Перевод - Squirrel
Редактура - Москвичка
Вычитка - Фройляйн
Кит присоединилась к группе гостей, окружавших её тётушку, и вскоре была приглашена на танец молодым человеком, который, пожалуй, мог похвастаться лишь ещё меньшим изяществом манер, чем мистер Девениш.
У Кит просто сердце оборвалось, когда её кавалер неожиданно выпалил свой вопрос.
– Алмазная копь! – выдохнула она. – Все знают, что я владею!.. – она остановилась на полуслове. – О, милостивый боже! Вы же не можете на самом деле иметь это в виду?
Молодой мистер Уолборо по-совиному таращил на неё глаза.
Да, поняла Кит, он действительно имел в виду именно это. Она не обратила внимания на его испуг, вызванный её словами, и присела на ближайшую скамью. И что же теперь делать?!
Мистер Уолборо встревоженно смотрел на неё:
– Пропади всё пропадом! Мама ведь говорила, что это секрет, что вы не хотите, чтобы за вами ухаживали из-за вашего наследства.
Ухаживали из-за её наследства! Кит закрыла глаза и попыталась подавить истерический приступ смеха. Искательница приключений без гроша за душой, за которой ухаживают из-за её наследства!
– Мне очень жаль, что я так обидел вас, мисс Синглтон! Я болван с болтливым языком. Вам не нужно беспокоиться о том, что я знаю. Я упомянул об этом не из злого умысла. В любом случае, уверен, что немногим об этом известно. Я понимаю, что то, о чём мне сообщили, должно находиться в строжайшей тайне.
Кит растерянно смотрела на юношу. Совсем немногие, вот уж действительно! Всё стало на свои места: замечание тёти Роуз о том, что она носит жемчуг вместо бриллиантов, навязчивые ухаживания лорда Норвуда и других джентльменов и не менее навязчивые расспросы мистера Девениша об её секретах.
Мистер Уолборо неловко замер на месте.
– Могу я принести вам стаканчик чего-нибудь? Или вы хотите, чтобы я привёл вашу тётушку?
Кит его не замечала. В голове у неё вихрем проносились мысли. Должно быть, почти все в свете уверены в том, что она богата. Вот причина того, почему столько людей настроены так дружелюбно и приветливо по отношению к юной незнакомке. И дело тут вовсе не в «благородстве» общества – эти люди ничем не отличались от других, тех, с кем она сталкивалась по всему миру. Деньги делали все дорожки гладкими, все речи – льстивыми, всех незнакомцев – дружелюбными.
Они воображали, что она богатая наследница! Над этим можно бы и посмеяться, если бы всё это не было так пагубно для её плана. Но откуда взялись столь возмутительные слухи? Такая нелепость, куда уж больше – алмазная копь! И как ей теперь выпутываться из положения?
Кит подняла взгляд на удручённого молодого человека, который с подавленным и несчастным видом неловко нависал над нею. Она подавила очередной приступ полуистерического смеха. Юный мистер Уолборо слишком хорошо осознавал, что упустил возможность заполучить богатую наследницу.
– Если вам нетрудно, проводите меня к моей тёте, мистер Уолборо, – попросила Кит. – Мне кажется, у меня разболелась голова.
Как только они добрались до дома, Кит завела разговор с Роуз Синглтон.
– Тётя Роуз, молодой Уолборо спрашивал меня об алмазной копи.
– Гм, правда, дорогая? – отозвалась Роуз, подхватывая размотавшийся шарф, почти соскользнувший на пол.
– Видимо, он в это верит. На самом деле, похоже на то, что множество людей верит в то, что я владею алмазной копью.
– Ну да, – взглянув на лицо племянницы, Роуз нахмурила брови. – А в чём дело? Я знаю, вы не хотели, чтобы это стало общеизвестно, но такие новости быстро распространяются.
– Но почему люди уверены, что я владею копью, полной алмазов?
– А разве это не алмазы? Уверена, что это именно так, я бы запомнила, если бы речь шла о рубинах или изумрудах. Или о сапфирах – сапфиры так изумительно подошли бы к твоим глазам. Но нет, я совершенно уверена, что он говорил об алмазной копи.
– Кто говорил?
Роуз нахмурилась.
– Твой отец, конечно! Кто же ещё?
Кит на мгновение закрыла глаза. Папа! Кто же ещё!
– Мой папа говорил вам, что владеет алмазной копью?
– Подожди-ка, я принесу письмо, – Роуз прошла в гостиную, где стоял небольшой шератоновский письменный стол. Она порылась в кипе бумаг на столе, потом повернулась и раздосадовано оглядела комнату. – Ну и куда оно подевалось? Нельзя не согласиться с тем, что вещи в этом доме никогда не находятся на своих местах.
