Бледные короли и принцы

Глава 13

Я возвращался в мотель. Так как путь пролегал на запад, а день клонился к закату — солнце светило в ветровое стекло, — мне трудно было следить за дорогой. Не спасали ни солнцезащитные очки, ни кепка «Рэд Сокс», надвинутая на самый нос. В машине было все: автоматическая настройка на волны местных радиостанций — нажмешь на кнопочку, и приемник сам их отыщет и укажет координаты на шкале, автоматический обогрев либо охлаждение воздуха в салоне — установишь нужную температуру, и катайся без проблем и зимой, и летом, и круиз-контроль был, и система турбо-надува, и, если ты забыл застегнуть ширинку, тебе об этом напоминал музыкальный сигнал. Но если ты едешь на запад на исходе дня, со слепящими лучами солнца машина справляться не умела. И мне это почему-то нравилось.

Все местные радиостанции крутили либо Барри Манилова, либо некую какофонию звуков, которая, как меня однажды просветили, называется «хэви-металл». В конце концов я поймал вустерскую станцию, которая называлась «Джаз-саунд», но первое, что я услышал, — соло на трубе некоего Чака Маньоне. Я выключил всю эту муру при помощи автоматики и спел пару тактов из «Полуночного солнца». И спел просто великолепно.

Мое «Вот оно!» в конце слежки за парнишкой Роджерсов, было, вероятно, чересчур оптимистично. Но в сравнении с тем, что я имел до сих пор, это уже почти «дымящийся пистолет». Версия. Случайности не исключены, но я в них не верил.

Солнце село именно в тот момент, когда я подъехал к «Резерву ар-Корту». Я оставил машину напротив мотеля и вошел внутрь. Дежуривший за конторкой пухленький коротышка в темно-бордовом костюме тройке, увидев меня, ухмыльнулся. Галстук был в цветочек, а белая рубашка под жилеткой не сходилась дюйма на четыре.

— Мистер Спенсер, в баре вас ожидает какой-то джентльмен, — произнес он примерно так же, как вещала Мэри Эллен Финей: «Вас вызывает директриса».

В фойе ресторана сидели двое, оба в пальто. Сидели безо всякого видимого дела. Я расстегнул молнию кожаной куртки и вошел в бар. Вирджи, как всегда, находилась на посту. В зале ресторана несколько человек то ли поздно обедали, то ли рано ужинали. А в баре за круглым шестиместным столиком расположилась живописная троица. В центре сидел славный малый в двубортном кашемировом пальто с поднятым воротником; аккуратный узел белого галстука живописно смотрелся на фоне черной рубашки. Вытянутое лицо с узким подбородком, тонкая линия рта, высокий лоб и глубоко посаженные темные глаза — он скорее напоминал индейца, чем испанца.

Слева от него, как размазанный по стулу карикатурный персонаж, сидел, в излюбленной позе всех латинос, высокий худощавый колумбиец, длинноволосый, с тонкой ниточкой поникших усиков. Под зеленой курткой-телогрейкой «Селтикс»[6] была надета только футболка. «Пиво „Анкор Стим“», — прочел я, так как полы куртки были широко распахнуты.

Третий, приземистый крепыш, был одет в зеленую с голубым драповую куртку, застегнутую до самого подбородка. Куртка была ему мала размера на два, не меньше. Его длинные вьющиеся волосы требовали немедленной стрижки. Макушку венчала плоская шляпа с загнутыми вверх полями. Широкий плоский нос отлично смотрелся на широком плоском лице. Крошечные темные глазки напоминали бусинки.

— Меня зовут Спенсер, — сказал я.

«Селтикс» кивнул на свободный стул.

Я не отказался.

«Селтикс» смотрел на меня. Славный малый в кашемировом пальто тоже смотрел на меня. Приземистый крепыш в шляпе смотрел в никуда.

Я сидел и смотрел на них.

Через некоторое время славный малый спросил:

— Ты ведь знаешь, кто я такой?

— Рикардо Монталбан, — без запинки ответил я.

И снова они смотрели на меня. А я смотрел на них.

— Вы мне здорово понравились в «Стар-треке», часть вторая: «Гнев Кана».

Славный малый посмотрел на «Селтикс».

«Селтикс» лишь пожал плечами.

— Меня зовут Фелипе Эстэва, — сказал славный малый.

— Будь я проклят! Я никогда не ошибался насчет Рикардо. Видел его как-то на бульваре Санта-Моника в Палм-Бич. Он ехал в своем «крайслере» и на нем было точно такое же белое пальто, — я посмотрел на славного парня и встряхнул головой, как будто отгоняя наваждение. Затем растерянно спросил его: — Вы уверены?..

«Селтикс» навалился на стол и сообщил:

— Тебя ожидают очень большие неприятности, парень.

— Неприятности? — удивился я. — Из-за чего? Легко было ошибиться. Особенно из-за белого пальто.

— Заткнись. Я пришел не слушать. Я пришел говорить, — сообщил Эстэва.

Я ждал, что он скажет дальше.

— Ты приходил сегодня в мой дом и разговаривал с моей женой.

Я кивнул.

— Что ты говорил ей?

— Спросил, не знала ли она Эрика Вальдеса.

