Я сижу на татами, вытянув ноги, пью эспрессо и жду, когда Соко вернётся из школы. Сегодня понедельник, а по понедельникам у меня выходной. Во дворе, примыкающем к нашему балкону, сорняки растут в своё удовольствие. Сквозь дверную сетку осенний ветер приносит запах уставшей земли. Открытая балконная дверь всегда раздражает Соко. Дело в том, что сетка местами порвана, и в дырки залетают комары.
За окном сентябрь. Я закрываю глаза и ловлю краешками век слабое тепло солнца, уходящего на запад…
— Говоришь, хочешь сбежать? Но куда? — я вспоминаю, как тогда спросила Его.
— Не знаю, — ответил он.
— Мне можно с тобой? — спросила я снова.
На его лице появилось раскаяние.
— Прости, я не хотела… — от волнения я сама стала извиняться. Я не хотела, чтобы из-за меня у него были неприятности, не хотела видеть его несчастным. Был душный вечер. Мы пришли в парк Кита-но-мару[10], весь пропитанный запахом зелени. Он крепко обнял меня. Прижав меня к себе, он замер. Потом тихо произнёс: «Прости за всё!» Потом вдруг резко отпрянул от меня, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Я обязательно вернусь… Я обязательно вернусь! Я разыщу тебя. Где бы ты ни была.
У него была жена, а я была замужем за Момои. Его музыкальный магазинчик был закрыт на затянувшийся отпуск. Положение было абсолютно безвыходным, «просто хоть в петлю лезь», и «ему посочувствовали бы сейчас даже бездушные кредиторы». Он объяснял мне всё это, странно улыбаясь, с каким-то осунувшимся лицом. Я смотрела на него и понимала, что не могу ничего для него сделать. Это было двенадцать лет назад. Мне было всего двадцать пять…
Я встала и пошла на кухню. Взяла сигарету и закурила. Оттого, что я резко зашла в прохладное и полутёмное место, я сразу же ощутила кожей прикосновение холодного воздуха. Стоя босиком на полу, я почувствовала, какой он холодный, кое-где тяжело скрипит. Днём дома смертельно тихо.
Уже шестой час, а Соко ещё нет. Последнее время она всё время задерживается. То, что она поздно приходит домой, означает, что у неё появились друзья, и я, наверное, должна радоваться за неё.
Я включила радио и достала из холодильника банку пива.
Вчера мы с Осита-сан закончили изучение «Школы игры на фортепиано» Бургмюллера. Последняя пьеса из этого сборника — «Всадница». Эта пьеса написана в лёгком пружинистом темпе. Осита-сан села, ровно распрямив спину. Её руки, сухощавые и тонкие, с бесчисленными складочками, с провисшей прозрачной кожей и бурыми крапинками были красиво поставлены. Она сыграла очень бегло, правда, два раза запнулась, но в хорошем темпе, выдержав сложный ритмический рисунок. Когда она закончила играть, я взяла карандаш и в нотах нарисовала круг, а рядом написала «Fabulous!» (Превосходно!). Так когда-то давно Момои писал в моих нотах.
Вообще-то он меня никогда не хвалил. Я заслужила от него такую оценку всего два раза, на четвёртом курсе в университете.
Перешагнув через лавку, сделанную из распиленного пополам ствола дерева, мы с Синобу Нумата присели, и он стал играть на блок-флейте пьесу, которую мы учили в школе: «Зимнее путешествие». Он старался, дул во все щёки, и от этого его круглое, со светлой кожей лицо казалось ещё круглее. Синобу наклонил голову вниз, и я заметила, какие у него длинные брови. Он зажимал отверстия кончиками пальцев, и видно было, что под ногтями у него скопилась грязь, хотя сами ногти были коротко подстрижены.
— У тебя уже здорово получается! — сказала я, подождав, пока он доиграет до конца.
— Думаю, что на этот раз смогу пересдать на хорошую оценку! — Нумата посмотрел вдаль, его лицо было довольным. Но когда он играет, флейта в его руках звучит до удивления одиноко и печально.
После летних каникул в новой четверти мы часто вместе возвращаемся из школы домой. Во-первых, нам с ним по пути, во-вторых, мы не ходим дополнительно заниматься к репетиторам. У нас у обоих мамы работают, и даже если мы сразу придём домой, дома всё равно никого нет. Поэтому мы с ним часто идём или через бывший призамковый парк и там немного гуляем, или, как сегодня, идём на старый пруд Убагаикэ. Иногда мы заходим в кафетерий музея, и мама Нуматы угощает нас пирожным.