– О, ничего страшного, – сказала Кит. – Рано или поздно оно найдётся. А теперь, дорогая тётушка, не могли бы вы напомнить мне кое-что? Где, по папиным словам, находится эта алмазная копь?
Тётя Роуз в изумлении посмотрела на неё.
– Разве ты не знаешь, где она находится? Как странно. Но я полагаю…
– Где алмазная копь? – мягко напомнила Кит.
– Ну как же, конечно, в Новом Южном Уэльсе. Где же ещё?
В Новом Южном Уэльсе? Алмазная копь в Новом Южном Уэльсе? На краткое мгновение Кит прикрыла глаза. Конечно. Это было так похоже на её отца – блеснуть словцом в разговоре, бездумно приукрасив действительность, вроде того, как это случилось в этот раз. Совершенно неправдоподобно, нелепо, смехотворно приукрасив.
Кит сделала глубокий вдох и разжала кулаки. В конце концов, неправильно, не говоря уже о том, что совсем не по-родственному, а кроме того, откровенно невозможно, желать смерти уже умершему отцу!
– Или я ошибаюсь, моя дорогая? – взволнованно спросила Роуз. – Но где ещё ей быть, как не там, где ты живёшь, разве не так? Мой друг мистер Харрис тоже думает, что это безмерно странное место для алмазных копей. О, где же это несчастное письмо?
– Вы сказали своему другу мистеру Харрису, что я владею алмазными копями в Новом Южном Уэльсе? О, тётя Роуз! Как вы могли? Как кто-то мог поверить во что-то столь фантастичное. И нелепое! Новый Южный Уэльс – крохотная, борющаяся за существование колония заключённых. Колония каторжников, во имя всего святого!
Кит сделала глубокий вдох, обдумывая сложившееся положение. Всё шло так гладко, так хорошо, как будто это не был один из папиных планов. И вот, внезапно, у неё оказалась несуществующая алмазная копь, каким-то образом вписывающаяся в уже невозможный к осуществлению план! Всё было очень похоже на старые времена.
Вдруг её чувство юмора пришло ей на помощь. Кит повалилась в кресло, разразившись хохотом.
– Но что тут неправильно, моя дорогая? – нерешительно осмелилась спросить Роуз. – Могу поклясться, что твой отец объяснил мне всё именно так. И его письмо, в котором он это сделал, совершенно точно пришло из Нового Южного Уэльса. – Тётушка расстроено огляделась вокруг. – Если бы только я нашла это письмо. Для меня совершеннейшая загадка, куда в этом доме пропадают вещи. – Она подняла синюю атласную подушку и с надеждой заглянула под неё, но письма не оказалось и там.
– Нет, – смех погас в глазах Кит. – Папа начал мне рассказывать о том, что написал вам, но умер. Я знаю только то, что он просил меня сделать. Я должна была знать, что в его схеме есть и другие стороны.
– Схема. Как странно ты это называешь, – задумчиво заметила Роуз. – Полагаю, все родители строят планы насчёт выхода своих дочерей в свет, но называть это схемой всё-таки очень странно. Но ведь твой отец никогда не выбирал простых путей, верно? – Она печально вздохнула и разгладила поверхность подушки, которую всё ещё держала в руках.
Кит с любопытством взглянула на тётушку, задумавшись над тем, возможно ли, чтобы тётя Роуз по-прежнему испытывала к её отцу какую-то привязанность, и, немного погодя, спросила:
– Тётя Роуз, многим ли людям вы рассказали о моём наследстве?
– О боже, нет. Это было бы ужасно невоспитанно. Нет, нет. Я только упомянула об этом – конечно, по секрету – одному или двум очень сдержанным на язык друзьям.
Кит с сомнением взглянула на неё:
– Ну, может быть, всё ещё и обойдется, но если кто-нибудь спросит меня…
– Господи, дитя, ты не должна мучить себя из-за такой ерунды. Никто и не подумает спрашивать тебя, – ужаснулась Роуз. – Спрашивать юную девушку? Как будто ты что-то можешь знать о делах своего отца! – Она засмеялась. – Что за глупость!
Кит прикусила язычок. Она провела целый вечер, отвечая на вопросы о своём наследстве. Но ей не хотелось расстраивать Роуз рассказами об этом.
Для Кит оставалось тайной, почему представителям светского общества казалось стыдным иметь какие-либо деловые интересы. Она считала, что занятие коммерцией или, как это общепринято называть, торговлей, – хороший способ достижения безопасности, уверенности и процветания. Но даже её отец считал это вульгарным. А ведь он был карточным шулером.
