Боец десантной бригады

Глава 10

СССР.Одна тысяча девятьсот восемьдесят третий год.

Исторический факультет провинциального института.

Обшарпанная давно не ремонтируемая аудитория. Гипсовые копии бюстов античных героев, давно слепы их глаза. Запыленным героям уже давно все равно, что о них скажут нерадивые студенты. А у нас семинар по истории древнего мира, тема: Греко – персидские войны.

Путник случайный,

Пойди и возвести нашим гражданам в Лакедемоне, Что, мы полегли, верные закону

Эпитафией греческого поэта Симонида Кеосского высеченной на памятнике спартанцам погибшим в битве при Фермопилах я закончил свою часть выступление на семинаре.

Мои сокурсники вышли из летаргического оцепенения и с явным облегчением вздохнули, учебное время закончилось, пора бы и на перерыв.

-Прошу вас зайти на кафедру, - крайне сухо обратился ко мне в конце семинара заведующий кафедрой истории древнего мира кандидат исторических наук доцент Курбанов невысокий жилистый средних лет мужчина.

У доцента Алексея Владимировича Курбанова среди студентов и преподавателей была репутация язвительного зануды, и вызов к нему для беседы не сулил ничего хорошего. Хотя мне-то чего боятся? Историю древнего мира я знал на твердое «три» потому как на «хорошо» ее знал только Курбанов, а на «отлично» только Господь. Лекций я не пропускал, на семинарах активно работал, потому не особенно волнуясь я вошел в маленький заваленный картами и античными портретами кабинет и выжидательно уставился на Курбанова.

- Э… - против обыкновения смущенно протянул сидящий за столом доцент, и предложил, - присаживайтесь.

Молча сажусь на неудобный расшатанный канцелярский стул и жду, чем же меня огорошит Курбанов, какую такую язвительную пакость он для меня приберег.

-Понимаете, - начал Алексей Владимирович, - у меня глава в диссертации ну никак не идет, мне не хватает фактического материала. Вот вы не могли бы мне помочь?

Конечно я всегда был о себе чрезмерно высокого мнения, но не настолько, совсем не настолько чтобы предполагать, что я могу дать заведующему кафедры истории древнего мира Курбанову фактический материал для написания главы в докторской диссертации.В недоумении поднимаю брови и жду объяснений.

-Скажите вот вам известно, - уже без смущения напористым баритоном совершенно уверенно заговорил доцент, - что войско Александра Македонского проходило по тем географическим районам, где сейчас находится Афганистан?

-Допустим, - крайне осторожно и ерзая на неудобном стуле ответил я и с наигранной тревогой поклялся, - Даю вам честное слово, что в то время я в Афганистане не был, и с македонской фалангой не сталкивался.

- Э …, - сбился с лекционного тона Курбанов, - я совсем не об этом,

-Следов эллинской цивилизации я там тоже не наблюдал, - твердо заверил я его, и с серьезной миной чуть понизив голос, доложил, - раскопки которые я там проводил, результата не дали.

-Вы вели раскопки? – изумился Курбанов.

-Постоянно окопы копали, - подтвердил я и засмеялся.

-Избавьте мне от вашего убого юмора, - рассердился Алексей Владимирович, - мне надо понять, как ощущает себя человек на войне. Вы там были, возможно в тех же местах что и македонцы. Вот и расскажите, что чувствует воин в горах при вооруженном столкновении с противником. Человеческая природа почти не изменилась, и эмоциональные переживания нашего времени, от эмоций людей эллинской цивилизации существенно не отличаются. Ну-с любезный, я вас слушаю.

Тон доцента меня покоробил. Желания выворачиваться наизнанку не было и я рассматривая морщинистое лицо Курбанова стал подыскивать деликатную форму отказа.

-Это не праздное любопытство, - заметив мое замешательство, чуть повысил голос заведующий кафедрой, - а научный интерес.

