думая о погоде. Дверь открыли и снова ненавистное лицо на меня смотрит.

— Закари, пришел? — спрашивает мать с несвойственной ей неуверенностью.

— Да, есть разговор. Пропустишь? — хотя я бы лучше здесь постоял, но меньше всего мне нужна огласка.

— Да, заходи, сын, — говорит мама, отступая и приглашая внутрь.

Мать почему-то еще в халате поверх сорочки. Лекарствами в доме отчего-то пахнет, хотя я уже знал о маминой афёре.

— Тебе плохо? — зачем-то спрашиваю я.

— Немного, но я креплюсь.

«Как же», — думаю я, не планируя разуваться и проходить дальше.

— Перестань выглядеть так, что мы сейчас с тобой будем драться, — говорит мама, возвращая себе «лицо». — Разувайся и пройди хотя бы на кухню, я поставлю нам чай.

— У меня нет…

— Перестань мне врать, ты пришёл поговорить. Я пока в состоянии родного сына напоить чаем.

Молчание между нами похоже на пар в чайнике, что уже кипит. Я стою и противлюсь этому приказу, но понимаю, что всё это нужно для того, чтобы занять руки, а моей матери неплохо бы и рот. Медленно расстегиваю куртку, вешаю в прихожей на крючок, снимаю туфли. Мы не говорим.

Я иду туда, где мы сможем перейти к делу. Мать вздыхает, я не разделяю её победу. Мы всё равно на войне, и «шатер мира» — предлог, чтобы навязать следующий бой с обоснованным паритетом. Стол тот же, даже сахарница и чайные кружки не поменялись. Странно видеть свою черную кружку со значком Ауди, которую я купил, когда отец отдал мне первую машину. Из кружки торчит пакетик чая «Майский». Даже чай из прошлого. Моя мать застряла с этим, я снова оглядываюсь. Холодильник новый, телевизор на нём старый. Кухонный гарнитур они покупали под заказ с отцом вместе. Он в идеальном состоянии для своих лет. Это было десять лет назад или больше? Стул новый, жёсткий и с прямой спинкой. Я вкушаю его прелести своей пятой точкой.

— Я пирог испекла вчера. Угощайся, — говорит она сухо, ей плевать, что меня тошнит от обыденности происходящего.

Мать игнорирует мое информативное выражение лица и просто заливает в кружку кипяток.

— Ну, рассказывай, — мама садится напротив и прожигает во мне дырку.

— Я пришел, чтобы увести тебя в больницу на дополнительное обследование. Деньги, мама, творят чудеса, — говорю я и улыбаюсь.

— И что же хотят у меня еще найти? Не боишься, что зря деньгами потряс перед голодными псами? Мне недолго осталось, Закари.

— Ну, это уже пустое. Мы съездим в твою любимую больницу и сдадим требуемое. Раз ты меня по ЭТОМУ поводу вызвала, то я доведу дело до конца, — сказал, отпивая горячий чай, что сжигает мои рецепторы и душит тошноту.

— Сдаётся мне, сын, что у тебя есть подозрения? — говорит моя мать, помешивая ложкой сахар в кружке.

Меня бесило, что она меня понимала и читала, как открытую книгу. Впервые я сдержался и не стал устраивать скандал.

— Ну, я всё-таки хочу верить в лучшее. Отца уже не вернуть, так, может, ты дольше поживешь. Не будешь раньше времени себя хоронить? — задал ей я свой вопрос.

— Сколько отмерено, столько и проживу. Меня больше интересует твоё будущее.

— Вот как! Оно у меня всё еще под вопросом? — начал я откровенно иронизировать. — Еще немного и тридцать. Ещё скажи: «Всё такой же непутевый».

— Не ёрничай, Закари. Ты и я знаем, что прошлого не вернуть, но вот будущее… Оно и, правда, не определено, — заметила мать, глядя мне прямо в глаза рентгеновским зрением. — Ошибки, совершенные по молодости, возвращаются и каждый настоящий день напоминают о себе.

— О какого рода ошибках ты говоришь? — вот мы и приближаемся к чему-то, воздух искрит. — В чем ты готова покаяться, мама?

— Нужно ли тебе, сын, моё покаяние? Ты сбежал от всех проблем, стал каким-то нарушителем!

— Кем?! — во мне поднималась злость.

— Твои гонки — пренебрежение к порядку, твоему здоровью. Сколько раз ты рисковал жизнью? Для этого мы с отцом тебя растили!? — повысила она на меня голос.

— Не смей меня упрекать. Не смей говорить об отце, — тихо выдавил я, теряя терпение.

Мама смотрела на меня и тяжело дышала.

— В последние здравые часы твой отец завещал мне уберечь тебя от ошибок. И я делала всё, чтобы оградить тебя от опасных соблазнов. А ты всё равно связался с плохими людьми. Это они тебя науськали от матери бежать в эту столицу. Будь она не ладна, — всплеснула родительница руками.

— Об этом-то я не жалею ни секунды, я жалею об одном, — не успел я закончить.

— Твоя Карина во всем виновата, — выдала мать.

