Билет в никуда

Без всякого азарта принялась одеваться. На часах стрелка приближалась к часу ночи.

В эти самые минуты Курганов, в костюме гангстерской моды тридцатых годов, и Веня, очень похожий на богатого бюргера, с полными детскими губами и сигарой в коротких пальцах, впервые переступили порог знаменитого казино, в котором, как рассказал им Шлоссер, Достоевский проигрывал все гонорары.

Перед ними возникла роскошная парадная лестница, обтянутая изумрудным кашемиром. С боков по обеим сторонам разливалось мягкое освещение от низких белых ламп, поставленных рядом с аккуратными небольшими пальмами. Но оказалось, что лестница ведет не в казино, а в концертный зал.

– В казино – направо, – подсказал им Шлоссер, держащийся несколько сзади, чтобы не закрывать обзор для поиска интересующего их объекта.

В большом холле с портретом основателя казино они поменяли деньги и вошли в апартаменты, мгновенно потрясающие воображение степенным богатством интерьера. Бархат, бронза, позолота, мрамор – все здесь дополняло друг друга. Первый, как бы проходной, зал был декорирован зеленым с золотом. Возле столов стояли старинные, красного дерева благородные стулья, сидеть на которых уже была радость. В нем было совсем мало народа, поэтому Шлоссер провел их в самый роскошный Флорентийский зал с потрясающей живописью под не слишком высоким потолком и многоярусными замысловатыми бронзовыми люстрами.

– Я здесь поиграю немного, а вы погуляйте, – предложил он, – там дальше зал для «Блэк Джека», а рядом – ресторан и бар.

С раскрытыми от удивления ртами Веня и Курганов ходили по утопающим в роскоши и бархате залам. При всем богатстве залы эти не казались какими-то надменно недоступными, а, наоборот, выглядели необычайно уютно. Здесь хотелось посидеть, отдохнуть, поиграть и с уважением взглянуть лишний раз в зеркало, чтобы насладиться своим отражением в таком королевском интерьере.

Инессы нигде не было, хотя в каждом зале над столами склонились десятки дам с седыми буклями. Своим худыми пальцами, усыпанными бриллиантами и пигментными пятнами, они нервно перебирали белые жетоны.

От нечего делать Веня предложил выйти во внутренний дворик, в котором тоже оказались столы с рулеткой. Весенняя прохлада приятно освежала. Двор загораживался склоном горы, пестрящим красными и розовыми пышными цветами. Курганов позавидовал Вене. Тот собирался докурить сигару и пойти выпить коньяк возле широкой старинной стойки с бронзовыми настольными лампами.

– Послушай, – предложил он от охватившей душу тоски, – все равно Инесса здесь не объявится и ничего нам не обломится. Давай разочек рискнем, поставим на кон все, что есть, – и дело с концом. Выиграем – порадуемся, а проиграем – черт с ними, с деньгами. В таком количестве они нас не спасут.

– Что, все четыре тысячи? – не поверил своим ушам Веня, считавший Курганова неазартным, апатичным человеком.

– А что? Только все сразу. У меня не хватит нервов наблюдать за этим шариком. Через три игры я крупье головой в это корыто посажу.

Веня не прочь был сыграть, но без купеческого размаха. Потому предложил оптимальный вариант:

– Давай разделим деньги, и ставь свои как хочешь. Курганов нехотя согласился и, получив свои две тысячи, пошел сразу к кассе обмена. А Веня не спеша присел возле «Блэк Джека». В эту игру он умел играть. Она мало чем отличалась от игры в «очко». Когда-то ему Цунами объяснил принцип игры – садиться на дальнюю руку и забивать две последние карты. На первой можно рисковать, а на второй, то есть последней, уже ясен общий расклад.

С первой же игры Вене повезло. Крупье не обратил на него внимания и сдал по новой. Вене пришли десятка и туз. Он понял, что ему фартит, и стал играть уверенно, но осторожно, стремясь не допускать перебора.

Курганов поменял две тысячи и, покружив еще раз по залам в поисках Инессы, подошел к Шлоссеру:

– Вилли, как поставить, чтобы выиграть сразу?

– Ставь на единицу, там выигрыш – один к тридцати шести, – не отводя взгляда от бегущего шарика, объяснил адвокат.

Курганов молча пошел к другому столу и поставил четыре жетона по пятьсот марок на единицу. Крупье долго ждал, пока сделают ставки, Александр нервно дергал своим квадратным подбородком в ожидании игры. Наконец ленивым жестом крупье вбросил шарик в круг. Курганов напрягся как струна. Сейчас ему повезет, и он положит в карман семьдесят две тысячи марок. Но не повезло. Крупье с безразличным лицом зацепил палочкой фишки и отбросил в сторону. У Курганова потемнело в глазах, и, отходя от стола, он наткнулся на Шлоссера, спешившего отговорить его играть по-крупному.

– Сколько ты проиграл? – испугался он, увидев каменное лицо.

– Все, – проскрипел зубами Курганов.

– Это сколько?

– Две тысячи…

– Ну, немного, иди во дворик, проветрись. – И, взяв Курганова под руку, повел рядом с собой, стараясь разговорами вернуть того к действительности. – Смотри, вот этот маленький зальчик называется салон мадам де Помпадур. Видишь, на стене ее портрет.

Курганов поднял глаза. Первым делом в огромном зеркале увидел свое бледное, с перекошенным подбородком лицо, а потом уже перевел взгляд на портрет любовницы короля и – замер от неожиданности.

Под ним, обмахиваясь веером, на длинном узком диване сидела Инесса собственной персоной. Не в силах сказать ни слова, он сделал несколько шагов вперед, но дальнейшее его продвижение оборвал Али, выросший словно из-под земли.

– Не трогай, это мой старый друг… – промямлила Инесса, сама пораженная встречей. Она смотрела на Курганова и не понимала, он это или не он. Слишком недобрым казалось его ранее всегда улыбчивое лицо. И только после характерного движения подбородком, присущего ему с молодости, полностью признала в мужчине, стоявшем перед ней, Курганова.

– Привет, – выдавил он из себя и, обернувшись, объяснил Шлоссеру: – Это та самая Инесса.

Не успевая соображать, как себя вести, Инесса протянула ему руку и, схватив за локоть, потянула к себе.

– Садись. Ты откуда?

– Как откуда? – не понял Александр и вдруг осознал глупость своего положения. Ведь не скажет же он, что недавно хотел ее убить, а сейчас разыскивает, чтобы отобрать деньги. Но ничего другого в голову тоже не лезло.

– Что-то ты очень грустный. Проиграл, что ли?

– Да, да, точно, – вставил улыбающийся Шлоссер. – Две тысячи марочек за одну игру.

– Ну, это ерунда! Слушай, Курган, коль ты так играешь, значит, при деньгах. Ты когда освободился? Почему меня не нашел?

Курганов молчал. Инесса восприняла молчание по-своему и принялась оправдываться, благо речь, обращенную к ним, репетировала лет десять:

– А что мне оставалось делать? Вы, конечно, меня презираете, особенно небось Веня. Вышла замуж за вашего мучителя, за подонка. Но рассуждать всегда хорошо. Манукалов мог посадить и меня, а спас.

– Так ты с Манукаловым все-таки? – выдавил из себя Курганов.

– А где Веня? – быстро сменила тему Инесса.

– Здесь, рядом, – оживился Шлоссер, – сейчас позову. Но оказалось, что оторвать его от стола было невозможно.

Не слушая адвоката, Веня только повторял:

– Сейчас, сейчас… какая пруха пошла… сейчас-сейчас я раздену этого крупье… Говоришь, Инка нашлась? Ну, никуда теперь не денется… пусть ею Курганов занимается. Он умеет давить на баб, а я нет. О, смотри, опять туз пришел…

Шлоссер оставил его и поспешил назад. В салоне мадам де Помпадур застал трогательную сцену. Инесса целовала Курганова и клялась ему в вечной любви и дружбе.

– Жалко, Виктор не дожил до этой встречи, – глотая комок слез, глухо напомнил Курганов.

– Как это? – отпрянула Инесса.

– Забыла, что ли? – возмутился Александр. – Его же убили, когда мы рванули во время этапа. Да что я говорю. Прости… ведь у вас была любовь. Не то что мы с Венькой…

У Инессы аж разболелась голова от возбуждения. Она впервые сейчас услышала, что Виктор, оказывается, бежал. Ей-то подавалась им и Манукаловым версия обмена на ливийского террориста. Хорошо, что Курганов находился сам в растерянности и не заметил ее реакции.

– Боже, сколько нам нужно друг другу рассказать! – возвышенно произнесла она.

В это время в салон вошли сверкающая новыми очками Галина и импозантно пузатенький, аккуратненький Доменик Порте. Галина уже приготовилась произнести любимое «зупер!», но вдруг остолбенела.

Все с интересом посмотрели на нее.

– Это он, – прошептала она и спряталась за Доменика.

– Знакомься, мой друг юности – Александр Курганов, ныне преуспевающий российский бизнесмен. – Инесса встала, чтобы подвести Александра к подруге.

Но Галина закричала истошным голосом:

– Это он стрелял в Каннах. Я его узнала. Когда второй, с цветами, упал, этот выхватил пистолет и стал стрелять…

Доменик что-то тихо сказал неизвестно кому по-французски, и возле Курганова оказались сразу два невысоких худеньких человека, готовых голыми руками разбросать несчетное количество народа. Даже Али пришлось подвинуться под их напором.

Посетители казино стали поглядывать в сторону салона, заинтересованные происходящим там. Атмосферу разрядил неожиданно возникший Веня. В своем бюргерском костюме, с сигарой в толстых губах, солидной оправе очков с затемненными стеклами, он никак не походил на человека, всего несколько дней назад бегавшего по Каннам с пистолетом.

– Инка! – воскликнул Веня и раскрыл объятия для приветствия, в которые она тотчас повалилась.

– А этот был с букетом, – настойчиво продолжала разоблачать Галина, прячась на всякий случай за широкую спину Доменика Порте.

– Мальчики, вы что, на самом деле на меня покушались, или она придумывает? – не вытерпела Инесса.

– Не на тебя, – спокойно ответил нацеловавшийся вволю Веня и, подняв вверх руку с горящей сигарой, уточнил: – Надо было рассчитаться с той дамой, которая дала в Москве указания наехать на наш магазин и разгромить его.

– Боже, я-то здесь при чем? – ужаснулась Инесса и посмотрела на Али. Тот объяснил:

– Магазин, который ты обещала под цветы Маринке Зарубиной.

– Так я же понятия не имела, что он ваш… – растерялась она.

Поскольку Доменик и его парни стояли и недоуменно глядели на русских, то Шлоссер решил взять инициативу в свои руки.

– Дорогие дамы и господа, – сказал он по-немецки. – Не будем здесь, в казино, уточнять, кто кому и что должен. Эти молодые люди встретились после многих лет разлуки. Думаю, лучше всего пройти в ресторан и обмыть встречу. Там сегодня в меню традиционная голубая форель с миндалем.

Инесса обняла Веню и стала ему что-то говорить на ухо. Остальные последовали за Шлоссером, важно несущим между столами со склонившимися над ними людьми свой «пивной живот». Они заняли два столика. Инесса села между Веней и мрачным Кургановым и стала со свойственной ей энергией распоряжаться. Шлоссер не отставал, показывая всем своим солидным видом, какой он здесь завсегдатай. Инесса снова склонилась к Вене.

– Слушай, я боюсь Курганова. Он теперь всегда такой мрачный?

– Не переживай. Человек не пьет, не знает, как дальше жить, не имеет денег – с чего ж тут веселиться?

– А вы крепко влетели?

– В полмиллиона баксов.

– Ого… значит, я – ваша должница. Но как вы могли появиться в Москве и даже не отзвонить. Да я бы вам сама подыскала магазин во много раз лучше этого! Ладно, не скисай. Будет у вас хорошая работенка. За то, что меня в Каннах не пристрелили. Нет, ну это же надо, чтобы свои стали нападать! – Она рассмеялась и принялась по-французски объяснять, что, собственно, произошло.

Доменик слушал внимательно, кивал головой, рассматривал Вениамина и Курганова, потом поприветствовал их бокалом вина и через некоторое время предложил Галине поехать с ним покататься по предрассветному городу. Она с восторгом согласилась. Инесса, заодно отпустив Али, осталась в компании старых друзей и адвоката, о котором еще в Москве слышала много хорошего.

– Так вот, возвращать убытки не стану, – жестко объявила Инесса. – А то конкуренты прознают, так отбоя от просителей не будет. Но сразу, не задумываясь, при вашем адвокате могу предложить классную работу. Мы организовываем один интересный фонд с миллиардным оборотом, приглашаю вас стать сопредседателями. Или один – председателем, а другой – коммерческим директором. Короче, как захотите.

– А деньги на счет уже поступили? – в лоб спросил Курганов.

– Скоро поступят.

– А оклад? Или только то, что к рукам прилипнет? – по-деловому начал Веня.

Инесса похлопала его по располневшей щеке.

– Зачем у себя-то воровать? Хватит всем. Думаю, и господина Шлоссера будем привлекать.

– Всегда к вашим услугам, – барственно кивнул он седой головой, а про себя подумал: «Куда ж вы, голубчики, денетесь, когда приспичит деньги перекидывать на Запад».

– Я вряд ли соглашусь, – хмуро признался Курганов. – Меня интересуют большие деньги, и сразу.

– Что значит большие? – не поняла Инесса.

– Пятьдесят миллионов…

– Чего? Рублей?

– Долларов.

– Ну и сумма… – покачала головой подруга давней юности. – С таких сумм, дорогой Саня, не начинают. Был короткий период в самом начале девяностых, когда Горбачев разрешил все, что не запрещено, и то такие капиталы не припомню, чтобы люди наживали за один присест.

– А меньше меня не устраивает, – разозлился Курганов и отодвинул свой фужер с вином, к которому не прикоснулся. – Наши пути с вами вряд ли сойдутся. Обидно за Виктора. Он давно уже сгнил под землей, взяв на себя твою глупость, а ты с мерзавцем, засудившим нас, ложишься в постель.

С этими словами встал и, не прощаясь, направился к выходу.

– Да, тюрьма – не курорт, – вслед ему заметил Веня. – Постоянно находится на взводе. А тут еще вбил себе в голову, что женится на порнозвезде.

– Где ж он ее отыскал?! – ужаснулась Инесса.

