Часть 3. БОЛЬШОЙ ФЛОТ СССР

Глава 1. АДМИРАЛ И ЕГО КОМАНДА

Начнем очередную главу нашего повествования с цитат.

Вот что сказал нынешний главнокомандующий ВМФ России, адмирал В. И. Куроедов:

«Сергей Георгиевич Горшков — государственный деятель, выдающийся организатор строительства военно-морского флота. С его именем связана целая эпоха в трёхсотлетней истории отечественного военно-морского флота — эпоха создания океанского ракетно-ядерного ВМФ, который был и остаётся одним из важнейших атрибутов сверхдержавы. Сергей Георгиевич — один их тех выдающихся деятелей нашего Отечества, кто, как теперь принято говорить, «сделал себя сам».

Контр-адмирал И. Захаров:

«История распорядилась так, что последние революционные изменения в войне на море, связанные не только с оснащением кораблей ракетно-ядерным оружием, но и с внедрением на корабли (прежде всего подводные лодки) ядерных энергетических установок, совпали почти с 30-летним нахождением на ответственном посту Главкома ВМФ Адмирала Флота Советского Союза Сергея Георгиевича Горшкова, что потребовало от него проявления качеств не только военно-морского, но и государственного деятеля».

Адмирал флота Г. М. Егоров:

«В послевоенный период до 1956 года Сергей Георгиевич служил на Чёрном море, был командующим эскадрой, начальником штаба, командующим флотом. Однако апофеозом его служебной деятельности был высокий пост главнокомандующего военно-морским флотом. Назначение Сергея Георгиевича состоялось в то время, когда в кадрах ещё были заслуженные адмиралы, командовавшие флотами в годы войны. Это обстоятельство, на мой взгляд, не случайное, оно вполне объяснимо. Ещё С. О. Макаров отмечал, что военачальники, способные занимать полководческие должности во время войны, как правило, неприемлемы для таких должностей в мирное время».

Можно продолжать и дальше в том же духе. Буквально в каждой книге, посвященной истории советского флота, мы встретим многочисленные панегирики главкому, благодаря которому Страна Советов, наконец-то обзавелась Большим Флотом, вышедшим на океанские просторы. Долгие годы деятельность адмирала Горшкова описывалась только в восторженных выражениях. Он не имел недостатков и ошибок, безошибочно управлял соединениями надводных кораблей и подводных лодок, с его именем связывали все успехи и достижения ВМФ. Биография адмирала стала явственно напоминать житие святого.

Горшков, как гласит его официальная биография, успешно сочетал практическую деятельность с теоретическими изысканиями, в результате чего появился на свет фундаментальный труд «Морская мощь государства», фактически ставший Библией советских и российских адмиралов. О теоретических взглядах главкома мы ещё поговорим, а пока познакомимся с основными этапами жизни и деятельности этого человека.

Морская карьера будущего главного командующего началась в 1931 году, когда он окончил военно-морское училище. Тогдашняя политическая ситуация в СССР способствовала невероятно быстрому продвижению по служебной лестнице. НКВД неустанно освобождал флотские ряды от «врагов народа», «вредителей», «социально чуждых элементов», не говоря уже о многочисленных «шпионах» всевозможных разведок. Вакантные места ждали молодых командиров. Уже через год после начала службы 22-летний Сергей Горшков стал командиром сторожевого корабля на Тихоокеанском флоте. В 1936 году его корабль был признан «победителем социалистического соревнования» во всём Рабоче-Крестьянском Красном Флоте!

В 1940 году капитан 1-го ранга Горшков (ему было только 30 лет) был назначен командиром бригады крейсеров Черноморского флота, а в октябре следующего года, успев получить звание контр-адмирала, принял командование Азовской флотилией. Через два месяца он участвовал в Керченско-Феодосийской десантной операции, на кораблях и судах своей флотилии перебрасывая войска через Керченский пролив.[160]

После недолгого командования Дунайской флотилией, вице-адмирал Горшков в декабре 1944 года (в 34 года!) был назначен командующим эскадрой кораблей Черноморского флота. Значительно позже адмирал B. C. Сысоев льстиво заявил в этой связи: «можно смело утверждать, что эскадра Черноморского флота в то время была образцовым соединением и именно здесь была заложена основа школы морской службы С. Г. Горшкова».

В ноябре 1948 года его назначили начальником штаба, а в августе 1951 года — командующим Черноморским флотом. Через четыре года произошел новый взлёт в карьере молодого вице-адмирала: в 41 год Горшков стал заместителем главнокомандующего ВМФ Советского Союза. И, наконец, 8 декабря 1955 года он занял пост главнокомандующего флотом.


Адмирал флота Советского Союза С. Г. Горшков


Значительно позже адмирал флота Г. М. Егоров написал в своих мемуарах:

«В офицерских кругах в связи с этой тяжёлой катастрофой (взрыв линкора «Новороссийск» 29 октября 1955 года) ходили разговоры, как, мол, удалось избежать подобной участи (снятия с должности) С. Г. Горшкову. Ведь это именно он многие годы после войны был командующим эскадрой Черноморского флота, в состав которой входил «Новороссийск», начальником штаба этого флота и, наконец, его командующим. Убыл он в Москву с этой должности буквально за несколько месяцев до гибели «Новороссийска».

Более того, он получил повышение, стал вместо снятого с должности Н. Г. Кузнецова главнокомандующим Военно-Морским Флотом СССР».[161]

Егоров сам же попытался дать ответ на этот вопрос:

«Подобный парадокс можно объяснить склонностью Н. С. Хрущёва к резким решениям, его нетерпимостью к людям, имеющим своё твёрдое мнение в государственных делах».

Следовательно, по словам Егорова получается, что новый главком Горшков — в отличие от изгнанного Кузнецова — своего мнения и собственной позиции в вопросах развития и строительства флота не имел. Интересная точка зрения на деловые и личные качества нового главнокомандующего!

Каковы всё-таки были истинные причины назначения всё ещё молодого адмирала (Горшкову в феврале 1955 года исполнилось 45 лет) на столь высокую должность? Вновь предоставим слово адмиралам.

Бывший главком ВМФ Н. Г. Кузнецов после вынужденной отставки сильно разочаровался в своем бывшем заместителе:

«Я не особенно был удивлён (но возмущён!) тем, что вопреки всякой логике, когда у бывшего комфлота С. Г. Горшкова погиб «Новороссийск», меня за это наказали, а его повысили. Удивлён тем, что никто не захотел потом разобраться в этом или даже просто вызвать меня и поговорить.

Больше всего я удивлён и даже возмущён тем, что для своего личного благополучия и карьеры Горшков подписал вместе с Жуковым документ, в котором оклеветаны флот в целом и я. Но больше всего не укладывается в голове тот факт, что С. Г. Горшков не остановился перед тем, чтобы возвести напраслину на флот в целом, лишь бы всплыть на поверхность при Хрущёве.

Мне думается, нужно иметь низкие моральные качества, чтобы в погоне за свои благополучием не постесняться оклеветать своего бывшего начальника, который когда-то спас его от суда после гибели эсминца «Решительный» на Дальнем Востоке».[162]

Впрочем, резкость суждений отставного главкома можно объяснить обидой на предавшего его заместителя.

Нынешний главком ВМФ России адмирал В. И. Куроедов на страницах журнала «Морской сборник» причиной этого назначения назвал умение Горшкова на высшем уровне принимать в Крыму «сильных мира сего». Среди них были первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв, президент Югославии Иосип Броз Тито, премьер-министр Индии Джавахарлал Неру с дочкой Индирой Ганди (впоследствии сменившей его на посту премьера) и другие высокопоставленные лица. Более того, Куроедов назвал такое умение — ни много, ни мало — «проявлением политического такта, дипломатических способностей и ясного понимания национально-государственных интересов».[163]

Оказывается, вот что определяло карьеру советских адмиралов! Главное — хлебосольно принять высоких гостей, а боевая подготовка и прочие скучные вещи подождут, тем более что Крым, с его природой, климатом и дворцами великих князей, являлся почти идеальным местом для приёма высокопоставленных гостей.

«Поэтому не случайным выглядит назначение С. Г. Горшкова первым заместителем Главнокомандующего ВМФ Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова. Николай Герасимович болел. У него не складывались отношения с новым руководством страны, Н. С. Хрущёвым и министром обороны Г. К. Жуковым.

Зато Сергей Георгиевич маршалу приглянулся. Отправившись в инспекционную поездку на Балтику и Север, он взял Горшкова с собой.[164] Как вспоминал впоследствии Сергей Георгиевич, от Жукова он впервые узнал об отстранении от должности и увольнении Н. Г. Кузнецова и своём назначении Главнокомандующим ВМФ».[165]

Умение Горшкова находить общий язык с «сильными мира сего» отметил и адмирал Г. М. Егоров:

«Главнокомандующему любым видом вооружённых сил, а военно-морским флотом особенно, приходится часто напрямую контактировать с высшими эшелонами власти страны. Поэтому ещё надо быть и политиком, умеющим найти общий язык с меняющимся руководством. А за тридцать лет в бытность С. Г. Горшкова главкомом таких смен было несколько. И со всеми, как видим, он сумел найти общий язык».

Правда, Никита Сергеевич Хрущёв в своих мемуарах приводит другую версию выбора кандидатуры Горшкова:

«Малиновский же и предложил мне, ещё в бытность Жукова министром, назначить Главнокомандующим Военно-Морским Флотом адмирала Горшкова».

* * *

Ситуация, сложившаяся в советском флоте перед приходом адмирала Горшкова на должность главкома, обычно преподносится в мрачных тонах. Например, адмирал В. И. Куроедов пишет:

«На этом ответственном посту С. Г. Горшков сразу почувствовал, что военно-политическое руководство страны и руководители ВПК по отношению к флоту были настроены, мягко говоря, критически. В самом военно-морском ведомстве отсутствовало чёткое понимание характера стратегических задач ВМФ в будущей войне и адекватное представление о необходимом для их решения составе флота. Не вполне адекватными были представления командования ВМФ о реальных возможностях советской науки, техники и оборонной промышленности».[166]

Согласившись с этим мнением адмирала, необходимо всё же заметить, что такое понимание долгое время не просматривалось и у нового главнокомандующего. Помня о печальной судье своего изгнанного и разжалованного предшественника, Горшков даже не пытался оспаривать «ценные указания» Хрущёва, равно как и решения министра обороны Жукова. Это весьма нравилось последним. После нервного ершистого Кузнецова, спокойный, а главное — внимательный к мнению вышестоящего начальства главком явно пришелся ко двору.

До самого конца правления Хрущёва (октябрь 1964 г.), то есть почти 9 лет из тех 30, что он был главкомом, Горшков старательно претворял в жизнь указания и решения «кукурузника». Позиция Никиты Сергеевича — нам нужны в первую очередь атомные подводные лодки с ракетным вооружением и воздушные ракетоносцы — стала основой для новых программ строительства военно-морского флота. Между тем, в своем труде «Морская мощь государства» (1972 год) Горшков написал:

«Современный флот в силу универсальности стоящих перед ним задач должен иметь в своем составе разнородные силы специального предназначения.

При этом оптимальное количественное соотношение подводных лодок, надводных кораблей, частей авиации, морской пехоты, береговых ракетно-артиллерийских войск, а также вспомогательных судов и других средств обеспечения должно позволить созданным соединениям и тактическим группам самостоятельно, или при взаимодействии их с соединениями других видов Вооружённых Сил, преодолевать противодействие противника и успешно выполнять задачи, возлагаемые на флот».[167]

Однако возникает риторический вопрос: где он был с этой идеей раньше? Почему не отстаивал подобную концепцию в Политбюро ЦК КПСС, не доказывал её справедливость Хрущёву, Жукову или Малиновскому, сменившему его в 1957 году? В этой связи надо заметить, что взгляды адмирала Горшкова на строительство флота не отличались постоянством. Они «колебались» в полном соответствии с «генеральной линией партии».

Так, вопрос о строительстве авианосцев новый главком, не желавший портить отношения с всесильным «партайгеноссе», не поднимал даже на уровне теории. «Благодаря» Хрущёву и Горшкову корабли данного класса, способные стать основой океанскою флота, обеспечить боевую устойчивость эскадрам надводных кораблей и развёртывание подводных лодок в океане, оказались «персоной нон грата» для советского ВМФ. В дальнейшем именно это обстоятельство не позволило создать в СССР сбалансированный Большой Флот, реально способный вести борьбу за господство на море:

«В январе 1955 года, будучи заместителем Главкома ВМФ, он считал, что ошибкой в послевоенной судостроительной программе является отсутствие во флоте авианосцев. Но в мае 1960 года уже как Главком ВМФ он поддержал Н. Хрущёва в том, что крупные корабли, вроде крейсеров или авианосцев, вообще устарели как средства ведения войны на море и являются лишь хорошей мишенью для современных ракет.

В конце 60-х годов Горшков возвратился к идее большого авианосного флота. Такие противоречивые взгляды у высшего военно-морского руководства страны при отсутствии научно обоснованных расчётов привели к тому, что флот в какой-то степени стал обузой для государства. Собранный из различных кораблей без определённой системы, флот к началу 80-х годов не имел надёжных систем ПВО, целеуказания, эффективных средств преодоления системы противолодочной обороны вероятного противника, которая получила значительное развитие».[168]

В октябре 1964 года соратники из Политбюро ЦК КПСС отправили, наконец, «неуправляемого» Хрущёва под домашний арест. К счастью для Горшкова и его команды, новый «генсек» Леонид Ильич Брежнев во флотские дела не лез, он дал адмиралам карт-бланш.[169] Подобной свободы действий, а также материальных возможностей не имел ни один главком советского флота ни «до», ни «после». Получив свободу действий, руководство ВМФ во главе с Горшковым оценило — в меру своих интеллектуальных возможностей — общую ситуацию и решило сделать главную ставку на массированное наращивание атомного подводного флота, в первую очередь, стратегических ракетоносцев нового поколения, но при этом строить корабли и других классов.


Генсек ЦК КПСС Брежнев на БПК «Красный Крым» (1974 г.)


Этим планам суждено было сбыться. Военно-морское ведомство в годы правления Л. И. Брежнева (1964—82) и Ю. В. Андропова (1982—84) не знало отказа ни в чём, впрочем, как и все другие виды вооружённых сил СССР. Пугая престарелых членов Политбюро ЦК КПСС американской угрозой с моря, живописуя мощь подводных ракетоносцев и авианосных соединений противника, главком легко добивался выделения необходимых средств на строительство новых кораблей. Это позволило совершить «большой скачок» в развитии флота.

Разумеется, подобная бесконтрольность имела и отрицательные стороны. Если прежде по вопросам строительства флота, определения его корабельного состава и способов применения происходили хоть какие-то дискуссии, высказывались различные точки зрения, позволявшие принимать решения (к сожалению, обычно неверные), то теперь всё зависело от мнения и воли одного человека. Адмирал Горшков стараниями многочисленных подхалимов превратился в непогрешимого идола советского флота. Флотские остряки даже придумали соответствующую формулу: «Нет Бога кроме Нептуна и Горшков пророк его!»

Характер главкома тоже изменился, причём в худшую сторону. Уже цитировавшийся адмирал флота Егоров в своих мемуарах не сдержался (видимо, наболело!) и пожаловался:

«Однако было и ещё одно свойство его характера, которое явно проявилось в последние годы командования военно-морским флотом. Это нетерпимость к чужим мнениям, не совпадающим с его собственными. Такое свойство характера порой граничило с волюнтаризмом. О нём можно было бы и не упоминать, если бы это не сказывалось отрицательно на решении важных задач дальнейшего развития флота. Авторитет был непререкаем.

Конечно же, для появления столь опасного свойства в характере главкома были определенные основания. Весьма длительное пребывание в высшей в военно-морском флоте должности, в обстановке полного отсутствия возражений со стороны подчинённых, породило у него некритичное отношение к собственным решениям и поступкам».[170]

Заметим, что в первом издании адмиральских мемуаров (1985 г.) этих критических замечаний не было. На их публикацию издательство решилось только в 1992 году, уже после смерти Горшкова (1988 г.), настолько силён был страх перед всемогущим главнокомандующим даже после его отставки!

Нетерпимость Горшкова к чужим мнениям отметил и адмирал В. А. Касатонов:

«Система работы и службы Горшкова полагала весьма жёсткую централизацию. Будучи молодым, энергичным человеком, имея хорошую память, он многое брал на себя. Но всё же трудно сказать, до какой должности, до какого уровня можно было за всех думать самому. Но Сергей Георгиевич был именно таким человеком. И каждый его подчинённый знал, что решение обязательно будет, а он независимо от должности всегда есть только исполнитель».

Любая инициатива пресекалась на корню, главкому нужны были только винтики-исполнители, старательно исполняющие его волю.

Тридцатилетняя эпоха адмирала Горшкова закончилась в декабре 1985 года, после очередной смены кремлёвского руководства. Новый вождь (Горбачёв) повсюду расставлял своих людей, вскоре очередь дошла до военно-морского флота. В конце переломного года советской истории 75-летнего главкома удалили в группу генеральных инспекторов министерства обороны, представлявшую собой почётный отстойник для отставных маршалов, многозвёздных адмиралов и генералов.

* * *

Фигура адмирала Горшкова три десятилетия в гордом одиночестве возвышалась на военно-морском Олимпе. Другие флотоводцы скрылись в её тени, об их существовании преобладающая часть населения СССР даже не подозревала. Поэтому создавалось впечатление, что заменить стареющего главкома просто некем.

Наиболее вероятный претендент на его место — командующий Тихоокеанским флотом адмирал Э. Спиридонов — погиб в 1981 году в авиакатастрофе.

7 февраля 1981 года после взлёта в аэропорту города Пушкин рухнул на землю и взорвался самолёт Ту-104 авиации Тихоокеанского флота, на котором командование флота возвращалось во Владивосток с оперативно-мобилизационного сбора руководящего состава ВМФ. В результате катастрофы самая мощная военно-морская группировка СССР оказалась обезглавленной.

Погибли: командующий флотом адмирал Э. Спиридонов, начальник Политуправления ТОФ вице-адмирал В. Сабанеев, заместитель командующего ТОФ по боевой подготовке контр-адмирал В. Корбан, начальник оперативного управления штаба ТОФ контр-адмирал Ф. Митрофанов, начальник разведки ТОФ контр-адмирал Г. Леонов, начальник Ставки ВГК контр-адмирал В. Коновалов, командующий Приморской флотилией вице-адмирал В. Тихонов, член Военного совета Приморской флотилии контр-адмирал В. Постников, член Военного совета Сахалинской флотилии контр-адмирал В. Николаев, командующий 10-й оперативной эскадрой контр-адмирал Д. Чулков, командующий 4-й флотилией подводных лодок вице-адмирал В. Белашев, начальник штаба 4-й флотилии подводных лодок контр-адмирал Р. Пирожков, командир дивизии подводных лодок контр-адмирал В. Махлай, командующий авиацией ТОФ генерал-лейтенант авиации Г. Павлов, заместители командующего ВВС ТОФ генерал-майоры В. Рыков и С. Данилко.

Подобных потерь высшего командного состава советский флот не знал даже в годы Великой Отечественной мировой войны. Тогда за четыре года погибли семь контр-адмиралов и два вице-адмирала, а в февральской авиакатастрофе под Ленинградом ушли из жизни сразу 13 адмиралов и 3 генерала. Тихоокеанский флот остался без командиров. Пришлось срочно искать им замену, изымая адмиралов с других флотов и из академий.

Однако советская система выдвижения кадров открывала дорогу наверх тем высшим офицерам, которые лучше других умели приспособиться к условиям советского «театра абсурда». Чтобы не быть голословными, предоставим слово командиру ракетного подводного крейсера стратегического назначения, капитану 1-го ранга Б. Жукову:

«Повидал я на службе выскочек. Их оружие — лицемерие. Нет знаний и опыта в службе на ПЛ, но в почёте на берегу у начальника. Они занимаются по велению начальника в военных гарнизонах строительством детских городков, матросских кафе, спортивных площадок, свинарников и начальственных зон отдыха. Такие люди через некоторое время уезжали на учёбу в Академию, повышались по службе и возвращались командовать соединениями без умения и практики. В дальнейшем они вырастали в людей с неограниченной властью, вне всякого контроля, с привычным чувством непогрешимости и превосходства над окружающими, вседозволенности в действиях, переоценки собственных способностей и возможностей».

Зная это, меньше удивляешься тем нравам, которые господствовали среди командных кадров флота, в частности, отсутствию у большинства офицеров таких качеств, как собственное достоинство и личная честь, уважение достоинства и чести подчинённых. Увы, на флоте, как и в армии, преобладал совершенно иной принцип. Его суть чётко выразили безымянные острословы: «Я — начальник, ты дерьмо! Ты начальник, я — дерьмо!»

* * *

Как уже говорилось выше, адмирал Н. Г. Кузнецов был отправлен в отставку 8 декабря 1955 года специальным постановлением Президиума ЦК КПСС и Совмина СССР. Именно с этого дня кресло главнокомандующего ВМФ ровно на 30 лет занял его первый заместитель, адмирал С. Г. Горшков. Правда, первые четыре недели Горшков считался лишь «исполняющим обязанности» главкома, но 5 января 1956 года он был официально утверждён в этой должности.

Став главнокомандующим, Горшков немедленно начал формировать собственную команду из тех адмиралов, которым доверял. Одновременно он избавился от ряда фигур, так или иначе связанных с Кузнецовым.

Самым первым — уже 15 декабря 1955 года — лишился своего поста командующий Черноморским флотом вице-адмирал В. А. Пархоменко. Убрать его было проще простого — ведь правительственная комиссия, расследовавшая обстоятельства гибели линкора «Новороссийск», именно Пархоменко назвала одним из трёх главных виновников гибели линкора «Новороссийск» и человеческих жертв, связанных с этой трагедией. И хотя Пархоменко занимал должность командующего флотом всего лишь пять месяцев, он отправился в отставку.

Его сменил бывший подводник, вице-адмирал В. А. Касатонов (1910—1989). На этой должности он пробыл более шести лет (до февраля 1962 г.), после чего Горшков назначил его командующим Северным флотом. Оттуда в июне 1964 года он забрал его к себе в Москву, на должность своего первого заместителя. Ещё десять лет Касатонов помогал Горшкову «рулить флотом». Наконец, в 1974 году 64-летний адмирал флота, с 1966 года — Герой Советского Союза (видимо, за выдающиеся подвиги, совершённые им в мирное время на командно-штабной службе), убыл в группу генеральных инспекторов министерства обороны — почётный «отстойник» для заслуженных старичков. Там его и настигла кончина.

Через месяц после Пархоменко — 16 января 1956 года — лишился своего поста командующий Тихоокеанским флотом адмирал Ю. А. Пантелеев (1901—1983). Горшков сделал его начальником Военно-Морской академии кораблестроения и вооружения. Эту должность Пантелеев занимал 11 лет (до 1967 г.), после чего ушёл в отставку. На посту командующего Тихоокеанским флотом его сменил вице-адмирал В. А. Чекуров, которого в свою очередь уже через два года заменил адмирал В. А. Фокин.

Горшков отправил Фокина командовать Тихоокеанским флотом в феврале 1958 года, фактически понизив в должности. До этого момента тот пять лет был начальником Главного штаба ВМФ, то есть занимал пост более высокий, чем командующий флотом. Адмирал В. А. Фокин, занимавший эту должность с мая 1953 года, достался Горшкову в наследство от Н. Г. Кузнецова. Однако их совместная работа оказалась недолгой. Через четыре с половиной года Фокин вернулся в Москву, на должность первого заместителя главкома, но в 1964 году скончался в возрасте 58 лет.

Всего же на посту НШ ГШ при Горшкове сменились пять человек. В 1958—64 гг. штаб возглавлял вице-адмирал Зозуля, но в 1964 году он тоже умер. В результате вакантное место занял адмирал Н. Д. Сергеев (1909—1999), закалённый штабист. Он служил в Главном морском штабе на разных должностях с 1941 года, причем с 1956 года являлся заместителем начальника ГМШ. Ещё 13 лет сухопутный адмирал Сергеев возглавлял штаб, после чего отправился на заслуженный отдых в группу генеральных инспекторов министерства обороны.

Последние в период командования Горшкова начальники Главного морского штаба — адмиралы Г. М. Егоров и В. Н. Чернавин — провели на этой должности по четыре года. Какое-то время они шли по служебной лестнице тандемом. Адмирал Егоров, уходя в 1977 года с поста командующего Северным флотом, передал его Чернавину. В 1981 году Егоров вновь уступил своё место Чернавину, на этот раз в ГМШ. Далее их пути разошлись. Егоров в 1981 году отправился в почётную отставку — руководить ДОСААФ, а Чернавин в декабре 1985 года сменил Горшкова на посту главнокомандующего ВМФ СССР.

В ноябре 1956 года Горшков вернул из фактической опалы авторитетного и весьма уважаемого советскими моряками адмирала Арсения Григорьевича Головко, во время войны командовавшего Северным флотом, а в 1947—1952 годы занимавшего должность начальника Морского генерального штаба. Во время очередной перетряски военного руководства, незадолго до смерти Сталина, его сняли с этой должности и назначили командующим Балтийским флотом, поскольку генералиссимус посчитал Головко неподходящим человеком на посту начальника штаба (об этом уже говорилось выше). Теперь адмирал Головко стал первым заместителем главкома ВМФ и оставался им до самой смерти в 1962 году.

Его преемник на посту командующего Балтийским флотом — адмирал Н. М. Харламов — через два с половиной года (в июне 1959 г.) тоже лишился своей должности. Видимо, главком Горшков решил, что Харламов, всю войну возглавлявший советскую военную миссию в Великобритании, не может эффективно руководить флотом. Не последнюю роль в смещении сыграло и то обстоятельство, что в своё время адмирал Харламов был активным участником судилища над адмиралами Кузнецовым, Галлером и другими. Какому начальнику хочется иметь рядом подчинённого, уже имеющего опыт травли предшественника?

Главнокомандующий ВМФ адмирал С. Г. Горшков, как уже неоднократно отмечалось выше, был человеком энергичным, волевым и резким. Он не терпел возле себя чересчур инициативных людей, поскольку привык все основные вопросы решать сам, мало прислушиваясь к мнению других адмиралов. Главкому нужны были не стратеги, а исполнители.

В случае чрезвычайных происшествий или снижения показателей боевой и политической подготовки, «оргвыводы» следовали незамедлительно. Так в феврале 1962 года был переведён — с понижением — в аппарат министерства обороны адмирал А. Т. Чабаненко, занимавший пост командующего Северным флотом в течение десяти лет. Поводом послужила гибель дизельной ракетной подводной лодки С-80.

В 1972 году той же должности лишился адмирал С. М. Лобов, командовавший Северным флотом в 1964—72 гг., после Касатонова. Лобова — как это было принято в СССР по отношению к командирам высшего ранга — отправили в почётную ссылку, назначив помощником начальника Генерального штаба вооружённых сил по военно-морскому флоту. После него пост командующего флотом занял адмирал Г. М. Егоров. Он вспоминал:

«Главком был возмущён частыми авариями на флоте, особенно последней, когда на камни полуострова Рыбачий были посажены средний десантный корабль и новое спасательное судно. Мне было приказано с прибытием на флот немедленно принять меры по снятию кораблей с мели и вводу их в строй».[171]

Все советские адмиралы много внимания, времени и сил уделяли кораблям, не жалели на них денег и материальных ресурсов, но совершенно забывали о служивших на них людях. Тот же адмирал Егоров отметил:

«Главной же деятельностью для меня в пору вступления в должность командующего флотом было изучение обстановки в соединениях. Я прежде всего побывал в отдаленных гарнизонах: Линнахамари — Печенга, Рыбачьем, на островке Кильдин, на ракетных комплексах береговой обороны, на побережье в частях морской пехоты, а также на Новой Земле, островах Белого моря. К сожалению, мои предшественники там бывали редко, и для моряков появление командующего флотом стало большим событием».[172]

Частая смена высшего командного состава являлась одной из важнейших особенностей кадровой политики адмирала Горшкова. Вряд ли это способствовало эффективности управления. Неумолимая статистика свидетельствует, что за 30 лет своей власти он назначил 7 командующих Тихоокеанским флотом, 7 — Балтийским флотом, 6 командующих Северным флотом, 6 — Черноморским флотом. Дольше всех при Горшкове занимали посты командующих флотами Н. И. Ховрин (Черноморский флот) — 9 лет; С. М. Лобов (Северный флот) и В. В. Михайлин (Балтийский флот) — оба по 8 лет.

В то же время адмиралы К. В. Макаров (БФ), A. M. Калинин (ЧФ), A. M. Косов (БФ), В. В. Сидоров (БФ), Н. М. Харламов (БФ), В. А. Чекуров (ТОФ) пребывали в своих должностях всего один—два года! Заместители командующих и начальники штабов тоже менялись очень часто. Командующий Северным флотом адмирал Г. М. Егоров вспоминал в своих мемуарах:

«В период моего командования флотом член военного совета — начальник политуправления, первый заместитель командующего флотом сменялись три раза, начальник штаба флота — два раза. И это в течение пяти лет! Между тем практика свидетельствует, что успешная деятельность флотов, особенно таких, как Северный и Тихоокеанский, во многом зависит от стабильности кадров».

Однако был в команде Горшкова один истинный долгожитель, сумевший в течение 22-х лет (!) продержаться в его ближайшем окружении. Этот Мафусаил — адмирал Василий Михайлович Гришанов, начальник Главного политического управления ВМФ с 1958 по 1980 годы.

Главный флотский комиссар прослужил на флоте почти полвека — 47 лет (с 1933 года), но за свою долгую карьеру так и не получил даже законченного среднего образования! Зато он трижды «глубоко постиг» идеи марксизма-ленинизма. В первый раз — в 1936 году, когда один месяц провёл на курсах при Политуправлении Балтийского флота. Второй раз — в следующем году, на двухнедельных курсах инструкторов пропаганды при Военно-политической академии имени Ленина (напомним, что этот год вошёл в историю самыми массовыми репрессиями против собственного народа за всё время существования СССР). Наконец, в 1945 году он окончил Высшие военно-политические курсы ВМФ. Поскольку эти курсы являлись «высшими», постольку заняли не один, а целых два месяца!

Вот каким образованным человеком был адмирал флота Гришанов, прошедший замечательный путь от секретаря бюро ВЛКСМ воинской части до начальника Главного политуправления ВМФ. Просто зависть берёт! И вот такой невежа решал судьбы множества людей. Ведь ни один младший офицер флота не мог получить старшее офицерское звание без соответствующей рекомендации местных политработников. А для того, чтобы стать адмиралом, требовалось «добро» уже от самого начальника Главпура флота — товарища Гришанова.[173]

Не менее колоритной фигурой чем Гришанов являлся его преемник, адмирал П. Н. Медведев, занимавший должность начальника Главпура ВМФ в 1981—1987 годы. Свою военную карьеру он начал с учёбы в пехотном училище, что не помешало ему впоследствии стать адмиралом. Прекрасная иллюстрация к тезису «у нас незаменимых нет». Главным было вовсе не то, насколько глубоко знали «товарищи» Гришанов и Медведев повседневную жизнь флота, военно-морскую историю, стратегию, тактику, вооружение. В тысячу раз важнее было иное: «правильное» понимание политики партии и старательное проведение её в гущу флотских масс, равно как своевременное выявление и решительное пресечение гнилых антипартийных настроений.

Руководящая роль партии всегда чувствовалась на флоте. Справедливо отмечал уже цитировавшийся выше каперанг Б. Жуков:

«Формой устрашения, принуждения, насилия над личностью существовали партийные органы. Начиная с «принципиальной критики» на партийных собраниях, активах, индивидуальной проработки в рабочем порядке и кончая вызовом на парткомиссию «самые преданные и достойные» партийцы «пожирали» людей.

Подобно средневековой инквизиции, партийные руководители выхолащивали души, омертвляли сердца, штамповали послушное большинство под лозунгом преданности марксизму-ленинизму. Сами же были людьми, которым не чуждо всё людское: удовольствие, наслаждение, обогащение, вкусная еда и крепкое питьё. Всё делалось ими «с горячим сердцем» и верой «в светлое будущее человечества» ухватистыми и потными ладонями размашистых рук.

Даже одарённые люди нуждались в благоприятном стечении обстоятельств, чтобы проявить свои способности. Но это было очень редкое явление. Заурядное большинство с печатью преданности партии воспитывалось в покорности. Тот, кто проявлял свободу мышления и самостоятельность, незамедлительно приводился к общему знаменателю ординарности. Партийные органы воспитывали людей с чувством меры: любой человек должен знать черту своей судьбы, через которую ему переступить нельзя. Не надо ностальгических воплей об утраченных оковах. Плакать о прошлом может только тот, кого оторвали от кормушки».[174]

С этим мнением командира подводного крейсера нельзя не согласиться.

Что ж, о пропаганде очередных «мудрых решений» партии политработники помнили всегда и, подобно дятлам, долбили и долбили мозги офицерам, мичманам, старшинам и матросам. А в это же самое время все большие трудности вызывала комплектация экипажей.

