Бет вскрикнула, когда миссис Палмер толкнула ее на жесткую деревянную скамью. Вокруг никого не было, ни пономаря, подметавшего пол, ни старого немощного викария, десять лет назад занявшего место Томаса.
Бет ухватилась за руку миссис Палмер.
— Нет, не оставляй меня!
— Не говори глупостей. Тебя кто-нибудь найдет.
Бет изо всех сил держала ее руку.
— Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну. Побудь со мной, пока не придет викарий. Пожалуйста, я не хочу умирать в одиночестве.
Ее слезы были искренними. Боль все усиливалась, волнами прокатываясь по телу. Догадается ли Йен, куда она пошла? Найдет ли он ее? Как бы скрупулезен он ни был, во всем, чем занимался, он не был глупым. А был достаточно умен, чтобы решать сложные математические задачи и запоминать замысловатый язык договоров. Но могли он собрать все кусочки вместе и найти решение этой задачи?
Миссис Палмер раздраженно издала какой-то звук и, шурша юбками, села. Бет, лишившись последних сил, привалилась к ней.
— Это ты убила Лили Мартин? — шепотом спросила Бет, ей было так плохо, что она уже не боялась.
Ведь если миссис Палмер просто хотела бы убить Бет, она бы это уже сделала. Женщина была в страхе, и неожиданно Бет показалось, что она больше боялась Харта, чем ареста инспектором Феллоузом. Если бы миссис Палмер допустила, чтобы Бет, жена любимого брата Харта, умерла, Харт никогда бы не простил ее.
— Конечно, я убила Лили! — со злобой сказала миссис Палмер. — Она была свидетельницей убийства Салли.
— Так ты думаешь, что Харт и в самом деле убил Салли?
— Харт был ужасно зол на Салли. Эта сучка шантажировала его, вымогала деньги, чтобы сбежать и уйти от меня. Харт рассказал мне, что разберется с ней, и она еще пожалеет, что затеяла эти игры.
— И ты тоже была зла на Салли.
— Если Салли так нужны были деньги, она могла попросить их у Харта. Но ей хотелось, чтобы он оказался в ее власти. Она думала, что можно властвовать над человеком, подобным Харту. У него была такая сила воли, что я заметила это, когда впервые увидела его. Ему тогда было всего лишь двадцать. — В ее голосе послышались ласковые нотки. — Каким красавцем он тогда был! Красивым и очаровательным, в то время как многие желали ему зла.
Бет увидела, что ее голова лежит на коленях, на пестром пледе семьи Маккензи, и смотрит вверх на лицо этой немолодой женщины. Бет различила синие и зеленые цвета с белыми и красными нитями.
— Мне очень жаль, — прошептала Бет. — Должно быть, ты очень сильно его любила.
— А я этого и не скрывала.
— Должно быть, тебе было очень тяжело, когда он женился и перестал впускать тебя в свою жизнь.
«Не самая удачная фраза», — подумала Бет, но язык уже не слушался ее.
— Я знала, что он должен жениться, — спокойно сказала миссис Палмер. — Я на тринадцать лет его старше и едва ли принадлежу к его классу. Ему надо было жениться на дочери какого-нибудь пэра, чтобы устраивать приемы и балы и очаровывать его коллег. Он никогда бы не стал премьер-министром Англии, имея связь с женщиной, подобной мне.
— Но множество знатных джентльменов имеют любовниц. Миссис Баррингтон любила позлословить по этому поводу.
— А кто такая эта миссис Баррингтон?
Бет чувствовала себя слишком слабой, чтобы ответить, и миссис Палмер продолжала:
— Никто особо не возражал против того, что у Харта есть любовница, нет. Но дело не только в этом.
— В том, что он был твоим, богом и хозяином? — Бет вспомнила слова Йена, и любопытство преодолело боль. — А что именно он сделал?
— Если ты ничего не знаешь о такой жизни, ты не поймешь.
