Бет затаила дыхание. Впервые со дня их знакомства Йен смотрел ей прямо в глаза.
Глаза у него, как она знала, были золотистыми, но не знала, что его черные зрачки имели зеленый ободок. Пристально глядя на нее, он перестал двигаться, как будто то, что он видел, поглощало все его внимание. Он не моргая смотрел ей в глаза.
Удивленная, она коснулась его лица.
— Йен?..
Йен вздрогнул и повернул голову, а когда снова повернулся к ней, его взгляд был устремлен куда-то в сторону и их взгляды не встречались.
Сердце Бет дрогнуло.
— Нет, пожалуйста, не отводи взгляда.
Он закрыл глаза и, наклонившись, поцеловал ее.
— Почему ты на меня не смотришь? — спросила Бет. — Что-то со мной не так?
Он снова открыл глаза, но избегал ее взгляда.
— Ничего. Ты само совершенство.
— Тогда почему?
— Я не могу этого объяснить. И не проси меня объяснять.
— Извини, — прошептала Бет, и глаза ее наполнились слезами.
— Не плачь. — Он поцеловал ее в мокрую щеку. — Сейчас наступило время радости.
— Знаю.
Он все еще был в ней. Ощущения были восхитительны.
«Не жажди того, чего нельзя получить, — напомнила она себе. — Получай удовольствие в том, что доступно тебе». Такие мысли помогали Бет пережить тяжелые дни.
Она захотела от Йена всего, и тело и душу, когда поняла, что этого он не может ей отдать. Он отдавал ей все, что мог: телесные наслаждения и минутные радости. Она просила у него настоящей греховной связи. И если она страдала от того, что не могла получить большего, то в этом она сама была виновата.
— Йен, мне так трудно с тобой… — пробормотала Бет.
Он слабо улыбнулся:
— Я — Безумный Маккензи.
Бет закрыла лицо руками, неожиданно начиная сердиться.
— Это так объясняют люди, потому что не понимают тебя.
Он отвел глаза.
— Ты все время стараешься быть доброй ко мне.
— Это не доброта. Это правда.
— Тсс! — Йен поцеловал ее. — Слишком много слов.
Бет согласилась. Йен снова поцеловал ее, и Бет получила от этого поцелуя большое удовольствие.
Он пошевелился, задвигался внутри ее. Его тело было горячим и напряженным, а издаваемые им звуки возбуждали ее так, что она даже представить себе не могла, как сумеет пережить такую страсть. «Это блаженство», — прозвучало у нее в голове, когда он погрузил ее во вздымавшиеся волны наслаждения.
Прямо над головой прогремел гром, и Бет, вздрогнув, проснулась. Йен лежал рядом и, опершись на локоть, охранял ее сон.
— Привет, — тихо произнесла она.
Йен улыбнулся. Она не могла понять, спал он или не спал, но вид у него был не усталый.
— Я думала, что гроза уже к этому времени кончится, — сказала Бет. — А который час?
— Не знаю. Раннее утро.
Бет заволновалась.
— Изабелла будет беспокоиться, — сказала она.
— Она знает, что я о тебе позабочусь.
— А может быть, она с Маком. — Бет усмехнулась. — Может быть, он поехал с ней домой.
Было видно, что Йен с ней не согласен.
— Сегодня вечером она впервые за три года заговорила с ним.
— Так это хорошо, не правда ли?
— Он рассердился, когда я сказал ему, что она хочет поехать в казино.
— Ты пессимист, Йен. Мы с Изабеллой очень сдружились, и я хочу, чтобы она снова была счастлива.
— Она предпочла оставить Мака, — заметил Йен.
— Я знаю. Но она сожалеет об этом.
Тело Йена было теплой стеной, а его прикосновения — поразительно нежными.
— Когда они поженились, они бывали или безумно счастливы, или ссорились друг с другом, а то и дрались.
— Полагаю, такая драма могла надоесть.
Бет могла представить себя настолько счастливой с Йеном, что для нее это было бы мучением. Никогда в жизни у нее так не билось сердце, как после встречи с Йеном Макензи.
