Битва за небо

VIII

Походу в резиденцию рационалистов предшествовали продолжительные сборы. Мы вернулись в гостиницу, переоделись и оставили в сейфе холодное оружие, выдававшее в нас психотехников. Островский внимательно проверил наши пистолеты, не нашел в них ничего подозрительного и предложил взять их с собой. Дмитрия эта идея воодушевила, а меня – не слишком. Если ситуация потребует вооруженного сопротивления, от трех пистолетов будет ненамного больше толку, чем от двух. Разве что патронов побольше.

Из гостиницы мы вышли через черный ход, воспользовались фуникулером и доехали на нем до аптеки доктора Ливси, которую, по словам Алексея, содержал один из агентов российской разведки. Ливси не только рассказал нам о деятельности местных рационалистов, но и предупредил об активизации Республиканской Армии, организации, ставящей целью восстановление Соединенных Штатов Америки в границах 1851 года.

– Не могло бы это быть связано с капитаном Немо? – задал Дмитрий риторический вопрос, но тут же и сам признал, что фактов как для подтверждения, так и для опровержения данной версии у них недостаточно.

Здесь же, в аптеке, Ледянников оставил письмо для Жукова, передать которое следовало через российское посольство. Один из служащих посольства регулярно покупал у Ливси желудочные капли, так что канал был вполне надежный.

Аптеку мы покинули поздно ночью, справедливо рассудив, что оставаться здесь нам нельзя. Нельзя было и возвращаться в гостиницу – простейших психотехнических приемов хватило для того, чтобы обнаружить, что за номерами ведется пристальное наблюдение. Для отдыха Алексей присмотрел дешевую ночлежку, битком набитую китайскими переселенцами. За довольно скромную сумму нам уступили деревянные койки, шерстяные одеяла и даже пообещали не беспокоить. В противоположном от нас углу отдыхала еще одна группа людей европейского вида. Исследовав ее Намерения и Стиль, мы пришли к выводу, что удача повернулась к нам лицом – один из мужчин был не только беженцем из Орегона, но и рационалистом.

– Вернемся домой, поставлю метровую свечу в Никольском соборе, – пообещал Островский.

Я осторожно поинтересовался, в каком городе России находится его Никольский собор, и с удивлением обнаружил, что Алексей, равно как и я, родом из Санкт-Петербурга. Более того, дальнейший обмен воспоминаниями детства позволил установить, что мы жили едва ли не по соседству. Он – на Гороховой, возле Фонтанки, а я – в доходном доме на Екатерининском канале, неподалеку от Вознесенского проспекта.

Дмитрий слушал наше перешептывание добрых пятнадцать минут, после чего заметил, что железо надо ковать, пока оно горячо, и что если фортуна нам благоволит, необходимо вносить коррективы в предложенный Островским план.

Бежать к доктору Ливси за медикаментами, как самому младшему, поручили мне. Два километра в одну сторону по трущобам, кишащим всяческим сбродом. Сбегать-то я сбегал, только пришлось дважды показать местным, как одинокий безоружный путник справляется с несколькими громилами. На обратном пути сделать это было намного сложнее – в левой руке я держал коробку с лекарствами, а потому мог работать лишь правой рукой и ногами. Каким образом обошелся без смертоубийства – и сам не представляю, хотя костей, должно быть, наломал изрядно.

К моему возвращению напарник уже смастерил из подручных материалов неплохую духовую трубку. В коробке нашлись подходящие иглы, банка с лекарством и положенный на всякий случай антидот.

Когда что-то укололо нашего орегонца в шею, он даже не проснулся. Только повернулся на бок и лениво отмахнулся от назойливой мошки. А через пять минут лекарство подействовало, и мы с Дмитрием перехватили контроль над его сновидениями.

Рационалисту снился Орегон, знакомый с детства подвал, служивший для секты аналогом местной резиденции. Мы оперативно подбрасывали в мозг спящего все новые и новые понятия, а он уже наполнял их смыслом. Родина, место встреч, руководитель, пароли, члены группы…

Мало-помалу удалось установить, что все орегонское отделение секты арестовали англичане; нашему рационалисту удалось скрыться, приведя в действие дьявольский механизм – гигантского паука-убийцу с дистанционным управлением.

– Вот вам и решение нашей задачи, – хихикнул Островский, которому приходилось объяснять каждое наше действие. – Применим снотворное – это даст нам, по меньшей мере, сутки форы. За эти сутки мы под видом беглых орегонских сектантов проникнем в электрический дом, вызнаем все, что только можно вызнать, и незаметно скроемся. Теперь наших знаний о рационалистическом быте хватит, чтобы ответить на любой вопрос с подвохом.

– Кроме одного вопроса, – уточнил Дмитрий. – Откуда у беглых орегонцев взялись способности к Мастерству. Предположим, мы приняли блокиратор, прошли все их проверки и временно оказались вне подозрений. Затем действие блокиратора заканчивается и начинается переполох. У них же там все тесты разом сработают!

– В штабе тоже не дураки сидят, – парировал Алексей. – Проникнем к ним ночью. Все окна в резиденции рационалистов закрыты плотными шторами, специально, чтобы не выдавать их присутствия неестественным электрическим светом. Когда тесты Яблочкова перестанут давать свет, мы должны оказаться посреди большой компании, чтобы никто не понял, от кого именно исходит психотехническое излучение. Только надо действовать быстро. Определить их главу, просмотреть его Намерения, уточнить Стиль, а затем снова принять блокиратор. В темноте, пока народ вспоминает альтернативные источники освещения, ищет и зажигает газовые лампы и освещает пространство вокруг себя при помощи спичек. Потому и ночью, что днем момент неразберихи продлится ровно столько, сколько потребуется людям, чтобы сорвать с карниза шторы.

– Вот что значит профессиональный военный разведчик! – восхитился Дмитрий. – Мы тут головы ломаем, а он раз – и готовый план. Но лично я согласен рискнуть. Чует мое сердце, что внутри этого милого домика можно отыскать не только тайну капитана Немо, но и еще с десяток других тайн.

До поры до времени план срабатывал безукоризненно. Нам удалось убедить калифорнийское отделение секты в нашем рационализме, успешно пройти испытания на отсутствие психотехнических способностей и даже встретиться со вторым человеком в секте. До момента, когда действие блокиратора должно было закончиться, оставался час с лишним, мы успели осмотреть почти весь дом и составить в уме приблизительный план бегства, но именно тут как раз и начались расхождения.

Изначально в калифорнийской резиденции рационалистов к котам относились крайне предвзято. Вся информация, свидетельствовавшая об их разумности, происходила от ученых, напрямую связанных с психотехникой. «Нормальных», полностью рациональных доказательств подобрать так и не удалось. Кроме того, ходили слухи – никем не подтвержденные, но и не опровергнутые экспериментально в силу понятных обстоятельств, – что кошачий род поголовно владеет какой-то специфической разновидностью Мастерства.

На втором заседании, сразу после утверждения устава Калифорнийского отделения Американского Рационалистического общества, кошачий вопрос был рассмотрен со всей тщательностью. От содержания кошек в резиденции постановили отказаться.