— В чем ты её смеешь упрекать? — оголенный провод и то был безопаснее, чем я сейчас.

— Она подстрекала тебя на эти глупости. Соблазнила и внушила эту дурь. Здесь тебе самое место, закончил бы институт, получил хорошее образование.

— Я сын своего отца! Им и останусь, ковыряясь с машинами и живя ими! — отрицал я мамины фантазии о пай-мальчике Закари.

— Да, только отец таким, как ты, жестоким и бессердечным не был! — плюнула мне в лицо эти слова.

— Поэтому сейчас он в могиле, мама! — заорал я и поднялся. — Тебе ни его работа не нравилась, ни отношение к жизни, теперь и сын надежд не оправдал! Сломала одного Снежного, теперь за второго принялась?! Говори, зачем ты меня вырвала из города? Хватит юлить и плести паутину, словно, ты огромная черная паучиха!

— Как ты смеешь?! Нет в тебе сердца! Чудовищно! Кого же я воспитала?! — на маминых глазах впервые я видел стоящие, но не проливающиеся слёзы. — Ты моя кровь! Я лучшего тебе желала и желаю!

— Мама, ты совершенно меня не знаешь. Ты не старалась меня понять, а лишь заставляла и командовала нами, словно, мы солдатики в твоей Великой Армии. Ты хоть помнишь, во что превратила моё детство, во что превратила нашу семью своим контролем? Очнись! Отец любил тебя, поэтому терпел. Но я не могу тебя любить, просто не за что!

— Но ты приехал, — заметила мать, протирая глаза большой морщинистой рукой.

— Я приехал…

— А, значит, ты лжешь сам себе.

— Это не имеет значение, мама. Причина, почему ты меня вызвала, ведь в Карине? — решил больше не юлить я.

Мама снисходительно фыркнула.

— Как заглядывался на неё ещё зеленым, так в рот ей и смотришь до сих пор.

Стискивал зубы, стараясь игнорировать её открытое подтрунивание.

— Что я делал и делаю не твоего ума дела.

— Было и будет моего. Пока я жива, я всегда буду за тобой приглядывать. Что до твоей Карины, — прервала мой поток ругани одним взглядом мать, спасая меня от лишней полемики. — Я давно поняла от кого у неё сын. Сложно не заметить в ребенке маленького тебя. Все её походы в больницу, все её нестояния в очереди, все прививки и прочие якобы «бесплатные блага» организовывала я. Она мне не нравится, да и я ей тоже, но лучше одна непутевая мамаша, чем в комплекте с непутевым зеленым юнцом во главе семейства. Поэтому, Закари, ты развлекался, строил карьеру, а я поглядывала за твоим сыном и его матерью.

— Не перегибай, мама. То есть ты знала и сознательно не сообщала мне?

— Ты ведь был так занят, строя карьеру, шляясь по клубам и меняя девушек, как перчатки, — с омерзением на лице перечисляла она.

— И что, это, по-твоему, нормально? Ты умолчала! А что сейчас?! Что изменилось? Почему вызвала? — поднялся я из-за стола.

— Сядь! — четко и властно сказала мать, но я не сел, а ждал, так и зависнув над столом, сжимая пальцами дешевую скатерть. — Ну, как хочешь. Сейчас я думаю самое время, чтобы сделать его Снежным. А не тем, что она вписала в свидетельство о рождении. Ты хоть знаешь, что у твоего сына не твоё отчество? Твоя первая любовь сделала это специально, чтобы ты не имел на него никаких прав. Твой сын — НАШ, нужно этого добиться. Если тебе не нужно ничего от меня, то твоему сыну-бесприданнику я завещаю всё имущество. Я хочу получить право быть его бабушкой, возможно, даже родительницей. Вы оба не внушаете никакого доверия.

— Ты спятила?! Ты хочешь оформить на него опеку сама? Да, ты же чуть не помираешь.

— Не начинай утрировать. Он скоро пойдет в школу. Она его не поднимет, но я отказываюсь помогать ему напрямую, пока ты не сделаешь его своим сыном официально, тогда он переедет ко мне, а твоя нищая Карина получит свободу и право видеть его по выходным. Я оформлю на внука дарственную по исполнении им совершеннолетия, чтобы эта стерва не смогла на это претендовать.

— Что ж… болезнь мнимая. Ты уже строишь планы на десятилетку? — злился я на интриганку, что меня вырастила.

— Я слишком хорошо тебя знаю, ты бы зад не оторвал от дивана в своей столице, пока я бы помирать не собралась, — сложила руки на груди моя мать.

— Ты сошла с ума! Это же не шутки!

— А кто сказал, что я шучу? Займись вопросом опеки для сына, хотя можешь только поставить подпись, что от твоего лица вопросом займется мой доверенный юрист. Я уже собрала кое-какую информацию. Сдай кровь для установления отцовства, а я сделаю всё сама.

Моя мать точно выжила из ума. Зачем я ей? Гнилое семечко. Она решила лепить желаемое из НАШЕГО с Кариной сына. Я пробыл с сыном меньше дня и полюбил этого пацана. А моя сумасшедшая мать решила отобрать его у нас просто потому, что может. С другой стороны, мне нужна её помощь, сейчас у неё уже что-то припасено для того, чтобы подтвердить моё отцовство. У меня есть шанс переиграть это.