Йен гладил ее по голове, и она закрыла глаза; как приятно было бы навсегда сохранить это состояние удовлетворения, плыть в нем, чувствуя себя спокойной и счастливой.
— Я должна вернуться домой.
Она не предполагала, в ее тоне будет столько печали.
— Керри придется взять больше одежды, чтобы ты могла выйти. Твоя одежда испорчена.
— А Керри знает, где мы?
— Нет.
Значит, никто не знал, подумала Бет. Они с Йеном были совершенно одни. Радость переполняла ее сердце.
— Он станет беспокоиться, не так ли? — прошептала она.
— Он привык к моим исчезновениям. Я всегда возвращаюсь. Он это знает.
Бет пристально посмотрела на него.
— А почему ты исчезаешь?
— Иногда этого слишком много для меня. Пытаться понять то, что говорят люди, пытаться запомнить, что я должен делать, чтобы люди считали меня нормальным. Иногда правила слишком жестоки. Поэтому я ухожу.
Бет провела ногтем по его мускулистой руке.
— Куда же ты уходишь?
— Чаще всего в окрестности Килморгана. Это огромное имение, и я могу затеряться в нем на долгое время. Тебе там, понравится.
Бет это не интересовало.
— А в другое время?
— В дома куртизанок. Поскольку я плачу, они позволяют мне оставаться у них. Там мне не надо думать о разговорах.
Бет привыкала к прямоте Йена, но это не означало, что ей хотелось услышать о его общении с другими женщинами. Она представляла себе, как куртизанки были счастливы, предоставляя Йену убежище, независимо оттого, нуждался он в нем или нет. Йен был не только потрясающе красив, но и обаятелен, особенно когда улыбался.
— Иногда я сажусь на поезд и еду туда, где никогда не бывал, или беру напрокат лошадь и скачу по полям и лесам. Отыскиваю место, где мог бы побыть в одиночестве, — рассказывал Йен.
— Ваша семья, должно быть, очень беспокоится о вас.
Йен провел пальцем по ее груди.
— Сначала беспокоились. Харт постоянно за мной следил.
— Но, видимо, безрезультатно.
— Он стал приходить в ярость, когда я исчезал, пытался держать меня взаперти.
— Его высочество герцог выглядит настоящим пугалом.
Уголок его губ приподнялся.
— Он понял: что бы ни было, я все равно уйду. Керри стал на мою сторону. Послал Харта подальше.
Бет широко раскрыла глаза.
— И Керри до сих пор жив?
— Как видишь.
— Керри повезло.
— Харт обеспокоен, вот и все.
— Он выпустил тебя из сумасшедшего дома и добился пересмотра решения комиссии о безумии для того, чтобы ты помогал ему разбираться с большими финансами?
— Меня не очень интересует, для чего он это сделал, меня только интересует, почему сделал.
Бет неожиданно рассердилась на Харта.
— Это несправедливо. Он не должен был использовать тебя.
— Я не возражаю.
— Но…
Йен приложил пальцы к ее губам.
— Я не слуга. Я помогаю, когда могу, но что-то получаю для себя.
— Например, когда ты исчезаешь на несколько дней.
— Харт мог бы сгноить меня в том сумасшедшем доме, если бы не он, я бы и сейчас находился там. Я не прочь читать его договоры и следить за оборотом акций, чтобы отблагодарить его.
Бет переплела пальцы с его пальцами.
— Полагаю, я могу быть ему благодарна хотя бы за то, то он выпустил тебя.
Йен, не слушая ее, гладил ее пальцы. Тепло его тела покрывало ее, как одеяло, а его дыхание обжигало, когда он целовал ее в лоб.
— Расскажи мне о своем муже, — попросил он.
— Томасе? Сейчас? Зачем?
— Ты так самоотверженно любила его. Каким он был?
Бет лежала тихо, вспоминая.
— Когда он умер, мне тоже захотелось умереть.
— Но ты не очень долго прожила е ним.
— Это не имело значения. Когда любишь, особенно всем сердцем, это охватывает тебя так быстро, что даже некогда сопротивляться.
— А потом он умер, — сказал Йен. — И ты не можешь так же полюбить еще раз.
— Не знаю…
Ложь. Бет знала, что влюбилась в Йена. «Что же со мной происходит?»