С Нуматой я подружилась на летних каникулах. Хотя когда мы впервые столкнулись в музее, я постаралась поскорее убежать, потому что мне было неудобно.
— А когда ты стал носить взрослую одежду? — однажды я спросила его. Серые, ужасные широкие штаны, которые он часто надевал, давно не давали мне покоя.
— Да с позапрошлого года, — ответил Нумата, а потом добавил:
— С третьей четверти третьего класса.
— Это мама тебе такие выбирает?
— Ну, — кивнул он.
Похоже, его никак не волнует то, во что он одет, и то, как он выглядит. Я набралась смелости и продолжила:
— Можно попробовать подобрать тебе какой-то другой фасон?
Нумата спокойно слушал меня.
— Ну, сам подумай, ведь даже в одежде для взрослых есть разные фасоны брюк… Джинсы, например, или бежевые с карманами, наподобие военных…
В самом деле, эти серые мешковатые брюки выглядели очень странно. Они выделяли его на фоне всего класса. Из-за них он был похож на дяденьку-школьника. При этом на талии красовался ремень, такой как носят взрослые, что ещё больше усугубляло странное впечатление.
Дошло до него то, что я говорила, или нет, не знаю, но, похоже, Нумата нисколько не обижался на мои слова. Он абсолютно не собирался менять что-то в своей одежде и в ответ на мои слова только как-то неопределённо улыбался.
Когда речь шла об уроках, у него была та же самая реакция. В самом конце летних каникул, за два дня до начала четверти он поразил меня тем, что не сделал ни одного домашнего задания.
— Да ты что! Правда?! Ни одного? — Задали нам довольно много. — Задание по тетради на печатной основе я тебе покажу, спишешь у меня быстренько. Хотя бы это сделаешь…
Я говорила, что дам ему списать, говорила, что помогу ему сделать задание, но он не проявлял никакого интереса.
— Да ладно, не надо, — В глазах у него было желание уйти от этой темы.
Я была поражена, потом на секунду почувствовала восхищение. Я никогда не смогла бы так поступить.
В конце концов Нумата не сдал учителю домашнее задание. Но, по крайней мере, из-за этого случая начиная с новой четверти мы с ним подружились.
— Пойдём пирожных поедим? — спросил меня Нумата, убирая флейту в чехол.
Я наклонила голову:
— Сегодня не пойду.
По поверхности пруда скользили лучи заходящего солнца. Что мне нравится в Нумате, так это то, что в подобных ситуациях он никогда не спрашивает «почему».
— Смотри! — вскрикнула я и кивнула в сторону узкой дорожки, ведущей к зданию исторического музея. По дорожке неторопливо шла чёрная кошка. Лучи заходящего солнца скользили по шерсти на её спине. — Как красиво!
В этом городе мне очень нравится, как садится солнце.
Когда я пришла домой, мама на кухне читала книгу. Как всегда в понедельник, когда у неё выходной, днём она делала что-то по дому. На ней было простое платье из мягкой ткани с печатным рисунком.
— Привет, дочка! — Мама подняла голову от книжки, посмотрела на меня и улыбнулась. Маленькая пепельница была полна окурков.
— Мам, помнишь Нану? — спросила я неожиданно.
Раньше, когда мы жили в Кавагоэ, у нашего соседа по дому жила кошка Нана.
— Я сегодня видела кошку, как две капли воды похожую на Нану. Чёрненькая, такая красивая!
— На Нану? — мама недоумённо смотрела на меня. — Где?
Мама тоже очень любила ту кошку. У неё был коротенький хвост, и мама говорила, что кошка очень симпатичная.
— Возле пруда Убагаикэ.
Мама вдруг замолчала, и теперь уже я недоумённо смотрела на неё.
— Мам, ты чего?
Её лицо стало серьёзным:
— Нана, наверное, умерла.
Я испугалась.
— С чего ты решила? — громко спросила я.
Мама сказала, что сегодня видела эту кошку во сне. Во сне Нана спокойно спала, растянувшись возле почтовых ящиков в подъезде, в том доме в Кавагоэ.