– В Каннах, пока тебя ждали.

– Ах, об этой, – скривила свой капризный ротик и небрежно заметила Инесса, – о ней писали там же, где и обо мне, только значительно ниже.

Шлоссер заказал себе пиво, а Веня потребовал коньяк и шампанское, приготовившись расплачиваться фишками, выигранными в «Блэк Джеке». Он, в отличие от Курганова, никогда не относился к Инке серьезно, и ему бы и в голову не пришло корить ее за предательство. Жизнь сама распорядилась, кому в тюрьму, а кому – в койку к палачу. Чего теперь-то обижаться? Одна глупая выходка – и четыре жизни поломаны. Хотя теперь всех их можно считать узниками совести. Только вот совести не осталось. Поэтому Веня, чтобы смикшировать грубость друга, перешел к делам.

– Уверен, что господин Шлоссер наверняка будет нам очень полезен, поэтому первый договор я заключу с ним.

– А для чего ваш фонд будет аккумулировать деньги? – спросил адвокат.

Инесса погрозила ему пальчиком с холеным, накрашенным бледным лаком ногтем.

– Не слишком ли много для первого раза?

– Согласен. Тогда начну первым. – Шлоссер решил сделать небольшой подарок в зачет будущих отношений. – Так вот, несколько лет назад вел я дело одного нашего бизнесмена, которого подставили на наркотиках, но сейчас не о нем. Тогда же и познакомился с ключевой фигурой в борьбе с мафией, французским полицейским комиссаром, Ван Люком, одно время тесно контактировавшим с «крестным отцом» «Коза ностры» Антонио Кальдероне. Так вот, от комиссара я многое узнал о делах мафии на Лазурном берегу. Оказывается, еще в 1957 году начался раздел влияния на юге Франции между американскими и сицилийскими кланами. Американский оказался значительно сильнее. Под их контролем оказался игорный бизнес и спекуляция недвижимостью. А сейчас еще захватили и наркобизнес. Так все это говорю к тому, чтобы вы знали, что милейший знакомый Доменик Порте является представителем мафии по покупке земельных участков и продаже недвижимости. Это – один из самых богатых и влиятельных людей на побережье. И то, что Порте положил глаз на вашу подругу, думаю, всего лишь уловка, чтобы каким-то образом выйти на вас.

Инесса вздрогнула. Про настоящую мафию она знала только из американских фильмов. И вдруг, нате вам, пожалуйста, сидит рядом грустный хмыренок, и оказывается, что он-то и есть та самая мафия.

– Непохож. – Это все, что она смогла произнести.

– И тем не менее. Коль сам взялся за вас, значит, ставка действительно высока.

– А где ты с ним познакомилась? – заботливо спросил Веня.

– Не я, а Галина. В казино, в Монте-Карло. Она подвернула ногу, и он принялся за ней ухаживать.

Шлоссер скептически усмехнулся. Как же эти русские любят все сводить к романтике! Влюбленного мафиози адвокат видел впервые и не очень в это верил.

– И больше у вас никаких с ним встреч не было? Может, до этого с кем-нибудь общались?

– Я вообще стараюсь не заводить знакомства, особенно за границей, – убежденно произнесла Инесса и вдруг вспомнила о Саше Либермане, обедавшем с ними в Сан-Тропе. И дрогнувшим голосом спросила: – Вам известен такой агент по продаже недвижимости, Саша Либерман?

– Из Ниццы? Конечно. Теперь становится ясно. Саша Либерман работает на Порте. Вами крепко заинтересовались.

Веня уже достаточно перебрал коньяку, поэтому сделал какой-то неопределенный жест рукой с дымящейся в ней сигарой и, посмотрев на адвоката подслеповатыми глазами поверх очков, поставил вопрос ребром:

– А это хорошо или плохо?

Шлоссер довольно улыбнулся, допил пиво и, глядя на Инессу, предложил:

– Если мне столь замечательная дама поручит разобраться, соберу нужные сведения. Во всяком случае, ни воровать, ни убивать Порте не собираются. Иначе вряд ли светился бы. Но и без дела болтаться по казино не будет. Вы заметили, он же сам никогда не играет. Смешно выигрывать самому у себя.

– В какую сумму вы оцениваете свою услугу? – согласилась с его доводами Инесса.

– О, мадам, думаю, сторгуемся. Смотря что стоит за любопытством мафии.

– Тогда проводите меня в отель.

Она встала и усталой походкой направилась к выходу. Поскольку все жили рядом с казино, то прошли под козырьком одноэтажных магазинчиков, вытянувшихся в цепочку и демонстрирующих потрясающие коллекции посуды. В основном мейсенский фарфор. Мелкий дождик предполагал моросить весь наступающий день.

Простившись с Инессой, Веня увязался за Шлоссером. Зашел к нему в номер, выпил пиво и взялся за больную тему:

– Послушай, Вилли, не хочу тебе врать. Произошло невероятное событие, со мной такого не бывало…

– Чего ты хочешь? – перебил адвокат.

– Хочу? Нет, ничего я не хочу, просто как честный человек заявляю, что влюбился в твою жену Эдди.

– Ну? – промычал Шлоссер.

– А больше ты ничего не скажешь?

– Иди спать. И запомни, пока мы живем с Эдди, не вздумай позволить себе чего-нибудь лишнего. Даже в разговорах. А то ведь я хоть и европеец, но воспитывался в послевоенной деревне. Там в подобных случаях поступали просто – вырывали из забора кол и били не глядя, чтобы не жалко было. А потом уже приходил милиционер, или врач, или сразу отпевали.

Веня пьяно посмотрел поверх очков.

– Значит, пугаешь.

– А ты думал – расцелую.

– Жалко. Не поняли друг друга… – Веня встал и, не прощаясь, отправился к себе в номер. Там застал сидящего в кресле с телефоном на коленях Курганова.

– Ты чего?

Курганов смотрел на него почти безумным взглядом.

– Ты чего? – повторил Веня.

– Завтра еду в Бонн на встречу с Терезой Островски. Только что разговаривал с ней по телефону. Она согласилась со мной встретиться.

Веня позавидовал такому скорому и успешному развитию событий. В его отношениях с Эдди ничего подобного не предвиделось, хотя он и не оставлял надежды. «В конце концов, и Шлоссер не вечен», – подумал про себя Веня и переспросил:

– Значит, завтра в Бонн? На свидание с порнозвездой? Круто…

– Да, но у меня ни копейки денег, – дернул подбородком Курганов. – Последние проиграл в казино.

Веня развел руками:

– А я все, что выиграл в «Блэк Джеке», пропил. Но деньги-то тебе нужно найти. Не расстраивайся, – похлопал он друга по плечу, – возьмем завтра у Инессы.

– Нет, с ней я не желаю больше знаться.

– Почему?

– Потому что она – сука!

– Не сука, а нормальная женщина. Конечно, не то что твоя Тереза… – Увидев, что Курганов вскочил с кресла, выставил руки и успокоил его: – Молчу, молчу, молчу. Но деньги придется брать у Инессы.

– А что, если у Шлоссера? – с надеждой ухватился за мелькнувшую мысль Курганов.

Веня залился смехом, да таким, что повалился на постель и задергал в воздухе задранными ногами.

– Он… он… – пытался говорить сквозь смех, – мне жену… пожалел, а ты размечтался, будто денег даст. Ничего никому не даст… – Потом, отсмеявшись, сел и совершенно трезво предложил: – Давай его замочим? Тебе – деньги, мне – Эдди.

Курганов посмотрел на него с ненавистью, но понял, что тот шутит, и упрекнул себя в том, что стал к подобным пьяным предложениям относиться слишком серьезно. Неужели и впрямь придет время, когда ему придется кого-нибудь замочить?

В салоне с обтянутыми шелком стенами в отсутствие Инессы началось брожение. Без нее, как без цемента, кирпичики отношений стали разваливаться. Первой изменила свое поведение Ирина, дочка председателя Бюджетной комиссии парламента. Она была в салоне самой молодой и самой «невысокопоставленной», поэтому приходилось нащупывать собственные контакты. И Ирина сделала достойный выбор. Соблазнила оставленного в Москве телохранителя Инессы, Али. Он наведывался в салон несколько раз, поскольку отвечал за охрану. Тут-то Ирина и обратилась к нему с просьбой посоветовать автослесаря. Али вызвался сам покопаться в машине и, никакой существенной поломки не обнаружив, с удовлетворением заметил:

– Вовремя ко мне обратилась, еще бы проехала километров сто, и мотор бы угробила окончательно. А теперь ехай и никого не бойся.

– Может, мы вместе куда-нибудь прокатимся и обмоем ремонт? – кокетливо предложила она.

Али расплылся в улыбке, потому что давно мечтал утереть нос Инессе за ее пренебрежительное отношение к нему. А тут молодая девка сама заигрывает. Али решил не упускать шанс. И они покатили в сторону Архангельского.

Али обосновался в Москве лет десять назад. Начал с цветочного промысла. Первый год сам продавал гвоздики в метро. Но потом ему предложили убрать одного конкурента из Молдавии. Выхода не было, и пришлось согласиться. То ли от испуга, то ли по неумению, он зарезал молдаванина прямо среди бела дня у Киевского вокзала, когда тот сгружал с тележки носильщика корзины с цветами. Крови было столько, что молдавские чайные розы стали багровыми. После этого Али пришлось несколько месяцев отсиживаться в Карабахе, где успел и повоевать, и получить ранение, и упрочить свой авторитет. Поэтому в Москву вернулся не каким-то замухрышкой из Агдама, а проверенным бойцом. Цветами больше не занимался. Переключился на рэкет. Под его началом сформировался отряд из восьмидесяти человек. Но вскоре начались крутые разборки с люберецкими и солнцевскими группировками, которые нанесли ощутимые удары по азербайджанскому бизнесу в Москве. Али удалось отстоять рынки, цветы и наркотики, но от отряда остались крохи.

Уже тогда Али понял, что можно всю жизнь просуществовать на нижних этажах жизни. Это его не устраивало. Он мечтал о другом – роскошном и вполне легализованном существовании. Отошел от дел и стал вести себя как заезжий миллионер. Постепенно, благодаря деньгам и жгуче-привлекательной внешности с темпераментным взглядом и фатовскими усиками над сексуально вывернутыми губами, стал пользоваться успехом у женщин, ведущих светскую жизнь.

Инесса заприметила его сразу и вместо постели предложила работу телохранителя. Учитывая должность ее мужа, Али охотно согласился, чем упрочил свое положение в московских криминальных кругах. Серьезные «авторитеты» приняли его в свой круг, понимая, что малый – с головой.

После двух лет службы при Инессе Али перестал бояться ее вспышек гнева. Они стали повязаны больше, чем постелью – совместными делами. И вот наконец пришел час, когда Али мог отомстить за попранную мужскую гордость.

Накрыл сказочной красоты стол, а после ресторана пригласил Ирину прокатиться к себе на дачу, где они и бросились в объятия друг друга, подгоняемые трезвым расчетом.

Ирина не ошиблась в Али, который через несколько дней познакомил ее с очаровательной женщиной лет пятидесяти пяти, увешанной бриллиантами и выглядевшей благодаря подтяжкам и обалденной косметике лет на сорок с небольшим. Ее звали Марфой, и Али она называла племянником. На самом же деле никаких родственных связей между ними не было. Марфа являлась законной женой самого Унгури. Но об этом, естественно, сообщено Ирине не было.

Зато дружба с Марфой немедленно принесла плоды. У отца Ирины намечался юбилей – пятидесятилетие, и Марфа через нее передала на организацию праздника пятьдесят тысяч долларов от спонсора, пожелавшего остаться неизвестным.

Отец долго кричал, обнаружив у себя на столе деньги в кейсе из Палеха. Но Ирина уговорила принять подарок ее жениха, Али, работающего начальником охраны у жены Манукалова. Юрий Пригородов всегда любил деньги, но брал их только в том случае, когда никакой угрозы взятки не нависало. Поэтому удовлетворился объяснением дочери, и с этого дня стал относиться к ней подчеркнуто уважительно. А слово «блядь» по отношению к дочери вообще убрал из лексикона.

Марфа относилась к Ирине с заботливостью старшей сестры. Правда, дома у себя не принимала, ссылаясь на то, что у нее пожилой и очень больной муж – ветеран войны. Зато постоянно таскала по подмосковным пансионатам – бывшим цековским здравницам. Очень любила Марфа слушать про обитательниц дамского салона и мечтала в него попасть. Ирина с нетерпением дожидалась приезда Инессы, так как одобрение Василисы Георгиевны на приглашение новой дамы в салон уже получила.

Не теряла даром времени и Алла Константиновна. Приезжала на массажи почти каждый день и старалась детально выяснять у приятельниц об отношениях с мужьями. Дело в том, что до нее дошли слухи о зреющей отставке правительства. Поскольку Олег Данилович до сих пор не научился брать взятки, потеря работы могла обернуться финансовой катастрофой. Поэтому предложение Инессы о фиктивной продаже островов все больше прорастало в ее мозгу. Она постаралась навести мосты с редчайшей стервой Стеллой Яковлевной, приходящей в салон удалять волосы со своих старческих ног в надежде, что кто-нибудь еще оценит их по достоинству. Стелла была женой опального генерал-полковника Супруна Егора Ильича, председателя оппозиционного движения «Назад к Победе». В молодости ее называли «кладбищем погибших лейтенантов» за несгибаемую любовь к носителям именно этого воинского звания. На них-то теперь, как на сыновей, опирался генерал в своей политической борьбе.

Любимой фразой, которой любила щегольнуть Стелла Яковлевна, была: «Что бы ни было в стране, но парламент в наших руках». И многие ей верили. В том числе и Алла Константиновна.

Брошенная Василиса Георгиевна готова была дружить со всеми сразу и носилась с идеей сжить поганую журналистку со света.

В растерянности пребывала Тамара Янчуковская, жена европейского посла. Она тратила максимум сил на поиски богатого любовника, который благодаря ее связям помог бы заработать деньги на тот случай, если все же МИД перетряхнут новые хозяева.

Особым, повышенным вниманием в последние дни стала пользоваться замученная собственным предчувствием страшных болезней вдова знаменитого кинорежиссера, умершего на съемках в Голландии, Майя Зарубина. Она вдруг ни с того ни с сего получила в наследство всю коллекцию внезапно почившего известного коллекционера Качуевского. Поговаривали, что там богатства на несколько миллионов долларов. Майя избегала подобных намеков и усиленно продолжала издеваться над своим здоровьем в бесконечных врачебных кабинетах.

