Без ума от герцога

Глава 9

Джеймса проводили в главный зал на втором этаже лондонской резиденции Эйвенбери.

Поскольку Эйвенбери обычно жил в провинции, это настоящая удача, что он оказался в Лондоне. Слуги, разинув рты, глазели на Джеймса, когда он следом за дворецким поднимался по лестнице. У Эйвенбери гости бывают редко.

Встречавшийся с предыдущим герцогом, суровым и неумолимым человеком, который относился к своему положению и привилегиям как другие к воздуху, Джеймс толком не знал, чего ждать от нынешнего обладателя титула.

Дворецкий ввел его в хорошо обставленную комнату и громко объявил:

— Ваша светлость, позвольте представить, герцог Паркертон.

— Для меня честь познакомиться с вами, ваша светлость, — низко поклонился Джеймс.

— И для меня тоже, ваша светлость, — ответил Эйвенбери.

Выпрямившись, Джеймс взглянул на него. Этот Эйвенбери цветом волос, а главное, серьезным выражением лица походил на прежнего герцога, что вряд ли сулило удачу задумке Джеймса.

А он надеялся, что у Эйвенбери есть склонность к авантюрам.

— Вы свободны, Хиггингс, — махнул рукой дворецкому Эйвенбери.

Чересчур заботливый слуга снова подозрительно взглянул на Джеймса, затем поклонился и вышел.

— Как это мы с вами раньше не встречались, ваша светлость? — спросил Эйвенбери, пересекая комнату.

— Это упущение, — ответил Джеймс. — Я в свое время встречался с вашим отцом.

Эйвенбери кивнул и, подойдя ближе, вглядывался в Джеймса.

— Паркертон, это правда синяк?

— Да, — с некоторой гордостью ответил Джеймс.

Герцог присвистнул.

— Как это вышло?

— Это было дело чести. Граф Клифтон нанес мне удар прямо посреди «Уайтса».

— Никогда ничего подобного не слышал! — воскликнул Эйвенбери.

— Да и я тоже, — признался Джеймс.

— Это больно?

— Было больно, — сказал Джеймс. — Я даже потерял сознание.

Эйвенбери изумленно покачал головой:

— Постараюсь в будущем не ссориться с графом Клифтоном.

— Мудрое решение. — Джеймс оглядел элегантную комнату и заметил на письменном столе стопки книг. — Вы посещаете библиотеку?

— Это все Грэмшоу, — застонал Эйвенбери. — Говорит, что Лондон — это образование. По воскресеньям он подбирает для меня книги. Вот почему я просил вас прийти сейчас. Я предпочел бы проехаться верхом в парке, а не читать «Одиссею».

— В такой чудесный день я вас не виню, — согласился Джеймс.

— Грэмшоу ужасно занудный, — признался Эйвенбери, жестом пригласив Джеймса сесть на широкий диван у окна, выходившего в парк. — Он мой наставник.

— Я догадался. — Джеймс вспомнил собственного наставника, строгого и требовательного, весьма походившего на этого Грэмшоу. У них с Эйвенбери много общего, оба рано унаследовали титул, хотя Джеймс был не так юн, как Эйвенбери, которому только одиннадцать.

— Он даже отказался удовлетворить вашу просьбу о визите, — признался мальчик.

— Да? — Джеймс припомнил взгляды слуг. Неудивительно, что они смотрели на него, разинув рты. — И почему?

— Бубнил что-то о сумасшествии и дурном влиянии. — Мальчик помолчал. — Без обид, ваша светлость.

— Никаких обид, — ответил Джеймс. Ох уж это имя Тремонт. Настоящее проклятие его рода.

Эйвенбери подался вперед.

— Заметив у него на столе вашу записку, я позже ее стащил и сам ответил. Затем подкупил слугу, чтобы тот отнес ответ к вам в дом. — Помолчав, он посмотрел на Джеймса. — Я еще ни разу не встречал герцога.

Джеймс не знал, то ли упрекнуть мальчишку, то ли похвалить за находчивость, но от последних слов, сказанных с искренностью и явным любопытством, у него внутри что-то вспыхнуло.

Он понимал, каково жить в изоляции.

В конце концов, он так провел свою жизнь.

— Не знаю, зачем мы приехали в Лондон, — жаловался мальчик, нетерпеливо постукивая ногой. — Грэмшоу не позволяет мне выходить из дому ни для какой забавы, за исключением прогулки в парке в пятницу, но это скука смертная. Ничего, кроме назидательных визитов в библиотеку и в парламент, чтобы я мог увидеть свое будущее место. А когда я попросил посмотреть мраморы Элгина, Грэмшоу отказал. Сказал, что они возмутительные. — Помолчав, мальчик взглянул на Джеймса. — Это правда?