Во-первых, непрерывно растущий флот никогда не располагал необходимым количеством специалистов-профессионалов: офицеров, мичманов, старшин сверхсрочной службы. Училища и всевозможные курсы усовершенствования просто не успевали их готовить. Во-вторых, основную часть личного состава флота представляли матросы и старшины срочной службы, уровень подготовки которых в большинстве случаев не выдерживал никакой критики. Только успеют довести моряка до нужной квалификации, как он уже собирается домой в связи с демобилизацией.[175]

Поэтому обычным явлением стало присутствие на борту подводных лодок и надводных кораблей, уходивших в море для несения боевой службы, представителей вышестоящих штабов, призванных контролировать действия командиров и команд. Но, несмотря на это, число аварий и всевозможных «чрезвычайных происшествий» не снижалось, а неуклонно росло.

Заодно скажем пару слов о том, в каких условиях на берегу жили моряки, нёсшие боевую службу. Например, в 1975 году на Северном флоте сформировали новую дивизию атомных подводных лодок. По воспоминаниям её командира, контр-адмирала В. Монастыршина, в жилье нуждались 500 офицеров и мичманов дивизии. Но командование флота выделило всего 62 квартиры:

«Для проживания экипажей выделили казарму №6, которая до этого во флотилии пустовала. Жить в ней было невозможно и первую зиму провели в невероятных условиях... Так как помощи ожидать было неоткуда, было принято решение перевести экипажи на ПЛ и создать ремонтные бригады».[176]

А ведь эти матросы и офицеры несли боевую службу в океане с ядерным оружием на борту. Но вместо специальной подготовки они занимались ремонтом своего убогого жилья. Матросы ракетных подводных крейсеров между походами обитали в казармах, выполняли хозяйственные работы и несли наряды, пожиравшие практически всё время. Офицеры проживали со своими семьями в малоприспособленных к северным условиям домах, выглядевших так, будто американцы уже нанесли по ним ядерный удар.

Все эти проблемы можно было решить, отказавшись от постройки всего лишь одного подводного ракетоносца. Денег, затраченных на его строительство, хватило бы для полного удовлетворения жилищных потребностей офицерского состава всего флота. Надо полагать, что в результате подобного мероприятия его боеспособность только бы выросла. Но в Советском Союзе, идеологи которого вопили на весь мир о «небывалом гуманизме» социалистических общественных отношений, «железо» всегда было важнее людей.

Глава 2. ВОЕННО-МОРСКАЯ СТРАТЕГИЯ ПО ГОРШКОВУ

Для просвещения своих подчинённых и направления их на истинный путь, адмирал Горшков сочинил своеобразный военно-морской катехизис — «Морская мощь государства». При всех своих недостатках, эта книга впервые представила широкой общественности осмысленную концепцию военно-морского строительства, указала основные и второстепенные задачи военного флота СССР.

Чем же обогатил во второй половине XX века военно-морскую науку адмирал Горшков, этот отечественный Коломб, Мэхэн и Корбет[177] в одном лице?

«Для Советского Союза, главную цель политики которого составляет строительство коммунизма и неуклонное повышение благосостояния его созидателей,[178] морская мощь выступает в качестве одного из важных факторов укрепления его экономики, ускорителя научного и технического развития, упрочения экономических, политических, культурных и научных связей советского народа с дружественными ему народами и странами...

Материальным выражением этой стороны морской мощи, характеризующим реальную способность нашей страны отразить агрессию с океанов, является постоянно развивающийся и совершенствующийся советский Военно-Морской Флот, призванный в едином строю наших доблестных Вооружённых Сил гарантированно обеспечивать строительство коммунизма, решительно пресекая любые попытки агрессоров посягнуть на великие завоевания трудящихся».

В отличие от отсталых буржуазных теоретиков, адмирал Горшков подошёл к решению принципиальных вопросов морской мощи, вооружённый самым передовым в мировой науке учением марксизма-ленинизма. Он заявил:

«Коренное различие в понимании морской мощи Советским Союзом и империалистическими державами вытекает из их классовой сущности... Западные стратеги нередко придают морской мощи неоправданно гипертрофированное значение...

Мы рассматриваем морскую мощь как сложный комплекс различных компонентов, относящихся к области экономики страны и политики Коммунистической партии, к области её обороноспособности, науки и подготовки кадров, к области практической реализации всех тех возможностей, которые открывает использование морей и океанов в строительстве коммунизма».

Пройдясь по «страницам истории» зарубежных военных флотов, адмирал Горшков обрушился на «отдельных» советских политических и военных деятелей. Их вина заключалась в следующем:

/Они высказывали/ «крайние взгляды, суть которых сводилась к отрицанию роли отдельных видов вооружённых сил и систем вооружения. Отрицалась даже возможность флота действовать в море, а следовательно, и его необходимость для страны. А с появлением ракетного вооружения такую же судьбу предрекали и авиации. Непонимание характера современной войны и влияния на неё ракетно-ядерного оружия, слепое преклонение перед «всесилием» атомной и водородной бомбы приводили к стремлению однобокого развития вооружённых сил. Всё это вызывало определенную эрозию нашей военной теории».

Но к счастью, флот возглавил Горшков, а Никиту Хрущёва верные сподвижники отправили на «принудительный отдых». Благодаря этим двум событиям (разнесённым по времени, напомним, почти на девять лет —декабрь 1955 и октябрь 1964) произошло вот что:

«К чести нашей военной науки, отвергающей субъективизм, прочно опирающейся на марксистско-ленинскую диалектику, исторический материализм и ленинское учение о войне и армии,[179] она не только опровергла эти непригодные для жизни концепции, но и открыла пути для стремительного развития новых взглядов, отражающих реальную расстановку сил на мировой арене и полной мере отвечающих современным направлениям развития вооружённых сил».

Разоблачив ошибочные воззрения Хрущёва,[180] адмирал определил основные направления качественного совершенствования флота:

«Переход к строительству атомного подводного флота; внедрение ракетного и ядерного оружия и создание подводных ракетно-ядерных систем стратегического назначения; вооружение флота авиацией дальнего действия — океанской авиацией; внедрение в военно-морской флот корабельных авиационных средств; качественное изменение средств освещения подводной обстановки, сил и средств радиоэлектроники, автоматизации управления оружием и боевой техникой, а также математических методов исследования с применением электронно-вычислительных машин».

Разумеется, адмирал Горшков не мог не отметить «строго научный» и самый передовой в мире характер советской военной науки:

«В основе руководства строительством нашего флота и определения характера сбалансирования его сил лежат решения ЦК КПСС и научные методы руководства, базирующиеся на тщательном учёте указанных выше факторов, математическом и логическом анализе возможных перспектив их изменений.

Главное содержание этих методов составляет системный подход к научным изысканиям и исследованиям, проводимым с помощью современной вычислительной техники для определения оптимальных количеств типов кораблей, самолётов, комплексов вооружения и других боевых средств, а также их соотношения, позволяющего успешно решать поставленные перед флотом задачи в различных условиях обстановки современной войны».

На первый взгляд выглядит весьма убедительно, если только не знать, что одна из главных обязанностей многочисленных академиков и докторов разных наук в СССР всегда заключалась в «научном» обосновании «гениальных» высказываний коммунистических вождей и полководцев. Любым их фантазиям и глупостям всегда находилось соответствующее «строго научное» подтверждение.[181]

Например, сначала отечественные «учёные в погонах» долго и убедительно доказывали, что авианосцы — это орудие агрессии, и советскому флоту они вообще не нужны. Наш выбор — это крейсеры с артиллерийским вооружением, торпедные подводные лодки, бомбардировочная и торпедоносная авиация берегового базирования. Через десяток лет акцент сместился в сторону подводных и воздушных ракетоносцев. Ещё через два десятилетия те же люди не менее убедительно доказали, что авианосцы (в специфическом советском варианте авианесущих крейсеров) — наиболее подходящее по критерию «стоимость/эффективность» средство морской войны.

* * *

Однако то, что хорошо читалось по бумаге, в СССР никогда не соответствовало суровой действительности. Особенно наглядно данный факт виден на примере атомных подводных ракетоносцев.

В январе 1961 года в строю ВМФ США находились две такие лодки («George Washington» и «Patrick Henry»), каждая из которых несла 16 ракет «Polaris A-1». Через два года их уже было десять. Но оказалось, что это только цветочки. В 1963—64 годы со стапелей американских верфей ежемесячно (!) сходил на воду новый подводный ракетоносец. 3 октября 1967 года на боевое патрулирование в Атлантический океан вышла последняя (41-я) атомная ракетная подводная лодка с баллистическими ракетами. На этом развёртывание ракетно-ядерной системы морского базирования «Polaris» завершилось. Американский флот к этому моменту располагал 656 ракетами с подводным стартом, размещёнными на четырех десятках подводных лодок, практически неуязвимых для советского оружия.

В Советском Союзе подобное развитие событий вызвало настоящий шок среди высшего военного руководства. Ведь совсем недавно (в 1955—56 гг.) было чётко определено, что главной целью для отечественного флота являются американские ударные авианосцы. Эти плавучие аэродромы должны уничтожать наши подводные лодки, вооружённые крылатыми ракетами, и самолёты-ракетоносцы. Но всего за какие-то семь лет главная угроза с поверхности морей переместилась в их глубины. Сразу же выяснилось, что бороться с ней практически нечем, ибо противолодочные силы и средства ВМФ СССР в принципиальном отношении остались на уровне прошедшей войны.[182]

Сознавая своё бессилие перед американской морской мощью, советские политики и военные соревновались между собой в обличении «агрессивных планов американского империализма». Например, адмирал флота Г. М. Егоров объявил строительство серии атомных подводных ракетоносцев типа «George Washington» началом атомного психоза стратегического масштаба. Разумеется, аналогичные процессы в Советском Союзе он психозом не считал.[183]

Увлёкшись созданием подводных лодок и самолётов, предназначенных для борьбы с ударными авианосными группировками, партийные вожди и адмиралы (напомним — вооружённые самой научной, самой передовой в мире теорией) проспали американский рывок. Как всегда, возник извечный русский вопрос — что делать?

Появились предложения пойти американским путём. Однако главком Горшков считал иначе:

«Ошибочно пытаться создать флот по образу и подобию даже самой сильной морской державы и определять потребности в строительстве кораблей для своего флота, руководствуясь только количественными критериями и соотношениями корабельного состава. Каждая страна имеет специфическую потребность в морских силах, и только эта потребность, определяемая задачами флота, может служить основанием для развития родов сил, классов и оружия».

Выход из создавшегося положения виделся ему таким: поскольку «воспроизводство сил флота в условиях ядерной войны в отличие от прошлых войн будет весьма сложным или практически невозможным», надо в мирное время построить как можно больше кораблей, катеров и подводных лодок для «одноразового» использования в случае мировой ракетно-ядерной войны.

Такая точка зрения встретила понимание и одобрение в Кремле, ведь лозунг «За ценой не постоим!» в сфере гонки вооружений никогда не подвергался сомнению ни советскими вождями, ни большинством граждан, одураченных советской пропагандой. Только Хрущёв попытался хоть немного экономить на военном бюджете, но его свергли, а «бровеносец» Брежнев денег на оружие не жалел.

Масштабы строительства боевых кораблей расширялись год от года, по количеству атомных подводных лодок Советский Союз вскоре обошёл США, по общему числу подводных лодок в строю — все страны мира, вместе взятые. В области надводного флота тоже удалось добиться впечатляющих результатов: по общему тоннажу своих боевых кораблей СССР опередил Великобританию — прежнюю «владычицу морей» и вышел на второе место в мире.

В 1960-е годы возник своего рода «квартет» единомышленников — секретарь ЦК КПСС по вопросам обороны Д. Ф. Устинов (занял эту должность в 1965 г.), министр обороны маршал А. А. Гречко (занял эту должность в 1967 г.), главнокомандующий ВМФ С. Г. Горшков, министр судостроительной промышленности Б. Е. Бутома. Именно эта четвёрка обеспечила одобрение в Политбюро и выполнение промышленностью тех программ, которые создали Большой Флот.

* * *

Как же главком Горшков планировал использовать вверенный ему флот в будущей войне? Исходя из определения энциклопедического словаря («катехизис — изложение основ какого-либо учения в форме вопросов и ответов»), используем именно такую форму рассуждений.


Вопрос: Какова роль флота в войне?

Ответ: «Современный военный флот обладает универсальностью, подвижностью и способен концентрировать ударную мощь, которая может быть использована не только для борьбы с морским противником, но и в сфере действий других видов вооружённых сил. Благодаря этому увеличивается размах вооружённой борьбы на море до глобальных размеров», то есть действия флота будут носить стратегический характер, чего не было раньше.


Вопрос: Какие стратегические задачи должен решать советский флот?

Ответ: Таких задач две. Первая — поражение объектов, составляющих основу военного и экономического потенциала противника, уничтожение его средств ядерного нападения, поражение группировок вооружённых сил, нарушение государственного и военного управления. Вторая — срыв или максимальное ослабление ракетно-ядерных ударов по территории СССР путём уничтожения морских носителей ядерного оружия.


Вопрос: Каким образом флот будет решать поставленные ему задачи?

Ответ: На стратегическом уровне — «Ракетно-ядерный удар станет доминирующей формой использования сил, поскольку он позволяет современным боевым действиям наиболее полно реализовать свои возможности с огромных расстояний и разных направлений и таким путём достичь даже такой стратегической цели, как сокрушение военно-экономического потенциала противника».

На оперативном уровне — «Удар в каждой операции — это не только совокупность определенных боевых действий, объединённых единством цели или задач. Он может быть и самостоятельным, и даже одноактным действием какого-то одного носителя оружия или группы их. Напри- мер, удар по группировке надводных сил может нанести группа кораблей, вооружённых крылатыми ракетами. В равной мере выполнение такой задачи посильно и морской авиации...

В отдельных случаях удар, наносимый «по нормам и правилам тактики», к примеру, ракетами с подводной лодки по наземным целям, позволяет сразу достигать стратегических результатов».


Вопрос: Какие ещё задачи, кроме стратегических, должен решать советский ВМФ?

Ответ: «Это действия на океанско-морских коммуникациях, борьба с военно-морскими силами противника, содействие сухопутным войскам (в том числе высадка десантов различного масштаба)».


Вопрос: Каким будет морской бой в будущей войне?

Ответ: «Во многих случаях бой может и не включать такой обязательный в прошлом элемент, как тактическое развёртывание. Его можно выполнить заблаговременно... Вместе с тем предполагается, что элементы тактики, составляющие содержание классической схемы морского боя: поиск противника, тактическое развёртывание и нанесение ударов после выхода носителя в позицию залпа, — сохранятся и в будущем...

Особенность морского боя состоит в том, что он почти всегда вёлся на уничтожение противника. Оснащение сил флотов ядерным оружием ещё более усиливает эту особенность... Группировки сил флота противника нужно будет уничтожать в определенный, весьма короткий промежуток времени, прежде чем они смогут применить в полной мере своё оружие».

* * *

Как видим, Горшков исходил из того, что советский флот должен любой ценой первым нанести серию ракетно-ядерных ударов по корабельным группировкам и подводным ракетоносцам противника!

Эта концепция полностью соответствовала базовой идее тогдашней советской стратегии, согласно которой только посредством нанесения ядерного удара по противнику раньше него можно добиться победы в Третьей мировой войне. В самом деле, какой смысл охотиться за американским подводным ракетоносцем, если он уже выпустил свои 16 ракет (мощность каждой — 500 килотонн!) по целям на территории СССР и ради чего топить авианосец, если его самолёты уже отбомбились над советскими объектами?

Победа во всеобщей ядерной войне считалась тогда возможной и достижимой. Невоздержанный на язык Н. С. Хрущёв как-то высказался по этому поводу, предав огласке потаённые рассуждения советского военно-политического руководства:

«Каждый трезвомыслящий человек хорошо понимает, что атомное и водородное оружие представляет наибольшую угрозу тем странам, которые имеют наибольшую плотность населения. Конечно, в случае возникновения новой мировой войны пострадают так или иначе все страны.

Мы тоже[184] перенесём большие беды, у нас будет много жертв, но мы выживем,[185] наша территория огромна и население менее сосредоточенно в крупных промышленных центрах, чем во многих других странах.[186]

Несравненно больше пострадает Запад. Если агрессоры[187] развяжут новую войну, то она будет не только их последней войной, но и гибелью капитализма, так как народы[188] ясно поймут, что капитализм является источником, порождающим войны, и дальше не будут терпеть этот строй, несущий страдания и бедствия человечеству».

Печально конечно, что среди строителей коммунизма будут большие жертвы (процентов этак 95), но нет худа без добра. Далее следовал жизнерадостный вывод главного кукурузовода СССР, по совместительству Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами: «Советские люди могут чувствовать себя спокойно и уверенно»!

Боевая служба советского флота

Будучи реалистом, Горшков понимал, что практически невозможно всё время держать в океане основные силы советского флота, для того, чтобы они смогли в случае войны за короткий промежуток времени уничтожить атомные ракетные подводные лодки и ударные авианосцы противника. По своему корабельному составу ВМФ СССР количественно и качественно уступал американскому. Требовалось иное решение сложной проблемы обеспечения упреждающего удара.

Не случайно поэтому то, что к числу главных заслуг Горшкова его апологеты относят организацию «боевой службы сил флота». Как выразился нынешний главком ВМФ России адмирал В. И. Куроедов, такая служба представляла собой высшую форму подержания советских военно-морских сил в боевой готовности в мирное время. Боевая служба к началу 1970-х годов стала основным видом деятельности советского ВМФ, к несению которой привлекались все имевшиеся в наличии силы флота.

Горшков следующим образом определил основные задачи боевой службы:

1) Контроль за деятельностью военно-морских сил стран НАТО, и в первую очередь, американских, с целью предотвращения внезапного нападения, срыва или максимального ослабления ракетно-ядерных ударов вероятного противника. Особое внимание при этом уделялось атомным ракетным подводным лодкам и авианосцам вероятного противника;

2) Боевое дежурство атомных ракетных подводных лодок стратегического назначения в готовности к нанесению ракетных ударов по наземным объектам вероятного противника;

3) Боевое охранение атомных ракетных подводных лодок стратегического назначения на маршрутах их развёртывания и в районах боевого патрулирования;

4) Решение противолодочных задач — поиск атомных ракетных подводных лодок вероятного противника и слежение за ними, при постоянной готовности уничтожить их в случае начала боевых действий;

5) Поиск и слежение за авианосными группировками вероятного противника в постоянной готовности к нанесению ударов по ним;

6) Постоянная разведка сил и средств флота вероятного противника на театрах военных действий;

7) Вскрытие и недопущение разведывательной деятельности подводных лодок и надводных кораблей вероятного противника у побережья Советского Союза;

8) Наблюдение за морскими коммуникациями в стратегически важных районах мирового океана;

9) Изучение вероятных районов будущих боевых действий, тактико-технических данных и особенностей применения оружия и технических средств флота противника;


БПК «Адмирал Трибуц» пр. 1155 в Персидском заливе (1987 г.)


10) Обеспечение развёртывания основных сил ВМФ СССР в так называемый «угрожаемый период».


Основными формами несения боевой службы силами флота были определены:

а) патрулирование подводных лодок и надводных кораблей в районах боевой службы в постоянной готовности к применению имеющегося оружия;

б) разведывательные действия подводных лодок, надводных кораблей, самолётов, космических средств для обнаружения подводных лодок и кораблей вероятного противника и слежения за ними;

в) боевое дежурство сил всех флотов в пунктах базирования в готовности к выходу в море или к пуску ракет.


В соответствии с задачами несения боевой службы, все наличные силы четырёх советских флотов подразделялись на три части. Корабли в море и самолёты в воздухе, решавшие задачи боевой службы, составляли первый оперативный эшелон. Корабли, находившиеся в базах и самолёты на аэродромах, способные в короткие сроки выйти в море (подняться в воздух) являлись вторым эшелоном. Все остальные корабли и средства (ремонтируемые, достраиваемые, проходящие испытания, пребывающие в резерве и т.п.) представляли собой третью часть. Вступить в боевые действия могли только первый и второй эшелоны.

Подводные лодки и надводные корабли, действовавшие на определенных ТВД, сводились в группировки (эскадры, флотилии), каждая из которых имела совершенно конкретные боевые задачи. К началу 1970-х годов удалось развернуть четыре оперативные эскадры надводных кораблей и подводных лодок, постоянно присутствовавшие в стратегически важных районах земного шара.

Масштабы несения боевой службы постоянно возрастали. Адмирал В. И. Куроедов вспоминает:

«К середине 80-х годов ракетно-ядерный потенциал, развёрнутый в море, по сравнению с концом 60-х годов, повысился более чем в 200 раз, дальность стрельбы ракетами увеличилась в 50 раз. Общее число дальних походов, совершаемых многоцелевыми подводными лодками за год, возросло в 20 раз, надводными кораблями — в 10 раз. Более чем в 120 раз увеличилось количество подаваемых кораблям в море запасов материальных средств.

В 1985 году на боевой службе в оперативно важных районах Мирового океана ежедневно находилось около 160 боевых кораблей и судов обеспечения, в том числе до 40 подводных лодок. Военно-воздушными силами флотов в том же году было совершено более 4500 самолёто-вылетов в океанские зоны...

Главной целью их действий было выявление районов боевого патрулирования атомных ракетных подводных лодок и системы обеспечения их боевой устойчивости, в том числе при выходе из баз и возвращении в базы. В начале 70-х годов число обнаруженных подводных ракетоносцев вероятного противника составляло 40—45, а многоцелевых ПЛА — 65—87 в год».[189]

Решение последней задачи год от года становилось всё труднее. Адмирал Горшков в своей книге приводил следующие расчёты.

«Замена в значительной части манёвра носителя манёвром траекториями оружия оказалась вполне реальной. Например, площадь, в пределах которой можно поражать противника корабельной артиллерией с дальностью стрельбы 20 км, составляет 1256 кв. км. Если же говорить о применении ракет с дальностью стрельбы 200 км, то эта площадь будет равна 125 600 кв. км.

Если учесть, что с увеличением дальности стрельбы оружия на один порядок поражаемая им площадь увеличивается на два порядка, то нетрудно представить себе масштабы возможностей с траекториями ракет, имеющих дальность полёта, составляющую несколько тысяч километров».

Представить действительно нетрудно, если знать, что дальность полёта баллистической ракеты «Polaris A-1» составляла 2200 км, «Polaris А-2» — 2800 км, «Polaris А-3» — 4600 км, «Poseidon С-3» — 4600 км, «Trident-1» — 7400 км, «Trident-2» — 11 000 км. Совершенствование ракетного вооружения американских подводных лодок сопровождалось увеличением дальности полёта ракет в пять раз, соответственно — резким увеличением площади районов их боевого патрулирования. Шансы обнаружения подводных атомных ракетоносцев ВМФ США при этом постоянно снижались — противолодочные силы ВМФ СССР физически не могли контролировать все районы вероятного нахождения американских подлодок.

Создание 18 подводных лодок типа «Ohio» (первые 6 вступили в строй ещё при Горшкове, в 1981—85 гг.), каждая из которых вооружена 24 ракетами «Trident-2», позволило американскому военно-морскому командованию выделить им зоны боевого патрулирования неподалёку от берегов США, где у советских противолодочных сил вообще не было никаких шансов.

* * *

Постоянную головную боль советским адмиралам доставляла низкая надёжность отечественной техники. Предметом их постоянной чёрной зависти были недостижимые в советском флоте коэффициенты оперативного использования атомных ракетных подводных лодок ВМФ США (отношение времени пребывания подводной лодки на боевом патрулировании к общему времени нахождения в составе флота).

Надёжность конструкций, развитая система базирования и ремонта, наличие двух полноценных экипажей для каждой лодки, позволяли американцам использовать свои ракетоносцы напряжённо и эффективно. Например, первая американская атомная ракетная подводная лодка «George Washington» за первые четыре с половиной года пребывания в боевом составе флота совершила 15 выходов на боевое патрулирование, проведя под водой 1020 суток (т.е. 34 месяца из 54).

Для советского ВМФ это был фантастический, практически недостижимый результат. Его подводные лодки (и надводные корабли тоже) преобладающую часть срока своей службы проводили в базах, занимаясь устранением многочисленных поломок и аварий.

Глава 3. АТОМНОЕ ЖАЛО ПОДВОДНОГО ТРЕЗУБЦА

Итак, то время, когда флотом «рулил» Горшков, стало временем беспрецедентного количественного и качественного роста ВМФ СССР. Судостроительные заводы по всей стране, от Балтийского моря до Тихого океана, от Северодвинска до Феодосии построили сотни подводных лодок, больших противолодочных и десантных кораблей, сторожевиков, ракетных катеров и прочих плавающих коробок, что позволило ему выйти на второе (после США) место в мире по общей численности и тоннажу корабельного состава.

В строй вступали корабли разнообразной конструкции и предназначения, оснащенные различными энергетическими установками, системами вооружения, использующие различные принципы динамического поддержания. Однако основой советского флота всё это время являлись подводные лодки, на проектирование и строительство которых денег не жалели.


Подводная лодка пр. 658


Первые 15 лет после окончания Второй мировой войны примером для советских адмиралов являлись эффективные действия немецких подводных лодок на океанских коммуникациях. Но затем их взгляды изменились. Подводные корабли с ядерными силовыми установками стали подразделять на три основные группы — ракетоносцы стратегического назначения, «убийцы авианосцев» и охотники за атомными подводными лодками противника. Именно поэтому можно образно говорить о «подводном ядерном трезубце».

Первые подводные атомоходы появились в советском флоте вскоре после назначения Горшкова главкомом ВМФ, поэтому вся история их создания и дальнейшего использования связана с ним.

Рубеж 1950—1960 годов ознаменовался для советского флота вступлением в строй серийных атомных подводных лодок первого поколения. Они имели как торпедное, так и ракетное вооружение и были весьма далеки от совершенства (особенно много хлопот морякам доставляли атомные реакторы). Однако никто не сомневался в их грандиозных перспективах на будущее. Требовалось только правильно определить основные направления развития их конструкции и вооружения, чтобы окончательно не отстать от вероятного противника.

А такое отставание явственно намечалось, особенно в области строительства атомных подводных ракетоносцев стратегического назначения. Сравнение боевых возможностей советских и американских ракетных подводных лодок первого поколения вгоняло в тоску руководство ВМФ.

Атомные ракетные субмарины проекта 658 несли на своем борту всего три баллистические ракеты с ограниченной дальность полёта. К тому же для их запуска требовалось всплывать на поверхность, что превращало лодки в идеальную мишень для сил ПЛО противника. Американские же подводные ракетоносцы типа «George Washington», строительство которых шло быстрыми темпами, могли из подводного положения выпускать по целям на территории СССР 16 ракет «Polaris» с дальностью полёта более 2000 км. Иначе говоря, боекомплект пяти советских атомоходов проекта 658 (класс «Hotel» по классификации НАТО) был меньше, чем у одной американской, не говоря уже о качестве ракет и национальных особенностях их запуска.

Сравнение потенциала надводных сил советского и американского ВМФ было ещё более печальным занятием. Огромное превосходство противолодочных сил «янки» делало весьма проблематичным (мягко говоря!) применение и подводных лодок, вооружённых крылатыми ракетами. Ведь им надо было для пуска ракет по береговым объектам всплывать на поверхность в непосредственной близости от побережья США. Шансов на успех столь рискованного предприятия, тем более — на выживание, у них оставалось немного.

Советское руководство позже официально признало этот печальный факт, когда подписало в 1979 году «Согласованное заявление» к Договору об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2), который заключили Брежнев и Картер. Там сказано:

«Современными баллистическими ракетами подводных лодок считаются: для Союза Советских Социалистических Республик — ракеты того типа, которые установлены на атомных подводных лодках, введённых в боевой состав после 1965 года; для Соединённых Штатов Америки — ракеты, установленные на всех атомных подводных лодках».

Американцы сделали широкий жест, и согласились вывести за рамки соглашения об ограничении стратегических вооружений первые советские подводные ракетоносцы именно потому, что они хорошо понимали: никакой угрозы США из-за своей безнадёжной отсталости эти лодки не представляют.

Требовался качественный и количественный рывок в подводном кораблестроении, который позволил бы не только догнать, но и по возможности перегнать противника. От советских конструкторов и судостроителей потребовали создать подводный атомный ракетоносец, не уступающий по своим качествам американским лодкам типа «George Washington» или «Lafayette».

Семья ракетоносцев проекта 667

Конструкторы, имевшие к тому времени опыт проектирования и строительства атомных ракетных подводных лодок проекта 658, представляли всю сложность поставленной перед ними задачи. Их первенец не имел никаких резервов для модернизации, поэтому новый корабль пришлось разрабатывать, по сути дела, с нуля.

Использовавшиеся на первых дизельных и атомных ракетных лодках баллистические ракеты тоже морально устарели, и для вооружения перспективного корабля не подходили. Требовалась совершенно новая ракета подводного старта, сравнимая по основным характеристикам с американским «Поларисом».

Поэтому в апреле 1962 года (напомню — американские лодки с ракетами «Polaris» уже два года несли боевое дежурство в глубинах Мирового Океана) Совет Министров СССР специальным постановлением поручил создание новой баллистической ракеты для подводных лодок конструкторскому бюро академика В. П. Макеева (1924—1985).

Перспективная баллистическая ракета Р-27 комплекса Д-5 разрабатывалась в двух вариантах: а) для стрельбы по наземным целям и б) с пассивной радиолокационной головкой самонаведения для поражения авианосцев (советские «партайгеноссе» и адмиралы всегда любили гоняться за двумя, а то и за тремя зайцами). Её особенностью стала заводская заправка топливом с последующей ампулизацией. В перспективе это обстоятельство обещало увеличение сроков хранения ракет на подводных лодках и значительное улучшение их эксплуатационных характеристик.

Ракета была на жидком топливе. Советским конструкторам ещё долго не удавалось создать ракетный двигатель на твёрдом топливе (все американские баллистические ракеты для подводных лодок, начиная с «Polaris A-1», были твердотопливными) и имела дальность полёта до 2400 км. Круговое вероятное отклонение ядерной боеголовки составляло около полутора километров, однако недостаточная точность компенсировалась мощностью ядерного заряда.

Параллельно с разработкой ракеты шло проектирование носителя — атомной ракетной подводной лодки проекта 667. Первоначально её планировалось вооружить уже состоявшими на вооружении ракетами Р-21, но с учётом их низких характеристик и скорого появления новой ракеты Р-27, в 1962 году проект переработали. Соответственно, он получил обозначение 667А.

В очертаниях новой подводной лодки явно просматривались контуры американского «Джорджа Вашингтон», ставшего образцом для создания (лучше сказать — для копирования) советского ракетоносца. Это было видно, что говорится, невооружённым глазом. Не случайно поэтому эксперты НАТО присвоили субмаринам проекта 667А условное наименование «Yankee», а отечественные флотские остряки окрестили их «Ваней Вашингтоном». Авторы книги «История отечественного судостроения» по этому поводу скромно заметили:

«Классическая схема подводного ракетоносца и боекомплект ракет, впервые реализованные в американском флоте, были повторены советскими, английскими, а позднее и французскими судостроителями».

Пусковые установки баллистических ракет Р-27, как и у «Вашингтона», располагались в вертикальных шахтах, расположенных в два ряда по восемь в 4-м и 5-м отсеках за ограждением рубки. Пуск ракет мог происходить залпом. Так, первый пуск ракеты Р-27 с борта подводной лодки К-137 был произведен 6 сентября 1967 года, спустя шесть дней она же произвела первый двухракетный залп. Ещё через пару лет, 11 декабря 1969 года, с подводной лодки К-32 был осуществлён первый в мире восьмиракетный залп ракет Р-27.

Полное подводное водоизмещение ракетоносцев проекта 667А (или типа «Навага») составляло 9300 тонн, длина 129,8 м, ширина 11,7 м, осадка 8,7 м. Два атомных реактора позволяли развивать под водой скорость до 26 узлов. Лодка могла погружаться на глубину до 500 метров. Экипаж составлял 120 человек, автономность по запасам провизии — 70 суток. Помимо 16 ракет Р-27, «Наваги» имели для самообороны четыре торпедных аппарата калибра 533 мм и два — 406 мм. Общий запас торпед составлял 20 штук.

Строительство атомных подводных ракетоносцев проекта 667А происходило одновременно в Северодвинске и в Комсомольске-на-Амуре в период с 1964 по 1972 годы. Первая лодка этого типа К-137, вскоре получившая наименование «Ленинец», вступила в строй 5 ноября 1967 года. Судостроители постарались и уложились в назначенный срок. К 50-летию Октябрьской Революции партия и правительство получили долгожданный подарок, который не стыдно было показать заносчивым американцам.


Атомная лодка типа «Навага» (пр. 667А)


Атомные ракетные подводные лодки проекта 667А стали самой многочисленной серий советских атомных субмарин. В течение шести лет в строй вступили 34 ракетоносца. Из них 22 лодки вошли в состав 19-й и 31-й дивизий подводных лодок Северного флота, остальные 12 несли службу на Тихом океане.

