Теперь о чувствованиях, вытекающих из инстинкта сохранения рода.
Как уже было сказано выше, наслаждения, обусловленные половою деятельностью, неизмеримо сильнее страданий, причиняемых половым воздержанием. Половой акт неразрывно связан с суммой изменений в пашем организме. причиняющих весьма интенсивные чувствования, и вот эти то чувствования, в связи с соответствующими им изменениями организма, должны теперь быть изучены. Половое наслаждение всегда, даже у животного, ведет к ослаблению жизни в организме и потому после наслаждения наступает грусть, печаль. То напряжение всего организма, которое происходит при половом акте, необходимо54 причиняет угнетение, ослабление организма, что сопровождается неприятным чувствованием; чем сильнее было наслаждение, тем сильнее последовательное чувствование печали. Но так как это чувствование печали вообще очень слабо, а наслаждение, вызываемое половым актом, очень интенсивно, то как животные, так и человек, склонны злоупотреблять половыми наслаждениями, что неизбежно причиняет вред организму и потому страдания. Я не буду говорить о влиянии половых злоупотреблений на высшую душевную жизнь, ограничусь указанием на страдания, причиняемые ослаблением организма, обусловленным половыми излишествами. Человек в своей половой жизни всегда стоит между Сциллой и Харибдой; с одной стороны он не желает потерять самых интенсивных наслаждений, с другой, ему угрожают страдания за излишества; найти середину очень трудно, пока даже невозможно55. Среди наших страданий те, которые обусловлены половыми излишествами, сравнительно ничтожны и потому достаточно только упомянуть о них. Не буду говорить и о страданиях, причиняемых болезнями половых органов, хотя эти болезни довольно часты и по существу устранимы лишь отчасти, все таки они не главный источник наших страданий в половой жизни. Сифилис, перелой, тяжелые роды, женские болезни, обусловленные половой жизнью, причиняют и посредственно и непосредственно много страданий, но все таки это не самое большое несчастье среди обусловленных половою жизнью.
Моралисты самых различных направлений до настоящего времени учили нас следовать природе, ее указаниям, жить согласно требованиям природы; даже Л. Н. Толстой проповедует это учение. В половой жизни человек не может жить согласно своей природе; тут человек необходимо обречен на страдания, что-бы он не делал, как бы он не понимал требования, указания природы. За исключением очень немногих, все мы обречены нашей половой жизнью на страдания, потому что именно наша природа в половой жизни возлагает на вас абсолютно неисполнимые задачи. Всякий поставлен в тяжелое, трагическое положение; его ожидают страдания, по какой бы дороге он не пошел, как в старых сказках — направо поедешь, жизни лишишься, на лево — коня потеряешь, вперед поедешь, утратишь и жизнь и коня. Так и человек в своей половой жизни — если он исполнит требование иметь многочисленное потомство, — он обречен утратить свое здоровье в борьбе за кусок хлеба и потерять многих своих детей из за нищеты — если он исполнит другое требование природы — беречь свое здоровье, иметь детей, которые были бы лучше своих родителей, он всю жизнь будет страдать от недостатка любви, от нарушения требований своего организма и своей души, Несомненно, что природа требует от нас многочисленного потомства; самцы во всем животном царстве наделены способностью производить многочисленное потомство; коннозаводчики знают, как громадна плодовитость жеребцов. То-же самое следует сказать и о мужчине; восточные владыки имели по несколько тысяч детей. Если мужчина будет следовать известному совету Лютера, то предполагая, что только из трех совокуплений одно будет оплодотворять женщину, в продолжении тридцатилетней половой жизни он будет иметь более девятисот детей. Очевидно, что мужчины обречены на „неестественные“ совокупления; совокупление не оплодотворяющее „неестественно“, ненужно для природы; это — бесцельный акт, и мы обречены силою вещей на постоянное повторение ненужных, бесцельных актов; только восточные владыки следовали требованиям природы, удовлетворяли стремлению всякого органического существа — увеличивать сумму органической материи на земле. Они только вполне следовали „инстинкту сохранения рода“, увеличивали число представителей своего рода, насколько природа сделала их к тому способными. Между тем настолько очевидно, что такое исполнение законов природы не согласно с потребностями человеческого общества, что наиболее даровитые пароды более уважали аскетов, чем обладателей гаремов. Бесспорно даровитые личности были убеждены, что, оставаясь аскетами, они удовлетворяют главнейшим потребностям своей души. И восточные владыки, и аскеты одинаково не достигали блаженства на земле; пример их для большинства был мало соблазнителен и, главное, недостижим, потому что не все обладают необходимыми качествами для достижения власти над другими, необходимой для обладания гаремом, и власти над собою для соблюдения обета безбрачия. Уже такое громадное различие в понимании счастия показывает, что человечеству не достижимо преобладание наслаждений над страданиями в половой жизни. Что достаток, свобода от работы, здоровье необходимы для счастия, в этом согласны почти все, но что нужно для счастия в половой жизни, человечество не знает и потому на этот вопрос даются самые различные ответы. Правильного ответа быть не может потому, что по существу дела всегда сумма страданий будет неизмеримо преобладать над суммой наслаждений.
