Битва за небо

Х

От удара о поверхность воды внутри шара включился электрический свет и загудел портативный регенератор воздуха. «И это они продумали», – пронеслось в голове Алексея. Но как понимать последние сказанные Джонсом слова? Как проверку перед посещением святая святых, подводной лодки, на которой почему-то постоянно не хватает механиков, или сказано было всерьез? Но если всерьез, зачем тратить на шпиона такой шар? Не проще ли было стрелять в упор из пистолета с глушителем? Выстрел, затем контрольный, обыск трупа и концы в воду. А тут столько техники, что голова кругом идет. Вот, например, термометр, показывающий температуру воды за бортом и воздуха в шаре, – может, и не такое сложное приспособление, но циферблат электронный, на лампах сделанный. Последнее утешение покойника? Сомнительно.

Иллюминатора в шаре, естественно, не оказалось, но и без этого Островский понимал, что спускается каждой секундой все ниже и ниже. Где-то среди десятка имеющихся в его распоряжении верньеров должен быть тот, что сбрасывает балласт и возвращает шар на поверхность. Надо думать, что последнее испытание состоит именно в том, воспользуется ли он этим средством или нет.

Алексей повернул голову, затекший от неудобной позы шейный позвонок хрустнул, и этот звук прозвучал так беззащитно, так неуместно среди окружающей машинерии, что следом за ним по спине побежали мурашки. Ставкой была жизнь, только сейчас Островский начал понимать, в какую сложную ситуацию попал.

Что должен делать механик, попавший под воду внутри набитого техникой шара, чтобы соответствовать требованиям капитана Немо? Ждать и верить в благоприятный исход? Но точно так же будет действовать и отчаявшийся шпион, растерявшийся и боящийся повернуть не ту ручку. Сбросить балласт и всплыть на поверхность? Но если внутри шара сохраняющий самообладание шпион, ничего не знающий об испытании, то и он отцепит балласт, всплывет и постарается выжить на поверхности океана.

Интуиция, обострившаяся в экстремальном положении до неестественного, близкого к психотехническому состояния, подсказывала, что есть еще какой-то параметр: нетривиальный, о котором испытуемый не должен догадываться, даже если будет долго думать.

Большая часть переключателей не снабжена никакими пояснительными надписями, остальные украшали странные зубодробительные сокращения латиницей. Например, единственной расшифровкой буквосочетания QED, пришедшей в голову Островскому, оказалось Декартово «Quod erat demonstrandum» – «мыслю, следовательно, существую». Есть ли в этих сокращениях какой-то подтекст, априори неизвестный шпионам? Непонятно. Вынесем мысли об этих переключателях за скобки – что остается? Неизвестность в чистом виде. Маловероятно, что ответ следует искать наобум. Да и специфика подводной жизни просто обязана располагать к предельной осторожности. Одно неверное движение – и ты покойник. Должно быть, эти соображения тоже лежали в основе испытания. Отбрасываем необозначенные переключатели – живущий под водой не имеет права идти на риск.

Островский бросил взгляд на часы и понял, что сидит в шаре уже сорок минут. Если проверялась быстрота реакции, можно было расписываться в непригодности. Лучше непригодность к проживанию на субмарине, чем обвинение в шпионаже. Особенно когда сторонникам Немо не хватает механиков. С любой наземной базы можно сбежать, а с подводной лодки куда денешься?

Путем логических заключений Алексей свел задачу к одному из четырех вариантов. На это ушло два с половиной часа. Регенератор воздуха опасно нагрелся и грозил выйти из строя – одна из вывернутых до упора ручек регулировала его работу. Уменьшать мощность регенератора Островский, просидевший три часа с такими настройками и не задохнувшийся, не стал.

Четыре переключателя – разгадка таилась в них. Что выбрать, когда все варианты одинаково непонятны? Исходя из подводной логики, ни один трогать не следовало – только вот существовал этот загадочный параметр, позволяющий полностью соответствующему условиям механику не ошибиться.

Алексей беззвучно пробормотал слова молитвы и осторожно повернул первый из сомнительных переключателей.

Давление воздуха чуть изменилось. Не тот вариант. Вернув все в прежнее положение, Островский задумчиво осмотрел оставшиеся переключатели. Если давление регулирует этот переключатель, то расположенные рядом, согласно общепринятым представлениям об универсальности, должны тоже относиться к внутренней обстановке. Памятуя о том, что Немо, суля увиденным на гидроплане приборам, поклонник универсальности, Алексей отбросил еще один вариант.

Теперь уже или-или, ошибка недопустима. Регенератор перегревается, следовательно, времени на дальнейшие размышления уже не остается. А эти переключатели, как назло, расположены рядом друг с другом – существенных выводов из их расположения не сделаешь. Разве что догадаешься, что какая-то связь между ними существует.

Левый или правый? И имеет ли он вообще право что-то менять в настройках аппарата? Алексей прищурился. Обоими переключателями пользовались с одинаковой частотой, но это ни о чем не говорило. Оба имеют только два рабочих положения, расположены они рядом, но с точки зрения психологии разумнее было бы выбрать левый. Но если подвох заключается именно в этом? Ведь по идее, в психологии шпион должен разбираться лучше, чем обыкновенный механик. В чем же подвох?

В работу механизмов вкрался посторонний звук. Успевший привыкнуть к монотонному гудению Алексей сразу определил, что выходит из строя регенератор воздуха. Еще десять минут – и дышать в шаре станет невозможно.

Ощущение надвигающейся смерти побудило подсознание к действию. Ответ пришел сам собой, в форме озарения.

