Без ума от герцога

Глава 15

Элинор последовала бы за Джеймсом куда угодно. Но они миновали всего несколько домов, когда он свернул к конюшням, остановился у садовой калитки и втянул Элинор в маленький сад, огороженный стенами. Они шли по дорожке, путь им освещали огни окружающих домов.

Джеймс остановился перед торчащими из земли голыми ветками розовых кустов и перевернул камень перед центральным кустом.

Порывшись, он вытащил из земли маленькую бутылочку.

— Дай руку, — сказал он.

— А что, если внутри жуки? — Элинор неохотно протянула руку и раскрыла ладонь.

— Никаких жуков, — пообещал он. — Это ключ от моего сердца и моей страсти к тебе. — Он тряхнул бутылочку, и в ладонь Элинор упал маленький резной ключ.

— Надеюсь, он еще работает, — пробормотал Джеймс, поднимаясь по ступеням заднего крыльца.

— Что это за место? — спросила она, дрожа под его сюртуком.

— Твой новый дом. Если он тебе понравится.

— Еще один твой выигрыш?

— Нет, — покачал головой Джеймс. — Я в свое время получил его в наследство. — Он возился с замком, и когда ключ, наконец, повернулся, с улыбкой посмотрел на Элинор. — А теперь я с удовольствием отдаю его тебе, поскольку мне он больше не понадобится. После сегодняшней ночи.

Не понадобится? Элинор начинала верить, что Сент-Мор действительно сумасшедший.

Когда они вошли, в доме пахло лимонным маслом после недавней уборки. На столе горела лампа, гостеприимно освещая помещение и камин, который зажгли около часа назад.

Дом был узкий и маленький, такого сорта место, где мужчина вроде Сент-Мора мог поселить…

Элинор оглянулась, на немногочисленную мебель, отсутствие индивидуальных особенностей делало дом пустым.

— Ты выставил любовницу, чтобы освободить место для меня?

Джеймс рассмеялся:

— Я никогда не держал здесь любовницу. По правде говоря, много времени прошло с тех пор, когда в этом доме бывала женщина. Я останавливался здесь время от времени, чтобы спрятаться.

— В этом доме чувствуется одиночество. — Она ощутила холодок перил под пальцами, холодный пол под ногами.

— Теперь это не так. — Обняв, Джеймс поцеловал ее, как сделал это у Лонгфорда, прижав её спиной к стене.

На этот раз не было спешки, лишь осознание, что у них вся ночь впереди.

Их ночь.

— Элинор, — Джеймс, отстранившись, смотрел ей в глаза, — мне многое нужно тебе сказать.

Сейчас? Он сейчас хочет разговаривать? Элинор была не в настроении беседовать, особенно когда ее изголодавшееся тело воскресало от его поцелуев, его прикосновений. Она приняла решение быть с ним и хотела именно этого.

Быть с ним!

— Пожалуйста, Джеймс, — она прижала палец к его губам, — мы не можем поговорить позднее?

Подтверждая свои слова, она поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.

— Но я должен…

— Да-да, — прошептала она, — я выслушаю тебя, но не хочу больше ждать. Это было так давно.

Слишком много дней прошло с их поездки в Колстон, и теперь, когда Элинор поняла, что такое страсть, что значит заниматься любовью, она не могла сдерживаться.

Она хотела его.

Проведя руками по переду его брюк, она нашла свою добычу. Не сказать, что это было трудно, поскольку жезл уже затвердел от желания.

Джеймс застонал, когда она принялась водить рукой вверх и вниз.

В какой-то миг у нее промелькнуло в памяти, что он делал с ней то же самое, но как это могло быть?

Но она забыла обо всем на свете, когда он уронил ее на большую кровать с великолепным пологом и толстым матрасом.

Джеймс навис над ней, сгорая от желания.

— Теперь тебе нравится мое платье?

— Мне больше нравится, когда ты без него. — Он спустил бархат к ее талии и страстно поцеловал ее. Его язык скользнул в ее рот, руки гладили плечи, ласкали грудь.