С Цунами она познакомилась в Доме кино и поначалу не придала никакого значения этому знакомству. Подумаешь, с кем она за многие годы там перезнакомилась, особенно при знаменитом муже. Но вторая их встреча стала знаменательной. Цунами подошел к столику, за которым сидела Майя с дочкой Мариной, и вместо обычных дежурных комплиментов, то и дело раздающихся в ресторане, спросил: «Вы, наверное, больны чем-нибудь серьезным? Потому что так ярко красота обнажается только перед тем, как организму предстоит сдаться». Обычно резкая на язык, Майя несколько прибалдела, а он, не дожидаясь ответа, добавил: «Я могу устроить вам отличное обследование». Против этого Майя устоять не смогла. Они не стали любовниками, но зато подружились. Цунами получил полную картину ее медицинского обследования и убедился, что ему нужна именно такая женщина. Ведь если внезапно умрет, то никто не удивится. Она у всех на глазах уже лет двадцать как непрестанно лечится.

А уговорить Майю стать наследницей первого учителя Цунами, Николая Афанасьевича Качуевского, не составило особого труда. И ни у кого это наследство не вызвало удивления, поскольку все были наслышаны о перипетиях с неполученными гонорарами ее мужа. Общественное мнение сошлось на том, что когда-то, судя по завещанию, Майя была любовницей коллекционера. Она на нескромные вопросы отвечала просто: «Не помню».

Тамара в бесконечных поисках нужного любовника пристала с этой проблемой именно к Майе Зарубиной, поскольку та хотя и постоянно лечилась, но не пропускала ни одной стоящей московской тусовки, А звали ее часто, поскольку срабатывало имя покойного мужа.

Так они и стали появляться в светско-богемном обществе вместе. Иногда Тамара привозила Майю прямо из очередной больничной палаты.

В Москве много лет существуют разные традиции театральных посиделок. Раньше их субсидировало государство, а теперь всякие спонсоры, кои не прочь потереться среди знаменитостей. На очередное такое мероприятие в Дом работников искусств Майя пришла со своей новой приятельницей Тамарой. Там они встретили Цунами, спустившегося из своего офиса поглядеть на собравшееся общество.

– Анатолий, – уставшим от жеманства голосом подозвала его Майя, – познакомься – Тамара, фамилию не называю, поскольку она – жена известного посла. Очень скучает в Москве. Одна у нее радость – навещать меня в больнице. Может, у тебя есть на примете стоящий бизнесмен, миллионер, красивый, неженатый и не совсем идиот, чтобы мог составить компанию нашей Тамарочке?

Цунами не считал послов людьми, достойными внимания. Но как раз в этот момент у него в кабинете сидел Кишлак и занудно объяснял, что Унгури пора слушать симфонию Глюка в исполнении Скрипача. Пользуясь случаем избавиться от него, Цунами с удовольствием сказал, что как раз в данную минуту у него в офисе находится такой человек.

Поднявшись к себе, он спросил развалившегося в кресле Кишлака напрямик:

– Шура, ты когда-нибудь послицу трахал?

Кишлак вскочил, и белесые его глаза подернулись розовой мутью.

– Нет, чтобы я скотоложством занимался?! Слышишь, Скрипач, в чем меня подозревают?

– Тьфу ты, – сплюнул Цунами, забыв, с кем разговаривает. – Да не ослицу, а послицу, что означает – жену посла.

– Посла… – обалдело уставился на него Кишлак. – Какого посла?

– Да любого. Какая разница какого?

– Не трахал, – признался тот и понуро опустился в кресло, словно ему пришлось признаться в недостойном поступке.

– Хочешь познакомлю? Симпатичная баба. Скучает, пока муж дипломатические приемы устраивает.

– Меня, что ли? – совсем опешил Кишлак, мотнув белобрысой головой. – А что я с ней делать буду?

– Трахать…

– А она даст?

– А ты пойди у нее спроси… Кишлак повернулся к Скрипачу:

– Слушай, Скрипач, он меня на понт берет? Что-то я не понимаю.

Скрипач пожал плечами:

– Какая девушка ни будь, все равно ее… тянет на это дело.

Цунами, в душе вдоволь навеселившись, и в самом деле загорелся организовать это знакомство. Он давно замечал, как у Кишлака появлялась баба, так на некоторое время смягчался его лютый характер. Выше артисток и одной учительницы он не поднимался, но ведь Майя просила не профессора, а только чтобы не был идиотом. Кишлак на идиота пока не дотягивал. Поэтому Цунами принялся уговаривать:

– Просила познакомить с богатым, молодым, красивым, самый «компот» – с тобой свести. Лучше в ресторане я никого не видел!

– Пошли, показывай, – согласился Кишлак.

В сопровождении Скрипача с футляром в руке они спустились в ресторан. Цунами подвел Кишлака к столику и представил:

– Александр, холостой и очень серьезный бизнесмен. Тамара окинула его скептическим взглядом. Невзрачный, белобрысый, узкоплечий, с белесыми глазами на бледном заостренном лице. Одет в джинсы и кожаную курточку – совершенно из иного круга. Она криво улыбнулась и нехотя протянула руку.

– Вы, наверное, не знали, что сегодня здесь артистический вечер? – решила скрасить впечатление Майя.

– Да, какая-то шелупонь собирается, а что, я, наверное, невзрачно одет? – дерзко поинтересовался Кишлак.

– Просто не к месту, – снивелировала остроту вдова. Кишлак не отрываясь смотрел на Тамару. Судя по его нетерпеливой улыбке, она ему понравилась сразу.

– Это вы, что ли, жена посла?

– Я, – холодно ответила Тамара.

Кишлак ничего не ответил, продолжая ее разглядывать в упор, потом резко повернулся к Скрипачу.

– Где здесь поблизости магазин с приличным шмотьем для меня?

– Уже все закрыто, – меланхолично заметил Скрипач.

– Я тебя не об этом спросил?

– На Кузнецком всякие есть…

– Какие в Париже носят костюмы? – наклонившись к Тамаре, с издевкой спросил он.

– Разные. В основном однобортные.

Кишлак выпрямился, посмотрел на часы и громко приказал Скрипачу:

– Пусть артисты немного подождут со своими хохмами. Минут через двадцать мы появимся. – И быстро вышел.

– Сумасшедший, – обратилась Тамара к Цунами.

– Поверьте, это именно тот самый человек, который вам нужен в Москве.

С этими словами Цунами отошел от стола, поздоровался с некоторыми вошедшими знаменитостями и отправился назад в офис.

Пока бурные волны московской жизни захлестывали посетительниц дамского салона, события в Баден-Бадене развивались своим чередом. Инесса играла в казино. Веня не отходил от нее. А специально вызванный в Баден-Баден после покушения в Каннах Али слонялся без дела по городу. Курганов сидел в номере, тупо глядел в потолок и не мог придумать, где взять денег на поездку в Бонн к Терезе Островски. Шлоссер дать отказался, но предложил жить у него на ферме бесплатно. Оставался последний вариант – обратиться к Порте. Когда эта мысль пришла ему в голову, он сам удивился глупости, до которой его довела нужда. Но сколько ни пытался ее отогнать, она настойчиво прорастала, как сорняк на грядке. Невольно Курганов стал приглядываться к мафиози. Тот вел себя совсем как достопочтенный немолодой француз, переживающий позднюю влюбленность. Галантно ухаживал за Галиной, снисходительно относился к ее русскому окружению и терпеливо сидел в баре казино, пока дамы проигрывали немалые деньги. В один из вечеров Курганов не выдержал и подошел к скучающему Доменику, в одиночестве потягивающему вино возле стойки роскошного бара.

– Господин Порте, позвольте обратиться с не совсем обычной просьбой… – по-немецки выпалил он.

– Рад вас выслушать, Саша, – живо откликнулся Доменик, что придало Курганову уверенности.

– Мне нужны деньги…

– И это называется необычной просьбой? Что же тут необычного? За всю мою жизнь именно с ней ко мне обращались гораздо чаще, чем с какими-нибудь другими. Итак, вам нужны деньги?

Курганов кивнул и почувствовал некоторое облегчение, так как боялся, что француз, подобно Шлоссеру, закатит глаза и фальшиво вскрикнет: «А откуда они у меня?»

– Насколько понимаю, вам нужны большие деньги. Малые можно было бы и украсть, – продолжил Порте. – В рулетку вы не играете, значит, вами движет не азарт. Похоже, у вас возникли какие-то серьезные проблемы? Рассказывайте. Я ведь русских совсем не знаю. Признаюсь, мне интересно будет вас послушать.

Ничего не оставалось, как на духу признаться в обуревающей его страсти к кинозвезде. Порте слушал сочувственно, иногда повторяя: «Понимаю, понимаю…» – а когда Александр закончил, заметил без всякой назойливой нравоучительности:

– Она вас погубит, Саша. Нет, я никогда не видел ни ее, ни продукцию, выпускаемую ее фирмой. Дело не в этом. Как только Тереза почувствует, что у вас обратного хода нет, начнет вас мучить. Заставит наделать огромное количество глупостей, пустит по ветру любые ваши капиталы и в конечном счете бросит. Поверьте, я эту породу дам знаю неплохо… Если желаете, я вам оплачу билет в Москву, и постарайтесь там забыть о ней.

– Поздно… – признался Курганов.

– Тогда чем же я могу вам помочь? – грустно вздохнул Доменик, и в его зеленых навыкате глазах промелькнуло сочувствие.

Курганов понимал бессмысленность разговора, но не в его характере было останавливаться на полпути.

– Я знаю, кто вы такой, и, поверьте, очень уважаю вас. После четырнадцати лет тюрьмы думал вернуться к прежней нормальной жизни, но оказалось, это невозможно. Сейчас же готов на все. Меня не остановит никакой риск и никакое противозаконное предложение. Дайте возможность заработать.

На лице Доменика не произошло никаких видимых изменений. Даже во взгляде осталась та же озабоченность проблемами, сваленными перед ним на стойку бара.

Больше Александру добавить было нечего, поэтому он, уставившись в пол, неподвижно сидел на высоком табурете.

– Вот вы и нашли возможность заработать. Какая сумма устроит на первый случай?

Не соображая, куда клонит француз, Курганов, не раздумывая, произнес:

– Пятьдесят тысяч марок.

– Хорошо, тут же вручу вам чек на эту сумму, если расскажете, от кого получили сведения обо мне.

– Для чего? – удивился Курганов.

– Для того, чтобы больше уже никогда и никому этот господин обо мне не говорил. Это делается просто и совсем не больно. Маленькая дырочка в виске, немного крови… впрочем, зачем вам об этом знать? Вы-то уже будете наслаждаться объятиями мадам Островски.

Курганов понял, что Доменик предлагает ему сдать Шлоссера. Ситуация оборачивалась малоприличной стороной. Но подставить адвоката для Александра было невозможно. Это же было равноценно предательству.

– Простите, что начал весь этот разговор. Не следовало его затевать…

– Да бросьте играть в благородство. Даю сто тысяч, выкладывайте имя и летите к своей порнозвезде, – в манере говорить у Доменика никогда не присутствовало раздражения.

Курганов поднял на него потухшие глаза и, не прощаясь, вышел из бара во Флорентийский зал, где за столом играл Шлоссер.

– Вилли, – обратился он к адвокату, – бросай все к черту, поехали в Бонн!

– Э, Федя, погоди, кажется, я в хорошем плюсе, – возразил тот, и не подозревая, какие тучи сгустились над его седой головой.

Курганов стоял рядом, но совершенно не интересовался игрой. Его мысли крутились вокруг предложения Порте. Ведь и без признания, которого тот ждал от Александра, не стоило труда вычислить, от кого могла идти информация. Порте понимал, что, кроме Шлоссера, подозревать было некого. При таком раскладе, даже не проговорившись, Курганов невольно поставил адвоката под удар и тем самым взвалил на себя ответственность за его жизнь.

В начале третьего Шлоссер все же вылез из-за стола. На его широкой ладони позвякивали выигранные фишки. Улыбаясь довольной улыбкой удачливого игрока, предложил Курганову прокатиться в какое-нибудь веселое заведение, открытое до утра.

– Нам лучше в отель, – посоветовал Курганов и, видя нежелание Шлоссера, тихо признался: – Я разговаривал с Порте, он в чем-то подозревает тебя. Скорее всего боится, что ты разоблачишь его перед Инессой и Галиной.

Шлоссер инстинктивно обернулся и увидел Порте, выходящего с дамами из казино. Лицо адвоката стало озабоченным. Но ненадолго. В сложных ситуациях он привык ориентироваться быстро и, как правило, находил оптимальный выход из положения.

– Не спеши, Федя, если мы сейчас уедем, Порте ничего не стоит достать нас на автобане или в самом Бонне. Будем себя вести как ни в чем не бывало. О Порте знает достаточно много народа. Продолжай поддерживать с ним контакт. С таким человеком не всегда приятно иметь дело, зато зачастую выгодно. Только ни о чем не проси. Заинтересуется тобой – сам предложит.

Они вышли из казино и с удовольствием вдохнули свежий, настоянный на ароматах весенних цветов воздух. Вдруг из тени каштана, цветущего розовыми свечками, вышел человек и положил руку на плечо Курганова. Тот понял, что Порте дал указание уничтожить Шлоссера, и, не раздумывая, ударил незнакомца ногой в пах. Со стоном тот опустился на колени. Следующим ударом в голову Александр окончательно повалил его на землю.

– Бежим! – крикнул он Шлоссеру и повернул в сторону театра, где стояла припаркованная красная «ауди». Но, услышав за спиной смех, остановился. Это смеялся явно не Шлоссер.

Адвокат в предрассветных сумерках маячил бледностью лица. Возле него никого не было. Зато все слышнее раздавался хохот, в который отчетливо вплетались женские нотки.

Через минуту из глубокой тени, гнездившейся под козырьком бутика, показались Инесса, Галина и Доменик Порте. Они обступили Шлоссера. Нападавший на Курганова тяжело поднялся и с трудом вытянулся перед Домеником, тот, все еще смеясь, рукой повелел ему убраться.

– Курган, ты ужасно опасный человек – чуть что, начинаешь стрелять, а подойти к тебе и подавно не захочется.