Итак, с отставанием на семь лет от вероятного противника, ВМФ СССР наконец получил ракетную подводную лодку, по своим характеристикам более или менее сопоставимую с американским аналогом. Правда, та же «История отечественного судостроения» констатировала:

«По отдельным характеристикам ракет (точность, дальность и др.) и их носителей (шумность, коэффициент оперативного напряжения и др.) отечественная система ещё уступала американской»[190]

Такого же мнения придерживался командир ракетного подводного крейсера стратегического назначения К-207 Северного флота капитан 1-го ранга Э. Ковалёв:

«Военное кораблестроение... сбывало флоту корабли, уступавшие по своим ТТЭ кораблям вероятного противника. И ничего нельзя было сделать. Такое мнение возникло у меня ещё на заре службы, когда я впервые вышел в море из Кронштадта на английской ПЛ «Лембит», а из Либавы — на немецкой лодке XXI серии (1936 и 1944 гг. постройки соответственно), а потом сравнил их с отечественной лодкой пр. 613 постройки 1954 г. Плохо дело обстояло у нас и с шумностью, а на атомных лодках — отвратительно. Но других кораблей не было, а оборону надо было крепить».[191]

Извечный лозунг «план— любой ценой!», горячо любимый комиссарами и политработниками всех уровней, приводил к тому, что более половины подводных лодок проекта 667А вступило в строй в последние дни декабря. Две лодки (К-214 и К-219) — 31 декабря 1971 года; одна лодка (К-228) — 31 декабря 1972 года, и так далее. Каждый, кто знаком с особенностями социалистической экономики, знает, что в этот период (конец месяца, а особенно — конец года) ничего качественного на советских заводах не делали. Опытные покупатели в магазинах всегда первым делом смотрели на дату выпуска товара. Но военные моряки были лишены права выбора, поэтому им приходилось оплачивать грехи судостроителей своей кровью.

Так что нет ничего удивительного в том, что на К-219 в 1979 году произошла авария из-за утечки ракетного топлива, а ещё через семь лет она погибла в районе Бермудских островов в результате очередной утечки и взрыва в ракетной шахте.

* * *

Ещё хуже обстояли дела с системой базирования ракетоносцев. Уже цитировавшийся командир подводной лодки проекта 667А Э. Ковалёв поведал одну историю, достойную театра абсурда. Итак, место действия — Северный флот, Сайда-губа. Ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-207 готовится к выходу в море на боевую службу, осталось погрузить на него две торпеды. Тыл флота выделил для их доставки санитарный «рафик» (!), который по дороге таинственно исчез в неизвестном направлении. И тогда капитан 1-го ранга Ковалев, командующий атомным ракетоносцем, способным стереть с лица земли целый континент, чтобы не сорвать сроки выхода своего корабля в море, садится за руль собственного мотоцикла «Урал» и лично буксирует тележки с торпедами на причал:

«Северный флот в шестидесятых видел, как в Полярном лодки, уходившие в поход, часто загружались разной амуницией и провизией с подвод, запряжённых лохматыми сивками, но чтобы торпеды возил мотоцикл... Такого ещё не было!»[192]

Попробуйте представить себе командира американского подводного ракетоносца, на мотоцикле «Харлей» везущего торпеды для своей лодки! Но в Советском Союзе подобное зрелище не вызывало особого удивления. На подобные мелочи просто никто не обращал внимание. Главным для руководителей СССР было то, что разрыв в количестве ракетных подводных лодок и ракет на них между США и Советским Союзом стал быстро сокращаться:

1966 год — соотношение по лодкам — 41:0, по ракетам 656:0

1967 год — соотношение по лодкам — 41:2, по ракетам 656:32

1970 год — соотношение по лодкам — 41:20, по ракетам 656:316

1975 год — соотношение по лодкам — 41:55, по ракетам 656:725

* * *

Середина 1970-х годов стала временем триумфа советских судостроителей и военных моряков. Ценой невероятных усилий и затраты огромных материальных и людских ресурсов Советский Союз превзошёл, наконец, Соединённые Штаты по количеству атомных ракетных подводных лодок и баллистических ракет морского базирования. Именно это количественное превосходство (на 14 лодок и на 69 ракет) советские руководители официально называли паритетом, т.е. равенством!


Погрузка торпеды на атомную лодку пр. 667А


Что касается качественных показателей, то здесь всё обстояло гораздо хуже. Судостроительные заводы день и ночь штамповали (другое слово не подходит) всё новые и новые подводные ракетоносцы, пополнявшие ряды Северного и Тихоокеанского флотов. Однако для этих лодок не было создана соответствующая инфраструктура и развитая система базирования. Отсутствовали и необходимые судоремонтные мощности.

Всё это, в сочетании с низким качеством самих подводных лодок, приводило к тому, что большую часть времени они проводили в базе, лишь изредка выходя в море. Как уже сказано выше, американские коэффициенты оперативной напряженности советским морякам казались фантастическими — им такое могло только сниться.

Поэтому, обладая солидным количественным превосходством над американским флотом, советский ВМФ постоянно имел в море на боевой службе меньше подводных лодок, чем вероятный противник. Остальные ремонтировались, а их экипажи, вместо того, чтобы готовиться к несению боевой службы (или просто отдыхать после тяжёлого похода) занимались бесконечными хозяйственными работами, важность которых, по мнению берегового начальства, значительно превосходила значение боевой службы. Дело доходило до того, что подводные ракетоносцы использовали в качестве транспортных средств — в их ракетных шахтах доставляли доски и другие стройматериалы, перевозили мотоциклы и автомобили.

В конце 1970-х годов в Советском флоте сложилась парадоксальная ситуация. Количество подводных атомных ракетоносцев с каждым годом возрастало, а на боевое дежурство их выходило всё меньше, поскольку всё большее число лодок требовало ремонта, мощностей для которого катастрофически не хватало. Экстенсивный путь развития советского флота загонял его в тупик.

Тем не менее, после поступления на вооружение ракетных лодок типа «Навага», а также ускоренного развёртывания огромной группировки межконтинентальных ракет наземного базирования, Советский Союз наконец достиг военно-стратегического паритета с Соединёнными Штатами (в смысле, количественно превзошёл), уступая только по количеству стратегических бомбардировщиков. Однако их в СССР считали оружием второго сорта и до поры, до времени, не собирались увеличивать авиапарк.

Озабоченные столь впечатляющим ростом ядерных сил самого вероятного противника, США пошли на подписание в 1972 году «Временного соглашения между СССР и США о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений».

В этом договоре были заинтересованы обе стороны, поскольку, во-первых, процесс наращивания стратегических вооружений грозил вырваться из-под контроля, а во-вторых, накопленные арсеналы ядерного оружия позволяли гарантированно и многократно уничтожить друг друга (непонятно, какой смысл в том, что противники могли уничтожить друг друга 30 и даже 40 раз, если одного раза более чем достаточно).

Осознание этой истины и желание ввести процесс гонки вооружений хоть в какие-то рамки привело к тому, что в Москве Брежнев и Никсон сделали первый шаг навстречу друг другу. Большинство советских маршалов и адмиралов было против данного соглашения. Они хотели бы и дальше развёртывать всё новые и новые ракетные комплексы, подводные лодки, другие системы вооружения. Но советская промышленность (а в СССР вся она по своей сути была военной) и так работала на пределе своих возможностей, поэтому ей требовалась некоторая передышка.

К тому же, требовалось ликвидировать наметившийся перекос в сторону подводных стратегических ракетоносцев, поскольку кроме них флоту требовались также средства борьбы с американскими подводными ракетоносцами, с авианосцами и кораблями ПЛО.

Договор ОСВ-2, подписанный Брежневым и Никсоном, определил:

«Советский Союз может иметь не более 950 пусковых установок баллистических ракет на подводных лодках и не более 62 современных подводных лодок с баллистическими ракетами. США могут иметь не более 710 пусковых установок баллистических ракет на подводных лодках и не более 44 современных подводных лодок с баллистическими ракетами.

Ввод в боевой состав дополнительных пусковых установок баллистических ракет на подводных лодках до указанных выше уровней (в СССР сверх 740 пусковых установок баллистических ракет на атомных подводных лодках и в США — сверх 656 пусковых установок баллистических ракет на атомных подводных лодках, находящихся в боевом составе и в стадии строительства) может осуществляться в качестве замены равного числа пусковых установок баллистических ракет старых типов, развернутых до 1964 года, или пусковых установок баллистических ракет старых подводных лодок.

Размещение современных баллистических ракет на любой подводной лодке, независимо от её типа, будет засчитываться в общий уровень БР ПЛ, разрешённый для СССР и США».

Подписав этот договор, Советский Союз впервые за всю свою историю согласился на ограничение части собственных вооружённых сил — стратегических ракет наземного и морского базирования. Однако он не отказался от их развития и совершенствования. Как гласит старая народная мудрость, «нам много — не мало»!

Стоило американцам обзавестись ракетами с разделяющимися боеголовками, как подобное новшество появилось и в СССР. Уже в 1972 году с борта подводной лодки стартовала ракета Р-27У, оснащённая головной частью с тремя ядерными боеголовками (ещё не имевшими индивидуального наведения). После завершения программы испытаний, ракетный комплекс Д-5У с ракетой Р-27У был принят на вооружение подводных лодок проекта 667АУ. Всего в период с 1972 по 1983 годы его получили 9 подводных ракетоносцев.

Баллистическая ракета на твёрдом топливе

Не давал покоя советским адмиралам и тот факт, что все отечественные ракеты были на жидком топливе, тогда как у американцев — на твёрдом.

Ещё со сталинских времен, усердно борясь с космополитизмом, маршалы и адмиралы пристально посматривали на Запад, стараясь не пропустить какие-нибудь технические новинки, появившиеся у проклятых империалистов. Западным специалистам они доверяли больше, чем своим (не случайно, отдавая приказ о копировании американского бомбардировщика Б-29, Сталин сказал: «не надо лучше, сделайте как у них»). Они старались при первой возможности украсть и скопировать заграничные штучки.

Вот и приверженность американских моряков к твердотопливным ракетам вызывала чувство зависти у отечественных адмиралов. Янки не дураки, значит такие ракеты лучше и эффективнее тех, что на жидком топливе. Поэтому от химиков и ракетчиков настойчиво требовали создать баллистическую ракету на твёрдом топливе для новых подводных ракетоносцев.

Конструкторское бюро В. П. Макееева опыта работ над такими ракетами не имело, к тому же оно было занято модернизацией состоявших на вооружении Р-27 и разработкой перспективных ракет на жидком топливе. Поэтому заказ на твердотопливную ракету в 1971 году получило КБ под руководством П. Тюрина. Конструкторы сразу оказались в сложном положении — размеры будущей ракеты Р-31 должны были обеспечить её размещение в ракетных шахтах, предназначенных для Р-27.

Заданную дальность полёта ракеты удалось сохранить только за счёт значительного увеличения её массы, длины и диаметра. Зазор между корпусом ракеты и пусковой шахтой свели до минимума, что потребовало перехода к так называемому «сухому старту». Если прежде на лодках проекта 667А перед стартом ракеты шахту заполняли водой с помощью насосов, шум которых демаскировал лодку, то теперь с помощью порохового аккумулятора давления ракета выталкивалась из шахты, прорывая специальную мембрану, не допускавшую воду. Старт ракеты мог производиться с глубины до 50 метров и при волнении моря до 8 баллов. Запуск маршевого двигателя происходил уже в воздухе.


Баллистическая ракета Р-31


Ракета Р-31 имела много имён. На флоте её именовали ЗМ17, во время переговоров с американцами ей придумали псевдоним РСМ-45. (Подобные клички, взятые с потолка, имели и другие ракеты, о которых шла речь в международных договорах. Так, уже упоминавшаяся Р-27 скрывалась под индексом РСМ-25: секретность превыше всего!). Дальность её полёта составила 3900 км.

Из-за увеличившейся массы ракетного комплекса Д-11 с твердотопливной ракетой Р-31 пришлось сократить боекомплект подводной лодки К-140 проекта 667А, избранной для модернизации, с 16 до 12 ракет. Первый пуск ракеты Р-31 с её борта состоялся 21 декабря 1976 года (торопились сделать подарок к 70-летию дорогого Леонида Ильича Брежнева, отмечавшемуся в этот день), а весь комплекс корабельных испытаний завершили в 1979 году.

Но к тому времени ракета Р-31 морально устарела, и не отвечала требованиям военных моряков, время и деньги на её создание были потрачены напрасно. От планов перевооружения подводных лодок проекта 667А твердотопливными ракетами Р-31 отказались, поскольку речь шла уже о выводе их из боевого состава в соответствии с условиями договора об ограничении стратегических вооружений. В 1979 года на консервацию отправились первые две лодки этого типа, у которых вырезали ракетные отсеки.

Подводный ракетоносец К-140 так и остался единственным кораблём советского военно-морского флота, вооружённым ракетным комплексом Д-11. Он прослужил в составе Северного флота до 1990 года. Комплекс оказался несовершенным (хорошо, что отказались от его развёртывания): из шести пусков с борта К-140 в 1977 году только один признали успешным.

Первый выход на боевую службу К-140 совершила лишь в сентябре-декабре 1980 года. В течение двух месяцев она патрулировала в Северной Атлантике, в пределах досягаемости целей на территории США. Лодку не обошла общая беда советского подводного флота — чрезвычайно низкий коэффициент оперативного напряжения. За восемь лет (1980—1987 гг.) она совершила всего восемь походов для несения боевой службы. Напомним, что первая американская ракетная подлодка «George Washington» за четыре с половиной года пребывания в боевом составе флота совершила 15 выходов на патрулирование.

В 1990 году командование ВМФ приняло решение о списании подводной лодки К-140 и утилизации ракет Р-31 путём отстрела всего имеющегося боекомплекта. Ранее были выпущены 36 ракет таких ракет (три боекомплекта), из них в ходе испытаний и практических стрельб израсходовали 20. В наличии оставались ещё 16. Их-то и решили использовать для ракетного фейерверка осенью 1990 года. Тем самым представилась уникальная возможность испытать боевые возможности ракетоносца при стрельбе всем боекомплектом, а не одной — двумя ракетами, как обычно.

Осенние стрельбы продемонстрировали низкую надёжность комплекса Д-11. Так, 18 сентября при пуске двух ракет одна не вышла; 1 октября — при трёхракетном залпе с интервалом 26 секунд не вышли две ракеты; 30 ноября — две ракеты не вышли. Общий итог был таков — из 16 ракет из-за неисправностей не вышли 6 ракет, их пришлось уничтожать на берегу. Вдобавок экипажу пришлось устранять множество неисправностей, бороться за живучесть (произошёл выброс порохового газа и прорыв воды в отсек), а также заниматься спортом — для выравнивания дифферента во время ракетной стрельбы 20 матросов бегали из кормы в нос — это дало возможность уменьшить его с 8 до 7 градусов и провести стрельбу. Вот они, особенности национальной стрельбы ракетами с подводных лодок. Тем не менее, командование признало утилизацию ракетного комплекса Д-11 успешной. Ещё бы, ведь две трети ракет стартовали.

Подводя итоги, можно сказать, что первый твердотопливный блин вышел, как положено, комом. Другие лодки на вооружение его не получили, а сама К-140 в декабре 1990 года отправилась на слом.

* * *

Пока команда К-140 боролась со своими ракетами, жизнь не стояла на месте. Ещё сходили на воду последние ракетные подводные лодки проекта 667А «Навага», а на стапелях уже закладывались новые — проекта 667Б «Мурена». В какой-то мере они стали ответом Советского Союза на появление у американцев ракет «Poseidon», но главной причиной их создания было давнее желание адмиралов получить в своё распоряжение ракетный комплекс, обладающий межконтинентальной дальностью 7800 км. Это позволило бы советским подводным ракетоносцам значительно увеличить площадь районов несения боевой службы, и соответственно, уменьшить вероятность обнаружения и уничтожения противолодочными силами противника.


Ракетоносец типа «Мурена» (пр. 667Б)


Работа над новым ракетным комплексом Д-9 началась ещё в 1964 году, но из-за сложности поставленной задачи, затянулась до 1971 года. Для испытаний ракеты Р-29 (псевдоним РСМ-40) переоборудовали атомную ракетную подводную лодку первого поколения К-145 проекта 658 — на её борту установили шесть ракетных шахт для новых ракет. С этой лодки, находившейся в надводном положении, и стартовала 25 декабря 1971 года ракета Р-29. Первый пуск прошёл успешно, но испытания вскоре пришлось прервать — во время пятого пуска ракета взорвалась при выходе из шахты, и лодка на полгода встала в ремонт.

В декабре 1976 года подлодка К-145 проекта 701 с ракетами Р-29 официально вошла в боевой состав флота, другие лодки первого поколения не переоборудовались.

Основными носителями межконтинентальной ракеты морского базирования Р-29 должны были стать атомные подводные лодки проекта 667Б «Мурена», строительство которых началось в 1971 году и велось очень высокими темпами — головной ракетоносец К-279 вступил в строй 22 декабря 1972 года. Месяцем раньше (18 ноября 1972 г.), ещё в период испытаний, с него впервые стартовала баллистическая ракета Р-29. За первой лодкой последовали ещё 17.

Увеличение массы и габаритов ракет привело к сокращению боекомплекта РПКСН — ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (так стали именовать ракетные подводные лодки второго поколения) типа «Мурена» на четверть — с 16 (на лодках типа «Навага», послуживших основой для новой серии) до 12, к увеличению водоизмещения на 1200 тонн и к снижению скорости на 2 узла.

Но это были мелочи, на которые не стоило обращать внимания, поскольку проектировщики обещали повышение боевой эффективности в два с половиной раза! К тому же, усовершенствованное стартовое оборудование позволяло выпустить весь боекомплект одним залпом. Игра стоила свеч!

Однако 18-и вступивших в строй ВМФ ракетных подводных крейсеров проекта 667Б «Мурена» флотскому командованию, секретарям ЦК КПСС, членам Политбюро и лично товарищу Брежневу показалась мало. К тому же хотелось увеличить дальность стрельбы и боекомплект. Поэтому в Северодвинске в апреле 1973 года заложили новую атомную подводную лодку К-182 проекта 667БД «Мурена-М», ставшую дальнейшим развитием «Мурены». Для её ракетных шахт, число которых увеличилось до 16 (для этого пришлось удлинить корпус на 16 метров), предназначалась усовершенствованная ракета Р-29Д с дальностью полёта 9000 км.


Баллистическая ракета Р-29


С постройкой подводных лодок проекта 667БД был преодолён своеобразный психологический барьер. Впервые в истории мирового судостроения водоизмещение подводного корабля превысило 10 000 тонн. Их построили четыре и все они вступили в строй в течение 1975 года. Первая (К-182) вступила в строй в сентябре. Через два года она получила длинное труднопроизносимое наименование — «Шестидесятилетие Великого Октября», с которым маялась до 1991 года. Оснащённые ракетными комплексами Д-9 с межконтинентальными ракетами Р-29У, ракетные подводные крейсеры типа «Мурена-М» могли производить их пуск из районов, контролируемых советским ВМФ, а в крайнем случае даже из собственных баз (в надводном положении), оставаясь недосягаемыми для противолодочных сил противника.

Небольшое количество построенных лодок проекта 667БД объясняется тем, что на подходе были уже новые РПКСН проекта 667БДР «Кальмар», основным вооружением которых должны были стать первые советские ракеты с разделяющимися головными частями индивидуального наведения РСМ-50. Такой псевдоним получили модернизированные ракеты семейства Р-29: Р-29Р, Р29РМ и Р-29К. Последние две несли трёх- и семиблочную боевую нагрузку.

Оснащение подводных ракетоносцев усовершенствованными ракетами с разделяющими головными частями индивидуального наведения позволило значительно увеличить количество поражаемых объектов противника, причём впервые — малоразмерных, но привело к снижению дальности поражения до 6500 км. За всё приходится платить. Командование ВМФ посчитало плату приемлемой, и в 1976—1982 годы в строй вступили 14 подводных крейсеров проекта 667БДР (головной К-441), несшие по 16 баллистических ракет каждый.


Ракетоносец типа «Кальмар» (пр. 667БДР)


16 ноября 1976 года с подводной лодки К-424 стартовала первая РСМ-50. Всего в ходе испытаний были запущены 22 ракеты, а по их итогам 25 августа 1977 года ракетный комплекс с ракетами РСМ-50 был официально принят на вооружение.

Но и этих ракетоносцев командованию ВМФ было мало. Адмиралы требовали от конструкторов новых подводных лодок и ракет, предпочитая строительство новых ракетных подводных крейсеров модернизации старых. Для каждой новой ракеты строилась новая подводная лодка — аппетиты военно-промышленного комплекса не знали предела.


Баллистические ракеты Р-29Р (вверху) и Р-29РМ (внизу)


Это только «нищие американцы» старательно модернизировали свои подводные ракетоносцы, заменяя ракеты «Polaris» сначала на «Poseidon», а затем на «Trident-1». Закончив в 1967 году строительство 41 подводной лодки для ракет «Polaris», к строительству новых ракетоносцев они приступили только в 1974 году, когда была заложена первая подводная лодка типа «Ohio» под 24 новые ракеты «Trident-1». В строй она вступила лишь в октябре 1981 года. Иными словами, в течение 14 лет американский флот не получил ни одной новой ракетной подводной лодки! Вот и думайте, кто занимался гонкой вооружений, а кто — разумной обороной.

Долгое время американцы предпочитали менять не лодки, а их ракеты и электронное оборудование, что было гораздо дешевле. Боевые возможности старых ракетоносцев постоянно возрастали, и это позволяло откладывать строительство новых атомоходов на более отдалённый период.

В Советском Союзе, напротив, спускали на воду один подводный ракетоносец за другим. Даже подписанные с американцами договоры об ограничении стратегических вооружений мало влияли на ситуацию. Стоило только общему количеству ракетных подводных лодок приблизиться к установленному договором пределу, как из строя стали выводить ракетоносцы проекта 667А «Навага», хотя самому старому из них в тот момент исполнилось всего 12 лет — для боевого корабля такого класса это не возраст.[193]

Впрочем, немаловажную роль в столь быстром окончании службы «Наваг» сыграли и другие причины.

Во-первых, та спешка, с которой они строились. Многочисленные конструктивные и производственные дефекты служили причиной постоянной озабоченности начальников-адмиралов и экипажей. Аварии и поломки являлись постоянными спутниками подводников, приводили к значительному снижению КОН. Ещё и поэтому модернизации имевшихся подводных ракетоносцев предпочли строительство новых, тем более, что денег на флот в брежневские времена хватало.

Во-вторых, за каждую принятую на вооружение ракету, за каждый вступивший в строй подводный ракетоносец щедро раздавали ордена, звания и премии. Количество золотых звёзд на погонах, орденов на адмиральских мундирах росло не по дням, а по часам. Главнокомандующий ВМФ адмирал Горшков две своих звезды Героя Советского Союза получил не в годы войны, а в 1965 и 1982 годы, когда советский флот ни с кем не воевал. Конечно, он приложил немало усилий для развития флота, вывел его в просторы Мирового Океана, но присвоение звания Героя Советского Союза всё же предполагало совершение подвига, к каковому старательное исполнение служебных обязанностей не относилось (для этого существовали другие награды). Но, учитывая тот факт, что Верховный Главнокомандующий вооружёнными силами СССР маршал Брежнев в те же времена стал четырежды Героем, удивляться не приходится.

Поскольку модернизация «устаревших» (как же, десять лет в строю!) подводных лодок не обещала ни наград, ни повышения в чинах, лишь одни заботы и неприятности, адмиралы с лёгкой душой отправляли их в утилизацию, одновременно заказывая судостроительной промышленности новые ракетоносцы.

Не прошло и четырёх лет после вступления в боевой состав флота последней, 14-й по счёту, подводной лодки К-129 проекта 667БДР «Кальмар», как флот получил первую лодку нового проекта 667БДРМ «Дельфин» (РПКСН К-51 «Имени XXVI-гo съезда КПСС»). Решение об её проектировании и строительстве было принято ещё в 1975 году, когда был только-только заложен первый корпус лодок предыдущего проекта 667БДР. Маховик строительства подводных ракетоносцев набрал максимальные обороты!


Ракетоносец типа «Дельфин» (пр. 667БДРМ)


Главным отличием «Дельфина» от «Кальмара» стал ракетный комплекс. Вместо ракет РСМ-50 комплекса Д-9Р появились РСМ-54 комплекса Д-9РМ, имевшие увеличенную до 8300 км дальность стрельбы, и способные доставить к цели до десяти ядерных боеголовок индивидуального наведения. Повысилась также точность стрельбы — круговое вероятное отклонение новых ракет составляло 0,5—0,9 км против 0,9—1,4 км у предыдущих. Старт ракет РСМ-54 (очередной псевдоним для американцев) мог производиться с глубины до 55 метров при волнении моря до 7 баллов, причём весь боекомплект (16 ракет) можно было выпустить в одном залпе.

До февраля 1992 года в Северодвинске построили 7 подводных ракетоносцев проекта 667БДРМ «Дельфин», имевшие водоизмещение почти 12 000 тонн, и улучшенные, по сравнению с предшественниками, характеристики скрытности. В «Истории отечественного судостроения» по этому поводу сказано:

«Стратегическая система, начало которой было положено в 1967 году вводом в строй головной атомной лодки проекта 667А с 16 жидкотопливными ракетами, прошла пять этапов совершенствования ракетного оружия и его базового носителя и завершилась постройкой лодок проекта 667БДРМ. За 24 года было построено 77 стратегических атомных подводных лодок этих типов и таким образом выполнена крупнейшая программа в истории отечественного атомного подводного кораблестроения».

Мы добавим: и мирового. Что там у нас любили говорить по поводу развязанной империалистами гонки вооружений? А вот что. Официоз министерства обороны СССР «Откуда исходит угроза миру» сообщал:

/В начале 60-х годов/ «было положено начало американской программе строительства 41 атомной подводной лодки с баллистическими ракетами. В тот период таких лодок ни у кого в мире не было.[194] Уже в середине 60-х годов Пентагон приступил к оснащению ракет подводных лодок разделяющимися головными частями. О том, кто является зачинателем наращивания числа ракетных подводных лодок (ПЛАРБ), баллистических ракет и ядерных зарядов на них, говорят следующие цифры».

А цифры были и впрямь впечатляющие:

1960 год: США 3 ПЛАРБ и 48 ракет; СССР - 0 (хотя 12 ноября 1960 года в строй вступила К-19 с тремя ракетами на борту);

1967 год: США - 41 ПЛАРБ и 656 ракет; СССР - 2 ПЛАРБ и 32 ракеты (лодки проекта 658 не учитываются);

1970 год: США - 41 ПЛАРБ и 656 ракет; СССР - 20 ПЛАРБ и 316 ракет;

1975 год: США —41 ПЛАРБ и 656 ракет (никакого движения!); СССР — 55 ПЛАРБ и 724 ракеты;

1981 год: США - 40 ПЛАРБ и 648 ракет; СССР - 62 ПЛАРБ и 950 ракет.


Погрузка ракеты Р-29 в шахту подводной лодки


Совершенно справедливо современный исследователь подчёркивает, что за успехи в этой гонке вооружений (которую, напомним, первым начал Сталин, стремившийся к окончательной победе над империализмом) пришлось заплатить совершенно безумную цену:

«Таким образом, МСЯС создавались троекратно: сперва было построено 37 ПЛ с ракетами первого поколения, затем 34 ракетоносца с ракетами семейства Р-27 и, наконец, 36 лодок с ракетами Р-29 и Р-29Р.

Не стоит вспоминать, кто платит дважды. В данной ситуации даже не дважды, а трижды пришлось платить... Положение догоняющего в гонке ядерных вооружений требовало скорейшей реализации имеющихся возможностей, практически без оглядки на уровень совершенства технических решений и критерия «стоимость/эффективность».[195]

Ракетоносцы проекта 941

Догнав и перегнав Америку по количеству подводных ракетоносцев и ракет на них, советские руководители никак не могли успокоиться. Им хотелось ещё и ещё лодок, ракет, боеголовок, но мешали подписанные договоры об ограничении стратегических вооружений, из-за которых часть лодок (ещё вполне пригодных к несению боевой службы) надо было отправлять в металлолом, чтобы освободить место для новых, строительство которых шло полным ходом.

Ракеты РСМ-54, как и все другие баллистические ракеты подводных лодок (кроме Р-31) были на жидком топливе. За двадцать лет удалось добиться значительного прогресса в их конструкции: в несколько раз увеличились дальность полёта и точность попадания в цель, на смену моноблокам пришли разделяющиеся боеголовки индивидуального наведения. Применение долгохранимого топлива и ампулизация существенно улучшило эксплуатационные характеристики жидкостных ракет, приблизило их к характеристикам твердотопливных баллистических ракет морского базирования. Но переход на ракеты с твёрдым топливом был всё же неизбежен:

«Использование высокотоксичных самовоспламеняющихся компонентов создало предпосылки к авариям и катастрофам с тяжелейшими последствиями. В комплексе Д-2 безопасность в какой-то мере обеспечивалась отдельным хранением горючего в цистернах ПЛ, но в дальнейшем для сокращения продолжительности предстартовой подготовки ракеты устанавливались на ракетоносцах в полностью заправленном состоянии.

Самым трагичным следствием принятой ориентации на применение исключительно жидкого топлива стала гибель РПКСН К-219 в ноябре 1986 года в результате разрушения баковых отсеков, возгорания и взрыва топлива ракеты типа Р-27.

В конечном счёте, опыт развития всех иностранных флотов подтвердил необходимость перехода на твердотопливную технику».[196]

Как уже сказано выше, экспериментальные твердотопливные ракеты Р-31 ракетного комплекса Д-11, созданные конструкторским бюро Тюрина, на флоте не прижились. Пришлось все-таки доверить это дело Макееву, своего рода монополисту в области баллистических ракет подводного базирования. Его КБ получило особо важное задание: создать межконтинентальный ракетный комплекс на твёрдом топливе для вооружения новых РПКСН проекта 941 «Акула». Так началась история тяжёлых ракетных крейсеров стратегического назначения, получивших широкую известность под обозначением НАТО «Тайфун», и не имеющих себе равных в мире по размерам.

В результате напряжённой работы коллектива бюро Макеева, в 1984 году была принята на вооружение твердотопливная ракета Р-39 (псевдоним РСМ-52) ракетного комплекса Д-19, с дальностью полёта 8300 км. Она могла доставить к цели десять боеголовок индивидуального наведения с круговым вероятным отклонением в пределах 0,5—0,6 км, но при этом имела весьма солидный стартовый вес — 90 тонн. До неё самой тяжёлой советской морской баллистической ракетой была Р-29РМ (она же РСМ-54) массой 40 тонн.

Применение в конструкции Р-39 твёрдого топлива имело следствием резкое увеличение массогабаритных характеристик, что, в сочетании с увеличением боекомплекта до 20 ракет, привело к значительному росту размеров и водоизмещения носителя — подводного ракетоносца проекта 941.


Ракетные шахты на РПКСН типа «Акула» (пр. 941)


Тяжёлый ракетный подводный крейсер «Акула», больше известный общественности как «Тайфун», стал самым крупным кораблём в истории мирового подводного кораблестроения. Пытаясь разместить требуемые заказчиком 20 ракет на борту подводного корабля, проектировщики создали уникальную конструкцию — «Акула» имеет два отдельных прочных корпуса, между которыми в носовой части перед ограждением рубки размещены в два ряда ракетные шахты. Из-за этого ширина атомохода достигла 22,8 метров при длине 175 метров. Полное подводное водоизмещение составило фантастическую для подводных кораблей величину — 33 800 тонн!


Ракетоносец типа «Акула» (пр. 941)


В Советском Союзе тяжёлые ракетные крейсера «Акула» обычно представляли как «наш ответ» на создание в США подводных ракетоносцев типа «Ohio», и считали их аналогом, хотя при сравнении возникают серьёзные сомнения по этому поводу.

Американские лодки типа «Ohio» при значительно меньшем водоизмещении (18 750 тонн) и размерах (длина 170,7 м; ширина 12,8 м), несут на своем борту больший боекомплект — 24 ракеты «Trident», а также имеют более высокую скрытность, что увеличивает их боевые возможности. «Акулы» превзошли своих заокеанских конкурентов только размерами и массой.

Первый ракетный крейсер проекта 941 (ТК-208) вступил встрой 12 декабря 1981 года. К своему 75-летию неутомимый «борец за мир» Л. И. Брежнев получил два «военных подарка»: в небо поднялся самый большой в мире бомбардировщик Ту-160, в море вышел самый большой в мире подводный ракетоносец. Через две недели (27 декабря) с него впервые стартовала ракета РСМ-52. Последний (шестой) тяжёлый ракетный крейсер ТК-20 вступил в боевой состав Советского ВМФ в сентябре 1989 года. Седьмой подводный гигант разобрали на стапеле.