Хочешь послушать? Свербит научный интерес? Ну если только ради божественной Клио, то заполучи рассказик:

-Это было в горах, тех самых горах, чьи камни еще помнят, воинственные крики бойцов македонской фаланги, - с трагическим видом и с волнением в голосе заговорил я, - Наша группа залегла под ожесточенным огнем противника, пули свистели, гранаты рвались, а нас было так мало. Я лежал в окопе, жаркое и такое яркое солнце било мне в глаза и истекая едким соленым потом я думал: «Боже мой! Какая скукотища! Я же тут до вечера совсем от тоски охренею. А вот интересно, нам пожрать сегодня ночью подвезут?» Еще ужасно хотелось ссать, но вставать было опасно, и я гадал что лучше: «Обоссаться прямо в окопе или встать и с криком: «За Родину!» первым бросится в атаку, в надежде добежать живым до укрытия и опорожнить мочевой пузырь.

-И как же вы поступили? – заметно растерялся Курбанов, - Пошли в атаку?

-Это было бы очень глупо, - вздохнул я и признался, - пришлось снять каску и поссать в нее, потом содержимое вылил за бруствер. Воняло конечно, но лучше нюхать вонь мочи, чем получить пулю и отъехать, в худшем случае в госпиталь, в лучшем на небеса.

-Вы надо мной издеваетесь? – покраснел от злости Курбанов.

-Ничуть, - пожал я плечами, а старый стул подтверждающее заскрипел, - вы спрашиваете, что чувствует воин в бою, я вам отвечаю.

-Этого не может быть, - категорично заявил зав. кафедрой.

-Очень даже может, - возразил я, - пуляли по нам издалека, осколки гранат до нас тем более не долетали и почему духи их бросали, одному только Аллаху известно. Огонь противник вел бестолковый, а в одиночном окопе, да еще почти без движения долго лежать неудобно да и постыло. Вот потому то и скучновато было. Мы второй день не ели и думали только о том как бы пожрать. А уж насчет физиологической надобности, то организму все равно есть война, нет войны, или исхитрись опорожниться или прямо в штаны наваляешь. Как видите все просто.

Курбанов в сомнении жевал губами, и с негодованием смотрел на меня. Сам он в армии не служил, к эллинам испытывал чувство близкое к благоговению, но будучи ученым признавал: им тоже надо было сикать и какать.

-Допустим, - нехотя признал он за мной, а заодно и за гоплитами македонской фаланги, право: желать есть, а затем и выбрасывать переработанные остатки пищи и воды, - Допустим, - повторил он, и предпринял новую попытку:

-Но не всегда же вы хотели есть, и все такое. А вот что вы чувствовали, сходясь с врагом лицом к лицу чувствуя его дыхание и видя его оскаленное и напряженное лицо. Помните, как у Чосера: «копье вонзилось в плоть и задрожав застыло».

-В современном бою до рукопашной дело не доходит, а если и дошло значит командир просто болван, - с явной скукой в голосе, разочаровал я доцента - что до македонских воинов, то когда они в тяжелых доспехах и с холодным оружием в руках, голодные, усталые, вшивые перли по горам, то наверняка думали: «О Боги! Как же нас заебала эта служба!»

-Не получается у нас беседа, - мрачно заметил Курбанов и я с тревогой ждал продолжения его речи, ну что-то вроде того какие серьезные проблемы будут у меня на его экзамене в частности и в дальнейшей учебе вообще.

Курбанов молча встал из-за стола, подошел к шкафу с наглядными пособиями и стал в нем рыться. За ворохом карт он нашел бутылку коньяка и выставил ее на стол, из выдвижного ящика стола вытащил плитку шоколада, погремел посудой в тумбочке и достал два граненых стакана.

-Надеюсь вы пьете? – с сарказмом осведомился он.

-Если вы по примеру эллинов будете разбавлять вино водой, то нет.

Хмыкнув, Курбанов разлил по стаканам коньяк. Пренебрегая условностями, вроде тостов и пожеланий, доцент затаил дыхание и демонстрируя отменную сноровку одним глотком выпил полстакана янтарной жидкости, выдохнул и закусил долькой шоколада. Я тоже показал, что уж чего-чего, а пить то я умею.Алексей Владимирович уверенно разлил по второй.

- Голодные, усталые, вшивые воины Александра Македонского, мечтающие вернуться домой, а не о том как дойти до края ойкумены, - заговорил порозовевший и успокоившийся Курбанов и спросил, - А о чем думали вы?