Последующие шесть лет прошли в непрерывной борьбе с мышами и крысами. В качестве охотников привлекались специально обученные собаки, змеи, хорьки и тому подобная живность. Использовались химические и механические средства – пару раз даже казалось, что победа достигнута, но мыши возвращались, грызли редчайшие научные труды, гадили где попало и противно пищали по ночам.

На седьмой год рационалисты обнаружили в своих рассуждениях противоречие. Разумность кошек – явление недоказуемое, а значит, несуществующее, заявил один из докладчиков на ежемесячном заседании ученого совета. Лишать же себя защиты от грызунов на основании недоказуемых предрассудков – проявление дремучести и отступление от заявляемых принципов тотальной рациональности.

На следующий же день в резиденции появился кот Томас, которого время от времени стали называть Джефферсоном за подчеркнутую независимость своего поведения. Как и когда из резиденции исчезли все крысы с мышами, знал только он.

Пришедшее во сне послание из далекой России заставило Томаса открыть глаза и встать с батареи парового отопления, на которой он проводил свои медитации. Привычно просканировав дом на предмет добычи, кот потянулся, проверил, как выпускаются из подушечек когти и не изменилась ли за время сна длина передних лап. Работа, о которой просила заокеанская кошка, располагалась в пятнадцати минутах к будущему от него. Первую и вторую часть необходимых действий уже проделали за него уличный кот Маккавити с Бродвея, спровоцировавший одного человека на поход в гости к Томасу, и две кошки при ночлежке, ювелирно организовавшие прибытие сюда еще трех.

Имеющейся четвертью часа Томас распорядился по-хозяйски. Перебежал дорогу куда-то торопившемуся Рейгану, натравил двух оголодавших мышей на книгу записей о составе орегонской секции, собственнолапно проводил гостей до галереи Ампера, где подкорректировал остаточный психотехнический фон у прибывших, так чтобы ни у кого не осталось никаких подозрений.

Оставалось только посмотреть в глаза человеку, которого остальные люди называли именем Мэтт. Вот тут и возникла путаница, поскольку один из трех прибывших тоже носил такое же имя. Томас внимательно изучил этого гостя и обнаружил, как это иногда случается у людей, под одним именем другое. Человек привык откликаться на имя Дмитрий, а Мэттом стал на время, по каким-то непостижимым для кота причинам. Очевидно, вследствие перманентной человечьей суеты, проистекающей из-за прямоходящести и стадного образа жизни.

Приватный кабинет, любезно предоставленный Рейганом, отличался ярко выраженной тягой к роскоши. Если во всей остальной резиденции царил дух аскетизма, то здесь аскетизмом и не пахло. Внимательный глаз мог бы заметить, что выставленные напоказ предметы на самом деле не золотые, а позолоченные при помощи электрических приборов, изобретенных здесь же, в подвальных помещениях. Этот же глаз не обошел бы вниманием и плачевное состояние мебели – тщательно скрываемое, но выдающее себя шаткими ножками да тихим заунывным скрипом.

– Итак, господа, – начал Мэтт, подходя к самому роскошному креслу и осторожно усаживаясь в него. – Вы прибыли из Орегона…

– Из Салема, – подтвердил старший рационалист. – Хороший до завоевания был город. Мой дед, помнится, там психотехников жег на кострах, пока правительство не запретило ему этим заниматься. Надеюсь, нам не придется повторять все, что у нас хотел узнать ваш товарищ, это было бы нерационально…

Упрек в возможной нерациональности убедил Мэтта в том, что салемцы действительно те, за кого себя выдают. Выучить жаргон сектантов мог и посторонний, но применить его к месту – для этого требовалась недюжинная практика.

– Тогда сразу перейдем к делу. Мне необходимо поговорить с вашим механиком. У меня есть для него очень выгодное предложение.

– Вам нужен наш механик? Неужели в Калифорнии все настолько ударились в теории, что спрос на механиков столь велик? Или это следствие ведущейся войны? В Орегоне заработная плата на технические специальности выше, чем здесь, профсоюз механиков объявляет забастовки каждый раз, когда появляется возможность урвать кусок пожирнее.

Так говорят только патриоты, подумал Мэтт, радуясь своей удаче. Единственной проблемой оставались двое товарищей Алекса. Если о них узнает Старый Ник, можно будет снимать с них мерку для гробов и заранее писать некрологи. Секретность, секретность и еще девяносто восемь раз секретность – вот что отличало Старого Ника от других знакомых Мэтту революционеров. Так что салемцами следовало пожертвовать во имя республики, заманить их в какое-нибудь укромное местечко и парой выстрелов из пистолета разрешить проблему раз и навсегда.

– Мне нужен не простой механик, – усмехнулся Мэтт, доставая из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок с вопросами. – Прежде чем убедиться в вашей пригодности, Алекс, мне придется задать вам несколько специальных вопросов.

Вопросы составлял Старый Ник, причем так, чтобы шпион попался на избыточности своих знаний. Салемский рационалист отвечал уверенно, иногда задумывался на несколько минут, время от времени честно признавался в незнании предмета. Экзамен растянулся минут на двадцать, товарищи Алекса уже начали проявлять первые признаки нетерпения.

Наконец на листочке оставалось только три вопроса, со специальной пометкой «провокационные». Задавать их в присутствии посторонних, пусть и обреченных на скоропостижную кончину, Мэтт не стал. Мало ли как все повернется, а сотрудничество с рационалистами ему еще пригодится. Рейгану не обязательно знать, как складывается судьба беглецов с севера. Пусть думает, что они получили работу где-нибудь в Лагуна Бич, довольны жизнью и вступили в лос-анджелесское отделение общества Умников.

– Я приятно удивлен, – выдохнул Мэтт, прикидывая, куда бы отвести эту троицу.

Самым безопасным местом являлась Радиоточка, однако перспектива открыть Алексу расположение стратегического объекта была какой угодно, но не радужной. Алексу же потом общаться со Старым Ником – а ну как сболтнет чего лишнего?

– Думаю, что мы сможем сработаться. Разумеется, обсуждать все подробности в этом доме я не уполномочен. Для подписания контракта нам придется поехать к моему боссу…

Мэтт сделал многозначительное лицо, выдержал паузу. Салемцы тихо посовещались между собой, настолько тихо, что их даже не удалось подслушать.

– Мы готовы поехать куда угодно, только скажите сначала куда, – сказал старший в троице. – Наши вещи остались в камере хранения вокзала, а потому было бы нежелательно уезжать из города надолго.

– Из города уезжать не потребуется, – отрезал Мэтт, прикидывая, удастся ли получить багаж орегонцев после их кончины. Убегая в другую страну, люди, как правило, захватывают самое ценное. Пусть даже половину багажа составляет одежда, а четверть – рабочие журналы, но ведь может найтись место для векселей, драгоценностей, антиквариата. Не могли же они рассчитывать сразу по прибытии найти выгодную работу?

– Тогда не будем терять времени даром, – заявил Ник.

Мэтт отметил, что голос Ника дрожал, то ли от волнения, то ли по какой-то еще причине. Похоже, паренек что-то предчувствовал – Мэтт несколько раз сталкивался с этим таинственным явлением, которое у психотехников носило название футуроскопии, считалось разновидностью Мастерства. Людей с такой способностью по непонятным причинам часто предпочитали не обучать психотехнике вовсе. Между тем она, ничуть не мешающая работать с электричеством, иногда самопроизвольно проявлялась в минуты опасности – точнее, незадолго до них, когда еще существовала возможность спасения. Мэтт на всякий случай решил первую пулю выпустить именно в этого паренька. По принципу «первым убей психотехника».

