Боксер-4: назад в СССР

Глава 13

— 61 килограмм, рост — 167 сантиметров! — объявила тетенька механически-равнодушным голосом и отвернулась, чтобы занести полученные данные в журнал.

Я обомлел. Я-то думал, мне показалось — ну, там, свет как-нибудь не так лег, под сильным углом смотрел, еще мало ли что. А оказывается, я за последние месяцы так вымахал, что и самому не сразу верится! Да и веса я, получается, набрал прилично. Ведь совсем недавно я находился в самом низу легкого веса. А теперь — всего одна весовая категория разделяет меня со Шпалой, который показал 67 килограммов при росте 187! Да, похоже, я расту не только в навыках. Что, в общем-то, естественно в моем теперешнем возрасте, просто, видимо, я уже успел отвыкнуть от такого стремительного изменения показателей.

— Спасибо, — невпопад ответил я, пораженный такими новостями о себе любимом.

— В соседний кабинет на медосмотр! — не глядя строго скомандовала тетенька, не реагируя на мои реплики, и я отправился туда.

Удобно, что соседний кабинет был отделен от комнаты для взвешивания прямой дверью, и не нужно было скакать в одних трусах через коридор.

— Здравствуйте! — бодро произнес я, закрывая за собой дверь, поднял голову на врача и замер. За столом в белом халате сидела Алла.

— Привет! — улыбнулась она. — Заходи, богатырь!

— Э-э… — растерянно протянул я. — А ты… здесь… как вообще?

— Сюрприз тебе хотела сделать, — Алла улыбнулась еще шире.

— Сюрприз? — вконец запутался я. — А почему же не сказала?

— А что, ты тоже мне какой-нибудь сюрприз хотел придумать? — спросила Алла, и, видя, мою недоумевающую физиономию, не выдержала и рассмеялась. — Да шучу я, успокойся! Я сама об этом только сегодня узнала. С утра позвонили, попросили заменить тут одну барышню — она заболела, что ли, или что-то такое, в общем, не смогла.

— А, так ты здесь как этот… медработник, — совсем уж по-детски сказал я.

— А как ты догадался? По белому халату и фонендоскопу, да? — продолжала веселиться Алла. — Да, никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу!

Блин. И чего это я, в самом деле. Несу какую-то околесицу. В качестве кого она здесь еще может находиться, интересно? И если она в летнем пионерлагере работала в медпункте, почему бы ей не сидеть в комиссии по допуску подростков к соревнованиям? Тем более у нее отец — спортивный чиновник и засунет дочь куда угодно.

— Ты прав — я медработник! Провожу осмотры и даю допуск к соревнованиям, — говорила тем временем Алла, пристально глядя на меня. — Ну, или не даю — это уж как пойдет. Вот если бы, скажем, тогда у тебя возникли сложности, я бы все равно тебя допустила. А вот теперь уже и не знаю. Теперь могу и не допустить!

В ее голосе послышались обиженные нотки, и я начал лихорадочно соображать, что могло ее так сильно задеть. Неужели ей рассказали, что я праздновал день рождения на Янкиной даче? Или что Ленка ко мне клеится прямо при всех? Да нет, чушь какая-то. Я помотал головой, пытаясь стряхнуть липнущие мысли. Во-первых, кто бы ей об этом донес и зачем? А во-вторых, ей-то, в принципе какое дело? Она взрослый человек, и у нее до недавнего времени была своя, взрослая личная жизнь. Станет она еще бегать за молодым пацаном и обижаться, что он проводит время со сверстницами! Так что скорее всего — я надумываю на ровном месте.

Видимо, мои сомнения очень уж красноречиво отражались на моем лице, потому что Алла снова расхохоталась. «Да она просто прикалывается!» — вдруг понял я. «А я-то уже понастроил тут себе теорий!».

— Ладно, чемпион, давай осматриваться уже, — сказала Алла, успокаиваясь. — А то там ваших еще табун целый, надо со всеми успеть, а время у нас ограничено.

Я вспомнил, как вся эта процедура проходила в двадцать первом веке. Пройти комиссию и получить допуск — это была целая история! Взять справку по форме 083/5–89, действующую полгода. Обойти кучу врачей, сдать миллион разных анализов — допинг, хренопинг… А через полгода — опять та же катавасия. Иногда создавалось впечатление, что наше основное занятие — не выступления на ринге, а обход врачей, что-то вроде «тайного покупателя».