* * *

В феврале 1992 года в состав уже Российского ВМФ вошла последняя лодка проекта 667БДРМ «Дельфин», заложенная в 1989 году ещё в Советском Союзе. Её сдача завершила грандиозную по масштабам советскую программу строительства подводных лодок с баллистическими ракетами на борту. За три с небольшим десятилетия коммунисты построили 120 таких лодок, из них 91 с ядерной силовой установкой.

Пик программы пришелся на период с 1967 по 1991 годы, когда в состав ВМФ вступили около 80 ракетных подводных крейсеров стратегического назначения — в среднем по три в год. И это несмотря на то, что основой советских ядерных сил всегда считались межконтинентальные ракеты наземного базирования, входившие в состав Ракетных войск стратегического назначения! Подводным ракетоносцам отводилась второстепенная роль, что нисколько не мешало постоянному увеличению их количества и совершенствованию качества. Как уже сказано, адмиралам и генералам «даже много всё равно было мало».

Вступавшие в строй атомные подводные лодки сводились сначала в дивизии, затем в эскадры, а с увеличением их количества на Северном и Тихоокеанском флотах были сформированы флотилии подводных лодок, предназначенные для решения оперативных и стратегических задач.

Бывший командующий 4-й флотилией подлодок Тихоокеанского флота (в нее входили три дивизии: 21-я ракетных подводных крейсеров стратегического назначения, 26-я — многоцелевых атомных лодок, 29-я — атомных лодок с крылатыми ракетами на борту) вице-адмирал В. Храмцов определял их так:

«1) Борьба с подводными лодками вероятного противника (прежде всего с американскими АПЛ в Тихом океане);

2) борьба с надводными группировками вероятного противника, а также нанесение ракетно-ядерных ударов по береговым объектам;

3) нанесение упреждающих (!) ракетно-ядерных ударов по территории вероятного противника (США, Япония, Южная Корея)».[197]

Аналогичные задачи готовились выполнять и другие соединения и объединения советского подводного флота. В так называемый «угрожаемый период» в океан двинулись бы сотни советских подводных лодок — дизельных и атомных, самых современных и построенных в первые послевоенные годы.

Старые лодки должны были служить своеобразным щитом, способным прикрыть атакующие подводные корабли. Пока противолодочные силы противника охотились бы за первым эшелоном, состоявшим из устаревших лодок, ударные атомные субмарины вырвались бы на океанский простор. Для их маскировки предполагалось также использовать грузовые и рыболовные суда, шум винтов и двигателей которых способен заглушать звуки, издаваемые подводными лодками. Адмиралы надеялись, что подобная тактика обеспечит прорыв через противолодочные рубежи НАТО. Кроме того, удары по стационарным объектам этих рубежей должны были нанести подразделения подводного спецназа.

К моменту распада СССР распределение ракетных подводных крейсеров стратегического назначения между флотами было следующим:

Северный флот — 38 единиц:

6 РПКСН типа «Навага» пр. 667 (96 ракет РСМ-25);

1 РПКСН типа «Навага-М» пр. 667А (12 ракет РСМ-45);

9 РПКСН типа «Мурена» пр. 667Б (106 ракет РСМ-40);

4 РПКСН типа «Мурена-М» пр. 667БД (64 ракеты РСМ-40);

5 РПКСН типа «Кальмар» пр. 667БДР (80 ракет РСМ-50);

7 РПКСН типа «Дельфин» пр. 667 БДРМ (112 ракет РСМ-54);

6 ТРПКСН типа «Акула» пр. 941 (120 ракет РСМ-52).


Тихоокеанский флот — 24 единицы:

6 РПКСН типа «Навага» пр. 667 (96 ракет РСМ-25);

9 РПКСН типа «Мурена» пр. 667Б (108 ракет РСМ-40);

9 РПКСН типа «Кальмар» пр. 667БДР (144 ракеты РСМ-50).

Таким образом, всего в составе ВМФ СССР в 1991 году имелись 62 подводных атомных ракетоносца, вооружённых 940 баллистическими ракетами. Всё это солидное наследство досталось России.

Глава 4. УБИЙЦЫ АВИАНОСЦЕВ

Ракетные подводные крейсеры стратегического назначения советского ВМФ предназначались, в случае всеобщей ядерной войны (в другой войне им просто нечего было делать), для решения стратегических задач — нанесения ракетно-ядерных ударов по целям на территории США и их союзников. В полной готовности к пуску ракет, часть этих лодок постоянно находилась на боевом дежурстве в Атлантическом, Тихом, Северном Ледовитом и Индийском океанах.

Но не только для ракетно-ядерных ударов по наземным объектам вероятного противника предназначался советский флот. Одной из его важнейших задач всю послевоенную эпоху считалась борьба с авианосными ударными соединениями ВМФ США, а также Великобритании. Более того, именно авианосцы советская пропаганда изображала как главный символ агрессивной политики мирового империализма, угрожающего «мирному труду» советских людей, круглосуточно создававших небывалую в истории человечества военную машину. Повторим ещё раз, что по количеству любого вида вооружений СССР занимал первое место в мире, а многих видов оружия у него было больше, чем во всех странах мира, вместе взятых!

Однако при этом своих полноценных авианосцев в советском флоте никогда не было, главная ставка в борьбе с вражескими «плавучими аэродромами» делалась на подводные лодки, оснащённые противокорабельными крылатыми ракетами, а также на самолёты-ракетоносцы морской и дальней авиации.

Далеко не случайно в Советском Союзе в большом количестве строились дизельные и атомные подводные лодки, вооружённые крылатыми ракетами, тогда как другие страны мира долгое время игнорировали такие субмарины и такие ракеты. Помимо авианосцев, «буржуи» строили много надводных кораблей разных классов, решавших задачи ПВО и ПЛО авианосных соединений и транспортных конвоев.

Первые дизельные подводные лодки с крылатыми ракетами, предназначенными для ударов по наземным целям и кораблям противника, появились в советском флоте ещё в 1959—62 гг. Выше уже рассказывалось о том, что с этой целью 12 лодок проекта 613 переоборудовали в носители крылатых ракет П-5 по проектам 644 (2 ракеты) и 665 (4 ракеты).


Дизельная лодка-ракетоносец пр. 665


Адмирал В. А. Касатонов весьма эмоционально высказался по их поводу в своих мемуарах:

«А чего стоили наши подводные лодки, на которые в срочном порядке монтировали контейнеры с ракетами (не менее двух). Их называли как угодно: и «каракатицы», и «абракадабры»!... Такое ракетное оружие имело на кораблях массу отказов, и стрелять ими практически можно было только с надводного положения, к тому же при полном штиле. А это уже не боевая готовность. Что же говорить про такие категории на ПЛ, как шумность, маневренность и др., уж это всё, конечно, терялось само собой».[198]

Кроме переоборудованных субмарин, в 1963—68 годы флот получил от судостроительной промышленности 16 дизельных ракетоносцев специальной постройки. Это были подводные лодки проекта 651, по классификации НАТО — типа «Juliett».


Дизельная лодка-ракетоносец пр. 651


Каждая из таких лодок (полное надводное водоизмещение 3174 тонны, длина 86 метров, дальность плавания под РДП 18 000 миль на 7 узлах) несла четыре крылатые ракеты П-6. При погружении экипаж, используя все средства регенерации воздуха, мог оставаться под водой до 800 часов, т.е. целый месяц! Для уменьшения шумности механизмов корпуса лодок, начиная с шестой в серии, покрывали резиной. Скорость полного хода под водой достигала 18 узлов.

Однако для пуска ракет всё равно требовалось всплывать на поверхность. Ракетные залпы можно было производить на скорости до 8 узлов и при волнении моря не более 4-х баллов. В походном положении ракетные пусковые установки не выступали за пределы лёгкого корпуса. В боевом положении их поднимали под углом 15 градусов к линии горизонта.

Наступление атомной эры привело к появлению в боевом строю и первых атомных лодок с крылатыми ракетами (как противокорабельными, так и стратегическими — для ударов по площадям). Это были пять ракетоносцев проекта 659, построенных специально для Тихоокеанского флота. Вслед за ними появилась большая серия лодок проекта 675 — в 1961—1967 гг. в строй вступили 29 таких лодок (речь о них уже шла в предыдущих главах книги).

В результате этих усилий ВМФ СССР к 1968 году имел в своём составе уже более 60-и дизельных и атомных подводных лодок, вооружённых противокорабельными крылатыми ракетами, и предназначенных для борьбы с авианосными соединениями.

Однако боевые возможности этих субмарин абсолютно не удовлетворяли командование флота. Ведь для запуска своих ракет все они должны были вплывать на поверхность, превращаясь в прекрасные мишени для противолодочных сил противника. Кроме того, боевое использование состоявших на вооружении крылатых ракет сильно затрудняло отсутствие целеуказания (основным средством обнаружения надводных кораблей противника являлись РЛС самих лодок, работа которых демаскировала лодки, а дальность обнаружения целей была в несколько раз меньше дальности пуска ракет).

Поэтому, когда первые подводные ракетоносцы ещё только закладывались на стапелях судостроительных заводов, адмиралы уже требовали от конструкторов и судостроителей новых, более совершенных, кораблей данного класса. Им очень хотелось получить в своё распоряжение такие подводные атомоходы, которые бы могли наносить ракетные удары по авианосцам из океанских глубин, оставаясь при этом невидимками. Желание вполне понятное и оправданное, но, как говорил один из персонажей бессмертного фильма «Кавказская пленница»: «Так выпьем же за то, чтобы наши желания всегда соответствовали нашим возможностям!»

«Убийца» проекта 661

Советские военные и политические руководители никогда не хотели следовать такому пожеланию. Так, проектировщикам новой атомной подводной лодки проекта 661 они приказали использовать самые современные технологии и одновременно запретили им применять уже освоенные промышленностью технические средства, оборудование, материалы. Всё должно было быть абсолютно новым, чтобы обеспечить качественный скачок в развитии советского подводного флота.

Корпус атомохода впервые в истории мирового судостроения решили изготовить не из стали, а из титана. Предполагалось использовать много новых конструктивных решений для достижения уникальных маневренных и скоростных качеств. Теоретически, по своим характеристикам подводная лодка проекта 661 должна была превзойти не только все имевшиеся в наличии, но и перспективные зарубежные подводные корабли. В случае успеха, подобный «большой скачок» обеспечил бы советскому флоту значительное преимущество над вероятным противником.


Экспериментальная лодка К-162 во время испытаний (декабрь 1969 г.)


Однако впечатляюще выглядевшие на бумаге амбициозные планы коммунистов (ещё раз напомним — «научно обоснованные»), как всегда рассыпались в прах при первом же столкновении с реалиями советского военно-промышленного комплекса.

Проектирование «супер-лодки», начатое в 1958 году, растянулось на пять лет. За три дня до наступления 1964 года в Северодвинске, наконец, заложили долгожданную атомную подводную лодку К-162 проекта 661. Но трудности с проектированием оказались, как показали дальнейшие события, ещё цветочками, ягодки были впереди.

Лодка имела весьма оригинальную конструкцию. Носовая часть её прочного корпуса в сечении напоминала «восьмёрку», и состояла из двух цилиндров диаметром пять с половиной метров каждый, расположенных один над другим. В районе четвёртого отсека они стыковались с основным корпусом цилиндрической формы диаметром девять метров. Лёгкий же корпус в поперечном сечении имел круговую форму, что позволяло разместить в носовой части, между прочным и лёгким корпусами, десять контейнеров с противокорабельными крылатыми ракетами П-70 «Аметист».

Для кормовой части проектировщики выбрали форму типа «раздвоенная корма», с пятиметровым расстоянием между гребными валами восьмилопастных гребных винтов. Подобные новаторские решения, по мысли конструкторов, должны были обеспечить новой подлодке высокие маневренные и скоростные качества.

Не имело в то время аналогов в мире основное вооружение К-162: твердотопливные противокорабельные крылатые ракеты с подводным стартом П-70 «Аметист», созданные в КБ любимца Хрущёва Челомея, впервые изменившего ракетам на жидком топливе. Старт крылатых ракет «Аметист» производился из подводного положения с глубины до 30 метров под углом 15 градусов к горизонту. Контейнер с ракетой предварительно заполнялся забортной водой, стартовые двигатели подводного хода выводили ракету на поверхность, после чего включался маршевый двигатель (время его работы составляло три минуты).


Крылатая ракета «Аметист»


Максимальная дальность полёта «Аметиста» не превышала 70 километров, которые ракета преодолевала на высоте 60 метров, доставляя к цели фугасно-кумулятивную головную часть либо ядерную боеголовку, в зависимости от оснащения. В этой ракете советским конструкторам впервые удалось реализовать принцип «выстрелил и забыл» — радиолокационная головка самонаведения самостоятельно выбирала цель, имеющую наибольшую отражающую поверхность (это, как правило, был авианосец), и наводилась на неё.

Чтобы повысить шансы уничтожения авианосца противника, и обеспечить отрыв от преследующих противолодочных сил, от конструкторов потребовали обеспечить подводную скорость хода до 38 узлов. Они славно постарались и не только выполнили требование заказчика (что вообще-то случается весьма редко), но даже перевыполнили. В декабре 1971 года на ходовых испытаниях К-162 развила подводную скорость 44,7 узла (82,78 км/час), что по сей день остается мировым рекордом. Члены наблюдательной комиссии тут же отбили телеграмму Брежневу, рапортуя о замечательном подарке к 65-му дню рождения вождя, неустанно боровшегося за мир во всем мире путем осуществления небывалой в истории человечества гонки вооружений.

Но этому радостному событию предшествовала обычная советская история — бесконечное затягивание сроков строительства. Требование абсолютной новизны сыграло злую шутку с заказчиком. Не помогли бесконечные постановления правительства, грозные приказы министров судостроительной промышленности и обороны — вялотекущее строительство затянулось до 1969 года. Только 31 декабря 1969 года был, наконец, подписан акт о приёмке К-162 в состав флота (давно надо было именно этот день объявить Днём советских судостроителей — так они любили сдавать корабли в последний день года!). Закончилась 11-летняя эпопея создания подводного «экспресса», но не закончились неприятности.

Подводная лодка К-162 даже при 80-процентной мощности энергетической установки развивала под водой скорость 42 узла (77,8 км/час). Казалось бы, вот он, триумф советской науки и техники! Наконец-то советский ВМФ получил подводный рейдер, способный догнать любой крупный надводный корабль противника, атаковать его и уйти от преследования. Но трезвый взгляд на резвого новичка вызвал у адмиралов глубокую тоску.

Выяснилось, что на такой скорости подводного хода колоссально возрастает уровень шума, производимого лодкой (более 100 децибел!), что позволяет противнику легко обнаружить её на большой дальности и, естественно, предпринять необходимые меры самообороны. В такой ситуации шансов на успешную атаку авианосного соединения практически не оставалось — охотник сам превращался в жертву.


Атомная «супер-субмарина» К-162 пр. 661


И вот этой лодке, уже обнаруженной противником, надо было приблизиться к авианосцу хотя бы на 60 км и произвести пуск ракет, тем самым окончательно демаскировав себя. К тому же, для использования всего боекомплекта (десяти крылатых ракет «Аметист») требовалось произвести два раздельных залпа (все варианты атаки авианосных соединений предусматривали только массированное применение ракетного оружия, об одиночных пусках речь вообще не шла) с интервалом в три минуты, что также уменьшало шансы на успех и выживание.

В общем, было от чего грустить флотскому командованию. Во-первых, долгожданная сверхскоростная субмарина не соответствовала даже минимальным требованиям скрытности. Во-вторых, ракеты «Аметист» обладали множеством недостатков (главные среди них — малая дальность, неустойчивость к помехам, ненадёжность). В-третьих, основные механизмы и оборудование корабля имели совершенно недостаточный ресурс. Как-то вдруг выяснилось, что время и деньги (стоимость К-162 оказалась в несколько раз выше, чем у других тогдашних атомоходов) выброшены на ветер. Полноценным боевым кораблём К-162 так и не стала.

К тому времени главным показателем совершенства подводных лодок уже считались характеристики шумности — чем тише, тем лучше. Скорость 44 узла, на которой у лодки отрывало входную дверь ограждения рубки, лючки и обтекатели, а рёв, издаваемый ею, был слышен за полсотни миль вокруг (кстати, сама лодка становилась при этом абсолютно глухой), оказалась никому не нужна.

От строительства серийных подводных лодок проекта 661 пришлось воздержаться. Разумеется, о том незначительном факте, что боевая ценность «экспериментальной» подводной лодки является минимальной, велено было забыть. Публично же, само собой понятно, всегда постоянно подчёркивалось (и подчёркивается до сих пор) совсем иное:

«По своим ходовым и маневренным качествам корабль не имел аналогов ни в нашем, ни зарубежном подводном кораблестроении... Использование этой АПЛ в качестве опытного корабля[199] обеспечило проведение в натурных условиях испытаний новых типов боевых и технических средств с учетом перспектив развития АПЛ следующих поколений, внедрение и изучение возможности новых судостроительных материалов, разработку технологии их изготовления и применения в производстве и эксплуатации».

Не обошла подводного рекордсмена стороной и радиационная авария. В конце 70-х годов, когда К-162 находилась на ремонте, при перезарядке реакторов какой-то матрос уронил в него (реактор) гаечный ключ, из-за чего пришлось выгружать активную зону. Торопясь отрапортовать о завершении затянувшегося ремонта, устроили аврал, результатом чего стал несанкционированный пуск атомного реактора, так как электрики в спешке перепутали фазы электропитания в его механизмах. К счастью для экипажа, всё обошлось одной лишь разгерметизацией первого контура реактора и выбросом радиоактивной воды в один из отсеков подводной лодки, что на фоне аварий с человеческими жертвами на К-19 и К-27 выглядело лёгким недоразумением.

Трещину в компенсаторе главного насоса вскоре заварили, в отсеке провели дезактивацию, и лодка продолжила службу до 1988 года, когда её поставили на отстой.

«Убийца» проекта 670

Параллельно с затянувшейся историей подводной лодки К-162 развивалась другая сюжетная линия — строительство серии атомных подводных ракетоносцев проекта 670 (типа «Скат») и их модификаций. Дизельные и атомные лодки первого поколения, оснащённые крылатыми ракетами, уже совершенно не устраивали командование, настолько низким был их боевой потенциал. Поэтому во второй половине 60-х годов с атомных ракетных подводных лодок проекта 659 Тихоокеанского флота даже сняли ракетное вооружение и превратили их в торпедные.

Советскому ВМФ требовались более мощные средства для борьбы с американскими авианосцами. Проект 661 оказался неудачным, поэтому решили построить другую серию лодок с корпусами из стали вместо дорогого титана, с меньшей скоростью подводного хода, зато менее шумных и вооружённых противокорабельными крылатыми ракетами, стартующими из-под воды.

Поскольку судостроительные заводы Северодвинска и Комсомольска были в это время загружены строительством атомных ракетных подводных крейсеров стратегического назначения, что являлось приоритетной программой военного судостроения СССР, «убийц авианосцев» второго поколения решили строить на заводе «Красное Сормово» в Горьком, на берегах Волги. Основным вооружением новых подлодок должен был стать всё тот же ракетный комплекс «Аметист».

Так как лодки проекта 670 были менее сложными по конструкции, чем К-162 проекта 661, их строительство шло гораздо быстрее, чем К-162. Уже в 1967 году флот получил головную подводную лодку этого типа К-43. В октябре-ноябре того же года она произвела испытательные пуски ракет «Аметист» (всего были запущены 10 ракет, в том числе четыре — одним ракетным залпом).

Водоизмещение подводных лодок проекта 670 составило около 3600 тонн, длина 94 м, ширина 9,9 м, осадка 7,5 м. Скорость подводного хода не превышала 26 узлов (48,2 км/час), а глубина погружения достигала 350 метров. «Скаты» стали первыми советскими однореакторными одновальными атомными подводными лодками, имевшими обтекаемую форму.

Контейнеры с восемью противокорабельными ракетами «Аметист» располагались в носовой части, по 4 с каждого борта, под углом к горизонту. Пуск крылатых ракет можно было осуществлять из подводного положения на скорости лодки до пяти узлов и при волнении моря до пяти баллов. Всего флот получил в течение 6 лет (1967—72 гг.) 11 субмарин типа «Скат». Однако врождённые недостатки ракет «Аметист» — малая дальность стрельбы, недостаточная защищённость от радиоэлектронных помех и низкая избирательность целей — серьёзно ограничивали боевые возможности лодок данного типа.

Командир атомной подводной лодки К-429 капитан 1-го ранга А. Копьев, оценивая сильные и слабые стороны субмарин проекта 670А, отмечал:

«Главная задача этих лодок — борьба с авианосцами из состава АМГ. Конечно, подводный старт КР «Аметист» с эффективной дальностью стрельбы 56 км и несколько меньшая шумность (по сравнению с АПЛ пр. 675 — основного носителя КР с надводным стартом) намного увеличили потенциал АПЛ пр. 670 по уничтожению оружием с СБЧ[200] главной цели — авианосца. Но именно с ядерным боеприпасом, а не в обычном снаряжении.

Помимо авианосца, в состав АМГ входят 7—10 кораблей охранения плюс многоцелевая АПЛ, имеющая над советскими лодками превосходство по главному параметру, характеризующему скрытность, — шумности, и как следствие — преимущество в дальности обнаружения противника, т.е. АПЛ пр. 670. Понятно, что при таких условиях решение задачи уничтожения авианосца становится проблематичным. Даже если тебе повезёт и, прорвав глубоко эшелонированную ПЛО, ты выйдешь на гидроакустический контакт с авианосцем, запущенные КР встретят корабли охранения, имеющие на вооружении ЗРК, способные поражать одновременно несколько высоколетящих и низкоскоростных целей, какими являются КР «Аметист».[201]


Атомная лодка типа «Скат» (пр. 670А)


Все 11 атомоходов типа «Скат» отправились служить на Дальний Восток, который на долгие годы стал их родным домом. Лодка этой серии К-429 дважды тонула у берегов Камчатки, и дважды её поднимали на поверхность (второй раз лишь для того, чтобы отправить в металлолом), тогда как К-43 ожидала единственная в своем роде загранкомандировка: в 1988 году её на три года сдали в аренду индийскому военно-морскому флоту. Случай уникальный — ни одна из ядерных держав, ни до, ни после, не давала кому-либо в пользование атомные подводные лодки. Мы опять оказались впереди планеты всей. Михаил Сергеевич Горбачёв не смог отказать в такой любезности индийским друзьям, мечтавшим о собственном атомном подводном флоте. Индусы с большим удовольствием купили бы эту лодку, но им помешали американцы, поднявшие крик на весь мир. Поэтому в 1991 году «Чакра» (так именовалась К-43 в индийском ВМФ) вернулась на родину.

Впрочем, «Скаты» и прежде появлялись в Индийском океане, но под советским флагом. Командир подводной лодки К-325 проекта 670А Ю. Сысуев (ныне вице-адмирал) вспоминал:

«Главной нашей задачей в Индийском океане было слежение за американскими авианосцами. Обычно в регионе присутствовал один авианосец, а второй появлялся уже в случае возникновения конфликтных ситуаций. Мы должны были следить за ними в постоянной готовности к нанесению ракетного удара в случае поступления команды боевого управления... поэтому в Индийском океане была развёрнута и постоянно находилась наша оперативная эскадра. Главной её задачей был поиск и слежение за американскими боевыми кораблями и их уничтожение в случае начала военных действий».[202]

В 1973 году завод «Красное Сормово» сдал флоту первую серийную подводную лодку проекта 670М («Скат-М») К-452, получившую новый ракетный комплекс П-120 «Малахит». Эти твердотопливные крылатые ракеты превосходили «Аметист» по дальности полёта в полтора раза (поражали цели на удалении до 120 км), имели улучшенные характеристики в плане защиты от помех (на ракете дополнительно установили тепловую головку самонаведения) и избирательности. Ракета «Малахит», как и её предшественники, стартовала из подводного положения с глубины до 50 метров, хотя её можно было устанавливать (и устанавливали) также на надводных кораблях.

Боекомплект новых лодок остался прежним — 8 ракет в наклонно установленных контейнерах. Но из-за увеличения габаритов ракеты (длина около 9-и метров, в то время как у «Аметиста» 7 метров) и монтажа модернизированной системы управления длина лодки-носителя увеличилась на 10,6 метров, а надводное водоизмещение — на 618 тонн (до 4372 тонн). В период 1973—80 гг. построили 6 таких лодок, все они вошли в состав Северного флота.

Ракетный комплекс «Малахит» имел общий с «Аметистом» недостаток: по-прежнему нельзя было использовать ракеты на полную дальность полёта из-за ограниченной дальности обнаружения целей гидроакустическими приборами субмарины. Какой смысл в увеличении дальности действия ракеты до 120 км, если гидроакустический комплекс (ГАК) МГК-100 «Керчь» мог обнаружить вражеский авианосец не дальше 20 км (!). Поступивший на вооружение в 1968 году ГАК МГК-300 «Рубин» делал это на расстоянии до 60 км, и лишь в 1978 году появился ГАК «Скат» с дальностью обнаружения около 200 км, позволивший в полной мере реализовать потенциал ракетного комплекса «Малахит».

Убийца проекта 949

Пытаясь повысить боевой потенциал субмарин типа «Скат-М», во второй половине 1980-х годов на лодке этого типа К-452 установили новый ракетный комплекс «Вулкан». Но программа модернизации лодок проектов 670А и 670М в то время считалась второстепенной. Дело в том, что в 1980 году флот получил от промышленности лодку К-525 «Минский комсомолец» (позже её переименовали в «Архангельск») нового проекта 949, вооружённую новыми крылатыми ракетами большой дальности П-700 «Гранит».

Эти подводные гиганты по водоизмещению превзошли американские атомные стратегические ракетоносцы типа «Ohio» и все советские ракетные подводные крейсеры стратегического назначения, уступив только знаменитым «Акулам» проекта 941 (они же «Тайфун»). Боекомплект лодок проекта 949, по сравнению с предшествующими типами, увеличился в три раза. Он включает 24 крылатые ракеты, размещённые в наклонных контейнерах вне прочного корпуса по обеим сторонам от ограждения рубки (именно из-за этого они в полтора раза шире американских ракетоносцев типа «Ohio»).

Однако резкое увеличение размеров (143×18,2×9 м) и водоизмещения (17 000 т), что обусловлено солидными габаритами ракет «Гранит» (длина 10 м, размах крыльев 2,6 м, стартовая масса 7 тонн) и весьма большим боекомплектом, значительно повысило шумность.

Вообще надо сказать, что увеличивавшийся с каждым годом технологический разрыв между СССР и США приводил к тому, что добиться сопоставимых характеристик новейших систем вооружения советские конструкторы могли только за счёт значительного увеличения их массы и габаритов. Именно поэтому стратегический бомбардировщик Ту-160 стал крупнейшим в мире, а подводные атомоходы типа «Акула» и «Минский комсомолец» («Архангельск») не имели себе равных по размерам и водоизмещению. Этот список можно продолжить.


Крылатая ракета Л-700 «Гранит»


С ракетами «Гранит» и подводной лодкой проекта 949 случилась та же история. Капитан 1-го ранга Кузин на страницах альманаха «Тайфун» с горечью констатировал:

/К тому времени мы/ «уже отстали в разработке высокоэффективных взрывчаток для наполнения боевых частей ракет (и торпед), высококалорийных сортов жидкого ракетного топлива, микропроцессорной бортовой электроники, новых конструкционных материалов. Это бросалось в глаза, когда, например, препарировали американский «Tomahawk» противокорабельный и наш «Гранит». Дальности стрельбы примерно одинаковые, веса боевых частей (т.е. полезной нагрузки) — тоже, а веса и габариты самих изделий — день и ночь. Наша десятиметровая ракета весила 7 тонн, американская, сделанная в габаритах обычной торпеды — всего около 1400 кг».[203]


Атомная лодка-ракетоносец пр. 949


После постройки всего двух лодок проекта 949, серию продолжили модернизированные (то есть, длиннее на 11 метров, водоизмещение больше на 1000 тонн) ракетоносцы проекта 949А «Антей». При этом численность боекомплекта и тип крылатых ракет не изменились. Головная лодка К-148 («Краснодар») вступила в строй в 1986 году, обладая «улучшенными виброакустическими характеристиками и радиоэлектронным вооружением».

Помимо противокорабельных крылатых ракет «Гранит», «Антеи» получили также и торпедное вооружение: четыре аппарата калибра 533 мм и два калибра 650 мм с общим боекомплектом 16 торпед. Создавая сверхмощную торпеду калибра 650 мм, конструкторы, видимо, что-то в ней недоработали. Согласно официальному заключению Правительственной комиссии, самопроизвольный взрыв именно такой торпеды стал причиной гибели атомного подводного крейсера К-141 «Курск» и его экипажа.


Атомная лодка-ракетоносец К-119 «Воронеж» (пр. 949А)


По воспоминаниям контр-адмирала И. Захарова, главком ВМФ Горшков полагал, что общая численность лодок типа «Антей» должна определяться пропорцией 1,5 единицы на каждый авианосец США. Иначе говоря, в общей сложности планировалось построить не менее 30-и ракетных подводных крейсеров проектов 949 и 949А. Как видим, советское высшее командование не мелочилось. Для каждого авианосца вероятного противника оно готовило в среднем 36 крылатых ракет, причем половина из них имела ядерные боеголовки. Необходимый результат планировалось достичь за счёт массированного применения атомных подводных лодок и ракет со «специальной боевой частью».

«Убийца» проекта 667М

Но и этих гигантских носителей крылатых ракет советскому командованию уже было мало. К тому же, в конце 1970-х годов в соответствии с условиями Договора ОСВ-1 из боевого состава флота стали выводить сравнительно «молодые» РПКСН проекта 667А, которые жалко было резать на металл. Вот тогда и родилась идея — оснастить бывшие стратегические ракетоносцы, с которых демонтировали баллистические ракеты, крылатыми ракетами большой дальности, тем более, что они не подпадали под действие Договора. Появилась реальная возможность найти новое применение атомоходам проекта 667, увеличив за счёт их ударные возможности флота (дальность стратегических крылатых ракет достигала, по заверениям конструкторов, 5000 км, ненамного уступая баллистическим).

Стратегическую крылатую ракету 3М25 «Метеорит» предложил всё тот же вездесущий изобретатель Челомей. Его новинка разрабатывалась как универсальная. Её носителями должны были — в перспективе — стать стратегические бомбардировщики Ту-95, наземные пусковые установки и атомные подводные лодки (переоборудованные ракетные крейсеры стратегического назначения). Но, погнавшись сразу «за тремя зайцами», КБ Челомея создало огромного ненадёжного монстра. Масса ракеты достигла почти 13 тонн, длина составила 13 м. Система управления «Метеорита- М» была автономной, с радиолокационной коррекцией в полёте. Два жидкостных реактивных двигателя сообщали ракете скорость до 3000 км/час, позволяя (теоретически) поражать цели на дальности до 5000 км.

Первые пуски крылатых ракет «Метеорит-М» окончились неудачей, тем не менее, атомная подводная лодка К-420 всё же была переоборудована в их носителя. Вместо демонтированных 16-и ракетных шахт, на ней разместили 12 наклонных направляющих для крылатых ракет и аппаратуру управления «Андромеда». 26 декабря 1983 года с борта К-420 впервые стартовала ракета «Метеорит-М». Во время этого пуска, а также во всех последующих, она не пролетела и половины обещанной разработчиками проектной дальности. Ракетчики в очередной раз подсунули морякам товар второго сорта, не имевший боевой ценности, но доставивший массу хлопот.

После неутешительных результатов испытаний программу модернизации бывших стратегических ракетных крейсеров под челомеевские крылатые ракеты отменили, но К-420 ещё несколько лет числилась в составе Северного флота.


Атомная лодка К-420 пр. 667М («Андромеда»)


Более удачной оказалась попытка оснащения бывших стратегических ракетоносцев крылатыми ракетами «Гранит», имеющими меньшую дальность полёта и скорость, чем «Метеориты», но более надёжных и компактных (их можно было запускать из стандартных торпедных аппаратов). Начиная с 1982 года, на семи атомных ракетных крейсерах проекта 667 вместо демонтированного ракетного отсека установили новые отсеки с восемью универсальными торпедными аппаратами, предназначенными для запуска крылатых ракет и торпед. Общий боезапас на таких лодках пр. 667АТ составил 56 ракет и торпед.

Следствием этих несложных манипуляций стало то, что число атомных подводных лодок с крылатыми ракетами на борту в составе ВМФ СССР постоянно возрастало. Всего с конца 1950-х годов и до распада Советского Союза, флот получил 92 подводные лодки с противокорабельными и стратегическими крылатыми ракетами различного типа, 64 из них — атомные.

Заканчивая рассказ о подводных лодках, оснащённых крылатыми ракетами, приведу мнение эксперта Сергея Сокута:

«Развитие стратегических ядерных сил шло самостоятельно, без увязки с силами общего назначения. Появление вполне достаточного потенциала ядерного сдерживания к концу 60-х годов не привело к уменьшению группировки в Европе. Дальнейшее её существование оправдывалось только планированием наступательной войны, что в 60—80-х годах являлось полным абсурдом. Объективной политической необходимости наращивания военных усилий не было (исключение составляло восточное направление). Конец 60-х годов был ознаменован невиданным в истории России политическим «достижением»: список серьёзных потенциальных противников расширяться уже не мог. В этом тупике простоял Советский Союз до своего распада.