-О том же, - разглядывая яркую празднично – радостную этикетку бутылки молдавского коньяка ответил я, - у любого солдата мысли одни, и без разницы в каком строю он стоит, в фаланге, или в стрелковой цепи. Очень быстро понимаешь, что война это просто дерьмо. И хочется быстрее вернуться домой и очистится от всего этого.

-Ну-ка об этом и расскажите, - опять оживившись попросил Алексей Владимирович и пояснил, при написании работы мне очень важно знать, что думает простой воин, почему идет в бой, зачем бунтует, в чем подлинная причина того что одни бегут, а другие побеждают. Мне надо поймать эмоциональную волну войны, только тогда диссертация всеми красками заиграет, пусть от нее пахнет потом, мочой и кровью, а не академической скукой.

И я стал рассказывать, чего ломаться то, меня же по делу спрашивают.

Мы солдаты по истории только безликими тенями проходим: в строю фаланги, легиона, полка, армии, ополчения. Редко кого из нас по имени упомянут. Что ты чувствуешь солдат? Да какая хер разница! Главное, что чувствует и думает тот который приказал тебе идти убивать и умирать, это его имя запомнят потомки. А ты тенью останешься.

-А вот вы, - в конце рассказа въедливо стал уточнять доцент Курбанов, - часто в повествовании употребляете не академические термины такие как: «Зае…ли»; «Пи…сы»; «На х..й»; и многочисленные производные от этих слов. Что эти выражения несут эротический подтекст?

Бутылка давно пуста, шоколад съеден, за окнами кафедры уже стемнело, вечер. В кабинете горит электрический свет и сильно накурено, это я смолил сигареты, некурящий Алексей Владимирович воздерживаясь от замечаний, терпел.

-Вовсе нет! – возмутился я и двинул кулаком по столу, подпрыгнув звякнули пустые стаканы, - Просто без этих слов вы никогда не настроитесь на эмоциональную волну войны. Небось в бою эллины тоже не стопами и ямбами говорили. Не знаю как на древнегреческом звучит: « Е… вашу мать!» но или это выражение или его аналог они точно использовали хоть при Марафоне, хоть при Фермопилах, – и хрипловато засмеялся представив как и в каких выражениях царь Леонид отдавал в бою команды своим спартанцам.

-А можно подумать, что при отсутствии женщин, вы так сказать … - усмехнулся выпивший и заметно захмелевший Курбанов, - по примеру эллинов …

Откровенно говоря, для меня когда я стал изучать историю, было очень большой неожиданностью узнать из первоисточников, что многие античные герои были … ну как бы это помягче сказать … ну наверно так: они были ситуационными бисексуалами.

-А как вы вообще без ведения половой жизни обходились? – любопытничал доцент, - вы в своих рассказах эту сторону как-то обошли молчанием. А парни вы все половозрастные молодые да здоровые и было бы вполне естественным … в армии Македонца, например, это было абсолютно нормальным явлением.

-Нет! – бешено заорал я и возмущенно забрызгал пьяной слюней, - я в другой армии служил! Пидорасов у нас не было! – тише уточнил, - физических, буквальных так сказать не было, моральные уроды вполне достойные этого наименования иногда встречались. И потом, – быстро успокоившись и без улыбки продолжил я, - калорий в пище мало, а за день бывалоча так на службе зае…шься, что уже не до е…ли. А если уж совсем невтерпеж, то ночью приходит к тебе прекрасная незнакомка, ты страстно прижимаешься к ее нежной груди, а потом проснувшись, вскакиваешь и бежишь застирывать трусы или кальсоны. По-научному это поллюция, по-солдатски – обтрухался. Так что природой предусмотрен аварийный спуск на такой вот случай.

Взгляд у кандидата наук Курбанова был какой-то ошарашено неопределенный и он уже не перебивая молча слушал как я рассказывал.

Тут вот еще в чем дело, уже год прошел как я домой вернулся, первые три месяца пришлось специально за речью следить чтобы матерные окончания к каждому слову не прибавлять, потом вроде, как и привык нормально разговаривать, а тут армию вспомнил и пошел матом крыть.

