Догадка грызла меня, как червь. Ведь он был лучшим другом Мая! Почему он вдруг пришел ко мне и попытался очернить его, если они итак далеко не ушли с раздачей своих черных тузов подстилкам? Что изменилось?
Мысли требовали действий. Я меряла шагами свою комнату вдоль и поперек, пока не решилась найти Джуна и поговорить снова. Звонила ему, наверное, раз двадцать, пока телефон не стал отвечать голосом переадресации. Поэтому собралась и поспешила в спортивные залы кампуса, где обычно вечерами околачивались спортсмены.
Но нашла не Нам Джуна. Вернее это был он, но не совсем один. Уже сворачивая к выходу из коридора с пустующими раздевалками, услышала странные звуки из душевых. Вспомнив о том, как меня заперли те твари, естественно я помчалась человеку на помощь.
Страх, что с кем-то могут поступить так же, как со мной сковал полностью, поэтому я вообще не задумалась о том, что это мужское крыло, и душевые собственно тоже не женские. А слышался голос именно девушки.
Могло ли мне прийти в голову, что во время секса можно выяснять очень важные вопросы? Например, такие, которые касались умершей девушки и сокрытия улик убийства её сутенера?
Нет. Это смешно, но пока я это рассказывала Маю, на его лице не было и тени улыбки. Он сидел напротив. На кухне, куда притащил меня, чтобы успокоить, и хмурился всё больше.
Челюсть сжималась, а на красивом лице проступали скулы, только подчёркивая злость. Она словно светилась в его взгляде. Остром и необычном из-за разреза глаз, который сужался всё больше, а глаза горели всё ярче.
— И потом… В общем, она сказала, что если Нам Джун всё подтвердит на следующем допросе, то она добьется справедливости. Она ненавидит меня. Она говорила такие вещи, в которые я не могу поверить. Будто я отобрала у нее Изабель… — поток слов прекратился, и я сделала глубокий вдох.
Отвернулась к окну, потому что слезы душили, руки дрожали, и я не могла говорить дальше.
— Грета! — резко выдохнул Май, и продолжил, — Возьми себя в руки и вспомни, что ей ответил Джун на это всё?
— Я… Я убежала, Май. Как только они перешли к более серьезным действиям, мне стало настолько противно, что я ушла. Сбежала и пришла к тебе.
Повернула голову и провалилась во взгляде напротив. Он притягивал, и хотелось не просто сидеть на расстоянии столешницы, а опять спрятаться. Раньше я никогда за собой не замечала подобной черты. Мне не хотелось прятаться от всего в руках Дженсена. Не хотелось казаться слабой, а напротив хотелось доказать ему, что я надежная опора. Что на меня можно положиться и я всегда буду его поддерживать.
Сейчас чувства диаметрально другие. Я смотрела на Мая и понимала, что могу позволить себе быть слабой, потому что он повторит тоже самое, что делает сейчас. Май подойдёт ко мне и крепко обнимет, прижмёт к себе, но при этом холодно отрежет, как бритвой по нервам:
— Прекрати это немедленно. Опять чёртовы сопли и это дерьмо. Ненавижу на это смотреть!
Будет шептать сквозь зубы с раздражением, но поступит так же, как и в метель посреди улицы. Поднимет мое лицо и обожжет мои губы своим горячим дыханием. Лишит возможности дышать на те несколько минут, что я стану отвечать ему с не меньшим жаром в прикосновениях и ласке.
— Говори, Делакруз. Всё как есть, а с остальным мы разберемся. Если Туретто и вправду убила Энн, а Нам Джун её покрывал всё это время, продолжая спать с девкой, которая очевидно соблазнила этого дебила, то у меня есть над чем подумать, — Май стоял рядом со мной и обнимал, пока я сидела на стуле и пыталась успокоиться, внушая себе, что это не ширма.
Вынуждая поверить себя в то, что безумие, с которым я влюбилась в этого парня — самая правильная вещь, которая происходила со мной за всю мою недолгую жизнь.
Меня обманули. Мою сестру обманули, а потом вынудили возненавидеть меня. Всё покрылось язвами лжи, и только в руках Мая, прямо сейчас, я забывала, что она — ложь — вообще существует.
— Вот как мы поступим, Делакруз! — Май отстранился, а я лишилась опоры, но смолчала.