Элинор испытывала то же самое. Ее тело, жаждущее его прикосновений, распростерлось под ним.

Он поспешно стащил с нее платье, потом сорочку. Его губы сомкнулись вокруг ее соска, дразня и посасывая его, Элинор поднимала бедра ему навстречу.

С той же лихорадочной жаждой она расстегнула его брюки и потянула вниз.

Они быстро избавились от остальной одежды, бросая ее в стороны. Не важно, что у них вся ночь впереди, они хотели друг друга с такой силой, которой невозможно сопротивляться.

Нагие, они лежали в объятиях друг друга.

Его пальцы скользнули между ее ног, она открылась ему и громко выдохнула, когда он нашел чувствительный бутон и начал медленно и дразняще кружить вокруг него подушечкой большого пальца. Ее бедра плясали под его прикосновениями. Запрокинув голову, она пыталась дышать.

Элинор прижимала Джеймса к себе, ей нравилось слушать его стоны, когда она ласкала рукой его жезл.

Молнии страсти пронзали ее, она знала, что скоро взлетит на вершину блаженства.

Еще не сейчас… она хотела его внутри себя, хотела, чтобы он заполнял ее.

И, словно понимая это, он накрыл ее своим телом и вошел в нее.

Схватив за бедра, он подтянул ее ближе, и Элинор двигалась вместе с ним в этом танце любви, наслаждаясь тем, как он поднимался над ней, ведя ее за собой.

Он целовал ее, ласкал, они слились настолько полно, что было невозможно не утонуть в страсти.

Она быстро взлетела на вершину блаженства, хватая ртом воздух, ее крики стали музыкой, под которую Джеймс изливался в нее.

Спустя много времени, усталые и пресыщенные, они лежали в объятиях друг друга.

Элинор потеряла счет, сколько раз они занимались любовью. На кровати, на диване, в гостиной, даже на кухне, куда они пошли посмотреть, не найдется ли что-нибудь в буфете (нашлась только тарелка с хлебом и сыром).

— О Господи! — воскликнула Элинор. — Что ты со мной сделал?!

— Доставил тебе удовольствие, — поддразнил ее Джеймс.

Она счастливо засмеялась и уютно устроилась в его объятиях.

— Завтра мы поженимся. — Он провел пальцем по бриллиантовому ожерелью Стерлингов, это единственное, что на ней было надето.

— Это хорошо, — зевнула она. — Считается, что эти камни приносят владелице потомство.

— Ребенок? — сел на постели Джеймс.

— Еще рано об этом говорить, — потянула его под теплое одеяло Элинор. — Мы побеспокоимся об этом позже. — Гораздо позже, поскольку Элинор почти тонула в омуте грез. И перед тем как провалиться в сон, спросила: — Мы будем жить здесь?

Джеймс рассмеялся и, повернувшись на спину, закинул руки за голову.

— Мы можем жить, где захочешь. И Тия тоже. Поскольку опекунство над ней теперь принадлежит тебе. Я позабочусь, чтобы так было всегда.

Элинор с облегчением вздохнула:

— Полагаю, дальше ты скажешь, что у тебя есть замок и дворец, где тоже можно жить.

— Если тебе так нравится. — Он великодушно повел рукой. — Колстон подойдет?

Колстон?! Теперь она уверена, что Джеймс сумасшедший, но его безумие восхитительно.

Однако было так приятно заснуть с мечтой о Колстоне, ведь там так много комнат, где они могут…

Элинор повернулась, Джеймс привлек ее к себе, баюкая. Она взглянула на его руку, на пальцы, которые исторгали такую страсть из ее тела. Засыпая, она увидела у него на руке кольцо, тяжелую печатку, на ней голова льва, а по бокам ангелы с поднятыми крыльями.

Это показалось смутно знакомым, она это где-то видела, но не могла вспомнить где.

Она не хотела разбираться в этом, как и во многом другом этой ночью, не сейчас, когда ей так хочется спать.

Завтра она спросит его об этом.