Сейчас же все было намного проще. Алла бегло осмотрела мои глаза, уши, кожные покровы. Проверила молоточком рефлексы нервной системы. Измерила пульс и давление. И, в принципе, осмотр был закончен. Все это заняло меньше десяти минут, включая ее записи в журнале.

— Поздравляю, чемпион Михаил! — торжественно произнесла она, стараясь опять не рассмеяться. — Ты полностью здоров и можешь быть допущен к соревнованиям!

— То, что здоров — это, конечно, замечательно, — поправил ее я, — но по поводу чемпиона ты пока поторопилась.

— Просто я смотрю в будущее, — хихикнула Алла. — Удачи на турнире!

Я оделся, вышел из кабинета и стал расхаживать по коридору, изучая, так сказать, местность. У меня оставался еще какой-то запас времени, пока процедуру взвешивания и осмотра не пройдут все участники турнира, но употребить это время было решительно некуда. Организм был, в принципе, готов к бою — я не изменял своему подходу и старался каждую свободную минуту обращать внимание на его состояние. Если бы турнир начинался прямо сейчас, мне оставалось бы только немного размять и разогреть туловище — и можно выходить на ринг. Можно было бы сходить на улицу, погулять и подышать свежим воздухом — но выходить из здания сейчас было категорически запрещено.

— Ну что, ребята, сегодня разомнемся, — сказал подошедший Лева. Как-то незаметно вокруг меня собралась вся наша компания: Лева, Сеня, Шпала…

— Ага, — кивнул я. — И разогреемся заодно.

Мне не очень нравился их шутливый настрой. В отличие от них, я-то хорошо себе понимал, что из себя представляют наши соперники и насколько напряженными будут бои. А из прошлого тренерского опыта твердо знал, что такое расслабленное и ироничное состояние способно перечеркнуть все усилия, которые были до этого приложены в спортзале. Даже не знаю, что губительнее действует на бойца: переоценка собственных возможностей или недооценка противника. Но когда спортсмен перед самым соревнованием позволяет себе вот такой подход «свысока», с шуточками и прибауточками — это означает сразу два из двух.

— Я бы на вашем месте не расслаблялся, ребята, — честно сказал я друзьям.

— Да мы и не расслабляемся, — пожал плечами Шпала. — Просто чем тут еще заняться-то, кроме как по коридорам шататься.

— Да я не об этом, — объяснил я. — Судя по всему, борьба нам предстоит крайне серьезная. И если мы хотим добиться приличных результатов, то нам придется показать все, на что мы способны и даже больше.

— Да ладно тебе, — недоверчиво сказал Шпала. — Ты чего, коней, что ли, испугался, или спартачей? Не в первый раз с ними бьются, и вообще, в этом суть спорта и есть: один раз одни победят, другой раз другие, а уверенным в себе нужно быть всегда!

Я едва сдержался, чтобы не начать их воспитывать — все-таки сейчас мы были на равных, а наставнические позывы из прошлой жизни все еще давали о себе знать.

«В конце концов, они именно поэтому так и держатся, что еще не знают, что такое по-настоящему серьезные бои», — объяснил себе я. «Что называется, пороху не нюхали еще. А неопытность, как и молодость — это такой недостаток, который имеет обыкновение исправляться очень быстро».

— Ладно, как знаете, — примирительно ответил я пацанам. — Уверенным нужно быть, конечно же, всегда, но сегодня все-таки на кону — спортивные звания! А это вам не хухры-мухры. Это подтверждение статуса. И не знаю, как вы, а я бы очень хотел что-нибудь завоевать.

— Завоюем, не боись, — ободряюще заявил Шпала. — Не надо сомневаться в себе, это вредит! Запомни: мы все выступим самым лучшим образом и уедем отсюда с кучей наград! Вот так себя и настраивай! И не дрейфь!

Он наставлял меня, как младшего товарища. Хотя доля истины в его словах, надо признать, тоже была.

В одном из бесчисленных ответвлений коридора я краем глаза заметил Славу Лемешева, который с грустью наблюдал за толпившимися участниками турнира. Бабушкина рядом с ним не обнаружилось, из чего я сделал вывод, что Денис все-таки проявил твердость духа и не стал нарушать свой сухой закон. Кстати, что здесь делал сам Лемешев, для меня оставалось загадкой. Приехал посмотреть турнир в качестве зрителя? Наверное, так. Как это было ни печально признавать, сейчас он становился тем, что в будущем будут называть «сбитый летчик». А для таких людей быть зрителем на любимых мероприятиях было хоть какой-то ниточкой, связывавших их со своей профессией. Выпил Слава в результате с кем-то или нет, осталось для меня неведомым, но выражение его лица было настолько грустным, что я непроизвольно отвел от него взгляд. Мне было неприятно видеть прославленного спортсмена в таком состоянии.