- Так вот, выражения: «Зае…ли»; «Пи…сы»; «На х..й», - пытался я объяснить Курбанову применения специфических терминов на службе Родине, - Это не признак лингвистической распущенности и отнюдь не свидетельствует об армейском бескультурье,

И стал подводить якобы научный базис под военно-матерный язык, книжек то умных за год уже начитался, вот и выделывался,

- Эти выражения, всего лишь точная эмоциональная передача того что чувствует в данный момент тот или иной субъект военных отношений, но эта передача кроме ярких эмоций несет в себе еще и смысловую нагрузку. Проще по-военному то звучит так: «или ты е…шь или тебя еб…т». Служба в армии это априори насилие над личностью, так как тебя постоянно принуждают делать то что тебе совсем не хочется. Война — это многократно увеличенное насилие плюс бесконечной человеческой подлости. А любое насилие в человеческом сознании вольно или невольно ассоциируется с сексуальным принуждением. Желание и возможность насильно в духовном плане вые…ть подчиненного тебе субъекта военных отношений, это как апофеоз превосходства и торжества в каждом конкретном случае. Вот потому эти выражения, означают только невербальное принуждение, и в зависимости от интонации, принуждение является или безусловным и категоричным, например: «Да я тебя вы…бу! А ну вперед! Не х..й в окопе прятаться! Встать е… твою мать!» или условным в неопределенной форме: «А как бы нам еб…нуть этот пулемет, пока нас всех не переху..рили?» Далее выражения уже переходят на бытовой уровень, образуют военное арго и охватывают все сферы военной жизни, например …

-Достаточно, - поморщился Алексей Владимирович, - я все понял и примеров больше не надо.

Знаток древнегреческого и латыни Курбанов переводил взгляд с портрета Александра Македонского на портрет Гая Юлия Цезаря и еле заметно шевелил губами. По артикуляции я догадался, что он переводит на древнегреческий и латынь родные русские слова, вероятно представляя какими яркими жизненными красками заиграет его диссертация, если Македонец категорично заявит своим бунтующим и вконец зае…ным службой воинам:

- Это кто там своё еб…ло раскрыл?! Вы что совсем еба..лись!? Быстро встали в строй! Не х..й тут рассуждать! А ну вперед на край ойкумены, пока я вас всех не вые…л!.

А Цезарь, перейдя Рубикон, торжественно обратится к своим легионам:

-Ну что ребята? Вые…м отцов сенаторов?! Не ссыте орлы, вам Рим раком поставить, не х..й делать!.

Экзамен по истории древнего мира я чуть позже сдал на «отлично», а вот Курбанов докторскую диссертацию не защитил, слишком сильно по мнению ученого совета воняло от его работы потом, мочой и кровью. И обращаясь к почтенным ученым мужам из диссертационного совета в защиту не служившего в армии доцента Алексея Владимировича Курбанова и всех оттащивших свою службу солдат и офицеров, хочу тихо, тактично и вежливо спросить: «Вы это что мудаки? совсем что ли ох…ли!? Да поймите вы, не говорят солдаты хоть в строю фаланги, легиона или десантной роты так как это пишут историки, драматурги и прочая не нюхавшая своей и чужой крови братия. Проще мы говорим, намного проще. Так же просто, как проста война, где ты всего лишь вынужден убивать, чтобы не быть убитым, а все остальное всего лишь словеса. И мы совсем не виноваты, что любое принуждение в человеческом сознании вольно или невольно ассоциируется с сексуальным насилием и эта постоянная готовность к обоюдному насилию отражается в лексиконе членов военного сообщества. Вы что это, гомосеки ученые, Фрейда совсем что ли не читали?»

Ну да ладно, до всего этого еще дожить надо, а пока мы в армии, а психоанализ Зигмунда Фрейда в войсках заменяет устав, а там, где на него забивают: «большой и толстый фаллический символ», то воинские традиции.

А все-таки немного жаль, что Фрейд в нашей армии не служил, вот уж у нас то, он материала для своих научных работ набрал бы – море, или по-военному: «до полного ох…евания».