Эти ошибки не случайны. Они были следствием того, что военная доктрина определялась не реальными интересами страны, а вымышленным «основным противоречием нашей эпохи». Сталин хоть как-то заставлял догмы работать на себя, Хрущёв и Брежнев работали на догмы. Вооружённые силы, построенные в соответствии с этой концепцией, были ориентированы не на консервацию существующего положения (вполне для СССР благоприятного), не на обеспечение повседневных нужд государства, а на глобальное решающее столкновение с империализмом.

Поясню на одном (но далеко не единственном) примере: американский авианосный флот способен решать разнообразные задачи во всеобщем ядерном конфликте; одновременно в мирное время он является самым мощным средством демонстрации силы и отличным инструментом для регионального конфликта. Мы же сделали ставку на подводные лодки с крылатыми ракетами, совершенно бесполезные в любой ситуации, кроме полномасштабной войны, и, в конечном счёте, такие же дорогие, как авианосцы».[204]

С мнением Сокута нельзя не согласиться. Советская пропаганда без устали критиковала американскую стратегию «гибкого реагирования», но отечественные стратеги так и не сумели выработать жизнеспособной концепции применения вооружённых сил в локальных конфликтах, определить и создать необходимые для этого силы и средства.

Глава 5. ОХОТНИКИ ЗА СУБМАРИНАМИ

Увлекшись с начала 60-х годов строительством подводных ракетных крейсеров стратегического назначения и «убийц авианосцев» с крылатыми ракетами на борту, командование ВМФ СССР продолжительный период времени игнорировало торпедные атомные подводные лодки. Такой позиции способствовало и то, что первый блин оказался комом — лодки проекта 627 имели массу недостатков, а проблемам с их атомными реакторами не видно было конца.

Реакторы постоянно преподносили неприятные сюрпризы с человеческими жертвами, из-за чего вступившие в строй первые подводные атомоходы, были по сути дела небоеспособны. Контр-адмирал И. Захаров вспоминал:

«Вопрос тогда стоял настолько остро, что в кругах ВМФ, включая командующего СФ, высказывалось даже предложение о прекращении строительства атомных подводных лодок 1-го поколения. Однако это привело бы к дальнейшему отставанию от США в создании атомного подводного флота. Общая военно-политическая обстановка в мире в тот период не позволяла пойти на такой шаг. Поэтому С. Г. Горшков поставил перед ВМФ сложные задачи, связанные с доработкой и освоением атомных ПЛ 1-го поколения».[205]

Ситуация стала меняться лишь после развёртывания в США ракетно-ядерной системы морского базирования «Polaris». Четыре десятка подводных ракетоносцев с более чем шестью сотнями термоядерных ракет на борту представляли огромную угрозу Советскому Союзу, и для борьбы с ними потребовались эффективные средства борьбы. Вот тут-то адмиралы снова вспомнили о торпедных атомных субмаринах, способных превратиться в подводных охотников на заокеанских чудовищ.

Как обычно, мелочиться не стали, на свет одновременно появились проекты пяти типов атомных подводных лодок второго поколения. После небольшого раздумья, их число сократили до двух, которые в дальнейшем пошли в серийное производство.

Лодка—автомат проекта 705

Наиболее интересным среди них был проект 705, предусматривавший строительство малогабаритной, предельно автоматизированной (на уровне техники того времени) скоростной подводной лодки с минимально возможным экипажем (15—17 офицеров!), своеобразного «подводного истребителя».

Первый вариант проекта СКБ №143 предполагал водоизмещение до 1500 тонн (т.е. в два раза меньше, чем у первой атомной подлодки К-3 «Ленинский комсомол») и один атомный реактор с жидкометаллическим теплоносителем (неудача с подводной лодкой К-27 проекта 645 ничему не научила). Лодка должна была стать однокорпусной и изготавливаться из титана.

Как надеялись проектировщики, уменьшение размеров и водоизмещения в сочетании с отсутствием второго корпуса (следовательно, меньшей смоченной поверхностью) должно было привести к значительному снижению шумности и к увеличению скорости подводного хода. Идея адмиралам понравилась — ведь в итоге флот мог получить маленького скоростного подводного охотника, способного отыскивать в глубинах океана и уничтожать ракетоносцы вероятного противника.

Но, одобрив идею в целом, многочисленные начальники и НИИ начали по привычке «улучшать» проект, что имело печальные последствия для оригинального замысла (недаром Сталин, хорошо знавший манеры отечественных учёных и производственников, отдав приказ о копировании американского бомбардировщика Б-29, напутствовал Туполева: «Не надо лучше; сделайте как у американцев»).

Во-первых, во главу угла поставили скоростные и маневренные качества будущего охотника, отодвинув задачу снижения шумности на второй план. Во-вторых, лодку приказали делать двухкорпусной — это считалось надёжней (несмотря на то, что советские двухкорпусные лодки тонули гораздо чаще однокорпусных американских). В-третьих, солидные габариты электронного оборудования советского производства заставили увеличить габариты. В конечном итоге водоизмещение достигло 2300 тонн, а экипаж насчитывал 31 человека. Но и это стало своеобразным мировым рекордом.

Несмотря на все сомнительные «улучшения», подводные лодки проекта 705 «Лира» обладали целым рядом достоинств, которых не имела ни одна другая советская подводная лодка. Они выделялись на общем фоне даже внешне — веретенообразная форма корпуса, кругового сечения, хорошо обтекаемая рубка лимузинного типа с убирающимися внутрь всеми выдвижными устройствами. Развивая под водой скорость до 41 узла (76 км/час), они хорошо управлялись и маневрировали. Глубина погружения достигла 700 метров.


Многоцелевая атомная лодка типа «Лира» (пр. 705)


Эти лодки получили по-своему уникальную боевую информационную систему «Аккорд», позволившую свести в один узел управление всем электронным оборудованием — навигационным комплексом, радиолокационными станциями, гидроакустическим комплексом, радиотехническими средствами, системами управления торпедной стрельбой. Из центрального поста можно было управлять даже задраиванием отсеков.

Ещё одной новинкой стали пневмогидравлические торпедные аппараты, позволившие наряду с торпедами и минами применять противолодочные ракето-торпеды — основное оружие против американских подводных ракетоносцев. Боекомплект составлял 20 торпед.

В то же время использование в конструкции подводной лодки проекта 705 последних научно-технических достижений привело к затягиванию сроков проектирования, а затем и строительства. Разработка проекта началась в 1961 году, но заложили головную лодку К-64 на ленинградском заводе «Судомех» лишь через 7 лет, в 1968 году. На воду её спустили быстро, в апреле 1969 года, однако достройка на плаву заняла ещё два с половиной года. Лишь в декабре 1971-го К-64 передали ВМФ. Но служба её на флоте оказалась недолгой. Уже в следующем году после серьёзной аварии лодку вывели из боевого состава флота, а в 1974 году сдали на слом.

Ещё в период швартовых испытаний вышла из строя одна из автономных петель первого контура атомного реактора, затем и вторая петля. Во время подготовки к выходу в море начался процесс затвердения жидкометаллического теплоносителя первого контура. Несмотря на предпринятые меры, остановить его не удалось, и теплоноситель полностью застыл. Лодку на буксире привели в Северодвинск, где разрезали на две части — носовую часть отправили в Ленинград, реакторный отсек и кормовую часть оставили на хранении в Северодвинске.

После этого происшествия строительство второй лодки, заложенной в апреле 1969 года, было заморожено. К тому же, моряки предъявили промышленности претензии по поводу тесноты во внутренних помещениях и непригодности лодки к ремонту. Министр судостроительной промышленности СССР Б. Е. Бутома даже предложил порезать её на металлолом. Но главком Горшков настоял на продолжении строительства, которое в дальнейшем шло, мягко говоря, неторопливо. Вторая подводная лодка проекта 705К (в конструкцию были внесены многие изменения) вступила в строй только в сентябре 1978 года, через девять лет после закладки. Всего флот получил до декабря 1981 года 6 противолодочных субмарин типа «Лира».

Хроническое затягивание сроков строительства привело к тому, что к моменту своего вступления в строй лодки проекта 705 морально устарели. Их главное достоинство — высокая скорость подводного хода — уже считалось делом второстепенным, на первый план вышла скрытность, похвастать которой они не могли. Высокий уровень шумности превращал их из охотников в жертву, и шансов в противоборстве с американскими лодками у них было немного.

Следует отметить в данной связи попытки некоторых отечественных «бардов» доказать обратное. Например, один из них пишет:

«Корабли получились шумными, но такое сочетание глубины погружения и скорости хода сразу обесценило почти всё противолодочное оружие НАТО и вынудило их создавать новое поколение средств поражения подводных лодок».[206]


Лодка К-123 типа «Лира» (пр. 705К)

Подводные лодки типа «Лира» (пр. 705 и 705К)


Это называется «врёт, не моргнув глазом». Что толку от подводной лодки, действующей по принципу «кто не спрятался, я не виноват»?! «Лиры» были слышны, в зависимости от их скорости, погодных условий, гидрологической обстановки и типов ГАС, применяемых на кораблях ПЛО, за 30—60 миль (56—111 км) от цели. Именно поэтому американцы создали новые образцы противолодочного оружия — чтобы поражать «705-е» с гораздо большей дальности, чем предыдущие модели, не ожидая их подхода.

Всё это, в сочетании с трудностями по обеспечению базирования (постоянное поддержание первого контура реактора в горячем состоянии, чтобы не застыл теплоноситель, регулярное удаление окислов и т.д.) привело к тому, что в 1990 году, всего после десяти лет службы, все лодки данного типа вывели из эксплуатации. В очередной раз замысел, опередивший своё время, столкнувшись с отсталой советской технологией, рассыпался в прах.

Охотник проекта 671

Другой тип атомных торпедных подводных лодок второго поколения, массово строившихся в конце 60-х — 70-х годах, был более традиционным, и не содержал столь революционных решений, как лодки типа «Лира», хотя их проектирование началось практически одновременно.

Двухкорпусные подводные лодки со стальным каплеобразным корпусом проекта 671 «Ёрш» имели два атомных реактора и превосходили «Лиру» своими габаритами. В то же время, обладая водоизмещением, практически одинаковым с лодками первого поколения (3500 т), они значительно превосходили их скоростью подводного хода (31 узел), глубиной погружения (370 м), более совершенными системами вооружения и радиоэлектронным оборудованием. Им было далеко до рекордных достижений лодок проекта 705, но зато «Ерши» стали настоящими «рабочими лошадками» советского ВМФ.

Впрочем, в их конструкции тоже использовались кое-какие новинки. Например, одновальная энергетическая установка, противогидролокационное покрытие, ракето-торпеды.

Головная подводная лодка данного проекта К-38 «50 лет СССР» была заложена на Адмиралтейском заводе в Ленинграде в январе 1965 года и вступила в строй 5 ноября 1967 года. К 50-й годовщине Великой Октябрьской Революции (или октябрьского переворота — кому как удобнее) судостроители преподнесли очередной подарок «любимой партии» и лично товарищу Брежневу. За ней последовали ещё 14 однотипных лодок (последняя вступила в строй в 1974 году), остававшихся в боевом строю вплоть до кончины Советского Союза.


Атомная лодка типа «Ёрш» (пр. 671)


Одна из них, К-314 из состава 4-й флотилии подводных лодок Тихоокеанского флота, стала в 1984 году участницей международного инцидента, о котором советские средства массовой информации (правильнее было бы сказать — массовой дезинформации) даже не упомянули.

Помимо охоты за американскими подводными ракетоносцами, атомные торпедные субмарины занимались ещё и слежением за авианосными ударными соединениями ВМФ США. Вот и в марте 1984 года в район учений с участием авианосца «Kitty Hawk» в Японском море отправились большой противолодочный корабль «Владивосток» и крейсерская атомная подлодка К-314 проекта 671. Ввиду важности задачи, на лодку погрузили боевые торпеды и ракето-торпеды с ядерными боеголовками, а старшим на борту являлся командир дивизии подводных лодок.

На седьмые сутки похода был установлен гидроакустический контакт с авианосцем, а ночью его наблюдали в перископ, благо, что американцы за подводной обстановкой почему-то не следили. Ведя наблюдение за американскими кораблями в течение двух суток, в ночь на 22 марта К-314 потеряла гидроакустический контакт с авианосной ударной группой, и тогда командир подлодки, капитан 1-го ранга А. Евсеенко, решил всплыть под перископ для уточнения обстановки.

Когда лодка всплыла на глубину десять метров, один за другим последовали два сильных удара по корпусу, в результате чего К-314 лишилась хода. Утром, когда американцы ушли, подводная лодка всплыла на поверхность и к ней подошел ВПК «Владивосток». В результате осмотра и реконструкции происшедшего вырисовалась картина ночного инцидента — во время нахождения на перископной глубине К-314 столкнулась с американским авианосцем, принимавшим топливо с танкера, причем удар пришёлся по касательной в корму лодки. Были обломаны гребной вал и три лопасти гребного винта, авианосцу лодка распорола днище.

Подводную лодку на буксире притащили на базу и поставили в ремонт, а командира лодки А. Евсеенко сняли с должности. Происшествие в Японском море продемонстрировало, что и в советском и в американском флоте отношение к наблюдению за подводной и надводной обстановкой было довольно прохладным. Советские подводники потеряли из виду гигантский авианосец (длина 323 м, ширина по ватерлинии 40 м, осадка 11 м, полное водоизмещение 81 000 тонн), а для «янки» весьма неприятным сюрпризом стало появление советской подводной лодки в самом центре авианосного соединения. Поэтому обе стороны не стали поднимать шум и разбежались по своим базам — зализывать раны.

Вот что вспоминает вице-адмирал Е. Чернов, бывший в прошлом командиром К-38, головной лодки проекта 671:

«Атомные лодки проекта 671 задумывались в первую очередь как подводные истребители, и мы полагали, что с такой лодкой, с её мощной гидроакустикой и прочими научно-техническими достижениями, сможем обнаружить американские лодки и осуществлять длительное слежение за ними в готовности к уничтожению, получим господство в море и обеспечим безопасность нашей территории от ракетно-ядерного удара из-под воды. Но из этого ничего не получилось».[207]

Трижды прав оказался бывший премьер-министр России Виктор Степанович Черномырдин, сказав свою знаменитую фразу: «Хотели как лучше, получилось как всегда!» Так случилось и с лодками проекта 671:

«Одна за другой лодки пр. 671 совершали походы на боевую службу. В океане вокруг «квакают квакеры» (американские донные обнаружители акустической системы SOSUS), изредка мелькнёт американская лодка — и всё!

Установил с ней контакт, ведешь слежение, начинаешь за ней гоняться и чувствуешь, что в этом кружении надо ещё разобраться — кто же за кем следит? Час, два, три — ты весь мокрый, американскому кэптену это, наверное, тоже не в радость, т.к. идет постоянное маневрирование с выполнением различных фигур и, может быть, с изменением глубины погружения. Потом внезапно тишина — американская лодка исчезла...

Командующий флотом предъявляет претензии к командирам кораблей — плохо ищите супостата, не соблюдаете скрытности, не проявляете настойчивости, плохо готовите корабли к походу и пр.; к командирам дивизий и командующим флотилиями — не там ищите, не обеспечиваете должным образом, плохо учите командиров противолодочных лодок и т.п. Главком недоволен командующим флотом: беспорядок у вас — что вам не дай, всё не в прок...

На флотах и флотилиях начали разбираться, в чём же дело. Ответ пришел от флотской молодежи...

Мы обнаружили огромную собственную помеху от технических средств своей лодки, причём в области низкочастотного, инфразвукового спектра, т.е. того звука, который распространяется на сверхдальние расстояния практически без затухания, преодолевает все гидрологические препятствия.

Естественно, из-за этого собственного шума — как бы из-за забора — наши шумопеленгаторы сами ничего не слышали в тех диапазонах, в которых должны уверенно «держать» вражеские ПЛ. Лодки «супостата» выходят на инфразвуковой шум наших лодок как на маяк, оставаясь вне досягаемости наших акустиков...

Мне пришлось делать командующему флотом доклад на эту тему. Оказывается, у нас заказчики даже не нормировали шум механизмов и ПЛ в целом в этих диапазонах, т.е. промышленность ничего не делала в этой области...

Сопоставили имевшиеся данные с данными разведки. Выяснилось, что практически всё время наши лодки ходили у них на прицеле — хотя мы кричали, что всех их «засунем за голенище». В итоге пришли к тому, что на данном этапе американцев нам техникой «не взять». Поэтому стали отрабатывать альтернативные, если можно так выразиться, способы противодействия. Нам официально ставили задачу учиться побеждать тем оружием, которое нам дали. Вот мы и изобретали тактику «короткого поводка» — атаку лодки противника по шуму пуска с неё в нас торпед или просто «по шуму идущих на нас торпед»».[208]


Атомная лодка типа «Ёрш» (пр. 671)


Так же думал командир атомной лодки К-481 из состава 3-й дивизии подводных лодок Северного флота капитан 1-го ранга А. Шпортько:

«АПЛ проекта 671, я считаю, соответствовала тогдашнему нашему уровню развития техники. Если сравнивать с мировым уровнем, то, конечно, по вопросам скрытности, шумности она не соответствовала высоким требованиям. Приходится «бросить камень» в сторону нашей науки, которая, видимо, искренне считала, что у нас хорошая акустика, хорошая шумность, что на самом деле не соответствовало действительности. Неверная оценка реальной обстановки, показуха, принижение США («у них одни дураки») и возвышение СССР («у нас все умные») мешали нам служить и жить. Если говорить условно, не приводя конкретных цифр, можно сказать так: если американская АПЛ обладала дальностью обнаружения 100 км, то наша — 10 км. Конечно, в таких условиях американской лодке было легче нас обнаружить и зайти в «хвост».[209]

Вот они — особенности национальной подводной охоты. Советские охотники за американскими стальными акулами постоянно находились на прицеле у потенциальных жертв!

* * *

Начиная с 1967 года, атомоходы проекта 671 прибывали в 3-ю дивизию подводных лодок Северного флота, заменяя устаревшие субмарины первого поколения. До 1974 года дивизия получила 15 таких лодок, три из которых позже перешли на Тихоокеанский флот.

Ещё достраивались последние лодки проекта 671, когда на стапелях в Ленинграде и Горьком были заложены усовершенствованные лодки проекта 671РТ. Они отличались от своих предшественников увеличенным до 4300 тонн водоизмещением, вооружением (появились два торпедных аппарата калибра 650 мм, общий боекомплект увеличился с 18 до 24 торпед) и электронным оборудованием. Для снижения шумности была применена двухкаскадная амортизация паротурбинной энергетической установки. Семь лодок проекта 671РТ пополнили Северный флот в 1972—78 годы.


Многоцелевая атомная лодка пр. 671РТ


Последняя лодка проекта 671РТ вступила в строй практически одновременно с первой лодкой очередной модификации — проекта 671РТМ «Щука». Будучи развитием серии 671, они отличались пониженным уровнем шумности (по заверениям конструкторов, «в десятки раз по сравнению с головной ПЛ пр. 671»), усовершенствованным гидроакустическим комплексом с дальностью обнаружения более 200 км, современным радиоэлектронным оборудованием. В результате модернизации водоизмещение выросло ещё на 700 тонн, а корпус оказался на пять метров длиннее по сравнению с проектом 671РТ.


Многоцелевая атомная лодка типа «Щука» (пр. 671РТМ)


Благодаря расширенному составу вооружения (торпеды, ракето-торпеды, крылатые ракеты, мины), «Щуки» стали первыми многоцелевыми подводными лодками ВМФ СССР, способными решать разнообразные боевые задачи. За девять лет (1978—87 гг.) флот получил 26 лодок этого типа, строившихся в Ленинграде и Комсомольске-на-Амуре (здесь завершили программу строительства атомных ракетных крейсеров стратегического назначения и перешли к производству многоцелевых подводных лодок).

Лодки проекта 671 и их многочисленные модификации были самым многочисленным типом советских торпедных (многоцелевых) атомных подлодок — в общей сложности их построили 48 единиц.

Лодки проектов 945 и 971

В 80-е годы началось строительство очередной большой серии многоцелевых подводных лодок третьего поколения проектов 971 и 945. В отличие от американцев, 25 лет (с 1972 по 1996 гг.) строивших большую серию (62 единицы!) многоцелевых подводных лодок типа «Los Angeles», в СССР опять запустили в производство одновременно два разных типа субмарин одинакового назначения. Ими были стальные лодки проекта 971 (типа «Барс») и титановые проекта 945 (типа «Барракуда»).

За каждый новый тип подводных лодок щедро давали ордена, премии и внеочередные звания — какой же идиот откажется от всего этого! Только развал СССР и резкое снижение расходов на военные цели заставили прекратить строительство титановых «Барракуд». Флот получил до 1993 года всего лишь 6 лодок данного типа, хотя именно они должны были стать основными многоцелевыми субмаринами ВМФ СССР. Строительство же подводных лодок типа «Барс» продолжается до сих пор, приближаясь к двум десяткам (последним по времени стал пресловутый «Гепард»).

Лодки обоих типов имели одинаковую энергоустановку, однотипное вооружение — электрические торпеды, противолодочные реактивные торпеды «Шквал» и крылатые ракеты, сходные размеры и водоизмещение. Практически ничем не отличалось радиоэлектронное оборудование, на всех лодках устанавливался гидроакустический комплекс МГК-503 «Скат». Скорость подводного хода тоже была одинаковой — 35 узлов (65 км/час), только глубина погружения «Барракуд» достигала 800 метров, а у «Барсов» — 500 метров.


Субмарина типа «Барракуда» (пр. 945)


Высокая стоимость подводных лодок типа «Барракуда» с титановыми корпусами сыграла роковую роль в их судьбе. Появись они на свет в 1970-е годы, флот мог бы получить десятки таких кораблей. Но экономический кризис конца 80-х годов и развал советской экономики заставили, наконец, считать деньги на военные нужды. Одновременно кризис поставил жирный крест на программе параллельного строительства субмарин, практически идентичных по конструкции и назначению. Выбор был сделан в пользу более дешёвых «Барсов», ставших наиболее многочисленными многоцелевыми подводными лодками третьего поколения.

По мнению конструкторов, преимуществом стальных «Барсов» является пониженная шумность:

«Несмотря на близость соотношения главных размерений «Барса» и ПЛА пр. 671, их шумность и вибрация корпусов при движении на полных подводных ходах не сравнимы. И если у ПЛА пр. 671 они достигают своего максимума на скоростях, близких к 30 узлам, то на ПЛА типа «Барс» и при скорости далеко за 25 узлов по уровню шумности не всегда можно определить, движется корабль или нет».

Сравнение характеристик шумности современного корабля с подводной лодкой, которая построена в начале 70-х годов впечатляет, но лучше было бы сравнить «Барс» с американской лодкой типа «Los Angeles». Но чего нет, того нет.

Капитан 1-го ранга А. Копьев по этому поводу заметил:

«Вообще, мне представляется что проводившиеся для снижения шумности АПЛ пр. 971 работы с целью иметь её соизмеримой с таковой у американской «Los Angeles» (существовали соответствующие постановления ЦК КПСС и СМ СССР) не могли быть в полной мере реализованы по чисто технологическим причинам. Да и второй, лёгкий корпус АПЛ вносил в акустическое поле корабля свою составляющую, которая успешно использовалась вероятным противником для обнаружения ПЛ в инфразвуковом диапазоне.

Среди прочих причин нашего отставания следует назвать нерациональный подход при создании новых АПЛ. Стремление преодолеть это отставание путём технологического скачка, «выехать» на передовых научных достижениях, порой до конца не изученных. Отсюда — и принятие на вооружение двух и более «изделий» для решения одной и той же задачи, и развитие двух и более направлений в одной и той же области — словом, «метания» из стороны в сторону».[210]

Поэтому вызывает улыбку попытка авторов «Морского сборника» доказать обратное, для чего они цитируют американского эксперта Нормана Полмара, якобы заявившего: «появление ПЛ этого типа (проекта 971)... продемонстрировало, что советские подводные лодки ликвидировали разрыв в шумности быстрее, чем ожидалось». Неужели они забыли, что вероятный противник всегда любил (и продолжает любить до сих пор!) баюкать советских (ныне российских) тугодумов с большими звёздами на погонах хвалебными заявлениями по поводу якобы превосходных качеств их вооружения. Если русские думают, что они неуязвимы, с ними легче бороться!


Многоцелевая атомная лодка «Вепрь» пр. 971


Головная подводная лодка проекта 971 была заложена в 1982 году, спущена на воду в июле 1983 года, вступила в строй в декабре 1984 года. Весь последний год её строительство шло в режиме аврала — без выходных, с 16-часовым рабочим днём. Причиной стало то, что в последний момент решили установить на лодке новый гидроакустический комплекс, что потребовало значительной переделки носовой части. Неприятности продолжились и после спуска на воду. В ходе испытаний лодка села на мель, а её гидроакустический комплекс удалось довести до работоспособного состояния лишь в 1988 году. Не меньше хлопот доставили навигационный комплекс, система управления ракетами, да и сами ракеты. Только в 1990 году подводная лодка «Барс» закончила программу государственных испытаний.

* * *

Оценивая боевые возможности советских атомных торпедных подводных лодок, контр-адмирал И. Захаров писал:

«Для атомных ПЛ противолодочная задача стала рассматриваться в качестве главной начиная с торпедных ПЛ 2-го поколения проекта 671, а затем и для всех последующих атомных ПЛ с торпедным и ракетоторпедным вооружением, включая ПЛ 3-го поколения проектов 971 и 945. Вместе с тем по скорости хода (не менее 30 узлов), количеству торпедных аппаратов (не менее шести НТА), а также возможности использования торпедного оружия калибром 650 мм указанные выше ПЛ с полным основанием могут быть отнесены к многоцелевым.

Что касается эффективности решения противолодочных задач, то до относительно недавнего времени она ограничивалась превосходством атомных ПЛ ВМС США в акустической скрытности и эффективности ГАК».[211]


Многоцелевая атомная лодка пр. 971


Справочник «Jane's Fighting Ships» за 1986 год утверждал, что Советский Союз имел тогда в строю 364 подводные лодки, из них 76 (в том числе 62 атомные) с баллистическими ракетами, 67 с крылатыми ракетами (в том числе 50 атомных) и 218 торпедных (из них 73 — атомные). Западные эксперты были недалеки от истины. Опубликованные гораздо позже советские данные говорят о наличии в составе советского ВМФ в тот период 375 подводных лодок, из них 192 атомных (в том числе 60 ракетных крейсеров стратегического назначения) и 183 дизельных.

ВМФ США располагал в это время 139 подводными лодками, из которых 135 были атомными (38 — ракетные, 97 — многоцелевые). Таким образом, у американцев атомоходов было в три раза меньше, чем в Советском Союзе. Но благодаря более высокому качеству конструкций, лучшей подготовке экипажей, развитой системе базирования и ремонта, американцы могли постоянно держать в море до 50 процентов своих атомных ракетных подводных лодок, в то время как русские — не более 15 процентов. Поэтому тройное превосходство в количестве имевшихся в строю подводных лодок не давало ВМФ СССР никакого преимущества над вероятным противником. Ставка на количество в очередной раз провалилась.

Отметим также тот факт, что развитие подводного кораблестроения с началом атомной эры пошло в СССР и США различными путями. В советском ВМФ возвели в абсолют двухкорпусную схему. Считалось, что она имеет много достоинств, главными из которых являются следующие:

а) защита прочного корпуса лёгким от поражающего действия противолодочного оружия;

б) более рациональное использование объема прочного корпуса за счёт внешних шпангоутов;

в) возможность размещения в междукорпусном пространстве обмоток размагничивающих устройств, буёв связи, баллонов воздуха высокого давления, дистанционно управляемых механизмов, средств гидроакустического противодействия и гидроакустических покрытий;

г) более высокая защищённость корпуса лодки от повреждений торпедами на учениях, при посадках на мель, столкновениях.

Поэтому все послевоенные подводные лодки являлись двухкорпусными. Попытка талантливых молодых конструкторов сделать скоростную титановую лодку проекта 705 «Лира» однокорпусной была пресечена на корню. Подобной ереси руководство судостроительной промышленности и ВМФ не могло допустить, и она тоже получила два корпуса. В результате возросла шумность, но это уже была мелочь, главное, что не поступились принципами.

Американцы же с начала 1950-х годов строили только однокорпусные подводные лодки. Они считали, что подобная схема позволяет обеспечить меньшую смоченную поверхность, результатом чего является увеличение скорости подводного хода (по сравнению с двухкорпусной того же водоизмещения) при заданной мощности энергетической установки, но главное, снижается уровень гидродинамических шумов обтекания. Напротив, у двухкорпусных лодок под действием набегающего потока появляется резонансное излучение лёгкого корпуса, значительно повышающее уровень шумности.

Сопоставив преимущества обеих схем, американцы сделали выбор в пользу той, которая обещала снижение шумности подводных лодок, а значит, повышение скрытности их действий. Советские конструкторы отдали предпочтение скоростным и маневренным качествам лодок. Проблему снижения шумности они пытались решить за счёт увеличения глубины погружения. Так, у лодок с титановым корпусом проекта 705 она достигла 750 метров, у титановой «Барракуды» — 800 метров, а у рекордсмена К-278 «Комсомолец» — более 1000 метров.

Но большинство тех районов, где действовали советские подводные лодки, имели меньшие глубины, поэтому реализовать это преимущество удавалось далеко не всегда. Только в 70-е годы пришло понимание того факта, что главным достоинством ударной подводной лодки является скрытность её действий, а не максимальная скорость подводного хода. В самом деле, когда лодка несётся со скоростью более 40 узлов, но при этом её слышно за сотню миль вокруг, шансов на выполнение боевой задачи и выживание у неё практически нет. Но даже осознав это, от двухкорпусной схемы не отказались, по-прежнему утверждая, что такие лодки имеют больше шансов на спасение в случае аварии, хотя беспристрастная статистика говорит иное.

* * *

Вместо заключения приведём длинную цитату из статьи контр-адмирала В. Г. Лебедько «Послевоенная подводная эпопея 1945—1995 гг»:

«ВПК сам издавал нормативные акты, сам их исполнял и контролировал. Заказчику, т.е. ВМФ, отводилась вторая роль, в случае несогласия при приёме заведомо неисправной техники командиров ПЛ принуждали принимать такую технику методом заключения совместных решений и выдачи различных гарантийных писем. Известно, что большинство актов подписывалось 31 декабря, а гарантии затем сокращались или переносились на неопределённый срок.

Положение усугублялось множеством разработчиков однотипных систем, плохим качеством материала, низкой технологией и культурой производства, несовершенством средств берегового базирования, неудовлетворительной информатикой и недостатками в подготовке личного состава.

Во многом этому способствовала многочисленность проектов ПЛ и их модификаций. Если в США имелось всего 3—4 типа, то у нас без модификаций насчитывалось 20, а вместе с ними — свыше 97 различных проектов ПЛ, воплощённых в металл, укомплектованных экипажами и с оружием на борту.

Особое влияние на состояние матчасти и людей оказывали условия базирования самых крупных наших флотов — Северного и Тихоокеанского... Ни один флот мира не базировался в таких условиях, а если бы и попытался это сделать, то быстро развалился от аварийности и перестал существовать. С нами этого не произошло, но всё же мы платили авариями и жизнями.

Испытания дизельных ПЛ зачастую сопровождались поступлениями воды в прочный корпус из-за несовершенства системы РДП, взрывами системы ВВД и дизелей, прорывами гидравлики, многочисленными неисправностями электрооборудования и других технических средств.

Для АПЛ, как правило, 80% всех аварий также связано было с электрооборудованием, что иногда приводило к неконтролируемым пускам реакторов, к крупным объёмным пожарам с последующим затоплением отсеков. Образовавшиеся трещины в вварышах для прокладки коммуникаций вели к распространению воды внутри прочного корпуса с последующей потерей плавучести и остойчивости... Типичными неисправностями являлись негерметичность главных конденсаторов (и как следствие — засоление питательной воды), течи парогенераторов, крышек реакторов и даже взрывы реакторов. Только с 1970 по 1990 гг. на АПЛ было зафиксировано 338 различных протечек и выбросов с повышенной радиационной активностью...