– Нам придется взять из гаража мой паромобиль, – продолжил Мэтт. – Это недалеко, в паре кварталов. Если мы отправимся сейчас, справимся еще до полуночи.

Толстый белый кот лениво вышел из-под дивана и, чихнув от пыли, удалился восвояси.

Действие блокиратора постепенно заканчивалось. Для «психов»-комиссаров медленно открывался привычный мир расширенных ощущений. Сначала пробуждалось чувство Намерения. Таинственный Мэтьюс, потенциальный работодатель Островского, был как-то связан с происшествием возле дворца протектора. Даже без использования Стиля эта связь каким-то образом ощущалась, наверное, при помощи развитой интуиции.

– Из города уезжать не потребуется, – проинформировал комиссаров старик, вставая из-за стола. На мгновение его глаза хищно сверкнули – не надо было быть проницательным человеком, чтобы догадаться, что думал он о деньгах.

Николай ощутил легкое головокружение, подозрительность Мэтта и желание убраться из рационалистического дома как можно скорее. Небольшая задержка могла привести к трагическим последствиям, перегорающим тестам Яблочкова и сокрушительному провалу.

– Тогда не будем терять времени даром, – предложил он, стараясь при помощи интонаций передать товарищам свои мысли. Получилось не слишком уверенная речь, даже немного испуганная. Английский, точнее американский язык, на котором говорили большинство местных жителей, не располагал к передаче психотехнических нюансов.

И все же Дмитрий чуть повернул голову, демонстрируя понимание, Алексей открыто кивнул, а Мэтт посмотрел на подмастерье с плохо скрываемым сочувствием.

– Нам придется взять из гаража мой паромобиль, – сообщил наниматель, производя в уме какие-то расчеты. – Это недалеко, в паре кварталов. Если отправимся сейчас, справимся еще до полуночи.

Дмитрий поспешно кивнул. Этот спектакль начал ему надоедать. Пробуждающиеся Намерения чувствовались еще довольно грубо и прямолинейно. Словно существовал какой-то фильтр, отсекающий все, что могло подлежать сомнению. Старик Дмитрию не нравился. До дрожи, до непонятного омерзения. Если бы Намерения воспринимались бы как запах, от Мэтта шла бы нестерпимая вонь из беспринципности и аморальности. Центральным компонентом этой вони было некогда чистое и благородное чувство, намертво загаженное следованием принципу «цель оправдывает средства».

На выходе из электрического дома Ледянникову пришлось, что есть сил сконцентрироваться на чем-то постороннем. Например, на мыслях о коварной Элеоноре, сбежавшей от него в Санкт-Петербург с одним из офицеров, переведенных из Порт-Артура через Владивосток в столицу империи. Элеонора исчерпала себя секунды за четыре. После нее пришлось думать о несчастной судьбе овечки, которую постоянно заставляют перепрыгивать через заборчик во имя преодоления чьей-то бессонницы. Вслед за овцой в голову полезла такая фантасмагория, что Дмитрий предпочел отдаться на волю случая и отпустить пробудившееся Мастерство на волю.

Николай тем временем тихо боролся с остатками самурайской энергии. Блокиратор помешал им рассеяться вовне, но теперь, когда его действие закончилось, утечка возобновилась и угрожала проявить себя явным образом. Например, на контрольных тестах Яблочкова, в свете которых охранники возвращали гостям сданные в гардероб вещи и оставленное в целях обеспечения безопасности оружие.

– В военное время, – прокомментировал на своей версии американского языка Алексей, поймав настороженный взгляд Мэтта, – лучше быть вооруженным, чем шарахаться от каждой тени.

Капитан российской разведки чувствовал себя как рыба в воде. Встреченный ими Мэтт был профессионалом своего дела, этакой скользкой рыбой в мутной американской водичке, в дикой мешанине интересов – японских, британских, революционных американских, мафиозных, рационалистических и сотни других, масштабом поменьше. Предложение отправиться в гараж Алексей воспринял с опаской, только не за свою жизнь, а за успех операции. Если подчиненные Мэтта (предположительно республиканцы, хотя, возможно, и мафиози) нападут в гараже, количество полученных сведений будет намного меньше, чем ожидалось. Кроме того, Островский был уверен, что, перед тем как напасть, Мэтт постарается отделить его от товарищей. Незачем рисковать жизнью и лояльностью механика, которого он так упорно разыскивал. Понимают ли товарищи, что как только они останутся вдвоем против Мэтта, тот получит возможность сделать с ними все что угодно?

К счастью, по пути до гаража на плотно сбившуюся четверку прохожих не напала ни одна банда. Николай, меньше суток назад бегавший по ночному городу в аптеку, всерьез опасался такого нападения – ведь тогда под угрозой оказалась бы вся их маскировка.

– Ты его читаешь? – В ухе подмастерья раздался тихий психотехнический шепот Дмитрия. – Я имею в виду Стиль.

Николай создал Намерение кивнуть, но в последний момент разрушил его. Как бы внимательно не присматривал за ними Мэтт, такого способа связи он учесть не мог.

В гараже на комиссаров никто не напал. Старый британский паромобиль, изготовленный лет тридцать назад, долго не хотел запускаться, плохо держал давление в котле, но все-таки сдвинулся с места и, медленно набирая скорость, поехал по улицам Сан-Франциско. Успеть «до полуночи», естественно, не получилось. Разрабатывая план проникновения к рационалистам, вероятность подобного путешествия никто не учитывал, а Мэтт то ли слукавил, то ли попросту не рассчитал время.

То и дело останавливаясь на перекрестках и пропуская колонны армейских грузовиков, паромобиль пересек город и выехал за его пределы.

Дмитрий позволил себе улыбнуться не только в Намерениях, но и в реальности. Вероятность отыскать сообщников Немо увеличивалась с каждым километром пути. Сан-Франциско был действительно идеальной базой для преступной субмарины. Практически никем не сдерживаемые рационалисты могли обеспечивать Немо квалифицированным персоналом, техническими новинками, помогать с ремонтом. Революционеры могли доставать горючее, обеспечивать секретность и безопасность лодки во время стоянок. Эта версия нравилась Дмитрию намного больше официальной, согласно которой Немо во всем действовал в одиночку, без посторонней поддержки и финансирования – от строительства субмарины до обеспечения ее всем необходимым.

– Почти приехали, – выдохнул Мэтт, поворачивая машину в сторону одного из береговых маяков.

Заметив маяк, улыбнулся даже не посвященный в догадки Ледянникова Алексей. Вот вам и средство сообщения с Немо – удобное, специально приспособленное для связи с морским и воздушным транспортом.

«Неужели все так просто, – с легким и непонятным для себя самого разочарованием подумал Николай. – Неужели сейчас мы получим возможность увидеть таинственного Немо собственной персоной?»

Паромобиль подъехал к основанию маяка, со свистом выпустил избыток пара и остановился.

