Часть 2. ЭПОХА ХРУЩЁВА

Глава 1. АТОМНОЕ КРЕЩЕНИЕ

5 марта 1953 года советский народ и всё прогрессивное человечество понесли невосполнимую утрату: на 75-м году жизни скончался «величайший вождь и учитель всех времён и народов», генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин. Это событие имело далеко идущие последствия для всего мира, но в первую очередь для Страны Советов. Вскоре здесь началась новая эпоха, преисполненная надежд и перемен.

За 30 лет своего правления Сталин вместе с сообщниками установил в огромном государстве режим концлагеря. Свободным в нём не был никто — ни рядовые граждане, ни начальники всех уровней, ни охранявшие их власть опричники. Однако после смерти «красного царя» этот режим стал понемногу разваливаться. Естественно, первой загнила голова. Гниение приняло форму борьбы за вакантное место главного «пахана». Ещё в 1953 году, по рекомендации самого Сталина, его занял Никита Сергеевич Хрущёв (1894—1971). Когда генералиссимус умер, выяснилось, что немало «товарищей по партии» мечтают видеть на этом месте себя. Однако за четыре года ожесточённой внутрипартийной борьбы Хрущёв смог укрепить свои позиции. Его власть приобрела абсолютный характер с февраля 1957 года, после разгрома так называемой «антипартийной группы» Маленкова, Молотова, Кагановича, Шепилова и сохранялась до октября 1964 года.


«Бровеносец» Л. И. Брежнев вешает на грудь «кукурузника» Н. С. Хрущёва очередную золотую «цацку»


Теперь обитателям многострадальной страны нужно было привыкать к многочисленным причудам нового вождя, от воли и капризов которого зависело буквально всё.[101] Военное строительство не стало в этом смысле исключением. Ведь все партийные вожди считали себя если не гениями, то уж безусловно «большими талантами», лучше других разбирающимися в вопросах военного дела.

Официально, естественно, всё выглядело иначе. Читатели старше 40 лет, возможно, ещё помнят формулировки примерно такого типа: «решения Центрального Комитета Коммунистической партии, направленные на дальнейшее развитие флота, базировались на глубоком учёте особенностей научно-технической революции, опрокинувшей многие традиционные пути в развитии техники». Но любому, кто хоть немного знает реальную историю советских вооружённых сил, хорошо известно, от чего зависел выбор путей развития армии и флота. Во всяком случае, меньше всего — от объективного анализа потребностей и возможностей.

Не успели поместить мумию Сталина в мавзолей, как тут же прекратилось строительство трёх тяжёлых крейсеров типа «Сталинград» (видимо, на основе «глубокого учёта» особенностей развития науки и техники), с воодушевлением их порезали на металлолом. Заодно адмирал Н. Г. Кузнецов, пытаясь воспользоваться неразберихой в верхнем эшелоне политической власти, реанимировал идею строительства авианосцев и приказал начать проектирование корабля данного типа.

Кремлёвские вожди, занятые процессом передела власти, практически не обращали в это время внимания на флот, развитие которого до конца 1955 года продолжалось по инерции. Маховик был запущен, со стапелей непрерывно сходили лёгкие крейсеры, эсминцы, сторожевики, тральщики, большие охотники. Достигло своего пика производство подводных лодок — каждые пять дней флот получал новый подводный корабль! Формировались всё новые и новые бригады, дивизии, эскадры, флотилии надводных и подводных кораблей. Флоты обзавелись собственными авиационными дивизиями, значительно повысившими их боевые возможности. В пределах прибрежной зоны они в значительной мере компенсировали отсутствие авианосцев.

Тогдашнее руководство Министерства Вооружённых Сил, состоявшее из вчерашних пехотинцев и танкистов (сменивших кавалеристов), практически не интересовалось флотом. Оно считало его обузой, абсолютно бесполезной в будущей войне, исход которой, по их мнению, будет решён на просторах Европы исключительно сухопутными войсками при поддержке авиации. Впрочем, надо признать, что логика в подобных рассуждениях была. Как уже сказано в первой части книги, во время Великой Отечественной войны роль советского флота в разгроме врага оказалась почти нулевой.

Кроме того, большинство советских маршалов и генералов всегда отличалось потрясающим невежеством. Адмирал Кузнецов вспоминал в своих мемуарах, как предвоенный нарком обороны маршал С. К. Тимошенко (1895—1970), «в 1967 году, находясь рядом со мной в больничной палате на Грановского, попросил у меня кое-что почитать про флот. Я дал ему несколько книг. Как мне показалось, узнанное стало для него открытием».

Маршал Н. А. Булганин (министр Вооружённых Сил в 1947—1955 гг.) и маршал Г. К. Жуков (министр в 1955—1957 гг.), в отличие от Тимошенко, никаких книг вообще не читали, и таких открытий для себя не делали. Они придерживались простой эффективной тактики: по возможности, не отказывали флотскому начальству в его просьбах, но сами ничего не решали. Ситуация с флотом была подобна чемодану без ручки — тащить тяжело, а бросить жалко. Раз у других стран есть флот, значит, надо и нам его иметь, авось пригодится.

Что ж, с точки зрения моряков подобная ситуация была совсем неплоха. По сравнению с недавним прошлым, когда все принципиальные вопросы за них решал Сталин, они приобрели хоть какую-то свободу. Стало казаться, что для флота наступило «золотое время».

Мало кто среди старших морских офицеров (тем более — среди адмиралов) понимал, что уже начиналась качественно новая эпоха в военном деле — эпоха ядерного оружия, управляемых ракет и компьютеров. В 1953—55 годах управляемые ракеты всё ещё оставались экзотикой, а основными носителями ядерного оружия считались тяжёлые бомбардировщики. Только считанные советские специалисты знали тогда, что в США уже строятся первые подводные корабли с ядерной силовой установкой — «Nautilus» (заложен 14 июня 1952 г., спущен на воду 21 января 1954 г., вступил в строй 15 января 1955 г.) и «Sea Wolf» (вступил в строй в 1957 г.).

* * *

В начале 1950-х годов на вооружение советской дальней авиации (АДА) поступили первые отработанные образцы ядерного оружия. Учитывая тот факт, что авиация США уже имела в своем арсенале более 100 ядерных боеприпасов, было ясно, что любой вооружённый конфликт с Америкой будет сопровождаться массированным применением атомных бомб. После смерти Сталина, считавшего атомную бомбу «бумажным тигром», наступило время серьёзной переоценки роли и места ядерного оружия в вооружённой борьбе.

В 1954 году советское военно-политическое руководство устроило проверку его эффективности на своих солдатах и офицерах, превратившихся в подопытных кроликов. На Тоцком полигоне сухопутные войска и авиация успешно действовали в эпицентре реального ядерного взрыва, что убедило маршалов и генералов в возможности ведения боевых действий в условиях применения нового смертоносного оружия.[102]

Командование ВМФ тоже не хотело оставаться в стороне. Ему не терпелось доказать кремлёвским вождям, что флот рано списывать со счетов, что он тоже способен эффективно действовать в условиях ядерной войны. Ситуация для адмиралов была опасная — уже раздавались голоса, что флот в ядерную эру не нужен, поскольку любой боевой корабль легко уничтожить с помощью ядерной бомбы. Надо было доказать, что это не так.

Американцы ещё в 1946 году провели серию испытательных взрывов на атолле Бикини, изучая воздействие поражающих факторов ядерного взрыва на боевые корабли. Французский адмирал Пьер Баржо писал поданному поводу:

«От результатов испытаний в Бикини зависело решение вопроса о путях развития флота в будущем. Для того, чтобы иметь более полное представление о действии атомного взрыва на корабли, в Бикини было проведено два взрыва — воздушный и подводный — под условными названиями «А» («Эйбл») и «Б» («Бейкер»), причём второй через 25 дней после первого. В качестве кораблей-мишеней для обоих взрывов было использовано 93 военных корабля: 86 надводных кораблей всех классов и 7 подводных лодок. 20 из этих 93 кораблей были расположены на площади в три квадратных километра. Центр этой площади являлся эпицентром взрыва.

Во время испытания «А» 1 июля 1946 года атомную бомбу (плутониевую) предполагалось сбросить с бомбардировщика Б-29 «Дейвз Дрим». Она должна была взорваться на высоте 100 м над старым линкором «Невада». Вследствие ошибки в бомбометании взрыв произошёл не в намеченной точке. Ближе всего (на расстоянии 500 м) к фактическому эпицентру взрыва оказался лёгкий авианосец «Индепенденс». Взлётная палуба была сильно повреждена, особенно на корме, которая находилась ближе к центру взрыва, но корабль остался на плаву.

Во время испытания «Б» 25 июля 1946 года был произведён подводный взрыв атомной бомбы. Бомба взорвалась на глубине 4—5 метров под корпусом десантного судна. На этот раз один старый авианосец «Саратога» оказался в непосредственной близости от центра взрыва. Под действием подводной ударной волны «Саратога» получил столь значительный крен, что находившиеся на его палубе самолёты попадали в море, и в конечном итоге корабль затонул...

Выводы, сделанные на основании результатов испытаний атомных бомб в Бикини в 1946 году, скорее успокоили, чем встревожили американский флот... Сам корабль является укрытием, а море обеспечивает ему эффективную защиту. Море дает флотам возможность рассредоточиваться на любое расстояние и обеспечивает кораблям средство дезактивации (забортную воду). Морские ветры способствуют рассеиванию радиоактивных продуктов. Море позволяет кораблю выжить.

«Перекресток дорог» (название испытаний) в Бикини не завёл флоты в тупик. Наоборот, он широко открыл перед ними дверь в открытое море».[103]

Как видим, вывод западных военно-морских специалистов был оптимистичным — боевые корабли и подводные лодки могут эффективно действовать в условиях применения ядерного оружия, обладая всеми необходимыми качествами для выживания.

Советский флот такого опыта к середине 1950-х годов ещё не имел, поэтому начался очередной аврал. Поскольку к западному опыту у нас всегда относились с подозрением и недоверием, решили всё проверить самостоятельно.

В качестве полигона был избран северный архипелаг Новая Земля, как наиболее подходящий для морских ядерных испытаний. Местных жителей — ненцев и русских поморов — быстро выселили, естественно, не спрашивая их согласия, а сам остров перешёл во владение «Морского научно-исследовательского полигона Министерства обороны СССР». Солдаты строительных батальонов возвели центральную базу, причалы, аэродром в Рогачёво, подготовили испытательную акваторию в губе Чёрная. Осенью 1955 года всё было готово к проведению испытаний.

Сомнения вызывало лишь качество имеющихся в советских арсеналах ядерных зарядов. Так, осенью 1954 года испытание малогабаритной ядерной боевой части для 533-мм торпеды Т-5 на Семипалатинском полигоне закончилось неудачей — ядерный заряд не взорвался. Однако повторное испытание решили не проводить, вместо этого приняли радикальное решение — сразу применить экспериментальную торпеду в морских условиях. Кстати говоря, специалисты министерства среднего машиностроения (создатель ядерных зарядов) указывали, что разброс мощности при взрыве заряда может иметь десятикратное различие между верхним и нижним пределами.

Но все эти обстоятельства никак не повлияли на сроки — решение о проведении испытания уже было принято на самом верху, оставалось лишь претворить его в жизнь. На Новую Землю к тому времени перебазировалась специально сформированная бригада опытовых кораблей. Она состояла из устаревших и трофейных кораблей, которым суждено было сыграть роль мишеней.

Первый атомный взрыв, целью которого являлась проверка ядерного заряда к торпеде Т-5 и получение данных по воздействию подводного ядерного взрыва на корабли, был произведён 21 сентября 1955 года. Предстоящее испытание вызвало большой интерес военного начальства, поэтому лично наблюдать за его ходом на остров прибыли многочисленные комиссии Министерства обороны, Министерства среднего машиностроения и Академии Наук СССР. Общее руководство осуществлял заместитель главкома ВМФ адмирал Горшков (адмирал Кузнецов из-за болезни не смог присутствовать).

В соответствии с планом на шести радиусах от эпицентра взрыва были размещены приговоренные к смерти корабли-мишени, а сама торпеда Т-5 с ядерным зарядом РДС-9 была опущена на тросе с тральщика в воду на глубину 12 метров и там взорвана.

Участник испытаний, вице-адмирал Е. Шитиков, так описывал результаты взрыва:

«При взрыве эсминец «Реут» (бывший «Урицкий» типа «Новик»), поставленный в расчётную зону поражения, попал в границу султана, «подпрыгнул» и мгновенно затонул... От тральщика-стотонника, с которого был опущен боезаряд, вообще ничего не осталось. Остальные корабли остались на плаву и киногруппа поспешила к ним на катере.

Эсминцы «Гремящий» и «Куйбышев» находились примерно на расстоянии 1200 м от эпицентра взрыва. Их раскачало до 15 градусов, но вода на палубу не попала... Через ослабленные швы в корпусе вода попала в междудонные топливные цистерны. Появились вмятины в надстройке, были деформации дымовых труб и раструбов вентиляции, пострадали антенны, приборы и светильники. Схожие повреждения были и на «Куйбышеве». Эсминец «Карл Либкнехт» (1600 м) имел до взрыва течь корпуса, которая после взрыва значительно увеличилась и его через 10 часов отбуксировали на отмель.

Из подводных лодок ближе всех к эпицентру (500 м) стояла С-81 (бывшая немецкая подлодка U-1057 VII серии). У нее затопило шестой отсек и разрушило аккумуляторную батарею. Имея значительные повреждения, ПЛ полностью вышла из строя. На расстоянии 800 м в подводном положении на перископной глубине, поддерживаемая понтонами стояла подлодка Б-9 (бывшая К-56), а в надводном положении — С-84 (бывшая немецкая U-1305 VII серии). После взрыва Б-9 оставалась в том же положении (видны перископ и антенна), но через 30 часов погрузилась и повисла на стропах понтонов. Из-за нарушения плотности сальников в корпус поступило около 30 т воды и залило электродвигатели. С-84 получила незначительные повреждения.

На ПЛ С-19 (1200 м) — по программе испытаний один торпедный аппарат имел открытую переднюю крышку. В нём выбило пробку и в первый отсек поступило около 15 т воды, большинство повреждений на подводных кораблях были потом устранены прибывшим на них личным составом. На ПЛ Б-9 их устраняли три дня, на С-19 — два. При этом, если бы на подводных лодках находились экипажи, они легко устранили бы течь, и лодки сохранили бы боеспособность, правда, за исключением С-81».

Морские начальники были вполне удовлетворены результатами испытания:

«Хотя торпеда с ядерным зарядом и обладала большой мощностью взрыва, но в противоатомном ордере она была способна потопить лишь один корабль».

Вывод из этого факта следовал один — флот продемонстрировал свою способность воевать также и в условиях применения ядерного оружия, хотя, как написал позже новый главком ВМФ Горшков:

«зарубежные военные специалисты, поддавшись гипнозу всесилия атомного оружия, были убеждены, что в новых условиях все надводные корабли утратили боевую ценность».

Появились паникёры и в Советском Союзе:

«следует признать, что вначале и в нашем флоте не было должной уверенности во многих теоретических построениях о роли и месте надводных кораблей в вооружённой борьбе на море в связи с ростом поражающих факторов современного оружия».

После испытаний на новоземельском полигоне адмиралы могли торжествовать победу. Теперь у них в руках были весомые аргументы для спора с противниками развития флота.

Через два года опыт решили повторить — на этот раз планировался воздушный ядерный взрыв. Заместитель главкома ВМФ адмирал Басистый, уверенный в успехе предстоящего испытания, даже распорядился использовать в качестве мишеней только что вступившие в строй новые эсминцы проекта 56 и подводные лодки проекта 613. Но Горшков, сменивший к тому времени Кузнецова на посту главкома, не одобрил инициативу своего зама. Он посчитал нецелесообразным использовать новейшие корабли, поэтому в дело вновь пошли «старички».

Испытания начались с происшествия — ядерный заряд, размещённый на специальной металлической вышке, установленной в воде, не захотел взрываться. Только после срочно проведенной повторной подготовки, 7 сентября 1957 года заряд, наконец, взорвался. Результаты взрыва, судя по воспоминаниям всё того же адмирала Шитикова, были следующими:

«Эсминцы получили различные повреждения надстроек, котельных кожухов, дымовых труб, шахт вентиляции, антенных устройств и т.п. Результаты опыта по подводным лодкам, находившимся на грунте:

ПЛ Б-20 — килектором поднять не смогли из-за попадания воды внутрь корпуса, оторвали от фунта двумя 400-тонными понтонами и отбуксировали на мель, где осмотр водолазами видимых повреждений не выявил, вероятная причина затопления — нарушение герметичности забортной арматуры;

Б-22 — поднята 75-тонным килектором, продуты цистерны главного балласта, повреждений не зарегистрировано, лодка сохранила боеспособность.

Характеристики подводных лодок, находившихся в крейсерском (надводном) положении были следующими:

С-84 — полностью потеряла боеспособность, не могла ни погрузиться, ни всплыть, но не утонула, так как прочный корпус повреждений не получил;

С-20 — небольшие повреждения конструкций лёгкого корпуса не снизили боеспособности корабля и могли быть устранены личным составом;

С-19 — повреждений не получила и сохранила боеспособность».[104]

Заметим, что изучению воздействия радиации на личный состав значения не придавалось, адмиралов главным образом интересовало поражающее действие ударной волны и светового излучения. Возможно, это спасло многие жизни — ведь на кораблях не было экипажей. Адмиралы, в отличие от маршала Жукова, оказались людьми мягкотелыми и гуманными, они не стали испытывать воздействие поражающих факторов ядерного взрыва на живых матросах.


Подводный атомный взрыв


Через несколько недель состоялось ещё одно испытание — теперь адмиралы хотели на практике проверить эффективность новой торпеды Т-5 с ядерной боевой частью. По их итогам планировалось оформить решение об её принятии на вооружение ВМФ, но началось испытание, как водится, со скандала. После нескольких неудачных предварительных пристрелочных стрельб без подрыва ядерного заряда первый заместитель главкома ВМФ адмирал Головко (единственный советский адмирал, принципиально не признававший шинель и постоянно щеголявший в матросском бушлате) потребовал прекратить проведение испытания до полной доводки торпеды. Однако председатель государственной комиссии адмирал Басистый, заручившись поддержкой Горшкова, всё же решил проводить боевую стрельбу.

10 октября 1957 года подводная лодка С-144, находившаяся на перископной глубине, выстрелила по группе кораблей-мишеней торпеду Т-5 с ядерным зарядом, которая, пройдя около десяти километров, взорвалась на глубине 35 м. Отклонение от цели составило 130 метров, что посчитали приемлемым, учитывая мощность заряда.

Каковы же были результаты очередного ядерного взрыва?