— Полагаю, что нет. — В ней снова пробудилось любопытство. — Я не верю, что он убил ее, — сказала Бет, испуганная тем, как слабо прозвучал ее голос. — Он бы подождал, пока Йен куда-нибудь уйдете. Но кто-то, вероятно, запаниковал и всадил нож в Салли.
— Кто-то вроде меня, — сказала миссис Палмер. — Возможно, это я убила ее. Чтобы защитить Харта.
Глаза Бет закрылись. Она постаралась представить себе эту сцену: Йен, заглянувший в полуоткрытую дверь. Харт с ножом в руке, возвышавшийся над Салли. Лили Мартин снаружи, в холле. Что-то в этой сцене было не так, если бы только Бет не сразу заснула, а успела бы определить, что именно было не так…
Вдруг миссис Палмер резко встала, как будто что-то услышав, но в церковь никто не вошел. Бет стукнулась головой о деревянную скамью и сжала губы, чтобы не застонать.
— Здесь тебе будет хорошо, — сказала миссис Палмер. — Тебя кто-нибудь найдет.
— Нет, — прошептала Бет, ей по-настоящему было страшно. Она нащупала руку женщины. — Не дай мне умереть в одиночестве.
Если бы Бет могла задержать миссис Палмер на некоторое время, за которое Йен успел бы сообразить, где они находились, и привезти сюда инспектора Феллоуза, Йен навсегда освободился бы от инспектора Феллоуза.
Миссис Палмер, дрожа от холодного ветра, проникавшего в часовню, огляделась.
— Зачем мне здесь оставаться?! Чтобы меня поймали?
— Затем, что ты не хотела этого. Ты думала, что Лили выдаст Харта, и ты была напугана.
Миссис Палмер прикусила губу.
— Ты права. Я пошла к ней, чтобы узнать, что ей известно, а она начала ругаться и кричать, что денег, которые дает ей Йен, теперь уже недостаточно. А ножницы лежали прямо тут, в корзине. Я достала их…
Она смотрела на свою руку, как бы с удивлением сжимая ее.
— Харт поможет тебе, — сказала Бет.
— Нет, не поможет. Я все разрушила. Смерть Лили снова навела инспектора Феллоуза на след. Харт никогда не простит меня.
Бет ухватилась за край скамьи, стараясь не потерять сознания.
— Неужели ты действительно убила Салли?
— Это не имеет никакого значения. Я пойду на виселицу ради Харта, и он поймет, как сильно я его люблю.
— Лили и Салли были любовницами, — прошептала Бет.
Она что-то поняла, и какие-то огоньки мерцали по краям ее видения.
Миссис Палмер насмешливо фыркнула.
— У Лили была фотография Салли, сделанная в ее гостиной. И ты этому веришь? Все эти годы Салли не показывала ее. А я забрала ее себе, я не хотела, чтобы полиция что-то заподозрила, но они все равно нашли связь между ними.
— Салли и Лили, — прошептала Бет.
Она закрыла глаза, и в ее воображении снова возникла эта сцена. Лили заглядывает в комнату, где находятся Харт и Салли, смотрит, как уходит Харт. Возможно, она думает, что Харт уже отдал Салли деньги. Лили в ярости, ибо Салли отказала ей и у нее не будет ни Салли, ни денег. На столе возле кровати лежит нож. Лили хватает его. Йен из гостиной видит, как из дома выбегает Харт. Йен замечает в холле Лили, свидетельницу, как он полагает, преступления, совершенного его братом.
— Я должна идти.
Миссис Палмер сунула руки в карманы платья Бет, вытаскивая из них мешочек с монетами, и, схватив Бет за руку, стала стаскивать с ее мизинца серебряное колечко с крохотным бриллиантиком.
— Это я тоже заберу. Я смогу продать его, когда доберусь до Европы. И еще серьги.
— Нет. — Бет попыталась сжать руку в кулак, но она была холодной как лед и невероятно слабой. — Это подарил мне мой первый муж.
— Невысокая цена за то, что я тебя не убью.