Да, жизнь подводника состоит из непрерывных или-или. Выжил или умер, ты или тебя – но нельзя забывать и о том, что помимо этого «или» существует «и». Ведь никто не зачитывал условия задачи вслух, никто не запрещал делать несколько действий одновременно. Психология шпиона тоже опирается на «или», а потому найти правильное решение шпиону намного труднее. Привычка соизмерять каждый шаг оборачивается против своего носителя, и об этом подводнику тоже следует помнить.

Оба переключателя Алексей поворачивал с нервной усмешкой. Перед глазами стояли лица оставшихся в Сан-Франциско товарищей. Их тоже было двое, каждый из них понимал, в чем сила союза «и», за счет чего перед ним отступают любые «или». Не будь в жизни Островского этих людей, он никогда не нашел бы правильного ответа.

Сотый день дежурства на «Мнимой единице» Артур отметил с музыкой. В его распоряжении имелся электрический патефон, не требующий вращения ручки и поддерживающий движение пластинки с постоянной скоростью неограниченное количество времени. Пластинок тоже было много – целый шкаф. Слушай – не хочу. Обычно Артур ограничивался одной, максимум двумя пластинками, но на сотый день требовалось что-то особенное, совершенно иной репертуар.

Инженер долго выбирал, что слушать – симфонический оркестр Поля Мориарти, ностальгические романсы Курта Кобейна или записи Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера, так и не разобрался в своих предпочтениях и доверился генератору случайных чисел номиналом в два пенса.

За этим занятием его и застал звонок Мерлина.

– Если ты осмотришь фонотеку внимательнее, – с ходу порекомендовал Мерлин, – найдешь немало редких записей. Например, песни сэра Престли, записанные еще до того, как его назначили вице-королем Вест-Индии.

– Ты позвонил сюда, чтобы поделиться своим знанием моей фонотеки? – Артур не выдержал и улыбнулся. – Зная о твоей занятости, усомнюсь.

– И правильно сделаешь, – подтвердил Мерлин. – Дело есть. Оно снова касается проекта «Посейдон». Российские комиссары вышли на след людей, поставляющих на субмарину боеприпасы и продовольствие. Тебе следует знать, что я отдал распоряжение произвести ликвидацию всех посвященных в тайну государственной принадлежности субмарины. Триста рабочих на секретной верфи, шестьсот семьдесят человек обслуживающего персонала.

Артур поморщился, когда Мерлин упомянул о «Посейдоне», но после такого заявления пришел в ужас. Уничтожить почти тысячу человек только потому, что на горизонте забрезжила призрачная угроза нарушения секретности! Это было просто бесчеловечно.

– Никаких расстрелов в научном комплексе «Авалон» не предвидится, – поспешил заверить его Мерлин. – Более того, успехи «Посейдона» вдохновили премьер-министра на увеличение финансирования всему электрическому отделу. Если Тесла почти в одиночку способен создать нашим противникам столько проблем, то на что будет способна субмарина, подчиняющаяся тому же Риковеру. Он, кстати, что-то подозревает – мне пришлось выделить агента на отведение подозрений в сторону. Так что если получишь от него докладную с рекомендациями начать разработку такой же лодки – не удивляйся.

– Спасибо за предупреждение, – машинально ответил Артур, еще не придя в себя после сообщения о казни тысячи человек. Двухпенсовик, зажатый в кулаке, впивался в кожу, но так было даже легче. – Что-нибудь еще?

– Российские комиссары, – мягко выдохнул Мерлин. – Их тоже придется устранить, причем желательно чужими руками, чтобы ниточки потом пришлось искать годами. Приказ уже отдан, мой заместитель в Вест-Индии самостоятельно проследит за его выполнением. Они в состоянии обратить успех Теслы в ничто.

– Смерть комиссаров будет расследована той же Комиссией, – напомнил Артур. – Вряд ли удастся спрятать все следы…

– Все учтено! – расхохотался Мерлин. – Расследование выведет на местных республиканцев, которые станут существенной помехой Британии, когда протекторат падет и Калифорния присоединится к списку наших колоний. Таким образом будет убито сразу два зайца.

Шутка про зайцев вышла неплохой. Артур читал доклады своих агентов о размахе республиканской деятельности в японском протекторате, а потому был вынужден признать правоту Мерлина. Время от времени англичане тайно помогали революционерам, но даже без этой помощи республиканцы представляли заметную силу в регионе. Перебежав на их сторону, Тесла обрел верных союзников, а также надежный источник материально-технического снабжения. Будет справедливо, если республиканцы пострадают из-за Теслы, – иногда верность идеям следует оплачивать собственной кровью, и это как раз тот случай.

– Действуй, – выдавил из себя инженер. – Только под твою ответственность. Я и знать не знаю ни о каких нападениях на комиссаров. С премьер-министром будешь разбираться сам.

– Не вопрос, – быстро ответил Мерлин. – Лучше поинтересуйся у своего ящика, что нам известно про начальника калифорнийского отдела по борьбе с организованной преступностью. Ключевое слово «Катани» – это его фамилия.

Катани… Артур отодвинул в сторону стопку пластинок и положил руки на столешницу. Отстучать запрос автомату было делом нескольких секунд – ждать же ответа пришлось целую минуту.

– Механизмы, – воспользовавшись паузой, психотехник решил поговорить о наболевшем. – В последние двадцать лет они появились везде. От механических слуг, сложных игрушек с сотней пружин и тысячей шестеренок, до твоего оракула. Прав был старина Чапек, когда предупреждал о восстании машин. Только обыкновенное восстание уж слишком по-человечески. Машинный разум будет действовать иначе.