— Лет через пять вы найдете их интересными.

— Я уже устал приказывать ему, чтобы он отвез меня в Тауэр посмотреть слона, но он все время отказывает. Говорит, что это приказ моего дяди.

— Обязательства, сопутствующие титулу, — это тяжелый груз, — сказал Джеймс, — Когда я был в вашем возрасте, отец держал меня под замком, опасаясь, что я отобьюсь от рук. А я всего лишь хотел пойти на рыбалку.

— Я люблю рыбалку. — Мальчик вздохнул. — Знаете, я один раз ходил.

— Как вам удалось?

— Одна из служанок пожалела меня и выпустила из дома, чтобы я мог пойти с ее братом и его друзьями. Отличная компания.

— Деревенские ребята?

Мальчик кивнул.

— Прекрасные товарищи, — признался Джеймс. — У моих братьев были приятели в деревне. Я всегда им завидовал.

— Они взяли меня на рыбалку, — продолжал Эйвенбери. — Я вымок, вымазался и поймал четырех рыб. Нет, трех. Но я поймал бы четвертую, если бы Грэмшоу не нашел меня.

— Я тоже люблю рыбалку. У меня в поместье отличный пруд с форелью. Вы должны приехать половить ее.

— Можно?

— Да. И не нужно брать с собой Грэмшоу.

— Дядя говорит, что я везде должен брать его с собой, и еще Биллза, лакея.

— Тогда привозите их, — сказал Джеймс, — и мы запрем их в башне, пока будем рыбачить.

Мальчик заливисто рассмеялся, и Джеймс тоже. Смех юного Эйвенбери был заразителен, как и смех Элинор.

— Итак, ваша светлость, — начал мальчик.

— Зовите меня Паркертон.

— Тогда и вы должны называть меня Эйвенбери.

— Согласен.

— Итак, что вам нужно, Паркертон? Уверен, вы не просто так пришли.

Мальчик, сообразительный и находчивый, нравился Джеймсу все больше.

— Я пришел по поручению одной леди.

— Леди? Я никаких леди не знаю. За исключением моей мамы, которой никогда нет рядом.

— Гм… все это запутано. Я должен просить вас сохранить наш разговор в тайне.

— Не говорить Грэмшоу или кому-нибудь еще?

— Именно.

Мальчик надулся со всей герцогской важностью, которой обладал:

— Слово чести.

— Как я сказал, я пришел сюда по поручению дамы. Она просила меня помочь найти ей мужа.

— Вас?

— Да, меня, только она не знает, что я Паркертон.

— Рассказывайте. — Глаза мальчика вспыхнули.

Джеймс пересказал всю историю, пропустив поцелуи. Эйвенбери покачал головой:

— Почему вы согласились найти леди Стэндон мужа?

— Я подумал, что это шутка. Как вы знаете, в нашем кругу шутят редко.

Мальчик кивнул.

— Я никогда с шутками не сталкивался, — признался Джеймс.

— Никогда?

— Никогда. — Джеймс удрученно покачал головой. — По крайней мере, до тех пор, пока меня не ударили. — Он похлопал по синяку. — Уверен, это дало мне новые перспективы.

— Можно поближе посмотреть?

Джеймс кивнул, мальчик с ногами взобрался на диван и, встав на коленки, разглядывал глаз Джеймса.

Он снова присвистнул, — должно быть, он перенял это у деревенских ребят.

— Великолепные цвета, Паркертон. Настоящая радуга. — Мальчик снова сел на диван. — Меня никогда не били. Я хочу брать уроки бокса, а Грэмшоу говорит, что я слишком мал.

— Очень уж он своевольный.

— Я так ему и сказал, но он и слушать не хочет. Бормочет что-то о том, за что платит ему мой дядя.

— Когда он в следующий раз скажет нечто подобное, напомните ему, что придет время, и счета будете оплачивать вы. Все, включая счета дяди. Это вразумит старика Грэмшоу, если он понимает, что для него лучше.

— Паркертон, вы мне нравитесь, — расплылся в улыбке мальчик.

— И вы мне, Эйвенбери. Если бы у меня был сын, я хотел бы, чтобы он был таким, как вы.

— Вы позволили бы ему ловить рыбу?

