Божественная лодка

Глава одиннадцатая Короткая стрижка

В нашем баре «Хару» лето — самая доходная пора. По выходным дням постоянно заходят люди, приехавшие кататься на яхтах. Кроме них, частые посетители — пары, которых манит в эти места солнце и море, семьи, отдыхающие на пляже, шумные студенческие компании, от которых веет энергией молодости.

В баре есть фортепиано, но я никогда на нём не играю. Очень редко, поздно вечером, и то если в баре сидит какой-нибудь хорошо знакомый давнишний посетитель и если есть соответствующее настроение, на фортепиано играет жена хозяина бара. Её зовут Сатико, она всё время носит рубашки в клетку. — Ёко-сан, ну сыграйте что-нибудь, — несколько раз просили меня, но каждый раз я отказывалась. Профессионалу нельзя играть там, где за исполнение не платят. Когда-то давно так научил меня Момои. Супруги — хозяева бара — очень приятные добрые люди, они сделали для меня много хорошего, но из-за такого, по их мнению, пустяка — не сыграть хотя бы один раз на пианино! — наверное, считают меня упрямой.

— Соко, что читаешь? — спросила мою дочку Сатико. Уже одиннадцатый час, и посетители разошлись. Соко, доев ужин, сидела в сторонке одна и читала книгу.

— «Разные люди», — прочитала название книги Соко.

Перейдя в среднюю школу, моя девочка сильно вытянулась и всё больше стала походить на настоящую девушку. На прошлой неделе она коротко постриглась, и её тоненькая шея теперь сильно бросается в глаза.

— Она вырастет очень красивой девушкой! — сказал Момои, когда Соко родилась. Хотя Соко в тот момент была совсем крошечным младенцем.

— Да разве сейчас можно такое определить?! — ответила я тогда ему. Он очень серьёзно посмотрел на меня и произнёс:

— Мы её вырастим красивой. Красивыми не становятся сами, красивыми девочек воспитывают родители.

На дворе стояла зима. Мы с Момои пили чай в кабинете. Это была небольшая комната, очень уютная, где всё было устроено по его вкусу. Тогда я уже для себя решила, что в скором времени уйду от Момои. Он тоже знал о моём решении. Мы много раз говорили о наших отношениях, и тем для обсуждения больше не осталось. Мне кажется, что Момои в тот момент пытался меня удержать.

— Если ты останешься здесь, Соко непременно вырастет красивой девочкой! — продолжал он. — По крайней мере, я не буду посягать на её свободу.

Свобода… Несвобода… Иногда я думаю об этом. С детства я всё время хотела свободы. Даже не просто хотела… Свобода для меня была такой же жизненно необходимой вещью, как сон и еда. За свою свободу я ссорилась и дралась. В её поисках я убегала из дома. Но свобода и несвобода, оказывается, так схожи между собой, что иногда я перестаю ощущать разницу. Ощущает ли Соко сейчас свою несвободу?

— Смотри, осталось лаймовое мороженое. Доешь перед уходом? — спросила Сатико. Я покачала головой: «нет».

— А Соко будет? — снова предложила хозяйка.

Соко посмотрела на меня. Я кивнула ей, мол, пожалуйста.

— Я с удовольствием съем, — сказала вслух дочка.

«Хару» хоть по статусу и бар, но вечером закрывается раньше, чем обычные бары. Самое позднее — в одиннадцать вечера. Люди, которые живут в приморских городках, рано ложатся спать.

Учитель живописи в нашей школе всё время ходит в джинсах. У него большие, красивой формы руки, и он всегда разговаривает тихо и спокойно. Мне кажется, что у моего папы должны быть точно такие же руки. Хотя сама не знаю, почему мне так кажется…

Я ем лаймовое мороженое и наблюдаю, как мама моет бокалы. Мама стоит за стойкой бара с внутренней стороны и, перебрасываясь шутками с хозяином бара и Сатико-сан, наводит порядок.

Моя мама — не такая, как обычные женщины. После окончания университета она сразу вышла замуж. Но потом, встретив моего отца, она так сильно влюбилась, что «эта любовь проникала в её душу и тело до самых кончиков пальцев». И от этой сильной любви родилась я. Мама говорит, что они с папой «просто полностью подходили друг другу».