— Хорошо, но будет частично по-моему. Я хочу выжать из этого толстого обстоятельства очень весомые выгоды. Ты сделаешь, что нужно мне, а я сделаю так, что Макар будет звать тебя бабушкой. Договорились? — я зло ухмыльнулся и подал руку для заключения сделки, похоже, с самим дьяволом.

— Значит, из тебя хоть что-то дельное все-таки получилось, — мать пожала мою ладонь слишком сильно для «умирающего» человека.

Она — точно дьявол, дьявол в юбке. Что же поборемся за душу моего сына…

К врачу я мать не повёз, она отмахнулась, скривив своё покрытое глубокими морщинами лицо:

— Перестань, Закари! Мои болячки я сама знаю, мы пришли к согласию и только лишь это важно. Твои просьбы выглядят странно, но исполнимо. Я помогу. Когда это произойдет?

Я посмотрел на экран смартфона.

— Не знаю, пока мне не звонили. Я тебе наберу, как только договорюсь.

— Нужно сдать биоматериал. Пробу у Макара уже взяли и сделали.

— Уже?! — удивился я.

— Конечно, я же готовилась к этому. Собирала информацию о Карине. Есть много чего интересного о твоей ненаглядной, — лицо моей матери давно не было столь надменным и довольным. — Не возвышай её. Она обычная п…

— Не смей говорить так о матери моего сына!

Смешно подумать, что раньше я думал о ней точно также. Корил и проклинал ту, что всё-таки уберегла нас обоих от ошибки. Матери не понять, что наш сын — мой маяк. Где бы я был сейчас, если бы не увидел его там, на дворике детского садика? У меня ничего не осталось кроме наград, машин и денег, из которых хоть оригами собирай. Мне нужно быть более спокойным, нужно больше хитрости.

— Она не святая, но она растила его и кормила. Пахала ради него.

— Она его тетке оставляла, да, шлялась везде. Работать нигде не смогла нормально без образования — то посуду мыла, то на рынке овощами торговала, да, глазки директору строила. Об этом весь город знает. Мужчина он видный, вдовец. Эта соплячка вокруг него задом-то и крутила, но вроде ничего у неё с ним не вышло, — разоткровенничалась мать, а меня съедала ревность.

Вчера вечером наедине я чувствовал всё, видел её глаза. Я не должен ревновать к прошлому и сам не ангел. Но ревную жутко и обжигающе, будто внутренности скручивает адское пламя. Я соплю обиженно и интриганка напротив меня довольно щурится.

— Не знал? То ли ещё будет, а сколько всего еще я знаю.

— Это не имеет отношения к вопросу.

— Имеет, Закари, ой, как имеет.

— Это всё слухи и домыслы, к делу не подошьёшь. Это тебе не мыльная опера, — закончил я эту полемику.

— Это мы еще посмотрим, — зло выдала моя поехавшая мать. — Ну, тогда я тебя не задерживаю. Езжай по делам, позвонишь.

Я несказанно обрадовался, но ни единым мускулом не выдал своего облегчения от расставания с этой женщиной. Я оделся и обулся, задержался у двери, пока мне открывали замок и вышел, не прощаясь. На улице во всю светило зимнее солнце и не было ни единого облачка. День будет морозным и отличным для прогулки с семьей, но перед этим необходимо было связаться со Славиком и попросить его найти мне грамотного адвоката. Разговор вышел коротким, так как дальше мне предстояло разруливать вопрос с законником.

«Опять ты что-то натворил, Зак. Если не выгорит, я сбегу от тебя, а если увижу на улице, то перейду на другую сторону», — грозил мне мой менеджер.

— Не волнуйся, я сам разберусь. У меня тут цирк и шоу с голодными тиграми, — снял я с сигнализации машину.

«Ты никогда не говорил, что у тебя такие ужасные родственники».

— А ты много знаешь замечательных? Отсыпь мне пару-тройку, чтобы я не чувствовал себя настолько одиноким, — я забрался в салон и включил зажигание.

«Пошёл ты. Жди, мои люди приезжают сегодня в третьем часу».

— Отлично, пусть звонят, скину им всю информацию. Спасибо за номер Ноймана. Он вроде Корейца отмазал от тюрьмы? — потер я руки, согревая замерзшие пальцы.

«Не отмазал, а доказал его непричастность к драке в клубе»

— Без разницы, ты же знаешь, что он достаточно жесток по пьяни. Я не удивлюсь…

«Поменьше трепись и быстрее заканчивай вопрос со своей семьей. Мне некогда, рекламодатели звонят. Надеюсь, в течение недели ты вернешься. Отбой».

Я пожал плечами и бросил телефон в отсек для документов. Мне нужно было подготовиться, чтобы продумать грядущее свидание и заставить Карину поменять мнение обо мне, а для этого нельзя быть дураком. Напролом — не наш вариант, значит, обойдем с другой стороны.