– Место не слишком роскошное, но вы не смотрите на него предвзято, – поспешил успокоить пассажиров Мэтт, проверяя показания приборов. – Здесь располагается центр связи с вашим нанимателем.

В число нанимаемых Мэтт решил включить всю троицу, специально чтобы притупить их бдительность. Смотрителем маяка был один из республиканцев, решивший покинуть секту рационалистов после обстоятельного разговора о судьбе родины. Учитывая фактор неожиданности и два пистолета с глушителем, за судьбу переговоров с Алексом и свои триста фунтов Мэтт не беспокоился. Первым прикончить паренька, напомнил себе американец, разгибаясь после продолжительного пребывания на месте водителя.

– У вас тут экспериментальный электрический маяк? – громко поинтересовался механик, обходя машину против часовой стрелки, навстречу Мэтту. – Я читал в газетах, что Британия выделила на похожий проект сорок тысяч фунтов стерлингов, но о результатах ничего не писали. Так это правда, что электрический луч в тумане виден лучше луча от газового светильника, или нет?

– Можете спросить у смотрителя, – добродушно кивнул Мэтт. – Он сейчас на вершине маяка. А мы пока поговорим с господами о перспективах дальнейшего развития этого проекта. Не исключено, что они смогут нам помочь.

Алекс вопросительно посмотрел на товарищей и, получив от них кивки, скрылся за массивной дверью.

– Фактически, господа, мы пришли к предварительному согласию.

Заняв удобную позицию возле паромобиля, Мэтт решил немного пооткровенничать. Чтобы незаметно достать пистолеты, проверить их и тщательно прицелиться, требовалось время. Так отчего бы не заговорить будущим жертвам зубы? Мэтт прикинул, что стрелять придется почти одновременно с двух рук. Давать возможность выхватить пистолет и сделать ответный выстрел революционер не собирался.

– Вы совершенно добровольно поехали со мной, несмотря на то что я довольно ясно высказывался о том, что мои потребности исчерпываются вашим товарищем. К сожалению, наш проект секретный, а потому мне придется попросить вас молчать о нем до конца своих дней.

Салемские рационалисты абсолютно синхронно повернули головы навстречу друг другу и выбросили в сторону Мэтта сжатые в кулак руки. Внезапный порыв ветра сбил с Мэтта шляпу, заставил его покачнуться и потратить секунду на сохранение равновесия.

«Психи», – с ужасом подумал Мэтт, видя как те, кого он принимал за рационалистов, стремительно разбегаются в стороны и выхватывают свои пистолеты. – А у меня пистолеты с глушителями, подать тревожный сигнал Связисту не получится. Разве что спровоцировать противников на ответный огонь. Так они ведь могут и врукопашную пойти!»

Сражаться сразу против двух вооруженных «психов», да еще в одиночку, было равносильно самоубийству, но сдаваться без боя Мэтт не собирался. Выпустив по две пули из каждого пистолета, он отступил за ближайшее дерево и бросился бежать.

«Психи» не стреляли, но преследовать попытались. Старший «псих» едва не догнал Мэтта в роще, перескочил через изгородь, отделяющую территорию маяка от частного владения, и угодил правой ногой в поставленный капкан. Мэтт, памятуя о том, что путь отступления номер три изобилует коварными ловушками, спрыгнул на специальный камень, а потому смог продолжить движение без каких-либо затруднений. Искушение остановиться и выпустить в «психа» несколько пуль было велико, но осторожность возобладала. По вырытой наподобие окопа водоотводной канаве Мэтт добрался до дороги, нашел спрятанный под кучей компоста велосипед и прислушался к тому, что происходило возле маяка.

Каким образом «психам» удалось обмануть Рейгана? Отчего ни один тест Яблочкова в резиденции Умников не сработал? Десятки вопросов возникали в голове революционера, чтобы уже в следующую секунду отступить на второй план. Ответы на них найдутся позже, а сейчас следовало думать, каким образом можно предотвратить самую страшную угрозу для грядущей американской революции. Единственный видимый Мэттом выход включал в себя стрельбу и человеческие жертвы. Чтобы все люди, которым предстояло погибнуть, погибли не напрасно, Мэтт с силой сжимал зубы и остервенело крутил педали. Времени оставалось мало. Самое большее до рассвета.

Дмитрий бросился в погоню за американцем, а я поспешил на помощь Алексею. Там, в домике смотрителя, не раздавались выстрелы, но исходящие оттуда эманации вызывали воспоминания о мигрени. Явственные и очень яркие, как будто наведенные опытным «психом». Пользоваться Мастерством без меча, в отличие от выпускников Университета, я умел без изъяна. Ведь меч для «психа» лишь средство усиления своих приемов и простой инструмент для уничтожения чужих энергетических структур. Еще Поликарп Матвеевич говорил, что нельзя позволять мечу становиться важнее человека.

В единственной на весь дом жилой комнате сидели трое. Алексея, усевшегося спиной к двери, я узнал скорее по Намерению, нежели по осанке. Вся воинская выправка куда-то исчезла, в плечах появилась сутулость, шея вжалась в тело – не офицер, а подавленный беженец с севера.

На меня сразу наставили револьверы, я же предпочел от греха подальше вжаться в закрывшуюся за моей спиной дверь и напомнить себе, что она открывается наружу, а потому у меня всегда есть возможность сбежать.

– Еще один механик? – с усмешкой спросил человек с дергаными нервными Намерениями, холодным взглядом и неестественно бледной кожей. – Нам был необходим только один, второго можно оставить здесь, про запас. Все в гидроплан не поместятся.

Гидроплан? Незнакомое слово настораживало. «Гидро» – это, понятное дело, вода. Но что означает «план»? И какое устройство подразумевается? Неизвестный вид транспортного средства или же это просто такой специфический жаргон?

Алексей не спеша повернулся ко мне лицом, с облегчением вздохнул и опять продемонстрировал мне затылок.

– Это мой товарищ, – объяснил Островский, обращаясь скорее к бледнокожему, нежели к тому, кого я счел смотрителем маяка. – Мы вместе с ним пробирались в Калифорнию, он для меня как младший брат…

– Брат или не брат, – нахмурился бледнокожий, поигрывая револьвером, – сейчас вам придется расстаться.

Смотритель, услышав слово «брат», крепко задумался, пришел к какому-то выводу и наклонился к уху бледнокожего.

– Мэтр Джонс, может, не ликвидировать его, а использовать как заложника? – услышал я, сосредоточившись на психотехническом подслушивании. – Прошлого механика никто не контролировал, вот он и сорвался. А если организовать, скажем, контролируемую переписку, отправить паренька подальше от берега – глядишь, и польза появится.

– Объясните, пожалуйста, отчего мы должны расставаться? И сколь велика надбавка за подобную изоляцию от близких?

Пожалуй, Алексей немного переигрывал, но понять это можно было, только сравнив его игру с тем, что вытворял сэнсэй, когда пребывал в отличном расположении духа.

– Через час мы улетаем отсюда, – пояснил бледнокожий, доставая из внутреннего кармана мятого пиджака часы. – Поскольку нам нужен был один механик – не два и не пять, – место зарезервировано только одно. Относительно прибавки – не уполномочен. Все вопросы к шефу, по приезде на объект.