Миссис Палмер сорвала серьги с ушей Бет. Боль была несильной, но острой. Эти серьги подарила ей Изабелла в Париже, когда Бет выразила свое восхищение ими. «Носи их, дорогая, — сказала она, вечно беспечная и великодушная. — Они идут тебе больше, чем мне».
Миссис Палмер встала. При свете она выглядела старой женщиной, старавшейся всеми силами сохранить молодость, прибегая к помощи макияжа. Теперь она выглядела усталой, переутомленной женщиной, которая слишком долго старалась и потратила на это слишком много сил.
— Я люблю Харта Маккензи, — настойчиво повторила она. — Я всегда любила его. Я докажу, что эта маленькая шлюха, любительница женщин, Салли, не смогла сломать его даже за все эти годы. И я сделала все, чтобы это не удалось и Лили.
— Останься и объясни все им.
Бет было трудно дышать.
В неожиданной вспышке гнева миссис Палмер схватила Бет за волосы. Бет вскрикнула, ее бок словно обожгло огнем.
— Ты не имела никакого права копаться в наших делах и приводить в мой дом инспектора. Ты виновата не меньше меня.
Бет больше не могла бороться. Все ее тело хотело только покоя. Она умрет здесь, в маленькой церквушке Томаса, в нескольких ярдах от церковного дворика, где покоился Томас.
Ей послышалось, как скрипнула дверка кафедры, и она увидела Томаса, стоявшего там в белой сутане, которую она так часто штопала. Его волосы поседели на висках, а глаза оставались такими же голубыми.
«Будь смелее, Бет, — как ей показалось, сказал он. — Все уже почти кончилось».
Миссис Палмер огляделась, не выпуская из рук волосы Бет.
— С кем это ты разговариваешь?
Громкие мужские голоса заглушили ее, один из них принадлежал Йену. Миссис Палмер закричала, как щитом прикрываясь Бет. У Бет началась агония, она застонала.
Йен с побледневшим лицом и безумными глазами набросился на миссис Палмер. Он что-то кричал, но Бет не слышала его. Миссис Палмер споткнулась, вскрикнула, и Йен подхватил падавшую Бет.
Он был рядом с ней, большой, теплый. Бет пыталась дотронуться до него, но руки ее не слушались. Он поднял ее и уложил на скамью. Его золотистые глаза были широко раскрыты, и он смотрел ей прямо в глаза.
— Йен…
Бет улыбнулась и коснулась его лица.
Краем глаза она видела, как вбежал Харт, а следом за ним Кэмерон и инспектор Феллоуз. Миссис Палмер, выпрямившись, стояла у стены.
— Я не умру на виселице из-за этой потаскухи! — крикнула она.
Нож блеснул в ее руках, и она вонзила его себе в грудь.
Бет слышала, как закричал Харт, увидела, как согнулись в коленях ноги миссис Палмер и ее тело, падая, скользнуло по стене. Харт удержал ее в своих объятиях.
Миссис Палмер посмотрела на Харта:
— Я люблю тебя.
— Ничего не говори, — сказал Харт с невероятной нежностью. — Я позову доктора.
Она со слабой улыбкой покачала головой:
— Как здесь темно. Я не вижу твоего лица. — Она, как слепая, потянулась к нему. — Харт, держи меня.
— Я здесь. — Харт прижал ее к себе, целуя ее волосы. — Я здесь, любимая. Я не оставлю тебя.
Йен даже не посмотрел на них. Закрыв глаза, он как бы укачивал Бет. Она пробормотала ему:
— Я знала, что ты найдешь меня…
Потом в глазах у нее потемнело, и губы больше не шевельнулись. Она потеряла сознание.
Йен в роскошной карете Харта отвез Бет в резиденцию герцога на Гросвенор-сквер. В доме Харта всегда находились все слуги, готовые в любую минуту исполнить распоряжения герцога, когда у него были дела в городе.
Йен внес Бет в дом. И хорошо обученные слуги бросились исполнять распоряжения взволнованного Йена.