– Господин Шлоссер, должно быть, вы сегодня хорошо выиграли? Дамы совершенно не хотят спать, предлагаю поехать с нами на Рейн встречать рассвет! – добродушно предложил Порте.

Шлоссер потоптался на месте и, кивнув Курганову, спросил:

– Поедем?

– Давай-ка в отель, – буркнул Александр, не зная, как реагировать на случившееся.

– Шлоссер, вы будете моим кавалером! – кокетливо приказала Инесса.

– В таком случае еду, – улыбнулся Шлоссер и подошел к ней.

Курганов собрался было покинуть возбужденно-насмешливое общество, но к нему подошел Доменик, взял за локоть, вывел на более светлое место и, махнув серой бумажкой, прошептал:

– В этом конверте чек на названную сумму и адрес человека в Бонне, который объяснит, какого рода услуги нам понадобятся…

– Но я же… – смутился Курганов.

– Ты первую проверку, считай, прошел. Никогда никому никого не сдавай. А обо мне вспоминай только тогда, когда я сам этого захочу. Иди. Утро тебя должно застать в Бонне.

Он отошел от Курганова, взял под руку Шлоссера и бодро зашагал под нескончаемую болтовню Галины, перемежаемую любимым словом «зупер!».

Веня, покрутившись два дня с Инессой, решил вернуться в Москву и там дожидаться ее официального предложения возглавить фонд. Между ними произошел серьезный разговор. Кредит, взятый в банке, надо было как-то погашать. Они ведь даже не успели застраховать свой магазин. Инесса заверила, что сумеет провести межбанковскую операцию и перекинет деньги с контролируемого ею банка или перекупит этот долг. В знак своей дружбы дала ему еще пять тысяч марок, всю наличность, которую имела.

Утром Веня проснулся от того, что Курганов лихорадочно искал свой паспорт.

– Зачем? – спросонья спросил он.

– Улетаю в Бонн.

– Нашел деньги? – срочно разлепил глаза Вениамин.

– Она меня и без денег примет.

– А Шлоссер?

– Не знаю, пока остается здесь.

– Ну, тогда я с тобой. Где будешь жить?

– Пока в «Маритиме».

– Что? Шлоссер сказал, что это самый дорогой отель во всем Бонне!

– Извини, но я там буду жить один.

Веня вскочил с постели и помчался в душ. Через несколько минут он уже натягивал клетчатые брюки и мысленно представлял, как позвонит Эдди и попросит ее о тайном свидании. Как удачно получается! Инесса знает, что он улетел в Москву, и, если Шлоссер будет интересоваться, подтвердит это. Только бы толстяк подольше просидел за рулеткой!

Курганов не спрашивал, почему Веня с такой поспешностью собирается лететь вместе с ним. В такие дела старался не влезать. Но из отеля они на всякий случай вышли поодиночке. Встретились возле театра, чтобы взглянуть на адвокатскую машину. Покрытая утренней росой «ауди» стояла на стоянке в полном одиночестве. Веня подошел, ударил ногой по переднему колесу и задумчиво произнес:

– На такой машине Вилли вряд ли доедет до Бонна.

Потом, выдавив локтем ветровое стекло и вертя руль, оттащил машину назад. Немного вывернул влево, а дальше она сама покатилась прямо на пешеходную улицу. Набирая скорость, «ауди» оставила позади Веню и капотом прилично врезалась в чугунный фонарный столб. Тот гулко загудел и медленно повалился на крышу машины.

Веня, полюбовавшись издали на дело своих рук, повернулся к Курганову.

– Не осуждай. Я пришлю ему деньги на новую. Но пусть он подольше остается в Баден-Бадене.

– Пошли, – коротко ответил Курганов. Он понимал приятеля, ибо сам с безрассудством кретина стремился на свидание к Терезе Островски.

Они миновали тянущиеся вдоль дороги помпезные курзалы с редкими ранними посетителями и, пройдя по пахнущей новой жизнью аллее, остановили такси. Водитель заулыбался, узнав, что ребятам нужно в аэропорт Страсбурга.

Рассвет на Рейне, возможно, ничем и не отличался от утренних часов на других великих реках. Но все четверо – Инесса, Галина, Порте и Шлоссер с детства не помнили такого чуда и поэтому молчали, потрясенные величием, тишиной и покоем картины, представшей их взору.

Рейн просыпался по-королевски. С достоинством. Так как делал это много веков назад. Легкая рябь смущала его чело и, казалось, что река умывается. В кустах, подходящих к самой воде, вовсю заливались соловьи. Им вторила Галина со своим звонким – «Зупер!». Она испытывала непередаваемое наслаждение и почему-то вспоминала свое первое свидание, на которое бежала таким же ранним утром, удрав от неусыпного надзора классной дамы в пермском хореографическом училище. С детства Галина мечтала о принце, способном в один день перевернуть всю ее жизнь. И каждый раз новый принц оказывался вполне обычным бездельником или бандитом. Поэтому появление Доменика казалось Галине наградой за все ее разочарования. И пусть он невысок и нестроен, слегка утомлен жизнью и не гигант в постели, но он – воплощение принца. А принц может себе позволить быть таким, каков он есть. И Галине нравилось в нем все. Даже налет таинственности, более схожий с милым чудачеством стареющего холостяка. Она уже подумывала, что придется еще раз встретиться с Сашей Либерманом и присмотреть в его каталогах небольшую романтическую виллу у самого моря, где они бы могли проводить самые интимные минуты совместной жизни. К этим мыслям располагало и поведение Доменика. Он был настолько внимателен, заботлив и ненавязчив, что ей казалось, будто она окружена и пронизана его чувством. Каждый день готовилась услышать его тихое признание и просьбу выйти за него замуж.

Но Доменик медлил, вероятно, как догадывалась она, от внутренней застенчивости.

Своим счастьем Галина хотела гордиться перед всем светом. Но пока приходилось это делать перед Инессой, мужественно выслушивавшей любовные трели приятельницы и не раз желавшей раскрыть ей глаза на месье Порте. Однако поднаторевшая в интригах Инесса придерживала тайну француза до более выгодного облачения. К тому же она побаивалась этого вполне милого человека и старалась держаться от него подальше.

Надо отдать должное Доменику, он никого не угнетал своим вниманием. Держался просто и несколько в стороне. Вот и сейчас, наполнив фужеры шампанским «Волингер», передал их дамам, а сам, взяв под руку Шлоссера, медленно принялся прогуливаться вдоль берега реки.

– Ну, скажи, мужчина – на все сто, – в который раз пристала Галина, наблюдая за ним сквозь шипящую пузырьками жидкость.

– Главное – богатый, – уклонилась от оценки Инесса.

– О, ошибаешься, моя девочка! Просто богатый мужчина таит в себе много опасностей. Может выясниться, что он вор или хуже того – убийца, и в один прекрасный миг придут и все конфискуют. Было у меня такое с одним администратором Москонцерта. А еще существует тип богатых мужчин, которые нахапали и сидят на своем богатстве, боясь потратить лишний доллар. Нет, что ни говори, а самые лучшие среди богачей – это наследники огромных состояний. Это наиболее мною уважаемые мужики. Посмотри, как спокоен и уверен в себе Доменик. Несколько поколений умножали капитал, доставшийся ему. Живет среди роскоши и денег так же естественно, как птица в небе. К нему не придут и не спросят – «откуда, месье, у вас мраморный бассейн с золотыми ступеньками?». Ты себе не представляешь, вчера зашли в «Эскадо», и он, не задумываясь, купил мне костюмчик на каждый день за тысячу семьсот марок.

– Хорошо, когда любовь приносит удовлетворение, – заметила Инесса, уставшая от признаний Галины.

Они обе посмотрели вслед разговаривающим мужчинам и молча допили шампанское.

Доменик не просто так прогуливался с приглашенным встречать рассвет Вилли Шлоссером. Мягким голосом он говорил ему совсем не безобидные вещи:

– Приятно познакомиться с вами, месье Шлоссер. Поначалу, признаться, я принял вас за обычного русского эмигранта новой волны. К тому же в компании с мелкими русскими бандитами вы выглядели не слишком солидно. Поэтому я попросил навести кое-какие справки… вы уж не сердитесь, но лучше знать о человеке немного тайного, чем много явного. Вы ведь тоже в какой-то степени наслышаны о моих делах?

– Исключительно – в какой-то, – уточнил Шлоссер, не понимая, куда ведет Порте.

– И, признаться, порадовался, узнав, что вы не рядовой террорист, а юрист, представляющий в Европе крупнейших лидеров, как говорят у вас, «теневой экономики».

Шлоссер несколько напрягся. Ему льстило, что сам Порте заинтересовался его деятельностью. Но в то же время он понимал, в каком плане может интересовать известного мафиози. А опыт показывал, что никогда не следует попадать между двумя группировками. Слишком опасно. Поэтому Шлоссер решил приуменьшить свое значение.

– Как вам сказать… выполняю некоторые просьбы, но не связанные с чем-то противозаконным. Сейчас в России идет бурная легализация капиталов. Потому-то юристы и входят в силу, особенно такие, как я, – знающие языки и западную юриспруденцию.

– А в Канны с Александром вы тоже ездили по просьбе клиентов или из собственных побуждений?

– Эта прогулка своего рода услуга одному крупному бизнесмену. Мы с ним просто решили помочь ребятам. Они попали в глупую переделку.

Доменик остановился, внимательно посмотрел снизу вверх на адвоката и жестко сказал:

– Хватит, Шлоссер, вы не в суде. И я вас пригласил не Рейном любоваться. Начнем откровенный диалог. Организацию, которую я представляю, беспокоит появление русских в Европе. Они уже успели вторгнуться в некоторые области нашего традиционного бизнеса в Америке. Теперь там спохватились, но поздно. Приходится осторожничать, чтобы не допустить большой крови. В Европе мы должны провести целый ряд упредительных акций. Я откровенен, потому что пока значительно сильнее, чем гости из бывшего Советского Союза. Но преуменьшать опасность не собираюсь. Русская мафия, как всякий молодой, формирующийся организм, склонна к постоянному силовому давлению. Они, не раздумывая, могут устроить перестрелку в центре Канн или Бонна, выставить группу в сотню человек, способную вести настоящие боевые действия, но нам-то этого шума не надо. Здесь все давно поделено на сферы влияния. И моя конкретная задача не допустить ни одного русского бандита на Лазурное побережье. Пусть приезжают только в качестве туристов. А для этого мало сидеть в Монако или Ницце и не высовываться за пределы собственной территории. Столкновения с русскими неизбежны. Поэтому лучше всего перенести их в Германию. Во-первых, Кельн уже давно стал их штаб-квартирой, во-вторых, Германия лежит вне магистральных путей перевоза наркотиков, в-третьих, немецкие позиции на рынке оружия никто не оспаривает после того, как вам достались целые арсеналы брошенного вооружения. Да и потом – воевать на чужой территории всегда приятнее.

Шлоссер слушал Доменика, глядя на плавное течение Рейна. Больше всего в жизни он не любил, когда его ставили перед выбором. Любой выбор ведет к конфликту, а профессия Шлоссера и жизненные установки всегда противились серьезным столкновениям враждующих сторон. Он был вечным сторонником компромисса. Поэтому осторожно заметил:

– А не лучше ли договориться? Среди моих московских знакомых есть немало разумных людей.

– А вы – молодчина, Шлоссер! – похлопал его по огромному животу Порте своей маленькой пухлой ручкой. – Я очень надеюсь благодаря вам наладить такой контакт. А пока объясните-ка мне – кто такая Инесса?

Адвокат задумался. Этика в данном случае его не волновала. Ведь коль он дал Инессе информацию о Порте, почему с таким же успехом нельзя поступить наоборот? Но в том-то и дело, что Шлоссер сам до сих пор не разобрался, что собой на самом деле представляет эта дамочка.

– Коли разговор пошел в открытую, то признаюсь честно – знаю недостаточно. Но уверен, что за ней стоят мощные силы. К тому же она жена заместителя руководителя ФСБ по Москве, генерала Манукалова.

– Это что, контрразведка? – без всякого интереса спросил Порте, давно получивший сведения от Галины.

– Да. Но больше борьба с коррупцией и организованной преступностью.

– А Галина?

Шлоссер зачем-то оглянулся и посмотрел на пьющих шампанское женщин.

– Думаю, просто подруга, хотя есть один небезынтересный момент. Всю поездку субсидирует исключительно Галина. Я слышал, что у нее муж – немецкий миллионер…

В ответ Доменик рассмеялся.

– Дорогой адвокат! Неужели вы думаете, что я не проверил этого самого «миллионера» Вагнера. Вот уж ничего проще и быть не могло! Это всего-навсего рядовой служащий на фирме, экспортирующей сталелитейное оборудование. Вот тут-то и начинается загадка. Скорее всего Галина – подставное лицо. Хорошо бы выйти на ее хозяев…

– А сама-то не пробалтывается?

– О, эта женщина достойна восхищения! Она способна болтать двадцать четыре часа в сутки и при этом не сказать ничего лишнего. Я временами любуюсь тем, как самозабвенно она врет.

– По-моему, просто в вас влюблена, – заметил Шлоссер.

– Шлоссер, в нашем возрасте любовь – слишком обременительное занятие. Любовь требует денег, здоровья, а главное – времени. Но Галина одна из немногих женщин, которые меня не раздражают. Это-то и настораживает. Интересно, кто все-таки дает ей деньги на поездки с Инессой?

– Я так понимаю, что вопрос адресован мне для дальнейшего изучения?

– Да. Давайте прощупывать их вместе. И, как я понимаю, впереди у нас большая совместная работа, – при этом Порте лукаво подмигнул и повернулся, давая понять, что они слишком заговорились.

Солнце уже вовсю отражалось от ставшей абсолютно зеркальной поверхности воды. Новый день напомнил, что они провели бессонную ночь.

За время короткого перелета в Кельн Веня старался убедить Курганова в неверности его суждений об Инессе.

– Пойми, – говорил он, отхлебывая коньяк и загадочно мерцая затемненными стеклами очков. – Все осталось позади. Мы родились несколько месяцев назад. Если ты не забудешь прошлое, оно отравит твое будущее. Какая разница, за кого вышла замуж Инесса? Мы все подзалетели по глупости. А представь, что следователем был не Манукалов, а баба. И влюбилась бы в тебя, да так, что отмазала от тюрьмы. Ты бы после этого на ней не женился?