/Подводная лодка/ «С-84» (в крейсерском положении на расстоянии 250 м от эпицентра взрыва) — затонула через несколько десятков секунд из-за сильных повреждений прочного корпуса;

С-20 (в позиционном положении на расстоянии 310 м) — постепенно заполнились кормовые отсеки, дифферент достиг 90 градусов, лодка затонула через 4 часа после взрыва;

С-19 (в позиционном положении на расстоянии 520 м) — осталась на плаву, но сильные повреждения вооружения и технических средств сделали лодку полностью небоеспособной;

Б-22 (положение подводное на глубине 30 м на расстоянии 700 м от эпицентра взрыва) — повреждений не получила и полностью сохранила боеспособность.

Выгодность подводного положения при глубоководном взрыве заключается в том, что цистерны заполнены водой и лёгкий корпус становится как бы прозрачным для ударной волны в отличие от надводного положения, когда сухие цистерны из-за того, что энергия взрыва «задерживается» на лёгком корпусе, выходят из строя первыми.

Результаты эксперимента по эскадренным миноносцам:

«Грозный» (на расстоянии 240 м от эпицентра взрыва) — затонул до того, как рассеялась базисная волна;

«Разъярённый» (на расстоянии 450 м) — получил повреждения корпуса и затонул через 4 часа после взрыва;

«Гремящий» (на расстоянии 650 м) — остался на плаву, но принял значительное количество воды... Через 6 часов корабль отбуксировали на мелкое место и посадили на грунт».

По итогам данного испытания торпеду Т-5 приняли на вооружение, и она стала первым корабельным ядерным боеприпасом советского ВМФ. Надводные корабли успешно прошли экзамен ядерными взрывами и получили право на существование. Больше натурных испытаний ядерного оружия с использованием кораблей-мишеней в СССР не проводили. А Новая Земля стала на долгие годы полигоном для испытаний различных типов ядерных зарядов, в том числе и печально знаменитой хрущёвской «супербомбы» мощностью 50 мегатонн (может и больше).

Главнокомандующий ВМФ адмирал флота С. Г. Горшков удовлетворенно отметил:

«Важнейшим событием на этом этапе была ликвидация ядерной монополии США. Теперь не является секретом, что ещё в начале 1954 года Советская Армия и Военно-Морской Флот располагали ядерным оружием различной мощности,[105] в том числе водородными бомбами, и приступили к практическому изучению этого оружия[106] и способов боевых действий в условиях его применения.

С этим было связано начало нового этапа развития отечественного флота — этапа создания и развития советского океанского атомного флота, вооружённого ракетно-ядерным оружием, упрочения позиции нашей страны как великой морской державы. Претворение в жизнь предначертаний партии по созданию океанского флота, полностью отвечающего задачам обороны страны в атомный век, превращение его в реальную силу, способную обеспечить государственные интересы Советского Союза (которые вскоре стали толковаться весьма расширительно) на Мировом океане, успешно вести противоборство с сильным флотом противника, отражая его удары с океанских направлений, сыграли огромную роль в укреплении обороноспособности нашей страны и всего социалистического содружества».

Глава 2. КАКОЙ ФЛОТ СТРОИТЬ?

Перемены в экономической и политической жизни страны, начавшиеся в середине пятидесятых годов, не могли, естественно, обойти стороной военно-морской флот. Сменилось не только политическое руководство страны, но и военное. Из опалы был возвращён маршал Жуков, который вскоре стал министром обороны СССР. Его никак нельзя было отнести к числу сторонников идеи Большого Флота. Георгию Константиновичу были по душе тяжёлые танки и артиллерия, тогда как боевые корабли и подводные лодки представлялись ему излишней роскошью.

Между тем, пока министром обороны являлся Булганин, главнокомандующий ВМФ адмирал Кузнецов, решивший, что после смерти Сталина обстановка изменилась, и он, наконец, может заказывать для флота те корабли, которые ему нужны, отправил министру обороны доклад с изложением своих взглядов на задачи флота. Булганин, ознакомившись с текстом, предписал Кузнецову представить на рассмотрение перспективный план судостроения.[107]

Сам Кузнецов потом вспоминал:

«31 марта 1954 года я представил доклад о плане судостроения. Не отрицаю его погрешностей: планировалось большее, чем следует, количество кораблей, а, кроме того, недостаточно решительно выдвигалось требование о создании самых новых кораблей и новой техники».

В целом программа военного кораблестроения на 1955—1964 годы, предложенная Кузнецовым, имела конечной целью создание сбалансированного флота, сочетающего 3—4 эскадры крупных надводных кораблей (9 авианосцев, 21 крейсер) и силы ПЛО (118 эсминцев) с мощными флотилиями океанских подводных лодок (324 единицы).

Такой флот, будь он построен, мог бы уже достаточно эффективно действовать в Атлантическом океане, создавая серьёзную угрозу коммуникациям вероятного противника. Однако не всё было так просто, как хотелось бы главкому.

Кораблестроительная программа долго блуждала по различным отделам военного ведомства, чиновников которого проблемы флота интересовали в последнюю очередь. Только через год, в октябре 1955 года в Севастополе, состоялось совещание высших партийных, правительственных и военных руководителей, посвященное вопросам развития военно-морского флота.

Как это было принято в СССР, первым выступил партийный вождь (Н. С. Хрущёв), изложивший своё понимание проблемы (естественно, единственно правильное). Поскольку желания «партайгеноссе» любого уровня власти всегда оказывались решающими, постольку приведем немного подробнее «ценные указания» Хрущёва по вопросам военного кораблестроения. Правда, полная стенограмма этого совещания до сих пор не опубликована, видимо, по соображениям секретности, поэтому приходится пользоваться сокращённым вариантом, преданным гласности журналом «Морской сборник»:

«При современных средствах обнаружения, связи, мощных ракетных средствах поражения могут ли выполнять свои задачи надводные корабли при своих крупных размерах? Надводные корабли станут обузой...

Изменяется значение артиллерии при развитии ракетного оружия, поэтому башенную корабельную и береговую артиллерию развивать нецелесообразно... Современная броня не защищает от ракетного оружия...

Верю в подводные лодки. Подводный флот и морскую авиацию надо сделать главной силой для борьбы на море...

Прикрытие коммуникаций требует создания авианосцев для решения задач ПВО, но это задача не ближайшего времени. Возможно, целесообразно спроектировать и построить для начала один авианосец с целью накопления опыта для определения порядка дальнейшего их строительства, когда это потребуется...

Нужны корабли противолодочной обороны — мореходные, оснащённые гидроакустическими средствами обнаружения, реактивным противолодочным оружием. Нужно совершенствовать противолодочное оружие эскадренных миноносцев. Эти корабли должны обладать способностью эффективно решать задачи ПЛО и ПВО...

Важное значение имеют поисковые работы по созданию новых высокопрочных конструктивных материалов...

Нужно строить новые верфи, тогда в короткий срок сможем создать сильный флот».

Как видим, у Хрущёва, по крайней мере на словах, был довольно здравый взгляд на пути дальнейшего развития советского военно-морского флота. При отсутствии авианосцев строительство надводных боевых кораблей океанской зоны представлялось ему глупой затеей.

На этом же совещании сказал своё слово по поводу развития флота министр обороны маршал Г. К. Жуков:

«В будущей войне придётся встретиться с противником, сильным на море... Решающее значение в войне на море будут иметь действия флотской авиации и могучее ракетное оружие...

Нам нет необходимости вступать в количественное соревнование с вероятным противником по надводным кораблям. Противник зависит от морских перевозок... Для нарушения морских и океанских сообщений нужен мощный подводный флот... Наши подводные силы ещё не получили должного развития. Это положение надо срочно исправлять. Наши подводные лодки должны иметь атомные энергетические установки и мощное морское оружие...

На надводный флот возлагать эти задачи нельзя. Ставить задачу усиления надводного флота неразумно... Строительство новых надводных кораблей должно быть направлено в целях обеспечения подводного флота и взаимодействия с сухопутными силами... Предпочтение следует отдать строительству лёгких быстроходных крейсеров с ракетным вооружением, эскадренных миноносцев с ракетами ближнего действия, сторожевых кораблей, охотников за подводными лодками, тральщиков.

Для открытых театров надо иметь корабли ПВО. Авианосцы в ближайшее время строить не нужно. Наше стратегическое положение иное по сравнению с вероятным противником, для которого авианосцы являются насущной потребностью...

Не следует развивать строительство десантных судов. Их применение может носить вспомогательный характер».


Министр обороны СССР в 1955—57 гг. маршал Г. К. Жуков


Дали слово и представителю ВМФ, командующему Черноморским флотом вице-адмиралу В. А. Пархоменко:

«Состав флота должен быть таким, чтобы соответствовать поставленным задачам. Надо комплексно решать эти задачи за счёт многообразия классов создаваемых кораблей и универсализации их вооружения... Нужны скоростные атомные подводные лодки, вооружённые ракетами и дальноходными торпедами, большой подводный флот. Из надводных кораблей надо строить лёгкие авианосцы, крейсера, эсминцы, предусматривать специализацию кораблей для ПЛО и ПВО... Флот будущего невозможно представить без авианосцев — носителей истребительной и ударной авиации...

В качестве корабельной энергетики для подводных лодок должны стать атомные энергетические установки, для надводных кораблей надо развивать газотурбинные установки...

Среди перспективных видов вооружения надо развивать гидроакустические средства обнаружения, навигационные комплексы, противолодочные торпеды и ракеты, вертолёты ПЛО...

Надо сохранить корабли с существующей артиллерией, проработать возможность перевооружения артиллерийских крейсеров с целью установки ракетных комплексов...

Намечается серьёзный разрыв между темпами строительства подводных лодок и других кораблей по сравнению со строительством баз и инфраструктуры для обеспечения базирования кораблей.

Развитие новой техники и вооружения меняет характер будущих морских операций. Необходимо вести серьёзные исследования и разработки».[108]

По этим цитатам видно, что при определении магистральных путей развития флота политики, маршалы и адмиралы указали на одни и те же приоритеты:

а) строительство атомного подводного флота;

б) оснащение как можно большего числа подводных лодок и надводных кораблей ракетным оружием;

в) развитие морской авиации берегового базирования;

г) развитие сил и средств противолодочной обороны.

Эти направления и стали определяющими.

Но вот что удивительно: решая, какой флот нужен стране, высшие политические и военные вожди Страны Советов не потрудились выслушать мнение главнокомандующего ВМФ адмирала флота Кузнецова. Ему просто не дали слова...

В то же время, сравнивая между собой выступления различных ораторов, можно заметить довольно серьёзные расхождения между ними во взглядах по ряду вопросов. По-прежнему «наверху» отвергалась идея строительства авианосцев, к которым теперь добавились десантные суда (министр обороны Жуков считал, что европейский блицкриг — бросок советских танковых армад к Атлантике — обойдётся без помощи морских десантов), разошлись мнения по поводу надводных артиллерийских кораблей.

Поэтому конкретные решения о новой кораблестроительной программе в очередной раз приняты не были, что вызвало настоящий истерический приступ у главнокомандующего ВМФ адмирала Кузнецова. Позже он сам вспоминал в своих мемуарах:

«Я не выдержал и с криком стал настаивать, чтобы решение не откладывалось, потому что всё равно предстояло ещё много рассмотрений до окончательного решения и я боялся, что будет упущено время. Этот нервный срыв никогда, ни до, ни после не повторявшийся, был совершенно подсознателен и скорее его можно объяснить моим болезненным состоянием в то время».

На Хрущёва и Жукова этот инцидент произвел самое неблагоприятное впечатление. Дальнейшая судьба столь нервного главкома была предрешена. Оставалось найти подходящий повод для его устранения с должности. Он вскоре нашёлся, но об этом речь пойдет ниже.

* * *

Флотское командование во время совещания старалось показать товар лицом. Хрущёв вспоминал:

«Нас знакомили с кадрами и с состоянием флота. Затем были организованы штабные морские учения. Один их командиров весело и залихватски докладывал нам, как наш ВМФ топит противника, вот он уже продвинулся к Дарданеллам, вышел в Средиземное море, двинулся к Африке, занимает её северные берега».

Итак, советский флот готовился «отражать» агрессию НАТО на берегах Северной Африки и в Средиземном море, хотя при этом почему-то никто не задумывался о том, хватит ли сил для подобной наступательной стратегии. Задумался только Хрущёв, у которого грандиозные планы моряков, вместо ожидавшегося восторга, вызвали сомнение:

«Когда он перечислял при этом, какими силами действует, мне стало грустно. Я увидел, что человек не знал новых военных средств, которыми располагал Советский Союз. А я считал, что если этим оружием обладаем мы, то их может использовать противник. Так бесцеремонно расправляться с противником, который имеет те же средства, что у нас, негоже. Тут можно нарваться на крупные неприятности. А тот капитан первого ранга громил врага, даже не подозревая о береговых ракетах и самолётах-ракетоносцах».[109]

* * *

Многочисленные публикации, посвящённые истории отечественного флота, до сих пор полны проклятий в адрес Никиты Сергеевича и слёз сожаления по поводу боевых кораблей, безжалостно порезанных на металлолом во второй половине 1950-х годов.

Так, «История флота государства российского» сообщает:

«Н. С. Хрущёв в одном из своих выступлений прямо заявил, что «надводные корабли нужны только для парадов и визитов вежливости». После этого заявления первыми под удар попали крейсера — началась трагедия их списания и резки на металл...

Дело не ограничилось только крейсерами. Согласно Постановлению Совета Министров СССР в 1958 году порезали на металлолом 240 кораблей и судов ВМФ, в том числе линкоры и другие корабли. Из состава флотов изъяли истребительную авиацию, ликвидировали морскую пехоту. Поспешно разоружались тяжёлые береговые батареи, стоял вопрос о судьбе морской авиации в целом.

Недооценка надводных кораблей проникла и в ряды некоторых морских специалистов. Высказывались даже сомнения о целесообразности сохранения Балтийского и Черноморского флотов на том основании, что ракеты простреливают всё водное пространство этих морей. Резко понизился интерес к развитию и совершенствованию обычных видов вооружения, даже зенитной артиллерии. Ракета превращалась в абсолютное оружие будущей войны».

Картина, как видим, вырисовывается кошмарная — торжество волюнтаризма в масштабах военно-морского флота Страны Советов. А главный виновник — Никита Сергеевич Хрущёв. Осмелевший после того, как кукурузного вождя отправили на пенсию, министр обороны СССР маршал Р. Я. Малиновский следующим образом характеризовал деятельность Хрущёва в военной сфере:

«Развенчивая культ Сталина, Хрущёв создавал свой. Перестал советоваться и все возражения отвергал с ходу. Поэтому люди стали избегать высказывать свои мысли...

Карибский кризис мы создали сами и с трудом выкрутились. В итоге мы тут много потеряли, и наш авторитет оказался подмоченным.[110]

Реорганизацию и сокращение провели непродуманно. Миллион двести тысяч у нас не получилось. Потом был поход против авиации как анахронизма. Здесь он пошёл вопреки логике и принес прямой вред. Несоглашавшихся с ним обзывал рутинерами. Всё это било по нашей боеготовности.

Флот. Десять лет утверждалась программа строительства. Но и сегодня нельзя сказать, что всё утрясено. А совсем недавно под удар попали танки...

Ракетная техника. Челомей через Серёжу (сына Хрущёва) обрабатывал папу, как хотел, всеми силами тянул свою «крылатку». А Серёжа делал погоду своими докладами отцу из первых рук. С большим трудом и даже при помощи обмана прошла «штука»[111]Макеева».[112]

В общем, во всех бедах якобы виноват только один человек, а все фигуры вокруг него были «чистыми и пушистыми». Но историческая справедливость требует беспристрастного рассмотрения роли каждого персонажа в этой военно-морской драме.

Начнём с предложений министра обороны маршала Жукова, сделанных им в феврале 1956 года, сразу после того, как был отправлен в отставку адмирал Кузнецов:

а) Расформировать бригаду морской пехоты на Камчатке;

б) вывести из боевого состава военно-морского флота в резерв и консервацию в течение 1956 — 1957 гг. до 200 кораблей и катеров;

в) списать на слом 93 и перевести в другие классы 69 устаревших кораблей и катеров, согласно представлению Министерства обороны в ЦК КПСС от 31 декабря 1955 года, утверждённому 8 февраля с.г. Советом обороны.

В 1957 году Жукова сменил Малиновский. В архиве сохранились его предложения Хрущёву (имевшие ранее гриф «совершенно секретно») по поводу сокращения вооружённых сил. В них много пунктов, но мы остановимся только на тех, которые касаются флота. Что же предлагал министр обороны Родион Яковлевич Малиновский в январе 1958 года?

Расформировать:

а) два управления минно-торпедных авиадивизий, одно управление истребительной авиадивизии, одно управление военно-транспортной авиадивизии и два управления тяжелобомбардировочных авиадивизий;

б) двадцать шесть береговых артбатарей с устаревшей материальной частью, а также ряд тыловых частей и учреждений и подразделений обслуживания;

в) вывести из боевого состава военно-морского флота в резерв и консервацию в 1958 году 43 боевых корабля и катера и 26 береговых артиллерийских батарей;

г) списать на слом 519 и перевести в другие классы 66 устаревших, учебных и вспомогательных кораблей, судов и плавсредств.

Сравните мероприятия, предложенные Жуковым и Малиновским, с теми обвинениями, которые обычно высказывают в адрес Хрущёва. Интересные совпадения, не правда ли?

А кто же командовал военно-морским флотом в тот период, когда волюнтарист Хрущёв крушил корабли? Флотом «рулил» адмирал С. Г. Горшков, стараниями многочисленных биографов в погонах давно превратившийся в некое подобие «чудотворной иконы» советского военного флота. Именно он встал на вахту 8 декабря 1955 года, и нёс её без перерыва ровно тридцать лет.

Какова его роль в событиях периода 1956—1965 годов? И вообще, как он относился к военной политике Хрущёва?

Тщетно вы будете искать ответ на эти вопросы в десятках книг и сотнях статей, посвященных истории ВМФ СССР. Сплошное белое пятно. Только капитан 1-го ранга, кандидат военных наук, профессор В. П. Кузин робко заметил на страницах военно-технического альманаха «Тайфун»:

«Сменивший Н. Г. Кузнецова на посту главкома ВМФ С. Г. Горшков первоначально ревностно выполнял указания Никиты Сергеевича по уничтожению своих родных крейсеров.[113]

Впрочем, как выяснилось впоследствии, сам Н. С. Хрущёв никаких конкретных указаний по этому поводу не давал, он «лишь высказывал своё мнение» неспециалиста. Конкретные дела творили специалисты, и не надо выкидывать слов из песни.