"Нельзя же так рьяно и очевидно демонстрировать, что я превратилась в зависимую от тебя. Нельзя! Потому что страх быть обманутой — новое, и теперь, самое яркое чувство во мне…"
— Что ты задумал, Ли? — подняла на него взгляд, а Май лишь сильнее нахмурился.
— Мы продолжим изображать ненависть. Мало того, мы позволим им поверить, что я действительно собираюсь сотворить дичь, о которой им наплел. Остаётся понять, зачем Райс втянула в это всё Джуна? И какого хера творит этот придурок? — последние слова Май выплюнул словно ругательство.
На что я лишь горько усмехнулась и ответила:
— Ты просто не знаешь, что происходило до того, как ты встретил Иззи. Ещё когда мы учились в школе, меня очень удивило отношение моего отца к тому, что Изабель общается с Энни. Он начал буквально выгонять Энн из нашего дома. И только теперь мне стало ясно, что она очевидно всё знала и про нашу настоящую мать, и про то что я ни сном, ни духом об этом. Либо ей рассказала сама Иззи, либо она это узнала в пансионате. Ведь её семья ходила на каждую мессу. Они могли как-то узнать об этом. В конце концов, отец Энн был прихожанином с самого основания церкви и пансионата, — Май сложил руки на груди и покачал головой.
— Значит издевательства над тобой…
— Чистая правда, Май. Изабель действительно превратила мою жизнь в старших классах в ад. Она не просто измывалась надо мной. Иззи всем видом демонстрировала, что она меня ненавидит. Неизменные унижения в кругу общих знакомых и друзей. Гнусные видео в чате и другие вещи, которые мне даже противно вспоминать.
Май прикрыл глаза, и отвернулся. Опустил голову, покачав ею, и пошел в сторону холодильника. Достал оттуда бутылку минералки и положил передо мной на стол.
— Пей и успокойся.
— Не хочу… — вяло улыбнулась, на что было брошено другое:
— Тогда вставай и поехали!
Я округлила глаза и повернулась к нему, нахмурившись:
— Куда?
— Вначале поедим где-то, — Май захлопнул холодильник, выпив воды и положив бутылку обратно, — Ты голодная, а в этой дыре нет ни куска нормальной пищи.
Я невольно поджала губы, и мне чертовски захотелось улыбнуться снова. По-настоящему. Но потом вспомнила его слова о ненависти и нашем спектакле, и тут же сухо добавила:
— А как же то, что я тебя ненавижу?
— Ненавидь и дальше, на здоровье, но на сытый желудок, Делакруз.
Он прошёлся по мне взглядом и скривился:
— Иди умойся и сделай что-то со своими глазами "на мокром месте". Не могу смотреть. Бесит.
— Ты к тому же и хам, Ли.
— Нет, это вот как раз черта моего характера. Либо смирись…
— Либо привыкай! — скопировала его манеру речи и поднялась, одернув футболку парня, которая начала бесить уже меня, — Я помню, Ли.
— Тогда отлично. Это радует.
— Болван.
— Решила опять нарваться на наш способ выяснения отношений? — Май усмехнулся, на что я лишь холодно посмотрела на него и пошла в сторону ванной, но видимо не туда.
— Направо, Делакруз. Там чулан. Я конечно не откажусь понаблюдать за тем, как ты будешь орудовать здесь пылесосом, но у нас нет на это времени.
— С чего бы… — я резко повернулась и попала в капкан его рук.
Май прижал меня к себе и прошептал, нагнувшись к уху:
— Единственный действенный метод успокоить тебя — это довести до состояния ответного бешенства, Делакруз. А когда ты злишься, то начинаешь краснеть. И это действует на мои мозги хуже, чем если бы меня кто-то треснул по голове неплохой кувалдой.
Я обняла его в ответ и прижалась лбом к подбородку парня.
— Если выяснится, что Джун и вправду помогал Энн, что нам делать? Это ведь… убийство. Мало того этот прокурор. Он словно пытается из тебя сделать убийцу.
Май на секунду сжался, а следом тихо прошептал:
— Это не только убийство, Грета. Я должен тебе кое-что показать.
Я застыла, а следом ощутила, как Май достал что-то из кармана. Прошло каких-то ничтожных пару секунд, прежде чем я услышала голос Иззи.
Она просила, даже умоляла сквозь слезы не трогать её, но запись оборвалась её безумным хохотом.