— Каждый день. Как только сделает уроки.

— Тогда я помогу вам с вашей леди Стэндон.

— Она не моя леди Стэндон, — возразил Джеймс, но это была неправда.

И даже у Эйвенбери, которому всего одиннадцать, было достаточно ума, чтобы понять, что это ложь.

— Держу пари, она хорошенькая. И милая в придачу.

— Почему вы так думаете?

— Потому что иначе вас бы здесь не было.

— Она самое чудесное создание в Лондоне, — признался Джеймс.

— Тогда я вам помогу, вы сможете жениться на ней, и у вас будет сын.

— Я не намеревался… — запнулся Джеймс.

— Конечно, намеревались, Паркертон. Ни один мужчина не станет так стараться ради женщины, которую не любит.

Джеймс хотел было возразить, но промолчал. Сначала Расти и Сэмми, а теперь Эйвенбери! Как сумели они легко разглядеть то, в чем он не мог признаться даже себе? Хотя мысленным взором снова видел ее в том платье. Он не способен сопротивляться ей, его влечет к ней, он готов переплыть океан, чтобы ее найти.

Паркертон и Эйвенбери, сдвинув головы, составляли план встречи с леди Стэндон в пятницу в парке.

— Придет время, Эйвенбери, и вы станете силой, с которой будут считаться. Человеком, которого я с гордостью назову своим другом.

Мальчик просиял:

— Я этому рад, Паркертон. Но услуга за услугу.

— Все, что угодно.

— Когда придете в парк, принесите мне воздушного змея.

Когда герцог Паркертон явился домой и велел Уинстону обеспечить его всем необходимым для изготовления воздушного змея, причем хорошего, и послал леди Стэндон записку, что заедет за ней во вторник ровно в одиннадцать, секретарь прямиком направился на кухню, где миссис Окстон поила чаем Ричардса, Кантли и других, перед тем как начнут сервировать ужин.

— Мы пропали, — объявил Уинстон.

Все поняли, о чем он говорит.

Герцог, наконец, спятил.

Но миссис Окстон, знавшая герцога с его детских лет, сдаваться не собиралась.

— Что случилось, Уинстон? Что он теперь учинил? — Она поставила перед ним тарелку. — Должно быть, дело такой суеты не стоит. — Экономка многозначительно взглянула на слуг, сидевших за меньшими столами.

Подавшись вперед, Уинстон прошептал:

— Он велел мне принести ему материалы для изготовления воздушного змея.

— Воздушного змея? — повторил Ричардс.

— Да. — Уинстон кивнул, словно этого было достаточно, чтобы призвать всех хватать вилы и ведра с кипящей смолой. — Он хочет сделать воздушного змея. Уж не собирается ли он улететь с этой женщиной?

Не нужно было спрашивать, кого он имеет в виду, в доме «этой женщиной» называли леди Стэндон.

Это она грозила разрушить их хорошо отлаженный мир.

Ни разу с тех пор, как умерла герцогиня, Паркертон не проявлял ни малейшего интереса к браку.

Кто знает, какие перемены, испытания и беды грядут, если герцог Паркертон — о, ужас! — решил снова жениться?

Да еще на женщине, летающей на воздушных змеях!

— Тогда я пошлю ей эту записку. — Уинстон сделал паузу. — Он ее собственноручно написал.

— Пресвятые угодники! — Миссис Окстон перекрестилась, будто сам дьявол появился в дверях и потребовал чашку чаю. Потом она повернулась к Кантли, который до сих пор держал свое мнение при себе, и бросила на него взгляд, говоривший, что больше в кустах ему не отсидеться.

Дворецкий, фактически возглавлявший штат слуг, вздохнул и потянулся через стол. Взяв из трясущихся рук Уинстона записку, он подошел к очагу.

Экономка поднялась.

— Мистер Кантли, вы не думаете, что нам следует прочитать это, прежде чем…

— Мадам, я собираюсь совершить самый ужасный грех за мою беспорочную службу этой семье и не хочу добавлять к нему другой. — С этими словами он бросил сложенную записку на тлеющие угли. Одна из служанок громко ахнула и тут же прикрыла рот рукой.

Если действия герцога — это безумие, то поступок Кантли — измена и предательство. Дворецкий повернулся и сурово смотрел на всех. Если он тонет, то и они падут вместе с ним.

— Что касается вас, — сказал он Майклзу и Фоули, лакею, который обычно бегал по поручениям герцога, — то вы вручили записку одному из слуг, она была доставлена.