– Машинный разум? – с иронией переспросил Артур. – Но машинного разума не существует. Это та же логика, что движет людьми, только очищенная от эмоционального сора.

Тысяча человек, напомнил ему внутренний голос, слегка поубавив уверенности в инженере. Тоже логика без тени эмоций, прагматичность и рационализм.

– И как же, по-твоему, машины будут завоевывать для себя мир? – на всякий случай Артур решил передать слово Мерлину. Пусть говорит, не жалко.

– Незаметно, – с готовностью ответил психотехник. – Сначала они станут полезными, затем дешевыми, распространятся повсюду и постепенно станут из причуды и роскоши необходимостью. Когда машины станут использоваться повсеместно, возникнет конфликт стилей мышления, человеческого и машинного. Но обучить машину чувствовать намного сложнее, чем самому приспособиться к ее холодной железной логике. Человек же по природе ленив и не любит сложных решений. Если мы выпустим джинна из бутылки и машины, подобные твоему аппарату, перестанут быть секретом, наши внуки и правнуки будут мало чем отличаться от этих механических слуг. Тьюринг говорил о тесте, благодаря которому можно опознать разум в машине. Наблюдатель при помощи записок общается на вольную тему с двумя собеседниками – человеком и машинной имитацией. Когда этот наблюдатель перестает понимать, где перед ним обманка, возникает машинный разум. Только вот задача эта имеет два решения, ведь сведение человека к машинному состоянию тоже делает его неотличимым от твоего автомата. Поэтому не слишком усердствуй на своем посту, Артур. Прогресс прогрессом, но всегда должны оставаться люди, которые сумеют воспользоваться его плодами. Люди, а не машины – вот что важно.

Аппарат за спиной инженера вздрогнул – Артур рефлекторно напрягся – и выдал на экран досье на Катани.

За капитаном калифорнийской полиции числилось столько подвигов, что список уходил за пределы монитора. За время работы на посту Катани изрядно навредил как якудзе, как и американской мафии. Чего стоил только арест мафиозного лидера Пьюзо, более известного под псевдонимами Супер-Марио и Слепой Пью. Газеты Нового Света целую неделю писали о перестрелке, сопровождавшей взятие мафиози в плен. А разгром наркопритона китайца Бо вообще стал сюжетом для синематографа.

– Храбрый человек, – признал Мерлин, когда Артур зачитал ему избранные места из досье. – Жалко, что слишком уж хороший. Такие долго не живут.

– И его в расход? – не поверил инженер. – Но как же так можно…

Взгляд Артура пробежал по дальней стене, где были развешаны портреты его предшественников, рыцарей Круглого стола. Неужели им тоже приходилось руководствоваться этой дьявольской логикой и обрекать на смерть тысячи людей?

– Пойми, Артур, – попробовал объяснить психотехник, догадываясь по голосу инженера о его душевном беспокойстве. – Наша работа такова, что человеческое приходится оставлять за порогом. Мы не люди, Артур, – мы винтики в огромной государственной машине. Поэтому срок дежурства каждого инженера составляет два года – большего срока не выдерживает психика. Ты отмечаешь сегодня сотый день, а человеческое уже требует выхода. Успокой его. Послушай пластинки, посмотри фотографии, почитай мемуары полководцев, им ведь тоже приходилось посылать людей на смерть. Помни слова на перстне царя Соломона: «Все проходит». И это тоже пройдет, не переживай. Только постарайся отделаться от мук совести малой кровью, а то на оставшиеся шестьсот тридцать дней может не хватить.

– Мудрый совет, – вздохнул Артур, когда психотехник повесил трубку.

Оставалось только воспользоваться тем способом, который испокон веков применяли многие люди чести, не имеющие возможности покаяться или покончить жизнь самоубийством. Шотландский виски действительно на какое-то время помог. Но, увы, только на какое-то время.

– Молодец!

Алексей посмотрел на улыбающегося Джонса, оглянулся назад, в шлюз к покинутому шару, снова окинул взглядом бледнокожего.

– Отныне ты зачислен младшим механиком в штат подводной лодки «Авраам Линкольн», – торжественно провозгласил Джонс и хлопнул в ладони. Из боковых отверстий тут же показались другие люди, такие же бледные, в темно-синей униформе, больше напоминавшей комбинезоны авиаторов. – Итак, Алекс… как там твоя фамилия?

Островский уже называл свою фамилию в домике смотрителя, но, видно, Джонс забыл об этой детали, а может, это было необходимо для какого-то местного ритуала.

– Айлендер.

– Итак, Алекс Айлендер, позволь представить тебе твоих коллег. На лодке работает шестеро механиков, трое из них сейчас перед тобой, двое спят после вахты и один ремонтирует третью компрессорную установку. Знакомься, Джон Голд, он старший механик и твой непосредственный начальник.

Вперед вышел долговязый человек с седыми, завязанными в аккуратный хвостик волосами. Островский успел заметить, что Голд слегка прихрамывает и бережет левую руку. Что на солнечном свету Джон не бывал дольше всех собравшихся, но, похоже, на поверхность и не стремится.

– Мастер на все руки, зоркий и остроумный Финн Макалистер, – продолжил представление мэтр Джонс.

Присутствие Финна, должно быть, замечалось всеми без особого труда – ирландец был широк в плечах, что при его низкорослости создавало комичный эффект.

– Пол Браун, наш сварщик-универсал.

Браун, самый мускулистый из троицы, был полностью лысым. У него отсутствовали даже брови с ресницами. Смотреть на него было неловко. Пол знал об этом и, очевидно, был готов почесать кулаки о любого, кто скажет про него хоть что-то обидное. На всякий случай Алексей поостерегся даже приветливо улыбнуться этому здоровяку.