— Очевидно, что Энни не просто создала себе игрушку, она втянула в это всех. Теперь мне понятно и то, зачем она снюхалась с Джуном. Она хотела убрать и меня, точно так же, как Туретто. Эта ненормальная собиралась убрать всех, у кого Иззи искала помощи.
Все части мозаики из полутонов последнего года жизни моей сестры встали на места. Я устала от боли, потому сжала зубы и уняла чувство страха от услышанного. Но по телу всё равно прокатился холодок от понимания того, что улыбчивая девушка, которая посещала церковь пастора Абрахамса вместе со всей своей семьёй, могла творить такие вещи.
— Май… Нам нужно поговорить с пастором прежде чем, я пойду в полицию. Я не могу молчать об этом. И если ты решишь защитить Джуна… — медленно подняла голову и закончила, смотря в его глаза, — Я пойму, Май.
Плавно его руки обогнули мои плечи, а затем теплые ладони сомкнулись на моей шее и затылке, обхватив. Май провел большим пальцем под моим подбородком и ровно ответил:
— Как ты думаешь, если я готов был убить из мести за твою сестру, что я готов сделать из любви к такой недалёкой и глупой Грете Делакруз?
Я не могла до сих пор поверить в то что он так легко произносит эти слова. Настолько просто, словно так было всегда.
— Ты меня пугаешь, Ли.
— Рад слышать правильный ответ, Делакруз, — нежный и совсем невесомый поток теплого дыхания, снова коснулся моих губ.
Май опять целовал меня, как ночью. Медленно, ласково и настолько плавно, что ноги превратились в онемевшие, а по телу бегала дрожь то вниз, то вверх. То горячая волна, то холодный зуд. И это не было чем-то сумасшедшим, как обычно происходило между нами. Оно было другим. Совершенно новым и настолько нереальным, словно я сплю, и мне снится и Май, и эта квартира, и яркое солнце, которое освещает небоскребы за панорамными окнами.
- Хочу есть… — прошептал Май.
Я кивнула и погладила его запястья, сжав. Они до сих пор тепло согревали мою шею.
— Дай мне десять минут, и я буду готова.
— Ты меня не поняла, Делакруз. Я хочу тебя. Сейчас…
Если бы можно было описать подобные чувства одним словом, я бы назвала именно наши с ним отношения одержимостью. Безумством, с которым Май дышал со мной одним воздухом и заставлял забыть о том, что реальность вообще существует. Что этот кошмар возможен рядом с теми эмоциями, которые он во мне рождал.
— Вкусно, Грета. Каждая часть тебя чертовски вкусная, — хрипло говорил и держал мои локти, пока плавно двигался во мне, стоя сзади, и всё, что я могла слышать его тяжёлое дыхание и свои ответные стоны.
Дикость и необузданность желания стали нашей реальностью, а жажда наслаждения друг другом вытесняла любые мысли. Я не могла думать ни о чём в этот момент. Мысли роились только вокруг ощущений того, как Май мягко прижимает мое лицо к подушкам и ложится всем телом сверху, словно накрывая собой и даря ещё больше удовольствия от того, как нежно задевает чувствительные точки во мне. Как покрывает поцелуями плечи и спину, снова наращивая темп и заставляя прикусывать ткань подушки, чтобы сдержаться от вскрика.
Одно моё движение — продолжение его прикосновений, его горячего дыхания и его любви. Секс менялся. И теперь это не было просто… Это было ещё ярче, чем раньше, потому что безумие стало нашей с ним болезнью.
И она была убийственной и смертельной для всего, что нас окружало. Я сошла с ума окончательно, ведь сама не могла насытиться тем, что получала от Мая взамен. Это стало нашим способом забыть обо всем. Сбежать от всего, приносящего нам боль. Наслаждение и страсть сожгли мои границы. И больше я не позволю лишить меня подобного чувства.
— Ты мой! — поднялась над ним и закатила глаза от удовольствия и новой волны жара, когда руки Мая с силой сдавили ягодицы и стали направлять мои движения бедрами.
Он пульсировал внутри, растягивал меня, и тепло будто само взрывалось во мне, разливаясь по всем венам. Глаза горели только одним желанием — видеть, как от моих острых движений Май прищуривается и сжимает челюсть, резко выдыхая. Это заводило так, что ощущения удваивались и возбуждение только росло. А с ним и стремление доставить Маю счастье и радость. Ведь в какой-то момент он улыбнулся и потянул меня к себе, нежно целуя и глубоко дыша рядом с моим лицом.
