Бог Солнца в поисках... суррогатной матери

Глава 22

— Пенелопа. Меня зовут Эмма Кин. Ты меня слышишь? — Я почувствовала нежное похлопывание по руке. — Думаю, она просыпается, — прошептал женский голос.

Когда я открыла глаза, встретилась взглядом с рыжеволосой женщиной, примерно моего возраста, которая стояла рядом с Габраном.　

Затем, один из крупных мужчин, которых я когда-либо видела в своей жизни, одетый в темно-серые брюки и облегающую черную футболку, ворвался в комнату.

Его черные, как ночь, волосы с темно-синими прядями ниспадали на широкие плечи. Его свирепые и сердитые глаза переливались зелено-бирюзовым оттенком, таким похожим как у Кинича, до ужаса были страшные. Он даже пах ужасом, как дым. Возможно, он мог посоветовать мне хороший дезодорант, так как теперь я самопроизвольно загоралась.　

— Скажи мне, что произошло, — приказал он мне.

Молодая женщина толкнула его локтем.

— Давай поможем ей встать с пола и объясним, кто мы такие, прежде чем кидаться приказами, дорогой.

Он фыркнул и бросил острый взгляд на Габрана, который помог мне встать и сесть на диван, стоящий в углу комнаты.

— Я, Гай Сантьяго, брат Кинича. Это моя невеста, Эмма.

Я кивнула, понимая, кем они были. Передо мной был Бог, который собирался жениться на Пиел.

Я сделала печальный, небольшой волнообразный жест.　

— Пенелопа.　

Сразу же вмешался Габран и начал рассказывать о Мааскаб и Киниче, а мое самовозгорание оставил под конец истории.　

Эмма повернулась ко мне.

— О чем ты думала в тот момент, когда это произошло?

Я моргнула.

Ладно, может это выглядело как на приеме у врача. Насколько неловко это было, но я должна честно ответить на вопрос и надеется, что эксперты знают, что делать с этой информацией.　

— Если вам так необходимо знать, но я думала о том, как сильно я хотела переспать с Киничем.

Послышался тихий и сдавленный смешок от Гая и Габрана.

— Определенно, он совершенно горяч, — выдавила из себя улыбку Эмма.

— Что? — сказал Гай. — Ты желаешь моего брата?

Эмма погладила его по щеке.　

— Детка, это была шутка. Соберись, «горяч». Он же Бог Солнца? — Он все еще продолжал метать искры из глаз. — О, ты такой милый, когда ревнуешь, — сказала она. — Или страшный? Я не уверена. Но в любом случае, ты знаешь, никто не сравниться с тобой.　

Кажется, ее чрезмерное заверение успокоило зверя в мужчине.

— Извини, Пенелопа, — сказала Эмма. — Я имела в виду, о чем ты думала в момент, когда почувствовала, что твое тело воспламеняется?

О. Это.　

— О монстрах, которые забрали мою маму и о том, что они напали на Кинича — мы можем поговорить об этом позже? — Я не готова принять правду о том, что со мной именно происходит. Есть куда более крупные проблемы.

И да. Отрицание реальности это дар. Так что подайте на меня в суд.

Я взглянула на неподвижное тело Кинича.　

— Вы знаете, что с ним такое? Как ему помочь?

Гай проигнорировал мои вопросы.

— Ублюдки. Я убью их всех.

— Прекрати, — предупредила Эмма. — Давай оставим месть на потом.

— Ничего не могу с собой поделать, — Гай начал расхаживать. — Мааскаб очевидно оттачивают на нас их оружие. Посмотрите на него. Кинич совершенно бесполезен для нас в таком виде.

Затем они оба уставились на меня, словно я должна сказать или сделать что-то.

— Что? Разве вы не собираетесь помочь ему? — спрашиваю я.

— Дело в том, — объяснила Эмма, — мы незнаем, что делать. Учбен уже поднял свои записи, и мы проверили других Богов.　

— Кроме Симил, — перебил Гай.

— Да. Кроме Симил, которая числится, как без вести пропавшая, — добавила Эмма.