Пришел доктор, прочистил рану Бет и зашил ее, но Бет так и не проснулась.
Кэмерон оставался с Хартом и инспектором Феллоузом в церкви, пока Феллоуз вызывал тех, кто был ему нужен, и старался разобраться в произошедшем. Йена это не интересовало. Все было кончено. Миссис Палмер мертва, а Бет чуть не умерла, пытаясь все исправить. Пусть Феллоуз делает все, как считает нужным.
Бет лежала без сознания. У нее поднялась температура, ее лихорадило, и она покрывалась потом. Как Йен ни старался промывать рану, шрам краснел и распухал, и лихорадка не проходила.
Йен всю ночь не отходил от Бет. Он слышал, как вернулись остальные. Ворчливый голос Кэмерона и тихие ответы Харта, почтительные голоса слуг. Он положил холодное полотенце на лоб Бет, жалея, что не может силой воли изгнать лихорадку.
Он услышал, как за его спиной открылась дверь, и раздались тяжелые шаги Харта, но Йен не поднял головы.
— Как она? — тихо спросил брат.
— Умирает.
Харт обошел вокруг постели и посмотрел на лежавшую без движения Бет. Он был бледен, лицо осунулось.
У Бет был сильный жар. Она стонала и металась на подушках. Когда ее рана касалась кровати, она как будто мучительно пыталась найти избавление от невыносимой боли.
Йен с гневом посмотрел на Харта.
— Это все ты и твои распутные женщины! Ты сделал из них послушных животных! Это они убили Бет!
Харт вздрогнул.
— Будь я проклят, Йен…
— Ты думал, Бет нужны мои деньги, наше имя. Зачем они ей?
— Сначала. Теперь я так не думаю.
— Слишком поздно, черт тебя подери! Она никогда ничего не хотела для себя, никогда ничего не требовала у нас. Ты не знаешь, что делать с подобными людьми.
— Я тоже не хочу видеть, что она умирает.
Харт положил руку на плечо Йена, но Йен стряхнул ее.
— Ты привез меня в этот дом, чтобы я стад твоим проклятым шпионом. Ты всю жизнь использовал меня во всех твоих махинациях. Ты забрал меня из сумасшедшего дома, чтобы я мог помогать тебе, но ты никогда не верил, что я не сумасшедший. Тебе просто надо было, чтобы я помогал.
— Это не совсем так, — сказал Харт, поджав губы.
— Но достаточно близко к истине. Ты думал, что я так безумен, что убил Салли. Я делал то, о чем ты меня просил, потому что был благодарен тебе. И я хотел защитить тебя. Я восхищался тобой, боготворил тебя, совсем как твои прирученные потаскушки.
Йен тяжело дышал, но его рука с нежностью касалась волос Бет.
— Ради Бога, Йен!..
— Я больше не буду выполнять твои приказания! Твоя проклятая властность убила мою Бет!
Харт застыл на месте, глядя на Йена.
— Знаю. Позволь мне помочь ей.
— Ты ей не поможешь. Ей уже ничто не поможет…
На мгновение их взгляды встретились, и впервые за всю жизнь Йена Харт не выдержал его взгляда. Харт не мог посмотреть ему в глаза.
— Уходи, — сказал Йен. — Я не хочу, чтобы ты находился здесь, если мне придется попрощаться с ней.
Харт постоял несколько минут, затем повернулся и вышел из комнаты.
Всю следующую неделю Йен выходил из комнаты, лишь когда надо было позвать Керри, а тот недостаточно быстро отвечал на его звонок. Бет в жару металась по постели с раскрасневшимся лицом, залитым потом, и стонала, когда что-нибудь касалось ее раны. Йен спал на постели, стоявшей рядом с ее кроватью, или в кресле возле кровати, когда Бет становилась слишком беспокойной. Керри пытался уложить Йена в соседней комнате, чтобы позволить горничной или Кейт обслужить Бет и привести ее в порядок, пока он спит, но Йен отказался.