Роуз склонилась к ней и похлопала по колену.
– Не тревожься об этом, моя дорогая. Если история об алмазных копях в Новом Южном Уэльсе неверна, я просто скажу своим друзьям, что ошиблась, и всё наладится.
Кит открыла было рот, чтобы заспорить. Она могла и не вращаться в избранных кругах высшего общества раньше, но кое-что о людях знала, в том числе и то, что человек, объявляющий себя неболтливым, почти никогда на самом деле таковым не является. Алмазная копь в колонии каторжников была нелепой идеей…
– Да, это очень правильное намерение, тётя Роуз, – заявила решительно Кит. – И если кто-нибудь упомянет об этом, я надеюсь, вы будете всё уверенно отрицать и объясните, что ошиблись. Будет ужасно, если люди подумают, что мы их обманывали.
Кит понимала, что это ничего не изменит. Люди верят в то, во что хотят верить. Алмазная копь была в их мыслях фактом состоявшимся, который не изменят отрицания, сколько бы их ни было. Но когда правда выплывет наружу, а это неизбежно произойдёт, по крайней мере, все вспомнят, что Роуз всегда отрицала, что ей что-либо об этом известно.
– Да, дорогая. Так и сделаем. Я всё объясню, – тётя Роуз лучезарно улыбнулась и положила атласную подушку на место. – Ну что ж, моя радость, у нас был очень тяжёлый вечер и нам, леди, нужно отдохнуть, чтобы оставаться красивыми. Сладких снов, дорогая, – Роуз нежно поцеловала «племянницу» в щёку и поплыла наверх, и следом за нею тянулось по полу несколько шарфов.
Кит проснулась рано. На улице было ещё темно, бледные тонкие утренние лучи едва забрезжившего рассвета еле тронули тёмные крыши, отражаясь от них слабым, тусклым мерцанием.
Она знала, что разбудило её. Беспокойство. Она всегда просыпалась перед рассветом, когда её что-то тревожило. А этим утром оснований для беспокойства у неё было более чем достаточно.
Вопросом, прежде всего обеспокоившим её пробуждающийся ото сна мозг, должен был стать вопрос об алмазной копи, но по странной причине первой оказалась мысль о мистере Девенише: перед внутренним взглядом Кит всплыло лицо мистера Девениша, обнаружившего пропажу своей галстучной булавки в виде феникса.
Кит открыла глаза. Почему, во имя всего святого, она допустила такую ошибку – с таким мужчиной? И в такой ситуации. Это было порочно, глупо, чересчур рискованно. Но дело сделано и теперь ничего не поправишь.
И, кроме того, у неё были другие заботы. Каким-то образом ей придётся решать, как выпутываться из неприятностей, связанных со слухами об этой несчастной алмазной копи.
Кит натянула одеяло на голову и застонала.
Она собиралась войти в лондонское общество, едва потревожив его, остаться в нём почти незамеченной, а потом так же тихо покинуть, выполнив свою задачу. Кит не собиралась привлекать к себе внимание. Теперь она была бриллиантовой наследницей. Из колонии каторжников на другой стороне света! Алмазы в тюрьме! Кто не нашёл бы такую комбинацию интригующей?
Кит снова застонала. Это было одно из тех нелепых приукрашиваний, которые доставляли удовольствие её отцу. Это было в его духе – втайне посмеяться над теми, кто не слишком о чём-то осведомлён. Но отец послал её отомстить за него. И всё же, разрабатывая такой план, ему, конечно, не следовало рисковать, выдумывая столь глупую шутку. Нет, должно быть, у Роуз имеется какое-нибудь старое письмо с изложением обычных выдумок отца, позволяющих ему сохранить лицо. Тётушка перепутала его с письмом из Нового Южного Уэльса, сообщающим о предстоящем визите Кит.
В независимости от того, откуда взялись такие сведения, ущерб уже был нанесён. И Кит придётся разбираться с этим. Не похоже, чтобы у неё был выбор.
Между тем, она чувствовала необходимость вернуть ясность мысли. Ей нужна добрая прогулка верхом на свежем утреннем воздухе.
Мистер Девениш пребывал в плохом настроении. Он проспал всего несколько часов и проснулся с раскалывающейся головой – без сомнения, последствия выпитого бренди. Хьюго злился на себя – прошли годы с тех пор, как он просыпался с головной болью из-за выпивки.
Головная боль усиливалась по мере осознания того, что он провёл вечер совершенно бесполезно, – всё то немногое, что он узнал о дочери Синглтона, в сущности, сводилось к нулю.
Всё казалось простым и ясным: поговорить с девушкой, узнать, где жил её отец и начать расследование оттуда.