— Но мистер Кантли, как я могу… — начал Фоули.

Кустистые брови Кантли поднялись.

— Записка доставлена. Кто знает, что случилось с ней, когда она попала в дом леди Стэндон? Там хозяйство, насколько я узнал недавно, ведется из рук вон плохо. Так что если записка его светлости заблудилась, это не наша вина.

Все согласились с этим логичным доводом. Когда Кантли сел, Уинстон тяжело вздохнул:

— У нас есть еще одна проблема.

Ни у кого, за исключением миссис Окстон, не хватило отваги поинтересоваться.

— Какая, мистер Уинстон? — Налив чаю, она с ободряющей улыбкой протянула ему чашку.

Серьезный и строгий секретарь, про которого говорили, что он родился в черном костюме и с блокнотом в руке, побледнев, повернулся к своим сотоварищам.

— Что нужно, чтобы сделать воздушного змея?

Слуги герцога Паркертона подготовились к вторничному утру. К их ужасу, герцог настоял на том, чтобы лично проверить каждую деталь неожиданного пикника.

— Дорожные стулья и столы моего отца? — спрашивал он.

— Фоули повез их, — отвечал Кантли.

— А он знает, что…

— Да, ваша светлость, — перебил Кантли, теряя легендарное терпение. — Он устроит в летнем доме все, как вы велели.

— И он не…

— Разумеется, он ничем вас не выдаст, ваша светлость, Он без ливреи и в наемной повозке. Как вы и требовали.

— Отлично! — Оторвавшись от списка, Джеймс взглянул на мужчину, спускавшегося с лестницы. — А вот и вы, Уинстон. Моя записка доставлена леди Стэндон?

Судя по виду, Уинстон был готов броситься в Темзу.

Выбитый из колеи бедняга-секретарь был оскорблен до глубины души.

Все слуги нервничали, непривычные к тому, чтобы его светлость заглядывал к ним через плечо. И никто из них не мог, как Арабелла, запереться в своей комнате и отказаться участвовать в этой глупости.

Кантли строго посмотрел на секретаря, и этого было достаточно, чтобы тот ответил:

— Да, ваша светлость.

— Прекрасно, значит, она будет готова и все будет в образцовом порядке. — Герцог в очередной раз вернулся к списку. — А корзина? Как я просил?

Обиженно фыркнув, миссис Окстон жестом велела выйти вперед парню, прислуживавшему на кухне. Бедняга нерешительно попятился, когда Джеймс забрал у него корзинку, избавив от груза.

На миг у всех перехватило дыхание. Что это герцог делает? Помогает кухонному мальчишке?

Дело гораздо хуже, чем они могли предположить. Но герцог погряз еще глубже. Он открыл шедевр миссис Окстон и начал проверять, будто эта почтенная дама не могла собрать корзину по его вкусу.

Одна из служанок отвернулась, опасаясь, что экономка залепит герцогу затрещину за подобную дерзость.

— Да, похоже, все в порядке, — рассеянно произнес он. — Ветчина, пирог, сыр, яблочные пирожные. — Он поднял взгляд. — Сыр французский?

— Как вы велели, ваша светлость, — сквозь зубы процедила экономка.

— Ничего слишком шикарного и дорогого? — спросил Джеймс. — Нельзя, чтобы по виду было понятно, что это с нашей кухни.

— Все точно так, как вы распорядились, — сказала миссис Окстон, — вплоть до солонок.

Он снова осмотрел содержимое корзинки и закрыл крышку.

— Замечательно. Я знал, что вы все справитесь с трудной задачей. — Герцог повернулся и, прежде чем лакей успел распахнуть перед ним дверь, сам открыл ее и побежал по лестнице, как школьник.

— Ваша светлость! Ваша светлость! — поспешил за ним Ричардс. — Вы ничего не забыли?

Герцог, укладывавший корзинку в экипаж Джека, обернулся:

— Что?

Ричардс указал на его руку:

— Печатка, ваша светлость.

Джеймс вздрогнул:

— Боже милостивый! Как я мог забыть? Она наверняка узнала бы, кто я, если бы я забыл его снять. — Сдернув перчатку, он снял затейливый перстень и вручил камердинеру — Спрячьте его, Ричардс.

— Конечно, ваша светлость, — поклонился камердинер.

Джеймс взобрался на сиденье и тронул поводья.

В это время Джек вихрем мчался вниз по лестнице.