Намерения бледнокожего мне не нравились. Идею с заложником он оценил мгновенно, только переиначил ее по-своему, решив тихонько пристрелить меня незадолго до отбытия. Стилевидение подсказывало мне, что стреляет бледнокожий быстро и метко – без меча не стоило и думать провоцировать его на выстрелы. Дмитрий же, вместо того чтобы оперативно разобраться со стариком и спасти мою шкуру, где-то застрял. Я попытался собрать силы и найти его по Намерению, но с открытыми глазами сконцентрироваться должным образом не получилось, а закрывать глаза я побоялся. Поведение напарника в корне противоречило его Стилю, с ним что-то произошло, – рассчитывать приходилось только на свои силы да на те крохи, которые остались от прощального подарка Сугимото.

– Если намерены прощаться, делайте это быстрее, – нетерпеливо высказался смотритель. – У меня еще генератор не заведен, сообщения не отправлены. Десять минут на сантименты – и выметайтесь.

Волна страха, исходящая от смотрителя, спровоцировала мурашки по рукам. Что его испугало, ведь не перспектива же отправки сообщений? Я вопросительно посмотрел на бледнокожего – тот даже не шелохнулся, отменная выдержка. В школе ходили слухи, будто на таких людей Мастерство не действует вообще, через раз или в сильно ослабленном виде, а поинтересоваться у сэнсэя, правда ли это, я как-то не удосужился. Наверное, побоялся выставить себя на посмешище. Воистину, половина всех бед – от страха.

– Приватной беседы все равно не получится, – ухмыльнулся Алексей, поворачиваясь ко мне лицом. Теперь он хотя бы мог использовать для передачи сообщений свою мимику, в дополнение к исходящему от него Намерению, по которому я догадался о его замысле.

– Будем довольствоваться тем, что есть, – в тон ему постарался ответить я. – А когда вернешься, посидим, поговорим по душам.

После намека на чтение Намерений Алексей позволил себе немного расслабиться.

– Значит, так, Ник.

Островский повел зрачками в сторону бледнокожего. Тот отреагировал на мое американизированное имя, причем довольно остро. Намерение, исходящее от бледнокожего, продемонстрировало мне типичную реакцию кратковременной ложной паники. Неужели его шефа тоже зовут Ник? Удивительное совпадение.

– Ты останешься здесь с Мэттом. – Алексей подразумевал Дмитрия, а также радовался тому обстоятельству, что смотритель и его гость подумали о том революционере, чей паромобиль стоял у них под окнами. Второе совпадение имен. Поневоле задумаешься о том, что все вокруг какой-то театр, иллюзия, морок.

– Слушай его, – добавил Островский с интонациями старшего брата. – Слушай и не беспокойся об Алексе, С Алексом будет все хорошо. Алекс получил нужную работу, на которой сможет принести немало пользы и разбогатеть.

Я послушно кивнул. Если Островскому удастся попасть механиком на субмарину, он действительно принесет немало пользы, раздобудет сведения, необходимые для того, чтобы в нужное время на вооружении России появилась такая же подводная лодка. А заодно, быть может, разузнает о военных преступниках, финансировавших строительство пиратской субмарины. И тогда этих негодяев настигнет возмездие, будет суд и кара.

Я еще раз прислушался к окружающим меня Намерениям. Или Дмитрий далеко, или экранировался так, как это на моей памяти делал только сэнсэй.

– Ты, это… – Я попытался изобразить взволнованного подростка, тут даже особо играть не пришлось – волнение проявилось откуда-то изнутри, как будто только и ждало случая выплеснуться наружу. – Возвращайся, не забывай о нас. Мы будем ждать твоих писем и тебя лично.

Бледнокожий насторожился, вернул опущенный было пистолет в горизонтальное положение, даже слегка перепугался, по-моему, – в этом месте Намерения были нечеткими. Значит, где-то я допустил ошибку или вышел из роли. Думай, Николай, думай быстрее. Вот оно – я употребил местоимение множественного числа, а значит, фактически проговорился, что помимо меня Алекса помнит кто-то еще. Из контекста легко предположить, что этим «кто-то» является уже упомянутый Мэтт. Если же утвердиться в этом предположении да вспомнить еще раз, что паромобиль Мэтта стоит в десятке метров отсюда… ох и сложно все получается. Запутаться можно.

Мы обменялись еще дюжиной внешне безобидных фраз, договорились о связи через доктора Ливси, напомнили друг другу об осторожности. Смотритель устал ждать, пока мы наговоримся, и пошел заводить таинственный «генератор», а бледнокожий демонстративно вытащил из внутреннего кармана часы на цепочке и стал их заводить. Для этой операции ему понадобились обе руки, а потому пистолет он отложил на край стола. Задумай мы воспользоваться моментом и напасть, нас бы остановил крохотный «дамский» пистолетик, припрятанный бледнокожим в рукаве. Однако я сделал вид, будто не заметил, что нас уже не держат на мушке, а Островский сидел к бледнокожему спиной и ничего видеть не мог.

– Вам пора, – оборвал прощание смотритель, спускаясь по винтовой лестнице с листком бумаги в руке. – Условленная точка встречи согласована, вот пароли.

Бледнокожий молча взял бумагу, сложил лист вчетверо и запихнул в задний карман брюк.

– Позаботься о пареньке сам. Время позднее, так что в город его не отправляй. Уложи здесь, желательно сразу после нашего отъезда, чтобы не волновался за товарища.

Смотритель, очевидно, сообразил, чего от него требует гость, поскольку моментально побледнел и покрылся холодной испариной. Бледнокожий отстранился от предстоящего убийства. Из предосторожности, не желая вступать в конфликт с революционерами. Учитывая, что паромобиль Мэтта все еще стоял возле маяка, разумное решение, после которого любую проблему, связанную со мной, можно было бы свалить на обитателя маяка. Я с трудом удержался от улыбки.

– А что сказать господину Мэтьюсу? – робко поинтересовался смотритель, пытаясь избежать ловушки. – Он наверняка будет спрашивать…

– Напомни ему, что деньги он уже получил, – отрезал бледнокожий. – Идем, Алекс. Твое богатство долго ждать не будет. А если опоздаем, шеф вообще разозлится.

Упоминание о шефе заставило смотрителя сжаться возле винтовой лестницы, испуганно посмотреть на бледнокожего и замолчать. Я сделал шаг вбок и отошел с прохода. Дмитрий, где же мой напарник? Маловероятно, чтобы продавший Алексея старик его застрелил, с его-то умением уклоняться от пуль. Может, наткнулся на этот… гидроплан? Но тогда надо быть готовым к худшему.

Островский, немного покряхтев для виду, встал на ноги, похлопал себя по карманам и вытащил пистолет.

– Скорее всего, там, куда я еду, он не потребуется, а вот тебе, Ник, на память – будет в самый раз. Бери!

Смотритель скрипнул зубами, а я сделал вид, будто не замечаю угрюмого взгляда бледнокожего, подошел к Алексею и обнял его что есть сил. Сантименты сантиментами, но иногда без них никуда. Потому что как иначе передать Островскому, что Дмитрий отправился преследовать настоящего Мэтта и может случайно встретиться на пути к субмарине. Точнее, к гидроплану.

– Ни пуха ни пера, – прошептал я, размыкая объятия и отступая к дверному косяку.