Йен прочитал все книги в огромной библиотеке Харта и множество томов в том закрытом сумасшедшем доме, запоминая каждый современный метод медицины. Он на практике освоил метод лечения загноившихся ран, метод снижения жара, методы ухода за пациентом, чтобы он был спокоен и накормлен.
Доктор принес пиявок, которые помогли немного уменьшить опухоль, но Йену не понравились его мази и масла и шприцы с подозрительно выглядящими жидкостями. Он не позволял доктору с ними даже приближаться к Бет, чем вызывал громкие жалобы доктора, с которыми тот обращался к Харту, который ему нисколько не сочувствовал.
Йен каждый день промывал рану, удаляя сочившийся из нее гной. Он умывал Бет прохладной водой, с ложечки насильно кормил ее бульоном, когда она старалась отвернуться. Он велел Керри принести лед, который прикладывал к ране, чтобы спадала опухоль, и остужал льдом воду, которой мыл ее.
Йен жалел, что не может увезти Бет из Лондона, где угольный дым и сажа проникали во все окна, но он боялся потревожить рану. Он заплел в косы ее волосы, падавшие ей на шею, опасаясь, что будет вынужден остричь эти прелестные локоны, если жар не спадет.
Доктор пощелкал языком и предложил экспериментальное лечение, основанное на сере, добытой из обезьяньих гланд, и прочих чудесах. Он работал над ними совместно со специалистами из Швейцарии и, если бы спас невестку герцога Килморгана, наверняка прославился бы.
Йен выгнал его, угрожая применить силу.
Шел шестой день, жар не спадал. Йен сидел у постели, положив ладонь на ее руку, его мучил страх. Он потеряет жену.
— Так вот что такое любовь? — прошептал он. — Мне она не нравится, моя Бет. Это слишком больно.
Бет не отвечала. Ее распухшие веки приоткрылись, но голубые глаза ничего не видели. В этот день он не сумел накормить ее.
Йена тошнило, желудок у него бунтовал. Он вышел из комнаты, и его вырвало желчью. Когда он вернулся, то увидел, что ничего не изменилось. Она с трудом и хрипом дышала, а кожа была обжигающе горяча.
Она неожиданно вошла в его жизнь, прошло всего лишь несколько коротких недель, — и она так же неожиданно покидала ее. Чувство потери приводило его в ужас. Он никогда раньше не испытывал ничего подобного. Даже в одиночестве и страхе, которые он пережил в сумасшедшем доме. Тогда это было самосохранение, а теперь это была пустота, разъедавшая его изнутри.
Он сидел в этой темной комнате в ожидании самого худшего, и воспоминания нахлынули на него. Его превосходная память сохранила их такими ясными, лишь чуть-чуть прикрытыми дымкой лет, прошедших между настоящим и семью годами, проведенными в сумасшедшем доме. Он помнил ванны по утрам, наполненные холодной водой, прогулки по саду под присмотром человека с длинной тростью, неотступно ходившего за ним. Пастух, как называл его Йен, всегда готовый при необходимости загнать пациентов в дом.
Когда приезжали другие лекари или важные гости, доктор Эдвардс читал впечатляющие лекции, а Йен в это время сидел на стуле рядом с подиумом. Доктор Эдвардс заставлял Йена запоминать имена всех присутствующих и повторять их. Заставлял слушать разговор между двумя волонтерами и в точности воспроизводить его. Вносили классную черную доску, и Йен решал сложные математические задачи за считанные секунды. Дрессированный тюлень доктора Эдвардса — так называл себя Йен.
«Мы имеем типичный случай высокомерного отношения, которое влияет на его мозг. Обратите внимание, как он избегает смотреть вам в глаза, что показывает его склонность к недоверчивости и отсутствие правдивости. Заметьте, как непостоянно его внимание, когда с ним говорят, как он перебивает говорящего замечанием или вопросом, не имеющим никакого отношения к теме разговора. Это высокомерие доходит до истерики — пациент больше не может общаться с людьми, которых считает ниже себя. Лечение — суровые условия, холодные ванны, физические упражнения, электрошок как метод стимуляции. Регулярная порка для подавления приступов гнева. Такое лечение эффективно, джентльмены. Он стал значительно спокойнее с тех пор, как впервые обратился ко мне».
