Я не знаю, как разрубить этот узел чистой любви и греховной страсти, который сам Александр Македонский только еще крепче завязал бы своим мечом…
В начале 1821 года правительство Колумбии переехало в город Кукуту, расположенный на границе между новой Гранадой и Венесуэлой. По решению конгресса в Ангостуре он был объявлен столицей республики. 6 мая в Кукуте открылся конгресс, призванный дать новому государству постоянную конституцию.
Боливар обратился к депутатам с посланием, в котором вновь просил освободить его от поста президента. «Моя профессия солдата, — писал он, — несовместима с гражданской должностью президента. Я не желаю, чтобы мои враги продолжали называть меня тираном. Если конгресс будет настаивать на назначении меня президентом, я заранее отказываюсь от славного звания гражданина Колумбии и покину землю моей родины».
Конгресс воззвал к патриотизму Боливара, но он вновь и вновь повторял, что не желает власти. Настаивая на своей отставке, Боливар как бы говорил депутатам: «Я не диктатор, я только военный руководитель, но если вы, представители народа, доверяете мне власть, настаиваете и требуете, чтобы я ее принял, я готов вопреки своим желаниям, но в угоду вам пожертвовать собой и подчиниться вашей воле. В таком случае не мешайте и не препятствуйте мне довести войну до победного конца».
Только после настоятельных обращений конгресса Боливар согласился вновь занять пост президента Колумбии.
Новая конституция, одобренная конгрессом 20 августа 1821 года, устанавливала унитарную форму правления во главе с президентом, избираемым сроком на четыре года. Конституция запрещала президенту, являвшемуся одновременно главнокомандующим, во время руководства военными действиями осуществлять функции главы гражданской власти, что значительно ограничивало поле деятельности Боливара. Законодательная власть принадлежала палате и сенату. Их члены назначались избирательными коллегиями. Для кандидатов на выборные должности устанавливался имущественный ценз. Конгресс постановил, что конституция будет действовать без изменений десять лет.
Вице-президентом республики был избран генерал Сантандер. К нему, когда Боливар брал на себя руководство военными операциями, переходила гражданская власть президента. Конгресс наделил Боливара диктаторскими полномочиями в районах ведения войны. Столицей республики становилась Богота.
Конгресс в Кукуте, состоявший в основном из представителей креольской верхушки, не подтвердил декрета Боливара об освобождении рабов. Он провозгласил только так называемую «свободу чрева». Это означало, что дети рабов рождались свободными. Их содержание до восемнадцатилетнего возраста возлагалось на рабовладельцев, а за это «свободные» дети должны были работать на своих «благодетелей». Устанавливался также фонд для выкупа рабов. Практического значения эти решения в условиях продолжавшейся войны с Испанией не имели — рабы добивались свободы, вступая в ряды республиканской армии.
Конституция Кукуты, как ее стали называть, явилась компромиссом между различными группировками патриотов — централистами и федералистами, консерваторами и демократами, сторонниками неограниченной президентской власти и теми, кто отстаивал преобладание законодательной власти над исполнительной. Она во многом напоминала конституцию США, хотя условия Колумбии отличались от северной республики. Конституция мало кого удовлетворила. Венесуэльцы, панамцы, эквадорцы были недовольны тем, что она слишком урезывала права областей.
Боливар отрицательно относился к конституции Кукуты. Услышав колокольный звон в ее честь, он сказал: «Это похоронный звон Колумбии». Законодатели, писал Боливар в письме одному из своих друзей, по-видимому, забыли, что в Колумбии, кроме овечек, еще обитают дикие индейцы в районе Ориноко, льянеро — на Апуре, моряки — в Маракайбо, фанатичные приверженцы испанского короля в Пасто и Патии, в разных местностях действуют никому не подчиненные и никого не признающие партизанские отряды. С конституцией Кукуты управлять ими будет не так-то просто.
Тем не менее Боливар публично выразил свое одобрение конституции и присягнул ей перед конгрессом. В своей речи по этому поводу он еще раз напомнил, что считает себя неподходящим для должности президента:
— Я сын войны, человек, которого сражения выдвинули, а удача и победы удерживали на этом посту… Сабля, управлявшая Колумбией, — бич злого гения, который временами небо посылает на землю в наказание тиранам и в назидание народам. Эта сабля станет бесполезной в день мира, который должен стать последним днем моей власти. Я поклялся в этом. Разве я не говорил колумбийцам, что республика не может существовать там, где народ не пользуется своими правами? Человек, подобный мне, опасен для народовластия, он является непосредственной угрозой национальному суверенитету. Я хочу быть честным гражданином, чтобы быть свободным. Желаю, чтобы все были свободными. Для меня дороже звание гражданина, чем Освободителя: первое идет от закона, а второе — от войны…
И здесь, как во многих других речах Боливара, под текст гласил: «Я необходимое зло на период войны, но знайте, что с наступлением мира вы избавитесь от меня, вам не нужно меня бояться, после разгрома испанцев я сам уйду, плоды победы достанутся вам».