— Что-то случилось с ней? — спросила я. Часть меня надеялась на ответ «да». Я знаю, что месть это низко, но я должна быть выше желания увидеть, как она страдает… Да! Ладно! Женщина заслуживает немного боли. Например, быть брошенной в яму, переполненной гадюками. Или, может быть, засунуть ее в ракету с кучей мерзких, маленьких зеленых человечков, страдающих метеоризмом, а затем запустить ракету в космос, где Симил придется смотреть, как они ковыряются в носах и чешутся целыми днями напролет.

С другой стороны, Симил могла бы насаждаться этим.

— Симил имеет плохую привычку исчезать тогда, когда она больше всего нужна, — холодно добавил Гай.

Эмма кивнула.

— Я уверена, что с ней все в порядке. Но Кинич, — она взглянула на него с грустью — Единственная идея, которая к нам пришла это… эм…

Трое переглянулись.　

— Что? — спросила я.

— Убить его, — сказал Гай. — Тогда его свет вернется в сенот.

— Вы люди — божества или только наполовину божества — совсем с ума сошли? Вы не можете это сделать, — возмутилась я.

— Точно, — произнес Гай. — Мы бессмертны. Он не может быть убит.

Я встала между Гаем и Киничем.

— Ты сказал, что понятия не имеешь, что случилось с ним. А что если ты ошибаешься?

Габран вмешался.

— В словах девчонки есть смысл.

Без всякого предупреждения, Эмма, которая стояла у подножия кровати, выхватила большой нож из-за пояса ее розовых штанов…Господи!… и сделала неглубокий разрез на ноге Кинича.　

Я завизжала при виде крови.

— Зачем ты это сделала?

Она проигнорировала мой вопрос и уставилась на рану Кинича. Спустя момент кровь начала капать на кафельный пол, а Эмма покачала головой.

— Рана не исцеляется, — заявил Габран, — Девчонка права. Чтобы Мааскаб не сделали с Киничем, но правила изменились.

— Ты думаешь, что я часть вашего кружка и понимаю эту чертовщину, о которой ты говоришь. — Я запаниковала, и мне было по-барабану, если вдруг я задела чьи-то чувства.

— Такой порез Бог исцелил бы за мгновение, — объяснил Габран. — А значит, он как-то изменился.

— Что это значит? — спросила я.

— Мы должны и дальше искать способы, чтобы уничтожить эту черную магию, — ответил Гай.

— Сколько времени это займет?

— В любом случае от нескольких недель до нескольких десятилетий, если нам повезет.

После того, как все, бурно обсуждая, покинули комнату Кинича, я легла рядом с ним на кровать.

— Черт, Кинич. — Я убрала его карамельные локоны назад со лба. — Что с тобой случилось? Что случилось со мной? — Он замерзал, а я кипела, как лобстер.　

Я положила голову ему на грудь.

— Где ты?

— Здесь. Почему ты плачешь? — Кинич вдруг сел, словно у него был когда-либо самый освежающий сон.

Его невероятные, бирюзовые глаза уставились на меня с хитринкой, а на губах появилась подлая ухмылка.

— Кинич! — взвизгнула я и бросилась на него. — Ты очнулся! О, Боже мой! — Ничего не могла поделать с собой, но снова расплакалась — в этот раз от огромного облегчения.

Я уткнулась ему в грудь. Он был снова теплым. О, таким теплым.

Он гладил рукой мои волосы.　

— Шшш. Шшш. Не плачь, Пенелопа. Все нормально.

Он оторвал меня от груди.　

— Не плачь больше, Пенелопа. Пожалуйста. — Он вытер слезы с моих глаз.

Я шмыгнула носом и кивнула.

— Что случилось? — промямлила я.

Он небрежно пожал плечами.

— Ничего. Чувствую себя прекрасно.

— Ты целый день пролежал в коме. Я думала, что ты умер.

Он нахмурился.

— Умер? Я бог. Мы не можем умереть — как бы, в противном случае, мне не хотелось.

Я накрыла ладонью его рот.

— Даже не говори так. Я думала, что потеряла тебя… Я думала…

Вау. Я действительно собираюсь открыть крошечную дверь в свое сердце и сказать вслух об эмоциях, которые уже давно похоронила?

«Активировать кнопку опровержения действительности?» Вмешался мой внутренний голос.

Нет. Только не в этот раз.

Кинич уставился на меня глазами, переполненными глубокими эмоциями.　

— Да? Ты думала, что потеряла меня и что?