Если Йен и стал «спокойнее», то только потому, что он понял: если он будет сдерживать свой гнев и короткие высказывания, его оставят в покое. Он научился быть автоматом, заводным мальчиком, который двигался и говорил особым образом. Нарушение распорядка означало часы, проведенные взаперти в маленькой комнате, электрошок и избиение каждой ночью. Когда Йен становился снова молодым человеком-автоматом, его мучители оставляли его в покое.
Но они, по крайней мере, разрешили ему читать книги и брать уроки у наставника. Беспокойный разум Йена впитывал все, что попадало ему на глаза. Он овладел языками за несколько дней. Перешел от простой арифметики к высшей математике в течение одного года. Он каждый день читал какую-нибудь книгу и из каждой запоминал целые страницы. Он находил отдохновение в музыке и научился играть услышанное, но так и не научился читать ноты. Ноты и музыкальные знаки оставались для него какой-то черно-белой путаницей.
Йен овладевал такими предметами, как логика, этика и философия. Он цитировал Аристотеля, Сократа, Платона, но не понимал или не растолковывал их. «Высокомерие вместе с обидой на свою семью ограничили его ум, — объяснил бы доктор Эдвардс своей благодарной аудитории. — Он умеет читать, запоминать прочитанное, но не понимает. И еще он не проявляет никакого интереса к своему отцу, никогда не спрашивает о нем и не пишет ему. Он никогда и ничем не показывает, что скучает по своей дорогой покойной матери».
Доктор Эдвардс никогда не видел, как, будучи еще мальчиком, Йен по ночам плакал в подушку, одинокий, напуганный, ненавидящий темноту. Он знал, что если его отец придет за ним, то лишь для того, чтобы убить его за то, что он видел.
Единственными друзьями Йена были слуги, служившие в сумасшедшем доме, горничные, таскавшие для него сладости из кухни и вино из комнаты для слуг. Они помогали ему прятать черуты, которые приносил ему Мак, и книжки с непристойностями, которые ему давал Кэмерон, когда навещал его.
«Почитай вот это, — подмигивая, шептал ему Кэмерон. — Надо же тебе знать, что и где есть у женщины и для чего оно».
Йен узнал все, что надо, когда ему было семнадцать, и он попал в руки пухлой золотоволосой горничной, каждое утро чистившей камины. Она хранила их тайную связь целых два года, а затем вышла замуж за кучера и обрела лучшую жизнь. Йен сказал Харту, чтобы тот сделал ей свадебный подарок, несколько сотен гиней, но никогда не говорил почему.
Все это было давно, мысли Йена вернулись в настоящее время, но настоящее было ужасным. Он сидел в темноте, с занавешенными окнами, а Бет продолжала бороться за жизнь. Если она умрет, он как бы снова вернется обратно в сумасшедший дом и запрется на замок, потому что он сойдет с ума, если ему придется жить без нее.
Вскоре приехала Изабелла. Тихо шурша шелками, она вошла в комнату, и ее глаза наполнились слезами, когда она увидела лежавшую в постели Бет.
— Йен! Мне так жаль…
Йен не ответил, у Изабеллы был измученный вид. Она взяла руку Беги поднесла к губам.
— Внизу я видела доктора, — произнесла она сквозь слезы. — Он мне сказал, что надежды мало.
— Этот доктор идиот.
— Она вся пылает.
— Я не допущу, чтобы она умерла.
Изабелла опустилась на край постели, не выпуская руки Бет.
— Это случается обычно с самыми лучшими людьми. Их отнимают у нас, чтобы научить нас быть человечными.
Слезы потекли по ее щекам.
Йен грязно выругался.
Изабелла подняла на него глаза и слабо улыбнулась.
— Вы упрямы, как Маккензи.