При оценке политических актов Боливара и других патриотов следует учитывать, что демократическая система правления, которую они пытались создать, делала только первые шаги в бывших испанских колониях Америки. Образцы, которым могли подражать патриоты, были далеко не идеальными: английский парламент, французский конвент, североамериканский конгресс, кадисские кортесы. И все же Боливар считал, что эта система отвечает интересам народа. Между тем опыт других стран показывал, что и при ней сильные личности, в особенности в условиях войны, могли сконцентрировать в своих руках огромную власть и использовать ее против тех же демократических институтов. Вот почему депутаты конгресса, перед которыми Боливар отчитывался, опасались, что он может превратиться в латиноамериканского Бонапарта, а он заверял их, что власть для него всего лишь тяжелая обуза, от которой он избавится при первой же возможности. Таковы были правила игры, которым следовали обе стороны.
После Карабобо Венесуэла была разделена на три военных округа, во главе которых были поставлены Паэс, Мариньо и Бермудес.
Теперь родина могла по заслугам наградить своих бойцов. Денежные награды получили только генералы и офицеры. Паэс — 120 тысяч песо, Мариньо — 84 тысячи, столько же Бермудес, другие офицеры — суммы поменьше. Генералы стали покупать поместья, плантации, их по-прежнему обрабатывали негры-рабы или бедняки льянеро. Солдаты же продолжали жить надеждой на лучшее будущее. Сертификаты на землю, полученные ими от правительства, давно перекочевали в руки спекулянтов, в числе которых оказалось немало генералов и их родственников.
Тем временем война с испанцами продолжалась. Была освобождена крепость Картахена. В этой операции отличились республиканские военные корабли под командованием новогранадского негра Падильи.
Несколько дней спустя Бермудес освободил Куману.
Испанскому гарнизону, который сдался на милость победителя, было разрешено эвакуироваться на остров Пуэрто-Рико, где власть продолжали сохранять колонизаторы.
На территории Венесуэлы в руках врага оставалось только Пуэрто-Кабельо, там находился четырехтысячный гарнизон под командованием ла Торре и его помощника — Моралеса. В 1822 году испанцам удалось предпринять вылазку из Пуэрто-Кабельо, захватить Маракайбо и вновь вторгнуться в провинции Санта-Mapтy и Коро. Это были последние судороги годов в Венесуэле. Вскоре флотилия Падильи разгромила военные корабли противника в заливе Маракайбо, и вражеские войска в этом районе сдались патриотам. Панама и Верагуас — провинции на перешейке — тоже присоединились к республике. Наконец в ночь с 7 на 8 ноября 1823 года Паэс взял приступом Пуэрто-Кабельо, последний оплот испанцев на Береге Твердой Земли. Венесуэла навсегда стала свободной…
Пришло время изгнать испанцев из Эквадора, входившего составной частью в Республику Колумбию.
Эквадор — живописная страна, расположенная в сердце тропиков. Она разделена как бы на две части: береговую с главным городом-портом Гуаякилем и горную — со столицей Кито. Большинство эквадорцев — индейцы.
В Кито, как и в Каракасе, часты землетрясения. Здесь проходит цепь вулканов; самые беспокойные из них — Чимборасо и Пичинча. Эквадор имеет славную историю. Его территория некогда была частью инкского государства. Новые республики в Южной Америке возникали в границах испанских административных делений: вице-королевств, губернаторств, генерал-капитанств. С Эквадором в этом отношении не все было ясно, ибо он в колониальный период входил то в вице-королевство Неру, то в вице-королевство Новой Гранады, что давало право и Перу и Колумбии претендовать на его территорию.
В Кито и Гуаякиле, как и в других городах Южной Америки, имелись просвещенные креолы, мечтавшие о независимости, читавшие энциклопедистов и памфлеты о французской революции. В Кито родился и жил врач Эухенио Эспехо (1769–1795), один из первых свободомыслящих людей в Южной Америке.