Она ответила на собственный вопрос, когда Йен вдруг грубо, словно наказывая, поцеловал ее. Она расслабилась, обняла его и прижала к себе.
Йен явно хотел показать, что больше не хочет разговаривать. Он резким движением раздвинул ей ноги и, не ожидая возражений, снова овладел ею.
Миссис Баррингтон сказала бы, что только очень распущенная женщина уступит мужчине, не протестуя. Бет откинулась на подушки и была счастлива нарушить любые строгие правила миссис Баррингтон.
Бет опять проспала. Когда она проснулась, окно казалось серым туманным квадратом, около которого стоял Йен и смотрел наружу.
Дождь все еще лил, но гроза ослабела. Йен стоял голый, прислонившись к стене и повернувшись к ней спиной.
В тусклом свете он всеми своими мощными мускулами напоминал Бет превосходные статуи мужчин, которые она видела в Лувре. Но те скульптуры были сделаны из мрамора и алебастра: Йен был как ожившая бронза.
Когда она пошевелилась, Йен приложил палец к губам.
— Там кто-то есть? — испуганно прошептала Бет.
Они находились в передней комнате на втором этаже пансиона, в самой лучшей, как уверял их хозяин. Но на окнах не было занавесок, и Бет чувствовала себя выставленной на обозрение.
— Инспектор Феллоуз наблюдает за домом, — сообщил он. — Он привел с собой полицейских.
Бет до подбородка натянула на себя одеяло.
— О Боже! Как неприлично!
— Думаю, дело гораздо хуже.
— Да разве может быть хуже? Они имеют право арестовать нас за то, что мы провели ночь в пансионе?
— Если имеют, то им придется арестовать половину Парижа.
Газеты ухватятся за эту историю. Это им всегда удавалось, и она просочится через пролив в Лондон. «Английская наследница предстанет перед французским судом за прелюбодеяние, совершенное в парижском отеле с сомнительной репутацией. Перед этим она играла в греховные игры и запрещенную законом рулетку».
В дверь тихонько постучали, и Бет выпрямилась.
— Это я, хозяин.
Керри! Бет с облегчением вздохнула.
Йен не торопился прикрыться, когда вошел Керри. Керри не обратил никакого внимания на наготу Йена и повесил принесенную одежду на спинку стула. Он спокойно расстегивал кожаную сумку и вынул из нее бритву, чашку для пены и кисточку.
— В этом месте, где вы невольно оказались, хозяин, найдется горячая вода?
— Позвони, вызови горничную. А ты привез вещи миссис Экерли?
— Привез. — Керри не сводил глаз с Йена, делая вид, что не замечает Бет, прятавшуюся на кровати. — Ее компаньонка хотела прийти со мной, но я заверил ее, что это неблагоразумно.
Йен кивнул. Он натянул штаны, которые подал ему Керри, и сел, ожидая, когда его побреют. Он мог бы находиться не здесь, а в роскошном отеле «Лэнгхем» в Лондоне, где он как будто только что встал после ночного отдыха.
Бет с волнением поняла, что Керри делал это и раньше. Казалось, он совершенно спокойно проскользнул в заднюю дверь, принес Йену свежее белье и побрил его после ночи, проведенной с женщиной.
Бет обхватила свои колени. «Это моя собственная глупость и вина, если я ревную».
— Тебя они видели? — спросил Йен Керри.
Точивший бритву Керри ответил:
— Нет, прошел обратно по переулку на кухню. Они не хотят появления полиции еще больше, чем мы.
— Это какой-то абсурд, — сказала Бет. — Почему Феллоуз так упорно преследует тебя? И меня тоже?
— Он всегда так себя ведет, — ответил Йен.
Это был не совсем ответ, но Йен закрыл рот и, когда Керри наточил бритву, запрокинул голову. В комнату тихонько проскользнула вчерашняя горничная с кувшином горячей воды. Керри на ломаном французском приказал ей, чтобы она помогла Бет надеть принесенную им одежду.
Девушка присела в реверансе и, пока Йен и Керри смотрели в другую сторону, облачила Бет в одежду, которую Керри получил от Изабеллы.