– Сегодня, Алекс, тебя введут в курс дела, – проинформировал Джонс. – Покажут лодку, познакомят с экипажем. Настоящая работа начнется завтра, в первую смену. Твоим напарником поначалу будет Голд, затем определимся.

Должно быть, Джонс подал какой-то знак, потому что все механики, кроме Голда, со вздохом повернулись к Островскому спинами и исчезли в проходах. Вслед за ними ушел и сам Джонс.

– Чтобы ничего не перепутать, – обратился Алексей к напарнику, – какую должность здесь занимает Дэвид Джонс?

Голд, прежде чем ответить, тщательно осмотрел Островского с ног до головы.

– Мэтр Джонс является первым помощником капитана на «Линкольне». Обычно он бодрствует тогда, когда капитан отдыхает. Кстати, тебе здорово повезло, что ты просидел в спасательной капсуле последние три часа. Выберись ты раньше, таскал бы вместе с нами ящики. А так, считай, целый выходной получил.

Спрашивать о пройденном испытании, наверное, не стоило, однако момент был уж очень удобный, и в образ Алекса Айлендера подобное поведение вписывалось на ура.

– Из всех механиков только мы с тобой сумели запустить лебедку и привести капсулу в шлюз, – с готовностью ответил Голд. – Финн на испытании запустил только одну лебедку и, не следи мы за его действиями, разорвал бы ткань капсулы о закрытые шлюзовые створки. Про остальных ничего не скажу, потому что пришел позже их. Одно могу пообещать, капитан захочет на тебя посмотреть. Вот разберется с грузами пообедает и обязательно вызовет тебя к себе.

Пиратская субмарина оказалась намного больше, чем предполагал Алексей. Шестеро механиков обслуживали ее в три смены и справлялись с работой по техническому обслуживанию только за счет совершенно невероятной автоматизации. Стоило какому-то прибору выйти из строя, срабатывал контрольный датчик, и на диспетчерском пульте появлялась соответствующая отметка.

Алексей представил себе, насколько полезной оказалась бы подобная система на кораблях военно-морского флота, и подумал, что понимает рационалистов. В умелых руках электрическая сила творила настоящие чудеса. Она обеспечивала подводников светом, теплом и свежим воздухом, являлась движущей силой подлодки и ее оружием. Спустя полтора часа после выхода из спасательной капсулы Островский был уже очарован этим оазисом электрических технологий и глубоко расстроен тем, что такое чудо технической мысли используется для наведения ужаса на весь регион.

Голд провел Алексея по двигательному отсеку, показал торпедные аппараты, кают-компанию, камбуз и небольшой спортивный зал, в котором деловито разминались угрюмые мускулистые парни, боевая команда «Линкольна», ее абордажный отряд. Цепкий глаз разведчика, конечно же, заметил человека, снятого синематографистом во время атаки «Линкольна» на «Кама Икаду».

– А в рубку тебя отведет сам капитан, – подытожил показ Джон Голд после того, как они прошли мимо запертого на замок арсенала. – Я вижу, ты впечатлен…

Разумеется, Островский был впечатлен. Последние двадцать минут он только и делал, что пытался представить встречу объединенного флота Комиссии с этой субмариной. Конечно, психотехника может многое, но если международный флот и одержит победу в этом поединке, то только пиррову. Вооружая «Авраама Линкольна», капитан Немо – теперь Алексей старался даже в мыслях называть его настоящим именем, Николас Тесла, – постарался на славу.

– Я, наверное, умер, – пробормотал Островский, стараясь не выходить из образа салемского рационалиста. – Когда мы с товарищами спорили о прогрессе в области электроники, что-то похожее мы и предполагали, только думали, что увидеть такое чудо доведется нашим внукам и правнукам.

– У наших внуков, – улыбнулся Джон Голд, – если мы ими успеем обзавестись, будут игрушки побольше да поярче. Что, например, ты думаешь о полете на Луну? О корабле, который бороздит межпланетные просторы с той же легкостью, с какой мы преодолеваем пространство от Сан-Франциско до Гавайев? Капитан говорит, что построил бы такую машину, но пока что не видит в ней необходимости – у нас и здесь дел неоконченных много. Японии нос натянуть да Британию на место поставить. А если получится, то и у России отобрать Аляску для Соединенных Штатов.

– С помощью одной подводной лодки?

– С помощью бомб, которые наши товарищи делали на нашей базе, когда адмирал Риковер ее разбомбил, – убедительно произнес Голд. – Сами бомбы уже готовы, только подходящих носителей для них собрать не успели. Это самое настоящее оружие Армагеддона. Когда в начале третьего тысячелетия Антихрист пойдет войной против христиан, мы встретим его горячим поцелуем из преисподней!

«Еще и бомбы, – подумал Алексей. – И без этих фантастических бомб уничтожить «Линкольн» будет трудно – субмарина чертовски живучая, способна продолжать бой, пока герметичен хотя бы один отсек, а силе бортового залпа позавидует любая владивостокская батарея береговой обороны».

– Капитан хотел бы побеседовать с новым механиком. – Голос Джонса, бесшумно подошедшего сзади был тверд и даже суров.

Помощнику Теслы не нравилось, что главный механик субмарины с такой легкостью выкладывает новичку то, что в обыкновенном флоте считалось бы военной тайной, за разглашение которой полагается трибунал и смерть. Впрочем, куда с подводной лодки денешься? А значит, и тайне «Авраама Линкольна» ровным счетом ничего не угрожает.