– Но Манукалов – подонок!

– Почему? В те годы был обычным винтиком…

– Да как ты не понимаешь, – перебил Курганов. – Этот гэбэшник специально раздул наше дело, чтобы его заметили. Вот дослужился до генерала. Нет, у меня с Инессой отношения закончены. Я ей никогда не прощу Виктора. Настоящего парня. Он уже сгнил давно, а она, сука, забыла, как пошел он по этапу вместо нее!

– Кому что на роду написано. Тогда могли застрелить любого из нас. Знали, на что шли…

– Нет. Я не предполагал, что они устроят такую бойню. Помнишь, как на наших глазах блатных расстреляли в упор. А ведь они уже никуда не бежали.

Веня поморщился. По своей натуре он не любил вспоминать всякие ужасы и лишения прошлой жизни. Ему всегда хотелось смотреть вперед, ибо почему-то распирало от уверенности в завтрашнем дне.

– Пожалуй, тебе действительно нужно жениться на Терезе Островски, чтобы забыть обо всем. Ей-то наверняка твои воспоминания будут неинтересны.

…Из Кельна они на такси добрались до отеля «Маритим», поражающего чистотой голубых окон, отражающих небо. В нем оказались свободные номера. Веня оплатил двухместный люкс на одну ночь, дав слово Курганову в нем не ночевать. На том и согласились. Номер успокаивал приятным сочетанием белого с синим. В нем было все, чтобы принять избалованную порнозвезду. Оглядев апартаменты, Веня заметил:

– А по мне – лучше с Эдди на ферме, на шлоссеровской перине. Эх, дурак наш адвокат. Просил по-хорошему – отдай жену, так нет же – уперся как баран.

Курганов не верил в быструю победу Вени. Ему казалось, что Эдди не позволит себе лишнего. Да и будет напугана появлением его на ферме. Но, как бы желая разрушить сомнения приятеля, Вениамин, усевшись в белое кресло, набрал номер телефона фермы. Ответила Эдди.

– Хелло, Эдди. Это Веня.

– Хелло… – неожиданно бесстрастно прозвучало в ответ.

– Ты меня уже забыла?

– Нет, нет, помню. А где Вилли?

– Вилли остался в Баден-Бадене играть в рулетку. Я признался, что влюблен в тебя, а он к этому отнесся очень плохо. Сказал, чтобы я убирался в Москву. Но без встречи с тобой я не могу уехать.

В трубке царило напряженное молчание.

– Ты меня слышишь? – крикнул Веня.

– Слышу, – робко ответила она.

– Я сейчас приеду!

– Но без Вилли это неудобно…

– Тогда давай встретимся в Бонне.

– Как же я могу, у меня ведь лошади… Веня растерянно посмотрел на Курганова, а тот впервые за последние дни покатывался от беззвучного хохота. Почувствовав себя оскорбленным, Веня категорично спросил:

– Так ты не желаешь меня видеть?

– Ну, не так, – раздалось в ответ.

– А замуж за меня пойдешь? – напирал Веня.

– Когда Вилли умрет? – не то в шутку, не то всерьез спросила Эдди.

– Вилли умрет не скоро. Я вас разведу. Ты за?

– Пожалуй, нам следует повидаться. Позвони мне завтра, что-нибудь придумаю.

Вене ничего не оставалось, как согласиться. Не успел он положить трубку, ею тут же завладел Курганов. Ему тоже не терпелось поговорить с Терезой.

Секретарша порнозвезды долго расспрашивала, по какому вопросу он собирается обращаться к фрау Островски.

– Передайте, что русский бизнесмен Александр Курганов, с которым она познакомилась в Каннах, хочет вложить деньги в ее бизнес, – важно заявил он.

– Одну минутку.

После довольно длинной паузы секретарша сообщила, что фрау Островски готова принять господина Курганова послезавтра в двенадцать часов дня, и, поблагодарив за звонок, положила трубку. Настало время смеяться Вене.

Но у Курганова был настолько удрученный вид, что Вениамин постарался себя сдержать.

– Ничего, старик, чем дольше ожидание, тем слаще обладание. Тебе легче, можешь пойти купить фильм с ее участием, вставить вон в видюшник и разглядывать свою милую во всех позах.

Курганов промолчал. Он дал себе зарок больше не реагировать на сальности в адрес Терезы. В конце концов, о ней говорят то, что есть на самом деле. И если он начнет бить каждому морду, то окажется полным идиотом. Поэтому набрал номер телефона, указанный на листке, вложенном в конверт, который передал ему Порте.

– Это я, – произнес он в трубку по-немецки. Очевидно, благодаря акценту на том конце провода поняли, и довольный голос ответил:

– Отлично. Откуда?

– Только что из Баден-Бадена. Остановился в отеле «Маритим».

– Отлично. Встретимся через два часа. Откладывать ни в коем случае нельзя. Ориентируетесь в Бонне?

– Нет.

– Тогда записывайте. Нужно переехать мост Кеннеди через Рейн в район, который называется Бонн-Бойль. Я буду вас ждать у цветочного магазина возле памятника прачке. Это напротив кирхи святого Иозефа. Узнаете меня по белому кейсу, который буду держать в левой руке. Все. Привет.

– Это ты с кем? – удивился Веня.

– Да так, кое-какая работенка может подвернуться. Я ведь на щедрость Инессы не рассчитываю. И ферму в наследство вряд ли получу.

Курганов заметно нервничал. Слонялся по номеру из залы в спальню и обратно. Веня больше вопросов не задавал, предполагая, что Шлоссер нашел возможность помочь Александру заработать. После поездки в Канны их пути скорее всего разойдутся. Веня очень рассчитывал на фонд, обещанный Инкой. Покрутившись несколько дней в Европе, похвалил себя за правильный выбор – нечего ему делать ни в Америке, ни на Западе. Деньги крутятся в Москве. И нужно становиться на ноги там. А Курганов, очевидно, решил иначе. Веня не собирался уговаривать его возвращаться в Москву. Раз он отказался от сотрудничества с Инкой, значит, ему в России одна дорога – в криминал. А тут, в Германии, с его настырным характером Саня окопается, плюнет на порнозвезду, найдет какую-нибудь бабу из эмигранток и начнет спокойную, трудовую, сытую жизнь чуть ниже среднего европейского уровня.

Так виделась судьба Курганова в Германии Вениамину. Но совершенно иначе планировал ее сам Александр.

Ровно в час дня он стоял возле кирхи и наблюдал за человеком с белым кейсом. Вокруг не было ни души. Раскатистым боем ударили часы. Курганов вздрогнул и перешел на другую сторону.

– Хелло, это я вам звонил, – обратился он к неприметному мужчине. Тот улыбнулся, но колючие глаза несколько раз оглядели Александра с ног до головы.

– Югослав? – спросил незнакомец.

– Русский. Зовут Александр.

– Хорошо. Следуй за мной. Спустимся к Рейну, я тебе кое-что покажу.

По узкой улочке они прошли мимо строящегося здания и оказались на чудесной набережной. Могучие деревья возвышались посреди подстриженных газонов, на которых играли дети и собаки. На лавочках сидели старики. По асфальтовым дорожкам бегали любители укрепления здоровья.

Незнакомец передал белый кейс Курганову.

– Привыкай.

Подойдя к самой воде, он показал в сторону китайского ресторана на плаву. Это была двухэтажная, очень красивая пагода с поднятыми углами, деревянными драконами и фонариками.

– Каждый вечер он отчаливает от причала и в течение часа курсирует вниз по реке и обратно. Потом возвращается и снова отправляется на час. Завтра в ресторане будет ужинать один человек, турок. Фотографии его найдешь в кейсе. Ты дождешься, пока ресторан отчалит и полностью пройдет путь вниз. Как только он повернет назад, с правого борта ты увидишь катер, белый с красной полосой. Он будет следовать рядом с рестораном. После этого, не торопясь, но и не мешкая, подходишь к человеку, изображенному на фотографиях, достаешь пистолет и стреляешь в упор. Лучше в голову. Успех должен быть стопроцентный. Потом выбегаешь из зала и прыгаешь в воду. Катер подбирает тебя и перебрасывает на другой берег. Оттуда машиной в аэропорт. Паспорт в порядке?

– Да, – кивнул Курганов, еще не полностью осознавший услышанное поручение.

– Давай мне. Получишь вместе с новым костюмом и билетом. Работай спокойно. Полиция не успеет тебя накрыть. Перекинем тебя в Испанию, а оттуда побыстрее улетай в Москву. Учти, Интерпол включится сразу.

– А кого я должен убрать? – глухо спросил Александр.

– Какая разница? Узнаешь из газет. Меньше думай об этом. И не вздумай остаться в Испании. Сейчас, когда сняли границы, полицейские озверели. Все. К ресторану близко не подходи. Ни к чему светиться. Желаю успеха.

Незнакомец отстал от Курганова и по газону направился к той улочке, по которой они спустились. Александр устало опустился на первую попавшуюся лавочку. Поставил на землю кейс. И, преодолевая желание немедленно его раскрыть, вдруг пожалел, что не отказал незнакомцу. Нужно позвонить ему, вернуть кейс и чек на пятьдесят тысяч для Порте. Ведь, давая ему этот чек, мафиози не объяснил, что придется выполнять роль наемного убийцы. Курганову ужасно захотелось выпить. Но, собрав волю в кулак, остался сидеть на набережной. Совсем недавно сама мысль об убийстве казалась бы странной. Когда палил в воздух в пресс-баре, старался ни в кого не попасть. А тут нужно будет целиться прямо в лоб жующему человеку. А если он придет ужинать с женой и детьми? У турок всегда много детей… Что ж, на глазах всего семейства расстреливать папашу? Мороз пробежал по коже и обернулся зудом на щиколотках. «Неужели он согласится?» – спрашивал себя Александр, обращаясь к себе в третьем лице. И медлил с ответом. Где-то в глубине подсознания уже выкристаллизовывалась мыслишка, пока пугающая своей очевидностью, но постепенно заставляющая привыкать к себе: «Все равно турок обречен. Да и какая разница – турком больше или турком меньше… Даже у кого-то из классиков говорилось нечто подобное. А откажись он стрелять, так собственную жизнь поставит под угрозу. Порте не простит. Чек придется вернуть. А ведь пятьдесят тысяч на дороге не валяются. Появляться без денег у Терезы смешно… Но главное – какая разница турку, кто его убьет?»

Курганов почувствовал, как начинает тихо ненавидеть свою жертву. Нестерпимо захотелось увидеть фотографии, лежащие в кейсе. Подхватив его, он вскочил со скамейки и быстро пошел в сторону моста, возле которого уютно и привлекательно расположился китайский ресторан, в котором завтра должны будут прозвучать выстрелы.

Решение возвращаться в Москву возникло неожиданно. Проспав целый день после романтической встречи рассвета на Рейне, Инесса проснулась от настойчивого телефонного звонка. Шлоссер настойчиво просил позволить ему зайти. Пришлось вставать и идти в ванную комнату – приводить себя в порядок.

Облачившись в черное шелковое кимоно, она открыла дверь, чтобы впустить Шлоссера, и ахнула, увидев адвоката. Лицо у него было бурого цвета. Казалось, того и гляди хватит удар. Нижняя челюсть дрожала от возмущения, и маленькие глаза налились кровью. Он, не здороваясь, вошел, тяжело опустился в кресло и задал странный вопрос:

– Вениамин не у вас?

– В каком смысле? – не поняла Инесса.

– А в том, в котором мне разбили вдребезги машину! – запальчиво, неожиданно фальцетом закричал Шлоссер. – Кто-то угнал со стоянки машину, вытолкал ее на пешеходную улицу и разбил!

– Печально, – согласилась Инесса, – но при чем тут Вениамин? Он, по всем расчетам, еще утром прилетел в Москву и, наверное, уже сидит в каком-нибудь кабаке и рассказывает о путешествии по Европе.

– Вы уверены, что улетел именно в Москву? – немного поостыв, переспросил адвокат. Стало неудобно перед дамой за свою истерику.

– Уверена, – успокоила его Инесса и, в свою очередь, поинтересовалась: – А почему вы вдруг решили, что он мог разбить вам машину? Это на него совершенно непохоже. Веня – из культурной профессорской семьи. Даже в молодости никогда не позволял себе никаких хулиганских выходок. Курганов, тот мог в ярости и квартиру чужую разнести. Уж скорее можно подумать на него.

– Да нет… Курганов ни при чем. А с Вениамином я повздорил. Из-за ерунды, в общем-то. Но работать вместе не сможем. Предупреждаю на будущее… – Он поднялся и с трагической маской на лице направился к выходу.

Инессе стало его жалко.

– А машина застрахована?

– На все случаи. Но все равно – это уже металлолом. Придется в Бонн возвращаться на поезде.

– Так вы уезжаете?

– А вы? – вдруг спросил Шлоссер.

И Инесса поняла, что пора и в самом деле возвращаться в Москву. Она подошла к адвокату, протянула руку и, прощаясь, напомнила:

– Перед отъездом не забудьте оставить ваши координаты. А я дам свои.

Шлоссер учтиво слегка склонил свою величественную голову и вышел. Не успела Инесса отудивляться по поводу подозрений адвоката, как к ней влетела, вся в слезах, Галина. Вместо любимого «зупер», она постоянно повторяла «швах!».

– Представляешь, он уезжает! Я просыпаюсь, ничего не подозревая, принимаю ванну, вдруг заходит, одетый и серьезный. «Прости, – говорит, – мон шери, но обстоятельства вынуждают меня срочно вернуться в Монако». Я чуть не утонула. «Да как же? – спрашиваю. – Мы же планировали поехать отдыхать на Балеарские острова?» А он мнется, глаза грустные и не зеленые, а совсем болотные. «Раньше, чем через месяц, никак не освобожусь». Поцеловал и бочком, бочком в дверь. Пока я вылезала да шлепала за ним босиком, его и след простыл!

И зарыдала с новой силой, уже ничего не говоря, кроме энергичного «швах!».

Вторая истерика подряд кого угодно способна вывести из себя. У Инессы испортилось настроение. Но не потому, что у Шлоссера разбили машину, а у Галины смылся любовник. Просто пребывание в Баден-Бадене показалось бессмысленным. Впереди столько дел, какого черта сидеть здесь и слушать идиотские жалобы.

Она встала и вместо того, чтобы успокаивать Галину, принялась нервно укладывать в чемоданы свои вещи.