Сейчас летние каникулы[22]. Я жду, когда мама закончит работу, мы с ней сядем на скутер и поедем домой. Так приятно ехать по дороге вдоль берега моря, ухватившись за мамину спину! Пахнет морской водой. Как говорит мама, жаль только, что шлем мешает разглядеть «все звёзды на небе».

Иногда мы сворачиваем к самому морю, чтобы побродить немного по берегу. Шум волн. Огни на том берегу бухты. Бурые водоросли, вздымающиеся из глубины. Ночью маме всегда хочется побродить босыми ногами по кромке воды.

— Мама, это же опасно! — говорю ей я. Она в ответ растерянно пожимает плечами:

— Сама знаю. Твой папа мне говорил то же самое!

Теперь моя очередь недоумённо качать головой.

То ли у неё и правда, хорошее зрение, но она пока ни разу не поранилась, наступив на что-нибудь острое.

На летних каникулах я два раза в неделю хожу в школу, в бассейн на занятия по плаванию. Бассейн находится в пристройке, соединяющейся с основным зданием переходом. Сразу за ним начинается склон, поросший деревьями, поэтому половина дорожек всегда в тени. Прямо роскошный вид!

— Бассейн, утопающий в зелени, — называет его мама. Днём мама на скутере объезжает учеников, чтобы провести занятия (а учеников у неё теперь шестеро!), поэтому иногда она проезжает по дороге мимо нашего бассейна. Мама говорит, что всегда пытается разглядеть меня:

— Когда вы плаваете по дорожкам, мне не видно. А если вы не в воде, а возле бортика, то я даже издали узнаю тебя.

Возле самого бассейна мы сидим, обычно обхватив руками колени. В мокрых купальниках. Перед глазами мелькают мокрые ноги одноклассников. Много пар ног… От них разлетаются капли воды. Одноклассники шмыгают носами, зажимая пальцами ноздри… Поправляют купальники на попе…

В ясные дни ветер приводит в движение тени деревьев на мокром и оттого чёрном цементном полу.

Моя новая школа мне нравится. И маленькое старое здание белого цвета, и сине-серые оконные рамы.

Вернувшись домой, я приняла ванну и снова села за книгу. «Разные люди» — это сборник эссе, местами в книге встречаются картинки. Ужасно классная книжка!

— Ты ещё не спишь? — спросила вышедшая из ванной мама. — Что за ночной любитель книг!

У самой вошло в привычку постоянно проводить время с книжкой, а мне так и почитать нельзя!

Сделав мне замечание, мама рассмеялась.

— Ничего с тобой не поделаешь! Ведь ты — ребёнок, которого родители зачали в перерыве между чтением… — добавила она.

… Давным-давно, в коттедже на курорте, на каком-то там острове в Средиземном море, «благодаря неизбежной случайности» зародилась моя жизнь. Как завершение толстенного детектива, коктейля «Сицилийский поцелуй» и горячих, срывающих дыхание губ…

Мы с мамой спим на постелях, расстеленных на татами рядом[23].

— Мам, когда начнётся новая четверть, — начала разговор я, когда мы легли спать, — я хочу записаться в студию живописи.

— Очень хорошо! — сказала мама, посмотрев на меня. — Ты с детства любила рисовать.

После ванны мама пахнет ванилью. Мы лежим рядом, смотрим вверх, пристально разглядывая потолок, и разговариваем.

— Очень хорошая мысль, дочка!

Какая тихая ночь! Слышно только, как тарахтит холодильник.

Две вещи мне особенно нравятся в Дзуси! Это то, что рядом море, и то, что здесь всегда свежайшие овощи! Рядом с вокзалом есть магазин местной ассоциации сельхозпроизводителей, там всегда можно купить овощи первоклассной свежести! Колючие пупырчатые ярко-зелёные огурчики, морковь прямо с пушистыми зелёными хвостиками, круглые гладкие помидоры и баклажаны.

Здесь богатый выбор рыбы, да и стоит она недорого. Сегодня я купила очень красивого розового морского окуня.

Иногда я думаю о Нём, об отце Соко. Например, стоя на переходном мосту. Рядом с вокзалом есть большой железнодорожный переезд в четыре ветки. Над ними построен пешеходный переходной мост. Я часто стою на этом мосту и наблюдаю за проходящими внизу электричками и людьми.