Когда прижимаешься спиной к стене, это позволяет не беспокоиться за свои тылы. А лицом к лицу смотритель вряд ли мог как-то мне повредить. Особенно после того, как Островский передал мне свой пистолет.

– К черту, – выдохнул Алексей и, незаметно для наших противников, подмигнул мне правым глазом.

Так они и ушли, сначала Островский, затем бледнокожий господин мрачной наружности, мэтр Джонс, если мне не изменяет память. Едва стихло шуршание гравия за дверью, стоявшие в углу комнаты напольные часы пробили одиннадцать. Уж полночь близится, а Дмитрия все нет…

Смотритель явно не знал, как подступиться ко мне, как усыпить мою бдительность, поскольку два пистолета за поясом да репутация человека, перешедшего границу в военное время, заставляли думать о возможной неудаче.

– Я, наверное, могу быть вам полезен. – Мне хотелось воспользоваться его состоянием и обезопасить себя от внезапной атаки. С пистолетами я обращаюсь крайне скверно, но смотрителю знать этого не следовало. – В Салеме я изучал баллистику, тренировался на ганфайтера. Вы только посмотрите, как я умею стрелять…

Выстрел был необходимым условием моего выживания. Звук должен был донестись до ушей бледнокожего, еще не успевшего отойти от маяка слишком далеко. А поскольку рационалисту Нику стрелять ни с того ни с сего незачем – в голове мэтра Джонса просто обязана была возникнуть мысль о моей преждевременной кончине. Интересно, что он скажет Алексею, как объяснит стрельбу?

Моя демонстрация снайперских способностей была настоящей импровизацией, таким фокусом, которым стоило гордиться до следующего подвига. Нет, пистолет я выхватил быстро. Подмастерье в этом отношении может дать простому смертному солидную фору. Сложнее с прицеливанием и нажатием на курок – этим вещам я еще не научился. А все потому, что в школе стрелкового стенда не было и в тир на выходных мы с Пашкой ходили редко.

Не знаю, куда в конце концов ушла пуля, но в тот момент главным было то, что параллельно с выстрелом я применил Мастерство. Применил для того, чтобы создать Воздушную Ловушку, которой смахнул со стола чадящую без присмотру керосинку. Разумеется, стекло разбилось, керосин начал вытекать на пол и угрожать пожаром. Если бы та же Ловушка не потушила фитиль, заполыхал бы весь дом.

– З-замечательно стреляешь, – согласился смотритель, отступая к винтовой лестнице. – Ты не приберешь осколки, а я бы тогда заглушил генератор, чего ему зря горючку жечь?

Если бы он не употребил слово «жечь» или если бы оно случайно не оказалось в конце фразы, я бы ни за что не догадался, с чем у меня ассоциируется пребывание в домике смотрителя. Работающий где-то наверху генератор действительно обжигал меня всего, с ног до головы. Авторы дешевых книжек про Космического Счастливчика серьезно ошибаются, утверждая, что электричество бьет по нашим мозгам. Если бы дела обстояли так, как в книжках, «психи» могли бы работать в сильных электромагнитных полях на одних лишь рефлексах. Нет, от электричества горит вся аура, горит и чешется, словно тело превратилось в мириады муравьев и теперь те беспорядочно ползают в поисках выхода. В доме рационалистов меня оберегало остаточное действие блокиратора, но и тогда приятного во всех этих тестах Яблочкова было мало. Сейчас же моей единственной защитой оставалось расстояние. Должно быть, мое подсознание почувствовало поле раньше меня. Почувствовало и предпочло остановить тело возле самой двери. А мне еще казалось, что это сделано для того, чтобы было легче убегать от бледнокожего пособника Немо. Есть многое на свете, друг Горацио…

Узнав про генератор, я оказался в сложной ситуации. С одной стороны, Намерение предупреждало, что отпускать смотрителя наверх нельзя ни под каким предлогом. С другой же стороны, его обещание отключить генератор выглядело соблазнительно. Пока там, наверху, работал этот дьявольский механизм, любая психотехника давалась с серьезными энергетическими потерями. Задумай я сейчас увернуться от пули – ничего бы из моей затеи не вышло. Даже повторив фокус с пулей и Воздушной Ловушкой, я рисковал свалиться без чувств от энергетического истощения. Было у меня такое на стрельбище во Владивостоке. Помню и к повторению не стремлюсь. Слишком уж полезный опыт.

Пришлось взять инициативу в свои руки, достать второй пистолет и направить его уже на самого смотрителя. Куй железо, пока молот не отняли, любил приговаривать в минуты хорошего расположения духа незабвенный дворник Афанасий. Теперь я, кажется, понимал, что он имел в виду.

При виде второго пистолета смотритель осунуло сгорбился, в считаные секунды превратился в жалкую трясущуюся от страха человеческую массу. Называть его человеком, а тем более личностью, было противно.

– У меня очень острый слух, – пояснил я, делая несколько приставных шагов и усаживаясь на табурет который еще несколько минут назад занимал Алексей. – Поэтому я при работе с механизмами всегда мог сказать, какая из шестеренок скрипит, а какая нет. Так что не делай резких движений – я буду стрелять на любой подозрительный шорох.

Смотритель едва не потерял сознание – об этом я догадался, когда исходящее от него Намерение ненадолго расфокусировалось, стало почти нечитаемым.

– Садись куда придется.

Чтобы он не маячил возле лестницы, пришлось дать команду и ткнуть одним из пистолетов в сторону старого провалившегося диванчика. С такого и «психу» мгновенно не вскочить, чего там говорить про этого труса.

Смотритель осторожно, едва ли не ползком перетек в указанное место и замер, как восковая кукла какая-то. Даже Намерения стали тяжелыми и неповоротливыми. Так всегда бывает с людьми, слишком долго застрявшими на обдумывании одной мысли.

И что я буду делать дальше, подумалось мне, когда в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только мерным тиканьем часов и скорее иллюзорным, нежели взаправдашним гудением генератора. Допрашивать? Так вряд ли такому человеку хоть кто-то доверит настоящий секрет. Отпустить? Тоже нельзя, тревогу поднимет. Застрелить – так я не убийца, чтобы так поступить не с врагом, а с жалкой пародией на человека, даже не думающей о сопротивлении. В этих размышлениях я и не заметил, как к маяку медленной неуверенной походкой приблизился Дмитрий.

Удивительно, но, перескакивая через ограду, Мэтт руководствовался рефлексами своего тела, ничуть не задумываясь о последствиях своего прыжка. Он как будто не знал о ловушках, и его Намерение говорило об опасностях чуть поодаль, но не возле самой ограды. Так что капкан, сомкнувшийся вокруг ледянниковской ступни, оказался для Дмитрия неприятным сюрпризом. Вполне возможно, при помощи Мастерства удачливый мастер успел бы отдернуть ногу, но здесь все обстоятельства сыграли против Дмитрия – темнота, ограда, тщательная маскировка. Если бы капкан попался не во время приземления, когда против тебя выступает даже твоя масса… Если бы.

Стальные зубья пробили сапог, едва не завязли в портянках, но все-таки добрались до кожи и пустили кровь. Инерция бегущего тела дернула ногу вперед, подворачивая ее и тем самым усугубляя ранение.