10 августа 1809 года восстало население Кито. Креолы создали патриотическую хунту. Несколько месяцев спустя испанцы вернули себе власть. Участники хунты были арестованы и брошены в тюрьму. В 1811 году эквадорцы провозгласили независимость, но испанцам удалось и на этот раз взять верх. В 1820 году после освобождения Новой Гранады в Гуаякиле вспыхнуло третье антииспанское восстание. Ему на помощь Боливар послал генерала Хосе Антонио де Сукре. Военный талант Сукре помог гуаякильцам приостановить наступавшие из Кито испанские войска.
Венесуэлец Сукре слыл самым талантливым генералом колумбийской армии. Его предки прибыли в Венесуэлу из Фландрии, принадлежавшей некогда Испании. В 1810 году, будучи шестнадцатилетним юношей, Сукре вступил в республиканскую армию, сражался под начальством Миранды.
После гибели Первой республики Сукре бежал на остров Тринидад, откуда возвратился на континент вместе с Мариньо. Два года спустя он участвовал в защите Картахены, покинув ее одним из последних. Его корабль потерпел крушение. Целые сутки Сукре, ухватившись за бревно, держался на волнах, пока его не подобрали рыбаки. Молодой генерал отличился в партизанской войне в льяносах, в кампании, завершившейся освобождением Венесуэлы.
Небольшого роста, худощавый, черноволосый, кареглазый, всегда вежливый, сдержанный, искренне преданный Боливару, он военными знаниями превосходил Паэса, Мариньо и Бермудеса.
Сукре был назначен командующим колумбийскими войсками в Эквадоре. У него было вдвое меньше солдат, чем у испанцев. Но, получив из Перу от Сан-Мартина подкрепление — дивизию под командованием генерала Санта-Крус, Сукре предпринял из Гуаякиля поход на Кито, расположенный, как и Богота, на высоте 2600 метров над уровнем моря. После ряда кровопролитных сражений испанцам удалось задержать продвижение колумбийцев. Боливар сперва рассчитывал перебросить часть своих войск морским путем в Гуаякиль на помощь Сукре, но это оказалось невозможным, так как испанские военные корабли курсировали вдоль побережья Эквадора. Тогда Боливар решил предпринять наступление из Боготы на Кито по суше. Для этого следовало пройти несколько сот километров по малообжитой гористой местности с тяжелым тропическим климатом. К тому же предстояло пересечь новогранадские провинции Пасто и Патию, население которых под влиянием католических священников — врагов республики — оказывало упорное сопротивление войскам патриотов.
Освободитель обещал мятежникам амнистию, различные привилегии и другие блага. Напрасно! Жители этих районов от мала до велика сражались против патриотов, изматывая их небольшую армию. Это была подлинная колумбийская Вандея, которую следовало усмирить для того, чтобы пройти в Эквадор.
Боливар пытался убедить епископа Попаяна — ярого фанатика, бежавшего в Пасто, перейти на сторону республики. Освободитель напомнил епископу, что в Испании победили «враги» церкви, намекая на приход к власти в 1820 году либералов. «Все изменилось, — писал он, — и все должны измениться». Епископ не поддался на уловку. Каракасец попросил Сантандера изготовить документы и газеты, из которых следовало бы, что Испания признала независимость Колумбии. Он надеялся тем самым убедить коменданта Пасто сдаться, но тот, ознакомившись с ними, ответил: «Не все золото, что блестит!» Защитой Пасто руководил Басилио Гарсия, в прошлом раб на галерах. Он в течение двадцати лет сражался против патриотов.
Ценой немалых жертв и усилий Боливару удалось наконец одолеть врага. Колумбийские войска, постоянно пополняемые резервами, большинство которых составляли бывшие рабы, пробились к Пасто, где 5 апреля 1822 года у Бомбона завязался бой с отрядами Гарсия, подкрепленными испанскими частями.
— Как смело идут люди в бой! — сказал Боливар, наблюдая за сражением.
— Но они не возвращаются, — заметил один из офицеров.
Боливар потерял треть своих солдат в этой битве, значительно больше, чем Гарсия.
Наступление Боливара на Пасто заставило испанцев отвлечь часть своих сил с гуаякильского фронта. Этим воспользовался Сукре. Его войска 24 мая перешли в наступление и нанесли поражение испанцам у вулкана Пичинчи, неподалеку от Кито. Патриоты пленили свыше тысячи испанских солдат и офицеров, в их числе испанского командующего генерала Аймерича, взяли много военных трофеев, а главное, освободили Кито.