Но Кит Синглтон оказалась самым непонятным, самым легкомысленным и вызывающим крайнее раздражение человеком, которого он только встречал за долгие годы. Если бы она не была такой безмозглой, он бы… он бы…
Мистер Девениш выругался и потянул кисть звонка, чтобы позвать своего камердинера.
В этот никуда не годный вечер случилась и ещё одна, отчаянно злившая его неприятность. Как, во имя всего святого, могла безмозглая дурочка посреди бальной залы вызвать в нём возбуждение?
Должно быть, это из-за бренди.
Эти скупые Парсонсы подают своим гостям некачественный бренди! Да, в этом всё дело. Всё из-за второсортной выпивки: головная боль, плохое настроение… девушка.
Взгляд Хьюго упал на беспечно брошенные на прикроватный столик вещицы из набора, и его лицо помрачнело ещё сильнее. Его золотые часы с изображением феникса, поблёскивавшего рубиновыми глазами. Проклятье, на столе должно быть два предмета, а не один! Превосходное завершение превосходной ночи! Он потерял свою рубиновую булавку для галстука в виде феникса!
Хьюго заметил её исчезновение, как только вернулся домой и снял галстук. Он сразу же послал слугу с запиской к Парсонсу. Часом позже ему сообщили, что слуги искали, но не обнаружили ничего похожего на его булавку. Должно быть, он обронил её на улице.
Проклятье, он потерял её! Ко всему прочему, это была его любимая булавка. Хьюго сам сделал эскиз, как напоминание о том, что то, что разрушено, не имеет значения, всегда можно заново наладить свою жизнь.
Мистер Девениш лёг обратно в кровать и попытался вспомнить, когда в последний раз видел свою булавку. Но вместо этого поймал себя на мыслях о мисс Синглтон… Он поспешно сел.
Пропади она пропадом! Это очень возмущало – возбуждаться при мысли об этой маленькой простушке!
Хьюго мог воспроизвести в памяти каждое мгновение, когда его тело касалось её: от того первого момента, когда он взял у неё танцевальную карточку, и до того момента, когда они встретились в танце, до каждого мимолетного касания их рук. И до того вальса, когда он обнаружил, что на самом деле возбуждён…
Хьюго застонал, вспомнив об этом. Такого с ним давно не случалось, начиная с тех пор, как он был зелёным юнцом…
Он закрыл глаза. Проклятье, его тело всё ещё помнило, как его коснулось маленькое, стройное тело мисс Синглтон, когда после ужина она споткнулась и упала на него.
Хьюго решительно заставил себя сосредоточиться.
И обнаружил, что в его памяти всплывает первый случай, когда его карманы были обчищены в бытность его ещё юношей в Марселе. И о попытках карманных краж, предпринятых с тех пор…
Хьюго напрягся при мысли, которая вдруг вспыхнула в его мозгу. Он в течение нескольких мгновений обдумывал её, а затем потряс головой.
Нет! Это чепуха! Благородные, воспитанные деви́цы из высшего общества не крадут булавки для галстука у своих соседей по ужину. Это невозможно. Для начала девица даже не была достаточно умной…
Вот только… мисс Синглтон умудрилась протанцевать с ним два танца и просидеть весь ужин рядом, не выдав при этом никаких сведений о своём происхождении. Могла ли безмозглая курица проделать такое? У него не было большого опыта общения с такими девицами. Но поразмыслив немного, Хьюго пришёл к выводу, что безмозглая курица скорее болтала бы без умолку и сообщила бы все наискучнейшие подробности о своей семье и доме. Правда, может быть, шепелявость заставила её внимательней относиться к тому, что она говорит.
О, но это же нелепо. Его булавка просто где-нибудь упала.
Мистер Девениш чувствовал себя отвратительно. Голова у него просто раскалывалась. Во рту ощущался кислый привкус, причём разных оттенков. Нелепо воображать, что юная леди, вышедшая в свет, – опытный карманник, как марсельская крыса на причале. Ему нужна небольшая прогулка на холодном утреннем воздухе, чтобы в голове немного прояснилось.
Прибыл его камердинер, которому тут же были даны указания: принести кружку эля, приготовить лосины мистера Девениша для верховой езды и послать за конюхом, чтобы тот седлал Султана и подвёл его к дверям. Мистер Девениш собирался прогуляться верхом.