— Прошло всего два года, как мы уехали из Кавагоэ… — произнесла мама, потупив взгляд. Я смотрела на её профиль с острым подбородком, короткую стрижку…
— Первый раз увидела её во сне. Наверное, Нана приходила попрощаться, — Мама говорила это таким голосом, как будто всё, что она говорила, было абсолютной правдой и не вызывало никаких сомнений.
— Только поэтому? — спросила я.
— Да, мы видели её в один и тот же день. — Мама взяла сигарету и закурила.
— Это была не Нана. Просто похожая на неё кошка и всё. — Но мои слова были бесполезны.
— Не переживай, милая! — сказала мама, как бы желая меня успокоить. — Нана прожила долгую жизнь, а все домашние животные, которых любили, обязательно попадают в рай.
Я ничего ей не ответила. Я была уверена, что это полная чушь. Не сказала вслух, но подумала: «Получается, что животные, которых не любили, не попадут в рай?!»
Наступил октябрь. Ветер несёт дыхание осени, небо по-осеннему ясное и прозрачное. Ушла всем надоевшая последняя жара, вкус кофе и сигарет стал ощущаться по-особенному терпко.
В этом городе я, как всегда, езжу на работу на велосипеде, но именно осенью педали велосипеда крутятся как-то особенно легко!
Сегодня с утра у меня было два урока по фортепиано, потом, купив кое-что в магазине, я пришла домой, пообедала и взялась за стирку. Закончив стирать, я взяла плеер Соко и пошла прогуляться.
Край сухого рва довольно крутой, и хотя я старалась спускаться медленно, всё равно не удержалась и сбежала. Вокруг растёт много больших деревьев.
Я люблю бродить в одиночку. Когда я гуляю одна, я всегда иду быстро, крупным шагом. Иду и иду. Настойчиво шагаю вперёд. Иногда меня охватывает странное чувство. Оно бывает очень редко, но, может быть, именно желая вновь ощутить его, я настойчиво шагаю вперёд. Это — ощущение, что когда я иду прямо и большими шагами, мне навстречу точно так же идёт Он. Это только лишь ощущение и не больше, я ни на что не надеюсь и ничего не рисую в своём воображении… Мне кажется, Он идёт мне навстречу… прямо на меня… нежданно-негаданно… Я, наверное, подумаю: «Всё-таки вернулся…» Не «Почему?», не «Не может быть!», а «Всё-таки вернулся…» Он засмеётся. Он ведь знал откуда я буду идти… Никто из нас не ускоряет шаг. Шаг за шагом, мы приближаемся друг к другу. Как будто за каждым нашим шагом кто-то наблюдает. Как будто стоит ошибиться в длине или числе шагов, и кто-то из нас снова исчезнет.
Например, вот если бы сейчас на верху этой насыпи, от которой начинается сухой газон, я бы заметила Его фигуру, я бы нисколько не удивилась. Только бы подумала: «Всё же вернулся! Я так ждала».
Меня кто-то окликнул, но из-за того, что я слушала плеер, я не сразу услышала.
— Уважаемая Ёко-сан!
Наконец-то услышав, я подняла взгляд и увидела Осита-сан с мужем. Они вдвоём очень громко меня звали.
— Извините, не слышала, — сказала я, снимая наушники. — Здравствуйте! Вы гуляете? — я опустила голову в сторону двух пожилых людей, которые шли вдоль ровной дорожки.
— Да, — Осита-сан приветливо кивнула. Её рука опиралась на руку мужа. — И вы тоже?
Я почувствовала неловкость оттого, что люди, которые были старше меня в два раза, обращались ко мне так почтительно.
— Да, — ответила я.
У меня было такое чувство, что меня, как ребёнка, остановили взрослые. Надо мной нежно-голубое небо. Вечерний воздух.
Мы ещё раз поклонились друг другу и пошли каждый своей дорогой. Я смотрела вслед этой паре, идущей под руку. Меня охватило лёгкое ощущение утраты. Я что-то безвозвратно потеряла в жизни, что-то выпустила из рук.
«Безнравственно»…
Я подумала об этом слове. Любовь — это особое безнравственное право человека. Так говорил Он мне. Может, это и правда. У безнравственных людей есть место, куда они никогда не смогут прийти. И какой бы легкомысленной я ни была, я это знаю. Я не забываю об этом ни на минуту.