Завтра…

Элинор всегда вставала рано, так было и на следующее утро, несмотря на часы любовных игр, включая ленивую схватку часом раньше, после чего Джеймс захрапел, а ум Элинор лихорадочно заработал.

Если она собирается сегодня выйти замуж, то нужно сделать кое-какие приготовления, ждать, когда Джеймс проснется — пустая трата времени.

Она хотела начать их совместную жизнь как можно скорее.

Поэтому она тихо и быстро собрала одежду, оделась и выскользнула из дома.

Из ее дома, улыбнулась она.

Поймав на углу улицы наемный экипаж, Элинор в блаженном предвкушении отправилась на Брук-стрит. Пробравшись через заднее крыльцо в свою комнату, она умылась и переоделась.

Сложив в чемодан самое необходимое, она пошла вниз сообщить Минерве ошеломляющую новость и попросить присмотреть несколько дней за Тией.

Погруженная в собственные мысли, Элинор слишком поздно заметила, что Минерва в гостиной не одна.

— Элинор! Ну и соня! — воскликнула леди Чадли.

— Добрый день, миледи, — сказала Элинор, покосившись на Минерву.

Ее подруга подняла бровь, словно говоря: «Ну попробуй ее выставить».

— Тетя Беделия, дорогая. Меня все так называют, — Леди Чадли налила Элинор чаю.

Оказавшись в ловушке, Элинор натянула на лицо улыбку и села.

— Ты как раз вовремя. Есть потрясающие новости. Я наконец узнала правду о Лонгфорде!

— Лонгфорд? — выдохнула Элинор. Она надеялась, что больше никогда не услышит имя этого негодяя.

— Да, я прямо от лорда Спеллинга.

— Спеллинг? — поморщилась Минерва. — Этот старый пьяница?

— Согласна, он выпивает. Но никогда раньше двух. Я встретилась с ним сегодня утром. Он входил, когда я спускалась со ступенек.

— Он сосед тети Беделии, — пояснила Минерва.

Элинор вежливо улыбнулась, она не имела ни малейшего понятия, какое это имеет отношение к Лонгфорду.

— Оказывается, Спеллинг собирался вытащить своего племянника с приватной вечеринки, которые Лонгфорд устраивает на Литтл-Куин-стрит. Одно название чего стоит. И дамы там наверняка…

— Литтл-Куин-стрит? — повторила Элинор.

— Да. Не знаю, следует ли об этом говорить, но это та часть города, где джентльмены держат… держат дома. — Старая дама многозначительно кивнула, словно в дальнейших объяснениях нет необходимости.

Минерва тяжело вздохнула:

— Где они селят своих любовниц. Право, тетя, не нужно иносказаний.

— Но я никогда не знаю, нет ли поблизости сестры Элинор, — сказала, помешивая чай, леди Чадли. — Как я уже сказала, сегодня утром я столкнулась со Спеллингом.

— Да, мы помним, — вставила Минерва. — Но не вижу, чем эта история достойна повторения.

— Не достойна повторения, моя милая? Да от этой истории зависит благополучие Элинор. — Тетя Беделия умолкла и многозначительно посмотрела на подругу племянницы.

Элинор сникла в кресле. Боже милостивый! Кто-то узнал ее у Лонгфорда? Она погибла!

Но скоро поняла, что сценарий лишь отчасти верен.

— О чем я говорила? — Тетя Беделия сердито помешивала чай. — Ах да, о племяннике Спеллинга. Спеллинг отправился вытаскивать племянника с частной вечеринки Лонгфорда. Мальчик водил компанию с какой— то распутницей, которую нашел там. И сестра Спеллинга, леди Саффл, отчаянно стремилась вырвать своего дорогого мальчика из клещей этой девки. — Она замолчала, добавила в чашку еще ложку сахара и снова принялась размешивать его. — Он такой же пьяница, как и его дядя, но меня это не касается.

— Вот именно, — сказала Минерва скорее из вежливости, чем соглашаясь.

Набрав в грудь воздуха, леди Чадли довершила историю:

— Элинор, тебе нужно собраться с силами, потому что то, что я скажу, ужасно. — Тетя Беделия сделала паузу, чтобы убедиться, что все внимание направлено на нее, и объявила: — Дорогая моя, Лонгфорд — мерзавец!

