Ближний берег

V

Я должен найти работу — монеты кончаются, и нельзя зависеть от тех денег, что могут посылать мне предки, да и все равно этого мало. Сходил в два-три магазина в районе Онсе, которые давали объявления в газете «Кларин», но как только слышат, что у меня еще нет разрешения на постоянное жительство в Аргентине, с сочувствием произносят «нет». Экономлю даже на окурках, а уж это совсем идиотская жертва. Бывает, безумно хочется курить — и нечего. Вчера повезло — встретился с тощим Диего и весь вечер стрелял у него сигареты. Он тоже удрал от полиции. Правда, ему пришлось хуже, потому что он влип не по глупости, как я, а но причинам более достойным. Его ловили дважды (в первый раз, когда на стенах кладбища в Бусео писал аэрозолью лозунг против военщины, второй — с листовкой отнюдь не правительственной пропаганды). Оба раза его молотили вовсю — и «пикану» пустили в ход, и все прочес; он вытерпел молча, как дуб, и его отпустили. Но себе дал зарок: «Не попадайся — в третий раз не вывернуться», уехал на катере из Вилья-диего.

Я его знал мало, он года на четыре старше и к тому же занимался политикой. «Так, значит, и ты загремел, — сказал он мне сверхлюбезно. — Кто бы подумал, ты ведь всегда сторонился». Трудно объяснить такому, как он, обожженному посильнее птицы Феникс, почему я не был активистом. Пытался растолковать, но он ничего не понял. «Оправдания, малыш, оправдания». Меня бесит, что какой-то тип, всего на четыре года старше, свысока называет меня малышом. «Ну-ну. А теперь примешь участие?» Спрашиваю его, как же можно принимать участие в нынешнем хаосе. Не знаю, почему это пришло в голову сказать «хаос». «Всегда можно», — говорит он. Объясняю, что прежде всего должен найти работу. «Правильно. Я уже тружусь. Если хочешь, помогу». Конечно хочу. Записываю незнакомое имя и адрес. Прийти нужно завтра. «А теперь пойдем со мной». Прошли примерно кварталов двадцать. Я бы сел в автобус, но он говорит, что, когда ведешь сидячую жизнь, очень полезно ходить, это способствует кровообращению. Дядя Фелипе, любитель природы, несет подобную же ерунду. Наконец останавливаемся перед многоэтажным зданием. Поднимаемся на пятнадцатый. Длинноволосый субъект с амулетами на шее открывает нам дверь. Тут человек пятнадцать, все молодежь. Спорят, только вот не могу понять о чем. Терминология у меня в одно ухо влетает, в другое вылетает, ничего не улавливаю. В углу сидит девчонка, которая почти не участвует в разговоре. На ее лице выражение скуки, и как раз от этой девчонки я слышу: «Надоело?» Пожимаю плечами, наверное, это походило на согласие, потому что она меня зовет: «Иди сюда». И выходит в коридор… Иду за ней, поднимаемся по деревянной лестнице с ковром. Это не просто квартира, а роскошные апартаменты, С лестницы вступаем на галерею, а из нее — в сад. Да, есть сад, с деревьями и всем прочим, — на пятнадцатом этаже. Там стулья, столы и что-то вроде легкого садового дивана. «Иди сюда», — повторяет она и садится на диван. Я тоже сажусь и в первый раз внимательно гляжу на нее, на всякий случай улыбаюсь. Она смуглая, красивые темные глаза. Наверное, моего возраста или чуть старше. Вырез платья глубокий. Недурно. «Нравлюсь?»- спрашивает она очень спокойно.

Возможно, в какой-то степени меня выдала улыбка. Есть что-то материнское в ее личике, а я с большой симпатией отношусь к матерям. «В общем, да, особенно если это задаток». Она простодушно смеется, даже не расстегиваясь, достает чистенькую грудку. Чувствую себя вправе помочь ей, но девчонка решительным жестом останавливает меня. «Не думай дурно обо мне. Во всяком случае, не сегодня. — И так как на моем лице написано разочарование, добавляет:- Прости, прости. Я привела тебя сюда потому, что ты заскучал». И прячет грудку.