Несмотря на столь ранний утренний час, улицы были очень многолюдны и, как обычно, полны жизни: извозчики с грузом капусты и картофеля, ручные тележки, заваленные цветами, тачки, набитые старой одеждой, носильщики, тащившие корзины с кукурузой или таинственные коробки, булочники со свежими горячими пирожками, балансирующие с подносами на головах, слуги, торопящиеся выполнить поручения своих хозяина или хозяйки, нищие, грохочущие своими жестянками, мальчишки, путающиеся под ногами, снующие здесь и там, случайные поздно возвращающиеся картёжники и один или два пьянчужки, неустойчиво продвигающиеся к местам своего проживания.
Мистер Девениш едва ли замечал их. Всё его внимание занимала лошадь, Султан, огромный чёрный жеребец с блестящей шерстью и горделиво изогнутой шеей. Конь гарцевал, нетерпеливо перебирая ногами, выказывая большое воодушевление и излишнюю весёлость, сперва напав на мальчишек в одном месте, затем напугав парнишку мясника с его тележкой в другом, а потом он вдруг попятился, испугавшись собаки, подбежавшей близко к его копытам, бочком затанцевал по мостовой, неодобрительно тряся головой на развевающиеся юбки парочки горничных, спешащих куда-то с корзинками в руках.
Мистер Девениш улыбнулся, наслаждаясь озорными шалостями Султана. Жеребец всегда был послушен Хьюго, но сейчас лошади – так же, как и хозяину – была просто необходима хорошая скачка.
Парк, в отличие от улиц, был почти пустынен. Праздные светские гуляки ещё не вставали, а у остальных было слишком мало времени, чтобы без дела болтаться в парке. Утренний холодный воздух освежал и бодрил. Мистер Девениш сделал глубокий вдох, наслаждаясь колкостью воздуха, наполнившего его лёгкие.
Султан становился на дыбы и хрипел, полный истового стремления помчаться вперёд. Мистер Девениш пришпорил коня и, поскольку вокруг никого не было, предоставил жеребцу свободу движения, наслаждаясь разницей между теплом и силой возбуждённого животного под собой и потоком холодного воздуха, пронизывавшего его тело. Цокот копыт Султана по дорожке эхом отдавался в окружающей тишине.
Жеребец промчался мимо пары кроликов, грызущих сладкую, влажную траву. Напугал нескольких птичек, клевавших хлебные крошки, оставленные накануне кем-то из детей. Проскакал мимо двоих мужчин в грубых пальто, прятавшихся за кустами рододендронов. Эти двое вышли было, когда он приблизился, но поспешно отступили, как только Султан с шумом двинулся в их сторону. На мгновение жеребец заинтересовался, что это они там делают, но вскоре забыл о них, поскольку отклонился в сторону в попытке избежать встречи со стадом возмущённых гусей.
Через некоторое время и человек, и лошадь тяжело дышали, и мистер Девениш мог с уверенностью заявить, что как и ему скачка позволила вымести всю паутину из мозгов, так и его коню удалось освободиться от избытка энергии. Хьюго позволил Султану замедлить ход до лёгкого галопа и улыбнулся. Одним из качеств, которые он так ценил в своей необыкновенной лошади, была её способность легко менять аллюр. Хьюго глубоко вдохнул. Он чувствовал себя освежённым, взбодрившимся, живым. И голодным. Он услышал, как в отдалении уверенным и быстрым галопом скачет другая лошадь.
Мистер Девениш огляделся вокруг и увидел всадника – леди в простой тёмно-синей амазонке и в низко надвинутой чёрной шляпе. Ещё один любитель рано вставать. Вскоре парк начнёт заполняться другими людьми, которые, подобно ему, предпочитали относительный покой раннего утра заполненным толпой модным дневным часам.
Хьюго наблюдал за всадницей. Необычно для дамы подниматься так рано. Но вскоре он понял, что эту женщину нельзя отнести к разряду обыкновенных. Большинство леди, которых знал Хьюго, предпочитали либо неспешно прогуливаться на своих лошадях, либо, по большей части, скакать лёгким галопом. Эта женщина неслась во весь дух. Энергично и немодно, так же, как он и Султан. Лошадь, на которой она скакала, была неказистой. Хьюго это заметил со всей ясностью, даже с такого расстояния, но тем не менее верхом эта дама смотрелась волшебно. Он никогда не видел у леди лучшей посадки. Наверняка она, что называется, родилась в седле. На мгновение Хьюго задумался, а леди ли она. Насколько он мог видеть, никакой грум её не сопровождал.
Мистер Девениш пожал плечами, медленно развернул лошадь и поехал обратной дорогой.
Внезапно Хьюго услышал, что мерное цоканье копыт другой лошади затихло. Он бросил через плечо короткий взгляд, выругался, развернул Султана кругом и помчался назад, по только что пройденному пути.