Едва-ли нужно доказывать, что если бы меньшее количество детей увеличивало сумму наслаждений и уменьшало бы сумму страданий, у всех народов число рождений было-бы громадное; тоже самое следует сказать и о Zwei-Kinder-System но люди в поисках за счастием в половой жизни не могут никогда найти искомое. В самом деле разве не поразительно, что многие лучшие люди ищут счастия в безбрачии, и многие находили в аскетизме свое счастье; это доказывает, что сумма страданий в половой жизни больше суммы наслаждений. Не трудно убедиться, что в половой жизни страданий больше, чем наслаждений, и потому, как бы мы ни понимали „требования“, „указания“, „законы“ природы, все равно, сумма страданий больше суммы наслаждений, при выходе из вышеприведенного определения жизни мы необходимо придем к заключению, что природа заставила нас стремиться к недостижимой для нас цели — разрешать неразрешимую задачу. Природа наделила нас сладострастием для того, чтобы мы могли выполнять основной закон жизни— увеличивать сумму органической материи на земле. Земной шар устроен так, что для органической материи мало необходимого для ее питания материала и потому для каждого нового увеличения живой материи необходимо трудно достигаемое разрушение всего ее окружающего и в том числе гибель людей. В самом деле человечество не может плодиться так быстро, как того требует наше сладострастие — для быстро размножающегося человечества не хватило бы ни пищи, ни жилищ, и потому прирост населения неизбежно ведет к увеличению труда для добывания пищи, а в виду малого количества материалов, годных для питания человечества, к увеличению нищеты. Стремясь к достижению недостижимой цели, человечество самым различным образом решало неразрешимую задачу — увеличивать сумму органической материи, „сохранить свой род“. Культурные народы выработали самую совершенную форму семьи и потому мы остановились на рассмотрении страданий и наслаждений, обусловленных нашей семьей. Замечу только, что семья есть форма отношений столь мало дающая радостей, что в современной Европе едва-ли найдется сто богатых людей, всю жизнь довольствовавшихся „семейным счастьем“, все, у кого хоть немного лишних „меновых знаков“, в молодости „срывали цветы удовольствий“ и, даже женившись, не всегда остаются верными своим женам; „семейное счастье“ так мало привлекательно, что им довольствуются только бедняки. Не буду говорить и о громадном числе незаконнорожденных, холостых, проституток — все эти явления как нельзя лучше доказывают, что „семейное счастие“ более — исключение, чем общее правило; но даже допуская, что люди только вследствие своей порочности избегают семейного счастия, выясню, почему эта наиболее совершенная форма половой жизни непременно причиняет больше страданий чем наслаждений.