— Нет! — В притворном ужасе воскликнула Минерва.

— Да, это правда. По словам Спеллинга, вечеринки у Лонгфорда не что иное, как… — вспомнив о присутствии в доме Тии, леди Чадли понизила голос, — сборища самого низкого сорта. — Ты должна вычеркнуть его из списка, Элинор. Вычеркнуть из своего сердца.

Элинор выдохнула и торжественно кивнула:

— Да, мадам. Я его непременно вычеркну.

— И это еще не самое худшее, — продолжила тетя Беделия.

Не самое худшее? Что может быть хуже? Закрыв глаза, Элинор собиралась с силами.

Тетя Беделия попробовала чай и снова принялась мешать его.

— Я надеялась предложить тебе другую партию, хотя не испытывала к нему особой симпатии. И теперь рада, что этого не сделала. Боюсь, он был прошлой ночью у Лонгфорда: — Она снова покачала головой: — Куда катится мир? Нe знаю, до чего дойдут мужчины этого города.

— Как это печально. — Минерва тайком подмигнула Элинор.

— Да-да, очень печально, — не унималась тетя Беделия. — Кто бы мог подумать, что такая зануда, как Паркертон, водится со шлюхами. Но он был у Лонгфорда, у всех на глазах с этой Иезавелью.

— Паркертон? — Элинор едва смогла выговорить это имя.

— Иезавель? — спросила Минерва, губы ее подрагивали.

— Да, вы можете в это поверить? Герцог Паркертон! Спеллинг сказал, что он тянул за собой какую-то особу в пурпурном бархате и бриллиантах. Никогда не понимала, почему мужчины тратят целые состояния на драгоценности для таких. — Тетя Беделия фыркнула. — Он, должно быть, спятил. Все они Тремонты такие, но я всегда думала, что он избежит семейного проклятия. — Она вздохнула: — А он оказался настоящим мошенником.

— Паркертон? — повторила Элинор, холодок пробежал у нее по спине.

Пурпурный бархат и бриллианты. В ту ночь там было много женщин, но…

— Ошибки быть не может. Спеллинг хоть и пьяница, но никогда не ошибается в том, что касается света. — Тетя Беделия отпила чай и удовлетворенно кивнула: — Спящие львы! Так моя матушка всегда называла этих Тремонтов. Никогда не знаешь, когда они проснутся и зарычат.

— И вы говорите, что герцог Паркертон ушел с этой женщиной? — Минерва с улыбкой смотрела на Элинор. — С леди в пурпурном бархате и бриллиантах? Восхитительно.

— Ничего восхитительного! — отрезала тетя Беделия. — Это позор. И если эта особа была в ту ночь у Лонгфорда, она не леди. Это уж наверняка. Вся трагедия заключается в том, что добропорядочный герцог потерял разум из-за какой-то расфуфыренной вульгарной особы. Что остается респектабельным дамам вроде нас, если мужчины увиваются за такими расчетливыми особами?

Минерва сжала губы, чтобы не рассмеяться — не было в светском обществе дамы расчетливее, чем тетя Беделия. Но это не важно, поскольку Элинор все еще пыталась осмыслить новость.

Паркертон ушел с женщиной в пурпурном бархате и бриллиантах.

Он ушел с ней! Но этого не может быть, она ушла с Сент-Мором. И он не может быть…

Тогда она вспомнила кольцо. Тяжелую печатку на руке Сент-Мора.

Отодвинув кресло, она пулей вылетела из комнаты.

— Бедняжка, — сказала племяннице тетя Беделия, — она так тяжело восприняла новости.

— Она оправится, — ответила Минерва, глотнув чаю. — Помяните мое слово.

Элинор взлетела по лестнице и бросилась в свою комнату. Ее взгляд метался вокруг, пока не наткнулся на то, что она искала.

Принадлежавший Фелисити справочник Дебретта. Схватив его, она перелистывала страницы, пропуская баронов и графов, пока не наткнулась на герцогов Паркертонов.