Два бродяги в грубых пальто, которых он встретил раньше, напали на женщину. Один из них схватил лошадь под уздцы и старался перехватить у всадницы управление. Та сражалась изо всех сил, колотя злодея стеком по голове и по рукам и всё время принуждая лошадь двигаться. Кобыла пятилась назад и хрипела, но не могла вырваться. Другой мужчина схватил женщину за юбку амазонки и тянул вниз, пытаясь стащить наездницу с седла.
Хьюго позволил себе выругаться и пришпорил Султана, посылая в более быстрый галоп.
Женщина высвободила ногу, которая была зажата передней лукой седла, и с силой ударила ею второго негодяя. Тот, взвыв, покатился назад. Когда же до слуха Хьюго помимо воплей боли донеслись угрозы, которыми мерзавец осыпáл пнувшую его женщину, кровь у него разом закипела и он закричал:
– Прекратите, вы, бродяги! Оставьте леди в покое! – Какая жалость, что он не носит шпор!
Оба лиходея оглянулись. Женщина, получив внезапное преимущество из-за того, что они на мгновенье отвлеклись, развернула лошадь, стремясь побыстрее ускакать. С силой нанеся последний гневный удар стеком по голове первого нападавшего, она пришпорила лошадь и понеслась прочь.
– Хорошо сработано, мадам, – прокричал Хьюго и, повернув Султана прямо на бандитов, ударил пятками коня и послал его на разбойников в грохочущем галопе. Те испугались и побежали.
Сперва Хьюго собрался было начать преследование, но решил, что важнее убедиться, что женщина не пострадала. Без сомнения, она крайне расстроена случившимся, хотя и показала себя храбрым бойцом. Он не сомневался в том, что должен предложить ей сопроводить её домой.
Хьюго последовал за всадницей. Она быстрым галопом мчалась к ближайшему выходу, но её лошадь не представляла собой ничего особенного, и Султан скоро догнал её.
Всадница быстро взглянула через плечо, когда он подъехал ближе, и к его удивлению, заставила лошадь прибавить скорость.
– Все в порядке, мадам, – окликнул Хьюго. – Я не причиню вам вреда.
Ответом ему было только то, что она вонзила пятки в круп лошади, заставляя её скакать ещё быстрее.
– Я друг, – крикнул Хьюго, решив, что женщина, возможно, запаниковала. – Моё имя Девениш, мадам. Я просто хочу убедиться, что вы не пострадали.
– Со мной всё в порядке, спасибо вам большое. Пожалуйста, не беспокойтесь, – прохладным тоном бросила она через плечо.
Хьюго направил Султана так, чтобы тот двигался бок о бок с её лошадью.
– Я намерен сопроводить вас в безопасности до дома, и никакие ваши слова не изменят этого, – твёрдо заявил он.
Он искоса взглянул на неё, желая увидеть лицо, но не смог. На ней была густая тёмная вуаль. Без сомнения, чтобы защитить цвет лица. Многие леди так делают. Это также защищало от любопытствующих взглядов. Хьюго находил ореол таинственности, создаваемый вуалью, очень интригующим. В любом случае всадница не давала ему ни малейшего шанса разглядеть её, и по-прежнему отворачивалась. Хьюго скакал позади неё с лёгкой улыбкой на губах.
Мистер Девениш решил, что она не принадлежала к его классу, а если и принадлежала, то переживала не лучшие времена. Об этом говорил её простой, старомодный и слегка потрёпанный, хотя и безукоризненно чистый и выглаженный костюм. Женщина была маленькой и стройной, с тёмными волосами. Кудрявые завитки выбились из-под основания её коричневой шляпки для верховой езды с закрученными полями. Также она была молода и, возможно, привлекательна, если судить по её грациозности и нежному сливочному цвету шеи, единственного небольшого участка кожи, который она оставила неприкрытым.
Хьюго не мог видеть, носила ли она кольцо, этому мешала пара йоркских желтовато-коричневых перчаток на маленьких руках, крепко сжимавших поводья, – более крепко, чем требовалось, слишком крепко для такой опытной и умелой всадницы. Он пригляделся повнимательней. Ага, её руки дрожали, хотя и совсем чуть-чуть. Всё-таки она была напугана, хотя и не собиралась этого показывать. Он преисполнился восхищения. А она отважна, эта женщина.
– Вы не должны бояться назойливости с моей стороны, мадам, – мягко заметил он. – Я просто хочу убедиться, что вы в безопасности.
Она даже не замедлила ход.
Хьюго начал понемногу сердиться. Он был её спасителем, ну, или был бы им, если бы она не сумела защитить себя сама. Меньшее, что она могла сделать, – это поблагодарить его. Хотя, напомнила ему его совесть, она поблагодарила его, вполне учтиво, но этого было недостаточно. Он хотел встречи лицом к лицу. Да, он хотел, причём просто отчаянно, увидеть её лицо.