Вступая в брак даже с любимой женщиной, каждый, живущий только своим трудом, обречен на вечное страдание; мучимый сладострастием (оно по отношению к любимому существу не считается самыми строгими моралистами безнравственным), он в несколько лет произведет кучу детей; любимая им женщина обречена на тоскливое существование носить, кормить, нянчить детей. Самое железное здоровье не выдерживает безостановочного рождения и кормления; женщина, которая тотчас же после прекращения кормления грудью беременеет, уже к сорока годам обращается в старуху; наш народ правильно говорит „сорок лет бабе век“ и действительно всякая многорожавшая работница быстро стареет, и потому для нее скоро наступает время, когда сумма страданий намного превышает сумму наслаждений. Мы, имеющие деньги нанимать кормилиц, нянек, даже не можем представить себе, насколько ужасно существование работницы, постоянно или беременной или кормящей грудью. Скоро однако любящие супруги убеждаются в невозможности семейного счастия, в невозможности жить согласно с природой. На пятом году „семейного счастия“ родится третий ребенок; старшему ребенку только четвертый год и потому он требует неусыпного ухода, второму — второй год, и потому он еще остается на руках матери, обязанной кормить грудью третьего ребенка, варить обед, вести хозяйство и т. п. Наивный оптимист может возразить, что матери может помогать или ее мать или свекровь, но ведь если они жили „согласно законам природы“, у каждой из них много детей и потому ни одна из них не может помогать значительно каждой из своих многих дочерей или невесток. Итак уже на пятом году семейное счастье обращается в страдание; мать убеждается в невозможности ухаживать за детьми; отец видит, что он не может зарабатывать столько, чтобы жить так, как он жил в первый год своего „семейного счастья“; являются лишения, и наконец смерть детей, неизбежная по существу — ведь если-бы все родившиеся дети доживали до ста лет, на земле не хватило-бы места для людей. Хотя и до настоящего времени люди не понимают, что дети должны умирать, потому что для всех родившихся не хватает пищи, света и жилища, всякая мать и всякий отец страдает, теряя ребенка. Эти страдания от нищеты, увеличивающейся пропорционально возрастанию семьи, от сознания невозможности воспитывать своих детей должным образом и наконец от потери детей неизбежны, и конечно на много превышают радости семейной жизни. Меня просто удивляет, как моралисты и проповедники не могут понять, что „семейное счастье“ возможно только насчет страданий очень многих. Л. Н. Толстой с увлечением рисует картину семейного счастия Пьера и Наташи, Николая Ростова, женившегося на Марии Болконской (Война и Мир); действительно их счастье весьма завлекательно для каждого, но ведь они могли блаженствовать, потому что за них работали несколько тысяч человек, несколько нянек, гувернанток страдали от неудовлетворения половой жизни. Вот если-бы эти герои и героини блаженствовали, живя собственным трудом, обходясь в уходе за детьми без посторонних лиц, тогда-бы я поверил в возможность семейного счастия, да и то это счастие могло быть куплено ценой страданий тех женщин, в сношениях с которыми герои Толстого приобрели те качества, какие были необходимы для их семейного счастия.
Семейное счастие для громаднейшего большинства настолько невозможно, что ни один художник не взялся за этот сюжет; никто не мог нарисовать картины семейного счастия лиц, живущих своим трудом. Оно возможно для обеспеченных в материальном отношении, но все, у кого есть деньги, по глупости или по распущенности, им не довольствуются. Физическая невозможность прокормить и воспитать столько детей, сколько может родиться у здоровых родителей, побуждает культурные народы ограничивать семейное счастие; с повышением культуры число рождений и смертей детей уменьшается, все большее число избегает семейного счастья; моралисты укоряют современную Францию в безнравственности, но вместе с тем признают глубоко безнравственными тех родителей, которые не воспитывают должным образом своих детей. Конечно, обличать ближних в безнравственности очень легко, но помочь делу не только трудно, но даже невозможно. Мы не имеем точных сведений о том, насколько было трудно зарабатывать необходимое прежде, но мы вполне точно знаем, что теперь в культурных странах только весьма немногие зарабатывают необходимое для содержания большой семьи. Ведь очевидно, что большинство семей не может кормить молоком маленьких детей, не может иметь просторных квартир, не может дать своим детям простора, воздуха, света. Благородные филантропы в своих заботах о детях низших классов стараются устроить для детей сады, места для игр, дачи для лета, но ведь не трудно высчитать, что если-бы все дети гуляли в садах, жили бы на дачах, то в городах не хватило-бы места для садов, не было бы места для дач.