Во дворе мариенбургской психотехнической школы построили и тут же разрушили одиннадцатую снежную крепость. Защитники крепости проявили чудеса храбрости, но заметно уступали атакующим по части Мастерства. Борис наконец-то показал, на что способна невзрывающаяся воздушная шуба, – его атака походила на локальный буран. В радиусе пары шагов от ученика кружилось такое количество снежинок, что разглядеть самого Бориса было не под силу никому из защищающихся. Лишь под конец боя Аркадий, один из младших учеников, ухитрился при помощи вольта повредить что-то в психотехнической шубе. Вырвавшаяся из-под контроля стихия разметала солидный фрагмент стены и обрушила последнюю башню, возле которой Ксения с упоением наседала на обороняющегося Пашку. Чувствовалось, что при желании Пашка мог бы воспользоваться способностями хронократора, ускорить течение собственного времени и атаковать сам, но с недавних пор Поликарп Матвеевич настаивал на том, чтобы этим своим талантом Пашка пользовался как можно реже.

Когда башня накренилась и стала напоминать пизанскую, Ксения завершала серию коварных приемов, долженствующую проделать брешь в защите Пашки.

– Поберегись! – выкрикнул Борис из эпицентра воздушной волны.

– Падает! – проорали младшие ученики.

Поликарп Матвеевич взмахнул мечом, отбрасывая своей Воздушной Ловушкой большую часть снежных блоков башни.

Ксения занесла над головой вольт, но тут ее подхватило, завертело и вытолкнуло в сторону. Спустя секунду, если не меньше, на то место, где она стояла, обрушилась добрая треть остатков башни.

– Бой окончен! – Голос сэнсэя, усиленный Мастерством, разнесся по дворику. – Все подходят к крыльцу. Будем заниматься анализом.

– Извини, – смущенно пробормотал Пашка, подходя к упавшей в сугроб девушке и помогая ей подняться.

– Извини? – Ксения попыталась вчитаться в Пашкины Намерения, но там фонило смущением и все остальные чувства были смазаны.

– Я нарушил запрет сэнсэя, ускорился и применил Воздушную Ловушку, – признался Пашка, опуская глаза.

Ксения вспомнила, как ее отбросило в сторону. Комбинация ускоренного личного времени и Воздушной Ловушки позволяла создавать потоки высокой плотности, но до этого момента она с таким приемом не сталкивалась, тем более – не испытывала его на себе.

Горечь поражения, особенно такого несправедливого, заставила девушку закусить губу и сжать руку на вольте.

Реванш. Немедленный реванш. После того как последствия одного-единственного поражения стали вмешиваться в сны и занятия футуроскопией, Ксения не собиралась откладывать ответный поединок в долгий ящик. Скажет свое слово сэнсэй, будет время для отдыха и саморазвития – вот тогда Пашка узнает, каково сражаться с девушкой, жаждущей отмщения.

– В следующем сражении, Борис, – начал Поликарп Матвеевич, когда вокруг него образовался тесный полукруг подростков, – ты не будешь пользоваться Воздушными Ловушками. Всеми типами Ловушек, не только своим изобретением.

Борис поклонился сэнсэю, хотя в его Намерении сквозило недовольство.

– Злоупотребление одной разновидностью Мастерства ведет к ущемлению другой или – если бой настоящий – к гибели, – пояснил Архипов. – Возьмем сегодняшний случай. Будь ты чуть внимательнее к Намерениям окружающих, Аркадию не удалось бы так эффектно разрушить твое творение. Тебе же, Аркадий надо задумываться о последствиях своих действий. Систему Бориса ты разрушил, но защититься от ее фрагментов не успел, потому и угодил по уши в сугроб.

Упоминание о сугробе заставило Ксению покраснеть. Сейчас, конечно, достанется и ей. Увлеклась атакой, не уследила за Пашкиным Намерением. А то, что в ускоренном времени это Намерение практически невозможно прочитать, сэнсэй обязательно забудет. И, между прочим, будет прав, поскольку ей следовало узнать о переходе Пашки в ускоренное время заранее, по тому же проклятому Намерению. Как назначит сэнсэй десять дополнительных часов самосозерцания, придется распрощаться с мыслями о прогулке по гатчинскому парку, который она за месяц с лишним уже успела полюбить.

– Теперь твоя очередь, Павел. – Поликарп Матвеевич старался всегда называть учеников полными именами, пускай и без прибавления отчества, которое обязательно появлялось в его речи сразу после сдачи учеником экзамена на подмастерье.

– Ты нарушил мой запрет. – Голос сэнсэя был суров, Намерение грозно.

Все в школе знали за сэнсэем страсть к театральным эффектам, а потому притихли в ожидании наказания за проступок.

Поликарп Матвеевич выдержал паузу, пробежал взглядом по ученикам.

– Этот запрет был введен для того, чтобы ты не злоупотреблял своими способностями. – Сопровождая каждое свое слово искусственным эхом, сэнсэй приступил к уроку. – В ускоренном времени побеждать легко. Ты быстрее остальных, а потому у тебя не возникает потребности тренировать свою естественную скорость, оттачивать фехтовальную технику и так далее. Но Мастерство приходит и Мастерство уходит. В настоящем бою тебе может встретиться соперник с таким же талантом, что и у тебя. Ты можешь оказаться слишком усталым для ускорения, или же обстоятельства будут против тебя – потребуется именно техника, а не скорость. Для того чтобы ты не повторил судьбу большинства хронократоров, выходящих из учебных заведений, тебе, Павел, придется иногда забывать о своем таланте или даже специально его подавлять.