— А я и есть Маккензи. — Проклятый идиот, нашел что сказать. — Я не позволю ей умереть. Я не могу.
Бет беспокойно зашевелилась и что-то сказала.
— Она бредит, — шепнула Изабелла.
Йен смочил салфетку и приложил к языку Бет, казалось, она пыталась заговорить, но у нее вырвался только хрип. Она сглотнула капли с салфетки, жалобно застонав.
Изабелла смахнула слезы, встала и, как слепая, выбралась из комнаты.
Немного позднее появился осунувшийся Мак.
— Как сейчас, лучше? — спросил он.
— Нет. — Йен не спускал глаз с салфетки со льдом, которую он положил на лоб Бет. — Ты приехал вместе с Изабеллой?
Мак тихо фыркнул.
— Едва ли, разные поезда, разные суда, и она поменяла гостиницу, когда узнала, что я тоже в ней остановился.
— Оба вы дураки. Ты не можешь ее отпустить.
Мак поднял брови.
— Прошло три года, а она не очень-то торопится вернуться.
— А ты не очень стараешься вернуть ее, — сердито сказал Йен. — Никогда не думал, что вы такие глупцы.
Мак, казалось, сначала удивился, а потом задумался.
— Может быть, в твоих словах есть смысл.
Йен снова повернулся к Бет. Как можно было найти свою любовь и так беспечно отбросить ее?
Мак потер лоб.
— Говоря о дураках, Харт прогнал этого шарлатана доктора. Это тоже хорошо, мне хотелось его задушить.
— Хорошо.
Мак положил руку на плечо Йена и пожал его.
— Мне так жаль. Это неправильно. Нас много, но ты один заслуживаешь счастья.
Йен не ответил. Это не имело отношения к счастью. Надо сделать все, чтобы спасти Бет.
Мак пробыл с Йеном некоторое время, мрачно глядя на Бет, затем тихо вышел. Его сменили другие, приходившие днем и ночью: Кэмерон, Дэниел, Кейт, Керри, снова Изабелла. И все задавали один и тот же вопрос: «Ей лучше?» Йену оставалось лишь качать головой, и они уходили.
Ранним утром, когда в доме стояла мертвая тишина, позолоченные часы на каминной полке робко пробили два раза. Бет села на постели и выпрямилась.
— Йен!
Она страшно покраснела, глаза лихорадочно блестели, и зрачки расширились. Йен подошел к кровати.
— Я здесь.
— Йен, я умираю…
Он схватил ее в объятия и прижал к себе.
— Я тебе этого не позволю.
Она отстранилась.
— Йен, скажи, что прощаешь меня.
Она посмотрела ему в глаза, и он не мог отвести от нее взгляда.
Глаза Бет, горящие синим цветом, наполнились слезами. Он мог бы часами смотреть в них, околдованный этой синевой. Он где-то читал, что глаза — это зеркало души, и душа Бет была чистой и доброй.
Она была в безопасности, но чудовище, скрывавшееся внутри Йена, было точно таким же, как и чудовище, которое скрывалось внутри его отца. Он мог в приступе гнева, потеряв власть над собой, ударить ее. Но не мог допустить, чтобы это когда-либо произошло.
— Мне не за что тебя прощать, любимая.
— За то, что я пошла к инспектору Феллоузу. За то, что все это устроила. За убийство миссис Палмер… Ведь она умерла?
— Да.
— А не вернись я в Лондон, она была бы жива.
— А Феллоуз все еще считал бы виновным меня. Или Харта. Никакого прощения не может быть, моя Бет, за то, что все узнали правду.
Казалось, она не слышала его.
— Я так сожалею!.. — в горячке рыдала она.
Она прижала руку к его груди и спрятала лицо у него на плече.
Сердце Йена громко стучало, когда он прижимал ее к себе. Когда же он осторожно приподнял ее, чтобы поцеловать, то увидел, что глаза ее снова закрылись, и она потеряла сознание. Йен опустил жену на подушки, роняя слезы на ее горячую кожу.