Ответственность за бездумный погром флота в 1950-х гг. лежит в немалой, а возможно, и в большей степени на С. Г. Горшкове — уже хотя бы потому, что если бы он и был не согласен с творившимся, то должен был уйти или хотя бы, набравшись мужества, возражать».[114]

Ишь чего захотел Кузин — в отставку! А карьера?! А приказы министров обороны Жукова и Малиновского, старательно выполнявших и перевыполнявших «ценные указания» Хрущёва? И вот что интересно. Не только Горшков, но и ни один другой адмирал (в Главном морском штабе, на флотах, в военно-морских учебных заведениях) не посмел публично высказать своего несогласия с проводившимися сокращениями. А ведь времена были уже не сталинские, к стенке этих адмиралов никто бы не поставил, в концлагерь не отправил. Но нет, все они дружно и горячо одобряли мудрую политику Коммунистической партии и Советского правительства. Следовательно, все без исключения должны разделить с Никитой Сергеевичем его «лавры».

Для полной объективности и лучшего понимания причин сокращения флота во второй половине 1950-х годов, имеет смысл узнать мнение поданному поводу самого Хрущёва. Он считал так:

«Мы издавна привыкли к надводному флоту, а подводный рассматривали как подсобное средство. И я поставил перед моряками вопрос: что такое крейсер? Плавающая артиллерия. На какое расстояние должен подойти крейсер к берегу, чтобы провести артиллерийскую подготовку и высадить потом десант? Примерно 45 километров. Разрывная сила снаряда невелика в сравнении с ядерным зарядом ракет. А на крейсере до 1200 человек команды, её надо содержать. Эксплуатация крейсера обходится дорого, боевое же его назначение давно утрачено».[115]

* * *

Кстати говоря, масштабы флотской катастрофы конца пятидесятых годов изрядно преувеличены. Ведь на слом, в основном, шли устаревшие, сильно изношенные корабли и катера предвоенной постройки.

Линейные корабли типа «Гангут», о которых сокрушаются авторы «Истории флота государства российского», были построены ещё до Первой мировой войны, их реальная боевая ценность в ракетно-ядерную эпоху была не то, что нулевая, а в минусовой степени. Осуществлять артиллерийскую поддержку высадки десанта для захвата Босфора или где-нибудь на Ютландском полуострове они могли лишь теоретически. На практике многочисленная палубная и береговая авиация НАТО не оставляла им никаких шансов для выживания.

Кроме этих заслуженных ветеранов, на 1 декабря 1955 года в боевой состав флота входили 53 подводные лодки, построенные до 1945 года: 22 типа «Щ» (Щ-114, 118, 119, 120,126-137, 139,201,202,209,215,407); 14 типа «Л» (Л-4, 5, 7, 9-14, 17, 18, 20-22), 12 типа «С» (С-13-21, 35, 101, 103); 2 типа «К» (К-51, 52), 2 типа «М» (М-200, 201), 1 типа «Д» (Д-2). То, что их отправили на слом, не нанесло ни малейшего ущерба боевым возможностям флота. То же самое можно сказать о крейсерах и эсминцах довоенной постройки, выведенных в резерв или порезанных на металл. Так, на Балтийском флоте в 1958—60 гг. списали крейсер «Максим Горький», лидер «Ленинград», эскадренные миноносцы «Стерегущий», «Свирепый», «Сторожевой». «Страшный», «Сильный», «Славный», «Вице-адмирал Дрозд».

Аналогичные сокращения произошли на других флотах. Правда, на Черноморском флоте, понесшем большие потери в годы войны, сокращать было почти нечего. Но партия требовала, поэтому в 1956 году списали линкор «Севастополь», эсминец «Бойкий» и 7 подводных лодок довоенной постройки.

Северный флот простился с лидером «Баку», эсминцами «Громкий», «Разъярённый», «Гремящий», «Грозный» и 10 подводными лодками военных времен типов «С» и «Л». На Тихом океане вывели в резерв крейсеры «Калинин» и «Петропавловск» (раньше он назывался «Лазарь Каганович»),[116] лидер «Тбилиси», эсминцы «Разящий», «Редкий», «Резвый», «Рьяный», а также более 20-и подводных лодок типа «Щ», «С» и «Л».


Эсминец «Громкий» был порезан на металл


Все эти корабли были построены в предвоенные годы, прошли войну, к концу 50-х годов их боевая ценность являлась минимальной. Это были изношенные корабли с устаревшим вооружением. Даже без хрущёвских сокращений их через пару лет всё равно отправили бы в металлолом.

На первый взгляд, более трагической кажется история с порезанными на металл семью крейсерами проекта 68-бис — «Адмирал Корнилов», «Архангельск» (до 1953 года — «Козьма Минин»), «Варяг», «Владивосток» (до 1953 года — «Дмитрий Пожарский»), «Кронштадт», «Таллин», «Щербаков». Авторы книги «История флота государства российского» ставят в вину Хрущёву ещё и разрезанные на стапелях в 1953 году три тяжёлых крейсера типа «Сталинград», хотя на самом деле приказ об их демонтаже отдал маршал Лаврентий Павлович Берия.

Эти авторы утверждают, что «новые крейсера с артиллерийским вооружением могли бы ещё принести пользу, выполняя задачи по защите государственных интересов, в том числе на боевой службе, постепенно уступая место кораблям нового поколения — ракетоносцам».

Но давайте не будем путать разные вещи. Конечно, служить и плавать на новеньком крейсере намного приятнее, чем на корабле такого же класса, построенном 15 или 20 лет назад. Кроме того, чем больше в составе флота крупных кораблей, тем «солиднее» он выглядит на парадах, смотрах, маневрах. Однако эпоха крупных артиллерийских кораблей закончилась в годы Второй мировой войны. Единственная роль, которую они кое-как ещё могли играть, это роль плавучих батарей ПВО в составе охранения авианосцев.[117]


Подводная лодка С-56 стала мемориалом во Владивостоке


В изложении главного противника крейсеров (Хрущёва) ситуация с ними выглядела следующим образом:

«При обсуждении программы строительства ВМФ возник вопрос, как поступить с крейсерами, которые у нас уже имелись на вооружении? Это были старые галоши. Некоторые из них оставались ещё от первой мировой войны, тихоходы, не игравшие почти никакой боевой роли. Но перед смертью Сталина были заложены и новые корабли. Их постройка заняла почти все мощности нашей промышленности. Требовалось принять решение по этим кораблям, вводившим народ в огромные расходы при их нулевом боевом значении. Хороши они только для морских парадов в Ленинграде, Севастополе и Владивостоке. Эффектное и красивое зрелище.

Но деньги тратятся на ВМФ не для того, чтобы он участвовал в парадах. Западные страны отдали старые корабли на слом и переплавку в мартеновские печи или поставили на прикол, что тоже довольно дорогое удовольствие: содержать их в состоянии, позволяющем в нужный момент использовать. Мы решили часть старых кораблей уничтожить. А крейсеров, которые не успели достроить, у нас было три. Если бы они вступили в строй, то ни в океанах воду не замутили бы, ни наших противников не испугали, зато оказались бы хорошими источниками опустошения советских карманов».[118]


Крейсер «Варяг» после спуска на воду


При всех своей неприязни к «кукурузнику», автор должен признать, что здесь он был полностью прав. Никита Хрущёв первым из советских руководителей задумался о материальной стороне бесконечной гонки вооружений, составлявшей главный смысл экономической политики Советского Союза ещё с конца 20-х годов. Принцип — на армию никаких денег не жалко — долгие годы не подвергался ни малейшему сомнению. Идеология «страны — осаждённой крепости» пропитала мозги советских людей.


Крейсер «Щербаков» у заводской стенки


Крейсер «Александр Невский» на стапеле


Она стала, по сути дела, аксиомой повседневного советского быта и бытия. Достаточно вспомнить рефрен популярной песни: «Лишь только б не было войны!» Миллионам оболваненных граждан СССР даже не приходило в голову, что самый главный источник военной угрозы в мире — это их собственное Отечество!

Никто и никогда не думал о цене бесконечного наращивания военной мощи, строительства десятков тысяч танков и самолётов, сотен кораблей и подводных лодок, прочих смертоносных машин. Лишь только б не было войны!

Именно Хрущёв первым поставил вопрос о применении к отечественному оружию и военной технике критерия «стоимость/эффективность», давным-давно принятого на Западе. Конечно, у него были свои перекосы — вроде детской веры во всемогущество ракет различного назначения — но всё же именно Хрущёв первым попытался совместить непомерные аппетиты маршалов и адмиралов с достаточно скудными возможностями советской экономики. Именно этим он заслужил многолетнюю ненависть генералитета к своей персоне.

Будучи уже на пенсии, Никита Сергеевич высказался более определённо:

«Если военных не контролировать и дать им возможность развернуться в собственное удовольствие, то они вгонят страну в бюджетный гроб. На них всегда надо иметь узду и не позволять им пускать пыль в глаза, чтобы добиться своего. Они стараются запугать правительство силами противника».[119]

Однако жить по средствам советские начальники с большими звёздами на погонах никогда не умели и не хотели, а кремлёвское руководство — за исключением Хрущёва — никогда не пыталось умерить их запросы. Пу́гало «американской военной угрозы» безотказно действовало десятки лет, деньги на производство оружия и военной техники текли полноводной рекой. Полученные же с заводов вооружение и боевая техника годами стояли под открытым небом, ржавели, приходили в негодность, но им на смену приходили всё новые и новые образцы — военный конвейер работал бесперебойно. Сколько всё это стоило, никто никогда не считал. Военный бюджет Советского Союза являлся самой главной государственной и военной тайной, тщательно скрываемой от собственного народа.[120]

Отставные адмиралы и офицеры флота особенно любят ставить в упрёк Хрущёву средства, затраченные на строительство отправленных на слом 6-и недостроенных крейсеров типа «Свердлов» (+ «Адмирал Корнилов»). Между тем, эта проблема в действительности выглядела далеко не так просто. Вот что написал сам Хрущёв по данному поводу:

«Я не хотел брать ответственность за них[121] на одного себя, административно подавляя мнение специалистов, и предложил министру обсудить проблему у себя. Обсуждение длилось долго. О результатах мне докладывал Соколовский: «Мы пришли к единственному правильному решению — эти корабли не стоит заканчивать. Хотя осталось затратить небольшие средства, чтобы ввести их в строй, но дело заключается ещё в тех средствах, которые придется выделять на их содержание. Оно ляжет тяжким бременем на бюджет». Ух, как трудно оказалось принимать такое решение. Сколько миллионов затратили — и вдруг уничтожить?...

Пришлось пойти на болезненное мероприятие уничтожения ценностей, созданных своими руками. Так был заложен безоговорочный поворот к созданию мощного подводного флота. Правда, некоторые старые крейсера мы перевооружили, сняв с них классическую артиллерию старых времен и поставив ракеты,[122] но и это оказалось нерациональным, потому что корабли не обрели необходимых качеств. И мы стали широко продавать их, эсминцы и сторожевики.[123] Один крейсер продали Индонезии».[124]

Кроме старых крейсеров и недостроенных новых, в конце 1950-х — начале 60-х годов пришла очередь 29-и эсминцев послевоенной постройки. Это были 9 кораблей проекта 30-К и 20 проекта 30-бис.[125] Их тоже стали выводить из боевого состава флота в резерв. Тем, кто до сих пор плачет об их печальной судьбе, напомню мнение главкома ВМФ адмирала Кузнецова, считавшего строительство эсминцев именно этих проектов одной из главных ошибок послевоенной судостроительной программы, поскольку их мореходные и боевые качества абсолютно не удовлетворяли военных моряков. Как видим, тоже невелика была потеря.

А что думал по поводу дальнейших путей развития флота «злодей» Хрущёв? Выращивая клубнику на подмосковной даче в качестве персонального пенсионера союзного значения, Никита Сергеевич вспоминал об этом так:

«Пока мы не могли достать США с воздуха, следовало шире использовать моря. И Сталин поставил задачу строительства большого количества крейсеров. Мы мечтали и об авианосцах,[126] но они оставались нам пока технически недоступными. Крейсеры должны были дополняться большим количеством эсминцев и подводных лодок...

Наши военные руководители той поры доказали, что без сильного флота противостоять в будущей войне США мы не сумеем. Флот СССР мог решать не столько наступательные, сколько оборонительные задачи, не позволяя вражеским войскам десантироваться на советской территории и не допуская его корабли в глубь нашей акватории.

К сожалению, строительство могучего ВМФ требовало особенно больших затрат и истощало страну. Каких-то конкретных сведений о мероприятиях этого рода я в ту пору не имел. И хотя являлся членом Политбюро, даже не рисковал задавать соответствующие вопросы. Такие вопросы Сталин замыкал на себя лично и не позволял большинству лиц из своего непосредственного окружения интересоваться состоянием Вооружённых Сил. Он считал всё это своей привилегией, и любой интерес, проявленный кем-либо из нас к тому или иному виду вооружения, вызывал у него подозрение: Сталин свободно мог посчитать каждого из нас за вражеского агента и заявить, что ты вот завербован империализмом».[127]

Кстати говоря, любой врач-психиатр, прочитав эти строки, поставит генералиссимусу без всякого обследования однозначный диагноз — паранойя! А сколько нынешних идиотов до сих пор тоскует: «Был бы Сталин, в стране был бы порядок!»

Далее Хрущёв поделился в мемуарах своими впечатлениями от учений Тихоокеанского флота в 1954 году. Несмотря на все старания военных моряков во главе с главкомом Кузнецовым показать товар лицом, эффект получился противоположным ожидаемому:

«Сначала нас атаковали подводные лодки, и предполагалось, что мы не знаем их месторасположения... Потом нас атаковали торпедные катера. Они на меня произвели удручающее впечатление: много шума, много дыма, но ни одна из торпед не поразила цель, хотя атака велась с близкого расстояния...

От всего этого веяло стариной. Я уже видел к тому времени ракетоносцы: ракеты с самолёта неслись на корабль Черноморского флота, попадания были точнейшие и произвели на нас очень сильное впечатление, особенно мощь взрыва. С первой же ракеты цель была «потоплена». А когда теперь стреляли из пушек и пускали торпеды, я, отдавая должное старому оружию, понимал и все его недостатки. Иное дело — самолёты-ракетоносцы, которые могут действовать и на море, и для охраны берегов лучше артиллерии».

Разочаровавшись в надводных кораблях, Никита Сергеевич окончательно сделал выбор в пользу ракет, считая, что нет никакого смысла в соревновании со странами Запада в гонке военно-морских вооружений. Он заявил руководству ВМФ:

«Какой же смысл тратить эти средства? Мы через 10 лет получим заказанные вами корабли, однако даже сейчас они оказались бы слабее. А через 10 лет станем, значит, ещё слабее. Ведь США и Англия развивают свой флот и вместе имеют больше возможностей, и материальных, и денежных. В результате мы и средства затратим, и не решим задачи обороны СССР».

На основе таких рассуждений — вполне логичных и достаточно обоснованных — Хрущёв и его окружение пришли к идее вооружения максимально большого числа подводных лодок, надводных кораблей и катеров ракетным оружием. Кремлёвская верхушка[128] (а не один только Хрущёв) посчитала, что это наиболее дешёвый и эффективный способ противостоять объединённой военно-морской мощи стран НАТО:

«Надводный флот сохраним для охранных нужд, имея сторожевые корабли, торпедные катера и ракетные катера, которые стреляют на десятки километров. Тогда же задумали мы определить своё отношение к авианосцам. Хорошо было бы иметь и их, но это оказалось нам не по средствам. Лучше не распыляться. Авианосцев мы могли бы иметь единицы, в то время как у противника их уже десятки. К тому же мы страна в основном континентальная, которой не следует забывать о пехоте, ракетной артиллерии, стратегической авиации, межконтинентальных ракетах с ядерными зарядами».

Вот так, после некоторого периода разброда и шатаний (постановление ЦК КПСС «О состоянии дел в Военно-Морском Флоте» от 13 февраля 1956 года констатировало, что командование ВМФ, Главный штаб, командующие флотами не имеют единых взглядов на развитие подводных и надводных сил ВМФ в будущей войне), наконец, были официально определены главные направления развития советского флота.

Во-первых, это строительство атомных подводных лодок; во-вторых, количественное увеличение и качественное совершенствование морской ракетоносной авиации. Надводным ракетным кораблям отводилась второстепенная роль, а сама идея сбалансированного флота, обладающего развитой инфраструктурой, оказалась похороненной на долгие годы.

Ракеты различного назначения стати основным оружием флота. Ими вооружали подводные лодки, крейсера, катера, самолёты морской авиации. Именно Советский Союз первым начал строительство ракетных катеров, оставаясь более десяти лет монополистом в этой области. Советская пропаганда не уставала напоминать всем о потоплении в 1967 году египетским ракетным катером типа «Комар» (советского производства) израильского эсминца «Эйлат». Количество ракетных катеров и кораблей в составе советского ВМФ с каждым годом увеличивалось.

Верховный главнокомандующий, генерал-лейтенант Хрущёв (в отличие от своего преемника Леонида Ильича, Никита Сергеевич не догадался присвоить себе звание маршала) так аргументировал сделанный выбор:

«Англия когда-то была владычицей морей, имела огромный флот с тяжёлыми кораблями как его ядром. Прошли те времена. Появилась авиация, потом ракеты, появились ядерные заряды. Теперь надводному флоту будет трудно выжить в случае войны. К тому же крейсер в одиночку действовать не может,[129] а подводная лодка может, она не нуждается в прикрытии. Если же взять огневую мощь крейсера и сравнить с подводной лодкой, имеющей ракеты, то последняя выиграет. Она может подплыть на нужное расстояние, произвести выстрел даже по цели в глубине страны. Например, американские «Поларисы» в моё время стреляли на 2 тысячи километров, а сейчас ракеты могут посылаться на ещё большее расстояние.

Конечно, с подводных лодок трудно вести артиллерийскую подготовку высадки десанта даже при наличии средств, позволяющих после взрыва атомной бомбы преодолеть зараженное пространство. Тем не менее лодка, стоящая во много раз меньше, чем крейсер, и имеющая меньшую команду, обретает большую огневую мощь и к тому же обладает возможностью скрытного хождения. К тому же подводный флот получил двигатели на ядерном горючем, после чего фактически неограниченное время мог находиться под водой. Навигационные средства позволяют хорошо ориентироваться и под водой, как это продемонстрировали подлодки, совершившие плавание под льдами Северного Ледовитого океана...

Вот почему мы приняли решение строить преимущественно подводный флот, поставив его создание на конвейер. Цель — создать мощный флот, которым мы могли бы угрожать противнику на всех океанах. Главный противник — США. Им требуется преодолеть большое расстояние, чтобы добраться до Европы, перевезти сюда десанты, питать оружием и припасами свои войска. Следовательно, им не уйти от воды. Вот тут подводный флот для нас особенно важен».[130]

Оставалось превратить в реальность планы партии. Этим и должен был заняться новый главнокомандующий ВМФ адмирал Сергей Георгиевич Горшков. Многие считают, что своим назначением Горшков был обязан маршалу Жукову, который рекомендовал его Хрущёву. Заняв высший на флоте пост, адмирал во времена правления Хрущёва был верным проводником партийной линии в вопросах военного строительства, колеблясь лишь вместе с генеральной линией.