– Ты куда? – не поняла та.

– Все! Уезжаем! Никому мы здесь не нужны! Пора заняться серьезными делами. Как хочешь, но сегодня же получаю в агентстве «о'кей» и вылетаю в Москву.

– Что ж я здесь одна делать буду? – совсем растерялась Галина.

– В таком случае иди собирай вещи! – скомандовала Инесса. И приятельница, как вымуштрованный солдат, встала и отправилась выполнять приказание.

Али, сгибаясь под тяжестью чемоданов, стойко переносил дорогу домой. Обе дамы были не в духе, поэтому без конца капризничали и вредничали. Но телохранителя от раздражения спасала мысль, что по возвращении в Москву Инесса тотчас прознает о романе с Ириной и изойдет от ярости в истерике.

В Шереметьеве их встречал водитель шестисотого «мерседеса», присланного Цунами. Домой Инесса ввалилась вечером буквально как снег на бедную голову Манукалова. Тот от растерянности не знал – радоваться или огорчаться.

– Ты откуда? – вяло улыбнулся он.

– От верблюда! Недоволен, что живая, да?

– Что за вздор? – Александр Сергеевич потянулся с раскрытыми для поцелуя губами.

Инесса уклонилась и надолго пропала в ванной. Когда же наконец соизволила появиться в домашнем велюровом халате, стол в гостиной был сервирован для ужина. Среди тарелок кобальтового сервиза и блюд с закусками стояли два позолоченных подсвечника с горящими свечами. Из ведерка выглядывала бутылка шампанского. По комнатам тихо и задумчиво разливалась мелодия Первого концерта Рахманинова.

Улыбающийся Манукалов протянул ей навстречу руки.

– Рад видеть тебя живой и невредимой. И постараюсь больше не оставлять без охраны.

– А коньяк есть? – холодно спросила Инесса.

– Все есть. – Он почти насильно поцеловал ее.

За столом Инесса некоторое время ела молча, уставясь в тарелку. Манукалов не принуждал ее к рассказам. Он знал, что долго игру в молчанку она не выдержит. И оказался прав.

Выпив граммов двести коньяку, Инесса почувствовала потребность поставить все точки над «и».

– Ты, конечно, доволен, что выследил меня?

– Не понял? – Манукалов постарался придать своему плакатному лицу добродушное выражение. Скандал совершенно не входил в его планы. Он соскучился по Инессе и хотел бы поскорее затащить ее в постель.

– Не прикидывайся. Ты же знаешь, что я в Люксембурге встречалась с Виктором.

– Знаю…

– И что?

– А ничего. Когда-нибудь это все равно должно было произойти. Хотя он мне давал честное слово офицера.

Манукалов отодвинул тарелки с недоеденной курицей, выпил минеральной воды, вытер салфеткой рот и как можно мягче произнес:

– Да будет тебе известно, что Виктор Иратов в 1983 году получил первое офицерское звание – лейтенант КГБ.

– Врешь! – вспыхнула Инесса. – Я знаю твои повадки! Запугать меня не удалось, так решил обмазать дерьмом приличного человека!

– В комитете почти все офицеры – приличные люди. В том числе и я. А Виктору до августовского путча регулярно присваивали очередные звания. Сейчас он подполковник. Работает под известной в нашем мире кличкой. Прости, не сообщаю, под какой. И, между прочим, деньги получал через наших связных.

– Врешь! – Инесса вскочила и заметалась по комнате. Она знала, что верить Манукалову нельзя. Он – профессиональный провокатор. Но вдруг все это правда? Тогда как? Неужели Виктор способен пойти с такими людьми, как ее муж? Нет, никогда. Не смог бы смотреть после этого ей в глаза.

Манукалов не вступал в спор. В его письменном столе уже несколько лет лежала ксерокопия заявления, написанного собственноручно Виктором, в котором тот просил принять его на работу в Комитет государственной безопасности. Этот исторический для их семьи документ Манукалов выловил среди прочих, когда стали перетряхивать все архивы Лубянки. Долго ксерокопия ждала своего часа и, похоже, дождалась.

– Сядь, успокойся. Я говорю правду, и ничего в ней позорного для твоего друга нет. Службой родине он смыл с себя пятно преступника.

– Это Виктор – преступник! – Инесса подлетела к мужу и схватила его за волосы. – Да это ты, гад, все подстроил, пришил нам антисоветскую организацию. Тебе это для карьеры нужно было!

Подобные слова Александр Сергеевич слышал от Инессы часто, поэтому не реагировал на них. А просто, без пафоса, повторял:

– Я выполнял свой долг, а вы вляпались по глупости. За нее-то и были наказаны. Человеческая глупость – самый серьезный порок. Из-за нее миллионы людей испортили жизнь и себе, и другим.

Инесса разжала пальцы, отпустив его волосы, и вернулась на свое место.

– Говори что хочешь. Я тебе не верю.

Манукалов молча поднялся из-за стола, прошел в кабинет и через несколько минут вернулся оттуда с ксерокопией заявления Виктора Иратова. Молча положил перед Инессой, пошел к телевизору, включил его и уселся смотреть «Вести».

Инесса читала долго, словно не веря своим глазам. Перечитывала по буквам. Мелкий, ленивый почерк Виктора узнала сразу. Он много раз писал ей шпаргалки именно такими мелкими буковками.

– Ты его вынудил… бил, пытал, издевался… – с ненавистью прошептала она.

– Наоборот. Долго тряс с благодарностью мою руку и клялся, что оправдает наше доверие и смоет трудом свой позор. На всех фотографиях, сделанных в аэропорту Франкфурта, выглядит вполне жизнерадостным.

Инесса подошла к телевизору, выключила его и, нагнувшись к мужу, впилась в него взглядом:

– Вы же его обменяли на какого-то террориста!

– Обменяли. Но после того, как он бежал из тюрьмы и получил новые документы на чужое имя.

– Какой побег? – насторожилась Инесса.

Манукалов поискал на журнальном столике среди газет одну ксерокопию фотографии и протянул ее жене.

– Узнаешь?

На фотографии была изображена разъяренная Тереза Островски возле парадной лестницы во Дворце фестивалей и рядом с ней – Курганов.

– Твой кореш Курганов. Я думаю, если он узнает, что благодаря тебе и Виктору отсидел лишних пять лет, мне придется утроить вам обоим охрану.

– Я встречалась с ребятами. Они уверены, что Виктор мертв.

– Конечно. Сама же поставила условие перед свадьбой, чтобы я помог освободиться твоему другу Виктору. Пришлось организовать побег. Чтобы не возникло подозрений, устроили так – двое подставных блатных и все трое твоих друзей выпилили в туалете вагона в полу отверстие и на полустанке покинули его. Охрана специально не мешала, а потом на задержание были брошены силы, прошедшие инструктаж.

Виктор знал, что должен упасть сразу, как услышит первые выстрелы. Блатные были застрелены при оказании сопротивления, а Курганов и Аксельрод сдались. Их отправили дальше по этапу, твоего дорогого Виктора доставили в Москву, на Лубянку. Там он и написал это заявление. Руки был готов целовать мне в благодарность за освобождение. Отправили его в спецшколу и после ее окончания легализовали под другой фамилией.

Манукалов замолк, давая возможность Инессе переварить полученную информацию. В душе он торжествовал. Это была месть, давно придуманная им и взлелеянная на тот случай, если дороги Виктора и Инессы вновь пересекутся. Она считала Александра Сергеевича ничтожеством, так пусть теперь знает, насколько ничтожнее ее любовник. Манукалов по крайней мере свою жизнь за счет других не выторговывал.

За годы, прожитые с мужем, Инесса потеряла чувствительность и ранимость, присущие ей в молодости. Но Виктор все эти годы оставался для нее идеалом человека, сумевшего вопреки ударам судьбы выстоять. Она чувствовала в нем нравственную опору. Возможно, уважения к нему в ней было даже больше, чем любви. Кроме того, Инесса убеждала себя, что, живя с Манукаловым, приносит себя в жертву ради Виктора, любившего ее. И вдруг выясняется, что Иратов такой же подонок, как и ее собственный муж! И служат оба в одной и той же «конторе», так безжалостно сломавшей жизнь ей, Аксельроду и Курганову…

Впервые Александр Сергеевич увидел, как беззвучно и горько плачет жена. Но жалости в своем сердце не обнаружил. Его мучила ревность. И он задал самый болезненный вопрос, хотя понимал, что этого делать не следует.

– Давно вы с ним?

В ответ Инесса кивнула головой.

Боль резанула по сердцу, Манукалов задержал дыхание и прикрыл глаза. Овладев собой, медленно произнес:

– На месте Виктора я бы очень боялся встречи с Аксельродом и Кургановым…

Инесса поняла затаенную в словах мужа угрозу. За Веню она была спокойна. Он мстить не станет, а вот Курган и до тюрьмы был непредсказуемым, а сейчас и подавно. Придется приложить много сил, чтобы его нейтрализовать. Умом Инесса поверила в рассказ о Викторе, но в душе теплилась маленькая надежда, что все было не так.

Она встала и ушла в спальню, давая понять Манукалову, что благодарности к нему не испытывает.

Он ее и не ждал. Теперь накопившаяся месть нащупала орудие – им должен стать Курганов. Завтра же первым делом Манукалов прикажет разыскать его и установить наблюдение.

Невзирая ни на какие протесты Эдди, Веня приехал на ферму. С цветами, шампанским, конфетами и золотым колечком фирмы «Картье». Она была испугана, встревожена и польщена его вниманием.

– Я же просила не приезжать… – нетвердым голосом укорила его.

Веня и сам был взволнован своей выходкой. Но от этого казался еще более пылко влюбленным. Оба ощущали тень Шлоссера, нависшую над ними, что придавало встрече атмосферу старинного романтизма времен Дон Жуана.

Она долго стояла посреди двора, не решаясь пригласить его в дом.

– Как я счастлив видеть тебя, – повторял по-немецки Веня.

Эдди стояла перед ним в легком белом, с кружевами, платье. Сбоку на груди была вышита зеленая уточка. Короткие черные кудри развевал легкий ветерок. Смуглая кожа зарделась матовым румянцем. Губы подрагивали. Ни слова не говоря, Веня сделал шаг вперед и поцеловал ее. Она никак не отреагировала – не отстранилась, не ответила и не обиделась. Только предупредила:

– Вокруг соседи…

– Плевать! Я женюсь на тебе. Ты ведь не против?

– Я замужем. У нас не принято так.

– Как? Шлоссер тебя развел с одним мужем, а я разведу со Шлоссером.

– Но ведь у нас хозяйство, – напомнила Эдди. Практицизм в ней органично уживался с жаждой любовного приключения. Как ни стремилась она играть роль добропорядочной жены, но глаза ее сияли черными угольками с золотыми бесовскими искорками. Монотонность жизни, нарушаемая редкими скандалами, устраиваемыми Шлоссером, казалось, совсем похоронили романтические всплески ее души. Она превратилась в типично немецкую жену. Дом был вылизан и вычищен до самой маленькой пылинки. Окна блестели чистотой. Цветы в палисадниках, вазах и даже в старой тачке гордо покачивали своими свежими головками. Конюшня и манеж содержались в идеальном порядке. Кроме того, она успевала тщательно ухаживать за собой и готовить каждый день обеды, к которым Шлоссер относился с особой требовательностью. Вечерами он сидел в кресле и смотрел исключительно спортивные программы. Потом брал Эдди за руку и вел в спальню. Поначалу она побаивалась ложиться с ним в постель. Потом привыкла и считала себя вполне счастливой женщиной. Но встреча с Веней разбудила в ней давно забытые мечты о празднике, с которого должен начинаться каждый день.

И он это чувствовал. Но напрасно надеялся на быструю победу. В мечтах Эдди большое место занимало ухаживание, которым она была обделена. Хотелось гулять, взявшись за руки, по набережной Рейна, кататься на лодке по Мозелю, ездить на горные курорты в Швейцарию… А нормального секса хватало и без Вени.

Поэтому, постояв во дворе, она так и не пригласила его в дом, а, кокетливо оттолкнув от себя, задорно улыбнулась и согласилась поехать в Бонн погулять.

Веня хотел было возразить, что у них не так много времени до приезда Шлоссера, но подумал, что всегда можно снять номер в отеле и не возвращаться на ферму, забыв о лошадях, к которым была привязана своими заботами Эдди.

Она усадила его в шезлонг под огромный зонт и убежала переодеваться. Веня закурил сигару, вытянул ноги и понял, что просто обязан жить в достатке и покое. В Москве такая жизнь вряд ли возможна. Но он ведь заберет туда Эдди не навсегда. Потом, лет через десять, купят себе такую же ферму, а может, перестроят эту, наймут целый штат работников, и начнется райская, спокойная жизнь. Тогда стукнет им обоим по полтиннику, и в самый раз отойти от дел в деревенскую глушь. А пока надо жить! Он убедит ее, что красивая молодая женщина не имеет права целыми днями ухаживать за лошадьми и пожилым мужем. Будут летать по субботам в Париж, в Монте-Карло. Эдди подружится с Инессой, ее будут окружать шикарные московские дамы, каждый вечер они будут проводить в ресторанах. Неужели это хуже, чем сидеть безвылазно на ферме, даже если она похожа на райский уголок?

Эдди выпорхнула из дома в сопровождении собак, заливающихся восторженным лаем.

– Думают, что я их возьму с собой, – крикнула она, смеясь.

Глаз от Эдди оторвать было невозможно. Она вся сверкала дорогими украшениями. На ней был шелковый длинный зеленый блузон и такие же шаровары. Золотые, полупрозрачные туфельки на небольшом каблуке дополняли этот наряд рейнской красавицы.

Веня одернул свой бюргерский пиджак и протянул ей руку.

– Поедем на моей машине. Погоди, я только собак запру в конюшне.

Через несколько минут они уже мчались с возбуждением беглецов по узким улочкам маленьких чистеньких немецких городков.

– Погуляем по набережной Рейна, а потом пойдем в китайский ресторан. Он на воде. Плавает по вечерам. Просила Шлоссера сходить хоть раз туда, а он ни в какую. Говорит, что в обычных китайских ресторанах намного вкуснее и дешевле, а этот только для дураков-туристов. Побудем сегодня дураками-туристами?

– Побудем, – согласился Веня.

Эдди вела машину непринужденно, вертя по сторонам головой и с интонациями заправского гида сообщая достопримечательности каждого проезжаемого городка.