Вдруг толпа юных бойцов зашевелилась.

— Вывесили, вывесили, смотри, пойдем! — послышалось с разных сторон. Я обернулся и увидел, как на стене появились несколько листов бумаги, заполненных аккуратным почерком. Ребята сгрудились вокруг них и загудели, пытаясь пролезть поближе. Я тоже втиснулся в их толпу и принялся изучать список участников.

Все фамилии и имена были разделены по весовым категориям. Всего этих категорий было семь: от легкого до тяжелого. Представителям каждой из весовых категорий предстояло пройти три стадии турнира — от четвертьфинала до финала. Всего же турнир длился три дня. Таким образом, нагрузка наша составляла один бой в день — оптимально и, я бы даже сказал, щадяще. Как раз будет время не только привести в порядок свое тело после состоявшегося боя, но и проанализировать свое выступление и учесть все ошибки.

Но кто же с кем именно будет биться? Так-так… Имена многих наших конкурентов были мне уже знакомы. Леве явно будет непросто, Шпале тоже придется постараться и попахать как следует… Так, а что же я? А у меня тоже будут довольно тяжелый стартовый бой. Фамилия знакомая, а если помню по прошлой жизни — соперник явно хороший и не проходной.

Вот тебе и внутренний настрой. Посмотрю я теперь на Шпалу с Левой, которые только что ходили тут с видом отпускника на курорте и уверяли меня, что не надо сомневаться в себе.

То что у меня крепкий соперник — действительно хорошо мотивировало. Когда у тебя в соперниках — спортсмены выше тебя классом, это неплохой способ чему-нибудь научиться и подтянуть и свой уровень тоже. Потому что теория теорией, понимание рисунка боя пониманием, но практика на первом месте.Пусть даже ты проиграешь, зато это будет для тебя настоящий живой мастер-класс в самых что ни на есть «полевых» условиях. И к следующим соревнованиям можно подойти уже совсем другим человеком. Это тяжелый, но бесценный опыт, который можно приобрести только таким образом. Можно, конечно, и в зал пригласить кого-то поопытнее. Но зал, как ни крути — это все равно что учебка в армии. Да, там отрабатываются навыки, там теория пробуется на практике — но вот именно, что только пробуется. Вы оба — и ты, и партнер — находитесь под присмотром тренера, который тут же готов кого-то поправить, остановить бой, дать отдышаться, показать, где была ошибка, помочь сделать правильно. А тут уже все, никаких поблажек и тренерского контроля. Это как учить плавать — бросили тебя, голубчика, в воду — и крутись, как хочешь. Захочешь выжить — поплывешь. Так и здесь — в боевых условиях рефлекторно начнешь применять все необходимые навыки, даже те, о которых и сам думать забыл. Такая учеба иногда бывает лучше всяких тренировок — ну, конечно, если только речь идет не о совсем уж начинающих, техникой-то владеть необходимо.

— Здорово, сосед! — услышал я за спиной. Я обернулся и невольно улыбнулся, увидев перед собой своего «будущего» армейского дружка Славика, а вместе с ним — и всю их гоп-компанию во главе с байкером Ленчиком.

— Привет, пацаны! — радостно ответил я. — Вы все-таки приехали?

— Нет, ну а чего, — деловито пробасил Леонид. — Своих-то надо поддерживать. Да и вообще, посмотреть на настоящие бои тоже всегда интересно.

Конечно, интересно. Особенно когда испытал возможности некоторых бойцов на себе.

— Вы как тогда, еще долго праздновали, когда мы уехали? — зачем-то спросил я.

— Да нет, — пожал плечами Ленька. — Сразу спать легли и все.

— А как твой мотоцикл? — уточнил я.

— Да нормально, — махнул он рукой. У нас там в поселке один автомеханик есть — он за бутылку это крыло наутро же и выпрямил. Пустяковая вмятинка там была, ничего особенного. Слушай, ты здесь когда будешь выступать-то?

— Первый бой — уже сегодня вечером, — сообщил я.

— Ооо! — уважительно протянул Слава. — Ну что же, желаем тебе удачи! Не будем мешать, пойдем посмотрим, что здесь за зал и вообще… Потом увидимся!