Глава 3. ГИБЕЛЬ «НОВОРОССИЙСКА»

В конце 1980-х годов, во времена горбачёвской гласности, в газете «Правда» появилась небольшая статья, мгновенно ставшая сенсацией, хотя речь в ней шла о событиях более чем тридцатилетней давности. Они произошли в Севастополе в ночь с 28 на 29 октября 1955 года, и с тех пор вся информация о них хранилась под грифом «секретно». Вечером 28 октября с моря в главную базу флота вернулся флагманский корабль Черноморского флота линкор «Новороссийск». Вместо своей штатной якорной стоянки №12 по приказу штаба эскадры он встал на бочку №3 (штатное место линкора «Севастополь») напротив военно-морского госпиталя.

* * *

Линейный корабль «Новороссийск» имел интересную биографию. Он был спущен на воду в Генуе ещё в октябре 1911 года и первоначально носил имя «Giulio Cesare», что означает «Юлий Цезарь». Линкор прослужил в итальянском флоте около 35 лет, с мая 1914 по февраль 1949 гг. За это время он дважды проходил модернизации (в 1925—26 и 1933—37 гг.), полностью изменившие его тактико-технические характеристики и внешний вид. После выхода Италии из войны в 1943 году, линкор под итальянским флагом и с итальянским экипажем на борту шесть лет стоял в порту Ла-Валетта на Мальте, где его интернировали англичане. Наконец, в конце февраля 1949 года он был передан СССР в соответствии с соглашением о разделе итальянского флота.

После прибытия в Севастополь, линкор 5 марта 1949 г. поднял флаг ВМФ СССР и получил новое имя — «Новороссийск». Несмотря на свой преклонный возраст (38 лет на плаву, для корабля это примерно то же, что 70 лет жизни для человека), он стал самым мощным кораблём с артиллерийским вооружением в составе Черноморского флота.


На палубе линкора «Новороссийск» (1954 г.)


В 50-е годы линкор трижды проходил средний ремонт и частичную модернизацию. После этого его водоизмещение составляло 29 100 т, длина была 186,4 м, ширина — 28 м, осадка — 10,5 м, максимальная скорость хода — 27 узлов. Главным вооружением линкора являлись десять 320-мм орудий в 4-х башнях (в двух по три орудия, в двух — по два) и двенадцать 120-мм пушек в шести башнях. Зенитное вооружение состояло из восьми итальянских 100-мм орудий и тридцати советских 37-мм автоматов 70-К. Экипаж насчитывал около 1600 человек.

* * *

В тот роковой день кораблём командовал старший помощник, капитан 2-го ранга Г. А. Хуршудов (командир, капитан 1-го ранга Кухта, находился в отпуске), который после ужина отправился на берег, оставив за себя капитана 2-го ранга З. Г. Сербулова. Сошли на берег некоторые офицеры и матросы. Всё было как обычно, ничто не предвещало беды.

Трагедия произошла в 1.30 ночи, когда в носовой части корабля прогремел мощный взрыв, разрушивший все горизонтальные перекрытия от днища до палубы полубака — в общей сложности восемь палуб (то есть, восемь этажей!). В подводной части корпуса образовалась пробоина площадью около 150 квадратных метров, через которую стала поступать вода, вскоре затопившая носовые отсеки.

На повреждённый линкор срочно прибыли флотские начальники во главе с командующим флотом вице-адмиралом Пархоменко, а также аварийные партии с трёх крейсеров. Дифферент на нос тем временем из-за поступления воды продолжал увеличиваться, но поскольку глубина под кораблём была 18 метров, тогда как его осадка составляла 10,5 метров при высоте надводного борта от 8 до 12 метров, командиры решили, что линкор в худшем случае сядет днищем на грунт. При этом его надстройки и часть верхней палубы будут возвышаться над поверхностью воды, что позволит избежать жертв. Поэтому незанятый борьбой за живучесть личный состав построили на палубе, вместо того, чтобы эвакуировать с корабля.

Однако через час после взрыва возник и стал быстро увеличиваться крен на левый борт, справиться с которым не удалось. В 4.15 линкор стремительно повалился на левый борт и опрокинулся вверх дном. Позже выяснилось, что под кораблём был не твёрдый грунт, а многометровый слой ила, который «Новороссийск» разрезал своими мачтами и надстройками как нож масло. В результате погибли 609 человек из команды линкора и состава аварийных партий.

Таким образом, по числу жертв эта катастрофа не знает себе равных в советском ВМФ. Причем во время самого взрыва погибли не более 100 человек, остальные — в результате опрокидывания. Много моряков оказались внутри корпуса перевернувшегося корабля. Благодаря воздушным подушкам они были живы ещё трое суток, но спасти удалось только семерых. В гибели всех этих людей всецело виноваты командующий флотом вице-адмирал В. А. Пархоменко и командир эскадры контр-адмирал Н. И. Никольский, осуществлявшие общее руководство аварийно-спасательными работами. Их несколько раз просили разрешить эвакуацию «лишних людей», но они всякий раз отвечали отказом.[131]

Расследованием обстоятельств катастрофы занималась правительственная комиссия во главе с заместителем Председателя Совета Министров СССР В. А. Малышевым (который, обратите внимание, курировал все работы по созданию ракетно-ядерного оружия). Комиссия заявила, что линкор затонул в результате внешнего подводного взрыва с тротиловым эквивалентом около 1000 кг. Вероятнее всего, что взорвалась оставшаяся со времен войны немецкая донная магнитная мина. Однако эта версия не выдерживает никакой критики.

Во-первых, мощность заряда, если судить по данным записей Крымской сейсмической станции и по масштабам разрушений корпуса корабля, была больше в два — два с половиной раза. Во-вторых, водолазы обнаружили на грунте воронки от взрывов двух зарядов, а не одного. Одна воронка находилась под корпусом линкора, другая — примерно в 30-и метрах от него справа по борту. Радиус каждой из воронок составлял 14 метров, что говорит об одинаковой мощности двух зарядов. В-третьих, в период 1951—53 гг. на дне Севастопольской бухты были обнаружены, подняты и разряжены более 20 германских донных мин типа LMB и RMH. Они полностью утратили свои боевые качества вследствие полной разрядки аккумуляторных батарей и коррозии корпусов. В-четвёртых, все места якорных стоянок линкоров и крейсеров в Севастополе после войны многократно тралили и проверяли, в том числе путём подрыва больших глубинных бомб. Начиная с 1944 года, на якорное место №3 линкоры и крейсеры становились более 140 раз без всяких последствий.

Эти, а также другие факты позволили независимым исследователям уже давно прийти к однозначному выводу, что линкор «Новороссийск» стал жертвой целенаправленной диверсии. В данной связи обращает на себя внимание весьма странное обстоятельство: уже в начале 1956 года (т.е. всего через три месяца после катастрофы!) было принято решение о ликвидации материалов свидетельских показаний, собранных Правительственной комиссией.

* * *

Правительственная комиссия отметила многочисленные недостатки организационно-технического обеспечения непотопляемости и ошибки в борьбе за живучесть, приведшие к гибели корабля и людей. В её решении сказано:

«Основными причинами гибели большого числа людей из личного состава линкора «Новороссийск» являются: командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко, и.о. командующего эскадрой контр-адмирал Никольский, и.о. командира линкора капитан 2-го ранга Хуршудов».

Во время расследования обстоятельств катастрофы вызывающе вёл себя член Военного совета флота вице-адмирал Кулаков. Главный флотский комиссар, тот самый, кто в 1947 году разоблачал адмиралов Кузнецова, Галлера, Алафузова, Степанова, продавшихся мировому империализму, ныне проявлял такую заботу о людях, что не выдержал даже председатель комиссии Малышев:

«Отчего вы, товарищ Кулаков, улыбаетесь? Идёт разговор, как вы спасали людей, боролись за жизнь людей. Что вы балаганите? Здесь серьёзный разговор. Вы отвечаете как член Военного совета наряду с командующим. Почему же люди боялись сказать командующему флотом о грозящей опасности? А может быть, многие люди боялись, что им ответят: «Ты трус, паникёр, я тебя застрелю?» — такая система существует на флоте?»[132]

Как бы то ни было, флагманский корабль Черноморского флота вместе с шестью сотнями моряков затонул в главной базе флота, на глазах флотского начальства, в нескольких сотнях метров от берега. Однако никого из виновников человеческих жертв под суд не отдали, ограничились административными мерами. О самой же катастрофе было приказано забыть. На братской могиле погибших моряков даже не разрешили установить памятник с пофамильным списком жертв.

* * *

По мнению независимых историков С. В. Елагина и А. Е. Тараса, туман секретности и дезинформации, более чем на 30 лет окутавший эту трагедию, был обусловлен двумя основными причинами.


«Новороссийск» на рейде Севастополя


Во-первых, как московскому, так и местному начальству крайне не хотелось признавать тот факт, что в главную базу Черноморского флота беспрепятственно проникли иностранные диверсанты, без помех сделали своё дело и столь же свободно ушли. Ведь это означало, что любимый советский лозунг «граница — на замке» абсолютно не соответствовал действительности. В частности, правительственная комиссия установила, что вход в Севастопольскую бухту вообще никто не охранял!

Во-вторых, в артиллерийских погребах линкора «Новороссийск» в момент взрыва находились 320-мм снаряды со специальной боевой частью, т.е. с ядерными зарядами! Следовательно, лишь по счастливому стечению обстоятельств (взрыв произошёл перед первой башней главного калибра, а не под её погребом) диверсия не повлекла за собой ядерный взрыв в Севастополе.

Вышеупомянутые авторы убедительно доказывают, что взрыв устроили подводные диверсанты из состава 12-й флотилии британского флота. Они скрытно проникли в главную базу ЧФ на двух сверхмалых подводных лодках типа «X-51». Их целью являлся подрыв линкоров «Севастополь» и «Новороссийск», имевших на борту 305-мм и 320-мм «атомные» снаряды. По замыслу организаторов диверсии, в результате должен был произойти двойной атомный взрыв, который бы уничтожил все или почти все корабли эскадры ЧФ. От города Севастополь и от порта вообще ничего бы не осталось. Но при этом «Новороссийск», ставший 28 октября на штатную якорную стоянку линкора «Севастополь», случайно принял на себя двойной удар, а снаряды с «атомной» боевой частью не сдетонировали.

В свою очередь, сама диверсионная операция 12-й флотилии британского флота была вызвана военно-политической ситуацией, сложившейся в тот период в бассейне Средиземного моря. Главным образом, британское Адмиралтейство обеспокоило появление там советских боевых кораблей, использовавших в качестве пунктов базирования албанские порты Влёра и Дуррес (с 1958 г. они превратились в постоянные базы для 40-й отдельной бригады подводных лодок Черноморского флота и других соединений). Английским адмиралам хотелось как следует «проучить» русских, чтобы надолго лишить их возможности совать свой нос в те воды, где традиционно господствовал Королевский флот.

В предельно кратком изложении, логика рассуждений Елагина и Тараса такова:

а) только у англичан была серьёзная причина стратегического уровня для осуществления этой диверсии;

б) они весьма грамотно избрали достойную цель — два старых линкора, обладавших недостаточной живучестью, но при этом имевших на борту «склады взрывчатки» огромной разрушительной силы (включая ядерные боеприпасы);

в) только у англичан были в то время соответствующие технические средства (пять сверхмалых подводных лодок) и опытные кадры подводных диверсантов;

г) тактика данной диверсионной операции точно повторяет аналогичные операции 12-й флотилии Королевского флота во время Второй мировой войны (атаки против германского линкора «Tirpitz», японского крейсера «Такао» и другие);

д) общие условия на ТВД способствовали скрытному проведению операции (маневры НАТО «Босфор-55», отсутствие охраны входа в Севастопольскую бухту и другие факторы).[133]

Ради справедливости следует отметить, что до сих довольно популярна иная версия, согласно которой «Новороссийск» взорвала группа итальянских подводных диверсантов под командованием князя Валерио Боргезе, не желавших, чтобы итальянский линкор служил в советском флоте. По мнению Елагина и Тараса, она появилась в качестве дезинформации, специально распространявшейся с целью прикрытия секретной операции англичан и не выдерживает серьёзной критики. Помимо всего прочего, у итальянцев в тот период отсутствовали сверхмалые подводные лодки, без которых данная операция была физически невозможна.[134]

4 мая 1957 года, после длительной подготовки, линкор «Новороссийск» был поднят и отбуксирован в Казачью бухту, где его разделали на металл, чтобы ничто не напоминало об этой трагической странице истории советского флота.

Глава 4. СМЕНА ФЛАГМАНА

Мало найдется в мире флотоводцев с такой биографией, как у главнокомандующего советским военно-морским флотом, адмирала флота Николая Герасимовича Кузнецова. Недаром свою последнюю автобиографическую книгу он назвал «Крутые повороты». Не было в истории моряка, который бы за годы службы дважды становился контр-адмиралом, трижды вице-адмиралом и дважды — адмиралом флота!

Действительно, карьера Кузнецова на флоте напоминает катание на американских горках, она представляет собой такую череду взлётов и падений, что дух захватывает. В январе 1938 года бывший командир крейсера «Червона Украина» Черноморского флота стал командующим Тихоокеанским флотом, а уже через год, в возрасте 37 лет, оказался в кресле народного комиссара ВМФ. Молодой флотский командир понравился Сталину, который выдвинул его на высший флотский пост, тем более, что вакансий хватало — к тому времени все предшественники Кузнецова нашли свою смерть в подвалах НКВД.

После того, как флотом успели покомандовать армейский комиссар Смирнов и чекист Фриновский, профессиональный моряк, пусть не имевший достаточного опыта, смотрелся человеком на своём месте. И действительно, флот под его командованием прошёл всю войну, адмирала не обошли наградами и званиями.

Но в 1947 году ситуация резко изменилась — «дело адмиралов», о котором уже рассказано выше, закончилось разжалованием наркома в контр-адмирала и ссылкой на Дальний Восток. Кузнецов оказался человеком умным, он не стал каким-либо способом выражать своё недовольство, старательно выполнял новые «старые» служебные обязанности. Поэтому, когда Сталин спустя несколько лет разочаровался в главнокомандующем ВМФ адмирале Юмашеве, явно оказавшемся не на своём месте, он вернул Кузнецова на прежнюю должность.

К тому времени опальный нарком успел получить «очередное» воинское звание — вице-адмирал — и с новыми силами взялся за старые обязанности. Начиналась новая эпоха, после смерти «вождя всех народов» к руководству страной пришли другие люди, между тем у Кузнецова с давних пор не сложились отношения с Хрущёвым и особенно с Жуковым. Естественно, что кто-то должен был уйти и явно не тот, кто занимал более высокое положение в служебной иерархии. Тем не менее, поначалу ничто не указывало на такую развязку. Наоборот, в марте 1955 года Кузнецову было присвоено звание Адмирал Флота Советского Союза, соответствовавшее званию Маршал Советского Союза.

Выше уже говорилось о спорах в 1955 году относительно дальнейших путей развития военно-морского флота, поэтому мы не будем возвращаться к этому вопросу. Все предложения главкома по кораблестроительной программе ложились в долгий ящик, либо отвергались Хрущёвым и его давним недругом, министром обороны СССР маршалом Жуковым. С мнением адмирала в Кремле давно никто не считался. Отставка Кузнецова была лишь делом времени.

Обычно устранение Кузнецова с поста главнокомандующего связывают со взрывом на линкоре «Новороссийск» в октябре 1955 года. Так, адмирал Г. М. Егоров в своих мемуарах утверждает:

«Правительственная комиссия под руководством первого заместителя Председателя Совета Министров СССР В. А. Малышева вскрыла целый ряд вопиющих недостатков: тут и неумение командования флотом правильно оценить обстановку, и слабая подготовка личного состава линкора к борьбе за живучесть корабля, и неудовлетворительное содержание корабля с точки зрения его живучести, и даже ротозейство, выразившееся в том, что именно в ту трагическую ночь боновые ворота, закрывающие вход в Северную бухту, были открыты. Вот и получается, что подводные диверсанты могли легко добраться до линкора.[135]

Конечно же, немедленно последовали оргвыводы. Практически всё командование флота и эскадры, а также других соединений, так или иначе причастных к трагедии, было снято с должностей. Пострадал и главнокомандующий ВМФ Н. Г. Кузнецов — его сняли с должности и понизили в звании решением Н. С. Хрущёва».[136]

Но сам Кузнецов считал иначе:

«Фактический мой уход или, вернее, отстранение от должности состоялось в первой половине октября без объяснения причин, и, когда я ещё не успел пережить это, во второй половине октября произошло крупное несчастье — в Севастополе, стоя на бочке, подорвался, а потом и затонул, перевернувшись, линейный корабль «Новороссийск»...

Пусть я в течение шести месяцев до этого уже не исполнял обязанности главкома ВМФ и не контролировал деятельность Черноморского флота, но я должен был нести свою долю ответственности. На строгость по уставу жаловаться не положено. Но не в этом дело. Мне пришлось рассчитаться за всё одному, хотя формально моей вины там немного: за траление несёт ответственность командующий флотом. Им являлся с 1951 по 1955 год С. Г. Горшков. За поведение после подрыва нужно взыскивать с непосредственных виновников (комфлот и командир корабля), которые были наказаны, но не прошло и года, как наказания с них сняли...

Мутная волна всяких небылиц нахлынула на меня. Жуков рассчитался со мной сполна. Сначала я был освобождён. Этого показалась мало, и меня уволили из Вооружённых Сил, снизив в звании.

Конечно, взрыв на линкоре «Новороссийск» явился только поводом для расправы надо мной. А в чём заключаются истинные причины?»[137]

Действительно, в чём заключается истинная причина отставки и разжалования опытного заслуженного «начальника флота»? Познакомимся с версией Н. С. Хрущёва, решившего судьбу адмирала. В мемуарах, написанных «кукурузником» после принудительной отставки (и, кстати говоря, впервые опубликованных после его смерти не на родине, а в США в 1981 году), он объясняет это так (ни словом не упоминая линкор «Новороссийск»):

«Резко изменилась степень доверия руководства к адмиралу Кузнецову. Выходило, что мы его переоценивали. Хотя мы поступили правильно, отменив дискриминацию, которой подверг его Сталин, но тогда Кузнецов пострадал за другое. А сейчас у меня возникли опасения, которые спустя некоторое время разрослись и окончательно подорвали наше доверие к адмиралу, поскольку встал вопрос о создании системы обороны на принципиально новом уровне...

Я предложил: «Давайте отложим решение о немедленном строительстве нового военно-морского флота и ещё раз подумаем. Видимо, в первую очередь нам следует решить проблемы авиации, создавая такие же самолёты, какие имеет наш вероятный противник». На ракеты мы тогда ещё не могли по-настоящему опереться и поэтому называли военно-воздушный флот главным оружием. Все согласились. Но Кузнецов буквально кипел и после этого совещания стал вести пропаганду против такого решения, дискредитируя новое руководство СССР.[138] Он, не взирая ни на что, поддерживал линию Сталина насчёт первоочередного строительства ВМФ, хотя Сталин принял эту программу без Кузнецова, когда тот был уже отстранён от командования...