Если на пяти первых АПЛ было отмечено 286 различных неисправностей, то с 1964 г., т.е. за 30 лет, только на СФ произошло 114 технических аварий. В пламени пожаров, в угарном дыму, затопленные водой, с загерметизированными выходами, при потере плавучести и остойчивости, сжигаемые радиацией, мужественную борьбу за жизнь своих кораблей вели тысячи наших моряков».[212]

Глава 6. БОЛЬШОЙ ПРОТИВОЛОДОЧНЫЙ ФЛОТ

Эра адмирала Горшкова ознаменовалась созданием не только подводного, но и крупного надводного флота, развитию которого при Хрущёве уделяли внимания гораздо меньше, чем хотелось адмиралам. Никита Сергеевич, сделавший ставку на ракеты, считал, что крупные надводные корабли нужны только для представительских функций, например, для визитов в другие страны мира. Главком ВМФ думал иначе:

«На втором этапе послевоенного развития ВМФ, когда в нашей стране упор был сделан на создание мощных подводных сил, строительство надводных кораблей, и особенно океанских, стало сдерживаться. Это было также вызвано появлением принципиально новых средств вооружённой борьбы, представленных ядерным оружием... Не было должной уверенности во многих теоретических положениях о роли и месте надводных кораблей в вооружённой борьбе на море в связи с ростом поражающих факторов современного оружия...

Современные надводные корабли существенно отличаются от тех, которые были построены в годы второй мировой войны и вскоре после её окончания... Современные средства борьбы придали совершенно новые боевые качества соединениям надводных кораблей, расширили их возможности в комбинированном использовании дальнобойных ракет различного назначения, артиллерии и торпед, благодаря чему они способны успешно вести противоборство со смешанными группировками вражеского флота, использующего в комплексе надводные, подводные силы и авиацию.

Надводные корабли остаются основным и зачастую единственным боевым средством обеспечения развёртывания главных ударных сил флота — подводных лодок. Первая и вторая мировые войны показали ошибочность мнения, что подводная лодка в силу её скрытности после выхода из базы сможет сама обеспечить свою неуязвимость».[213]

Вывод адмирала был однозначным — надводному флоту быть! Переломить негативное отношение советского военно-политического руководства к надводным кораблям, как ни странно, помогло развёртывание американцами в первой половине 60-х годов подводных ракетоносцев ракетно-ядерной системы «Поларис» морского базирования. Внезапно возникшая угроза из океанских глубин заставила искать эффективные способы борьбы с ней.

Вот тут-то советскому ВМФ и потребовались большие противолодочные корабли, способные находить и уничтожать американские атомные ракетоносцы далеко от родных берегов. Под это «святое дело» денег не пожалели, в конструкторских бюро и на судостроительных заводах закипела работа. Затем пришла очередь ударных ракетных и авианесущих кораблей. Результатом напряжённого труда всей Страны Советов стал второй по величине надводный флот в мире, в составе которого к 1985 году имелись 5 авианесущих крейсеров, 38 крейсеров и больших противолодочных кораблей 1 -го ранга, 68 больших противолодочных кораблей и эсминцев, 32 сторожевых корабля 2-го ранга, сотни кораблей других типов.

Контр-адмирал И. Захаров отмечал:

«Второй по стратегической значимости[214] задачей являлось создание в ВМФ системы сил для борьбы с ударными соединениями надводных сил, прежде всего с авианосными соединениями и группами (AMГ). Роль этой системы определяется в том числе тем, что в рамках этой системы были созданы морские силы общего назначения (МСОН), способные действовать в локальных конфликтах и в неядерной войне.

Роль С. Г. Горшкова в создании указанной выше системы особенно велика. В частности, в рамках создания МСОН С. Г. Горшкову в конце концов удалось преодолеть существовавшую длительное время в кругах Генерального штаба ВС СССР и высшем военно-политическом руководстве страны (Н. С. Хрущёв, Г. К. Жуков) недооценку роли надводного флота в современной войне на море, в том числе с применением ядерного оружия.

Соответствующая точка зрения, исходящая из неминуемого применения в войне между США и СССР ядерного оружия, была опубликована в открытом труде «Военная стратегия», изданном в 1962 году авторским коллективом под руководством Маршала Советского Союза В. Д. Соколовского. В этом труде необходимость авианосцев и вообще крупных надводных кораблей для СССР полностью исключалась. Поэтому, без сомнения, создание океанского ракетно-ядерного флота, а затем и первого в истории России авианосца «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов» во многом явилось результатом деятельности С. Г. Горшкова».[215]

Большие корабли ПЛО первого поколения

Как уже было сказано раньше, создание противолодочных сил «открытого моря» в советском ВМФ началось с переоборудования нескольких эскадренных миноносцев проекта 56. По проекту 56-ПЛО в 1961—62 гг. переоборудовали 12 таких кораблей. Вместо одного из двух пятитрубных торпедных аппаратов, абсолютно бесполезных в новую эпоху, они получили пост управления средствами ПЛО и две реактивные бомбомётные установки РБУ-2500 «Смерч» (или РБУ-6000 «Смерч-2») с дальностью стрельбы 2,5 км (или 5,8 км).

Противолодочное вооружение появилось (либо было усилено) и на других эсминцах и сторожевых кораблях. Так, в 1967—76 годы 8 больших ракетных кораблей проекта 57 тоже переоборудовали в противолодочные корабли (поскольку состоявшие у них на вооружении противокорабельные ракеты КСЩ к тому времени безнадёжно устарели).

Но это всё были полумеры. Автор статьи в журнале «Морской сборник» писал в 1999 году:

«Жёстко оценивая возможности строившихся тогда в нашей стране эскадренных миноносцев проекта 56 (типа «Спокойный») и сторожевых кораблей проекта 50 (типа «Горностай») с их торпедно-артиллерийским и противолодочным оружием, специалисты ВМФ пришли к выводу, что последние уже не способны эффективно решать задачи ПЛО и ПВО и нуждаются в качественно новой замене».

Для столь серьёзной работы, как охота на американские подводные ракетоносцы в просторах Мирового Океана, требовались корабли специальной постройки, способные, кроме решения основной задачи, эффективно противодействовать авиации и надводным кораблям противника. После многочисленных дискуссий, в августе 1958 года главком ВМФ Горшков утвердил технический проект нового сторожевого корабля ПВО и ПЛО проекта 61. Эти корабли, полным водоизмещением 4290 тонн, впервые в советском флоте получили газотурбинную энергетическую установку (общей мощностью 72 тысячи «лошадей»).


БПК «Сметливый» пр.61


Головной корабль серии — «Комсомолец Украины» — был заложен на судостроительном заводе «Имени 61-го коммунара» в Николаеве в сентябре 1959 года. 31 декабря (любимый день судостроителей!) 1960 года его спустили на воду, а в октябре 1962 года, в разгар Карибского кризиса, предъявили на испытания. Стоимость постройки головного корабля составила (в ценах 1962 года) более 30 миллионов рублей. Последующие обходились дешевле, по 17 с половиной миллионов рублей каждый.


БПК «Смелый» пр. 61


Первоначально планировалось построить 20 кораблей проекта 61, но к 1972 году в Николаеве и Ленинграде построили 19, а двадцатый («Сдержанный») достроили по проекту 61-М (к основному вооружению добавили четыре пусковые установки крылатых ракет П-15, усилили средства ПВО и ПЛО). В дальнейшем ещё пять кораблей проекта 61 модернизировали по проекту 61-МП.

В 1966 году эти сторожевики переклассифицировали в большие противолодочные корабли — БПК. Скорость их хода достигала 35,2 узла (65 км/час), дальность плавания на 18 узлах (33 км/час) была 3500 миль (6482 км). Противолодочное вооружение состояло из двух реактивных бомбомётных установок РБУ-6000 «Смерч-2», двух установок РБУ-1000, одного пятитрубного 533-мм торпедного аппарата для стрельбы противолодочными торпедами, а также вертолёта Ка-25, вооружённого глубинными бомбами.

Для противовоздушной обороны и для стрельбы по надводным кораблям предназначались, во-первых, универсальный зенитно-ракетный комплекс «Волна» (модификация армейского комплекса С-125) —две пусковые установки с боезапасом 16 ракет; во-вторых, две универсальные автоматические двухствольные 76,2-мм артустановки (общий боезапас 1200 снарядов).

Сравнивая боевые возможности БПК проекта 61 и американских эскадренных миноносцев типа «Charles F.Adams», капитан 1-го ранга В. Никольский на страницах «Морского сборника» отмечал:

«По оснащённости средствами ПВО, благодаря наличию двух УЗРК и двух 76,2-мм автоматов, корабль пр. 61 имел возможность одновременно обстреливать четыре воздушные цели, в то время как ЭМ УРО «Чарльз Ф. Адамс» — только две (по одному ЗРК и одной артустановке калибра 127 мм). Однако, благодаря большему боекомплекту ЗУР, последний мог вести бой с воздушным противником более длительный промежуток времени; по своему артиллерийскому вооружению корабль пр. 61 «проигрывал» этому эсминцу из-за отсутствия среднекалиберной артиллерии, как впрочем и из-за отсутствия противокорабельного ракетного комплекса.

По вооружению ПЛО ЭМ УРО «Чарльз Ф. Адамс», благодаря наличию ПЛРК «АСРОК», несколько превосходил корабль пр. 61, но это превосходство было незначительным, так как дальности стрельбы отечественными 533-мм противолодочными торпедами были соизмеримы с дальностями стрельбы ПЛУР «АСРОК». Реактивные бомбомёты нашего корабля уступали по боевой эффективности применительно к ближней зоне поражения ПЛ 324-мм торпедам американского эсминца УРО, однако они могли быть использованы также и против торпед противника и даже при обстреле берега. Радиотехническое вооружение корабля пр. 61 как по номенклатуре, так и по своим возможностям несколько уступало американским аналогам, установленным на этом корабле».

Невысоко оценивал боевые возможности БПК типа «Комсомолец Украины» адмирал Касатонов:

«Однако хотя корабли 61-го проекта и прозвали фрегатами, противолодочные качества в них были развиты очень слабо и как противолодочные корабли они не пошли. А взрывостойкость их оказалась тоже недостаточной, что показал пример «Отважного».[216]

Случай, о котором упомянул адмирал, долгие годы относился к категории военной тайны, и только через 15 лет после чрезвычайного происшествия на Чёрном море, о нём впервые рассказали на страницах отечественной печати.

30 августа 1974 года у берегов Крыма, в непосредственной близости от главной базы флота Севастополя, проходили учения кораблей Черноморского флота со стрельбой зенитными ракетами. В 9.58 утра на борту большого противолодочного корабля «Отважный» произошёл взрыв в кормовой части. Через 10 секунд прогремел новый, а ещё через 20 секунд, после очередного взрыва, в воздух взлетела крышка ракетного погреба, и начался сильный пожар.

Как выяснилось позже, причиной взрывов послужил самопроизвольный запуск маршевого двигателя зенитной управляемой ракеты в погребе, после чего один за другим стали срабатывать двигатели других ракет, а потом начали взрываться их боевые части. В бортовой обшивке образовались две пробоины, через которые внутрь корпуса хлынула вода. Но, несмотря на затопление, площадь пожара постоянно увеличивалась. Все попытки экипажа БПК «Отважный» и подошедших кораблей потушить пожар были безрезультатны.

После взрыва авиационного боезапаса (глубинных бомб для вертолёта) и топлива команда покинула корабль.


БПК «Отважный» горит и тонет

Последние секунды «Отважного»


В 15.47 «Отважный» затонул на глубине около 125 метров. В результате взрывов на нём погибли 24 моряка. Поднимать корабль со дна моря не стали. Чтобы вражеские водолазы не узнали великую «военную тайну», с него срезали и подняли на поверхность антенны РЛС, а корпус взорвали.

* * *

Оценивая противолодочное вооружение БПК проекта 61 можно сказать, что оно было эффективно против дизельных подводных лодок, но для современных атомных подлодок реальной угрозы уже не представляло. Борьба с атомными подводными ракетоносцами требовала новых видов оружия, обладающих увеличенным радиусом применения и большей разрушительной силой. Тогдашнее увлечение ракетами подсказывало простейший выход — создать противолодочную ракету (вариант — ракето-торпеду) с ядерной боевой частью, от которой не сможет уйти ни одна подводная лодка.

Поэтому в 1960 году было принято Постановление Совета Министров СССР, предусматривавшее создание «в кратчайшие сроки» противолодочных ракетных комплексов для вооружения подводных лодок и надводных кораблей с целью эффективного поражения подводных лодок на больших дистанциях.

В итоге появились противолодочные ракеты «Вихрь», «Вьюга», «Пурга» и другие. На вооружение была принята ракета 82Р «Вихрь», созданная на основе армейской тактической ракеты. Эта шестиметровая неуправляемая ракета на твёрдом топливе имела максимальную дальность полёта 24 км, с расчётным отклонением в пределах 1,2 км. Отклонение компенсировало наличие ядерного заряда, взрывавшегося на глубинах до 200 метров и обеспечивавшего радиус поражения до 1,5 км. Без ядерного заряда эффективность «Вихря» равнялась нулю, поэтому использовать этот комплекс можно было только в условиях всеобщей ядерной войны (к которой в то время только и готовились).

Хотя 24-километровая дальность полёта ракеты гарантировала, что корабль-носитель не станет жертвой собственного оружия, проблема состояла в небольшой дальности обнаружения подводных лодок корабельными гидроакустическими средствами. Не случайно один из вариантов применения комплекса предусматривал нанесение удара двумя ракетами с ядерными боеголовками по американскому ракетоносцу лишь после старта с него первой баллистической ракеты, которым он указывал своё местонахождение.

* * *

Поскольку корабельные гидроакустические станции имели небольшую дальность обнаружения, решить проблему могло размещение на боевых кораблях противолодочных вертолётов. Они вели поиск подводных лодок с помощью ГАС, опускаемой в воду на тросе, либо с помощью сбрасываемых радиогидроакустических буёв. При обнаружении вражеской субмарины вертолёты давали целеуказание кораблям ПЛО или же сами атаковали их глубинными бомбами.

Опыты по использованию вертолётов на боевых кораблях велись уже давно. Ещё в начале 1950-х годов вертолёт Ка-10 садился и взлетал с палубы крейсера «Максим Горький». В 1955 году флот получил на вооружение вертолёты Ка-15, однако в качестве противолодочных машин они не прижились. Только в середине 60-х годов появились первые противолодочные вертолёты специальной постройки Ка-25. Теперь оставалось соединить все элементы вместе, и создать наконец боевой корабль, способный эффективно бороться с подводными лодками.


Вертолёты Ка-25


В январе 1959 года главком ВМФ С. Г. Горшков утвердил оперативно-тактическое задание, определявшее основным назначением перспективного противолодочного корабля «поиск и уничтожение ПЛАРБ и многоцелевых подводных лодок противника в дальних зонах ПЛО в составе корабельной поисково-ударной группы и во взаимодействии с другими кораблями и противолодочными самолётами ВМФ» с возможностью «непрерывного круглосуточного поиска ПЛ не менее чем двумя вертолётами в течение всего плавания корабля».

В процессе проектирования водоизмещение будущего вертолётоносца проекта 1123 «Кондор» постоянно возрастало, в окончательном варианте оно достигло 14 655 тонн. На внешний вид «Кондора» явно повлияла информация об особенностях проекта строившегося во Франции крейсера-вертолётоносца «Jeanne d'Arc» (13270 т; 182×24×7,3 м; 8 вертолётов). «Кондор» имел схожие габариты: длина 189, ширина 21,5 (по ватерлинии), осадка 7,2 метров.

Как и у французского корабля (заложенного ещё в июле 1960 года), полётную палубу для вертолётов шириной 34 метра разместили в кормовой части, что обеспечило защиту от волн. В носовой части конструкторы разместили ракетные комплексы — противолодочный ядерный «Вихрь» и универсальный «Шторм». Кроме них, в состав вооружения крейсера входили две 57-мм двухствольные артиллерийские установки, два реактивных бомбомёта РБУ-6000 «Смерч-2», два пятитрубных 533-мм торпедных аппарата для противолодочных торпед.

Новый ракетный комплекс «Шторм» — две пусковые установки с общим боекомплектом 96 ракет и системой управления «Гром» — в случае необходимости мог поражать и надводные цели.

После многочисленных корректировок проекта, 15 декабря 1962 года на стапеле завода №444 в Николаеве заложили первый крейсер-вертолётоносец «Москва», а 14 января 1965 года он сошел на воду. Как обычно, плановые сроки строительства были сорваны: вместо двух с половиной лет потребовалось в два раза больше. Только 25 декабря 1967 года крейсер вошел в состав Черноморского флота. Ещё через два года флот получил второй корабль — «Ленинград». Реально оценив возможности советской судостроительной промышленности, командование ВМФ отказалось от дальнейшего строительства кораблей этого типа — всё равно их не хватило бы для охоты за четырьмя десятками американских подводных ракетоносцев. Поэтому третий вертолётоносец проекта 1123 («Киев»), заложенный 1 августа 1966 года, остался недостроенным. В 1969 году его разобрали на металл.

Осенью 1968 года была устроена широко разрекламированная (даже в советской прессе!) демонстрация крейсера «Москва». В сопровождении ВПК «Решительный» и «Отважный» он совершил поход в Средиземное море продолжительностью полтора месяца. Корабль прошёл в общей сложности 11000 миль, а его вертолёты совершили около 400 вылетов на поиск подводных лодок.


Крейсер ПЛО «Москва»


Позже адмирал Горшков упомянул в своей книге «Морская мощь государства» о советском приоритете в создании противолодочных крейсеров, вооружённых вертолётами. Приоритет вещь, конечно, хорошая, но факты утверждают другое. Противолодочный крейсер «Москва» был заложен в 1962 году, спущен на воду в 1964, вступил в строй в декабре 1967 года.

Между тем, аналогичный по общей схеме устройства французский крейсер-вертолётоносец «Jeanne d'Arc», несущий на борту 8 вертолётов, был заложен в июле 1960 года, спущен на воду в сентябре 1961, вступил в строй в июле 1964 года. В том же 1964 году итальянский флот получил крейсер-вертолётоносец «Caio Duilio», а британский — вертолётоносец «Lofoten». Так что о советском приоритете лучше помолчать.

Опыт практического использования противолодочных крейсеров проекта 1123 показал, что боевые возможности противолодочных вертолётов Ка-25ПЛ оказались ниже ожидаемых. Так, во время знаменитых учений «Океан» в марте-апреле 1970 года 28 вертолётов «Москвы» и «Ленинграда» налетали более 400 часов, но обнаружили всего лишь одну атомную и одну дизельную подводные лодки НАТО в Средиземном море. Ограниченная дальность полёта винтокрылов Ка-25, далёкое от совершенства электронное и гидроакустическое оборудование значительно снижали эффективность противолодочных операций. Выявились и другие недостатки:

«Объективности ради следует отметить, что требование ТТЗ, заложенное в эти корабли, о размещении 14 вертолётов оказалось ошибочным. Практика быстро указала на главный недостаток — ограниченную численность авиаотряда, не обеспечивавшую решение назначенных задач в полном объёме.

Кроме того, выявилась неудовлетворительная мореходность в штормовых условиях, что было вызвано чрезмерно полными обводами кормы и V-образными очертаниями носовых шпангоутов... Кораблю явно не хватало длины, что было видно, как говорится, невооружённым взглядом».[217]

Как бы там ни было, флот получил 42 больших противолодочных корабля первого поколения: 12 проекта 56-ПЛО, 20 проекта 61, 8 проекта 57, 2 проекта 1134.


Крейсер ПЛО «Ленинград»

Большие корабли ПЛО второго поколения

Для действий в дальней зоне ПЛО, которая начиналась в 150 милях (278 км) от побережья Советского Союза, помимо крейсеров-вертолётоносцев проекта 1123 «Кондор», предназначались большие противолодочные корабли проектов 1134, 1134-А и 1134-Б. Поиск и уничтожение подводных лодок противника в пределах 150-мильной зоны возлагался на БПК проекта 61, а также на МПК и сторожевые корабли меньшего водоизмещения.

26 июля 1964 года на заводе имени А. А. Жданова в Ленинграде был заложен головной БПК проекта 1134 «Беркут» (код НАТО — «Kresta-I»), своим полным водоизмещением (7600 т) почти в два раза превосходивший БПК проекта 61. Его основным противолодочным вооружением должны были стать перспективные ракето-торпеды «Метель» управляемого ракетного комплекса противолодочной обороны УРПК-3. Для противовоздушной обороны предназначался разрабатываемый универсальный зенитно-ракетный комплекс «Шторм» (с возможностью применения по надводным кораблям).


БПК пр. 1134

Пуск зенитной ракеты комплекса «Шторм»


Однако работа над комплексом «Метель» затянулась, поэтому вместо него установили противокорабельный ракетный комплекс П-35, уже нашедший применение на ракетных крейсерах проекта 58. Для решения задач ПЛО предназначались два 533-мм пятитрубных торпедных аппарата, два реактивных бомбомёта РБУ-6000 и два РБУ-1000.

Из-за вынужденной переделки проекта, БПК типа «Беркут» (пр. 1134) получили столь слабое противолодочное вооружение, что практически не соответствовали своему основному предназначению. В 1977 году их переклассифицировали в ракетные крейсеры. Но и в этом качестве боевая ценность оказалась невысокой: боекомплект противокорабельных крылатых ракет составлял всего четыре ракеты (пусковые установки не перезаряжались), хватавших для нанесения только одного ракетного удара, поскольку стрельбу ракетами П-35 требовалось производить только залпом, после чего крейсер становился безоружным.

В течение 1964—68 гг. построили всего лишь четыре БПК проекта 1134, так как они не могли удовлетворительно решать задачи ПЛО. Тем временем конструкторы, наконец, «довели до ума» противолодочный ракетный комплекс «Метель». Следующая серия ВПК строилась уже по усовершенствованному проекту 1134-А, или «Беркут-А» (код НАТО — «Kresta-II»).

Эти корабли водоизмещением 7535 тонн отличались от своих предшественников, в основном, составом вооружения. Для борьбы с подводными лодками предназначался ракетный комплекс УРПК-3 «Метель», состоявший из четырёх неподвижных спаренных контейнеров (пусковых установок), твердотопливных управляемых крылатых ракет 84Р (боевая часть — самонаводящаяся противолодочная торпеда) и корабельной системы наведения.

Баллистическая дальность полёта ракет 84Р составляла 50 км, что служило предметом гордости конструкторов. Ещё бы, создать противолодочный комплекс с такой дальностью действия — большой успех для ученых!

Но было одно обстоятельство, портившее замечательную картину триумфа советской науки и техники. Максимальная дальность обнаружения субмарин (с выдачей целеуказания) корабельным гидроакустическим комплексом МГ-332 «Титан-2» в идеальных условиях не превышала 14 км (обычно она составляла 10—11 км), и увеличить её не представлялось возможным.

Исправить положение попытались с помощью палубного противолодочного вертолёта Ка-25ПЛ. Он вошёл в состав комплекса разведки и целеуказания «Успех», принятого на вооружение в 1965 году, которым оснащались БПК проектов 1134-А, 1134-Б, 1155 (а также ракетные крейсеры пр. 58 и авианесущие крейсеры). Взлетая с борта корабля, вертолёт уходил на расстояние до 200 км. Радиолокационная станция, установленная на его борту, обеспечивала обнаружение надводных целей на дальности до 250 км, после чего на корабль-носитель передавалось радиолокационное изображение района в реальном масштабе времени. Помимо РЛС, такой вертолёт имел, как уже сказано, буксируемую на тросе ГАС. Использование вертолётов-целеуказателей позволяло значительно расширить радиус применения противокорабельных и противолодочных ракетных комплексов. Правда, при том условии, что неподалёку не оказывалось истребителей противника!


БПК «Маршал Ворошилов» пр. 1134А


Но один корабельный вертолёт решить проблему не мог, к тому же было слабо отработано взаимодействие различных сил флота. Журнал «Авиация и время» не так давно сообщил:

«Наиболее известна поисковая операция СФ в Баренцевом море 18—23.08.74 г. с участием семи БПК с Ка-25ПЛ, а также самолётов ПЛО. В ходе поиска оказалось, что после обнаружения неопознанной ПЛ с самолётов надводные корабли не успевали принять контакт, и вертолётам пришлось быть промежуточным звеном: они «снимали» ПЛ в точке срабатывания буя и «пасли» до подхода БПК. Был установлен рекорд: лодку отслеживали 58 часов!».[218]

Изменения коснулись и оборудования корабля, в результате чего дальность плавания и скорость хода уменьшились. Поэтому проект в очередной раз подвергся корректировке. Почти одновременно со строительством в 1966—77 гг. десяти БПК проекта 1134-А, в 1968—79 гг. построили семь БПК проекта 1134-Б «Беркут-Б» (код НАТО — «Kara»). Их главным отличием стало применение газотурбинной энергетической установки (уже отработанной к тому времени на БПК проекта 61), что позволило значительно увеличить дальность плавания — с 4700 миль у кораблей проекта 1134-А, до 7100 миль у БПК проекта 1134-Б.

Изменения коснулись и вооружения: почти в два раза (с 48 до 80 ракет) был увеличен боезапас зенитно-ракетного комплекса «Шторм», дополнительно установлены два зенитно-ракетных комплекса «Оса-М» ближнего действия, а обе 57-мм спаренные артиллерийские установки заменили на более мощные 76-мм.

Все корабли проекта 1134Б строились в Николаеве, поскольку производителем корабельных газотурбинных установок являлся Николаевский Южно-турбинный завод. В общей сложности, по проекту 1134 и его модификациям 1134A и 1134Б за 16 лет построили 21 корабль, хотя первоначально планировалось поставить флоту 32. Советская судостроительная промышленность оказалась не в состоянии выполнить «планы партии и правительства», а столь долгий срок строительства привел к тому, что корабли данного типа морально устарели.

Позже (в середине 80-х гг.) началось перевооружение ВПК проектов 1134-А и 1134-Б на новый универсальный ракетный комплекс УРК-5 «Раструб-Б» с крылатыми ракетами 85РУ. К тому времени стало ясно, что корабли, предназначенные для борьбы с подводными лодками, практически безоружны перед надводными кораблями противника. Попытки использования в противокорабельном варианте зенитных ракет «Шторм» мало вдохновляли — требовалось что-то более мощное, с большей дальностью стрельбы.

Именно поэтому новые ракеты 85РУ (дальность полёта до 50 км, масса около четырёх тонн, длина 7,2 м, габаритный диаметр 1,3 м) приспособили для поражения как подводных лодок, так и надводных кораблей. В первом варианте боевой частью являлась малогабаритная самонаводящаяся торпеда УМГТ-1 с дальностью хода 8 км, глубиной хода до 500 метров и радиусом реагирования системы самонаведения 1500 метров. После отделения от ракеты и приводнения на парашюте, торпеда осуществляла циркуляционный поиск цели с последующим наведением на цель. Для атаки надводных кораблей служили тепловая головка самонаведения и дополнительный заряд взрывчатки.


БПК «Очаков» пр. 1134Б


Большие противолодочные корабли проектов 1134, 1134-А и 1134-Б предназначались для действий в дальней зоне ПЛО, поэтому 17 из них вошли в состав Тихоокеанского и Северного флотов. Черноморский флот получил всего 4 корабля проекта 1134-Б, Балтийский флот — ни одного.

* * *

При беглом взгляде на эти корабли обращает на себя внимание странная система наименований, точнее, полное отсутствие таковой. Судите сами: два БПК проекта 1134 получили имена советских морских командиров (назвать их флотоводцами язык не поворачивается) — «Адмирал Зозуля» и «Вице-адмирал Дрозд», а два других — названия городов («Владивосток» и «Севастополь»).

Из десяти БПК проекта 1134-А шесть носят имена адмиралов российского («Адмирал Нахимов», «Адмирал Макаров») или советского флота («Адмирал Исаков», «Адмирал Октябрьский», «Адмирал Исаченков», «Адмирал Юмашев»). Правда, среди последних не все заслужили такую честь, но в этом есть хоть какая-то логика.

А вот присвоение кораблям имен «первого красного офицера» — «Маршал Ворошилов» (на волне «перестройки» в январе 1991 года его переименовали в «Хабаровск»), бывшего наркома обороны маршала Тимошенко, и особенно — пехотного комдива времен гражданской войны («Василий Чапаев»), никакого отношения к флоту не имевшего, невозможно логически объяснить. При всём при том, головной корабль серии назывался «Кронштадт» (!). Попробуйте определить, что общего во всех этих названиях. Это к вопросу о морских традициях, патриотическом воспитании и прочих «красивостях», о которых так любят рассуждать ветераны.

Лишь БПК проекта 1134-Б повезло. Все они относятся к «городской» серии: «Азов», «Керчь», «Николаев», «Очаков», «Петропавловск», «Ташкент», «Таллин» (последний в августе 1990 года, после подъема национально-освободительного движения в Эстонии, переименовали во «Владивосток»).

Причём эти корабли не были исключением, та же история повторилась и с БПК проекта 1155, вступившими в строй в 1980-е годы. Головной получил название «Удалой», а дальше пошел обычный советский театр абсурда: «Вице-адмирал Кулаков» и «Адмирал Харламов» (видимо, за большие заслуги обоих в разоблачении «преступной деятельности» адмирала Кузнецова и других руководителей флота в 1947 г.); «Адмирал Левченко» (напомним, что он сдал Керчь в 41-м, за что был предан суду, а в 42-м провалил высадку десанта на остров Соммерс); «Адмирал Захаров» (всю жизнь был флотским политработником, причём столь «выдающимся», что в 1956 г. с его погон сняли две звезды, превратив из «полного» адмирала в контр-адмирала за «крупные недостатки в руководстве деятельностью кадров ВМФ»). «Адмирал Трибуц» и «Адмирал Пантелеев» — эти хоть занимали высшие посты в годы войны (командующего флотом и помощника начальника Главного морского штаба), хотя как флотоводцы ничем себя не прославили, скорее наоборот. «Адмирал Виноградов» и «Адмирал Спиридонов» — отечественной военной истории и советскому народу они неизвестны.

Далее шли «Маршал Василевский» и «Маршал Шапошников» (маршалы, конечно, люди заслуженные, но к флоту никакого отношения не имели) и... город «Симферополь», столица Крымской АССР.

Все попытки понять логику командования ВМФ в деле присвоения имён боевым кораблям обречены на провал, так что прекратим дальнейшие рассуждения на эту тему. Отметим только, что имя адмирала Кузнецова, в течение более чем 12-и лет возглавлявшего весь советский флот (в 1939—1946 и 1951—1955 гг.) ни один противолодочный либо ракетный корабль так и не получил. Лишь 4 января 1991 года, когда Советскому Союзу осталось жить менее 12 месяцев, его присвоили тяжёлому авианесущему крейсеру «Тбилиси» (до того он именовался «Леонид Брежнев», а ещё раньше — «Рига»), поскольку после зверской расправы в апреле 1990 года над демонстрантами в Тбилиси прежнее название звучало издевательски.

* * *

Наконец, в 1968—79 гг. в Ленинграде, Калининграде и Керчи были построены 32 больших противолодочных корабля проекта 1135 типа «Буревестник» (код НАТО — «Krivak»).

Правда, в 1978 году их переклассифицировали в сторожевые корабли 2-го ранга. И это несмотря на то, что они обладали вполне приличной дальностью плавания (4600 миль на 20 узлах) и скоростью (32 узла). Этими своими качествами новые корабли ничем не уступали БПК проекта 1134-А. Видимо, адмиралов из Главного морского штаба смущало довольно скромное водоизмещение (3100 тонн, на 150 тонн меньше, чем у эсминцев проекта 56-ПЛО).


СКР «Дружный» пр. 1135


Их противолодочное вооружение было почти таким же, как у БПК проекта 1134: пусковая установка на четыре ракето-торпеды 84Р «Метель», две установки РБУ-6000 (боекомплект 96 бомб ГРБ-60) и два 533-мм четырёхтрубных торпедных аппарата (боекомплект 8 торпед). Отсутствовал лишь вертолёт. Зенитно-артиллерийское вооружение состояло из двух установок «Оса» (боекомплект 40 ракет) и двух автоматических орудий калибра 76,2 мм (общий боекомплект 1600 снарядов).

Итак, второе поколение больших противолодочных кораблей советского флота насчитывало 53 единицы.

Противолодочные корабли третьего поколения

Ими стали, прежде всего, четырнадцать БПК проекта 1155 «Фрегат» (типа «Удалой»). Они тоже предназначались для действий в дальней зоне ПЛО: дальность плавания — 5700 миль на 14 узлах (с увеличенным в перегруз запасом топлива), скорость полного хода 29,5 узлов (54,6 км/час).

Их основным противолодочным (а также противокорабельным) вооружением стал универсальный ракетный комплекс УРК-5 «Раструб-Б» — две счетверённые пусковые установки крылатых ракет 85РУ. Для борьбы с подводными лодками также предназначались два четырёхтрубных 533-мм торпедных аппарата, два реактивных бомбомёта РБУ-6000 и два противолодочных вертолёта Ка-27.


БПК «Вице-адмирал Кулаков» пр. 1155

БПК «Адмирал Чабаненко» пр. 1155


Кроме того, впервые в советском ВМФ они получили установки вертикального пуска зенитно-ракетного комплекса «Кинжал» (модификация армейского ЗРК «Тор») с боекомплектом 64 ракеты. В отличие от ЗРК «Шторм», «Кинжал» многоканальный — может одновременно обстреливать до четырёх целей с наведением на них до восьми ракет.