Ей не нужно было читать всю историю Тремонтов, чтобы узнать правду. Достаточно взглянуть на герб. Лев в окружении ангелов.

Герб, который изображен на карете герцога, на его тарелках. На почтовой бумаге и, конечно, на кольце-печатке.

Казалось, из комнаты исчез воздух.

Он обманул ее. Но зачем?

Потому что он Тремонт! Потому что он такой же сумасшедший, как все они!

О Господи! Он отдал ей дом! И сделал предложение. Он просил ее выйти за него замуж.

Элинор замерла. Ведь просил?

Она зарумянилась, когда нахлынули другие воспоминания об этой ночи. Что ж, есть только один способ узнать правду.

Захлопнув справочник, Элинор прижала его к груди и быстро спустилась с лестницы. Войдя в гостиную, она увидела, что Минерва очень заинтересовалась чаем и размешивает его так же тщательно, как раньше ее тетушка.

— Ты знала! — Элинор с такой силой бросила книгу на стол, что чашки звякнули. — Ты знала и ничего мне не сказала.

Опустив глаза, Минерва пожала плечами:

— Я говорила Люси, что скрывать от тебя его имя плохая идея, но она настаивала.

— Люси тоже знала?

— Как и Тия, а если знает Тия…

Если знает Тия, то знает весь дом, возможно, за исключением тети Беделии, которая явно разрывалась между потрясением от такого скандального поворота событий и восторгом, что стала этому свидетельницей. По ней трудно было сказать.

— Это ужасно! — всплеснула руками Элинор, — Как ты могла меня обмануть? Как позволила ему одурачить меня?

— Нет, это совсем не так, — торопливо объясняла Минерва. — Уверена, он намеревался тебе помочь, по крайней мере сначала. До того как он… — Она умолкла, но суть ее фразы носилась в воздухе.

«Влюбился в тебя».

Хотя теперь Элинор не знала, во что верить, как узнать, кого она полюбила.

Безумного герцога или самого лучшего мужчину на свете?..

Она закрыла глаза, перед ее внутренним взором, сменяя друг друга, вспыхивали картины: вот Сент-Мор на рынке на Петтикоут-лейн, вот он приносит воздушного змея герцогу Эйвенбери, вот он дразнит ее, смеется с ней, показывает ей Колстон, как восхищенный знаток искусства, вот он целует ее, обнимает, занимается с ней любовью.

Ведь он любит ее?

Глаза Элинор наполнились слезами, когда она посмотрела на Минерву:

— Я не знаю, во что верить. Ты, правда, думаешь, что он любит меня?

— Я думаю, ты уже знаешь ответ, — улыбнулась Минерва. — В конце концов, вчера он бросился спасать тебя. Он не сделал бы этого, если бы не…

Но Элинор уже выскочила из комнаты и отправилась встретиться лицом к лицу с безумным герцогом, который похитил ее сердце.

— Минерва Стерлинг, я требую, чтобы ты сейчас же мне все объяснила! — заявила тетя Беделия, когда захлопнулась парадная дверь. — Я должна поверить, что Элинор…

— Да.

— И что этот поверенный, которого она наняла, на самом деле…

— Паркертон.

— Значит, когда Спеллинг видел Паркертона со шлю… — тетя Беделия спохватилась, — с дамой, это была Элинор…

Минерва кивнула.

Пожилая дама опустилась в кресло.

— О Боже! Жаль, что я не знала этого раньше.

— Почему, тетя?

— Тогда бы я не заезжала к леди Финч. Она ужасная сплетница и до полудня разнесет эту историю по всему Лондону.

«Если ты ее не опередишь», — мрачно подумала Минерва.

Проснувшись, Джеймс увидел, что Элинор исчезла. Ни записки, никаких признаков ее присутствия, только легкий запах ее духов на подушке рядом с ним.

Должно быть, она, как и он, волновалась о том, как начать сегодняшний день, думал он, собирая одежду и одеваясь. Многое предстоит сделать.