– Моё имя Девениш, мадам, – повторил он. – И я провожу вас домой.
Ответом был раздражённый звук – и только. Всадница по-прежнему отворачивалась от него.
Хьюго заставил Султана подъехать немного ближе, пытаясь мельком увидеть её лицо под лёгкой вуалью. Женщина тоже пришпорила лошадь и не оборачивалась. Губы Хьюго изогнулись в усмешке при виде такой решительности. Играла ли она в некую игру или была искренна? Целомудренная женщина, в соответствии с правилами приличия отказывающаяся говорить с посторонним мужчиной, или хитрая лисица, соблазняющая охотой?.. С её посадкой она должна быть великолепной охотницей, подумал он.
– Вы отлично держитесь в седле, – заметил Хьюго.
Женщина не ответила. Так они и скакали до самого выхода из парка, и здесь им пришлось замедлить ход из-за скученного движения на улицах. Теперь вести беседу стало легче.
– Мне кажется, вы ездили верхом бόльшую часть своей жизни. Не думаю, что когда-либо встречал леди, которая держится в седле так же хорошо, как и вы, – заметил Хьюго. – Даже более того, я впечатлён тем, как вы справились, не вставая с места, с двумя хулиганами, пытавшимися стащить вас с лошади.
Она пожала плечами, по-прежнему не оборачивалась к нему.
– Вы знаете, что им было нужно? Может быть, деньги? Они говорили что-нибудь?
Молчание.
– Я доложу об этом случае попечителям парка.
Всадница, казалось, заколебалась.
Хьюго добавил:
– Я поговорю с ними, как только увижу, что вы в безопасности дома.
Из её горла вырвался лёгкий возглас. Раздражения? Или признательности?
Хьюго подавил улыбку. Он был твёрдо намерен увидеть лицо леди и вновь услышать, как она говорит, и чем скорее она поймёт это, тем лучше для них обоих. Она была храброй, упрямой, своевольной и энергичной, и как ему думалось, возможно, очень привлекательной.
Хьюго почувствовал всплеск интереса, интереса мужчины к женщине. Да, дело именно в этом, – подумал он. Без сомнения, он слишком долго обходился без любовницы. К тому же он не сомневался в том, что именно поэтому прошлой ночью почувствовал такое безграничное влечение к деви́це, только что выпорхнувшей из классной комнаты. Деви́це, которая не умела вести беседу, страшно шепелявила, не имела никакого опыта поведения в свете и обладала раздражающей привычкой обращаться с ним, как с восьмидесятилетним стариком.
Он искоса взглянул на свою молчаливую компаньонку, не желавшую его общества. Она вовсе не вела себя, как особа легкомысленная, и определённо не делала попытки пленить его. С другой стороны, эта женщина очень умело играла в кошки-мышки. Умная куртизанка знает, что большинство мужчин привлекает роль охотника. Была ли она добропорядочной женщиной, стремившейся сохранить инкогнито, столкнувшись с незнакомцем, или нарочно вела себя так, чтобы вызвать у него интерес таинственным поведением?
Респектабельная женщина или нет, мистер Девениш был чрезвычайно заинтересован.
– Вам нет необходимости беспокоиться, – сказала она наконец. – Я почти дома. Ещё раз благодарю вас за помощь.
Она по-прежнему отказывалась смотреть на него.
Хьюго улыбнулся. Её раздражало его присутствие. И если судить по её речи, она была леди.
– Это доставляет мне удовольствие, – ответил он вкрадчиво. – Но я не могу бросить в одиночестве женщину, только что испытавшую такое потрясение. Я провожу вас до самого порога вашего дома.
Всадница вновь издала короткий звук – на этот раз в нём безошибочно угадывалось раздражение.
– Не нужно меня никуда провожать. Я совершенно не расстроена. Я сталкивалась с грабителями и раньше и выходила живой из худших ситуаций. Мне не нужна помощь, благодарю вас. И буду благодарна вам ещё больше, если вы оставите меня!
Пока она говорила, Хьюго мельком смог увидеть её профиль, и хоть и не понял, кто перед ним, почувствовал пронзивший его трепет узнавания.
– Вы сталкивались с грабителями и раньше? – спросил он и, приблизившись, схватил поводья её лошади.
– Да, – отрывисто бросила она. – Однажды в Джайпуре, когда мне было четырнадцать! Теперь имейте уважение и немедленно отпустите мою лошадь!