Где Он сейчас? Чем занимается? Каждый раз, когда в новом городе я нахожу магазин музыкальных инструментов, я непременно захожу туда. Перелистываю в книжном отделе музыкальные журналы, типа «Player», «Guitar magazine» или «Jazz Life», но никаких знаков Его присутствия пока не нашла.

Наступила новая четверть. Я, как и собиралась, записалась в студию живописи. Занятия проходят два раза в неделю. Сейчас мы отрабатываем набросок.

Моя лучшая подруга из класса, Ёрико, записалась в спортивную секцию. В те дни, когда у нас нет занятий в кружках, мы вместе идём домой из школы.

В последнее время мама даёт много уроков фортепиано. Дело в том, что некоторые ученики, готовясь к своему первому концерту, запланированному на весну, или по другим причинам стали брать по несколько уроков в неделю. Да и сама мама последнее время стала часто играть на пианино. Разыграв пальцы двухчасовыми упражнениями из Баха и Ганона, она играет Форе[24] и Шуберта. У Форе и Шуберта очень красивая музыка! Красивая, но немного печальная.

В воскресенье мы с мамой, как обычно, гуляли.

— Послушай, Соко, — как-то неожиданно мама завела со мной разговор, — если тебе вдруг захочется сбежать из дома, я тебе разрешаю это сделать.

Я слышала, что вроде бы мама сама, когда училась в школе несколько раз сбегала из дома. Мама продолжала:

— Но только иногда давай мне знать, что у тебя всё в порядке.

— Понятно, — сказала я в ответ. Но я наверняка из дома не сбегу. Я просто уверена в этом. Но когда я ответила, что, мол, «всё поняла», это, похоже, успокоило маму.

Сейчас октябрь. Время, когда воздух становится прозрачным, а небо синим…

— Доброе утро, Соко!

Когда я готовила себе на кухне завтрак, вошла только что проснувшаяся мама и поздоровалась заспанным голосом. Она достала сигарету и закурила. Растирая сонные глаза, она зарядила и включила кофемашину, чтобы приготовить эспрессо.

— Сегодня во сне видела твоего отца, — сказала мама. Иногда он ей снится.

— Ну, и что за сон? — спросила я, хотя знала, что она скажет в ответ.

Я насыпала в миску овсяных хлопьев и залила их молоком.

— Забыла… Но это был хороший сон…

Мама никогда не рассказывает мне свои сны. Она всегда говорит своё «Забыла…». Я не могу понять: на самом деле она сразу забывает свои сны или просто не хочет мне рассказывать. Каким бы ни было объяснение, результат один и тот же. Для моей мамы любой сон про папу всегда хороший. Какой бы сон ни был…

— Какая хорошая погода! — сказала мама, посмотрев в окно на улицу.

По утрам у мамы плохой цвет лица.

По правде говоря, я маме по-хорошему завидую. Когда я была маленькой, я несколько раз видела во сне папу, но это были детские размытые сны, от которых ничего не осталось… С тех пор мне не снятся сны об отце. Я думаю, что мама видит папу во сне, потому что он остался у неё в памяти, у неё много воспоминаний, связанных с ним. Когда она видит его во сне, то пусть хотя бы там, во сне, она имеет возможность с ним встретиться.

Затарахтела кофемашина: эспрессо готов. Я посолила яичницу, отрезала кусочек и принялась за еду.

Во сне я видела Его. Он смеялся. Необыкновенно красивое, улыбающееся лицо! Я никогда не встречала ни одного человека, у кого улыбка была бы прекрасней, чем у Него!

А какие у него глаза! Я думала так даже во сне… Высокий великолепный лоб…

Мы были где-то на природе, вокруг была тишина… На Его профиль падал солнечный свет.

Он подумал: «Мне пора идти…» Я поняла Его мысли. Он догадался, что я знаю, о чём Он подумал. Его глаза стали печальными… Мне тоже стало очень грустно. Никто из нас не произнёс ни слова, но я знала, что мы опять расстаёмся надолго…

— Мам, что там за свёрток? — спросила Соко, сидевшая за столом напротив меня. Она завтракала.

— Что? — переспросила я. Яичница, хлопья, чай, Соко в школьной форме… Обычная утренняя обстановка. Её вопрос вернул меня в утреннюю реальность.