Например, жениться. Джеймс стиснул зубы. Он уже был бы женат, если бы не вмешательство его слуг.

Его назойливых, сующих нос не в свои дела слуг… О, у него есть, что сказать об их поведении…

Но когда он пошел запирать дверь, то замер: увидев мельком в окне свое отражение, он едва узнал себя.

И дело не в синяке, который заметно побледнел. И не в том, что он растрепан и небрит. Было нечто более глубокое. Что-то еще.

Нежный утренний ветерок ерошил его волосы и нашептывал свои секреты. О тихой красоте рассвета и загадках, которые сулил новый день.

И только сейчас Джеймс понял, что действительно нашел удовлетворение. После долгих лет контроля, приказов, командования всеми вокруг себя удар, полученный меньше недели назад, направил его на путь встречи с Элинор. Встреча с ней, любовь отбросили, нет, изгнали все то, что прежде казалось ему ужасно важным.

Теперь главным было видеть ее улыбку, слышать ее смех. Наполнить ее жизнь любовью. Если он чему-то и научился, так это тому, что настоящее наследство Тремонтов — это следовать зову своего сердца.

Но сегодня ему предстоит противостоять другой части этого наследства — легендарному сумасшествию Тремонтов, в которое поверили его слуги. Джеймс знал, что они привыкли к его прежнему поведению и образу жизни, но все изменилось, и им тоже нужно меняться.

Однако сначала нужно выдать им дозу прежнего Паркертона. Властного и надменного. Тогда он приведет их в чувство.

Джеймс расплылся в улыбке. Если это безумие, то он намерен стать самым безумным мартовский зайцем в семье.

Элинор не вернулась в дом в Блумсбери, а направилась прямо на Кавендиш-сквер, где находилась городская резиденция герцога Паркертона. Улицы теперь были запружены транспортом, поэтому, вместо того чтобы нанять карету, она торопливо шагала по тротуару.

Она не знала, то ли злиться, то ли вздохнуть с облегчением.

Злиться. Да, это лучший способ описать ее нынешнее настроение, когда она спешила вперед, не обращая внимания на взгляды знакомых и незнакомых.

Сент-Мор — герцог Паркертон? В это невозможно поверить, но, с другой стороны, если он Тремонт, особого воображения не потребуется.

— Я потребую дом, который он отдал мне прошлой ночью, — бурчала себе под нос Элинор. — И опекунство над Тией! — громко добавила она.

— Если желаете, мадам, пусть будет так. — Осторожно глянув на нее, пешеход поспешил прочь.

Боже милостивый! Она такая же ненормальная, как Сент-Мор. Но он же отдал ей этот дом и вряд ли может ей теперь отказать.

Он слишком благороден, чтобы отречься от такого подарка; Элинор остановилась, вздрогнув от этой мысли.

Он слишком благороден.

Черт бы его побрал! Прохвост этакий!

На этот раз ему лучше рассыпаться в извинениях, думала она, продолжая путь и вспоминая о том, что он совершенно не раскаивался после их встречи с Эйвенбери.

Сейчас он должен умолять ее о прощении. Смиренно и робко, сознавая всю тяжесть своего обмана. Не то чтобы она хочет простить его. Этого надменного, возмутительного, лживого…

Но ее решимость увидеть его посрамленным за то, что одурачил ее, померкла, когда Элинор остановилась на углу, напротив резиденции герцога на Кавендиш-сквер.

От этого великолепного здания у нее дух захватило, как и от Колстона.

— Силы небесные! — прошептала она. — Он живет здесь?!

Закусив губы, она пыталась вспомнить, как зла на него. Как он обманул ее. Но ее ярость улетучивалась, как дымок, поднимавшийся из многочисленных труб дома, в котором — она готова была держать пари, — не дымят камины и нет сквозняков, как на Брук-стрит.

Она медленно поднялась по ступенькам крыльца и увидела, что входная дверь приоткрыта. Подойдя ближе, она услышала доносившийся изнутри голос Сент-Мора, глубокий, четкий и совершенно разумный.