— Черт побери! Это моя карета? Мой сумасшедший братец опять ее взял? И снова без разрешения! — Но Джек опоздал, поскольку герцог уехал. — Я не посмотрю, что он Паркертон. Я его вызову за такие проделки! — бушевал Джек.

Тем временем миссис Окстон повернулась к Кантли и разразилась рыданиями. Обычно неколебимый дворецкий, обняв, похлопывал ее по спине:

— Ну-ну, Агата. Мы с этим справимся.

— Я бы не был так уверен, Кантли, — вставил Джек. — Паркертон решительно настроен на замечательный пикник.

— Посмотрим, насколько замечательным он окажется, лорд Джон, — ответил дворецкий. — Посмотрим.

Джек собрался уйти, но оглянулся на дворецкого:

— Кантли, какую проказу вы устроили?

— Проказу, лорд Джон? — царственным тоном спросил Кантли. — Понятия не имею, о чем вы говорите. — Помолчав, он с легкой улыбкой добавил: Но позвольте заранее принести вам искренние извинения за утрату кареты.

Элинор не получила никаких известий от мистера Сент-Мора. Ни отчета об Эйвенбери, ни слова о пикнике. Не то чтобы она много об этом думала.

Ну, не слишком много.

Прекрасно! Она не сводит глаз с двери, как влюбленная школьница. И хотя ее сестрица уверена, что вторник будет чудесным и солнечным, а мистер Сент-Мор явится с полной корзинкой вкусностей и пикник пройдет замечательно, у Элинор была масса сомнений.

Поэтому, когда звякнул дверной колокольчик, испуганный взгляд Элинор метнулся от письменного стола к дивану, на котором, закутавшись в покрывало, сидела Тия.

Это мог быть Сент-Мор, но с таким же успехом это мог быть и лорд Льюис, который однажды пришел заявить о своих правах опекуна и грозил привлечь сыщиков с Боу-стрит. Пока вид Томаса Уильяма не заставил его ретироваться на улицу.

Снова звякнул колокольчик. На этот раз Тия выпрямилась, она выглядела гораздо лучше. Она проснулась с мигренью и жаловалась на боль в желудке, но поднялась, предпочитая составить компанию Элинор и Минерве в гостиной.

— Это мистер Сент-Мор! Он повезет нас на пикник! — воскликнула девочка. Потом, вспомнив о своем недомогании, опустилась на диван. — Какая жалость, что я не могу поехать. — Тия театрально прижала руку ко лбу.

— Сомневаюсь, что это мистер Сент-Мор, — сказала Элинор, когда колокольчик звякнул в третий раз.

Где миссис Хатчинсон? Или Томас Уильям? Или их так называемый дворецкий мистер Маджетт, которого никогда нельзя найти? Никто из слуг в этом доме не знает, как открыть дверь?

Явно нет, поскольку колокольчик зазвонил снова.

— Он волнуется, — заметила Тия.

— Почему ты так уверена, что это Сент-Мор? — Элинор решила сама открыть дверь и на ходу поправляла юбку. — Не было ни записки, ни приглашения, ничего, кроме твоего шантажа.

— Ты ждала его не меньше меня, — со всей откровенностью объявила Тия.

— Нет, — солгала Элинор.

Сестра рассмеялась:

— Тогда зачем ты надела шерстяное платье и теплые нижние юбки? Ты бы их не надела, если бы не ждала, что он повезет тебя за город.

— Я его не ждала, — сказала Элинор, хотя предательский румянец говорил об обратном.

— Ты так же уверена, что это Сент-Мор, как и я, — сложив руки на груди, не унималась Тия. — К тому же он не нарушит данное мне обещание.

— Придется нарушить, поскольку ты не слишком хорошо себя чувствуешь для прогулки по холоду.

Элинор пошла к двери и обнаружила, что миссис Хатчинсон ухитрилась оказаться там раньше ее и впустила Сент-Мора.

Он заполнил холл своим присутствием, одетый для поездки, в высокой касторовой шляпе, в простом, отнюдь не щегольском пальто с пелериной, темных бриджах и начищенных сапогах.

У него была прекрасная фигура. Но именно лицо привлекло ее внимание, озорной блеск синих глаз, изгиб твердых губ, от которого кровь быстрее побежала у нее в жилах.

Он глянул на нее и засиял еще больше:

— Отлично, вы почти готовы.

— Готова? — с притворной наивностью переспросила Элинор.

Человеку с такими обширными связями следовало бы усвоить некоторые светские правила, например, что полагается посылать записку.