Во время испытаний в 1986 году четыре ракеты «Кинжал» сбили четыре крылатые противокорабельные ракеты П-35. Этот факт расценили как свидетельство их высокой эффективности, несмотря на то, что П-35 были приняты на вооружение ещё в конце 50-х годов и за четверть века давно устарели.

Полное водоизмещение ВПК типа «Удалой» достигло 7570 тонн.

После двадцатилетнего перерыва вспомнили в Советском Союзе и об эскадренных миноносцах, казалось, безвозвратно ушедших в прошлое. В марте 1976 года на заводе имени Жданова в Ленинграде был заложен головной эсминец проекта 956 «Сарыч» (типа «Современный») полным водоизмещением 7940 тонн (все последующие также строились на этом заводе — два заложенных на стапелях в Николаеве вскоре разобрали).

В данной связи уместно упомянуть об особенностях национальной классификации. Сходные по размерам, водоизмещению и составу вооружения корабли проекта 1134 были в 1977 году отнесены к классу ракетных крейсеров, тогда как корабли типа «Современный» — к эсминцам. Между тем, вся разница между ними только в дальности полёта противокорабельных ракет: у П-35 на крейсерах проекта 1134 она составляла 300 км, а у «Москитов» на эсминцах проекта 956 — 120 км. То, что эти корабли отнесли к классу эскадренных миноносцев, должно было, видимо, подчеркнуть универсальный характер их использования.

Для борьбы с надводными кораблями противника на эсминцах проекта 956 служит ракетный комплекс «Москит» — две счетверённые пусковые установки (без перезарядки) с ракетами ЗМ-80, способными поражать цели на дальности до 120 км. Почти четырёхтонная крылатая ракета длиной около десяти метров имеет радиолокационную головку самонаведения, она идет к цели на высоте 7—20 метров со сверхзвуковой скоростью. Вероятность поражения цели типа корабельной ударной группы оценивается создателями в 0,99.

Многоканальный зенитно-ракетный комплекс средней дальности «Ураган» предназначен для обороны от самолётов и противокорабельных ракет. Твердотопливная зенитная ракета 9М38 (аналогичная армейскому ЗРК «Бук»), имеет полуактивную радиолокационную головку самонаведения. Общий боекомплект на эсминцах проекта 956 составляет 48 ракет.

Противолодочное вооружение представлено двумя спаренными 533-мм торпедными аппаратами для противолодочных торпед, двумя реактивными бомбомётами РБУ-1000 и противолодочным вертолётом Ка-27.

Для борьбы с надводными и воздушными целями могут использоваться две спаренные 130-мм артиллерийские установки А-218 и четыре шестиствольных 30-мм автомата АК-630М.


Эсминец «Современный» пр. 956


До декабря 1991 года советский ВМФ получил 14 эсминцев проекта 956, пополнивших корабельный состав Северного и Тихоокеанского флотов. После распада СССР были достроены ещё шесть. Одним из вариантов их боевого применения считались действия в составе противоавианосных и противолодочных корабельных групп, созданию которых главком ВМФ адмирал Горшков стал уделять много внимания со второй половины 70-х годов.

Атомные ракетные крейсеры

После того как по количеству подводных лодок Советский Союз догнал и перегнал США, можно было всерьёз заняться крупными надводными кораблями.

Было решено создать противоавианосные ударные группировки, основу которых составят новые ракетные крейсеры (в том числе с ядерной силовой установкой), вооружённые противокорабельными, противолодочными и зенитными ракетами. В дальнейшем в состав таких группировок вошли и авианесущие крейсеры, эти советские полуавианосцы.

В данной связи капитан 1-го ранга В. П. Кузин отметил:

«При С. Г. Горшкове развернулась «крейсеромания» в невиданных доселе ни в одном флоте масштабах. Каких только крейсеров не появилось: противолодочные (проект 1123); противолодочные с авиационным вооружением, затем переклассифицированные в тяжёлые авианосные и с лёгкой руки безграмотных борзописцев ставшие почему-то «авианесущими» (пр. 1143); ракетные (пр. 58, 1134 и 1164); тяжёлые атомные ракетные (пр. 1144); крейсеры управления (пр. 68У1 и 68У2), ну и, конечно, оставшиеся классические, так называемые артиллерийские крейсеры (пр. 26, 26-бис, 68К и 68-бис).

Мода на термин перекинулась и на подводное кораблестроение. Общепринятые в мире ПЛАРБ стали именоваться довольно «кудряво» и угрожающе торжественно: тяжёлые атомные подводные крейсеры стратегического назначения — ТАРПКСН! — применительно к пр. 941 или РПКСН для всех вариантов пр. 667. Коротко, лаконично, по-военному! Лодки с КР титуловались скромнее — атомные подводные крейсеры».[219]

Повышенное внимание к строительству надводных боевых кораблей в 70—80-е годы объяснялось ещё одной причиной. Советский Союз всё чаще стал вмешиваться в региональные конфликты, претендуя на роль мировой сверхдержавы. А вмешаться в боевые действия, оказать поддержку «народам, борющимся за свободу и независимость», могли лишь надводные корабли.

Так, корабли 5-й Средиземноморской эскадры с конца 60-х годов непрерывно несли боевую службу у берегов Сирии и Египта в постоянной готовности помочь арабским «братьям» в их перманентном противостоянии Израилю. Советские боевые корабли обеспечивали переброску кубинских войск в Анголу (операция «Шарлотта» в октябре-ноябре 1975 г.) и в Эфиопию, готовы были прийти на помощь Вьетнаму.

Выполнение подобных задач требовало от ВМФ наличия мощной группировки надводных кораблей различного назначения — от десантных судов, способных доставить морскую пехоту и боевую технику в любой уголок земного шара, до ракетных крейсеров, способных прикрыть их от атак вражеской авиации, подводных лодок и надводных кораблей.

* * *

В течение 1980-х годов советский ВМФ пополнился ракетными крейсерами двух типов, строительство которых возобновилось после многолетнего перерыва. Последний из предыдущей серии «эрзац-крейсеров» проекта 1134, до 1977 года относившихся к классу больших противолодочных кораблей, вступил в строй в 1969 году. Но для борьбы с американскими авианосцами требовались значительно более эффективные средства, и работа над ними велась ещё с середины 60-х годов.

Появление в составе ВМФ США авианосцев и крейсеров УРО с ядерными силовыми установками вызвало интерес к таким кораблям и в Советском Союзе. Как только Хрущёва убрали, сразу же началось эскизное проектирование «атомного» ВПК водоизмещением около 8000 тонн. Но поскольку на первом месте всё же оставалась программа строительства атомных подводных ракетоносцев, на выполнение которой были направлены основные силы науки и судостроительной промышленности, работа над атомным ВПК шла медленными темпами. Делу также мешало отсутствие ясного представления о назначении и, соответственно, вооружении будущего корабля.

В процессе предварительной проработки проекта противолодочное назначение постепенно ушло на второй план. Главным стало повышение ударных возможностей атомохода, а также эффективности системы ПВО, без чего нельзя было обеспечить достаточную боевую устойчивость. Тактико-техническое задание конструкторам министр обороны утвердил 25 мая 1971 года. Оно предписывало создать ракетный крейсер универсального назначения, способный уничтожать крупные надводные корабли противника, успешно решать задачи ПЛО и ПВО.

Наконец, 27 марта 1974 года на Балтийском заводе в Ленинграде был заложен головной корабль проекта 1144 «Орлан», получивший наименование «Киров». Советская судостроительная промышленность в то время не имела опыта строительства боевых кораблей такого водоизмещения (24 300 тонн) и размеров (длина 251 м, ширина 28,5 м, осадка 10 м), поэтому работы шли довольно медленно. Только 27 декабря 1977 года «Киров» наконец сошёл со стапеля на воду. Ещё три года заняла достройку на плаву и лишь 30 декабря (снова последний день года!) 1980 года тяжёлый атомный ракетный крейсер «Киров» вступил в строй.

Пример атомного ракетного крейсера «Киров» наглядно показывает, корабли какого качества поставляла флоту советская судостроительная промышленность. В представлении, направленном Главной военной прокуратурой министру обороны СССР Соколову в сентябре 1986 года, по этому поводу говорилось:

«В 1980 году технически неисправным, неукомплектованным и без проведения ряда испытаний принят от промышленности тяжёлый атомный ракетный крейсер «Киров» постройки Балтийского завода имени С. Орджоникидзе. Некоторые системы и изделия неисправны до настоящего времени, он стоит в ожидании заводского ремонта.

Тем не менее, на момент подписания приёмного акта предприятию выплачено... 99,9 процента стоимости крейсера. По инициативе Минсудпрома вручены государственные награды 3 тыс. человек, в том числе 13 должностным лицам из состава приёмочной комиссии. Троим присвоено звание Героя Социалистического Труда, и среди них — председателю комиссии адмиралу Бондаренко Г. А.

В наградном листе говорится о «тщательной проверке работоспособности всех систем корабля и возможности его эффективного использования с высокой степенью надёжности боевого применения»... Под давлением изготовителей акты приёмки подписываются и при наличии в них заключений специалистов о неготовности корабля... Допускаемые нарушения граничат с преступлением со стороны отдельных лиц. 15.09.86 г. возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ст. 170 и 260 УК РСФСР».[220]


Атомный ракетный крейсер «Киров» пр. 1144


Не удивительно поэтому, что атомный крейсер «Киров» практически не эксплуатировался. Единственную свою боевую службу он нёс в 1984 году, второй раз отправился в дальний поход лишь через 5 лет (!), в конце 1989 года, но через два месяца вернулся в Североморск — вышел из строя носовой реактор — и на долгие годы встал у стенки, где постепенно пришёл в полную негодность. Помимо катастрофической нехватки денег, возможности его ремонта в значительной мере затруднило то обстоятельство, что преобладающую часть вооружения и оборудования крейсера составляли опытные образцы, вообще не подлежащие ремонту.

Несмотря на грозные строки прокурорского представления, весь пар ушёл в гудок. В декабре 1986 года Горбачёв дал указание Генеральной прокуратуре СССР прекратить уголовное дело в отношении лиц, замешанных в афере с приёмкой от промышленности небоеспособных кораблей. Матросы и офицеры погибали на кораблях и подводных лодках, горевших, взрывавшихся и тонувших на всех флотах, зато адмиралы, украшенные множеством орденов и медалей, продолжали свою трудную службу на благо Родины. Но всё же военная прокуратора старалась не зря:

/Благодаря ей, лица, которые/ «способствовали принятию в состав флота кораблей и лодок с недоделками, известны поимённо. Это адмиралы Бондаренко Г. А., Котов П. Г., вице-адмиралы Новосёлов Ф. И., Филонович Р. Д., Кругляков B. C., контр-адмирал Лойконнен Г. Г., капитан 1-го ранга Рыков В. И. Делалось это, как установлено, не без ведома руководства ВМФ».[221]

* * *

Основным вооружением «Кирова» стал противокорабельный ракетный комплекс «Гранит» большой дальности (более 550 км). В носовой части крейсера в подпалубных пусковых установках (что было новинкой в советском флоте) разместились 20 крылатых ракет «Гранит», разработанные в КБ Челомея. О том, что представляли собой эти гигантские ракеты, уже шла речь на страницах нашей книги, поэтому повторяться не будем. Интересно другое:

«Водрузив на тяжёлый атомный ракетный крейсер «подводные» по происхождению (т.е. предназначенные для вооружения ПЛ пр. 949 и 949А) ракеты «Гранит», пришлось «для экономии», чтобы не разрабатывать новую пусковую установку, тащить на надводный корабль «лодочную». В результате, чтобы выстрелить с ТАРКР ракетой, нужно закачивать в пусковую установку забортную воду, поскольку это было необходимо делать на лодке. А вот принять на вооружение компактную и, в отличие от «царь-ракет», практически неуязвимую для средств самозащиты кораблей тактическую ракету мы до распада СССР так и не успели».[222]

Небольшой боезапас, с учётом того, что стрельбу ракетами планировалось вести только залпом, весьма ограничивал боевые возможности корабля. После первого же удара по противнику он мог остаться безоружным. Пополнение боезапаса в открытом море (для этого требовалось перегрузить с транспортного судна на крейсер семитонные махины длиной 10 метров) было делом нереальным. Такой вот атомно-ракетный подводно-надводный советский спектакль абсурда!

Противовоздушную оборону осуществлял зенитно-ракетный комплекс большой дальности «Форт», созданный на основе армейского С-300ПМУ. Ракеты этого комплекса (боекомплект 96 единиц) тоже размещены в подпалубных пусковых установках барабанного типа, с вертикальным стартом. Впервые советский корабль получил многоканальный ЗРК, способный одновременно обстреливать шесть воздушных целей с интервалом между пусками в три секунды.

Максимальная дальность полёта ракет 5В55РМ составляет 90 км, что позволяет вести борьбу с ударными самолётами — носителями противокорабельных и противолодочных ракет, а также с крылатыми ракетами. ЗРК «Форт» дополняют две пусковые установки зенитно-ракетного комплекса «Оса-М». Для поражения ракет, сумевших прорваться через зону поражения ЗРК «Форт» предназначены восемь 30-мм шестиствольных автоматов АК-630М.


ЗРК «Оса-М»


Противолодочное вооружение на «Кирове» было следующим:

а) двухконтейнерная пусковая установка противолодочного ракетного комплекса «Метель» с боекомплектом 10 ракет;

б) два 533-мм пятитрубных торпедных аппарата;

в) один реактивный бомбомёт РБУ-6000 и два бомбомёта РБУ-1000 (их основным предназначением считалось поражение торпед, атакующих крейсер);

г) два противолодочных вертолёта Ка-27.


Атомный ракетный крейсер «Фрунзе»


Кроме того, имеется артиллерийское вооружение: две 100-мм артиллерийские установки АК-100.

Использование атомной энергетической установки позволило весьма значительно увеличить дальность плавания — до 14 000 миль на 30 узлах (!), при скорости полного хода 32 узла. Экипаж состоял из 610 человек, в том числе 82 офицеров.

Состав вооружения серийных крейсеров проекта 1144 менялся. Так, на втором корабле — «Фрунзе» — вместо противолодочного ракетного комплекса «Метель» и торпедных аппаратов появился универсальный ракето-торпедный комплекс РПК-6 «Водопад» (по пять однотрубных пусковых установок на каждом борту). Ракета «Водопад» имеет два варианта боевой части — 400-мм малогабаритную торпеду УМГТ-1 либо ядерный заряд. Дальность стрельбы — 37 км. 100-мм артустановки заменили одной спаренной 130-мм установкой А-218.

Много внимания уделялось усилению противовоздушной обороны. Поэтому на «Фрунзе» и третьем корабле («Калинин») появился зенитно-ракетный комплекс ближней обороны «Кинжал» (он же «Клинок»), способный одновременно обстреливать до четырёх воздушных целей, с наведением на них до восьми ракет. Подпалубные установки вертикального пуска имеют боекомплект 64 ракеты 9М330 (аналогичны армейскому ЗРК «Тор») с дальностью полёта 12 км.

На «Калинине» вместо шестиствольных 30-мм автоматов были установлены шесть модулей ракетно-артиллерийского комплекса «Кортик», предназначенного для поражения воздушных целей (самолётов и крылатых ракет) ракетами 9М311 в диапазоне от 8000 до 1500 метров, с последующим расстрелом уцелевших целей 30-мм шестиствольными автоматами АК-130 на дистанции от 1500 до 500 метров.

Для повышения живучести на крейсерах проекта 1144 впервые за десятки лет снова появилось бронирование: борт в районе реакторного отсека — 100 мм, рубка — 80 мм.


Атомный ракетный крейсер типа «Киров»


Всего флот успел получить от промышленности четыре атомных ракетных крейсера. «Киров» и «Калинин» (сдан 30 декабря 1988 г.) вошли в состав Северного флота, «Фрунзе» (сдан 31 октября 1984 г.) — Тихоокеанского. После развала Советского Союза все они сменили имена: «Киров» стал именоваться «Адмирал Ушаков», «Фрунзе» — «Адмирал Лазарев», «Калинин» — «Адмирал Нахимов». Так новая власть боролась с коммунистическими идолами. Не остался в стороне и четвёртый крейсер, строившийся в Петербурге: «Юрий Андропов» превратился в «Петра Великого» (сдан в 1996 г.).

Хотя строительство атомных ракетных крейсеров проекта 1144 считается чуть ли не хрестоматийным примером триумфа советской науки и техники, сомнения всё же остаются.

Во-первых, характеристики основного вооружения — ракетного комплекса «Гранит» — весьма далеки от совершенства, что делает проблематичным успех ракетного удара. Значительная дальность полёта этих ракет не подкреплена надёжной системой целеуказания — расчёты на получение информации от самолётов разведки и целеуказания Ту-95РЦ и спутников-разведчиков в случае полномасштабной войны вряд ли могли оправдаться, поскольку те и другие были бы уничтожены уже в первые часы (если не минуты) конфликта.

Во-вторых, надежды на «интеллект» ракет «Гранит», имеющих многовариантную программу атаки целей с их перераспределением, тоже представляются завышенными. Большие размеры и высокая радиолокационная заметность делают их прекрасной мишенью для средств ПВО противника (включая палубные истребители, способные перехватывать ракеты на расстоянии несколько сотен километров от авианосцев).

В-третьих, серьёзным недостатком крейсеров проекта 1144 можно считать отсутствие возможности нанесения ударов по береговым объектам.

Вступившие в строй немного раньше их американские крейсеры УРО типа «Ticonderoga», при меньшем в два с половиной раза водоизмещении, имели на вооружении 4 крылатые ракеты «Tomahawk» для ударов по наземным объектам, 8 противокорабельных ракет «Harpoon», противолодочный ракетный комплекс «Asroc» (20 ракет), зенитно-ракетный комплекс «Standard» (68 ракет), две 127-мм артустановки, два трёхтрубных торпедных аппарата для стрельбы противолодочными торпедами, два противолодочных вертолёта. Сравните с характеристиками ракетных крейсеров проекта 1144 и сделайте выводы.

К тому же, начиная с крейсера «Bunker Hill», американские корабли получили универсальные установки вертикального пуска с боезапасом 122 ракеты («Tomahawk», «Standard», «Asroc»), значительно увеличившие огневую мощь крейсеров (по оценке журнала «Зарубежное военное обозрение» — почти в 10 раз).

* * *

Аналогичными недостатками обладали ракетные крейсеры проекта 1164 «Атлант», строившиеся параллельно с атомными типа «Киров», но получившие газотурбинную энергетическую установку. Основным назначением этих кораблей (полное водоизмещение 11 300 тонн, размеры 186×20,8×7,6 м) должна была стать борьба с американскими авианосцами, не случайно официоз министерства обороны — газета «Красная звезда» — назвала их «убийцами авианосцев».

Орудием убийства предполагались противокорабельные крылатые ракеты П-500 «Базальт» всё того же Челомея — 16 ракет в восьми спаренных пусковых установках. Они представляли собой модернизированный вариант устаревших П-6, созданных для вооружения подводных лодок проекта 675, строившихся в 1961—67 гг. Внешне ракеты «Базальт» мало чем отличались от П-6, но их скорость и дальность полёта больше, они получили новую систему управления, обеспечившую распределение целей в залпе (пуск одиночных ракет даже не предполагался) и более мощную фугасно-кумулятивную боевую часть (вместо неё могла устанавливаться ядерная боеголовка).


Крылатая противокорабельная ракета П-500 «Базальт»


Своим качеством ракеты «Базальт» ничем не лучше «Гранитов». Вот как проходила стрельба по мишеням во время их испытаний. Во время первого пуска 18 июня 1971 года ракета просто развалилась в воздухе из-за отказа системы поддержания давления в топливных баках. Вторая ракета в цель попала, тогда как третья вследствие разгерметизации приборного отсека и смены курса упала на окраине города Оленегорск, изрядно напугав горожан. С приключениями прошёл и четвёртый пуск: 10 сентября 1971 года система управления «Базальта» самостоятельно перешла в режим автономного наведения и захватила цель — рыболовецкий сейнер в Мезенской губе. Команду сейнера спасло чудо — из-за крутого разворота на новую цель ракета приводнилась и разрушилась. Во время пятого пуска «Базальт» упал из-за отказа двигателя.

Столь печальные результаты заставили конструкторов досрочно прекратить испытания для доработки «сырой» ракеты. После напряженной работы весной 1972 года испытания были продолжены. Но «Базальты» всё равно не хотели лететь в цель:

1-й пуск — ракета падает из-за отказа двигателя;

2-й — ракета падает в море на третьей минуте полёта из-за отказа автопилота;

3-й — наконец ракета поразила мишень, но радость была недолгой;

4-й — на 10-й минуте полёта ракета ликвидирована по команде с земли из-за отказа системы управления;

5-й — ракета упала на восьмой минуте полёта из-за отказа автопилота;

6-й — ракета упала через 20 секунд после старта из-за отказа радиовысотомера;

7-й — ракета упала в 300 метрах от пусковой установки из-за отключения двигателя;

8-й — цель поражена;

9-й — ракета упала на 6-й минуте полёта.

Как видим, результаты испытаний трудно назвать удовлетворительными. Однако логика членов государственной комиссии была иной. Они решили в 1974 году совместить испытания с пуском ракет с подводной лодки. Этот этап прошёл сравнительно успешно (велась стрельба двух- и четырёхракетными залпами, с командным и автономным наведением), и в 1975 году крылатые ракеты «Базальт» были приняты на вооружение, несмотря на то, что их надёжность по-прежнему вызывала серьёзные сомнения.

В 70-е годы ракетный комплекс «Базальт» установили на авианесущие крейсеры проекта 1143 типа «Киев», а затем на ракетные крейсеры проекта 1164, строительство которых началось в 1976 году на николаевском заводе «Имени 61-го коммунара».

Головной крейсер проекта 1164 «Атлант» вступил в строй 30 декабря (опять!) 1982 года и вошел в состав Черноморского флота, готовый к охоте на американские авианосцы в Средиземном море. Хотя, учитывая реальное соотношение военно-морских сил на этом ТВД, наличие крупных группировок ударной авиации НАТО на территории Турции, Греции, Италии, Франции и Испании, у советских кораблей было гораздо больше шансов самим превратиться в дичь, даже не успев начать охоту.

Видимо с учетом этого печального обстоятельства, на крейсерах проекта 1164 установили мощное противовоздушное вооружение: ЗРК большой дальности «Форт» с подпалубными установками вертикального пуска (боезапас 64 ракеты) и две пусковые установки ЗРК ближнего действия «Оса-М» (боезапас 40 ракет). Для поражения воздушных целей могут также использоваться спаренная 130-мм универсальная артиллерийская установка и шесть 30-мм шестиствольных автоматов АК-130.

Для обнаружения и уничтожения подводных лодок крейсер получил гидроакустический комплекс, два 533-мм пятитрубных торпедных аппарата для противолодочных торпед и вертолёт Ка-25ПЛ.

Советский ВМФ до распада СССР успел получить от промышленности всего три ракетных крейсера проекта 1164 — «Слава» (Черноморский флот) в январе 1983 г.; «Маршал Устинов» (Северный флот) в сентябре 1986 г. и «Червона Украина» (Тихоокеанский флот) в октябре 1989 г.[223]


Ракетный крейсер «Адмирал Лобов» (пр. 1164) в постройке


Но командование ВМФ вместо того, чтобы создать из 6-и новейших крейсеров (трёх атомных и трёх газотурбинных) хотя бы две мощные ударные группы, предпочло «размазать» крейсеры по разным соединениям.

Вполне обоснованным выглядит мнение уже цитировавшегося эксперта, капитана 1-го ранга В. П. Кузина:

«Развитие «национального» класса ракетных крейсеров в военном отношении было бесперспективным, а в техническом (в том виде, в котором оно существовало) — тупиковым. Вместо крупных ударных кораблей в рамках стоявших тогда задач нужно было осуществлять приоритетное (под номером один), энергичное и целенаправленное и, главное, системное строительство авианосного флота.

Взявшись же за развитие кораблей указанного класса (уж коли так произошло), нужно было, «не дёргаясь», вести их ритмичное и непрерывное строительство, имея конечной целью создание хотя бы небольших однородных по типам кораблей, соединений, не разбросанных по различным ТВД. И, наконец, последнее: не ставить ударным крейсерам совершенно нереальных самостоятельных задач, а вводить их компонентом оперативных соединений разнородных сил, обязательно с авианосным крейсером во главе».[224]

Глава 7. АВИАНОСЕЦ ПО-РУССКИ

Ни один класс боевых кораблей не вызывал таких ожесточённых дискуссий в советском военно-политическом руководстве, как авианосцы.

Несмотря на то, что события Второй мировой войны убедительно доказали доминирующую роль авианосцев в морских сражениях, советские вожди предпочли идти своим путём — строить абсолютно бесполезные линкоры и крейсеры, эпоха которых безвозвратно закончилась в 1945 году. Злодей Бармалей из фильма о докторе Айболите был прав: «нормальные герои всегда идут в обход!»

Все попытки наркома и главкома ВМФ адмирала Кузнецова убедить Сталина в необходимости строительства собственных авианосцев, без которых нельзя было всерьёз рассчитывать на выход советского флота в просторы Мирового Океана, успеха не имели. Слово «авианосец» вызывало у вождя только отрицательные эмоции.

Одну из последних попыток переубедить «величайшего гения всех времен и народов» Кузнецов предпринял менее чем за год до его смерти. В письме, направленном в Кремль 23 мая 1952 года, говорилось:

«Согласно программе военного судостроения, военно-морские силы получают от промышленности новые боевые корабли, до лёгких крейсеров включительно. В настоящее время начата постройка тяжёлых крейсеров. Поступающие в состав военно-морских сил крупные надводные корабли имеют оперативный радиус действия до 2000 миль (3700 км), что позволяет использовать их при нанесении ударов по боевым кораблям и десантным судам противника в противодесантной обороне побережья, в операциях по уничтожению сил противника в море, при действиях по срыву морских сообщений противника и других операциях на значительном удалении от побережья.

Однако в современных условиях войны на море использование надводных боевых кораблей в операциях без прикрытия их с воздуха сопряжено со значительными потерями от бомбардировочной и торпедоносной авиации противника.

Надводные боевые корабли требуют надёжного прикрытия истребительной авиацией с момента выхода их из базы и до возвращения. Расчёты показывают, что надёжное прикрытие кораблей с воздуха современной береговой истребительной авиацией возможно осуществить на удалении кораблей от береговых аэродромов не более 250—300 км (135—160 миль). Если на таких военно-морских театрах, как Черноморский и Балтийский, имеющих сравнительно ограниченные размеры, осуществлять прикрытие кораблей береговой истребительной авиацией возможно, то на Северном и Тихоокеанском военно-морских театрах, имеющих большую протяжённость, подобное прикрытие кораблей, действующих на расстоянии от побережья более чем 300 км, практически невозможно.

На этих морских театрах прикрытие с воздуха кораблей, действующих на значительном удалении от побережья, возможно лишь при наличии в составе флота авианосцев — носителей истребительной авиации.

В целях создания лёгкого авианосца небольшого водоизмещения с использованием уже освоенных промышленностью механизмов и вооружения целесообразно принять состав базирующейся на нём авиации в количестве 40 самолётов-истребителей (истребительный авиаполк). Этот состав истребительной авиации обеспечит прикрытие соединения боевых кораблей от удара 60—70 бомбардировщиков противника при одновременном их налёте...

Так как проектирование и строительство авианосцев не должны отставать от проектирования и строительства крупных надводных боевых кораблей, необходимо уже сейчас приступить к проектированию и строительству лёгкого авианосца и палубного самолёта-истребителя.

Учитывая неотложную необходимость иметь в составе военно-морских сил лёгкие авианосцы (авианосцы противовоздушной обороны), прошу Вашего решения теперь же начать проектирование этих кораблей с расчётом закончить его в 1953 г. и приступить к строительству их не позднее 1954 г.»[225]

Но и это обращение военно-морского министра осталось гласом вопиющего в пустыне. Вождь отделался от назойливого просителя неопределённым обещанием когда-нибудь построить парочку авианосцев ПВО, и на этом всё закончилось.

* * *

Надо заметить, что проблема авианосцев впервые начала обсуждаться в руководстве советского флота ещё в двадцатые годы. Так, проект программы военного судостроения на 1925—31 гг. предусматривал переоборудование в авианосцы повреждённого пожаром линкора «Фрунзе» (40 самолётов) и недостроенного линейного крейсера «Измаил» (50 самолётов), но дальше разговоров дело не пошло. В 1927 году был разработан эскизный проект переоборудования в авианосец учебного корабля «Комсомолец» (12 000 т, 42 самолёта). Для него даже создали палубный штурмовик «ШОН», однако отсутствие средств погубило и этот проект.

«Большая кораблестроительная программа» на 1938—42 гг. предусматривала закладку в 1942 году на заводе №199 (Комсомольск-на-Амуре) одного лёгкого авианосца проекта 71А (11 350 тонн, 30 самолётов), со сдачей его флоту в 1946 году, но этот план так и остался на бумаге. В годы войны началась разработка нового авианосца проекта 72, который в конечном итоге постигла судьба предшественника.

После окончания войны советские войска захватили недостроенный германский авианосец «Graf Zeppelin», спущенный на воду в декабре 1938 года и готовый на 85%. Но достроить его и использовать его по основному назначению Сталин не захотел, а командование ВМФ не просило.


Германский авианосец «Graf Zeppelin» (июнь 1945 г.)


По условиям Потсдамского соглашения с союзниками корабль подлежал затоплению. Советские моряки вывели «Zeppelin» в море и потопили его 16—18 августа 1947 года, (вместе с недостроенным тяжёлым крейсером «Seydlitz», на котором, кстати говоря, немцы в 1942—43 гг. в течение 7 месяцев вели работы по переоборудованию в авианосец). Справедливо отметили авторы статьи в альманахе «Тайфун»:

«Тогдашние руководители флота и многие рядовые специалисты не осмыслили того, что они держали в руках если не «жар-птицу», то уж точно ключ к пониманию и решению многих основополагающих проблем строительства будущего большого океанского флота.

Этот «ключ» они утопили с мизерным полезным результатом для дела государственной (именно государственной, а не ведомственной) важности... Следовало бы «наплевать» на соглашение («холодная война» шла уже полным ходом; кстати, само соглашение по кораблям категории «С» носило всего лишь рекомендательный характер) и, отремонтировав и достроив корабль (уверены: в сталинские времена ничего невозможного не было), ввести его в строй».[226]

Правда, 24 апреля 1945 года немцы подорвали на авианосце главные турбины, электрогенераторы и лифты для подъёма самолётов на полётную палубу. Но всё это можно было восстановить — с помощью тех же немцев (корабль стоял в Штеттине, где имелась прекрасно оборудованная верфь фирмы «Вулкан»).

Увы, посланный провидением подарок «красные» адмиралы не оценили. Спрашивается, о чём тогда думал адмирал Кузнецов, неоднократно выступавший за строительство авианосцев, и какой частью своего тела он думал? Командование ВМФ (т.е. в первую очередь Кузнецов) не придумало ничего лучше, чем использовать огромный корабль (длина 262 метра, ширина по полётной палубе 36 метров) в качестве одноразовой (!) плавучей мишени.

Ясным днём 16 августа 47 года 24 пикирующих бомбардировщика Пе-2 нанесли удар по неподвижному кораблю, показав при этом просто фантастическую меткость: в цель попали всего 6 бомб из 100 сброшенных! Эти 100-кг бомбы оставили всего лишь небольшие вмятины на его палубе. Авианосец затонул 18 августа, после того, как на нем взорвали 24 авиабомбы калибром до 1000 кг, которые просто разложили на палубе, а эсминец «Славный» и торпедный катер №503 всадили ему в борт несколько торпед. Таким образом, он продемонстрировал удивительную живучесть, недостижимую в советском флоте во все времена его существования. Корабль, который мог стать первым советским авианосцем, нехотя ушел на дно Балтийского моря.

После смерти Сталина адмирал Кузнецов отдал распоряжение о начале проектирования лёгкого авианосца, несущего авиагруппу в составе 40 реактивных истребителей. Но негативное отношение нового хозяина Кремля Н. С. Хрущёва к крупным надводным боевым кораблям и «ракетная эйфория» в военном ведомстве в очередной раз похоронили план строительства авианосца. Правда, полуофициальные работы над проектами ударных авианосцев (с 60 и 100 самолётами на борту) в военно-морском ведомстве продолжались вплоть до конца 50-х годов, но они ни к чему не привели.

В то же время на Западе продолжали строить новые и модернизировать старые авианосцы. Эту тенденцию отметил и новый главком ВМФ адмирал Горшков:

«После 1957 г., когда Советский Союз продемонстрировал замечательные достижения в области ракетостроения, ракеты всё увереннее начали использоваться в качестве носителей ядерного оружия, размещаемого на суше и на море. В то же время это не повлияло на роль авианосцев в системе вооружений англо-американских ВМС. И в настоящее время эти корабли составляют основу морской мощи флота США, несмотря на всевозрастающую угрозу со стороны совершенствующегося ракетного оружия».[227]

Позже он изменил свои взгляды. Трансформацию взглядов советского военно-политического руководства (в том числе адмирала Горшкова) на роль авианесущих кораблей контр-адмирал В. Харько объяснил следующим образом:

«Начиная с послевоенного периода и практически до начала 80-х годов считалось, что основная военная угроза для нашего государства исходит от США и их союзников по блоку НАТО. Европейский театр военных действий рассматривался как главный ТВД. Предполагалось, что с началом войны нам удастся в ходе масштабных наступательных операций, опираясь на выдвинутые на Запад группы войск, вывести из войны страны НАТО и вынудить США перейти к политическому разрешению военного противостояния...