Добегался, подумал Дмитрий, падая на землю. Стоит Мэтту сообразить, что его противник лишен возможности передвигаться и лежит на открытом пространстве, возможность расстрелять «психа» покажется ему соблазнительной. А тут даже укрыться от пуль негде. Да, Дмитрий был вооружен, но дуэль против двух пистолетов на таких условиях могла закончиться только смертью Ледянникова. Тихо выругавшись сквозь сжатые зубы, Дмитрий изогнулся и нащупал поймавший его механизм. Тот, кто ставил эту ловушку, предусмотрел, что в нее может попасться человек, а потому добавил приспособления, не позволяющие разжать челюсти рычагом. Чтобы освободиться, Дмитрию следовало найти ключ или выломать из капкана пружину. Крохотная Воздушная Ловушка скользнула внутрь запорного механизма. Дмитрий сосредоточился и, преодолевая пульсирующую боль в ноге, изучил замок. Будь у него с собой хотя бы зубочистка, запирающее устройство удалось бы обмануть, но одними только Воздушными Ловушками отпереть замок было не под силу.

Мэтт то ли не заметил произошедшего с преследователем, то ли предпочел не рисковать, но нападения со стороны не было. Решив, что американский революционер уже не вернется, Дмитрий отбросил осторожность в сторону и принял наиболее удобную в его положении позу.

Если не ломать механизм и не отпирать замок, остается только попытаться вытащить ногу из сапога, подумал Ледянников, не найдя ничего, что могло бы стать отмычкой. А чтобы челюсти дальше не смыкались, придется воспользоваться пистолетом.

В качестве распорки кольт подошел идеально. Убедившись, что капкан сомкнуться не в состоянии, Дмитрий взялся за планомерное уничтожение сапога.

– Хорошо еще, что я не поленился, перетряхнул чемоданы и взял с собой нож, – пробормотал «псих», стараясь не думать о том, что нож предложил захватить Николай, в качестве некоей потенциальной замены оставленным в гостинице мечам. В качестве знака принадлежности к «психам» он не подходил никоим разом, на концентрацию энергии или разрушение Намерения работал просто отвратительно, но Николай был прав – лучше вот такой нож, нежели полное отсутствие усилителей Мастерства.

– Вернемся домой, – приговаривал Дмитрий, срезая портянку с ноги, – куплю себе швейцарский складной ножик с дюжиной лезвий. И чтобы среди них обязательно нашлось шило. Будь у меня здесь хорошее сапожное шило, замку бы не поздоровилось. Эх, знал бы куда падать…

Освободившись от сапога и портянки, Дмитрий повторно изучил расположение зубцов и пришел к выводу, что могло быть и хуже. А так даже ахилл не задет – сплошное везение и гримаса фортуны.

Для того чтобы вытащить ногу из капкана, пришлось вспомнить полузабытые школьные уроки по управлению собственным телом. Вряд ли кто-либо, помимо «психа», мог бы так вывернуть ступню, как Дмитрий, – разве что йог, если на секунду забыть, что йоги тоже практикуют некую разновидность Мастерства.

Разумеется, без проблем не обошлось. Чтобы освободиться, пришлось добровольно проделать в ноге длинную царапину, немедленно распухшую и набухшую кровью.

– Достойная расплата за глупость, – вынес себе приговор комиссар, раздумывая, как же теперь он будет передвигаться – на раненой ноге, босиком.

И хотя в Калифорнии в феврале уже весна, со дня на день зацветут мимозы, для прогулок без обуви время не настало. Допрыгав до злополучной ограды, Дмитрий перебрался через нее, осторожно спустился на землю и прикинул расстояние до маяка. Метров пятьсот по прямой, около восьми сотен в обход – по тем местам, где раненая нога не подведет, а открытые места не выдадут посторонним. Интересно, где сейчас Мэтт: побежал спасаться по заранее разведанному пути, вернулся тайком к маяку или же решил сначала вызвать подмогу?

Идти, не опираясь на раненую ногу, да еще босиком было почти невозможно. Вокруг располагались столь богатые залежи грязи, что одного только акра с лихвой хватило бы на небольшое европейское государство в дни ненастья. Пара неверных шагов – и грязь попадает в рану. Пришлось снимать второй сапог, искать в карманах носовой платок, делать из него, в сочетании с портянкой, импровизированную повязку-мокасин.

Выстрел со стороны маяка раздался тогда, когда Дмитрий поправлял развязавшуюся и сползшую повязку в юбилейный десятый раз.

Единственный выстрел и тишина. Сосчитав про себя до десяти, Ледянников отбросил в сторону страхи и беспокойство за товарищей. Их ведь двое, а значит, оба живы. Если бы одного застрелили, второй обязательно использовал бы пистолет, чтобы отомстить, и выстрелов было бы не в пример больше. Но, черт возьми, что там происходит?

Произведя простейшие математические подсчеты, Дмитрий пришел к выводу, что в момент прибытия к маяку повязка развяжется еще двадцать с чем-то раз. Этак он приползет слишком поздно, безо всякой пользы для дела. Идея пришла в голову как-то незаметно, будто сама собой. Проверив, насколько плотно сидит за поясом пистолет, плотно ли закручена крышка от использованной во время дезинфекции фляжки с русской водкой, Дмитрий поплевал на ладони, перекрестился на всякий случай и зашагал к маяку намного быстрее, чем минуту назад. Шел он привычным для каждого архиповского ученика способом – на руках.

Если бы дверь в домик смотрителя открывалась внутрь, напарник вышиб бы ее ударом ноги. А так петли только взвизгнули, будто протестуя против столь варварского обращения, но на этом и успокоились. Уже через секунду на пороге появился Дмитрий, с растрепанной прической, в одном сапоге и с пистолетом в руке. Все его Намерения говорили о большом волнении, перенесенном не так давно фиаско с Мэттом и о беспокойстве из-за отсутствия в поле видимости Алексея.

– Алекс сел в какой-то гидроплан и уехал, – поспешил пояснить я, пока Ледянников по незнанию не испортил впечатления, произведенного на смотрителя моими манерами и отговорками. – Его нанял для работы… эээ… тот самый господин…

Не мог же я в присутствии смотрителя назвать имя Немо. Да, под этим псевдонимом капитан субмарины фигурировал только среди комиссаров, но даже такое упоминание сказало бы смотрителю, что подлинного имени Немо мы не знаем. Совершенно лишняя информация, на мой взгляд, ведь Дмитрий тоже читал мои Намерения и понял все с полуслова Только о том, как выглядит гидроплан, напарник тоже не имел никакого представления.

– Познакомь меня с этим человеком.

Ледянников неожиданно напрягся, подпрыгнул раз, другой, третий… допрыгал на одной ноге до диванчика и уселся по соседству с моим пленником. Только сейчас я увидел, что вторая нога напарника обвязана окровавленной портянкой.

– На самом деле мне его имя еще неизвестно. Я ждал твоего возвращения, чтобы выслушать от него несколько интересных вещей, а потому был не слишком вежлив. Мне очень жаль, – признался я, безуспешно выгоняя из головы панические оттенки тревоги. Дима ранен? Но как? И, главное, кто?