Ксения осторожно повернула голову и краем глаза посмотрела на Пашку. Подавлять свой талант ей приходилось с той минуты, как она очнулась после многодневного обморока. Сразу же в голову полезли совершенно неуместные мысли о Николае, о футуроскопическом барьере, скупое описание которого таки удалось найти в психотехнической литературе, о том, что сейчас в Сан-Франциско стоит ночь, потому как это совсем другое полушарие и вообще – Новый Свет.

– Принимать во внимание тот факт, что сделано это было с благими намерениями, – говорил тем временем сэнсэй.

Ксения сообразила, что отвлеклась, но самый конец фразы сумела поймать. Благие намерения? О каких еще намерениях…

Память услужливо подбросила картину падающих снежных блоков. Если бы Пашка не ускорился и не оттолкнул ее Воздушной Ловушкой, остатки башни свалились бы прямо на нее. Во время осады девятой снежной крепости подобным образом пострадал Илья, его откопали моментально, но ушибы вывели его из строя на целую неделю. Семь дней упражняться в самосозерцании Ксения вряд ли бы смогла. Без активных боевых упражнений она засыпала не так крепко, как ей хотелось, – чтобы без снов, без этих тревог за непутевого Кольку, который впутался в государственные интриги и теперь мог в любую минуту погибнуть у нее на глазах. Проклятый футуроскопический барьер, он же горизонт событий, как называлось это явление в книге, не давал возможности заглянуть в будущее Николая дольше чем на несколько дней. Профессор же на вопрос о том, что случится с этой невольной связью, после того как горизонт событий доберется до настоящего времени, пробурчал что-то невразумительное и велел вести дневник наблюдений – для будущих ученых.

В итоге сэнсэй, конечно, раскритиковал всех. Меньше всего критики досталось Ксении, то ли потому, что Поликарп Матвеевич разглядел в ее Намерении осознание собственных ошибок, то ли по какой-то другой причине. Девушка уже было решилась просить сэнсэя о детальном разборе ее действий, но Архипов поднял над головой клинок, и во дворе вновь воцарилась тишина.

– По итогам битвы за одиннадцатую снежную крепость сезона тысяча девятьсот девяностого – тысяча девятьсот девяносто первого годов от Рождества Христова, – провозгласил сэнсэй, – объявляю благодарности всем ученикам. Илья, Аркадий, Борис, Игнат, Семен, Валерий, Игорь, Анатолий, вам поручаю строительство двенадцатой крепости. Афанасий вам поможет, если попросите. Павел, Ксения, Аркадий, – немного подумав, продолжил Архипов, опуская меч и убирая его в ножны. – За успехи в учебе вам предоставляется выходной день с разрешением выйти в город как сегодня вечером, так и завтра на весь день.

– Пойдем сегодня на Соборную? – прошептал невесть как оказавшийся поблизости Пашка.

Предложение совместной прогулки вызвало у девушки кратковременный приступ паники. После ознакомительного похода с Николаем Ксения старалась за пределы школы не выходить. Единственный раз, когда профессор Воронин пригласил ее в психотехнический музей при Университете, запомнился головокружением и постоянными прорывами футуроскопического таланта – видений с участием Николая.

«К черту, – подумала Ксения. – Нечего портить себе жизнь и лишаться удовольствий из-за некогда совершенной ошибки. К тому же Пашка ради меня нарушил приказ сэнсэя…»

– Пойдем, – кивнула она, разрушая свое Намерение незаметным движением вольта. – Если сэнсэй разрешает, пойдем обязательно.

– Салемский механик-рационалист?

Человек в кресле оторвался от изучения газет и точным движением руки поправил очки в роговой оправе. Казалось, Островский прибыл не в капитанскую каюту, а неведомым образом очутился в кабинете какого-то ученого. Вдоль стен теснились стеллажи с книгами, чуть поодаль от входа стоял письменный стол, пусть не такой массивный, как в обычных кабинетах, но и не выделяющийся своим дизайном. За столом, в резном деревянном кресле сидел Николас Тесла, капитан подводной лодки «Авраам Линкольн», таинственный и грозный Немо.

– Алекс Айлендер, капитан.

Островскому пришлось постараться, чтобы военная выправка не бросалась в глаза. Перед этим человеком требовалось выглядеть самым заурядным механиком – подозрительностью Тесла мог перещеголять даже Джонса, причем не особенно напрягаясь. Раньше Островский не видел такого сочетания спокойствия и недоверчивости. Иконописцам очень пригодилась бы фотография Теслы, особенно для написания Фомы Неверующего.

– Добро пожаловать на борт «Линкольна», Алекс, – пробормотал капитан субмарины, опуская взгляд. – Я слышал, что тебе уже показали наше хозяйство. Как оно тебе? Справишься?

Тут Алексею даже не пришлось кривить душой.

– Сразу не справлюсь. Столько всего нового, незнакомого. Тут вообще все так хитро устроено. Что-то в этом же духе хотел сконструировать у нас подвале дядюшка Исайя, но отец подсчитал стоимость топлива для паровой машины, необходимой для поддержания проекта в работоспособном состоянии, – в день получалось намного больше, чем вся семья зарабатывала за неделю. Вы, должно быть, богатый человек, капитан, если смогли построить такой ковчег.

– Это оружие, – бросил Тесла, не отрываясь от чтения газеты. – Тот, кто жалеет денег на оружие, либо дурак, либо раб. Без оружия не существует свободы, потому что человек человеку – волк. Так что, Алекс, у меня будет к тебе первое поручение – учись как можно быстрее. Отсутствие даже одного механика может в боевой обстановке обойтись дорого всем нам. А будешь учиться, веди записи. Потом покажешь их лично мне. Если найдешь возможность улучшить какое-то устройство без перестройки всей субмарины – получишь премию. Задание понял?