И так человек стоит перед неразрешимым вопросом: что лучше, или, правильнее говоря, что хуже — разрушить свое здоровье рождением и воспитанием восьми — двенадцати детей, из которых большая часть по всей вероятности умрет при жизни родителей, или воздерживаться от половых наслаждений и ограничиться двумя—тремя детьми, прокормить и воспитать которых возможно настолько удовлетворительно, что смертность между ним будет сравнительно небольшая. Если супруги принимают второе решение, они обрекают себя на печальное существование — понятно я не говорю о нравственной стороне вопроса. Сравнительно немногие могут быть воздержаны в половом отношении, поэтому семейная жизнь, строго говоря, прекращается, по крайней мере со стороны мужа; он пользуется проститутками, а женщина или страдает от отсутствия половых наслаждений, или прибегает ко всевозможным средствам, чтобы не забеременеть, что по меньшей мере разрушает ее здоровье. Хотя я врач, но не вполне понимаю, как достигается Zwei-Kinder-System; одно для меня несомненно, что здоровье женщины при этом страдает; страдает здоровье женщины и от непрерывных беременностей и кормления грудью; я не мог решить, что более разрушает здоровье женщины, не знаю ни одного серьезного исследования по этому вопросу. Известно, что во Франции жизнь наиболее продолжительна, более всего лиц в производительном возрасте, что конечно зависит от целой суммы условий жизни и никак не может служить доказательством сравнительной безвредности Zwei-Kinder-System. Говорить об эгоизме, безнравственности родителей, не желающих иметь много детей, по меньшей мере неосновательно; они тоже следуют указаниям природы, требующей от нас сохранения жизни, здоровья; они всегда страдают от невыполнения другого требования природы — увеличивать жизнь. Особенно странно слышать обвинение в безнравственности со стороны лиц, нанимающих кормилиц и нянек для своих детей и требующих, чтобы бедняки, не имеющие денег на наем нянек и кормилиц, не боялись иметь много детей. Чтобы не возвращаться к этому вопросу, приведу несколько цифр, вполне убеждающих в невозможности для человека быть счастливым в семейной жизни56 Schuseig дает следующие цифры рождаемости и смертности детей: в Карлсруэ на 100 жителей приходится рождений 2,43, в Берлине — 3,64; Хемнице — 4,76; на 100 жителей умирает грудных детей в Карлсруэ — 0,58; Берлине 0,96; в Хемнице 1,49. В Кельне по отчету обербургомейстра Bachein умирало детей у родителей с доходом:
до 600 марок 29%
от 600 до 1000 — 25%
от 1500 до 3000 — 18%
свыше 3000 — 15%
Willermé доказал, что во Франции 50% детей ткачей и прядильщиков не доживали до двух лет. По Bertillon в Департаменте Нижней Луары искусственно питаемые собственные дети кормилиц умирают в количестве 75% уже в первом году жизни, а переживающие этот возраст в большинстве остаются хилыми и легко умирают.
Вот цифры, указывающие нам на основные законы, управляющие половой жизнью людей, и несомненно, что пока мы подчинены этим ужасным законам, сумма страданий в семейной жизни неизмеримо больше суммы наслаждений, по крайней мере для громадного большинства. Бедняки теряют детей в два раза больше, чем обеспеченные люди; им остается на выбор или много родить (4,76) и много терять (4,49), или мало родить (2,43) и мало терять (0,59). Только весьма, весьма немногие могут много родить и мало терять. Еще раз повторяю, что это неизменный закон жизни, и если-бы анархисты могли организовать общество, согласно своему идеалу, то в нем все были бы обречены на бедность и, следовательно, не было бы ни одной семьи, имеющей возможность много родить и мало терять. Для человечества, вследствие нищеты, на которую оно обречено, навсегда останется непреложным следующий суровый закон: Clay вычисляет, что в Англии на 100 живорожденных по прошествии 10 лет остаются в живых:
из высших сословий — 81
из торгового класса — 56
из рабочего класса — 38.