После ужина, я приводила себя в порядок, а Соко сбоку наблюдала за мной. Дочка говорит, что ей нравится смотреть, как я крашусь и причёсываюсь.
Сегодня днём, когда я ходила за покупками, я зашла в книжный магазин. Я всегда беру книги в библиотеке, поэтому в книжный магазин захожу крайне редко. Я захожу туда не для того, чтобы купить книгу. Моя цель — просмотреть журналы. «Player», «Гитара магазин», «Джаз лайф»… Те, что когда-то давно лежали у него в магазинчике. GM SQUARE, или CLASSIFIED BAZAAR — в этих и подобных журналах есть специальный раздел частных объявлений. Там публикуют и серьёзные объявления, и самые странные предложения, всё, что угодно, вроде предложений о продаже подержанных инструментов, о наборе вокалистов или поиске друзей-единомышленников и т. п. Я думаю, что если бы Он стал разыскивать меня, то, вполне возможно, Он бы воспользовался таким способом. Я не уверена, но всё же…
Если бы (один шанс из тысячи) это произошло, я бы не хотела упустить этот шанс и не заметить Его объявление. Именно поэтому, месяц за месяцем, я просматриваю в журналах огромное количество похожих объявлений, вроде таких как «Буду признателен, если кто-нибудь отдаст старую электрогитару «Фендер», «Продам за 450 тысяч электрогитару Стил G с футляром, гриф: 8 струн в 3 ряда (производство «Фендер», США, старого образца)», «Срочно! Ударник ищет соло и бас-гитариста для создания трио-группы» или «Ищу музыкантов — единомышленников для выступлений, вживую»» и т. д.
Много лет назад, уехав из Токио, я сама пробовала давать объявления в такие журналы.
«Владелец музыкального магазина «Посад», сообщите свои координаты» или «Ищу кассету с записью концерта гитариста Нарциссо Иепеса (Испания). Концерт начинается с вариации на тему Моцарта и заканчивается JUEGOS PROHIBIDOS». Это Он записал для меня несколько кассет с Иепесом.
Хотя Он бросил свой магазин, не приведя окончательно дела в порядок, я не могла представить себе, чтобы Он смог жить в мире, не имеющем отношения к гитаре и музыке. Я считала, что существует большая вероятность того, что Он увидит моё объявление в одном из журналов. Если Он найдёт его или даже хотя бы просто заметит, дальше у нас всё сложится хорошо, думала я. На мои объявления приходило несколько ответов, но это были либо злые насмешки, либо просто чьё-то баловство.
— Мам, ты не хочешь розовой накрасить? — спросила Соко сзади, когда я перед зеркалом собралась накрасить губы.
Ей нравится розовый цвет.
— Накрась губы розовой помадой, как у Махо, помнишь, когда мы жили в Такахаги!
Я нахмурилась, посмотрела в зеркало в глаза Соко, передавая взглядом своё желание.
— Не нравится, Соко?
— Мама, этот цвет тебе не идёт!
Я всё же выбрала красную помаду. «Ну вот!» — разочарованно произнесла дочка.
После работы, когда я собралась заварить кофе, хозяин бара приготовил для меня лапшу-удон с овощами и мясом. Её нет в основном меню, но если кто-то из посетителей вдруг попросит, всегда найдутся продукты, чтобы её тут же приготовить. Капуста, морковь и консервированная говядина.
— Как вкусно! — сказала я, и это был отнюдь не пустой комплимент.
— К ней ещё вино подходит! — сказал он и достал для меня бутылку белого вина из холодильника.
— Просто отеческая забота! — сказала я, пытаясь отшутиться.
Он пожал плечами. На нём была чёрная рубашка-поло с какой-то эмблемой.
— Я же не ко всем так отношусь!
— Извините меня, пожалуйста, — сказала я в ответ сдержанно-вежливо.
Разговор на этом следовало закончить. И он, и я были не настолько молоды, чтобы не уметь услышать то, что скрывается за фразой, или чтобы не обращать внимания на все подтексты.
— Дальше справишься без меня, хорошо? — сказал хозяин бара и вышел.
Бар, в котором повернули табличку «закрыто», становится тихим. Я наполовину выключила свет. В воздухе ещё остался запах людей, которые только что здесь были. Грустно. Я вымыла посуду и выставила мусорные мешки за дверь.