Но даже этот пробел в манерах не утихомирил ее пустившееся вскачь сердце. Ну почему он так красив?

— Вы ведь готовы? — спросил он.

— Готова? — повторила она.

— Да, к пикнику. Я же писал, что буду здесь в одиннадцать, а сейчас… — он сквозь открытую дверь взглянул на каминные часы в гостиной, — ровно одиннадцать. — Потом он заметил на диване Тию в страдальческой позе. — Привет, шалунья. Что случилось?

— Боюсь, мистер Сент-Мор, я не смогу поехать. Мне нездоровится.

— Как жаль, я нашел самые вкусные яблочные пирожные.

— Правда? — Девочка выпрямилась, потом, вспомнив про свой недуг, с тихим стоном упала на диван.

Покачав головой, Минерва занялась рукоделием, спектакль Тии ее совершенно не тронул.

— Как видите, моя сестра плохо себя чувствует, — сказала Элинор, — Придется отменить пикник. Я бы послала записку, но я понятия не имела, что вы намереваетесь…

— Определенно намереваюсь. Я обещал. — Он улыбнулся Тии. — И я послал записку.

— Послали? — Элинор покачала головой. — Она не приходила.

Или миссис Хатчинсон приняла записку за напоминание об уплате долга зеленщику и растопила ею печь, как всегда делала с подобными, да и с любыми посланиями, попавшими ей в руки.

— Но вы явно готовы, леди Стэндон. А моя дочь не смогла поехать. Тоже таинственный недуг. — Он многозначительно посмотрел на Тию. — Но не пропадать же яблочным пирожным и французскому сыру из-за неудач других. Согласны?

Тию его ирония не смутила.

— Согласна, мистер Сент-Мор. Элинор, ты должна поехать. Ты не можешь отменить пикник, тем более что мистер Сент-Мор из-за меня так хлопотал и потратился.

— Ваша сестра права. Отмена нашей поездки разобьет мне сердце. — Сент-Мор заложил руки за спину, вид у него был совершенно удрученный, если бы не вспыхивающие в глазах искорки.

«Нашей поездки! Вдвоем!»

— Ведь вам хочется провести день за городом, леди Стэндон?

— Да, но…

— И ваши собаки порадуются хорошей разминке?

— Да, но…

— Тогда не вижу проблем. Вам просто нужно взять накидку и шляпку, и мы отправимся. — Он подал ей руку и улыбнулся.

Именно так. Сбежать с мистером Сент-Мором.

Сердце Элинор учащенно стучало в груди.

— Сэр, вряд ли это прилично… — Она посмотрела на Минерву в поисках поддержки. Но ее подруга не поднимала глаз от рукоделия. И это Минерва! Женщине, которая всю жизнь жила понятием о приличиях, нечего сказать об этом непристойном предложении?! — То есть… мы не можем поехать без…

— Без чего? — спросил он, совершенно не улавливая сути.

— Без компаньонки, — прошептала Элинор.

— Уверен, что буду вести себя прилично, но если вы опасаетесь, что не сможете… — наклонившись, прошептал он ей на ухо.

Элинор отпрянула. Невозможный человек! И он еще улыбается. Словно считает себя лакомством слишком сладким, чтобы устоять.

— Ну, знаете!.. — выпалила она.

— Что? — Он продолжал говорить тихо, его дыхание дразнило ее ухо, шею, чувства. — Я намерен сдержать слово. Но если вы боитесь, что не сможете сдержать ваше…

Это просто нахальство — намекать, что она не способна сдержать себя…

Хотя она могла это сделать. И сможет.

— Тогда мы прояснили дело. — Она расправила плечи.

— Весьма, — усмехнулся он. — Так мы едем или нет? Буду очень рад узнать ваше мнение.

— Поезжай, Элинор, — сказала Тия. — Мне неприятно думать, что мистер Сент-Мор напрасно хлопотал из-за меня. А ты так любишь провинцию.

— Да, я хлопотал для вашей сестры, и если вы откажетесь, все пойдет насмарку. — Он вздохнул и снова напустил на себя удрученный вид. Но, улучив момент, подмигнул ей, словно знал, какая буря бушует в ее сердце.

Элинор вздрогнула. Он сделал все это не для Тии, а для нее. Она поехала бы с любым другим, только чтобы доказать, что его дразнящие взгляды на нее не действуют. Но мистер Сент-Мор? Это другое дело. Этот человек похитил ее сердце.