— А, это — помада…

Я поднялась со стула и стала наливать кофе в чашку…

— Представляешь, — продолжала я, — там целых восемь штук. Причём все помады новых цветов. Это мне подарила Икута-сан.

Икута-сан — это одна из женщин, берущих у меня уроки фортепиано. У неё муж работает в косметической компании.

— Если тебе какая-нибудь понравилась, можешь взять себе. Я вряд ли буду ими краситься… — предложила я Соко.

Мой рассказ, похоже, не вызвал у дочки интереса, она только кивнула в ответ. Я продолжала:

— У этой Икута-сан пианино белое, фирмы YOUNG CHANG… Оно досталось ей от свекрови. — Я отпила кофе и закурила вторую сигарету. — Так вот, на этом пианино раньше играла её дочь. А теперь дочь уехала на учёбу в Канаду.

— А-а… — буркнула Соко и прихлебнула чай. — Она богатая, да?

— Видимо, да. У неё огромный дом. В прихожей висят настоящие картины, написанные маслом, а для уроков музыки есть специальная комната — звуконепроницаемая.

— Странно, — удивилась Соко. — Ты вроде бы спокойно относишься к чему-то новому, но при этом абсолютно не способна к этому новому привыкнуть.

Я наклонила голову набок.

То же самое обо мне говорил Момои. Я вспомнила его слова: «Ты не сближаешься с людьми. Не отталкиваешь окружающий мир, но и не идёшь на близкие отношения». По его мнению, это не является недостатком, но обрекает моих близких на одиночество.

— Ну, всё, я пошла! — Соко встала из-за стола.

Что она имела в виду? Отчего я не отказываюсь? К чему не могу привыкнуть? Что она думает обо мне? Соко, ничего не объяснив, пошла к умывальнику.

Вечером, когда я протирала окна в баре, подошла Сатико и сказала:

— Я, пожалуй, тоже подстригусь…

У Сатико длинные волосы. Она всегда просто зачёсывает их назад и собирает в хвостик.

— Смотрю на вас с Соко, у вас обеих одинаковые короткие стрижки… Мне тоже захотелось подстричься покороче.

Я не знала, что ей лучше посоветовать в ответ, поэтому просто улыбнулась. У этой супружеской пары — хозяев бара — нет детей.

— Соко идёт короткая стрижка. Хотя поначалу жалко было обрезать длинные волосы… Длинные — тоже красиво смотрятся. — Я нашлась, что сказать в ответ.

В «Хару» на подоконнике в эркере стоит интерьерная модель яхты очень причудливой формы и рядом лежит в качестве украшения маленькая восковая тыква.

— Так значит, вы с дочкой путешествуете из города в город… — сказала Сатико, — Это мне Соко рассказала. Говорит, что вы — «вороны-путешественницы».

Воздух за окном был прозрачно-голубой, на ветру колышутся подсохшие, ещё не пожелтевшие, но уже потерявшие цвет листья.

— Всё-таки короткие волосы создают ощущение свободы… — не унималась хозяйка.

Я ещё раз слегка улыбнулась ей в ответ.

Закрыв флакон со спреем для чистки стёкол, я положила его вместе с тряпками в маленькую корзину. Эту корзину убрала в шкаф с хозяйственным инструментом. В чистом оконном стекле отражалось темнеющее небо и только что зажжённые уличные фонари. Еле ощутимо пахло лимоном. Неожиданно невыносимая тоска пронзила меня.

— Я выйду ненадолго, — извинилась я перед Сатико и вышла на улицу.

Минут десять я просто шла. Крупными шагами решительно шагала вперёд. Вечерний воздух обдавал холодом. Шагая вперёд, я думала, что мир, в котором я живу, — по-прежнему мир, в котором есть ОН! Мой мир — это мир, изменившийся после встречи с НИМ! Поэтому что бы ни случилось, всё будет хорошо. Всё будет хорошо… Может, мои мысли разделяли мою жизнь, словно до рождества Христова и после… Рассуждая так, я снова призналась себе, что ОН — мой бог, мой ангел-хранитель.

Я вспомнила его слова: «Я обязательно буду тебя искать».

Я закурила и стала напевать мелодию из Рода Стюарта. Я закрыла глаза, и мне показалось, что Он обнял меня.