Горничная сияла от возбуждения.
— Должно быть, он очень богат, мадам, — вздохнула она.
Бет не стала опровергать предположение, что она была содержанкой Йена. Прошлой ночью Бет рассмешило то, что слуги и хозяин приняли ее за содержанку, однако сейчас она не видела в этом ничего смешного.
— Нам тоже следует сбежать отсюда через черный ход, — обратилась она к Йену. — Мистер Феллоуз доставит нам немало неприятностей.
— Нет, надо подождать.
— Ладно, хорошо, что дождь еще идет. — Бет взглянула а окна. — Я очень надеюсь, что инспектор и его друзья из «Сюрте» промокнут до нитки.
Йен снова запрокинул голову, его лицо все еще было в мыльной пене.
— Ты послал за этим? — спросил он у Керри.
— Я сделал то, что вы приказали, милорд. А теперь, пожалуйста, перестаньте болтать, иначе я пораню вас.
Йен замолчал, а Керри поднес бритву к его горлу. Бет уселась на постели, на которой она провела такую чудесную ночь, и почувствовала, что проголодалась.
Горничная суетилась вокруг нее и, встряхнув одежду Бет, в которой она была накануне ночью, разложила ее у камина сушиться. Керри молча брил Йена, слышны были только звук бритвы, царапавшей кожу, и тихие шаги горничной.
Казалось, Йен совсем не спешил. Когда Керри закончил, Йен попросил горничную принести ему газету, кофе и чай для Бет. Как только горничная внесла заказанное, кто- то постучал в дверь. В ответ на стук, открывая дверь, Керри сжал в руке бритву.
На пороге стоял Мак. Он вошел, и Керри поспешно закрыл за ним дверь.
— Не беспокойся, Йен. Феллоуз похож на дохлую крысу. Я принял меры.
— Как хорошо вы сделали, что заехали за нами, — сказала Бет, стараясь не показывать своего нетерпения. — Как там Изабелла?
— Какого черта, почему я должен это знать? — проворчал Мак.
— Вчера вы отвезли ее домой.
Мак перевернул деревянный стул спинкой вперед и верхом сел на него.
— Я посадил ее в карету и заплатил кучеру, чтобы он доставил ее домой, и проследил, чтобы она больше не выходила из дома.
Бет сурово посмотрела на него.
— И вы не пошли с ней?
— Нет. Не пошел.
Очень досадно.
— Она показала мне свой портрет, который написали вы.
— В самом деле? Этот пустячок, — небрежно заметил Мак, но было видно, как он напрягся.
— Это не пустячок. Портрет прекрасен. Она, очевидно, всегда берет его с собой, иначе она не могла бы показать его мне. Она везде возит его с собой, так она говорит.
— Не сомневаюсь, старается найти подходящее место, чтобы выбросить его в море.
Мак вцепился в стул с такой силой, что Бет опасалась, как бы он не сломался.
— Может быть, не будем об этом говорить?
— Как хотите.
Бет нахмурилась, но не произнесла больше ни слова. Когда Керри окончательно одел Йена, а Бет выпила чашку чая, в дверь снова кто-то постучал.
Мак поспешил открыть ее, но выскользнул в холл, не давая Бет возможности увидеть, кто это был. Она услышала несколько произнесенных по-французски фраз, после чего Мак вернулся вместе со своим камердинером, профессиональным борцом Беллами. И человеком в длинной черной застегнутой сутане, с четками и молитвенником в руках.
— Боже ты мой! — вырвалось у Бет. — У нас что? Маскарад? Сколько еще человек явятся через черный ход?
Йен обернулся к ней.
— Мы уходим через парадную дверь. Черт бы побрал этого Феллоуза!
— А я думала, ты сказал, что он собирается арестовать нас.
— Зачем ему это? — сурово произнес Йен и бросил на нее странный взгляд, которого она не смогла понять. — У него нет причины арестовывать человека, который провел ночь в пансионе со своей женой.
Бет остановилась:
— Но я не твоя…
Она посмотрела на священника, на выражение лица Мака, на невинно равнодушное лицо Керри.
— О нет! — сказала она. И сердце у нее упало. — О, Йен.