Джеймс, признаться, никогда не понимал прелести пикника. Ради чего такая суета? Чтобы поесть, устроившись на земле? Какая глупость, у каждого в доме есть хороший стол. Но сегодня он понял, что именно влечет многих.

Компания.

Когда они покинули пределы Лондона, дома сменились каменными изгородями и округлыми холмами, он вдохнул бодрящий свежий воздух.

— Я чувствую то же самое, — рассмеялась сидевшая рядом Элинор. Она бросила прощальный взгляд на исчезающий Лондон и смотрела вперед. — Я так люблю бывать за городом.

Даже собаки, казалось, пришли в восторг от смены обстановки, лая и принюхиваясь. Элинор выпустила борзых из кареты, и они радостно носились по дороге, а терьер Фейгус подбадривал их (вернее, дразнил, поскольку был чистым наказанием) с места ливрейного грума.

— Уверена, что могла бы всю жизнь прожить вдали от этого, — сказала она, кивнув на оставшиеся позади серые улицы и здания.

— Тогда у нас есть что-то общее, — ответил Сент-Мор.

— Да?

— Мне говорили, что общность много значит для счастливого брака.

Она чуть напряглась.

— Нет, вы меня неправильно поняли, я не…

— Конечно, — торопливо сказала Элинор.

— Просто моя невестка утверждает, что в хорошем браке у мужчины и женщины обязательно есть что-то общее. И я думал воспользоваться ее советом, чтобы помочь вам.

— Ваша невестка весьма разумна.

— Больше, чем вы думаете. — Разумность Миранды делала ее эксцентричной в своеобразном клане Тремонтов.

— А у вас было что-то общее с женой? — спросила Элинор.

Теперь уже он напрягся.

— О Господи! Я не собиралась любопытствовать, — торопливо добавила она.

— Ничего страшного. Я всегда думал, что у нас много общего. Но потом… — Отведя взгляд, Джеймс сказал: — Мы поженились молодыми. Очень молодыми.

Он всегда использовал эту банальную отговорку.

Элинор кивнула:

— Думаю, в юности легко видеть других такими, как нам хочется, а не такими, какие они на самом деле.

В том, что она сказала, было столько правды, столько понимания, что Джеймс повернулся и улыбнулся ей:

— Да, что-то вроде этого.

У него было такое чувство, что она говорит исходя из собственного опыта. То немногое, что он знал об Эдварде Стерлинге, не делало чести покойному супругу Элинор.

— А вы много знали о своем муже, когда выходили за него?

— Нет. Но поскольку этот брак был устроен без моего участия, и я не имела права голоса, возможно, это было к лучшему.

— У каждого есть что сказать, — заявил он.

Ведь у Ванессы был выбор. Джеймс никогда не хотел задуматься над тем, что ее уговорами и угрозами заставили вступить в союз с ним.

— Так говорят мужчины. А дочерей выдают замуж по самым разнообразным причинам, и они не могут высказаться о своем будущем. Какой у них выбор? Остаться в старых девах? Оказаться выброшенной на улицу? Наблюдать погибель семьи? — Она отвела взгляд, словно вдруг осознала, что говорит с горечью. — Нет, брак — это чаще компетенция мужчин.

— Возможно, герцогу так же трудно найти жену.

— Трудно? — весьма неделикатно фыркнула Элинор. — Герцогу трудно найти невесту?

Джеймс был непреклонен.

— Думаю, его титул стоит на пути к счастью.

— Какая нелепость, — покачала головой Элинор. — Да у него обширный выбор.

Помолчав, Джеймс собрался с силами и продолжил:

— Да, но как он может быть уверен, что выбранная им леди действительно питает к нему чувство?

— Вступая в брак, не обязательно питать чувства.

— А вы не думаете, что так должно быть?

Леди Стэндон скрестила на груди руки.

— Вы хотите сказать, что считаете мои поиски корыстными?

— А разве нет? — Не успела она ответить, как Джеймс торопливо продолжил: — Хотите, верьте, хотите, нет, но я считаю, ваше счастье зависит от того, чтобы найти правильного герцога.

— Вот именно. — Ее напряжение немного ослабло. — Я не желаю выйти не за того… — Джеймс заметил, что она не добавила «снова». — Вот почему я хочу, чтобы вы узнали их интересы и склонности.

Он мог сию минуту сказать ей об интересах Лонгфорда, но опасался, что она не поверит.

— Вы хотите выйти замуж?