Голос Паркертона, поправила она себя. Черт, когда она привыкла называть его так?

Не то чтобы ей это было нужно. Она не хотела иметь ничего общего с ним. Со всем его богатством… ее взгляд упал на мраморный пол, на лестницу, сверкавшую и роскошную, как в султанском дворце.

Потом ее вниманием завладел его голос, тон был таким властным, что она подошла ближе.

— Я крайне недоволен тем, что иначе как изменой не назовешь, — говорил он.

Проскользнув внутрь, Элинор увидела, что герцог собрал весь свой персонал. Дворецкий, камердинер, секретарь, лакеи, горничные, повариха, конюхи, экономка и даже посыльные выстроились, как полк на плацу.

Даже его родственники были здесь. Элинор заметила на лестнице лорда Джона, его жену и юную леди, скорее всего дочь Паркертона.

Гнев герцога явно никого не минует.

Их командир, их хозяин шагал перед строем, и стук его каблуков по мраморному полу отдавался, как ружейные выстрелы.

— Я возмущен. Ваше поведение по отношению к леди Стэндон непростительно.

Стоя спиной к двери, он не видел появления Элинор, хотя не одна бровь удивленно поднялась, не один любопытный взгляд устремился на нее.

Улыбнувшись всем, Элинор прижала палец к губам.

Но это не удержало крупного пожилого мужчину.

— Ваша светлость…

— Не сейчас, Кантли. Я еще не закончил. Кроме того, вашему участию во всем этом нет извинений. — Заложив руки за спину, герцог расхаживал перед строем. — Теперь я понимаю, что это была забота о моем благополучии, но, как вы видите, я вполне контролирую свой разум, как и ведение хозяйства в этом доме, и прежде всего тут следует произвести перемены.

Сила его слов пронзила Элинор, это был настоящий герцог Паркертон, властный, надменный. Даже его слуги изумились, и, пожалуй, струсили.

Паркертон снова прошелся перед слугами.

— Срезать пуговицы с моего сюртука, Ричардс? Ну-ну. Возить меня кругами, Эванс? Вы, по вашим уверениям, коренной житель Лондона, не могли найти дорогу от конюшни до парадной двери? Перехватывать мою корреспонденцию, Кантли? Это предательство! — гремел герцог.

Одна из горничных всхлипнула, все смотрели в пол.

— И все сделано с одним намерением. — Его командный тон заставил всех поднять глаза, словно слуги ожидали худшего: увольнения без рекомендаций. — Обеспечить мою безопасность. И я благодарю вас за это. Потому что если я не благодарил вас раньше, я хочу сделать это теперь. Ваша служба, всех и каждого, всегда была образцовой, и я был небрежен, не говоря вам об этом. Все вы участвовал и в этом безумном деле, потому что преданы моей семье, заботились о моем добром имени, и теперь я это вижу. Я вижу это, потому что, наконец, узнал, что значит любить и желать для другого только самого лучшего.

Не было никого, включая Элинор, кто не разинул бы рот.

Паркертон продолжал:

— Поэтому я прошу вас всех помочь мне сделать наш дом гостеприимным для моей новой герцогини. Возможно, она не захочет прийти, ведь я беззастенчиво обманул ее, и если она не простит меня, то в этом виноват только я. Единственным моим объяснением, единственным оправданием является то, что, когда я увидел ее, потерял разум. И я делал то, что должен, поскольку в сердце у меня были ее интересы. — Герцог замолчал и улыбнулся слугам. — Как вы думаете, вы сможете помочь мне обрести ее расположение? Завоевать любовь леди Стэндон?

— Святой вы человек, — сквозь слезы проговорила миссис Окстон. — Думаю, вы сами с этим справились.

И это действительно было так. Когда он обернулся и увидел в дверях Элинор, его глаза округлились. Потом он улыбнулся ей, его глаза зажглись озорством, полным герцогской гордости.

И Элинор сделала то, что сделала бы любая помешанная на герцогах женщина.

Она бросилась в его объятия и начала жизнь, полную безумия.

Это означало, что теперь она была счастлива.