Он смотрел на меня с жадностью и молчал, а когда удовольствие заставило меня сжаться от спазмов, притянул уже сильнее и на выдохе, пока я содрогалась от оргазма, резко ответил:
— Твой…
Я снова и снова прокручивала эти моменты в голове. Даже сидя в парке, напротив небольшого фонтана, не думала о том, что вокруг кошмар. Я вдруг поймала себя на мысли, что смотрю на бургер, который купил мне Май и мне хочется улыбнуться, потому что в нем лук, а я не ем его и не переношу на дух.
— Что не так, вкусняшка? — Май сел на лавку, оседлав её, и присмотрелся ко мне.
— Ничего, — ответила и почти откусила часть булки, как еду вырвали из моих рук и впихнули свою картошку фри.
— Что? — я только хотела возразить, как Май отрезал:
— Ты не ешь лук. Я это заметил ещё в столовой, когда наблюдал за тобой. Совсем забыл.
Я застыла и убито сказала:
- Что значит следил?
- А то и значит, вкусняшка. Я следил за каждым твоим шагом весь месяц. Знал во сколько ты возвращаешься в кампус и когда уходишь. Наблюдал, как ты идешь в библиотеку и провожал тебя каждый день домой, как идиот. Вот что ты сотворила со мной, Делакруз. Гордись собой, ещё ни одна девушка не доводила меня до состояния такого отупения.
Он спокойно поправил свою маску на подбородке и стал есть. Невозмутимо поглощал бургер и мычал, как ребенок.
— Очень вкусно. Но… — Май прожевал и сглотнул, — Я наелся лука. Поэтому целоваться ко мне не лезь, вкусняшка.
Я стала смеяться, а потом и вовсе не могла оторвать взгляда от того, как взрослый парень, весь в черном, приподнял ещё и шапку на макушку, а из-под нее стали торчать густые темные волосы.
Словно малолетний парнишка Май продолжал есть и периодически подмигивал мне, когда я выдавала свои гляделки.
— Я красивый и неотразимый самец, Делакруз. Я в курсе. Но если ты не доешь, мне придется тебя заставить съесть всё, на что потрачены мои кровные деньги. Ты бессовестная расточительница. Впрочем, все женщины такие. Но тебя мы отучим от этой пагубной черты характера.
Он шутил, а мне вдруг стало жутко страшно, что вот этот первый наш момент, когда мы действительно вместе и я это понимаю, может оказаться последним.
— Май, они хотят сделать тебя главным подозреваемым по делу Туретто. Если Нам Джун…
— Это тебя не касается. Ты должна продолжать ходить на лекции и учиться, Делакруз, — Май дожевал бургер и вытер лицо салфеткой.
— Ты не понимаешь того, что я тебе рассказала о своем допросе? — холодно переспросила, на что мне не менее холодно ответили:
— По-моему, это моя вкусняшка не понимает того, что я сказал, — Май посмотрел на меня и ровно добавил, — Твоя задача учиться и стать достойным человеком, Грета. Остальное касается меня, и я собираюсь решить всё сам. Поэтому я прямо тебе говорю, Делакруз — тебя это не должно волновать! Всё, что нам нужно — видимость того, что я тварь и ты меня ненавидишь.
— Знаешь что, Ли? — во мне, закономерно, взыграла злость, — Вот это всё попахивает тиранией.
— Если бы она тебя не заводила, вкусняшка, ты бы не пришла ко мне и не потребовала признаться в самом глупом поступке в моей жизни.
— Значит то, что ты мне в чувствах признался это глупость? — я хотела было вскочить, но только поднялась, как тут же захотелось сесть обратно.
— Ты моя, а я твой, Грета, — он даже не смотрел на меня, а продолжал собирать обертки от еды и складывать в бумажный пакет, — Ты сама спросила меня об этом — я ответил. Однако есть одно "но", и тебе о нём хорошо известно.
Май наконец, посмотрел на меня и тихо, но уверенно сказал:
— Я буду решать такие проблемы сам. Моя женщина никогда не будет втянута в подобное дерьмо. А поскольку моя женщина — ты, можешь забыть о самоуправстве навсегда. Нравится тебе это, или нет, Делакруз, но я не собираюсь мириться с тем, что ты хочешь быть замешана в подобном. Поэтому ты будешь сидеть тихо, и не станешь лезть туда, куда женщина вообще не должна вмешиваться! И на этом, пожалуй, точка. Я такой, какой есть, Грета. Другим не стану и меняться не собираюсь, потому что меня моя жизненная позиция устраивала ровно до того момента, пока не появилась ты. А там, где заканчивается "ты", начинается "мы". Я мужчина, и это дерьмо — мои заботы. С этого и начнем наше "мы".