– Да, капитан.

Спокойный, практически лишенный интонаций голос едва не сыграл с Островским злую шутку. Внезапный переход от разговора к распоряжениям вызвал в памяти оставшиеся от военной службы рефлексы – еще бы немного, и вместо нейтрального «да, капитан» Алексей произнес бы армейское «так точно».

– Люблю иметь дело с понятливыми людьми, – неожиданно смягчился Тесла. – Особенно с понятливыми американцами. Расскажи лучше, что там, на берегу, творится. А то я плаваю тут затворником, о новостях только из газет два раза в месяц узнаю. Правда ли, что сэр Престли пообещал покончить с протекторатом до летнего солнцестояния? У старины Элвиса бывают заскоки, но раньше он так крупно не рисковал. Если бы не моя деятельность, он до сих пор топтался бы на старой границе, тратил бы по миллиону долларов в день на содержание армии и радовался бы, что японцы не переходят в наступление.

«Газеты приходят на субмарину два раза в месяц, – подумал Островский. – Следовательно, через пятнадцать дней может появиться возможность оказаться в Сан-Франциско, оставить в аптеке собранную информацию. Маловероятно, что «Линкольн» в автономном плавании может пребывать лишь пятнадцать дней, но есть существенная разница между регулярным привозом продовольствия и переходом на строгий паек. Пока в автономном существовании нет никакой необходимости, любой капитан станет его избегать».

– Когда я покидал Орегон с двумя товарищами, – начал Островский, опираясь на рассказы «психов» о найденном в памяти настоящего салемца, – там ходили слухи о новых танках. Вроде бы на них не восемь пушек, а двадцать четыре, броня вдвое толще, а скорость та же – десять миль в час. Вице-король всецело полагается на танковые силы – в их непобедимости его заверил сам премьер-министр Великобритании.

– Это ли не показатель упадка Империи! – моментально отреагировал Тесла. – Не справляются старые танки – увеличим броню, количество пушек. Поставим дополнительную паровую машину. А то, что в результате получается металлическая неповоротливая гора, никого не волнует. Между тем перспективные разработки дизельного двигателя, который, будучи поставлен хотя бы на самоходную установку, мог бы совершить переворот в военном деле, эти веяния нового времени приостановлены. Снова приостановлены. Почему? Потому что новые паровые машины Круппа мощнее. Тяжелее в шесть с лишним раз, но мощнее.

– Мне казалось, – осмелился подать голос Алексей, – проблема в психотехническом форсаже. В обычной паровой машине как – нагнетай давление пара, пока котел не лопнет, вот и весь форсаж. С таким справляется любой «псих», даже не особо обученный. А вот ускорять при помощи Мастерства дизельный двигатель не в пример сложнее – на это способны единицы, да и то после некоторой тренировки.

– Сто семнадцать, – пробормотал Тесла и, сложив газету вчетверо, полез в один из ящиков стола.

– Прошу прощения, сэр?

– Сто семнадцатый повод покончить с психотехникой раз и навсегда, – пояснил капитан, набрасывая что-то химическим карандашом в записной книжке. – Как рационалист ты должен понимать, что психотехника тормозит развитие человечества. Этим так называемым Мастерством владеют единицы, а остальным приходится как-то с ними сосуществовать. Захочет человек почитать книгу при ярком свете, зажжет электрический свет, а психотехник пройдет мимо и все испортит. Решит человек связаться с другом, находящимся за сотни километров, включит радио, а психотехник снова тут как тут. Взмах мечом – и прощай радио! А построишь генератор на керосине – так и головы можно лишиться. Как же – у психотехников головы разболелись. Мигрень у них, видите ли… А на прогресс и процветание всех людей им наплевать. Обладаешь талантом портить лампочки – ты человек. Не обладаешь – молись на индийский манер о следующем воплощении в качестве психотехника. Знал бы ты, как мне осточертели все их разговоры о медитациях, индивидуальном совершенствовании, прочей зауми! Учти, Алекс, ты слышишь мнение капитана, а оно на субмарине сравнимо с Божественным откровением. Если не согласен с тем, что я только что наговорил, – лучше выскажись сейчас.

– После всего, что я увидел здесь, – произнес Островский, удивляясь либеральности капитана Теслы, – мне нечего добавить к этим словам. И возразить им тоже нечего. Сэр Дарвин был прав, выживает тот, кто сильнее. Я с вами, капитан! Мы покажем миру, что психотехника является ошибкой истории, а истинный путь человечества освещен электрическими фонарями!

Освоить обязанности младшего механика Островскому удалось за четыре дня. На исходе пятой вахты Голд, вместо того чтобы отпустить ученика на заслуженный отдых, попросил его посидеть за диспетчерским пультом. Алексей послушно уселся в кресло и замер в ожидании очередного испытания. Что это будет, авария компрессоров, сбой в подаче энергии к системе жизнеобеспечения или что-то еще? Островский успел заметить, что на «Линкольне» обожали устраивать учебные тревоги. Если бы все, что отрабатывали подводники, случалось на самом деле, субмарина развалилась бы на части еще на стапелях.

Время шло, часы исправно прокручивали секундную стрелку вокруг оси, а все лампочки оставались зелеными и по селекторной связи никто ремонтную бригаду не вызывал.

Мощь. Наверное, этим словом можно описать то что ощущал Алексей, наблюдая за подергиванием стрелок на многочисленных датчиках. Все в диспетчерском центре прямо-таки пропахло ощущением собственного превосходства над миром. Этакий грубый электрический снобизм, время от времени выплескивающийся наружу выстрелами из торпедных аппаратов или атаками абордажной команды. Днем ранее, когда Островский лег отдыхать, «Авраам Линкольн» затопил еще одно гражданское судно под японским флагом. Корабль конвоя, легкий эсминец, как потом сообщил Макалистер, попытался обстрелять сектор, из которого был произведен запуск торпеды, но только зря потратил снаряды – «Линкольн» к тому моменту уже отошел в сторону и даже поднял перископ.