Узнав о победе Сукре при Пичинче, Гарсия 28 мая сдал Пасто Боливару. Так закончилась эквадорская кампания, завершившая освобождение этой страны от испанского господства.
Фанатики Пасто еще не раз брались за оружие. Некоторое время спустя их поднял на борьбу против республики очутившийся там племянник Бовеса. По приказу Боливара Сукре решительно подавил восстание. Но не прошло и года, как они вновь восстали, на этот раз под руководством индейского вождя Агуалонго…
Этп события задержали Боливара в Эквадоре значительно дольше, чем он предполагал.
16 июля 1822 года Кито был украшен флагами. На улицах толпился парод — креолы, негры, индейцы; у многих жителей в руках были букеты необыкновенно ярких цветов, которые можно встретить только в залитых солнцем тропиках. Столица древнего инкского правителя Атауальпы готовилась к встрече прославленного колумбийского президента, овеянного легендой Освободителя — Симона Боливара.
В десять часов утра Боливар на белом коне, одетый в парадную генеральскую форму, во главе отряда конной гвардии вступил в город. С балкона одного из домов молодая незнакомка бросила ему лавровый венок. Боливар заметил ее.
В тот же вечер местные власти дали в муниципальном дворце торжественный бал в честь Освободителя и его офицеров. На балу один из гостей представил Боливару ту, которая преподнесла ему утром лавровый венок. Это была Мануэлита Саэнс.
Почитательнице Боливара исполнилось тогда двадцать два года, но за ее плечами уже лежала весьма бурная жизнь, полная всевозможных увлечений и тяжелых разочарований.
В 1790 году в Кито обосновался испанский купец Симон Саэнс, отец четверых детей и обладатель солидного состояния. Там одна молодая креолка родила ему дочь Мануэлу. Девочку отец взял в свой дом. Едва Мануэле исполнилось четырнадцать лет, как в нее влюбился испанский офицер Фаусто д'Эльуяр. Узнав об этом, старик Саэнс отдал свою дочь на воспитание в монастырь. Преодолеть стены обители для испанского офицера оказалось сущим пустяком. Мать-настоятельница получила ценный подарок, и прекрасная Мануэла со своим возлюбленным отбыла в неизвестном направлении.
Счастье Мануэлы оказалось кратковременным. Оно длилось до тех пор, пока не иссяк довольно тощий кошелек испанского офицера. Опозоренная девушка вынуждена была искать у своей матери приюта и утешения.
Прошло два года, и семнадцатилетняя Мануэла вышла замуж за доктора Джеймса Торна, англичанина из Кито, который был почти вдвое старше ее. Брак сделал Мануэлу респектабельной дамой, открыл ей доступ в высшее общество Кито. Но Мануэлу продолжал преследовать офицер д'Эльуяр, и, чтобы оградить жену от соблазна, Торн переехал в столицу вице-королевства Перу — Лиму.
Здесь беспокойная Мануэла сдружилась с Роситой Кампусано, салон которой был одним из центров подпольной деятельности перуанских патриотов. Сама Мануэла также стала активной участницей готовившегося против испанцев заговора. В ее доме, к ужасу почтенного доктора Торна, стали собираться патриоты, ожидавшие прибытия из Чили освободительной армии аргентинского генерала Хосе де Сан-Мартина.
Вскоре надежды патриотов сбылись — Лима была освобождена, и лично Сан-Мартин вручил Мануэле за ее участие в патриотическом движении орден.
Сан-Мартин издал приказ о высылке из Лимы всех испанцев, не принявших перуанского гражданства. Под этот приказ подпал и Симон Саэнс, отец Мануэлы, проживавший с нею в перуанской столице. Дон Симон решил возвратиться в Кито, с ним поехала и Мануэла, желавшая навестить свою мать. Не исключено, что она выполняла при этом какое-нибудь конфиденциальное поручение Сан-Мартина. Так она очутилась в столице Эквадора в тот момент, когда туда вступили колумбийские войска.
Боливар с первой же встречи увлекся Мануэлой. Жгучая брюнетка с большими золотистыми глазами привлекла каракасца не только своей красотой, но решительным и смелым характером, патриотизмом, преданностью делу независимости. В последующие годы она неоднократно участвовала в сражениях с испанцами. Мануэла Саэнс до смерти Боливара оставалась его любящей и верной подругой.