Я чуть не выронила свои остатки фри на пол. Не могла проронить и слова в ответ, потому что не смогла бы подобрать ни единого. Это дико, но то что он говорил казалось мне правильным, и таким, каким должно на самом деле быть.
— Ты ни хера не съела и меня это злит, Делакруз, — Май продолжал смотреть, а я краснеть, — И ты стала похожа на спелый томат, что значит, мои слова ты восприняла правильно и постараешься меня послушаться.
Начал идти снег. Май поправил шапку и выставил ладонь, чтобы поймать крупную снежинку.
— Это странно, но я впервые чувствую, что счастлив, Грета, — прошептал он, поднимаясь, — И причина этого ты.
Снег продолжал падать, пока меня продолжали согревать теплые губы, которые пахли луком, и такими же были на вкус. Наверное, теперь я полюбила вот такой способ есть его.
Всю дорогу до метро мы ехали молча. А когда я выходила, Май схватил меня за руку и обернул к себе:
— Разве так прощаются со своим парнем, Делакруз?
Это вызвало во мне улыбку, и я захлопнула дверцы обратно. Подвинулась ближе и сама его поцеловала.
— Прости. Это всё слишком непривычно, Май, — ответила, когда мои собственные губы разогрелись и будто опухли.
— В этом нет ничего непривычного, — Май сжал мои запястья в свои руках, пока я держала в ладонях его лицо, — У меня к тебе важная просьба, вкусняшка.
— Какая?
— Ты будешь все эти дни держать сотовый при себе буквально в руках. И если почувствуешь любую угрозу, или что-то покажется тебе странным, ты тут же мне позвонишь! Сразу, Грета! И я не шучу!
Он опять говорил резко и с холодом, словно приказывал.
— Мне не нравится твой тон, Ли. Этот авторитаризм начинает бесить уже меня.
— Грета!
— Хорошо, — я поцеловала его опять и кивнула, — Я тут же тебе позвоню. Но и ты должен мне пообещать, что не наделаешь глупостей, Ли. Прошу… Иначе в полиции действительно решат, что Туретто убил ты.
Май ничего не ответил, а лишь обнял меня и потянул ближе на себя.
— Иди!
— Май…
— Иди, вкусняшка. Увидимся на пирушке Сандерса.
Как бы я не хотела уходить, но другого выхода не было. Только так, мы могли найти реального виновника того, что происходило.
Всю дорогу до кампусов я думала лишь обо одном — собраться и сбежать в место, где мы с ним сможем остаться вместе. Вдали от этого всего, забыться друг в друге и перестать жить прошлым. Ведь оно для нас тоже общее.
Изабель… Именно она соединила наши с ним судьбы, и от этого мне было ещё ужаснее. Мне казалось, словно я влезла в её отношения. И это чувство только усиливалось. Глупая паранойя и то, что происходило, не давали мне успокоиться.
И так я почувствовала ту самую разницу. Ещё утром не чувствовала такого страха рядом с ним, а сейчас будто потерялась. Словно осталась снова одна и мне не у кого искать защиты.
В таких мыслях прошло ещё три дня, за которые я как ни в чем не бывало, продолжала посещать лекции и пытаться понять, как можно так умело изображать из себя праведного человека? Но последняя капля наступила в день вечеринки Сандерса.
Я вернулась из корпуса почти под вечер. Все эти дни не видела ни Мая, ни Джуна, ни, тем более, Сандерса, который готовился к официальному приему. Его семья оказалось достаточно состоятельной, чтобы устроить помолвку своего сына в одном из лучших ресторанов Сиэтла. Заведение находилось в центре города, в одной из высоток, которые служили домом искусств.
Красивое место, в которое я собиралась прийти уже через несколько часов, чтобы положить всему конец. Но как только вошла в свою комнату в кампусе, поняла, что совершенно утратила бдительность, и звонок Маю мне не помог бы.
Всё было перевёрнуто вверх дном. Вещи разбросаны по всему полу, а окна открыты настежь.
Холод из улицы физически сковал тело тут же. Я встала на пороге и не могла шевельнуться от осознания того, что находиться здесь и дальше не безопасно.