У нас сложилось впечатление, что Кузнецов решил, что раз Сталина нет, то с существующим руководством можно всерьёз не считаться. Это нас возмутило. Мы вынуждены были принять решение об освобождении его от обязанностей Главнокомандующего ВМФ и лишении его высшего воинского звания.

Потом Малиновский говорил мне, что военные переживали за Кузнецова, потому что звание он получил давно и был активным участником войны против гитлеровской Германии и Японии. Лично мне Кузнецов нравился, я уважал его за смелость при докладах Сталину[139] и реалистичность. Но когда жизнь нас столкнула вплотную, пришлось интересы дела поставить выше приязни».[140]

Слова Хрущёва вызывают слёзы умиления: как ему было тяжело расстаться с таким симпатичным и смелым Кузнецовым! Но интересы страны превыше всего. Только всё это ложь. Пока Хрущёв был у власти, он выражался совсем по-другому, не стесняясь в выражениях. Например, выступая в октябре 1957 года в министерстве обороны (только что был снят с должности глава министерства, маршал Жуков) Никита Сергеевич заявил:

«Два года тому назад Кузнецов внёс проект строительства флота на 10 лет. Мы его отклонили, а он устроил шум... Крейсера с артиллерией нам не нужны. Авианосцы американцы строят потому, что их дело вершить свои дела через океан. Но Кузнецов дела не знал, а претензии имел очень большие. Мы разобрались — и сняли дурака!»[141]

Вот тебе и уважаемый адмирал! Оказывается, советским военно-морским флотом много лет командовал дурак (по мнению Верховного Главнокомандующего, интеллектуальные качества которого с давних пор и по сей день у многих людей вызывали и продолжают вызывать большие подозрения).

Иначе говоря, основная причина устранения адмирала Кузнецова заключалась в его разногласиях с Хрущёвым по вопросам дальнейшего развития флота. При этом немаловажное значение сыграли неприязненные отношения Кузнецова с министром обороны Жуковым. Маршал официально заявил следующее:

«Руководство ВМФ находится в неудовлетворительном состоянии. Главком ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов Н. Г. неудовлетворительно руководил флотом, неправильно оценивал роль флота в будущей войне, допустил ошибки во взглядах и направлении строительства и развития флота и упустил подготовку руководящих кадров».

(из доклада Хрущёву от 29 ноября 1955 года)

После совещания в Севастополе (октябрь 1955 г.) и доклада Жукова (ноябрь 1955 г.) вопрос с адмиралом был решён очень быстро. Уже 8 декабря 1955 г. вышло постановление Президиума ЦК КПСС и Совета Министров СССР о снятии с должности — за неудовлетворительное руководство военно-морским флотом — первого заместителя министра обороны СССР, главнокомандующего ВМФ Н. Г. Кузнецова. Но просто отставки 53-летнего адмирала Хрущёву показалось мало, поэтому через два месяца появился Указ Президиума Верховного Совета СССР «О снижении в воинском звании Адмирала Флота Советского Союза Кузнецова Н. Г. до вице-адмирала». Вот теперь Никита Сергеевич мог быть вполне доволен.

«Неудобный» главком, имевший неосторожность отстаивать собственное мнение по вопросам военно-морского строительства, более того — пытавшийся спорить с такими «авторитетами» в области военной науки, как Хрущёв и Жуков, был, наконец, свергнут. Теперь мнение главного партийного вождя по флотским и другим военным вопросам никто не подвергал сомнению. Оно стало единственно верным (в смысле, «научно обоснованным») и определяющим (ибо, как всегда, выражало «коллективную волю ЦК» и «генеральную линию партии»).

В то время ещё никто не предполагал, что менее чем через два года та же судьба постигнет министра обороны маршала Жукова, а потом настанет очередь и самого Никиты Сергеевича, которого верные соратники в октябре 1964-го посадят до конца жизни (это значит, на 7 лет) под домашний арест на подмосковной даче. Всё повторяется в этом мире, только сначала происходит трагедия, а потом — фарс...

Итак, адмирал Кузнецов отправился в отставку, а пост главнокомандующего ВМФ, как уже сказано выше, занял его заместитель, бывший командующий Черноморским флотом, 45-летний адмирал Сергей Георгиевич Горшков (1910—1988), с именем которого связана целая эпоха в истории советского военно-морского флота. Ровно тридцать лет (с 8 декабря 1955 по 5 декабря 1985 гг.) Горшков командовал флотом Страны Советов. Он установил абсолютный рекорд долголетия, а главное — создал, наконец, «Большой Флот».

Глава 5. ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА

Прежде, чем перейти к рассмотрению особенностей развития советского военно-морского флота в период 1956—1985 годов, поговорим немного о теории и посмотрим, к какой войне готовились в тот период советские маршалы и адмиралы. Ведь от этих прогнозов зависел выбор сил и средств для её ведения.

В результате напряжённой умственной работы многочисленного коллектива генералов и маршалов в 1962 году на свет появился фундаментальный труд под редакцией маршала В. Д. Соколовского (1897—1968) «Военная стратегия». Его издал Генеральный штаб, в нём была изложена официальная точка зрения высшего военного руководства СССР.

На страницах этой книги достаточно откровенно (что произошло в первый и последний раз в «открытой» советской военной литературе) Третья мировая война описывалась с точки зрения советских стратегов. Самый главный тогдашний «стратег» Хрущёв на вопрос — возможна ли новая мировая война без применения ядерного оружия? — всегда отвечал так:

«Думаю, что невозможна. Если она действительно будет мировой. Когда подорвут силы какой-то ядерной державы, участвующей в войне, она ухватится как утопающий за соломинку и нажмёт ядерную кнопку».

Эта точка зрения являлась господствующей. Поэтому при планировании будущих боевых действий специалисты Генерального штаба принимали за основу следующее обстоятельство:

«Объекты вероятного противника, составляющие его военную мощь, экономический и морально-политический потенциал, располагаются на огромном пространстве, на большой глубине, включая и другие континенты. Для их уничтожения и разрушения потребуются дальнобойные стратегические средства поражения и соответствующие им способы вооружённой борьбы. Удельный вес этих военных действий во всей вооружённой борьбе резко возрастёт».

Отсюда следовал вполне логичный вывод:

«В будущей мировой войне для достижения её целей решающее значение будут иметь массированные ракетно-ядерные удары. Нанесение их явится основным, определяющим способом ведения войны.

По-новому будет протекать и вооружённая борьба на сухопутных театрах военных действий. Разгром группировок сухопутных войск противника, уничтожение его ракет, авиации и ядерного оружия при ведении любых действий будут осуществляться главным образом нанесением ракетно-ядерных ударов. Это приведёт к образованию многочисленных зон сплошного поражения и радиоактивного заражения. Откроются большие возможности для ведения широких маневренных наступательных действий высокоподвижными механизированными войсками. Позиционная борьба, видимо, уйдёт в прошлое. На смену ей придут скоротечные маневренные боевые действия, проводимые одновременно или последовательно в отдельных районах на различной глубине полосы военных действий».

Из общих положений следовали частные выводы, в том числе о роли военно-морского флота в будущей войне:

«Серьёзные изменения произойдут в способах военных действий на морских театрах. Характерно, что уже в ходе второй мировой войны до половины всех потерь флота были результатом действий авиации. В условиях широкого применения ракетно-ядерного оружия стратегического назначения и на морских театрах главные задачи будут решаться именно этим оружием. Взаимодействовать с ним из сил флота будут ракетные подводные лодки и морская ракетоносная авиация.

Ведение военных действий, основанных на применении крупных соединений надводных кораблей, сойдёт со сцены вместе с самими крупными надводными кораблями. В будущей войне задачи по разгрому группировок сил флота агрессора, его ударных авианосных соединений и ракетных подводных лодок в базах и в море, нарушению морских и океанских коммуникаций и разрушению важных объектов в прибрежных районах будут решаться ударами ракетных войск и маневренными действиями ракетных подводных лодок, взаимодействующих с ракетоносной авиацией».

Хотя советская пропаганда постоянно твердила об использовании опыта прошедшей войны, специалисты Генерального штаба сделали иной вывод:

«Условия боевых действий в современной войне для нашего флота коренным образом будут отличаться от условий в период Великой Отечественной войны. Им будет противостоять сильный и опытный в морской войне противник. Американо-английское командование уделяет большое внимание подготовке к борьбе с силами нашего флота, особенно с подводными лодками...

Победоносное ведение современной войны возможно при условии согласованного применения всех видов стратегических действий, целеустремлённого проведения операций, сражений и боёв при строго централизованном, конкретном и гибком руководстве вооружёнными силами. Для победы над сильным и коварным противником, каким является агрессивный блок империалистических государств, необходимо активное, решительное проведение военных действий. Только в результате таких действий можно добиться полного разгрома врага».[142]


Вот они, «гениальные» советские стратеги. Слева направо: министр обороны маршал А. А. Гречко, командующий Северным флотом адмирал Г. М. Егоров, главком ВМФ С. Г. Горшков, начальник Главпура Минобороны генерал армии А. А. Епишев, начальник политуправления ВМФ адмирал В. М. Гришанов


В период Второй мировой войны советский ВМФ вёл боевые действия только на закрытых морях, содействуя сухопутным войскам в их операциях на приморских направлениях. Сейчас всё будет иначе:

«В будущей мировой войне перед флотом могут встать более ответственные задачи. Театрами военных действий флота могут оказаться просторы мировых океанов.

Главной целью военных действий на океанских и морских театрах для сил флота явится разгром сил флота противника и нарушение его океанских и морских коммуникаций. Наряду с этим флоты могут решать задачи нанесения ракетно-ядерных ударов по береговым объектам, содействия сухопутным войскам, осуществления морских перевозок и защиты своих морских коммуникаций. Конкретное выражение военные действия флота найдут в проведении морских операций. Наличие в составе флота атомных подводных лодок с ракетным вооружением и морской ракетоносной авиации позволяет проводить морские операции с решительными целями против сильного морского противника.

Важнейшей задачей нашего флота уже с первых минут войны явится разгром ударных авианосных соединений противника... Наличие в составе нашего флота ракетных подводных лодок и ракетоносной авиации позволяет сближаться с авианосцем на дистанцию пуска ракет, не входя в зону противолодочной и противовоздушной обороны ударного авианосного соединения. Необходимо стремиться уничтожать ударные авианосцы ещё до выхода их на рубеж подъёма авианосной авиации, поражать силы охранения, отряды снабжения, разрушать районы базирования авианосных соединений. Следует учитывать, что эти соединения весьма уязвимы на переходе морем, при дозаправке, в момент развёртывания на рубежах подъёма авиации в воздух, а также при приёме самолётов на авианосцы.

Эффективным средством борьбы с ударными авианосцами и другими надводными кораблями являются атомные подводные лодки с ракетным вооружением. Старые подводные лодки уничтожали корабли противника прямым попаданием торпед ниже ватерлинии при наибольшем сближении с целью и на малой глубине, поэтому их легко можно было уничтожить. Атомная подводная лодка с управляемым ракетным вооружением стала грозным оружием для надводных кораблей. Поэтому атомная подводная лодка менее уязвима, весьма маневренна, может успешно вести борьбу с ударными авианосными и другими надводными кораблями.

На смену прежним методам торпедных атак с близких расстояний пришли новые методы действий подводных лодок — удары ракетами с больших расстояний и из подводного положения.

Раньше для уничтожения крупного надводного корабля требовалось сосредотачивать несколько подводных лодок для массированного торпедного удара.[143] Теперь одной ракетой или торпедой с ядерным зарядом можно уничтожить любой надводный корабль.

С ударными авианосными соединениями могут успешно вести борьбу также самолёты морской и Дальней авиации. Имея на вооружении ракеты класса «воздух-корабль» с ядерными зарядами, эти самолёты могут наносить удары без захода в плотную зону огня противовоздушной обороны авианосного соединения.

Удары самолётов-ракетоносцев ракетами с ядерными зарядами по ударному авианосному соединению или группе создают необходимое условие для последующих действий самолётов с целью окончательного разгрома противника. Применение ядерного оружия не потребует наряда большого количества самолётов для решения этой задачи.[144]

Важнейшей задачей флота является также борьба с подводными лодками противника, особенно атомными подводными лодками с ракетным оружием. Борьбу с подводными лодками успешно могут вести противолодочные подводные лодки с ракетным и торпедным вооружением, самолёты, противолодочные надводные корабли на подводных крыльях с ракетным вооружением, а также эсминцы, быстроходные катера и вертолёты.

Атомные подводные лодки с ракетами «Поларис» могут уничтожаться в базах ударами Ракетных войск стратегического назначения и Дальней авиации, на переходе морем и в позиционных районах — действиями противолодочных подводных лодок, Дальней авиации и других противолодочных сил и средств.[145]

Борьба с ракетными подводными лодками теперь выносится на большие удаления от побережья, на просторы морей и океанов. Прежняя прибрежная система ПЛО будет теперь неэффективной против ракетных подводных лодок. Для успешной борьбы с ними необходима надёжная система разведки, обеспечивающая своевременное обнаружение подводных лодок противника, особенно ракетных, точное определение координат их местоположения и наведение на них активных средств борьбы. Необходимо также чёткое согласование действий всех противолодочных сил и средств. При этих условиях можно рассчитывать на срыв ракетных ударов противника с помощью подводных лодок, на обеспечение сил флота и коммуникаций от атак подводных лодок».

Как видим, к числу главных задач флота в будущей войне Генштаб отнёс также срыв океанских и морских перевозок противника. Ведь по предварительным расчётам, в случае войны в европейские порты должны были ежедневно приходить от 80 до 100 крупных транспортов, а на коммуникациях одновременно находились бы 1500—2000 грузовых и пассажирских судов, не считая кораблей охранения.

Поэтому действия советского флота против коммуникаций противника должны были с самого начала войны развернуться в больших масштабах. Решить эту задачу планировалось посредством следующих мер:

а) ударами РВСН, АДД и ракетных подводных лодок но морским портам и важнейшим каналам (Панамскому, Суэцкому и другим);

б) уничтожением конвоев и транспортов в море действиями подводных лодок и авиации.

Ради достижения указанных целей предусматривалось маневренное использование атомных подводных лодок, что позволяло обеспечить максимальное сосредоточение усилий против коммуникаций противника в ограниченное время. Дизель-электрические подводные лодки планировалось использовать методом подвижных завес, систематических действий и свободного поиска.

Задача содействия сухопутным войскам в их наступательных действиях была отнесена к числу второстепенных (считалось, что они способны самостоятельно справиться со своими задачами без поддержки ВМФ). Предполагалось также, что во взаимодействии с общевойсковыми соединениями флот сможет уничтожать морские десанты противника в пунктах посадки, на переходе морем и отражать их высадку.

Более актуальной считалась задача высадки морских десантов на побережье противника, обеспечение преодоления проливов и крупных водных преград частями сухопутных войск. Охраняя группировки наступающих войск от ударов с моря, флот должен был вести борьбу с силами флота противника, особенно с авианосцами. Не исключалась возможность привлечения сил флота для нанесения ударов по группировкам войск противника на приморских направлениях.

Не забыли и о минной войне. Предусматривалось применять мины, с одной стороны, для обороны своего побережья, а с другой — для блокады баз, портов, проливов противника и для нарушения морских коммуникаций.

* * *

Итак, в конце 1950 — начале 1960-х годов, а также в последующие два десятка лет, советское военно-политическое руководство представляло себе грядущую войну только как всемирный катаклизм, связанный с массированным применением обеими сторонами ракетно-ядерного оружия. Уже после развала СССР военные историки констатировали:

«Серьёзным недостатком военной теории того времени являлось механическое следование её в арьергарде политики, подчинение политической конъюнктуре. В конце 50-х — начале 60-х годов политическое руководство СССР считало единственно возможной ядерную войну с массированным применением ядерного оружия, и отечественная военная наука прилагала все усилия для обоснования этого вывода. Она утверждала, что боевые действия с применением обычного оружия исчерпали себя. За этим и следовали волюнтаристские решения Н. С. Хрущёва на резкое сокращение Сухопутных войск, ВВС и ВМФ».

Иначе говоря, общая стратегическая концепция военно-политического руководства Советского Союза оказалась несостоятельной. «Коварные империалисты» взяли на вооружение стратегию «гибкого реагирования» и «локальных войн», позволившую избежать всемирной ядерной бойни.

Точно так же полностью провалилась «научно обоснованная» ставка ЦК КПСС на эволюцию антиколониальных движений в странах Третьего Мира в партии социалистической ориентации. Эти движения почти везде пришли к власти, поглотили материальную и военную помощь СССР на астрономические суммы, но в конечном итоге предпочли буржуазно-демократический путь развития.

Зато Советский Союз полностью исчерпал свои экономические возможности в процессе гонки вооружений и «бескорыстной» помощи десяткам «друзей» по всему миру. В итоге многолетней жизни не по средствам в нём начался жестокий экономический и социально-политический кризис, под воздействием которого он, во-первых, распался на 15 независимых государств, а во-вторых, во всех этих «новых» государствах произошла смена общественно-политического строя.

Глава 6. СОВЕТСКИЙ НЕПТУН С АТОМНЫМ ТРЕЗУБЦЕМ

Итак, советские политические и военные руководители пришли к выводу, что в дальнейшем развитии флота надо делать главную ставку на массовое строительство атомных подводных лодок (в первую очередь, оснащённых ракетным оружием). Одновременно следует наращивать морскую ракетоносную авиацию и строить сравнительно небольшие надводные корабли с ракетным вооружением.

Главнокомандующий ВМФ адмирал С. Г. Горшков в своем фундаментальном труде «Морская мощь государства» так описывал ситуацию того времени:

«Примерно с середины 50-х годов в соответствии с решением ЦК КПСС,[146] в нашей стране начались крупные работы по созданию мощного океанского ракетно-ядерного флота. Этим было положено начало второму этапу в развитии советского ВМФ.

Решение Центрального Комитета Коммунистической партии базировалось на глубоком знании особенностей технического прогресса, который принял к тому времени форму научно-технической революции, опрокинувшей многие традиционные пути в развитии техники. Это в свою очередь открыло возможности для создания принципиально новых кораблей, систем вооружения и военно-морской техники».

Приоритет подводных лодок в советской судостроительной программе Горшков объяснил следующим образом (почти дословно процитировав выступление Хрущёва на заседании по флотским вопросам в 1955 году):

«При определении направлений развития ВМФ в ядерную эпоху нельзя было не учитывать, например, того обстоятельства, что противостоящие нам империалистические государства располагают огромным надводным флотом и мощной судостроительной промышленностью. Даже для того, чтобы нам сравняться в силах по основным классам надводных кораблей потребовались бы долгие годы соревнования потенциалов, что связано с затратой огромных материальных и денежных средств. Достижение превосходства в таких условиях было делом весьма проблематичным.