Курганов сидел на ванной и варил чифир. Для этого пришлось купить такую же горелку, как у Шлоссера. Иначе жизнь в пятизвездочном отеле была бы совершенно невыносима. Судьба в очередной раз сыграла с Александром злую шутку. Завтра он никак не мог встретиться с Терезой в назначенный ею срок. Тогда для чего же идти сегодня вечером убивать турка? Полная бессмыслица. На баре лежали пятьдесят тысяч долларов, которые Александр получил по чеку Порте. Из них какие-то гроши потратил только на индийский чай. Несколько раз звонил в офис Терезы, но секретарша противным голосом сообщала, что фрау Островски на студии и когда будет, неизвестно. Тогда Курганов решился на хитрость. Позвонил опять, представился и объяснил, что хотя ему назначена встреча на завтра, но он должен обязательно встретиться с фрау Островски сейчас, чтобы вручить ей подарок. А вечером ему придется улететь. Этот вариант сработал. Но и тут Курганова ждало разочарование.

– Запишите адрес особняка фрау Островски. Туда вы можете отвезти подарок и передать его компаньонке – фрау Мэгги. И не забудьте оставить ваши координаты, чтобы Тереза Островски могла выразить вам свою благодарность. – После этих слов секретарша продиктовала адрес особняка и повесила трубку.

Курганов буквально покрылся испариной от бешенства. Он собирался купить ей бриллиантовое колье тысяч за сорок, а она просит передать его компаньонке! Он сжимал бумажку с адресом, пил чифир и в раздражении метался по номеру.

– Ну что ж, сама меня пригласила, – сказал он себе, остановившись перед зеркалом. Собственным отражением остался доволен, потому что выглядел очень решительным.

Курганов в который раз достал из кейса цветные фотографии турка, внимательно рассмотрел каждую. Обычная физиономия, с большим носом и черными усами, ничем не отличалась от других. Единственным опознавательным знаком была вмятина на правой щеке, вроде как от оспы. Но что делать, если турок сядет так, что будет видна только левая часть лица? «Как бы не пристрелить не того турка», – подумал Курганов и безрадостно усмехнулся.

Он решил для себя во что бы то ни стало повидать сегодня Терезу. Следовательно, приходилось спешить. Первым делом сжег фотографии, потом проверил пистолет. Вставил обойму, поставил на предохранитель. Белый кейс решил выбросить по дороге. Надел свой мешковатый костюм и почистил туфли. Еще раз взглянул на себя в зеркало. Свежевыбритое лицо с мощным подбородком дышало энергией и свежестью.

– Ничего, полюбит, – бросил напоследок и вышел из номера.

Внизу у портье Александр узнал, где можно приобрести бриллиантовое колье, и по его совету отправился на Кайзер-плац, в ювелирный магазин.

Солнце припекало совсем по-летнему. На большой зеленой лужайке посреди Кайзерплаца резвились дети, лежали и сидели группками студенты университета, а рядом возле лужайки тянулись столики многочисленных кафе. За ними сидели спокойные, никуда не спешащие люди, довольные жизнью и собой. Александр зашел в магазин. Никакой нигде охраны. Под стеклом лежали украшения без указания стоимости. Солидный немец едва повел головой в его сторону и поздоровался.

Курганов мало чего понимал в бриллиантах. А поскольку цен не было, то и выбирать не решался.

– Покажите мне колье с бриллиантами тысяч на сорок, – попросил он продавца.

Тот, услышав просьбу, по-юношески подскочил и принялся доставать из-под прилавка бархатные коробочки, кладя их, однако, не на стекло витрины, а на полочку позади себя.

– Вот, прошу, из новой коллекции фирмы «Вандом».

– Сколько стоит?

– Как собираетесь платить?

– Наличными…

– О! – обрадовался ювелир, и узкая бриллиантовая змейка в его руках заиграла разноцветными искорками. – Тогда сделаю вам большую скидку.

Он достал калькулятор, принялся на нем долго считать и делать на листке бумаги пометки, которые тут же демонстрировал Курганову.

– Видите, вот – общая цена. А сейчас вычислим скидку вообще, видите, и теперь специально для вас… Прошу – сорок две тысячи марок и девяносто пфеннигов.

Курганов достал из белого кейса пачки денег и положил перед ним. Тот не спеша принялся пересчитывать. Делал он это тщательно и с очень довольным выражением лица. Когда закончил, уложил колье в бархатную коробочку, потом ее – в кожаный футляр и протянул Курганову.

– Всегда буду рад видеть вас в моем магазине. – И полез за визиткой.

– Спасибо, я вас и так запомню, – простился Александр и вышел на улицу. Немного покрутившись по старому центру города и не найдя ни одного такси, поскольку почти все улицы были пешеходными, он наконец вышел на широкую магистраль с трамвайными путями посередине.

Таксист сразу понял, куда его следует везти. Особняк Терезы находился не в самом Бонне, а в горах. Белое современное здание с огромными окнами утопало в цветах и зелени. Перед домом непременная зеленая лужайка с фонтаном и статуями богинь вокруг него. Вместо забора – изгородь из кустарника. Но ворота – чугунные, узорные. В центре – соединяющее их сердце.

Курганов позвонил в звонок. В динамике домофона послышался женский голос с легким английским акцентом:

– Кто вам нужен?

– Фрау Мэгги? – спросил Александр. – Моя фамилия Курганов, я принес подарок для фрау Островски.

– Сейчас к вам выйду, – произнесла та.

Курганов вытащил из кейса пистолет, который засунул за ремень брюк. Как только калитка открылась и высокая худая девица предстала перед Кургановым, он с неполучившейся улыбкой хмуро спросил:

– А Тереза дома?

– Она вас не сможет, к сожалению, принять, – заученной фразой решила отделаться компаньонка. – Давайте ваш подарок.

Курганов вытащил из-за пояса пистолет.

– Заткнись, поворачивайся и веди меня в дом…

– Ты больной? – не шелохнувшись, спросила Мэгги.

– Нет. Я действительно принес подарок. Вот. – С этими словами он достал из кармана кожаный футляр и протянул Мэгги. – Но отдам лично в руки. И никто мне не помешает. Уж ты – точно.

Мэгги ничего не ответила, развернулась и быстро пошла к дому. Курганов последовал за ней. Очутившись в роскошной овальной прихожей с низкими желтыми диванами у стен, предупредил:

– Не вздумай звонить в полицию. Иначе мне действительно придется стрелять. Где Тереза?

– В ванной, она вечером приглашена на ужин в Петерберг.

– Я не задержу ее долго. Куда идти?

Мэгги пошла вперед, открыла дверь из толстого узорчатого стекла и, заглянув внутрь, крикнула:

– Тереза, к тебе вооруженный поклонник!

Курганов резко оттянул ее от двери и вошел, прежде чем порнозвезда приказала звонить в полицию.

– Не надо. Мы знакомы. Никакого вреда я вам не причиню.

Тереза лежала на спине, облокотившись о низкий мраморный бортик мелкого бассейна с розовой водой. Она нисколько не смутилась своей наготы, но колючие глаза выражали неудовольствие.

– Не переношу насилие. Убери пистолет.

Курганов спрятал его в карман. А другую руку протянул к Терезе, демонстрируя кожаный футляр.

– Здесь – бриллиантовое колье.

– Забавно. – Тереза налила минеральной воды в хрустальный стакан и мелкими глоточками принялась пить.

Курганов старался смотреть мимо нее, но взгляд то и дело падал на роскошное тело, омываемое розовой водой. Огромные груди плавно покачивались на поверхности. Крупные соски казались приплюснутыми кнопками звонков.

– Так ты – русский? Из Москвы?

– Да.

– У меня был один русский – знакомый. Годунов. С большим приветом. Ты тоже, видать, с приветом?

Курганов наконец решился войти. Прошел к обтянутому желтой кожей пуфику и сел. Вытащил из кожаного футляра бархатную коробочку, раскрыл ее и показал Терезе колье.

– Давай примерим?

– Давай.

Он поднялся и почувствовал, что ноги стали совершенно ватными. Не в силах сделать ни шага, так остался на месте. Тереза поняла это по-своему. Перевернулась на живот и, выгибая над водой упругий, холеный, слегка загорелый зад, на четвереньках пошла под водой к нему. У края бассейна поднялась на ноги и, неприступная в своем бесстыдстве, закинула голову, ожидая подарка.

Руки у Курганова ходили ходуном. Колье упало в воду. Тереза засмеялась громким грубоватым смехом и подняла колье со дна бассейна. Внимательно осмотрела и довольно долго застегивала на шее. Курганов смотрел на нее сверху. Он заметил и немолодую кожу, и морщинки под мышками, и слишком оттянутые вниз груди, но именно это и притягивало его. Она была прекраснее самой цветущей девушки, потому что каждая частица ее тела была преисполнена недосягаемого достоинства. Курганов себя чувствовал рабом, не смеющим смотреть на красоту госпожи.

Тереза осталась довольна колье и резко скомандовала:

– Иди в мой кабинет, пусть Мэгги даст тебе чего-нибудь выпить, я должна заняться собой.

Курганов послушно вышел. Передал компаньонке слова Терезы, та без комментариев провела его по узкому коридору, завешанному картинами, в кабинет и оставила там одного. Напольные старинные часы показывали начало шестого. А плавучий ресторан отплывал в семь.

Он сел на овальный кожаный диван и с любопытством стал разглядывать комнату. Невозможно было представить, что этот аскетический кабинет с огромными стеллажами книг и массой рукописей на широком столе на львиных лапах принадлежит порнозвезде. Несколько картин, написанных маслом, наверняка принадлежали художникам прошлых веков. Нигде не было ни одной фотографии хозяйки. Если бы Курганова спросили, кому принадлежит кабинет, он не задумываясь ответил бы – какому-нибудь гуманитарию, научному работнику. И еще большее восхищение стал испытывать от каждой минуты пребывания здесь.

Тереза появилась минут через сорок. На ней был костюмчик типа пижамы. Белый в желтую полоску. С узкими укороченными штанишками и такими же рукавами, а также туго обтягивающей высоко поднятую грудь майкой.

Она села напротив, закинула ногу на ногу и закурила.

– Так, какие предложения ты мне привез? – с ходу начала она.

– Готов субсидировать твои проекты.

– Почему?

– Потому что ты для меня – единственная женщина.

– О, как ужасно! Ненавижу, когда деловые отношения строятся на чувствах, а чувства возникают в деловых отношениях. Для меня все, чем я занимаюсь, – работа. Если пришел говорить о деле, я готова к диалогу, если рассказывать о своей любви, прости, мне неинтересно слушать. Я никому не запрещаю себя любить. Но тратить на это свое драгоценное время не собираюсь. Так о чем будем разговаривать?

Курганов посмотрел на нее и в косых лучах солнца вдруг осознал, что экс-порнозвезда – давно немолодая женщина, и таких, как он, в ее жизни было видимо-невидимо, и что обратит на него она внимание лишь в том случае, если он станет чем-то особенным, поднимется над ней и снизойдет до нее. А пока нужно заткнуться про свои сердечные позывы и смириться с ролью никому не нужного русского бизнесмена.

– Я готов говорить исключительно о делах.

– Тогда о'кей! Мне сейчас действительно нужен инвестор. Я задумала совершенно новую серию картин. Она должна пользоваться бешеным успехом. Для реализации всего проекта потребуется миллионов десять марок. Но только для начала. Сюда не входит рекламная кампания. У меня своя студия, и мы делаем по двадцать фильмов в месяц. Этот поток хорош количеством, но не качеством. Хочу выйти на другой уровень. Намного выше.

Она легко поднялась с кресла, достала из шкафа кассету, вставила в видеомагнитофон и включила телевизор. На экране возник молодой парень, юноша лет восемнадцати. Он с любопытством рассматривал фотографии женщин с первыми признаками увядания. Потом пошли какие-то перебивки… Тереза объяснила, что это – студийный материал. Еще не смонтированный, и потом вместе с парнем на экране появилась Тереза в вечернем платье. И принялась ласкать юношу. Он растерянно-вяло отзывался на ее ласки. Курганов впился взглядом в экран, на котором обнажалось уже немолодое тело Терезы. Но рядом с юношей она казалась воплощением страсти, женственности. Она жертвовала ему свое много испытавшее тело и тем самым приобщала юношу к тонкостям науки – любви.

Это не был голый секс, это была встреча юности с опытом. Александр не чувствовал никакого смущения от того, что на экране сидящая рядом с ним желанная женщина отдается пацану в показательно-развратных позах…

Тереза выключила телевизор и отбросила пульт.

– Понятно, что я имею в виду? Молодежь уже почти не смотрит порно. Они этих же девчонок трахают на своих вечеринках. А о настоящей женщине, с опытом, мечтает каждый второй. Поэтому нужно быстро заполнить эту нишу. Я еще в форме… как ты считаешь?

Курганов не мог повернуть языком в пересохшем рту, поэтому кивнул лишь головой.

– Теперь о деле. Сколько ты можешь перевести на счет моей компании сразу?

– Миллиона три долларов…

– Ну, для начала…

– А хочешь часть наличными?

– Ты что, их печатаешь?

– Нет, – впервые за время визита улыбнулся Курганов. – Печатает их Национальный банк Соединенных Штатов. Получишь два на счет и один – в руки. А потом в течение месяца еще шесть.

Тереза встала и подошла впрямую к Курганову. Испытующе поглядела на него своими светло-зелеными глазами и с особым шиком произнесла:

– Ой, ля-ля… ты – русский гангстер? Я угадала?

– У нас такого понятия нет. Я – человек, который делает деньги.

Тереза похлопала его по плечу.

– Не буду больше спрашивать тебя об этом. Сам позаботишься о моем покое. Надеюсь, через месяц увидимся. И выполни мою небольшую просьбу. Вставь себе хорошие зубы.

Курганов не нашелся, что сказать. К тому же губы его уже не разжимались.

– Ты на машине, или Мэгги вызвать такси?

– Не надо…

Часы в кабинете ударили шесть раз. Александр проследовал по коридору, поцеловал подставленную руку Терезы и, не глядя на Мэгги, вышел за ворота, забыв в доме белый кейс, от которого надо было избавиться по дороге в ресторан.