Подобное могла сотворить только одна безумная тварь.
— Она искала дневник, — я прикрыла глаза и сжала руки в кулаки.
Это действительно Энни. Всё время это именно она подстраивала все эти грязные вещи. И сюда пришла за главной уликой, чтобы уничтожить её. Ведь лже-дневник выполнил свою функцию сполна. Я осталась в Сиэтле, и всё это время, свято верила, что всё написанное на страницах тетради — чистая правда, и я повинна в смерти собственной сестры, как и Май, которого каждая строчка в том чертовом дневнике, описывала, как ублюдка, не погнушавшегося уничтожить больную девушку.
Я вышла из кампуса и села в машину такси тут же назвав адрес ресторана. Как и говорил Нам Джун, меня взялась пригласить именно Ванесса. Девушка свято верила, что я повелась на её слова о том, что они с моей сестрой были близкими подругами.
Естественно в это враньё поверил бы только слабоумный человек, потому мне ничего не оставалось, как притвориться безмозглой дурой и хлопать ресницами, когда девушка вручала мне приглашение.
Учитывая, что Ванесса, наверное, понимала зачем меня туда позвали, мне становилось ещё омерзительнее и паршивее на душе.
Чёрное коктейльное платье прекрасно сочеталось с тем, куда я попала. Пока выходила из лифта на нужном этаже, в моей комнате в кампусе уже работала полиция. Несмотря на слова Мая, я не собиралась мириться с тем, что его считают убийцей. Потому полисмены должны сами убедиться, что Май ни при чём.
Но лишь я прошла в фуршетный зал полный гостей, мир исчез. Мне снова стало наплевать на всё.
Здесь не было ни души, кроме Мая. Он стоял в черном костюме, который особенно выделял бордовую рубашку. Она небрежно расстёгнута, обнажая часть его ключиц.
"Это безумие. Но я не могу оторвать от него взгляд…" — пронеслось в голове, а я попыталась спокойно отвернуться и сделать вид, что мне до ужаса противен этот человек.
Но как? Как мне это сделать, если я знаю, что это ложь? Чертово враньё, которое разрушило так много жизней.
То, что между нами стоит целый стол с едой и закусками, и то что рядом толпа гостей, не имеет никакого значения больше.
Потому что сегодня Май смотрит на меня, как на своё. Это звучит ужасно, но именно это читается в его взгляде. Уверена, подойди ко мне любой из здесь присутствующих, беды не избежать. Ли превратит праздник Сандерса в бойню, и его никто не остановит.
Как и меня. Потому что в этот вечер я верну всё враньё этой твари сполна. Энн не уйдет ни от полиции, ни от меня.
А пока… До того момента, как она появится здесь, я просто хочу. И это желание заставляет высохнуть каждую клетку моего тела. Я смотрю на него и понимаю — оно обоюдно и мне предстоит попробовать адреналиновый коктейль Майкла Ли прямо сейчас.
Но все рассыпается тут же, как Май разворачивается ко мне спиной и спокойно притягивает к себе девушку, которая стояла рядом с ним и Нам Джуном. Он что-то шепчет ей на ухо и та заливается звонким хохотом. Этот звук будто лезвием проводит по открытой ране в груди.
Он флиртует в открытую и прямо на моих глазах. Вот так просто его актерское мастерство встаёт передо мной во всей красе.
— А ведь Нам Джун тебя предупреждал, Делакруз. Ты такая же недалекая, как и твоя сестрица наркоманка.
Я сжала в руке бокал с шампанским и попыталась взять себя в руки. Сандерс всегда был хамом. Об этом кто только не говорил.
— Прими мои поздравления, Эйн. Вы прекрасная пара, — сухо ответила и выпила залпом свой бокал.
Больше главное действующее лицо этого праздника ко мне не подходило. Сандерс ухмыльнулся и лишь хохотнул на мои слова. Парень щёлкнул пальцами и к нам тут же подошёл официант.
— Обслужите даме рот, — он обратился к парню в форме со смешком, и тот протянул мне новый бокал с шампанским, забрав старый.
— Приятного вечера, Делакруз. Надеюсь его продолжение тебе понравится не меньше.
Слова Эйна меня насторожили, как и то, что Энн до сих пор не появилась на вечеринке, хотя мне было хорошо известно, что её тоже включили в список приглашенных студентов из колледжа.