— Мое желание не имеет значения, это вопрос необходимости. — Замолчав, Элинор разглядывала пейзаж. — Хотя было бы приятно, если…

У Джеймса сердце сжалось. Если… Именно это слово удерживало его от повторного брака. Как узнать, что женщина действительно любит его? Что ее сердце принадлежит ему, ему одному? Считалось, что для человека его положения все это несущественно.

Но для него это важнее всего.

Тишина затянулась, распростерлась, словно голубое небо у них над головами.

— Если у вас будет что-то общее? — сказал Джеймс, придя Элинор на помощь.

— Да, — кивнула она.

— Тогда мне придется потрудиться. Если предстоит найти вам вашего прекрасного герцога, то я должен больше знать о вас, о том, что вы любите и чего не любите.

— Не знаю, с чего начать, — покачала головой леди Стэндон. — Иногда непросто понять человека.

Тоскливые нотки в ее голосе ужалили Джеймса.

— Правда? Когда-то я согласился бы с вами. Сказал бы, что нет способа узнать, что у другого на сердце.

— А теперь?

— Моя невестка утверждает, что человек тотчас понимает, что встретил свою вторую половину, — ответил он, взявшись за поводья, поскольку лошади, казалось, действовали по собственному разумению.

— Как понимает, что встретил человека, умеющего править лошадьми, — поддразнила Элинор.

— Я умею, — заверил Джеймс. Не слишком хорошо, но он умел. — Хотя, если это один из ваших критериев, полагаю, вам придется расширить поиски, поскольку я не уверен, что Лонгфорд или Эйвенбери достойные возницы.

— Им это совсем не нужно. Для этого у них есть кучеры.

— Но разве вам не захочется иногда отправиться на пикник, как сейчас?

— Это восхитительно, — вздохнув, призналась она. — Но сомневаюсь, что в будущем у меня будут такие спонтанные вылазки.

— Тогда вам стоит добавить в ваш список еще несколько имен.

— Вы еще с этими не закончили, — заметила она.

— Как насчет Паркертона? — с деланной беспечностью спросил Джеймс.

— Герцог Паркертон? — фыркнула Элинор. — Он слишком старый.

— Старый?! Мадам, мне из авторитетных источников известно, что он одного возраста со мной.

Оглядев его, Элинор покачала головой:

— Не может быть, ему сорок с хвостиком.

— Как и мне.

— О Господи! Не может быть, что вы такой старый!

— Не нужно делать из меня Мафусаила.

Элинор рассмеялась:

— Просто на вид вам чуть больше тридцати.

— Сочту это за комплимент. Но мне сорок с хвостиком.

— Правда? — Леди Стэндон снова вгляделась в него, на этот раз в поисках признаков надвигающейся дряхлости. — Не могу поверить, что вам столько лет.

— Я и не чувствую себя старым, по крайней мере не чувствовал несколько минут назад.

— Простите, что обидела вас, — рассмеялась она.

— А вы, мадам? Сколько вам лет?

— Не понимаю, какое это имеет… — ершисто начала леди Стэндон.

— Конечно, имеет. Я же должен рассказать вашим избранникам о вас. Что, если они думают о вас то же самое?

— Что я слишком старая?

— Именно.

— Ну и ну! — Она скрестила на груди руки. — Мне двадцать девять.

Взглянув на нее, Джеймс поднял бровь, будто не поверил. Он и не поверил, поскольку заглянул в справочник Дебретта.

Леди Стэндон застонала:

— Мне тридцать. Недавно исполнилось.

Джеймс кашлянул.

— Тридцать один, — обиженно уточнила она. — Да, мне за тридцать. Я старуха. Вышла в тираж. Вы довольны?

Кивнув, он подмигнул ей, они оба рассмеялись и в этот момент поняли, что значит иметь что-то общее. Иметь такой миг единения, который связывает людей вместе.

Джеймс чувствовал это, и что бы ни произошло с ним после удара Клифтона, у него появился шанс, который ускользал от него всю жизнь.

И хотя он знал, что, возможно, от всего этого откажется, сейчас он намеревался наслаждаться каждым мгновением в обществе Элинор.

Не леди Стэндон.

Элинор! Его Элинор!

Поскольку когда она рядом, мир расстилается перед ним, готовый к исследованию, готовый к единению.

Они подъезжали к деревне, Джеймс повернулся что— то сказать Элинор и краем глаза заметил на дороге яму.

Он пытался повернуть лошадей, натягивал поводья, чтобы сдержать их, но было слишком поздно. Колесо угодило в яму, карету тряхнуло. И мир перевернулся вверх тормашками.