Отдание приоритета развитию подводных сил позволяло в кратчайшее время резко увеличить ударные возможности нашего флота, создать серьёзную угрозу основным силам флота противника на океанских театрах и ценою затраты меньших средств и времени умножить рост морского могущества нашей страны, лишив противника тем самым преимуществ, которыми он мог располагать в случае войны против Советского Союза».[147]

Кроме того, советским адмиралам ужасно хотелось выйти на океанские просторы, чтобы вторгнуться «в святая святых международного империализма». Так началась великая подводная эпопея, связанная с переходом от дизельных к атомным подводным лодкам.

* * *

Обычно создание атомных подводных лодок связывают с именем адмирала Горшкова. Официальная версия звучит следующим образом (см. фундаментальный труд «Боевой путь Советского Военно-Морского Флота»):

«В середине 50-х годов Центральный Комитет КПСС принял решение о строительстве мощного ракетно-ядерного океанского флота. Через несколько лет отошёл от причала первый советский подводный атомоход, названный «Ленинским комсомолом».

Претендовал на приоритет и неугомонный Хрущёв:

«Поставив производство подлодок на поток, мы особое внимание сосредоточили на создании ядерного двигателя, чтобы обеспечить им автономное плавание. Потом из печати я узнал, что мы в этом деле добились хороших результатов. Считаю, что это произошло в результате принятых при мне правильных решений».

Но в реальности дело обстояло совершенно иначе. Правительственное постановление о начале проектирования первой отечественной атомной подводной лодки подписал Сталин ещё 12 сентября 1952 года, когда флот возглавлял адмирал Н. Г. Кузнецов.

Вкратце, история создания её проекта выглядит следующим образом. В конце 1940-х годов группа ученых Института физических проблем во главе с А. П. Александровым (1903—1994), будущим президентом Академии Наук СССР, по собственной инициативе начала разрабатывать эскизный проект подводного корабля, «сердцем» силовой установки которого должен был стать атомный реактор. Никто из сотрудников Александрова не имел никакого опыта проектирования и строительства подводных лодок. Поэтому, когда моряков познакомили с проектом, они аргументировано заявили, что проект не отвечает элементарным требованиям, предъявляемым к конструкции подводных лодок. Сам Александров позже вспоминал:

«Когда подводную лодку разработали довольно глубоко, провели полное рассмотрение её с флотом. Пригласили Н. Г. Кузнецова. Он посмотрел и говорит: «нам такая лодка не нужна».

В результате появилось упомянутое постановление правительства. В соответствии с ним в марте 1953 года было создано КБ №143, специально для проектирования первой атомной субмарины. За «атомную» часть проекта (реактор, турбины, биологическая защита и т.п.) отвечали А. П. Александров и Н. А. Доллежаль (1899—2000). За «корабельную» часть — инженеры-судостроители. Сверхсекретное конструкторское бюро возглавил известный корабельный инженер В. Н. Перегудов (1902—1967), тот самый, который сконструировал дизель-электрическую субмарину проекта 613 — отечественный аналог германской лодки XXI серии.

Первоначально планировалось использовать атомную лодку для решения только стратегических задач, поскольку её основным вооружением должна была стать гигантская торпеда Т-15 с термоядерной боевой частью. Торпеду разрабатывал ленинградский НИИ «Гидроприбор», главным конструктором являлся Н. Н. Шамарин. Диаметр торпеды составлял 155 см, длина была 23 метра, скорость 29 узлов, дальность хода до 30 км. Столь крупные габариты и масса были обусловлены, во-первых, значительной массой только что созданного в СССР термоядерного заряда (4,268 тонны); во-вторых, тем, что источником энергии для её мотора являлась огромная аккумуляторная батарея.[148]

Основной целью для суперторпеды предполагались порты противника (представляете, какие последствия имел бы взрыв водородной бомбы в гавани Нью-Йорка!). Вызвано это было тем, что Советский Союз в тот период не имел носителей ядерного оружия, способных достичь территории США. Устаревшие винтомоторные бомбардировщики Ту-4 (Туполевское КБ создало эту копию американского Б-29 ещё в 1947 году) имели ограниченную дальность полёта; работа над новыми реактивными машинами в конструкторских бюро Туполева и Мясищева ещё не завершилась; дальность полёта состоявших на вооружении баллистических ракет Р-1 (копия немецких Фау-2) составляла всего несколько сотен километров. В общем, США оставались по-прежнему неуязвимыми для советского оружия.

В таких условиях советские маршалы хватались за самые авантюрные проекты, обещавшие желаемый результат. Работы по созданию новой подводной лодки и суперторпеды шли очень быстрыми темпами.

Атомоходы проекта 627

В процессе проектирования, а затем в ходе строительства, первоначальный замысел претерпел значительные изменения. В конце 1954 г. завершённый технический проект рассмотрела экспертная комиссия ВМФ, которую возглавлял вице-адмирал А. Е. Орёл.

После этого по требованию командования ВМФ были прекращены дальнейшие работы над суперторпедой. Аргументы моряков были таковы:

а) суперторпеда Т-15 превращает подводную лодку из многоцелевого корабля в средство для нанесения всего одного удара по береговому объекту;

б) мощная система ПЛО вероятного противника, развёрнутая в Атлантическом океане в несколько эшелонов, практически исключает прорыв крупной подводной лодки к важнейшим портам США и Канады ближе, чем на 100—50 миль (185—93 км);

в) советские ВВС получили, наконец, реактивные стратегические бомбардировщики Ту-95 и М-4.

Поэтому полностью исчезла потребность в огромном подводном корабле (полное подводное водоизмещение 4070 тонн), несущем всего лишь одну торпеду с водородной бомбой. В соответствии с постановлением Совмина от 28 марта 1955 г., основным вооружением атомохода должны были стать 8 аппаратов для стандартных 533-мм торпед (общий боекомплект — 20 торпед). Соответственно, после этого её боевое назначение формулировалось иначе: «нанесение торпедных ударов по боевым кораблям и транспортам противника при действии на океанских и удалённых морских путях сообщения».

Работы по проектированию и строительству первой отечественной атомной подводной лодки подстёгивали ве́сти из США, где в 1954 году уже вышла на ходовые испытания атомная подводная лодка «Nautilus» (начатая проектированием ещё в 1947 г.), а на стапеле была заложена первая из 4-х серийных атомных субмарин типа «Scate». Как всегда, требовалось догнать и перегнать Америку! Что ж, весь цикл проектирования, включая создание рабочих чертежей, занял всего лишь 18 месяцев.


Первая советская атомная подводная лодка пр. 627 (по классификации НАТО — типа «November»)


15 мая 1954 года в Северодвинске, на заводе №402, в обстановке строжайшей секретности, была заложена первая советская атомная подводная лодка К-3 проекта 627 (в 1962 г. она получила наименование «Ленинский комсомол»). В августе 1957 года её спустили на воду, летом следующего года начались испытания, по окончании которых 12 марта 1959 г. она вступила в строй.

Эта двухкорпусная подводная лодка надводным водоизмещением 3100 тонн имела длину 107,4 м, ширину 7,96 м (11,5 м по стабилизаторам), осадку 6,42 м. Глубина погружения достигала 300 метров. Два реактора ВМ-А составляли основу энергетической установки, обеспечивавшей подводную скорость до 28 узлов (52 км/час) и дальность плавания до 166 000 миль (307 432 км — семь раз вокруг земного шара без дозаправки ядерным «топливом»). Автономность лодки по запасам продовольствия составляла 50 суток. Экипаж включал 110 человек (в дальнейшем он возрос до 126). Атомоход был вооружён 8 носовыми торпедными аппаратами (общий запас торпед 20 штук).

Создание К-3 ознаменовало качественный прорыв в советском подводном судостроении, хотя в её конструкции всё ещё чувствовалось немецкое влияние — так, кормовое оперение было идентичным германским лодкам XXI серии. Её ходовые характеристики казались морякам просто сказочными на фоне дизель-электрических субмарин. Лодка получила практически неограниченные возможности для действий не только на коммуникациях, но и против боевых кораблей в просторах мирового океана.

Поэтому, не дожидаясь вступления К-3 в строй и результатов эксплуатации, на верфях заложили целую серию однотипных подводных лодок (проект 627-А) из 12 единиц, которые вступили в строй в 1959—1963 годы. Они служили очень долго (30 лет), лишь в 1989—92 годы их вывели в резерв, а затем списали.

Первые атомные торпедные подводные лодки Северного флота составили 206-ю отдельную бригаду, которую в июле 1961 г. развернули в 3-ю дивизию подводных лодок. В неё входили 10 лодок проектов 627 и 627-А, базировавшиеся в бухте Западная Лица.

Вследствие новизны техники, многочисленных недоработок проекта, эксплуатация этих подводных кораблей сопровождалась авариями и пожарами. На пяти лодках (К-3, K-8, K-11, К-14, К-115) произошли в общей сложности 10 пожаров, на восьми других лодках случились серьёзные аварии. Наибольшее число жертв повлёк пожар на К-3, вспыхнувший 8 сентября 1967 года в Норвежском море, когда от отравления угарным газом погибли 39 подводников. Лодка К-8 стала первым советским атомоходом, затонувшим в результате аварии. Это произошло в 1970 году, рассказ об этом трагическом происшествии впереди.

Атомоход проекта 645

Лодки 627-го проекта оснащались реакторами водо-водяного типа, в которых теплоносителем служила вода. Но к тому времени уже стало известно, что в США строится подводная лодка «Sea Wolf» с реактором, работающим на быстрых нейтронах и с жидкометаллическим натриевым теплоносителем.

Поскольку, как повелось со сталинских времён, западным специалистам у нас доверяли больше, чем своим, постоянно ориентировались на последние достижения западной технологии и, по мере возможности, воспроизводили их, последовала команда создать подводную лодку с подобной энергетической установкой и в СССР.

Сторонники реакторов, работающих на жидкометаллическом теплоносителе, относили к числу их достоинств более низкое давление в первом контуре, что исключало распространение теплоносителя в отсеки в случае аварии, возможность использования более дешёвых сортов стали в конструкции, более высокие параметры теплоносителя и лучшую ремонтопригодность. Разумеется, они старались не вспоминать о недостатках: более высокой стоимости теплоносителя, большем его весе, постоянном поддержании (даже на якорной стоянке) первого контура в разогретом состоянии — чтобы сплав не остыл.

Для ускорения работ за основу взяли конструкцию лодки проекта 627, слегка изменив форму носовой оконечности. Внутренние отличия были значительно более существенными. Помимо новой энергетической установки (два реактора на жидкометаллическом теплоносителе — сплаве висмута и свинца), появилось устройство быстрого заряжания торпедных аппаратов, а также ряд других новинок.

Торпедная атомная подводная лодка К-27 проекта 645 была заложена летом 1958 года в Северодвинске, но по обычным советским причинам — срыв плановых сроков поставок оборудования, многочисленные дефекты этого оборудования, частая корректировка чертежей — строительство затянулось на четыре года. Её спустили на воду только 1 апреля 1962 г. Ещё полтора года ушло на достройку и проведение программы испытаний. Наконец, 30 октября 1963 г. первая советская атомная подводная лодка с реакторами на жидкометаллическом теплоносителе вступила в строй.

Её основные тактико-технические характеристики были практически идентичны К-3, только скорость подводного хода возросла до 30 узлов.

Жизнь К-27 в советском флоте оказалась короткой, а судьба — трагической. После двух походов для несения боевой службы в составе Северного флота (первый в 1964 г. в Центральную Атлантику, второй — летом 1965 г. в Средиземное море), лодка прошла ремонт и перезарядку реакторов. Во время очередного выхода в море 24 августа 1968 г. на К-27 произошла авария атомного реактора с облучением команды. Хотя лодке удаюсь самостоятельно вернуться на базу, девять членов экипажа скончались.

Аварии на лодке случались и раньше, но в отличие от этого ЧП, обходились без жертв. Так, во время первого похода возникли проблемы с газовой системой первого контура одного из реакторов. Экипажу удалось тогда справиться с аварией, хотя несколько моряков получили довольно большие дозы радиации.

Адмирал Чернавин, кстати, не видел в этом ничего опасного:

«Самую большую, хоть и допустимую дозу облучения получил Шпаков (командир дивизиона движения). Но в то время атомников это уже не страшило. Медики имели достаточный опыт, чтобы определить границы безопасного для здоровья облучения. Кстати говоря, уже тогда было выявлено, что некоторые люди способны безболезненно воспринимать такую степень облучения, которая для других была смертельной».

Вот бы советским адмиралам устроить специальный отбор — собрать таких суперменов, не боящихся радиации, и отправить их на подводные лодки, а то матросы и офицеры К-27, К-19 и других атомоходов умирали, несмотря на все усилия медиков, «имевших достаточный опыт».

После чрезвычайного происшествия лодку К-27 вывели из боевого состава флота. Целых 15 лет она пребывала в резерве. Наконец, в 1983 году её затопили у Новой Земли — на смену ей уже потоком шли новые атомные подводные лодки — маховик строительства подводного флота с каждым днём набирал обороты.[149]

Подводные ракетоносцы

Но не только атомоходы пополняли флот в хрущёвскую эпоху. Продолжалось массовое строительство дизель-электрических лодок. Ведь первые атомные субмарины, в силу своего несовершенства, мало подходили для решения повседневных учебных и боевых задач флота. Оставаясь в тени широко разрекламированных атомоходов, экипажи дизельных подводных лодок ещё долго несли основную тяжесть службы. Вот почему в строй продолжали вступать лодки 611,613, 615-го проектов, флот также получил первые лодки 633-го и 641-го проектов. Их боевые возможности пытались повысить за счёт модернизации и оснащения ракетным оружием.

Первоначально речь шла об оснащении подводных лодок крылатыми ракетами, предназначенными для стрельбы по береговым объектам (всё из-за того же отсутствия полноценных стратегических носителей). Ещё при жизни Сталина велась работа над подводными лодками проектов 624 и 628. Однако приспособить для установки на подводные корабли армейские ракетные комплексы из-за их больших габаритов не удалось.

Ситуация изменилась в середине 1950-х годов, после появления новых крылатых ракет созданных в конструкторских бюро В. И. Челомея (1914—1984) и Г. М. Бериева (1903—1979). Ракеты Челомея оказались более удачными. К тому же одним из его сотрудником был сын Н. С. Хрущёва — Сергей, что стало решающим фактором превращения КБ Челомея в монополиста в области ракетного вооружения для ВМФ (а в дальнейшем и РВСН — Ракетных войск стратегического назначения).

Хрущёв был в полном восторге от предприимчивого конструктора:

«Челомей же буквально засыпал нас новыми предложениями: глобальные ракеты, межконтинентальные ракеты, ракеты классов «корабль-земля» и «земля-корабль». Он сумел сделать мобильную межконтинентальную ракету. На одном из совещаний Челомей, как коробейник, который вытаскивает из короба ботинки с ситцем и бусами, развернул перед нами свои проекты. Помню, как ворчал тогда Королёв: вот, мол, Челомей и то, Челомей и сё, Челомей всё берет в свои руки».


Крылатая ракета П-5


Адмирал Г. М. Егоров, непосредственно сталкивавшийся с изделиями, вышедшими из конструкторского бюро Челомея, придерживался иного мнения:

«Однако конструкторское бюро В. Н. Челомея и промышленность, даже не достигнув заданных характеристик, стремились сдать комплекс военно-морскому флоту в установленные планом сроки».[150]


Контейнер для ракеты П-5 на подводной лодке С-146 пр. 613


Подводная лодка пр. 644 с двумя ПУ для ракет П-5


Ракета П-10 конструкции КБ Бериева прошла успешные испытания на переоборудованной подводной лодке Б-64 проекта 611-П. Но, несмотря на это, дальнейшая работа над ней была прекращена. Основным вооружением первых советских ракетных подводных лодок надолго стали крылатые ракеты П-5 конструкции КБ Челомея. Они могли нести ядерную боеголовку мощностью до 650 килотонн на расстояние до 600 км. Отклонение по дальности и боковое составляло плюс/минус 3 км, но при использовании ядерной БЧ это считалось приемлемым.


Дизельная лодка-ракетоносец пр. 665


Для испытаний П-5 была переоборудована подводная лодка С-146 проекта 613, с которой запустили 21 крылатую ракету. Результаты испытаний признали успешными, и в 1959 году комплекс П-5 официально приняли на вооружение. В 1960 году по две ракеты в контейнерах разместили на шести подводных лодках проекта 644, переоборудованных из лодок 613 проекта. Этими комплексами в дальнейшем вооружили ещё шесть подводных лодок проекта 665 (тоже переоборудованные из лодок проекта 613). Они могли запускать уже не две, а четыре ракеты П-5 как по одной, так и залпом (в надводном положении).

Параллельно с переоборудованием находившихся в строю торпедных подводных лодок, шло строительство дизель-электрических ракетных подводных лодок проекта 651. Каждая такая лодка несла четыре контейнера с крылатыми ракетами П-5 (для стрельбы по береговым объектам) или П-6 (для стрельбы по кораблям). Запуск ракет мог производиться только в надводном положении при скорости хода лодки не более 8 узлов (14,8 км/час) и волнении моря до 4 баллов.


Пусковая установка для ракет П-5 на подводной лодке пр. 651


К-24, головная подводная лодка проекта 651, была заложена в Ленинграде в октябре 1961 г., в строй она вступила в 1965 г. Всего были построены 16 лодок данного типа. Контр-адмирал И. Захаров отметил:

«Отсутствие у этих лодок предусмотренных проектом серебряно-цинковых аккумуляторных батарей заметно сказывалось на их боевых возможностях, особенно при преодолении противодействия сил ПЛО противника на этапе развёртывания».[151]

* * *

Первыми атомными ракетными подводными лодками, предназначенными для нанесения ударов по целям на территории США, стали пять атомоходов проекта 659, получившие на вооружение всё те же крылатые ракеты П-5.

С 1957 года их строили в Комсомольске-на-Амуре. 28 июня 1961 г. в строй Тихоокеанского флота вступила К-45, первая лодка проекта 659, вооружённая шестью контейнерами с крылатыми ракетами. Однако первые атомные подводные ракетоносцы разочаровали моряков. На испытаниях К-45 в отсеки лодки и в ракетные контейнеры постоянно проникала забортная вода, но наибольшую обеспокоенность вызывало вооружение. Неудачная конструкция газоотводов среднего и кормового контейнеров приводила к тому, что в момент старта глохли маршевые двигатели ракет, и они падали в районе запуска, вместо того, чтобы лететь к цели. А те ракеты, которые нормально стартовали, постоянно отклонялись влево от цели. Из 13 пусков ракет на испытаниях, успешными были признаны только шесть (46%).