Спустя полчаса моих наблюдений и метаний по залу, речи молодоженов, их родителей с благодарностями, я ощутила сильную сонливость.
И вскоре стала понимать, что чувствую себя очень плохо. Звать на помощь Мая оказалось поздно. Потому что только войдя в уборную, чтобы позвонить ему, перед глазами всё стало вертеться, как на карусели. Меня будто что-то бросало то в плач, то в хохот. Я смотрела на себя в зеркало, и умом понимала, что это я, но тело меня совершенно не слушало, пока в конце концов я не упала на кафельный пол и последнее, что запомнила — свои безумные глаза в отражении перед падением в обморок.
Но проснулась от другого. От страшного треска и шипения. Попыталась открыть глаза и сделать вдох. Однако как только захотела вдохнуть, тут же зашлась хриплым кашлем, потому что воздух буквально обжог гортань.
Дышать в таком дыму невозможно, а особенно если открыв глаза, ты видишь крах всех своих домыслов и предположений, которые позволяли держаться сознанию на плаву.
Я была не одна. Рядом, в двух метрах от меня, лежала Энн, и еле дышала, протягивая ко мне окровавленную руку.
— Грета… Спасайся… — прохрипела девушка.
На её лице будто любая мимика застыла, а слезы катились прямо по щекам.
— Беги! Он сожжет тебя заживо здесь. Беги…
Я схватилась за один из перевёрнутых стульев и стала подползать к Энни, которая зашлась рыданиями. Она тоже задыхалась, а над головой всё сильнее слышался треск деревянных перекрытий.
Когда я была возле девушки, тут же сжала её ладонь. Послышался скрежет и шипение, подняв голову я успела лишь прикрыть её собой. Одна из горящих балок упала рядом с нами, и дышать стало совсем невозможно.
— Это всё он… — Энн схватилась за меня и всхлипнула подо мной, — Мы сгорим в этой проклятой молельне. Сгорим заживо, потому что весь пансионат пуст.
Только расслышав её слова я похолодела и присмотрелась. Это действительно была молельня пастора Абрахамса. Она деревянная, поэтому сейчас пылала, как спичка.
— Неужели это сотворил старик? — я прижала к себе Энн и ощутила, как по правой ладони растекается теплая вязкая жидкость.
В ужасе одернула руку и, расширенными от шока глазами, смотрела на свою окровавленную ладонь.
— Энни… — прошептала, а девушка на моих руках зашлась кашлем и в этот раз сплюнула кровь.
— Энн!!! — я схватила её за лицо и стала приводить в чувство, а она горячо зашептала:
— Прости. Прости меня, Гретти. Я всего лишь… Я всегда хотела для вас только счастья… — она опять зашлась в кашле, но следом улыбнулась сквозь слезы, — Я любила Иззи. Она была для меня всем, а потом я решила что смогу защитить и тебя, но ошиблась. Тот, кого я считала виновником всего, оказался ни при чём. Нам… Нам Джун всё знает. Он… Он помогал мне. Не держи зла, он… — Энни начала закатывать глаза, а я стала качать головой и заходиться слезами, которые душили.
Девушка умирала на моих руках, в горящей церкви, а я не могла ничего сделать. И это меня убивало. Будто я сама умирала вместе с ней.
— Он… Он хотел защитить вас. Тебя и… Тебя и Мая. Он не замешан ни в чём. Он не виноват. Это Эйн. С самого начала Изабель уничтожал… Сандерс. Он и… Он и Туретто убил. Это он… Из-за той дряни… Они её продают… Они связаны… Его семья связана с мексиканцами.
Энни вздрогнула всем телом и обмякла в моих руках, а я окаменела. Потому что смотрела в глаза, которые покинула жизнь. Они медленно стекленели и становились пустыми. Настолько, что вскоре в них отражался только огонь, который всё ближе подбирался ко мне.
— Энн… — я стала её трясти, пыталась привести в чувство, — Энни!!! Энни, вернись!! Не-е-е-ет!!
Мой крик, показался настолько тихим, словно я оглохла от своего же голоса. Но вернуть всё назад было невозможно. Девушка на моих руках мертва, а я сидела посреди горящей молельни, пока там, за её дверями, кто-то ломился в них и пытался нас спасти.
Мой родной городок. Они не успеют сами потушить пожар до приезда пожарных. Не успеют войти в дверь, которая была заколочена.
Это конец.