Я не могла сказать вслух, но могла показать ему, что чувствую. Ты нужен мне. Я хочу тебя. Я могу разорваться на миллион кусочков, если ты не чувствуешь того же.　

Я наклонилась вперед и поцеловала его.

Его реакция была незамедлительной. Чувственной. Именно такой, на которую я надеялась.

Он перевернул меня на спину, подмяв под себя, целуя крепко, целуя так, как он хотел, наполняя меня своим потоком эмоций.

Он тут же передвинулся, накрывая мое изголодавшееся тело. Скользнув коленом между моих ног, Кинич раздвинул мои бедра. Я резко вдохнула, когда почувствовала, как его твердость упирается в нужное место.

Стон сорвался с его губ, пока он скользил языком у меня во рту, набирая эротический ритм.

Я провела пальцами сквозь его шелковистые локоны, а затем заскользила вниз по его лицу, шеи и рукам, наслаждаясь каждым мускулом, заполненные теплом, силой и железной твердостью. Его тело превратилось в горячую стальную клетку, в которую меня намеревались посадить. Его ствол упирался в меня, а от его тепла, опаляющего мою чувствительную кожу, я практически испытывала оргазм.

— О, Боже мой! Да. Да, — задыхаясь, говорила я.

Кинич горячим языком и бархатистыми губами двигался вниз по моей шее, его небритый подбородок восхитительно ощущался напротив моей нежной кожи.

Кинич задрал мою футболку и сжал грудь, после чего всосал в рот чувствительный сосок и начал посасывать. Сначала ласково, а потом грубо.

— Я люблю твою грудь, — сказал он, вздыхая, говоря прямо в мой сморщенный и раскрасневшийся сосок. — Я хочу с твоей грудью сделать грязные штучки.

Ох. Бог Солнца любитель грудок!

— Но, не раньше, чем я сделаю это. — Он перевернул меня на живот, как блинчик на сковородке и уселся на меня, чуть ниже задницы. Я почувствовала, как он ладонями обхватил мои ягодицы. — Я так скучал. В честь твоей задницы, нужно построить пирамиду.　

Он мог это устроить?

— А может две? По одной на каждую ягодицу?

Он стащил с меня джинсы, оставив на мне лишь трусики.

— Да. Они великолепны, — сказал он сиплым голосом и оставил длинный, горячий, влажный поцелуй на моей правой ягодице.　

Его обжигающий язык был таким шелковистым, словно теплый шоколад, которым поливали мою кожу.　

Внезапно он снова перевернул меня, отчего у меня перехватило дыхание.

Как человек с определенной целью, он сорвал с меня трусики, а затем с себя рубашку и штаны.

Он заполз на кровать и лег на меня, быстро раздвинув мне ноги.　

— Я хочу тебя, Пенелопа. Хочу быть внутри тебя и слышать, как ты стонешь мое имя так, как в моих снах.

Мне понравилось, что у него тоже были эти сны. И мне нравилось, что я единственная женщина, с которой он «возможно» был.

Я ответила на его жесткий поцелуй и почувствовала между нами его руку, которой он сжал член и направил его в мое лоно.

Он поднял мне ноги, и начал толкаться в меня.

— Подожди! Ожерелье. Мне не нужно?.. — Жгучий жар пульсирует через меня.

Я резко выдохнула и подняла глаза, чтобы увидеть, как Эмма хлыщет меня полотенцем.

— Господи, Пенелопа! Ты горишь!

Вскочив с кровати, я срываю тлеющую рубашку со своего тела и бросаю ее на кафельный пол. Топая по пламени ногами.　

— Вау, — сказала Эмма. — Должно быть, это один из самых горячих снов. — Рассмеялась она.

Сон?

Голова шла кругом. Я обернулась и посмотрела на Кинича, он все также лежал, словно безжизненный мешок грязи.

Дерьмо. Еще один чертов сон.

Мое сердце сжалось, и слезы навернулись на глаза. Я никогда не была плаксой, но за последние два дня проплакала столько, сколько за всю жизнь не ревела.

— О, нет! Пенелопа. Не плачь. — Ярко-зеленые глаза Эммы переполняет беспокойство. Она наклоняется и хватает меня за руку, вытаскивая из постели.　

— Я знаю, что тебе нужно.

— Холодный душ? — спрашиваю я.

— Лучше.