Мистер Девениш не сделал ни единого движения, чтобы выполнить её просьбу, и прежде чем он успел осознать её намерения, всадница подняла свой стек и, к его изумлению, ловко опустила прямо ему на руку. С проклятьем Хьюго отпустил поводья, а она, обретя свободу, поскакала прочь.
Хьюго уставился вниз на отчётливую красную отметину на своём запястье. Она причинила ему небольшóй вред, но, проклятье! Девчонка ударила его! Она на самом деле ударила его. Совершенно так же, как если бы он был настолько же бандитом, как и те двое в парке.
Он бы рассмеялся, если бы не был настолько потрясён. Потому что, когда она повернулась, чтобы нанести ему неожиданный удар, Хьюго мельком, всего на секунду, увидел её лицо через вуаль.
Его деви́цей, попавшей в беду, оказалась мисс Синглтон, мисс Кэтрин Синглтон, девчушка со школьной скамьи, не способная вести беседу, – ну, хотя бы в этом она последовательна, печально размышлял он.
Но какого чёрта юная деви́ца, подобная мисс Синглтон, делает, выезжая на рассвете верхом в парк и без сопровождения? Утром, после того, как она танцевала всю ночь, не меньше. Причём одетая в костюм для верховой езды, больше подходящий для служанки, а не для неё самой.
Хотя одна вещь была понятна. Намерения мужчин в грубых пальто больше не являлись тайной – их цель считалась владелицей алмазной копи. Эти дураки, должно быть, ожидали, что она носит бриллианты с собой. Или, возможно, им нужен был выкуп.
Мистер Девениш ехал медленным шагом, хмурясь своим мыслям, избегая столкновений с тачками, пешеходами и ручными тележками, которые он едва замечал. Грабители поджидали её. Это означало, что у неё, должно быть, есть привычка выезжать верхом в столь ранний час.
Странное поведение для девчушки, только что покинувшей школьные стены. Тем более странное для наследницы. Возможно, именно для того, чтобы отпугнуть возможных грабителей, она и носила такой потрёпанный костюм для верховой езды. Но ей на самом деле следовало взять с собой для защиты, по крайней мере, грума. Всё это было очень необычно и странно.
Вернувшись домой, мистер Девениш потребовал горячей воды и завтрак. Сидя над куском бифштекса, он размышлял. Какого дьявола богатая молодая женщина разъезжает на некрасивой рабочей лошади из платной конюшни? Люди с положением, такие, как она, конечно, достаточно понимают в лошадях, чтобы требовать лучшего.
И Роуз Синглтон всегда была ярой сторонницей соблюдения правил приличия – так почему же она не обеспечила племянницу сопровождающими? Боже милостивый, да мисс Синглтон снова может встретиться с грабителями! Он вдруг вспомнил её слова. Она встречалась с грабителями и раньше. В Джайпуре, когда мне было четырнадцать!
Джайпур! Хьюго был совершенно уверен, что Джайпур – это королевство или султанат где-то в Индии. А если это так… Индия была знаменита своими драгоценными камнями. Может быть, этой мифической алмазной копи в Новом Южном Уэльсе и не было, в конце концов, но в Индии…
Однако что такого делала мисс Синглтон, чтобы быть преследуемой бандитами в Индии в том возрасте, когда ей следовало пребывать в безопасности в классной комнате, вышивая и упражняясь в игре на фортепиано?
Мистер Девениш оттолкнул остатки завтрака и осушил кружку эля. Теперь, внезапно, его подозрения о том, как он потерял свою булавку для галстука, не показались ему такими уж нелепыми.
Он отправился на верховую прогулку, чтобы вернуть себе ясность мысли, но когда вернулся, голова у него оказалась полна вопросов без ответов!
Главным из них был вопрос о том, кто же такая, ко всем чертям, Кэтрин Синглтон? Потому что сейчас он был до конца уверен, что она не была обычной маленькой дебютанткой, каковой представлялась.
Никакое дитя, выпорхнувшее из классной комнаты, не смогло бы отразить нападение с такой храбростью и несколькими мгновениями позже казаться настолько хладнокровной. Такое самообладание приходит с годами или… с опытом.
И не было ни единого признака шепелявости. И жеманства, в конце концов.
Всё это очень раздражало. Хьюго рассчитывал, что прокатится верхом и выветрит все мысли о тревожащей и вызывающей раздражение мисс Кэтрин Синглтон из головы, и вот, пожалуйста! Теперь её окутывала ещё более плотная завеса таинственности, чем прежде.
И что хуже всего – его встреча с нею в парке ни сколько не уменьшила влечения, которое он испытывал!
Напротив!
Он был ещё более заинтригован – и, да, – испытывал ещё большее влечение, чем раньше.
Проклятье!