Следовательно, громадное большинство родителей, исключительно в силу своей бедности, теряет шестерых из десяти детей, между тем как те немногие, которые живут в богатстве, теряют только двоих детей из десяти. Любовь к малюткам — чисто органическое чувствование; я бы назвал его животным чувствованием, если-бы не боялся быть неправильно понятым.
Это чувствование интенсивно, как органическое, и благородно, как высшее; сошлюсь на авторитет Тургенева57 и Некрасова58 Поэтому страдания родителей при болезни и смерти детей в высшей степени интенсивны, и эти страдания неизбежны для всех семей. Радость, то-есть наслаждение роженицы так велика, что уравновешивает собою физическую боль родов59.
Если так велика радость роженицы, то как громадно должно быть страдание при потере ребенка, рожденного в страдании, уход за которым причинял так много страданий. Как врач, я убежден, что за исключением немногих глубоко безнравственных родителей, все матери и отцы интенсивно страдают, теряя детей; правда, бедняки закалены в страданиях и не имеют привычки жаловаться, но в глубине душе они страдают; я неоднократно наблюдал исхудание, общий упадок питания у матерей после потери ребенка.
Вот те тяжелые страдания, которые неизбежны при половой жизни. Мы не можем теперь даже приблизительно определить, сколько лиц, по независящим от них обстоятельствам, не могут вступить в брак; но бесспорно, что некоторые профессии лишают возможности основать семью, или по крайней мере в высшей степени затрудняют; напр. матросы коммерческих судов, прислуга в большинстве — лишены этой возможности. Нужно причислить сюда и болезненных лиц, людей с физическими недостатками, уродствами; все они опять-таки обречены на разврат.
Половые чувствования у человека, так-же как и у животных, неразрывно связаны с любовью к семье, к детям, и потому все, кроме глубоко безнравственных субъектов, страдают рано или поздно от отсутствия семьи, и на это страдание обречены очень многие. Так как я ограничиваюсь изложением чисто органических чувствований, то не буду здесь говорить о страданиях столь частых от несходства вкусов, взглядов у супругов. Трудно представить, сколько страданий переносит женщина у не цивилизованных народов и у нас до весьма недавнего времени; только теперь в цивилизованных странах женщина освобождена от бесконтрольного деспотизма мужнины; сколько побоев, оскорблений прежде переносила почти всякая женщина у нас; каковы ее страдания всюду в не цивилизованных странах, никто измерить не может.
Вот настоящие ужасные страдания, вытекающие из половой жизни; рядом с ними любовные страдания, описываемые поэтами, поистине ничтожны; огорчения оттого, что „он любил ее, а она не любила его“ или наоборот, такие пустяки, что просто удивительно, как люди вместо сочувствия бесконечным страданиям, неизбежно происходящим при половой жизни, могут интересоваться такими ничтожными явлениями. Я не сомневаюсь, что в будущем великие художники будут волновать массы именно изображением настоящих страданий, и вместо возбуждения праздного любопытства к страданиям лентяев, от нечего делать влюбляющихся в праздных барынь, будут говорит нам о великих страданиях матерей у кровати умирающих детей, о мучениях честных, ищущих правды, людей от невозможности исполнить задачу, возлагаемую на нас природой — увеличивать и сохранять жизнь. Пока же половая жизнь дает так мало радостей, что есть люди, сознательно предпочитающие половое воздержание; самое ужасное доказательство того, как мало радостей дает половая жизнь, состоит в том, что пропаганда скопчества, не смотря на всю противоестественность этой секты, вызывала постоянные запрещения.
Половая жизнь необходимо должна причинять больше страданий, чем наслаждений; если-бы это не было так, природа не наделила-бы нас столь интенсивным наслаждением при половом акте; только это интенсивное наслаждение, помрачающие сознание, заставляет человека идти на встречу неизбежным страданиям.