Подводная лодка пр. 659 (Echo-1)


Для установленных на этих лодках торпедных аппаратов калибра 400 мм ещё не успели создать торпеды, поэтому первое время вступившие в строй субмарины 659 проекта оставались практически безоружными. К многочисленным недостаткам ракетного комплекса, кроме перечисленных, нужно отнести ещё и надводный старт, а также ограничения по рельефу берега и погодным условиям. Поэтому уже в 1965—69 гг. все пять лодок данного типа переоборудовали в торпедные, демонтировав технически несовершенные и морально устаревшие ракеты.

После вступления в строй первых подводных ракетоносцев моряков ждал ещё один неприятный сюрприз. Практическая дальность стрельбы крылатыми ракетами оказалась намного меньше, чем заявляли конструкторы, поскольку у флота отсутствовали системы указания береговых целей дальше линии горизонта, а морские цели РЛС подводных лодок захватывали не дальше 30—40 км. Между тем, баллистическая дальность полёта крылатых ракет П-5 и П-6 составляла 500 км.

Но поскольку других ракет, радиолокаторов и электронных приборов всё равно не было, в 1961 году в Северодвинске и Комсомольске-на-Амуре началось строительство новой серии ракетных атомных подводных лодок проекта 675, предназначавшихся для борьбы с американскими авианосцами. Их основным оружием являлись всё те же крылатые противокорабельные ракеты П-6 (восемь пусковых установок). В общей сумме флот получил 29 подводных лодок этого проекта. Позже малоэффективные ракеты П-6 заменили новыми противокорабельными ракетами П-500 «Базальт» (тоже с надводным стартом).


Подводная лодка пр. 675 (Echo-II)


Контр-адмирал И. Захаров вспоминал:

«За строительство крупной серии подводных лодок проекта 675 с комплексом П-6, имевшим надводный старт и требовавшим, в основном режиме боевого использования, телеуправления с борта стреляющей подводной лодки — причём в одном залпе могло быть не более четырёх ракет (половина полного боекомплекта), — С. Г. Горшков подвергался жёсткой критике со стороны морского управления Генштаба. Имелись оппоненты и внутри ВМФ, что в какой-то мере нашло отражение в «присвоении» лодкам проекта 675 презрительного названия «раскладушки». В качестве реже упоминаемого недостатка подводных лодок проекта 675 следует назвать их подводную скорость хода — 23 узла (42,6 км/час), которая не обеспечивала гарантированного длительного непрерывного слежения за авианосными группировками».[152]

Проще говоря, подводные «убийцы авианосцев» не могли угнаться за своими потенциальными жертвами. Ударные американские авианосцы типа «Essex» (6 единиц), «Midway» (3 единицы), «Forrestal» (4 единицы), «Kitty Hawk» (4 единицы) имели скорость хода от 30,5 до 33 узлов (56,5—61 км/час). Такое положение дел сильно огорчало командование ВМФ.

* * *

Кремлёвскому руководству хотелось иметь более весомые аргументы в глобальном противостоянии с США, чем крылатые ракеты с дальностью полёта не более 500 км. Однако эффективные ракеты большой дальности долгое время отсутствовали. Положение стало меняться лишь после появления армейской оперативно-тактической баллистической ракеты Р-11 (8А61), разработанной под руководством С.П. Королёва (1907—1966).

Тогда родилась идея — установить ракету Р-11 на подводную лодку, что позволило бы максимально приблизить ракету к целям на территории стран НАТО. Хрущёву идея понравилась, и в 1955 году начались работы по созданию подводного ракетоносца проекта 611-АВ на базе океанской дизель-электрической подводной лодки проекта 611.

В Молотовске (ныне Северодвинск) была срочно переоборудована лодка Б-67, вступившая в строй в 1953 году. В её четвёртом отсеке разместили две ракетные шахты диаметром 2 метра и высотой 14 метров.


Подводная лодка пр. 611AB, вооружённая баллистическими ракетами P-11ФМ с надводным стартом


Стрельба баллистическими ракетами с подводной лодки оказалась делом весьма непростым. Она была возможна только в надводном положении при волнении моря не более 4 баллов и при скорости не более 12 узлов (22,2 км/час). Ракета вместе со стартовым столом поднималась в шахте до верхнего среза, откуда через 5 минут после всплытия и производился старт. Подготовка ракеты к пуску производилась в подводном положении, она занимала два часа.

16 сентября 1955 года с борта подводной лодки Б-67 был произведён первый удачный запуск баллистической ракеты Р-11ФМ. Всего с борта лодки до конца года было запущено восемь ракет. Испытания признали удачными, и ракетный комплекс Д-1 с ракетой Р-11ФМ приняли на вооружение. Вслед за Б-67 были переоборудованы ещё пять подводных лодок проекта 611.

Успешные пуски баллистических ракет с борта подводной лодки Б-67 произвели на Хрущёва большое впечатление, поэтому уже в 1956 году было принято решение о строительстве специально спроектированных дизель-электрических ракетных лодок проекта 629. Первые лодки этого типа вступили в строй в 1957 году (из них в составе Северного флота сформировали 140-ю бригаду подводных лодок, в дальнейшем развёрнутую в 16-ю дивизию), они несли по три баллистические ракеты Р-11ФМ, пуск которых производился в надводном положении при волнении моря до 4 баллов. Время запуска всех трёх ракет составляло 12 минут. Одна полностью готовая к старту ракета весила 5,5 тонны.

Всего за четыре года (1959—62) были построены 23 ракетные подводные лодки проекта 629.


Подводная лодка пр. 629 (Golf)


Они имели полное подводное водоизмещение 3550 тонн, длина была 99 метров, наибольшая ширина — 8 метров. Скорость полного хода достигала 15,5 узлов на поверхности и 12,5 узлов под водой. Максимальная дальность плавания под РДП с усиленным запасом топлива составляла 16 000 миль на 7 узлах. Помимо трёх ракет Р-11 (либо Р-13), лодки были вооружены шестью торпедными аппаратами (четыре носовых, два кормовых) для обычных 533-мм торпед. Экипаж насчитывал 59 человек, в том числе 10 офицеров.

Хрущёв требовал максимального ускорения работ по их строительству. Однако реальная боевая ценность этих лодок являлась более чем скромной — недостаточная дальность полёта ракет Р-11 (166 км), необходимость всплывать на поверхность для их запуска в значительной мере сокращали возможности боевого применения.[153]

Система вооружения первых советских подводных ракетоносцев была далека от совершенства. Командир лодки Б-62 В. Дыгало, демонстрировавший в октябре 1959 года пуск ракеты приехавшему на Дальний Восток Хрущёву, вспоминал:

«В связи с несовершенством системы курсоуказания по Правилам ракетной стрельбы необходимо было лежать на боевом курсе не менее четырёх часов без изменения курса, скорости и глубины погружения. Я ожидал, что кто-нибудь из моих начальников скажет об этом Никите Сергеевичу и старт будет перенесён.[154] Но никто не сделал этого, и я понял, что ничего не остаётся, как ответить «Есть!». Но настроение было испорчено: и я, и командир БЧ-2 понимали, что исход стрельбы может быть самым непредвиденным».

Армейская ракета Р-11 совершенно не удовлетворяла моряков. Поэтому в октябре 1961 года на вооружение была принята баллистическая ракета Р-13 (комплекс Д-2), созданная в СКБ-385 под руководством В. П. Макеева (1924—1985) в период 1957-60 гг.

Это была одноступенчатая ракета, боевая часть которой (с ядерным зарядом) отделялась от корпуса в конце активного участка траектории полёта. Длина ракеты Р-13 составляла 11,84 м; диаметр — 1,3 м; вес (с полной заправкой) — 13,75 т. Главное её достоинство — по сравнению с Р-11 - заключалось в дальности полёта — 600 км.

Двигатель работал на жидком топливе, компоненты которого были весьма токсичными. Кроме того, при соединении они мгновенно воспламенялись. Поэтому для обеспечения безопасности ракеты Р-13 на берегу заправляли только окислителем, а горючим — из цистерн подводной лодки непосредственно перед запуском.


Баллистическая ракета Р-13


Несмотря на все недостатки и ошибки, опыт, накопленный при проектировании и постройке дизельных ракетных подводных лодок, позволил вплотную подойти к созданию атомных подводных лодок с баллистическими ракетами. 17 октября 1958 года в Северодвинске, превратившемся в главный центр строительства подводных атомоходов, была заложена головная атомная ракетная подводная лодка проекта 658 К-19, вступившая в строй 12 ноября 1960 года. Она несла на борту три ракеты Р-13 ракетного комплекса Д-2 с надводным стартом. Новыми ракетами, максимальная дальность полёта которых составляла 600 км, были перевооружены также и подводные лодки проекта 629.


Подготовка к старту ракеты Р-13 с подводной лодки пр. 629

Старт ракеты Р-13 с подводной лодки пр. 629

Подводные лодки пр. 629 долгое время составляли основу стратегических сил флота


Однако ракеты Р-13 по-прежнему не удовлетворяли военных — необходимость всплытия для их пуска демаскировала подводные лодки, делала лёгкой добычей противолодочных сил противника. К тому же, запуск этих ракет был невозможен при сильном волнении моря (свыше 5 баллов), что также мешало боевому применению подводных ракетоносцев. Именно потому министр обороны маршал Р. Я. Малиновский позже заявил, что «с большим трудом и даже при помощи обмана прошла «штука» Макеева». Он имел в виду Р-13.

Поэтому разработку новой, более совершенной ракеты Р-21 комплекса Д-4, способной стартовать из-под воды, поручили конструкторскому бюро Михаила Кузьмича Янгеля (1911—1971). Но вскоре решение переиграли, и разработкой комплекса вновь занялся коллектив Макеева. Конструкторов всё время подгоняли — в США уже заканчивалась подготовка к испытаниям аналогичной ракеты «Polaris» — нужно было любой ценой обогнать ненавистных «янки».

Несмотря на все старания, заочное соревнование ракетчиков и кораблестроителей закончилось победой американцев. 20 июля 1960 года впервые в мире с борта атомной подводной лодки «George Washington», находившейся на глубине 30 метров, был произведён пуск ракеты «Polaris» (она пролетела 1800 км). Через сорок дней (этот траурный срок в данном случае весьма символичен) — 10 сентября 1960 года — с подводной лодки Б-67 из подводного положения стартовала ракета С4.7 (доработанная Р-11ФМ), пролетевшая всего-навсего 125 км. Явно намечалось серьёзное отставание от США, смириться с которым в Кремле не хотели.

Для максимального ускорения работ над Р-21 решили объединить в один все этапы испытаний (лётно-конструкторские, промышленности, ВМФ). Наконец, 24 февраля 1962 года с подводной лодки К-142 проекта 629Б был произведён первый пуск ракеты Р-21 из подводного положения. По итогам ускоренных испытаний комплекс Д-4 приняли на вооружение ВМФ 15 мая 1963 г.


Атомная подводная лодка К-19 пр. 658M («Hotel»)

Пуск ракеты Р-21 с подводной лодки С-229, находящейся под водой


Первыми их получили атомные лодки проекта 658. Головная К-19 и последующие семь лодок, достроенные по проекту 658М, сначала несли на своем борту ракеты Р-13. В 1965—70 гг. они прошли модернизацию, получив ракетный комплекс Д-4 с тремя ракетами Р-21. Теперь запуск ракет мог производиться из подводного положения с глубины до 60 метров, при скорости лодки до 4 узлов и волнении моря до 5 баллов.

Перед пуском ракеты шахту заполняли водой, после чего открывали крышку шахты и включали маршевый двигатель. После пуска требовалось принять в уравнительную цистерну около 15 кубометров воды, иначе лодка всплывала на 16 метров вверх.

Комплексом Д-4 стали оснащать также и дизельные подводные лодки проекта 629, но их модернизация и перевооружение затянулись на девять лет — до 1972 года (!).

Максимальная дальность полёта ракеты Р-21 составляла 1420 км, а круговое вероятное отклонение — три километра. Недостаточную точность стрельбы компенсировала увеличенная мощность ядерной боеголовки. Всего до 1982 года в процессе эксплуатации были запущены 228 ракет. Из этого числа 193 пуска (85%) признали успешными.

Подводные лодки проектов 658 и 658М стали первыми атомными стратегическими ракетоносцами советского флота и несли боевую службу до конца 80-х годов, несмотря на то, что морально они устарели ещё до вступления в строй. Они вошли в состав сформированной в 1961 году 31-й дивизии подводных лодок Северного флота.

Их боевая ценность, ввиду ограниченной дальности и низкой точности попадания ракет, была невысокой. Более того, головная лодка серии К-19 заслужила в советском ВМФ печальное прозвище «Хиросима», поскольку весь срок службы её преследовали аварии с многочисленными человеческими жертвами.

Наиболее уязвимым местом первых советских атомных подводных лодок являлась крайне несовершенная энергетическая установка. Неотработанная конструкция атомных реакторов постоянно преподносила трагические сюрпризы. Так, 13 октября 1960 г. произошла авария атомного реактора на подводной лодке К-8, которую удалось ликвидировать с минимальными потерями. Прошло чуть более полугода, как на той же лодке случилось новое происшествие — утечка радиоактивного газа. Через два года на К-11 произошёл пуск реактора с мгновенным выходом на неконтролируемый уровень мощности и с выбросом радиоактивного пара, после чего начался пожар в реакторном отсеке. Подобные происшествия регулярно случались и на других подводных лодках.

Все попытки конструкторов и производственников устранить их особого эффекта не давали. Дело дошло до того, что группа офицеров-подводников отдельной бригады подводных лодок Северного флота, служившие на первых атомоходах, обратилась с жалобой в ЦК КПСС. Они информировали партийное руководство о том, что «имеющиеся в строю и строящиеся атомные подводные лодки в настоящее время не пригодны к боевому использованию по линии энергетики».

Дело принимало неприятный оборот для конструкторов и адмиралов. Оказалось, что деньги, израсходованные на строительство атомных подводных лодок, оказались выброшенными на ветер. Боевая ценность новых кораблей была близка к нулю — из-за ненадёжной энергетической установки их нельзя было выпускать в море.

Как это обычно бывало в таких случаях во всех видах вооружённых сил СССР, началась длительная кампания по «доведению до ума» капризных реакторов и другого оборудования. Представители КБ и судостроительных заводов месяцами жили на лодках, выявляя и устраняя многочисленные инженерные недоработки, производственные недоделки, явный брак. В силу этих причин морские походы атомоходов носили эпизодический характер, поскольку авария могла произойти в любой момент. Радость по поводу уникальных возможностей новых подводных кораблей оказалась преждевременной. Количество «детских болезней» превышало пределы разумного, угрожая свести атомного «младенца» в могилу.

Помимо атомных реакторов с их капризами, существовали и другие причины для беспокойства. Советские атомные подводные ракетоносцы (не говоря уже о дизельных) по всем статьям проигрывали американским конкурентам. Ракетоносцы типа «George Washington» и «Ethan Allen» несли на своем борту по 16 ракет «Polaris», имевших значительно бо́льшую дальность полёта, чем советские ракеты. Это позволяло расширить зону их боевого патрулирования, следовательно, существенно уменьшало шансы противолодочных сил ВМФ СССР обнаружить и уничтожить их.

Три ракеты на борту советских лодок, для запуска которых требовалось всплывать на поверхность вблизи берегов противника, на фоне американских современников смотрелись весьма убого. Их реальная боевая ценность являлась минимальной.

В данной связи необходимо подчеркнуть, что при строительстве первых подводных ракетоносцев советские и американские конструкторы придерживались противоположных концепций. Если в США создание морской ракетно-ядерной системы «Polaris» происходило комплексно — строилась ракетная атомная подводная лодка, для неё разрабатывались специальные баллистические ракеты, создавалась система базирования и тылового обеспечения, — то в СССР всё было точно наоборот. Первые советские ракетоносцы наши конструкторы создавали по принципу «я его слепила из того, что было». Взяли армейскую оперативно-тактическую ракету, кое-как втиснули её в торпедную лодку проекта 611, о системе базирования даже не задумывались. Поэтому вполне закономерны печальные результаты национального подхода к созданию «системы» ракетно-ядерного морского вооружения.

Интересно, что оценка советского ВМФ того периода в американском издании «Ядерное вооружение СССР», выглядит гораздо более оптимистично:

«С конца 40-х и до конца 50-х основной задачей флота была оборона побережья СССР. Более половины подводных лодок и 70 процентов кораблей и сторожевых катеров было разработано именно для этой цели. К 1958 году советский ВМФ состоял примерно из 900 кораблей и 550 дизельных подводных лодок. Около 250 подводных лодок класса Whiskey (проект 613) и Zulu (проект 611) могли вести боевые действия в открытом море. Ни один из кораблей (крейсеры, эсминцы и фрегаты) не был вооружён ракетами «земля-земля» или «земля-воздух». Десятилетием позже все они были списаны или отправлены в резерв.

Вторая фаза развития началась примерно в 1958 году, когда развёрнутые в 1953—1954 гг. программы начали давать результаты. Основная задача этого периода — расширение сферы действия флота. Были введены в строй корабли и подводные лодки, способные нести ядерные крылатые и противокорабельные ракеты, торпеды и, возможно, ракеты «земля-воздух».

Атомные подводные лодки первого поколения — подводные лодки с баллистическими ракетами «Hotel» (проект 658), с крылатыми ракетами «Echo» (проект 659) и «Echo-II» (проект 675), торпедные лодки класса «November» (проект 627) — были построены в сравнительно небольшом количестве, но обладали значительно более широкими возможностями по сравнению со своими предшественниками...

Основной задачей ВМФ в течение второй фазы оставалась оборона прибрежных вод, в особенности от авианосцев. В этот период советский флот уже мог осуществлять сдерживающие функции в некоторых регионах океана.

Тогда же началось передовое развёртывание ударных подводных лодок с баллистическими ракетами на борту. Развёртывание ударных подводных лодок, оснащённых ядерными торпедами, началось примерно в 1958 году, а вооружённых крылатыми ракетами — в 1960 году».

Надводные ракетоносцы

Несмотря на то, что приоритет в вопросах строительства флота отдавался подводным лодкам, во времена Хрущёва строились и надводные корабли. В полном соответствии с «единственно правильными» взглядами Никиты Сергеевича, право на существование получали только те из них, кто оснащался ракетным оружием. Наличие ракет на борту проектируемых кораблей служило своеобразной путёвкой в жизнь.

В своих мемуарах Хрущёв писал:

«Наиболее трудным оказалось решение проблемы морского вооружения. Оно заставило меня сильно поволноваться и далось особенно мучительно. Адмиралы голосовали за надводный флот. Отказываясь от программы строительства большого надводного флота, мы все переживали это, я в том числе. А может быть, я-то переживал больше других.