Полная вахта диспетчера длится четыре часа, вспоминал разведчик уроки Голда. Если испытание должно в полной мере проявить мои способности механика – а здесь все стараются делать с максимальной эффективностью, – аварии следует ожидать где-то через полтора-два часа, когда мое внимание будет притуплено, а до следующей вахты останется слишком много времени, чтобы позвать на помощь. Да, еще каким-то образом и придется отделить меня от Голда. Согласно инструкции, дежурный сначала посылает к месту аварии напарника и только потом, в случае необходимости, сдает пост механику следующей смены, а сам идет устранять вторую аварию. Следовательно, аварий будет несколько, с интервалом в пять или десять минут.

Когда по металлической лестнице за спиной застучали сапоги, Островский даже не обернулся. Разумеется, это был Джон Голд, к его характерной походке Алексей уже успел привыкнуть. Когда-то Голд служил в военно-морских силах протектората, служил под командованием самого Ларри Флинта, но во время одной из бомбардировок получил осколочное ранение, был списан на берег и долгое время ходил с костылем и деревянным протезом. На борту «Линкольна» ему сделали электромеханический протез, практически неотличимый от настоящей ноги – только тяжелая поступь выдавала в левой ноге Джона Голда механическое приспособление.

– Приятного времяпрепровождения, – пожелал Джон, вставая за спиной Островского. – Как погляжу, никаких поломок не наблюдается…

– Давление углекислого газа в трубопроводе Це-Ейч-Три чуть выше нормы, но в допустимых пределах, – доложил Алексей.

– Капитан приказал готовиться к бою, вот оружейники и нагнетают давление, – отмахнулся старший механик. – Не знаю, повезло тебе или нет, но на твою вахту, возможно, выпадет настоящее сражение – неподалеку от нас военный корабль.

– Под каким флагом?

– А без разницы, – нагнувшись над регистрационной лентой, ответил Джон. – Если плавает между Азией и Северной Америкой, значит, враг. А на каком языке будут молиться перед смертью матросы, мне не интересно. Мое дело чинить то, что сломается, а политику со стратегией пусть капитан определяет.

Субмарину слегка встряхнуло.

– Глубинные бомбы, – проворчал Голд, убедившись, что все самописцы исправно вычерчивают штатные загогулины. – Придется после боя всю гидравлику регулировать.

Островский оторвал взгляд от пульта и повернул голову в сторону начальника.

– Разве такие далекие разрывы могут испортить…

Договорить разведчику не удалось, поскольку на этот раз бомба взорвалась рядом с «Линкольном». Голда отбросило назад, металлическая нога гулко ударила по лестнице, сам же старший механик разразился забористой руганью на морском жаргоне.

– Полетела гидравлика, – со вздохом констатировал Островский, как только стих звон в ушах. – Будем ремонтировать или дождемся завершения боя?

– Связь… включи… – попросил Голд, поднимаясь на ноги.

Ему относительно повезло – он отделался шишкой на затылке и несколькими синяками. Судя по выражениям, доносившимся из динамиков, другим повезло чуть меньше.

– Оружейным отсекам, готовность номер один! – скомандовал Тесла, и его голос на подводной лодке услышали все. – Стреляем торпедами номер три, по моей команде. Погружение еще на триста футов, там нас не достанут.

– Хорошая примета, Алекс. – Джону наконец-то удалось добраться до второго кресла, упасть в него и пристегнуть ремни. – Первая вахта и настоящий бой! Тебя ждет великое будущее, Айлендер! Слушай внимательно и старайся не упустить ни одной детали – через десять лет будешь рассказывать об этом сражении своим детям, и они будут слушать тебя с раскрытыми ртами.

Островский слушал и с каждой секундой убеждался, что победить эту субмарину будет чертовски сложно. Потребуется весь флот Комиссии, поддержка с воздуха и все Мастерство, которое удастся привлечь.

Японские вооруженные силы искали встречи с капитаном Немо с прошлого года, когда он начал пиратствовать на маршруте Шанхай – Сан-Франциско и сорвал операцию Куриты. Тот факт, что в поддержку комиссии были направлены солидные силы, вовсе не означал, что остальной военно-морской флот будет бездействовать, пока неизвестная подводная лодка топит японские корабли. К поискам капитана Немо присоединились лучшие армейские психотехники. Отыскать подводную лодку по исходящим от экипажа эманациям Намерения не удалось, стилевидцы тоже оказались бессильны перед Немо – дело решили наблюдатели, размещенные на каждом пересекающем Тихий океан корабле, да сотни планеров, летавших вдоль самых оживленных путей. Различить крохотный стремительный планер из-под воды не удавалось, а вот субмарина с планера, особенно всплывшая или притопленная на малой глубине, была видна как на ладони. Именно это обстоятельство и решили использовать японские адмиралы, обнаружив Немо, отдыхающего после удачной атаки на гражданский корабль. После первого, пристрелочного залпа субмарина погрузилась под воду, но, пока глубина была невелика, планеристы корректировали огонь с кораблей.

Затем в бой вступили дирижабли. Образовав широкий полукруг, они распахнули бомболюки и высыпали в океан смертоносный груз. Многочисленные взрывы взметнули воду к небесам, взрывная волна распространилась вглубь, чтобы поразить ускользающую субмарину.