Без меча рассеять Намерение не получилось. На такой трюк и не каждый мастер способен, но попытаться стоило, потому что лицо Дмитрия тут же искривилось от боли. Очевидно, мои тревоги как-то воздействовали на психотехническую анестезию, позволили нервным клеткам ноги донести свои ощущения до клеток мозга.

Обмен взглядами и сквозное подключение к Намерениям друг друга иногда способны заменить полноценное совещание. Смотритель только и успел поднять голову, а мы уже знали, как вести себя дальше.

Заставить этого труса говорить оказалось намного легче, чем заставить его заткнуться. Разумеется, я оказался прав – никто и не думал посвящать смотрителя в серьезные тайны. Более того, после его рассказа я стал подозревать, что на это место специально искали вот такого человека – глупого, исполнительного, запуганного и без способностей к Мастерству. Однако Немо с революционерами совершенно не учли, что такие не слишком сообразительные люди отличаются недюжинной памятью. Наверное, природа подобным образом компенсирует изъяны в интеллекте.

Работая связистом, смотритель пропустил через себя столько секретов, что сейчас даже путался, не зная какой и в каком порядке нам выкладывать.

– Только вот генератор надо все-таки выключить, – заметил он, обрываясь на середине фразы. – На холостом ходу держать его не стоит. Можно я поднимусь и отключу его?

Намерения смотрителя к тому моменту окончательно смешались во что-то паническое, Стиль как будто замерцал, должно быть, тоже от страха. Я вспомнил свои опасения относительно того, что случится, если смотритель поднимется по лестнице, – разве насквозь читаемый и предсказуемый трус способен сделать что-то жуткое? Вряд ли, у него на это не хватит духу.

– Можно и отключить, – неожиданно согласился Дмитрий. – Только ты нам покажешь еще и твой аппарат для передачи сообщений. Радиопередатчик.

Ледянников определенно что-то задумал, в Намерениях напарника появились золотистые искорки интересных идей. В такие минуты я часто жалею, что чтение Намерений отлично от телепатии, которая не то существует, не то является выдумкой газетчиков.

Смотрителя мы пропустили вперед, чтобы показывал дорогу, а также обходил все ловушки, какие там есть. После капкана Дмитрий перестраховывался, а я ему в этом начинании не мешал. Кроме того, наличие за спиной двух вооруженных и решительно настроенных людей дисциплинирует. Особенно таких трусов, периодически забывающих от страха даже связно мыслить.

Стилевидение забило тревогу, когда мы подошли к винтовой лестнице и начали подъем. Сначала смотритель, затем отлично стреляющий, но прихрамывающий Дмитрий и в арьергарде я, пугало с двумя пистолетами, с которыми обращаюсь не лучше какого-нибудь сапожника.

Да, смотрителя подбирали с таким расчетом, чтобы тот оказался дураком, способным передавать информацию с берега на субмарину и от Немо к революционерам. Но те, кто устраивал подобную систему, в отличие от смотрителя, не дураки, а значит, должны были предусмотреть нечто, способное защищать секреты вот в таких ситуациях.

Были ли среди организаторов этой системы связи психотехники или нет, вот какой вопрос донимал меня, пока я неторопливо переставлял ноги со ступеньки на ступеньку. Встревоженное стилевидение подстегивало мышление, провоцировало выделение адреналина в кровь. Что-то выглядело неправильно, несообразно Стилю. Какое-то поведение смотрителя. Отключение генератора? Исполнительность, аккуратность и рассудительность перед лицом большой опасности? У смотрителя?

Трудно сказать, было ли мое озарение запоздалым, или это смотритель переволновался и допустил ошибку. Когда до комнаты с генератором оставалось всего две ступеньки, смотритель сжался от смертельного ужаса и взмахнул левой рукой.

Не знаю, каким образом он привел в действие эту ловушку: нажал на скрытый от постороннего глаза рычаг, замкнул электрический контакт где-то или же задействовал более экзотические механизмы, – но винтовая лестница тут же стала изменяться. Ребристые металлические ступеньки втянулись в стены, обнажив скрываемые под собой гигантские лезвия, не горизонтальные, а чуть наклоненные, градусов на двадцать, не больше. Вам никогда не приходилось стоять одной ногой на остром и скользком лезвии? Мне тоже не приходилось, а вот Дмитрию такой опыт выпал.

Но лезвия оказались только прелюдией, поскольку смотритель тут же странно дернулся, упал и скатился под ноги Ледянникову. Удивительное дело: нам снова повезло, мы не держались руками за металлические перила, по которым – мне сразу стало дурно – неведомое мне охранное устройство пустило электрический ток. На счастье, Дмитрий держал в правой руке оружие. Меня тоже спасли пистолеты; вспомни я о том, что один из них можно без ущерба для нашей безопасности засунуть за пояс, – упал бы на лезвия, скатился по ним вниз. Я посмотрел себе под ноги и увидел, что основание лестницы ощетинилось острыми шипами. Падать нельзя ни при каких обстоятельствах. Спускаться – с предельной осторожностью.

Лезвия, на которых мы стояли, предательски дернулись. Центральный столб, вокруг которого шла лестница, оказался валом раскручивающейся мясорубки. Негуманно, господа революционеры. Ой как негуманно…

Не будь я подмастерьем из архиповской школы, тут бы мой жизненный путь и оборвался. Потерял бы я равновесие и превратился бы в фарш. И Дмитрий тоже превратился бы, не закончи он ту же школу, что и я, хотя как ему удалось перепрыгнуть тело смотрителя и по раскручивающимся лезвиям-ступеням достичь второго этажа, я не представляю. Или это опыт влияет, или обострившийся инстинкт самосохранения.

Впрочем, как эту полосу препятствий удалось преодолеть мне, я тоже помню смутно. Просто побежал наверх по ступеням, и все тут. А про то, как надо ставить ноги чтобы не поскользнуться на гладком металле, совсем уже не говоря об электрических перилах, я и не задумывался. Подумал обо всем этом только наверху, да и то не сразу.

На втором этаже нам тоже пришлось несладко. Пускай ловушка осталась позади и ни один механизм больше не пытался нас прикончить, но генератор мало того что оказался перед нашим носом, но еще и вышел на полную мощность – для раскрутки лестницы-мясорубки требовалось немало энергии.

Владеющий Мастерством поймет наше состояние. Взвинченные, с обострившимися чувствами, переполненные адреналином «психи» рядом с мощным источником электромагнитных полей. Меня словно окунули в кипяток, а затем безжалостно выбросили на лютый мороз. Все нервы словно огнем обожгло. Кажется, я закричал. Закричал и выстрелил из обоих пистолетов. А Дмитрий лежал на полу возле меня, тоже что-то кричал и пытался на ощупь найти выпавший из рук пистолет. За нашей спиной завывал раскрутившийся механизм лестничной ловушки.

А затем все стихло и оборвалось. Неестественный свет тестов Яблочкова погас, пытка электричеством прекратилась.

Я попытался повернуться к Ледянникову, чтобы узнать, в каком он состоянии, но неожиданно для себя выронил оружие. Ноги моментально стали ватными, подогнулись и мягко опустили меня на пол. Вызванный электричеством приступ мигрени прошел, а вот фосфенные пятна перед глазами, наоборот, появились. Так что вместо того, чтобы посмотреть на Дмитрия, я просто взял и потерял сознание.