На море наш противник имел огромный флот, преимущественно авианосцы. Отказ от соревнования на море мог привести нас к подчинённому положению, чего нельзя было допустить. Поэтому и шли болезненные поиски правильного решения. Ведь любая следующая война может оказаться непохожей на предыдущую, тем более в наше время великих открытий в науке и технике. К тому же на любое вновь создаваемое оружие требуется тратить крупные средства, чтобы не отстать. Например, когда в последний период жизни Сталина усилилось строительство крейсеров обычного типа, государственные деньги уходили на ветер».

Вообще говоря, самая первая попытка «скрестить» боевой корабль и ракетное оружие была предпринята ещё в 1955 году, когда обречённый уже на увольнение главком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов разрешил переоборудовать строившийся крейсер проекта 68-бис «Адмирал Нахимов» в экспериментальный ракетный корабль. По проекту 67-ЭП его основным вооружением должен был стать ракетный комплекс с крылатой противокорабельной ракетой КСС, созданной на базе авиационной ракеты «Комета».


Крейсер-неудачник «Адмирал Нахимов»


Перед носовой башней главного калибра установили открытую пусковую установку балочного типа, а в средней части крейсера разместили два ангара на две ракеты каждый. После проведения серии пусков ракеты КСС с борта корабля (первый состоялся 22 января 1956 года), испытания прекратили, признав комплекс слишком слабым оружием для крейсера. Но вместо того, чтобы заменить ракетный комплекс на более мощный, «Адмирал Нахимов» сначала превратили в опытовый корабль, а после списания в 1960 г. он стал кораблём-мишенью. Итак, первая попытка создания ракетного крейсера закончилась неудачей.

Немного позже ещё три крейсера — «Дзержинский», «Жданов» и «Адмирал Сенявин» — получили зенитные управляемые ракеты. Так, на крейсере Черноморского флота «Дзержинский» в 1962 г. демонтировали третью башню главного калибра и вместо неё разместили армейский зенитно-ракетный комплекс «Волхов», присвоив ему «флотский» гриф М-2.


Крейсер «Дзержинский» с зенитно-ракетным комплексом «Волхов»


Испытания показали, что этот комплекс слишком громоздкий, жидкостные ракеты неудобны в эксплуатации (надо заправлять перед пуском), а боекомплект очень мал (всего 10 ракет). В итоге комплекс законсервировали и все 15 лет последующей службы (до списания в 1987 г.) крейсер «таскал» его на себе без всякой пользы. На «Адмирале Сенявине» (ТОФ) вместо демонтированных кормовых башен ГК установили две спаренные установки для зенитных ракет «Оса» и ангар для вертолёта; на «Жданове» (БФ) сняли только одну башню, поэтому обошлись без вертолёта.

Командующий Черноморским флотом адмирал В. А. Касатонов в данной связи заметил:

«Ракеты, пройдя только бросковые испытания, зачастую сразу же ставились на корабль в ущерб их боевым качествам, да и, наверное, здравому смыслу. Мне кажется, что наши центральные органы слишком торопились. Зачем, например, было ставить на крейсер «Нахимов» береговой комплекс КСС? Сразу было ясно, что он не жизнеспособен. Конечно, крейсер реализовал большую программу испытаний, но всё это можно было делать и с береговых стендов».[155]

* * *

В дальнейшем создание надводных ракетоносцев было связано с эсминцами. Как известно, последними классическими эскадренными миноносцами советского флота с артиллерийско-торпедным вооружением стали корабли проекта 56, решение о строительстве которых принял ещё Сталин. Всего флот получил в 1956—58 годы 27 таких кораблей, появившихся на свет как минимум с пятнадцатилетним опозданием.


Эсминцы пр. 56 стали последними, имевшими артиллерийско-торпедное вооружение. Они были созданы с опозданием на пятнадцать лет


Их создатели славно постарались: автономность и дальность плавания сократились вдвое, живучесть и обитаемость тоже оказались хуже, чем у предшественника — эсминца проекта 41 (от серийного строительства кораблей данного проекта в своё время отказались). Сравнивая возможности артиллерии главного калибра эсминца проекта 56 и его американского современника — эсминца «Forrest Sherman» — официоз ВМФ «Морской сборник» пришёл к неутешительным выводам:

«Наша, новая тогда, полуавтоматическая двухорудийная 130-мм артустановка СМ-2-1 по сравнению со 127-мм одноорудийной американской Мк.42 имела существенно ограниченные боевые возможности при стрельбе по воздушным целям (в основном из-за системы управления огнём) и значительно меньшую (в 3,5 раза) скорострельность, в результате чего уступала американской по боевой эффективности более чем в два раза. Поэтому по артиллерии главного калибра трёхорудийный «Forrest Sherman» превосходил четырёхорудийный «Спокойный».[156]


БПК пр. 56-ПЛО


Счастье для советских эсминцев, что им не пришлось встретиться в бою с американцами. Не случайно поэтому в последующие годы эти корабли подвергались неоднократной модернизации с тем, чтобы их характеристики хоть в какой-то степени отвечали требованиям времени. Так, последний корабль в серии «Бравый» ещё в процессе строительства получил зенитно-ракетный комплекс «Волна-М» с боекомплектом 16 управляемых ракет. Позже аналогичным образом модернизировали ещё 8 эсминцев, а на 12 кораблях (проект 56-ПЛО) один из двух пятитрубных торпедных аппаратов и бомбомёты БМБ заменили реактивными установками РБУ. Оставшийся торпедный аппарат приспособили для стрельбы противолодочными торпедами, что значительно увеличило возможности эсминцев в борьбе с подводными лодками.


Большой ракетный корабль «Прозорливый» (пр. 56М)


Учитывая все перечисленные обстоятельства, ориентируясь на генеральную линию партии и лично товарища Хрущёва, последние четыре эсминца проекта 56 достроили уже как ракетные корабли по проектам 56-ЭМ и 56-М, установив на них крылатые ракеты КСЩ («корабельный снаряд «Щука»), разработанные в КБ под руководством М. Р. Бисновата. В их кормовой части появилась пусковая установка СМ-59 с боекомплектом 7 ракет и системой управления «Кипарис-56М». Головной корабль этой подсерии «Бедовый» использовался для испытаний ракет, имевших дальность по проекту до 100 км, но фактически не более 40 км (только на таком расстоянии корабельная РЛС могла захватить цель).

По итогам испытаний ракету приняли на вооружение, оснастив ими также 8 эсминцев проекта 57-бис (на них устанавливались уже две пусковые установки с общим боекомплектом 12—16 ракет).

Вскоре после начала эксплуатации первых кораблей-ракетоносцев, морякам стало ясно, что им в очередной раз подсунули товар второго сорта. Эффективность и надёжность ракетного комплекса оказались очень низкими, что до поры до времени тщательно скрывалось. Так, в отчёте по результатам испытательных пусков двух ракет с эсминца «Неудержимый» (январь 1959 г.) было сказано: «комплекс работает надёжно и отвечает ТУ», хотя одна ракета упала в море сразу после пуска, а вторая, из-за отказа системы самонаведения, упала в шести километрах от цели.


Ракетный корабль пр. 57-бис


Выяснилось, что стрельба одиночными ракетами вообще неэффективна, отсутствует целеуказание при стрельбе за радиолокационный горизонт, что значительно (в несколько раз) уменьшает дальность применения ракет.

Сами эсминцы имели ограниченную дальность плавания (2800 миль на 14 узлах) и автономность (10 суток), зенитные средства, представленные только малокалиберной артиллерией (четыре счетверённые установки 57-мм автоматов), не обеспечивали надёжную противовоздушную оборону.


БПК пр. 57-бис


Промучившись несколько лет со «Щуками», их демонтировали, заменив на эсминцах (с 1966 года — большие ракетные корабли) проекта 57-бис зенитно-ракетным комплексом «Волна-М». Заодно усилили противолодочное вооружение, вследствие чего их переклассифицировали в большие противолодочные корабли. На трёх эсминцах типа «Бедовый» вместо ракет КСЩ установили четыре пусковых установки противокорабельного ракетного комплекса П-15 «Термит».

В общем, первый морской ракетный блин вышел комом. Детище министерства сельскохозяйственного (!) машиностроения (именно к нему относилось конструкторское бюро, занимавшееся разработкой ракеты) не оправдало возлагавшихся на него больших надежд. Но оцените по достоинству такое сочетание: «министерство сельскохозяйственного машиностроения» и «противокорабельная крылатая ракета»! Да, советский театр абсурда не имел равных себе нигде в мире!

Первыми «настоящими» ракетными кораблями хрущёвской эпохи стали четыре ракетных крейсера проекта 58 (типа «Грозный»), вступившие встрой в 1962—65 гг. Первоначально они проектировались и строились как эскадренные миноносцы, но в сентябре 1962 г. их переклассифицировали в ракетные крейсеры.

Специально для этих кораблей в конструкторском бюро неутомимого изобретателя Челомея разработали новые крылатые противокорабельные ракеты П-35, имевшие дальность полёта до 300 км. Во время испытаний они продемонстрировали сравнительно высокую эффективность — одна из ракет (с инертной боевой частью), поразившая корабль-мишень — недостроенный лидер «Киев» — вскрыла палубу на 50 метров, а двигатель разрушившейся ракеты пробил днище, в результате чего «Киев» через три минуты затонул. Подобные качества П-35 пришлись по душе наблюдавшим за пусками морякам.

30 декабря 1962 г. (любили судостроители сдавать корабли в последние дни года, чтобы успеть выполнить годовой план) в строй вступил головной корабль — ракетный крейсер «Грозный», — построенный в Ленинграде. В его носовой и кормовой частях были смонтированы две счетверённые пусковые установки крылатых ракет П-35 (наводящиеся в горизонтальной и вертикальной плоскостях). Ещё восемь ракет хранились в погребах. Несколько ракет из 16-и имели ядерную боеголовку мощностью до 20 килотонн.

Установки позволяли производить залповый пуск ракет, что считаюсь наиболее эффективным способом применения комплекса. Для увеличения дальности стрельбы в дальнейшем стали использовать целеуказание с самолётов Ту-16РЦ и Ту-95РЦ (интересно, много ли шансов для выполнения боевого задания было у их экипажей в случае встречи с американским авианосным соединением — главной целью ракетных крейсеров; палубным истребителям потребовалось бы всего несколько минут для перехвата самолётов-разведчиков).

Помимо противокорабельного ракетного комплекса, крейсеры проекта 58 (всего их построили четыре) получили зенитно-ракетный комплекс «Волна-М» с боекомплектом 16 ракет. Сохранилось и артиллерийское вооружение — две двухорудийные 76-мм артиллерийские установки, а также два трёхтрубных торпедных аппарата для пуска противолодочных торпед.


Ракетный крейсер «Адмирал Головко» пр. 58


Поскольку советские вооружённые силы готовились только к всеобщей ядерной войне, на крейсерах были смонтированы системы противоатомной и противохимической защиты.

По мнению авторов публикации в журнале «Морской сборник»:

«Создание подобного корабля, обладавшего при весьма скромном стандартном водоизмещении очень развитой номенклатурой боевых средств и большой огневой мощью, явилось без преувеличения крупным достижением отечественной конструкторской школы и судостроителей».

Но вот что вспоминал в своих мемуарах об истории создания и предполагаемом назначении крейсеров проекта 58 персональный пенсионер союзного значения Хрущёв:

«Расскажу, как мы сделали уступку самим себе, решив построить всё же несколько современных крейсеров, вооружённых ракетами: и ударными — для нападения, и зенитными — для защиты. Уступая военным морякам, отчаянно переживавшим тот факт, что мы лишились крейсеров, я высказал мнение, что нам следует сделать несколько их штук на случай, если потребуется представителям СССР прибыть на военно-морском судне за границу. Но пусть такие корабли отвечают всем требованиям современной науки и техники. Потом решили достроить с данной целью начатые ранее ракетные эсминцы и переименовать их в крейсера. Испытали их в Белом море. Мы с Малиновским, Горшковым, другими специалистами тоже вышли в море и наблюдали за испытаниями.

Первый из этих кораблей произвел хорошее впечатление ходовыми качествами и вооружением, но остался без брони, так как военные единогласно отвергли её, потому что броня уже не могла соревноваться с мощными зарядами и только отягощала корабль, ухудшая его скорость и маневренность. А какова его боевая цена? Погода тогда стояла прекрасная, люди на корабле были в приподнятом настроении. Заразившись им, я спросил Горшкова: «Как вы оцениваете этот корабль? Мы можем сделать таких, сколько нужно. Конечно, со временем, сразу их из котелка не вынешь, это ведь не гречневая каша. Но если бы такой же корабль имелся у противника, у нас возникли бы затруднения?»

— «Нет, — ответил Горшков, — он бы моментально был пущен ко дну. Мы бы его потопили ракетоносцами или подводными лодками. Если же он прорвался бы к нашим берегам, мы пустили бы в ход ракетные катера».

Так что эти корабли в бою ненадёжны. Конечно, абсолютно надёжного оружия нет. Против всякого оружия можно найти средство его уничтожения. Даже межконтинентальные ракеты с ядерными зарядами можно сбивать противоракетами. Можно сбивать и спутники Земли. А ликвидация такого корабля не представляла трудности для страны, имеющей современные средства нападения и защиты. У нас появилось четыре подобных корабля. Но мы морякам так и сказали: «Лишь для того, чтобы встречать и провожать гостей и самим ходить по морю в гости».[157]


Ракетный крейсер «Грозный» пр. 58


Вот так высший советский руководитель и верховный главнокомандующий вооружёнными силами оценивал боевую ценность и эффективность первых советских ракетных крейсеров, отводя им лишь выполнение представительских функций! Кроме как для визитов в иностранные порты, они ни на что не годились!

Как видим, советское военно-политическое руководство во второй половине 1950-х годов безуспешно пыталось наладить строительство ударных надводных кораблей, оснащённых противокорабельными ракетами, способными вести борьбу с американскими авианосцами, а в случае необходимости, наносить удары по береговым объектам (у комплекса П-35 предусматривался и такой вариант использования).

Вопросам противолодочной борьбы уделялось гораздо меньшее внимание — главным противником на море по-прежнему продолжали считать авианосные соединения и конвои. Между тем, в США происходили события, вскоре заставившие советских вождей и адмиралов предпринимать пожарные меры в области военного судостроения. Но поскольку всё это случилось уже после отставки Хрущёва, разговор на данную тему пойдёт ниже.

* * *

В завершение рассказа о строительстве флота во времена Никиты Сергеевича, попытаемся подвести итоги его бурной и неоднозначной деятельности в области военно-морского строительства. Не всё было так грустно, как рисуют его многочисленные недруги:

— Главным (стратегическим) оружием флота стали считаться атомные подводные лодки и реактивные самолёты, оснащённые ракетами, в том числе с ядерными боевыми частями.

— Вступили в строй атомные подводные лодки первого поколения, в том числе оснащённые крылатыми и баллистическими ракетами;

— Ракетами стали вооружать дизель-электрические подводные лодки, как специальной постройки, так и модернизированные;

— Хотя надводным кораблям отвели роль второго плана, речь о полном отказе от них уже не шла;

— Прекратилось строительство надводных кораблей с артиллерийским вооружением — им на смену пришли ракетные корабли;

— На вооружении флота появилось ядерное оружие (авиабомбы, торпеды и ракеты), значительно повысившее его боевой потенциал;

Однако сбалансированный военно-морской флот с развитой системой базирования и инфраструктурой не был создан, несмотря на многочисленные заверения в обратном. Позже журнал «Морской сборник» констатировал:

«Основной упор в строительстве флота, вопреки положениям системы военных знаний, был сделан на подводный флот и морскую авиацию в ущерб идее сбалансированного флота с развитой инфраструктурой. Строились отдельные, хотя и мощные корабли, создавались ракеты, но не создавалась единая боевая система».

То же самое отмечали и западные специалисты:

«Если рассматривать состав и организацию советских флотов, создающихся на различных морских театрах, то в их общей боевой мощи можно заметить отсутствие сбалансированности. Поскольку советское кораблестроение не позволяет выявить какой-либо определённой тенденции в его развитии, неизвестно, как Советский Союз представляет себе флот со сбалансированной общей боевой мощью. Ясно лишь, что в СССР сделан упор на строительство подводных сил, в результате чего было создано большое число новых современных лодок, которые могут предназначаться для действий на океанских и морских сообщениях противника.

Неизвестно, сколько подводных лодок имеет Советский Союз, 400 или более, так как в действительности было замечено гораздо меньшее число. Но угроза, как таковая, существует, и её нельзя не учитывать. С 1945 года русские широко используют опыт немцев. Таким образом, если к материальной части прибавить талантливое руководство и отлично обученные экипажи, то можно считать, что имеются все условия для ведения большой подводной войны.[158]

Постоянное увеличение в Советском Союзе (наряду со строительством подводных лодок) числа эскадренных миноносцев и непрерывное совершенствование их вполне логично. Ведь эскадренный миноносец представляет собой боевой корабль, предназначенный для действий в прибрежных районах, в которых Россия непременно должна господствовать, если хочет вести подводную войну, базируясь на своё побережье».

Оценивая итоги политики Хрущёва в период 1956—1965 гг. применительно к развитию флота, можно сделать следующие выводы:

Основополагающая идея «мировой революции» в годы правления Хрущёва подверглась серьёзным изменениям. Стало ясно, что на победу коммунизма в ведущих капиталистических странах больше рассчитывать не приходится. Поэтому главные усилия по экспорту коммунистической идеологии были перенаправлены в Латинскую Америку, Африку и Азию.

Как известно, в январе 1959 года победила революция на Кубе, в 1960 году получили независимость более дюжины африканских стран. Это было время развала бывших колониальных империй, в связи с чем у коммунистических лидеров появилась надежда привести к власти в ряде стран Третьего Мира своих ставленников.

Несмотря на это, идея создания сбалансированных военно-морских сил, способных эффективно действовать в любых акваториях Мирового Океана, оставалась в те годы чуждой высшему военно-политическому руководству СССР;

Что касается конкретной программы военно-морского строительства на 1956—1965 гг., то она до сих пор хранится в секрете (как и все последующие программы). Однако об её содержании можно судить по тем кораблям, которые были реально построены в указанный период. Надо только учесть, что ни одна отечественная программа никогда не выполнялась в полном объёме. Наверняка, плановые цифры превосходили реальные раза в два, если не в три.


Крейсер «Михаил Кутузов»


Итоги строительства боевых кораблей в годы правления Хрущёва (включая серии, завершённые уже после его отставки) выглядят следующим образом: 55 подводных лодок с ядерной силовой установкой (14 торпедных, 41 ракетная), 123 дизель-электрические субмарины (34 ракетные, 85 торпедных, 4 ДРЛО); 20 кораблей-ракетоносцев (12 БРК и 8 РК); 20 больших противолодочных кораблей; 349 ракетных катеров; 55 сторожевых кораблей; 193 малых противолодочных корабля; 74 десантных корабля.[159]

По всем основным качественным и количественным показателям (кроме числа подводных лодок) этот флот по-прежнему значительно уступал объединенным военно-морским силам стран НАТО, СЕАТО и СЕНТО.

Загрузка...