— Почему ты спросил ее об этом?

— Слышал, что они были знакомы.

— От кого слышал?

— От человека, который это знает.

— От кого?

Я покачал головой:

— Разговор был конфиденциальным.

Эстэва покосился на крепыша в шляпе.

— Может, Цезарь заставит тебя передумать?

— А если Цезарь не заставит?

За все время разговора Цезарь даже не шелохнулся. Глаза его смотрели в одну точку. Мне оставалось сделать вывод, что он нас просто не слышит.

— Не глупи, Спенсер. Ты считаешь себя крутым. И многие люди, которых я знаю, с этим согласятся.

Но Цезарь... — Эстэва выразительно покачал головой.

Цезарь хранил молчание.

— Цезарь будет покруче тебя, — заверил меня «Селтикс». Он улыбнулся, говоря это, и я заметил, что у него не хватает передних верхних зубов.

— Как пить дать, — согласился я.

Мы еще посидели молча.

— Мне не понравилось, что ты разговаривал с моей женой, — сказал Эстэва.

— Я понимаю ваши чувства. Но в тот момент мне казалось, что это неплохая идея.

— Думаешь, у нее с Вальдесом что-то было?

— Может быть. Мне сказали, что у Вальдеса была интрижка с женой какого-то колумбийца, а тот убил его из ревности.

Эстэва уставился на меня. Потом сказал по-испански что-то короткое и резкое; его дружки встали и направились к стойке бара, откуда не могли слышать нашего разговора.

— Возможно, я убью тебя за то, что ты это сказал, — сообщил Эстэва.

— Может и за это, — согласился я. — А может за то, что я принял тебя за Рикардо Монталбана.

Или просто ради того, чтобы доказать, что Цезарь будет покруче меня. Я допускаю любую из этих версий. Но давай не будем тратить время впустую. Твои угрозы меня не пугают. Вероятно, они должны меня пугать. Но они меня не пугают. Поэтому всякий раз, как ты начинаешь мне угрожать, я вынужден обдумывать остроумные ответы, чтобы показать тебе, что я не испугался. И мы попусту тратим и силы, и время, а ведь у нас есть о чем серьезно поговорить.

Эстэва достал длинную тонкую черную сигару — такие обычно курит в своих фильмах Джильберт Роланд, — поднес к ней зажигалку, раскурил, сделал вдох-выдох и залюбовался раскаленным кончиком сигары. Потом посмотрел на меня и сказал:

— Все верно.

Он еще раз затянулся и выпустил изо рта дым тонкой струйкой.

— Думаешь, моя жена спала с Эриком Вальдесом?

— Не знаю.

— Думаешь, это я его убил?

— Не знаю.

Он молча курил.

— Именно поэтому я и решил с ней поговорить, — объяснил я.

— Думал, она проклинает меня за то, что я его убил, и все тебе выложит?

— Такое бывает.

— Эмми спит только со мной. Если б изменила, я б его убил. Обязательно. И ее бы тоже убил. Скорее всего. Но она мне не изменяет. Она любит меня, Спенсер. Она меня уважает. Это ты понимаешь?

— Да.

— Другие вопросы есть?

— Босс Вальдеса считает, что его убили потому, что он мог положить конец местному наркобизнесу.

— Это вопрос? — уточнил Эстэва.

— Да.

— Так что насчет наркобизнеса? — Эстэва переместил сигару в угол рта и пустил дым, не вынимая ее.

— Это я вас об этом спрашиваю.

— Я ничего не знаю о наркобизнесе.

— Вы занимаетесь торговлей продуктами?

— Да.

— А эти двое ходят вместе с вами на тот случай, если какому-то крутому лавочнику вздумается запустить в вас гнилым помидором?

— Я богат. Янки терпеть не могут богатых колумбийцев.

— А как же сынок шефа? Чего ради он работает у вас?

Эстэва пожал плечами, уж очень наигранно.

— Всегда рад оказать шефу полиции одолжение. Работа хорошая.

— Парень водит грузовик.

— Парень слабоват на голову. Так что эта работа для него — просто удача.

— Твои люди напали на меня на Куоббинском шоссе?

Эстэва тряхнул головой.

— Я почему-то так и думал.

— А с чего вы решили, что я бы вам сказал?

— А хрен его знает, мистер Эстэва. Не могу понять, что тут у вас происходит, поэтому пристаю с расспросами ко всем и всех злю и раздражаю. Потом кто-нибудь что-то вдруг скажет или фортель какой выкинет, и я опять хожу, пристаю, раздражаю. Но это все же лучше, чем сидеть на дереве с подзорной трубой.

— Людей ты раздражаешь, это верно, — сказал Эстэва. — И в один прекрасный день это плохо для тебя кончится.

Он встал и кивком головы подал знак своей свите. Те отчалили от стойки и зашагали вслед за ним. Двое в пальто, сидевшие в фойе, увидев их, поднялись. Цезарь в дверях остановился, медленно повернулся и нацелил на меня свои маленькие глазки. Я — на него. Так смотрят в два ствола ружья, направленного на тебя. Он повернулся и вышел следом за группой.

— Это уж точно, — сказал я.

Но никто меня не слышал.