Китайский ресторан «Речной дракон» приветливо манил к себе яркими красками. Красная двухэтажная деревянная пагода с позолотой, мягко отражавшей последние луча солнца, казалась среди европейского строгого пейзажа Бонна чудом экзотики. По всем контурам пагоды побежали изумрудно-салатовые неоновые огни. Внутри уютно горели настольные лампы под бумажными абажурами. Эдди с детской восторженностью предвкушала вечер, который их застанет за горячими закусками, расположившимися на мармите.

Они долго гуляли по тихой набережной. Любовались Рейном, а потом сидели на скамейке, и влюбленный Веня читал ей наизусть стихи Рильке, перемежая их рассказами о московской жизни. О себе Эдди предпочла не говорить, но зато живо интересовалась биографией Вени. Он ни словом не обмолвился о том, что сидел в тюрьме, но объяснил, что все годы активно боролся против коммунизма, и за эти заслуги его избрали председателем инвестиционного фонда с миллионными капиталовложениями. На Эдди его хвастовство произвело хорошее впечатление. Она много курила, хотя на ферме себе этого не позволяла, боясь гнева Шлоссера. Веня наблюдал за ее рукой и особенно за тем пальцем, на котором было надето подаренное им колечко.

У трапа, перекинутого к входу в ресторан, зазывалы принялись особенно энергично приглашать в путешествие по Рейну. Эдди вскочила на ноги.

– Пошли, а то опоздаем! – крикнула она и устремилась к причалу. Веня, попыхивая сигарой, важно последовал за ней.

Они поднялись на второй этаж и сели за свободный столик, накрытый на шесть персон, поскольку двухместные были все заняты.

– Я же говорила, что нужно прийти пораньше! – в сердцах воскликнула Эдди и быстро пробралась к окну. Веня сел напротив. Очень быстро остальные места за столиком заняла бюргерская семья – толстый папа, высокая, мужеподобная мама, пышнощекий подросток и бабушка с седыми буклями.

– Будем любоваться Рейном, – прокомментировала ситуацию Эдди.

– Ты Рейном, а я – тобой, – ввернул Веня, без умолку говоривший о своей внезапной, но прилипчивой влюбленности. О женитьбе говорил как о деле решенном. Эдди с удивлением посматривала на него, но не оспаривала планы, которые он излагал. Все, что есть на земле богатого и роскошного, Веня готов был бросить к ногам своей возлюбленной. А взамен просил лишь об одном – верить ему и полюбить всем сердцем.

Официант-китаец подал меню, и Эдди, оторвавшись от планов Вени на совместную жизнь, с головой ушла в выбор блюд.

Веня в китайском ресторане был впервые, поэтому с видом знатока разглядывал зал. Огромный аквариум с рыбками, бронзовый Будда, живые цветы в переплетении лиан создавали атмосферу восточного празднества. Веня опять напомнил себе, что всего несколько месяцев назад и не представлял, что будет сидеть в центре Европы, влюбленный и перспективно богатый.

– Что ты предпочитаешь в китайской кухне? – деловито спросила Эдди.

– Сегодня заказываешь ты. Это ведь твоя идея.

– Тогда возьмем всего понемногу. Лично я очень люблю креветочные чипсы и хрустящую утку с овощами, если только ее хорошо прожарят. Какую берем – «Тутти-Фрутти» или «Сатэ» с соусом из земляных орехов?

– Я предпочитаю «Сатэ», – в тон Эдди ответил Веня.

– Прекрасно! И еще возьмем свинину с шампиньонами и бамбуком. Ах, а как же мои любимые пирожки с овощами? Черт с ними, мы их съедим. Значит, берем две «Лумпии» и вдобавок салат с соей – «Вантам»! Все… кажется, сегодня я лопну. Ой, а пиво? Любишь китайское?

– Мне лучше – коньяк.

– Но ведь его подают в конце ужина!

– А… – растерялся Веня. – Ну, тогда китайское.

Эдди увлеклась диктовкой подошедшему официанту, а Веня, обводя зал дымчатыми стеклами очков, разглядывал посетителей. Почти напротив за столиком сидели пятеро важных лоснящихся турок. «Надо же! – отметил Веня. – Турки тоже ходят в китайские рестораны».

Через несколько минут ресторан-корабль отошел от причала. Глаза Эдди снова засверкали угольками с бесовскими золотыми искорками. Веня протянул руку и дотронулся до подаренного им кольца.

– От этого тебе не уйти.

Она ничего не ответила и принялась разглядывать поросший зеленью берег. В отличие от Москвы-реки или Невы Рейн не был закован в гранит, поэтому пейзаж казался романтично-девственным. Официант принялся выставлять на стол блюда. Потом поставил горелку и на нее утку в фарфоровом судке и свинину на металлической тарелке. В тот момент, как он поднял руку, чтобы принести бокалы с пивом, Веня с изумлением увидел за столом напротив, у правого борта бледное лицо Курганова. Сначала подумал, что показалось, но нет! Александр собственной персоной. Зная хорошо привычки друга, Веня по нервному движению подбородка понял, что настроение у того хреновое. Вероятнее всего, экс-порнодива дала ему полный отлуп.

Эдди проследила взглядом, куда так настойчиво посматривает Веня, и прошептала:

– Это же твой друг.

– Да, Саша Курганов. Но мы не будем его окликать. Раз пришел один, значит, ему никто сейчас не нужен.

– Да неудобно же. Сам увидит нас и обидится. Вы же друзья! Вене совершенно не хотелось общаться с Кургановым. Тот своим мрачным настроением может испортить вечер, а так хотелось продолжать рассказывать Эдди о своих чувствах. Веня видел, как его слова все глубже проникают в ее сердце, поэтому не мог допустить паузы. Наступление с его стороны должно было быть максимально интенсивным.

Они принялись за еду. Ненавязчивая китайская мелодия, виноградники на склонах гор, подступавших к Рейну, белозубая улыбка Эдди, ее вечно будоражащиеся черные кудряшки создавали ощущение растягивающегося мгновения возникшего счастья.

Веня долго, тихо и страстно объяснял Эдди, что с ее красотой и характером нельзя прозябать на ферме, в глубокой тени, бросаемой гигантским животом Шлоссера. Она создана для праздника, ибо жизнь по-настоящему украшает только красивая женщина. Эдди слушала, не перебивая, иногда поднимая на него блестящие угольки глаз. Веня был в ударе. Ему казалось, что началась новая, белая, долгая и широкая полоса в жизни. О Шлоссере он забыл, словно не на красную «ауди» упал столб, а на самого адвоката. Ресторан уже пылал среди сгустившихся сумерек и стремился назад к причалу, когда возникло какое-то неясное волнение, охватившее сидящих в зале на втором этаже. Веня ничего не заметил, настолько был увлечен Эдди. Но вдруг ее лицо исказилось испугом, и он повернулся в сторону столиков, стоящих напротив, у правого борта, когда Курганов уже навел пистолет на турка с вмятиной на правой щеке.

Выстрел прозвучал как-то неестественно громко и своим звуком придавил присутствующих к креслам. Сразу последовал второй. Турки, сидящие за столом, почему-то, прикрыв головы руками, пригнулись. Все замерли в ожидании третьего выстрела, но его не последовало.

Курганов отскочил от стола турков, схватил официанта и его спиной выбил окно, после чего вскочил на стол и выпрыгнул из ресторана в воду.

Внезапность, с которой все произошло, парализовала присутствующих. Они провожали официанта, бредущего с окровавленной спиной в сторону кухни. Кажется, даже забыли о турках. Те молча пытались вытащить из-за стола мертвого товарища.

Веня боялся поднять глаза на Эдди, которая наверняка была уверена, что встреча с Кургановым заранее подстроена.

– Ты специально привел меня сюда… – еле сдерживая рыдания, шептала Эдди, совершенно забыв, что это она уговорила его покататься по Рейну.

Хозяин ресторана объявил, что уже связался с полицией и нет никаких причин для паники. Поскольку на первом этаже есть места, то желающие могут спуститься вниз и продолжить ужин. Но ни у кого такого желания не возникло.

У причала уже скопилось достаточно полицейских машин, реанимационных и целая толпа зевак. Полицейские заняли ресторан и предложили всем оставаться на своих местах для соблюдения формальностей. Эксперты работали возле трупа. Санитары послушно ждали, когда его можно будет перенести в машину. Раненого официанта немедленно отправили в клинику. Фоторепортеры пытались с берега получить какую-нибудь информацию свидетелей разыгравшейся драмы.

Эдди застыла в напряженном молчании. Веня ни о чем ее не просил, но отчетливо понимал, что сейчас его судьба в ее руках. Как же он влип! Угораздило ж попасть в ресторан, где Курганов готовил убийство. Хоть бы намекнул, что сюда не нужно приходить. Одно неосторожное слово Эдди – и Веню немедленно арестуют по подозрению в соучастии.

Веня краем уха слышал показания, которые давал инспектору официант, обслуживавший Курганова.

– Он – не немец, потому что я сразу услышал сильный акцент. Но и не турок. Во всяком случае, непохож. Возможно, поляк или югослав. Ничего не пил. К еде почти не притронулся.

Полицейские тем временем снимали отпечатки пальцев с нетронутых, как догадался Веня, ножей и вилок. Смешно было слушать и описание личности убийцы. Каждый из присутствовавших утверждал свое.

Некоторые доказывали, что стрелявший – блондин с широкими плечами. Другие – что он высокий и невероятно сильный. Третьи на его лице заметили шрамы. Четвертые – что у него перекошен подбородок.

Быстро расспросив бюргерскую чету, ужинавшую рядом с Веней и Эдди, полицейский, без всякого любопытства, обратился к ним. Эдди с ужасом взглянула на Вениамина. Тот взял себя в руки и принялся объяснять, что он – иностранец. Полицейский, до того несколько апатично выслушивавший показания, тут же, подобно охотнику, встрепенулся и принялся изучать российский паспорт.

– Вы знакомы с этим господином? – обратился он к Эдди. Та испуганно посмотрела на Веню.

– Я повторяю, вы знаете этого человека?

Эдди кивнула головой. Полицейский, заподозрив неладное, сделал жест рукой, и к столику подошел инспектор в сопровождении еще двух полицейских.

Веня понял, что «загремел под фанфары». Второй раз в жизни влипает ни за что.

– Фрау Шлоссер, – читая фамилию, записанную в аусвайсе, обратился инспектор. – Кем приходится вам этот русский?

– Позвольте, я объясню, – вмешался Веня.

– Мы вас спросим отдельно, – осадил его инспектор и продолжил: – Фрау Шлоссер, я думаю, нет причин напоминать вам, что вы, как немка, должны помогать расследованию. Поэтому прошу отвечать правдиво. Кто этот человек?

– Друг моего мужа… – еле выдавила из себя Эдди.

– А где ваш муж?

– В отъезде.

– Где именно?

– В Баден-Бадене…

– Да что ж вы мучаете женщину, позвольте вам объяснить! – возмутился Веня, страшась, что Эдди вот-вот проговорится.

– Успокойтесь, иначе мы вас изолируем, – посоветовал инспектор и вновь обратился к Эдди: – Вам знакома личность убийцы?

Эдди в панике взглянула на Веню, и у того оборвалось сердце.

– Нет… откуда? – вдруг произнесла она и, словно перевалив через какой-то барьер, расплакалась.

– Почему вы плачете? – наседал на нее инспектор. А один из полицейских положил Вене на плечо руку, чтобы тот не вздумал попытаться удрать.

– Я видела, как он встал, достал пистолет и выстрелил…

– Он русский? – в лоб спросил инспектор.

– Я протестую! – взорвался Веня. – У нас свидание, мы никакого отношения не имеем к этому происшествию. – И понял, что надо говорить долго, чтобы Эдди совсем очухалась.

А у Эдди тряслись поджилки. Ведь если убийцу найдут, то быстро выяснят, что он вместе с Веней жил на ферме Шлоссеров, и тогда получится, что Эдди скрыла от полиции правду и тем самым способствовала преступникам. А это тюрьма! Было от чего так нервничать. Но, с другой стороны, признание накликало на ее голову не меньше бед. И ко всему было ужасно жалко Веню, который сидел и боялся, что она признается инспектору.

– Господин инспектор, – начала она тихим голосом. – Мне ужасно стыдно, но должна признаться вам. Мы с Вениамином встретились в отсутствие мужа, который ничего не подозревает о наших отношениях. Боюсь, теперь ему станет известно все…

– Тьфу ты, – чертыхнулся инспектор и почему-то зло спросил Вениамина: – В России что, женщин не хватает?

– Ну, это уж мое частное дело, – в тон ему ответил тот. Инспектор вернул паспорта и отошел к месту происшествия.

– Мы можем идти? – с видом провинившейся ученицы спросила Эдди у полицейского.

– Идите.

Не чуя под собой ног, Эдди и Веня спустились по трапу на причал и попали в кольцо журналистов, наблюдавших с берега за беседой этой парочки с инспектором.

– Вы дали какие-нибудь важные показания? – спросил один, наиболее ретивый.

Веня молча с силой оттолкнул его. Остановился, закурил сигару и громко объявил:

– Вы что, сами не понимаете – при чем тут мы, если убили турка?

И все же несколько фоторепортеров на всякий случай их сфотографировали, что заставило Эдди бегом прорываться сквозь толпу на набережной.

Когда Веня ее нагнал, Эдди трясло как в лихорадке.

– Они все равно узнают, они все равно узнают! – повторяла она.

– Ничего не узнают, – успокоил ее Веня. – Мы-то здесь ни при чем. Клянусь тебе, что не знал о планах Курганова.

Эдди оттолкнула его. Лицо ее пылало от страха и гнева.

– Вы оба бандиты. Мой муж давно якшается с такими, как ты. Но теперь закончено. Я положу конец его бизнесу. И больше никогда не появляйся на моей ферме. Я не собираюсь садиться из-за тебя в тюрьму. Если твой друг может запросто расстреливать мирно ужинавшего человека, то и ты такой. Не верю ни одному твоему слову!

И в подтверждение сказанного сорвала с руки кольцо и бросила Вене. Он не сделал попытки поймать кольцо, а угнетенный и раздавленный ее ненавистью пошел следом.

Ведь раз она его не выдала, значит, какие-то чувства питает к нему. А это уже говорит о многом. Что бы дальше ни случилось, но теперь они повязаны своей тайной перед законом.

– Тебе не следует ничего рассказывать Шлоссеру. Это только усложнит наши отношения. Я же люблю тебя, и после случившегося еще сильнее.