Я поблагодарил пацанов и отправился бродить по коридорам дальше. Мне нужно было внутренне сосредоточиться перед вечерним открытием турнира, а здесь постоянно что-то отвлекало. То олимпийский чемпион заявится (как выяснилось, приехал поддержать своего тренера ЦСКА), то нужно изучить расписание, то вот друзья-приятели… Нет, мне, конечно, было безумно приятно, что они приехали в Раменское специально, чтобы поддержать меня, но я всегда предпочитал откладывать все эмоции на время после боя, а не до него.

А тут еще, когда я увидел этого Леньку, в голове сразу стал крутиться вопрос: было ли у него что-нибудь с Ленкой или нет? Вообще, она ночевала у него или где-то еще? «Мы сразу легли спать» — кого он имел в виду под словом «мы»? М-да. Почему-то эта непутевая девчонка постоянно всплывала у меня в мыслях, несмотря на то, что я твердо решил порвать с ней всяческое общение. «А что, если она действительно ночевала у него? Это ведь их личное дело, тебе-то какая теперь разница?» — спросил себя я и тут же ощутил жгучий укол чего-то, похожего на ревность. Правду, что ли, говорят, что все мужчины где-то глубоко в душе — собственники… но за собственными эмоциями было интересно наблюдать.

— Что значит нету? — вывел меня из размышлений знакомый голос Григория Семеновича. — Почему нету?

Тренер был явно чем-то рассержен. Какие еще приключения свалились на нашу голову сегодня? Я поискал его глазами. Григорий Семенович беседовал с кем-то из «армейцев» — и, судя по его повышенному тону, беседа была не из приятных.

— В каком это смысле не вернулся? — практически кричал тренер. — Он что, думает, люди ему — как его мешки, что ли? Это с его картошкой ничего до вечера не случится, а у нас тут соревнования, между прочим! Вы хоть смотрите, кого нанимаете вообще?

— Так это не мы нанимаем-то, — возражал «армеец», — чего ты на нас-то кричишь.

— Вот ты знаешь, мне абсолютно все равно, кто и кого нанимает и на каких условиях, — не успокаивался Григорий Семенович. — Мне важно, чтобы мои пацаны были обеспечены всем необходимым. А их теперь, получается, даже их собственной формы лишили!

— Да успокойся ты, Гриша, — пытался утихомирить его «армеец».

— Не успокоюсь! — настаивал тренер. — Я не собираюсь успокаиваться, когда к моим бойцам такое отношение! Сначала мы почему-то должны входить в его положение, когда для него картошка важнее бойцов, потом ждать его полдня, а теперь выясняется, что он вообще пропал черт знает где и когда будет с нашими сумками, неизвестно! Как, по-твоему, им сейчас выступать? Бои-то, между прочим, уже сегодня начинаются, а этот деятель уехал и с концами!

Тэээк… вот это новости! Получается, наш водитель, который обещал вернуться за нашими сумками в общагу, куда-то уехал и до сих пор не приехал обратно. И еще неизвестно, поехал ли он в общагу за сумками или куда-то еще. Вообще, он показался мне довольно мутным типом. Уже одно то, что, везя подростков на соревнования, он позволяет себе попутно брать какие-то калымы, говорит о многом. А прежде всего — о безответственности.

Вот теперь это мое ощущение и подтвердилось. На носу — открытие турнира и первые бои, в том числе с нашим, динамовцев, участием. А у нас нет никаких личных вещей. Даже формы — и той нет. И как теперь быть? Не в трусах же показываться на ринге?

Я понимал Григория Семеновича, как никто другой. В моей тренерской практике было несколько подобных случаев, и то, что я тогда переживал, лучше было бы не переживать никому. Я был в такой ярости, что был готов разнести весь дворец спорта, где проходили соревнования. Случаи такого раздолбайства хоть и были редкими, но все-таки иногда происходили. То автобус дадут неисправный, и он заглохнет прямо посреди трассы зимой, то инвентарь забудут погрузить и привезти, то водитель заболеет и пошлет вместо себя коллегу, который опоздает на полтора часа…

А расхлебывать все приходилось именно тренеру.

Ведь публика думает как? Если спортсмен выступает хорошо — значит, он умница и молодец, аплодисменты ему и призы. А если что-то случается, да еще прямо на выступлении — значит, тренер дурак и негодяй, гнать его взашей, чтоб ребят не портил. Вот и сейчас все шишки грозили посыпаться на нашего тренера. Хотя уж кто-кто, а он-то в данной ситуации был абсолютно не при чем. И было все так же непонятно, в чем, собственно нам нужно будет выступать — а решать эту проблему в любом случае придется ему.

«Что делать?» — думал я, как Чернышевский, глядя на то, как Григорий Семенович продолжает возмущаться.