Именно поэтому решающая роль в достижении успеха отводилась сухопутным войскам, фронтовой авиации, авиации дальнего действия и войскам ПВО. Флот же оставался на привычной для военных руководителей того времени роли обеспечивающего боевые действия флангов приморских фронтов в совместных операциях. Самостоятельно и во взаимодействии с авиацией дальнего действия ему поручалось уничтожение авианосных ударных групп противника и его ракетных подводных лодок с баллистическими ракетами...

К концу 70-х годов ситуация начала меняться. С учётом роста военного потенциала НАТО и достижения сторонами паритета в стратегических ядерных силах в военных кругах стало преобладать мнение, что война в Европе и как следствие на других театрах может принять затяжной характер и её ход всё в большей степени будет зависеть от поставок людских и материальных ресурсов в Европу из США, что потребует решения задачи срыва или ограничения воинских перевозок через Атлантику, приобретающей стратегическое значение.

Анализ способов и средств для выполнения этой задачи показал, что при любом составе действующих против конвоев сил на определённых этапах операции потребуется создание временных зон господства в воздухе за пределами досягаемости нашей авиации наземного базирования. Так впервые появились конкретные обоснования необходимости включения авианесущих кораблей с парком корабельных истребителей в состав сил флота».[228]

Как уже сказано выше, в 1960-е и 70-е годы вооружённые силы СССР готовились только к всеобщей ядерной войне. Другие виды вооружённых конфликтов, следовательно, и соответствующие им образцы военной техники, не предполагались, что стало большой ошибкой. Позже этот факт признал и бывший Верховный Главнокомандующий Хрущёв:

«Все знают мощь нашей ракетной техники и ядерного оружия. А вот средства войны, позволяющие вести её без применения ядерного оружия, оказались не на должном уровне. Доктрина же Макнамары[229] оправдала себя».

Подводные, надводные и воздушные ракетоносцы были хороши для ядерного апокалипсиса, но абсолютно бесполезны для решения повседневных внешнеполитических задач и усиления позиций Советского Союза в мире. Для этого требовались другие средства, развитие которых в тот период просто-напросто игнорировалось. Понимание пришло позже и, как это обычно бывало в СССР, привело к перекосам в другую сторону. Американцы оказались гораздо дальновиднее коммунистических лидеров, вооружённых «самой передовой в мире научной теорией». Методы марксистско-ленинской диалектики не помогали им делать правильные выводы.

Но вместо того, чтобы последовать примеру ведущих морских держав, в Советском Союзе предпочли в очередной раз искать свой «оригинальный» путь в строительстве военно-морского флота. Адмиральским фаворитом стал вертолёт, способный базироваться на палубе корабля:

«Начавшийся в своё время процесс слияния авиации с надводными кораблями, материальным выражением которого явилось создание авианосцев, продолжается и сейчас, но на более широкой технической основе.

Наряду с развитием авианосцев на флотах различных стран всё большее внимание уделяют постройке качественно новых кораблей-вертолётоносцев. Объясняется это прежде всего тем, что вертолёт всё больше становится «составной» частью современных надводных кораблей различного назначения, придавая им совершенно новые боевые качества».[230]

Однако практика эксплуатации выявила многочисленные недостатки в конструкции противолодочных крейсеров-вертолётоносцев типа «Кондор». К тому же борьба с подводными лодками противника в дальней зоне ПЛО делала его уязвимым для атак авиации и надводных кораблей противника. Требовалось усилить средства ПВО и ударные возможности нового корабля.

В результате совмещения качеств вертолётоносца, противолодочного корабля и ракетного крейсера появился авианосец «русского» типа — авианесущий крейсер, незнакомый другим странам. Но и этого адмиралам показалось мало. На будущий супер-корабль решили посадить ещё и самолёты вертикального взлёта и посадки, тем более, что на Западе много говорили о фантастических возможностях летательных аппаратов подобного типа.

* * *

Для вооружения будущих авианесущих кораблей к 1974 году были созданы штурмовики вертикального взлёта и посадки Як-38, боевая ценность которых оказалась минимальной. Судите сами. Этот самолёт имел дозвуковую скорость полёта, практическую дальность полёта с шестью 100-кг бомбами всего 370 км, а с двумя ракетами ближнего воздушного боя Р-60 — 500 км, что было совершенно недостаточно для выполнения боевых задач.


Штурмовик Як-38


В воздушном бою с американскими палубными истребителями у Яка не было никаких шансов на успех, а при действиях против морских объектов недостаточная боевая нагрузка не позволяла ему гарантированно поражать цели. К тому же, в условиях жаркого климата возможности Як-38 ещё больше снижались из-за падения тяги двигателей, что показал опыт их боевого применения в Афганистане и эксплуатация во время дальних походов. В общем, попытка создать советский аналог британского «Sea Harrier» успеха не имела. В 1991 году все Як-38 (а также Як-38М, оборудованные подвесными топливными баками), были сняты с вооружения.[231]

Позже была предпринята попытка заменить их машинами Як-141, но таковых построили всего лишь 4 экземпляра. В конце 80-х годов конструкторы создали палубные самолёты Су-25УТГ, Су-27К (он же - Су-33) и МиГ-29К, однако и в данном случае дело ограничилось постройкой всего нескольких экземпляров.


Палубный самолёт Як-141

* * *

Процесс проектирования новых авианесущих кораблей занял всего лишь два года, и 21 июля 1970 года на Черноморском судостроительном заводе в Николаеве был заложен первый противолодочный крейсер «Киев» проекта 1143 «Кречет». Строили его довольно быстро: 26 декабря 1972 г. он сошёл на воду, а 28 декабря 1975 г. вступил в строй.[232]


Тяжёлый авианесущий крейсер «Киев»


Этот гибрид авианосца, противолодочного вертолётоносца и ракетного крейсера получил широкий ассортимент вооружения.

Его авиагруппа состояла из 12 штурмовиков Як-38 и 22 вертолётов ПЛО (19 — Ка-27 и 3 — Ка-25). Ракетное вооружение включало четыре спаренные пусковые установки противокорабельных крылатых ракет «Базальт» (общий боезапас 16 ракет, как на ракетном крейсере проекта 1164); спаренную пусковую установку противолодочного ракетного комплекса «Вихрь» (16 ракето-торпед); две спаренные пусковые установки ЗРК «Шторм» (72 ракеты) и две спаренные пусковые установки ЗРК «Оса-М» (40 ракет).

Для защиты от торпед предназначались два реактивных бомбомёта РБУ-6000. Для поражения вражеских субмарин предназначались два 533-мм пятитрубных торпедных аппарата. Артиллерия была представлена двумя спаренными 76,2-мм артустановками АК-726 и восемью 30-мм шестиствольными автоматами АК-630.

По поводу конструкции кораблей типа «Киев» весьма эмоционально высказался капитан 1-го ранга В. П. Кузин:

«В никакую голову (кроме, конечно, дурной) не пришла бы совершенно безграмотная и дикая идея, кстати, безропотно «проглоченная» заказчиком, создать 43-тысячетонный авианосец (или, пускай, «авианосный крейсер»), набитый самолётами, ракетами и другим боезапасом буквально выше полётной палубы без всякой конструктивной надводной и подводной защиты. Наверное, невозможно представить себе линкор, идущий в бой, на котором всё содержимое погребов боезапаса выложено на верхней палубе, хотя бы даже в металлических коробках».[233]

Дальность плавания ТАКР типа «Киев» составляла 7160 миль на 18 узлах, а скорость полного хода достигала 30 узлов. Стандартное водоизмещение — 36 300 тонн, полное — 43 220 тонн, длина 273, ширина 31 (полётной палубы 49,2), осадка 11,5 метров.

Сразу после спуска на воду первого крейсера, был заложен второй корабль — «Минск» — вступивший в строй осенью 1978 года. В 1982 году флот получил третий корабль этого типа — «Новороссийск» (при закладке он именовался «Харьков», но после появления на свет бессмертного шедевра Леонида Ильича Брежнева «Малая земля», название срочно поменяли, дабы оно напоминало о героическом прошлом Генерального секретаря ЦК КПСС). На нём увеличили количество летательных аппаратов, заменили гидроакустическое и радиоэлектронное оборудование.


Тяжёлый авианесущий крейсер «Новороссийск»

Тяжёлый авианесущий крейсер «Минск»


Наибольшие изменения произошли с четвёртым авианесущим крейсером «Баку», строившемся в 1978—87 гг. по откорректированному проекту 1143.4. На нём постарались усилить ударную мощь, установив 6 спаренных пусковых установок ракетного комплекса «Базальт» (без возможности перезарядки). Хотя боезапас уменьшился на четверть (с 16 до 12 ракет), в полтора раза увеличился ракетный залп (с 8-и до 12-и ракет), что значительно повысило вероятность поражения объекта атаки. Вместо универсального зенитно-ракетного комплекса «Шторм» появились установки вертикального пуска зенитных ракет «Кинжал» с увеличенным боезапасом (192 ракеты). Вместо прежних бомбомётов РБУ-6000 поставили новые РБУ-12000, а вместо противолодочного ракетного комплекса «Вихрь» — новейший комплекс «Удав». Число штурмовиков Як-38 возросло на 4 машины. Количество вертолётов не изменилось, но вместо Ка-25 появились более совершенные Ка-27.


Тяжёлый авианесущий крейсер «Баку»


Изменилась архитектура «острова», который увеличился в размерах. Произошли существенные изменения в составе радиоэлектронного оборудования.

«Баку» вступил в строй 26 декабря 1987 года (опять декабрь!), но с августа 1990 года стал называться «Адмирал Флота Советского Союза Горшков», так как после кровавой разборки советской армии в Баку в январе 1990 года прежнее название звучало неприлично. Все построенные тяжёлые авианесущие крейсеры поровну разделили между Северным («Киев», «Баку») и Тихоокеанским («Минск», «Новороссийск») флотами, где они несли службу до кончины Советского Союза.

Обращает на себя внимание тот факт, что строительство каждого следующего корабля в серии занимало больше времени, чем предыдущего. «Киев» строили 5 лет; «Минск» — 6; «Новороссийск» — 7; «Баку» — 9 лет! Это было обусловлено тем, что уже начался и с каждым годом набирал силу общий кризис советской экономики.

Вертолёты Ка-25, Ка-27 и Ка-29 являлись основным средством обнаружения подводных лодок, поскольку гидроакустические средства этих кораблей (ГАС «Орион» и буксируемая ГАС «Платина») обладали недостаточной дальностью. От штурмовиков вертикального взлёта (постепенно пилоты стали отрабатывать взлёт с коротким разбегом, дабы увеличить массу полезной нагрузки и дальность полёта) особой пользы не было. Ракетные комплексы гораздо эффективнее их поражали надводные и воздушные цели.

* * *

После нескольких лет эксплуатации авианесущих крейсеров даже матросам стала понятна необходимость строительства полноценного авианосца, а не пародий на него. Ведь задачу авиационного прикрытия корабельных групп в открытом море и развёртывания атомных подводных лодок, обеспечения деятельности ракетоносной, противолодочной и разведывательной авиации ВМФ они так и не решили. А без авиационной системы целеуказания значительно снижались боевые возможности противокорабельных ракет «Базальт». Воздушный зонтик продолжал оставаться голубой мечтой командования ВМФ.


Тяжёлый авианесущий крейсер « Тбилиси» (бывший «Леонид Брежнев»)


В такой ситуации значительно возросли шансы на строительство «настоящего» авианосца. Ещё в 1973 году началось эскизное проектирование атомного авианосца «Орёл», водоизмещением до 80 000 тонн, несущего более 70 летательных аппаратов различного назначения. Корабль планировалось оснастить четырьмя паровыми катапультами для обеспечения взлёта самолётов. Проект впечатлял своим размахом, но главком адмирал Горшков не оценил смелости проектировщиков, и приказал сократить количество самолётов, разместив за их счёт противокорабельные крылатые ракеты.

Секретарь ЦК КПСС Д. Ф. Устинов, ведавший оборонной промышленностью, был, как в своё время Жуков, убеждённым противником строительства авианосцев. Он дал указание разработать альтернативный проект авианесущего крейсера типа «Киев» с катапультами для истребителей МиГ-23. Когда стало ясно, что из этой затеи ничего путного не выйдет, появился проект атомного «большого крейсера с авиационным вооружением», водоизмещением 60 000 тонн, несущего 50 летательных аппаратов (для них предусматривались две катапульты) и противокорабельные крылатые ракеты. На решительный шаг в сторону «правильного» авианосца опять не хватило решимости. Высшее начальство всё время предпочитало полумеры, видимо, придерживаясь завета Ленина: «шаг вперед, два шага назад». Местом строительства первого советского авианосца с национальными особенностями избрали Николаев. Был уже готов эскизный проект, но в 1976 году умер министр обороны маршал Гречко. Сменивший его Устинов немедленно приказал прекратить все работы по авианосцу.

В 1980 году адмирал Горшков утвердил задание на постройку авианесущего корабля водоизмещением 45 000 тонн с трамплином вместо катапульт. Чуть позже Устинов смилостивился и разрешил увеличить водоизмещение на 10 000 тонн, что позволяло улучшить технические характеристики. Об атомной энергетической установке и катапультах к тому времени речи уже не было. Так создавалось очередное «русское чудо», по принципу — сначала сами создаём трудности, а потом героически их преодолеваем!

Проект ещё не раз подвергался изменениям и «улучшениям», пока, наконец, 1 сентября 1982 года на Черноморском судостроительном заводе в Николаеве не заложили корпус головного тяжёлого авианесущего крейсера проекта 1143.5 «Рига». В отличие от своих предшественников, он даже внешне больше походил на авианосец, так как получил сквозную полётную палубу и лишился палубных пусковых установок (ракетные комплексы — 12 ПУ «Гранит» и 4 ПУ ЗРК «Кинжал» — переместились под палубу, дабы не мешать авиации).

Под палубой находился и самолётный ангар, способный принять до 66 летательных аппаратов (24 самолёта и 42 вертолёта). Предполагалось, что ими станут корабельные варианты истребителей Су-27 и МиГ-29, штурмовики Як-41, противолодочные вертолёты Ка-29. Для подготовки будущих летчиков корабельной авиагруппы в Крыму, в районе села Ново-Фёдоровка, построили специальный береговой испытательно-тренировочный комплекс «Нитка» с трамплином — как на строившемся авиакрейсере.


ТАКР «Адмирал Кузнецов» (бывший «Тбилиси»)


После смерти Четырежды Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда, Генерального Секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Председателя Совета Обороны СССР, неутомимого борца за мир, маршала Советского Союза Л. И. Брежнева, крейсер получил новое имя — «Леонид Брежнев», но через пять лет сменил и его, превратившись в «Тбилиси». Под этим именем его в октябре 1989 года представили широкой публике, опубликовав (впервые!) в открытой печати репортажи с испытаний нового корабля в Чёрном море.

Главнокомандующий ВМФ адмирал В. Н. Чернавин со страниц газеты «Правда» авторитетно разъяснил советским гражданам (именуя «Тбилиси» авианосцем):

«В 1976 году была принята программа необходимости ориентации корабельной авиации на решение задач истребительных. Палубные самолёты с вертикальным взлётом — это штурмовики, а теперь требовалось иметь на авианосцах самолёты-истребители, то есть такие летательные аппараты, которые призваны защищать. Поэтому когда сегодня спрашивают: а не противоречит ли строительство авианесущих кораблей нашей оборонительной доктрине, отвечаю: нет. Мы видим их главное предназначение в том, чтобы нести на борту самолёты-истребители, которые смогут прикрывать наши корабли на большом удалении, где не поможет береговая истребительная авиация».

Но уже через несколько дней последовало официальное разъяснение: адмирал Чернавин оговорился, никакой «Тбилиси» не авианосец, а самый что ни на есть авианесущий крейсер — пропагандистские штампы («авианосец — орудие империалистической агрессии») продолжали господствовать в идеологии Страны Советов. Простой народ не знал, что и думать: вчера говорят авианосец, а сегодня уже крейсер, ничего не понять.

Интересно, что на Западе о строительстве секретного советского крейсера-авианосца знали давно. Ещё в 1984 году французский научно-популярный журнал «Science et Vie» (Наука и жизнь) напечатал фотографии, сделанные со спутника, на которых был прекрасно виден строящийся в Николаеве «Брежнев» — об его создании не знал только советский народ.

1 сентября 1989 года на палубу «Тбилиси» впервые совершил посадку истребитель Су-27 и в тот же день с него взлетел истребитель МиГ-29 — началось освоение авианесущего крейсера лётчиками. Но этот корабль (вскоре в третий раз сменивший своё название — теперь на «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов») опоздал родиться на свет. Стране, всё глубже погружавшейся в пучину жестокого экономического и политического кризиса, было не до авианосцев. Времена, когда военные получали столько денег, сколько хотели, навсегда ушли в прошлое. Более того, средства массовой информации развернули мощную пропагандистскую компанию против строительства авианосцев, как безумно дорогих для обедневшего государства.


Палубный истребитель Су-27К

* * *

Хотя «Кузнецов» 25 декабря 1990 года всё же вступил в строй, а в Николаеве 25 ноября 1988 года был спущен на воду однотипный «Варяг», они оказались никому не нужны. Вскоре о них забыли, ибо началась агония великой империи. Только создатели авианосцев (или авианесущих крейсеров?) продолжали доказывать на страницах «Морского сборника»:

«Авианосец является наиболее универсальной системой морского оружия. Он в отличие, например, от ПЛАРБ одинаково пригоден для участия как во всеобщей ядерной, так и безъядерной войне, а также в локальных конфликтах и даже для целей военно-политической демонстрации, кстати сказать, нередко очень убедительной».

Только вот демонстрировать, кроме голого зада, Советскому Союзу уже было нечего. Президент Горбачёв как угорелый носился по всему миру, выпрашивая деньги на «реформы и демократизацию» (которые затем благополучно исчезали в неизвестном направлении) и создавал своей стране оригинальный имидж нищего планетарного масштаба. Естественно, что на строительство новых авианосцев денег просто не было, им оставалось ждать своей участи в Николаеве.

Осенью 1991 года было принято решение о прекращении строительства очередного тяжёлого авианесущего крейсера проекта 1143.7 «Ульяновск», заложенного в ноябре 1988 года на стапеле, освободившемся после спуска «Варяга». Он должен был стать первым советским полноценным атомным авианосцем водоизмещением 65 000 тонн, оснащённым двумя паровыми катапультами для 53 самолётов (плюс к ним 17 вертолётов). Но этого не произошло. В феврале — октябре 1992 года корабль, построенный всего лишь на 20 процентов, разделали на металл.


Недостроенный «Варяг»


После развала Советского Союза недостроенный «Варяг» стал собственностью Украины. Поскольку ни она, ни Россия не имели ни средств, ни желания его достраивать, «Варяг», имевший готовность около 75%, весной 1992 года поставили на прикол и он более 8 лет ждал решения своей участи. Лишь в конце 2000 года корабль купили китайцы.[234]

Авианесущие крейсеры «Киев», «Минск» и «Новороссийск» в 1992 году вывели в резерв, а 30 июня 1993 года их списали. К тому моменту первый из них прослужил 18 лет, второй — 15, третий — всего лишь 11. Вскоре их продали за границу на металлолом.

«Баку» (переименованный в январе 1990 года в «Адмирал Горшков») в конце 1992 года встал к заводскому причалу для текущего ремонта. Но в 1995 году на корабле произошёл сильный пожар, перечеркнувший все надежды снова ввести его в боевой состав флота. В июле 1999 года «Адмирала Горшкова» на буксире перевели в Северодвинск. Несомненно, что его тоже ждала продажа на металл, но тут им заинтересовались индусы. В октябре 2000 года они купили корабль.

Однако индусам не подходит советский вариант «тяжёлого авианесущего крейсера», поэтому они решили модернизировать корабль: демонтировать пусковые установки ракетного комплекса «Базальт», полётную палубу приспособить для базирования самолётов не вертикального, а горизонтального взлёта. В течение двух с половиной лет «Горшков» проходил ремонт и модернизацию в Северодвинске, а осенью 2002 года вошел в состав индийского флота под названием «Vikrant».

«Адмирал Кузнецов» давно стоит на приколе в Ура-губе, без самолётов и вертолётов (авианосец без авиагруппы — это возможно только в России). Береговую котельную и электростанцию для обеспечения его жизнедеятельности так и не построили. Чтобы не замёрзли все механизмы и экипаж, ему постоянно приходится «гонять» два главных котла. Трюмы корабля забиты более чем семью тысячами тонн отходов, которые в нынешних условиях экологи не позволяют сбрасывать за борт. Поскольку система отопления в суровых условиях Заполярья не справляется со своими обязанностями, происходит постоянное образование конденсата, вызывающего коррозию палуб, переборок, кабель-трасс, трубопроводов, выход из строя приборов. Итак, и этот корабль медленно умирает. В конце концов его тоже продадут либо на слом, либо какому-нибудь иностранному флоту, вроде индийского.

Столь печально закончилась короткая история советских авианосцев (вернее, тяжёлых авианесущих крейсеров). Многолетние разговоры и споры о палубной авиации не привели к появлению в составе ВМФ СССР полноценного авианосца, обладающего мощной группой многоцелевых самолётов. Вместо него строили какие-то странные гибриды: отчасти вертолётоносцы, отчасти ракетные крейсеры, отчасти авианесущие корабли. Ни в одной из этих ролей они не могли составить конкуренцию «настоящим» авианосцам, «настоящим» вертолётоносцам, «настоящим» ракетоносцам.

Погоня сразу за тремя зайцами вполне закономерно завела в тупик «партайгеноссе» и их холуёв-адмиралов. Не помогла им «самая передовая» и «самая научная» марксистско-ленинская методология, якобы позволявшая «успешно решать» — в отличие от «отсталых» буржуазных теоретиков — любые экономические, технические и военные проблемы.

Глава 8. КУСАЧИЕ МОРСКИЕ НАСЕКОМЫЕ

После того, как Хрущёв авторитетно разъяснил адмиралам и генералам, что современная война основывается на широком применении ракет, они сразу прозрели и принялись превращать в ракетоносцы все, что оказалось под рукой.

Разумеется, флотское начальство в связи с этим не могло не обратить внимания на катера. Идея выглядела весьма заманчиво. Взять торпедный катер, поставить на него пару противокорабельных ракет, и тем самым придать ему силу если не крейсера, то уж наверняка эсминца. Получится дёшево и очень сердито: малые размеры + высокая скорость + значительные возможности поражения. Опять же, такие катера можно за короткий срок наштамповать в огромном количестве.

Комар

Сказано — сделано. Уже в 1957 году конструкторы ЦКБ-5 «Алмаз» (ими руководил Е. И. Юхнин) превратили деревянный торпедный катер типа «Большевик» (проект 183) в ракетный. Суть трансформации была проста. Корпус, двигатели (4 дизель-мотора М-50Ф по 1200 «лошадей»), основные корабельные системы и устройства, носовую 25-мм артустановку проектировщики оставили без изменений. Но вместо двух торпедных аппаратов и кормового 25-мм автомата они разместили две пусковые установки для крылатых ракет П-15 «Термит», радиолокационную станцию «Рангоут» и систему управления огнём «Клён».


Ракетный катер типа «Комар» (пр. 183-Р)


Получился кораблик длиной 25,5 метров, полным водоизмещением 81 тонна, развивавший скорость до 39 узлов, способный преодолевать 1000 миль на 12 узлах, либо 500 миль на 26 узлах. Вскоре началось их серийное производство. За 11 лет (декабрь 1959 — декабрь 1965 гг.) заводы в Ленинграде и во Владивостоке построили, в общей сложности, 110 таких катеров, не считая двух экспериментальных, изготовленных в 1957—58 гг. В СССР они получили обозначение 183-Р (ракетные), эксперты НАТО присвоили им кодовое обозначение «Комар».

В течение ряда лет 75 катеров типа «Комар» советский флот безвозмездно передал «друзьям»: 20 — Китаю, 18 — Кубе, 10 — Корее, 9 — Индонезии, по 6 — Алжиру, Сирии и Египту. Остальные 35 постепенно списали в конце 70-х годов.

Оса

Ударная мощь, мореходные качества и дальность плавания катера проекта 183-Р оставляли желать лучшего. Поэтому сразу же после завершения государственных испытаний прототипа серии 183-Р, конструкторы ЦКБ «Алмаз» (группу снова возглавил Е. И. Юхнин) начали разработку более крупного ракетного катера.

Как и в первом случае, они взяли за основу торпедный катер, но другой, более совершенный. Это был катер проекта 206, созданный в 1955—59 гг. в том же КБ и серийно строившийся с 1960 года. По коду НАТО он обозначался как «Шершень». Правда, длину корпуса проектанты увеличили на 4 метра, а ширину — на 85 сантиметров. Силовая установка включала три дизель-мотора М-503А, мощностью по 12000 лошадиных сил каждый.

Длина ракетного катера проекта 205 составила 38,6 метров, полное водоизмещение 226 тонн, скорость полного хода достигла 42-х узлов, дальность плавания возросла на 80% по сравнению с прежней, до 1800 миль (3334 км) на 14 узлах, либо до 500 миль на 35 узлах. Мореходность тоже улучшилась — пять баллов вместо трёх.


Ракетный катер типа «Оса» (пр. 205)


Вооружение было усилено вдвое: не две, а четыре крылатые ракеты П-15 «Термит»; не одна, а две артустановки, причём более совершенные АК-230 калибра 30 мм. Помимо РЛС «Рангоут», катера получили РЛС опознания «Никель» и ответчик «я — свой» типа «Нихром-РМ».

Катера проекта 205, получившие в НАТО обозначение «Оса», строились в Ленинграде, Рыбинске и Владивостоке. В период 1960—68 гг. их построили 239 единиц, не считая тех, что сразу шли на экспорт. Первая серия (Оса-1) составила 201 катер; вторая (Оса-2) — 38 катеров.

Катера второй серии имели более мощные дизель-моторы М-504 по 15 000 «лошадей», за счёт чего скорость полного хода достигла 47 узлов. Вместо ракет П-15 «Термит» они несли более совершенные П-15У «Рубеж», которые находились не в ангарах, а в контейнерах.

«Друзья» СССР получили очень много «Ос» — 192 единицы (!). В том числе: Куба — 18, Индия и Сирия — по 16, ГДР — 15, Польша — 14, Алжир, Египет, Ирак, Ливия — по 12, Югославия — 10, Корея, Вьетнам, Южный Йемен — по 8, Болгария — 7, Румыния и Ангола — по 6, Эфиопия и Финляндия — по 4, Северный Йемен и Сомали — по 2.

Ракетные катера в бою

Дебют советских ракетных катеров проекта 183-Р «Комар» в реальном бою пролился целебным бальзамом на истерзанные души советских адмиралов и генералов, сильно переживавших в связи с тем погромом, который устроили израильтяне арабам в молниеносной шестидневной войне 1967 года.

21 октября 1967 года египетские береговые посты наблюдения обнаружили в районе дельты Нила корабль противника. Это был израильский эскадренный миноносец «Eilat» (бывший британский «Zodiac»), осуществлявший наблюдение за побережьем Египта. Два египетских катера немедленно выпустили по вражескому эсминцу четыре крылатые ракеты П-15 «Термит», которые отправили эсминец на дно.

Успех египетских моряков вызвал много шума во всём мире. Большой интерес к ракетным катерам проявили малые флоты. Их командованию какое-то время казалось, что ракетные катера позволят им уравнять шансы с ведущими морскими державами. В самом деле, зачем обзаводиться столь крупными кораблями как эсминцы, фрегаты и крейсеры, если деревянный ракетный катер по своим боевым возможностям превосходит их? Однако военно-морские эксперты стран «высшей морской лиги» такое мнение не разделяли. Они считали, что потопление устаревшего эсминца постройки времён второй мировой войны ещё не свидетельствует о высокой эффективности нового оружия.

Последующие события убедительно показали, что боевое применение ракетных катеров бывает успешным только при наличии ряда условий. С одной стороны, «наши» должны обладать хорошо продуманной тактикой действий, высоким уровнем подготовки личного состава, новейшим радиоэлектронным вооружением, тесно взаимодействовать с другими силами флота. С другой стороны, противник должен уступать «нашим» по всем этим параметрам.

Возьмём в качестве примера действия индусов в период индо-пакистанской войны в декабре 1971 года. Индийские ракетные катера советского производства (типа «Оса») базировались в Бомбее, находящемся примерно в 513 милях (950 км) от пакистанской ВМБ Карачи. Поэтому для обеспечения возможности отхода тактическая группа в составе 3-х катеров в ходе операции почти весь путь до рубежа атаки прошла на буксире у фрегатов «Kiltan» и «Katchal» (бывшие советские сторожевые корабли пр. 159). Эти же фрегаты прикрывали отход тактической группы. С целью обеспечения скрытности ракетный удар был произведён в ночное время. РЛС катеров работали паузами и поочерёдно.

В результате атаки в ночь с 4 на 5 декабря 1971 года катера «Nipat», «Nirghat» и «Veer» потопили три пакистанских корабля: эскадренный миноносец «Khaibar» (бывший британский «Cadiz») и тральщик «Muhafiz» (типа «Bluebird»), а также коммерческое судно «Venus Challenger». При этом погибли 219 человек из 279, составлявших их экипажи. Для уничтожения эсминца понадобились две ракеты, на тральщик и транспорт хватило по одной. Ещё одна ракета поразила береговой объект — резервуар с нефтью на нефтеперерабатывающем заводе в районе Карачи, устроив там гигантский фейерверк. За день огромные металлические ёмкости сильно нагреваются под солнцем, поэтому тепловые головки наведения «Снегирь» легко захватывают такие цели.

Вечером 8 декабря индийский ракетный катер «Vinash», во взаимодействии с фрегатами «Talwar» и «Trishul» (британской постройки), повредил тремя ракетами пакистанские грузовые суда «Hermattan», «Gulf Star» и танкер «Dacca». Фрегаты добили их артиллерийским огнём. Ещё три ракеты снова подожгли резервуары с нефтью на берегу.

Всего индийские катера использовали в ходе двух операций 11 крылатых ракет П-15, из них 7 по надводным целям и 4 — по береговым. Потерь они не имели. Однако следует подчеркнуть: ни радиоэлектронного, ни огневого противодействия со стороны пакистанцев не было. Авиация также не пыталась атаковать индийские катера.

А вот для арабов боевое использование ракетных катеров проектов 183-Р и 205 во время очередной войны с Израилем в октябре 1973 года закончилось весьма плачевно. Имея убедительное количественное превосходство над противником — 134 боевые единицы против 59 у израильтян (в том числе 37 египетских и сирийских ракетных катеров пр. 183-Р и 205 против 13 израильских типа «Saar») — воины ислама не добились никаких успехов на морском фронте. Арабы не сумели реализовать своё преимущество. Придерживаясь оборонительной тактики, они в основном курсировали вдоль собственного побережья.

Израильтяне же действовали активно, наступательно и очень грамотно. За месяц с небольшим израильские катера совершили более 100 выходов в море, в том числе 15 рейдов к берегам Египта и Сирии. Все рейды продолжались от 15 до 20 часов и планировались таким образом, чтобы выходить на рубеж атаки в тёмное время суток. В каждый рейд уходил отряд, состоявший из двух — трёх тактических групп, по два — три катера в группе (всего от 4 до 9 катеров). Дистанция между группами составляла до 5 миль по фронту и до 3-х миль в глубину. Одна или две группы наносили ракетно-артиллерийский удар по береговым объектам, ещё одна группа блокировала противодействующие силы арабского флота.


Ракета П-15 «Термит»


В состав ударного отряда дополнительно входили один — два средних десантных корабля с вертолётами на борту. Израильтяне хорошо организовали взаимодействие ракетных катеров с вертолётами, широко применяли средства радиоэлектронной борьбы, что позволило им добиться впечатляющих успехов.

Уже в первую ночь войны (6 октября) израильские катера обстреляли ракетами сирийский порт Латакия. Одна из ракет потопила в порту базовый тральщик «Hittine» (советского типа Т-43). Под утро израильские катера потопили артиллерийским огнём сирийский торпедный катер. Три сирийских ракетных катера тоже вышли в море и атаковали ракетами израильтян. Однако благодаря применению средств РЭБ все выпущенные ими ракеты упали в море, не поразив ни одной цели.

Арабские операторы РЛС часто принимали низколетящие израильские вертолёты и помехи (облака дипольных элементов) за корабли противника и вели по ним ракетный огонь, расходуя боезапас напрасно. Так, 9 октября 1973 года шесть ракетных катеров и два десантных корабля (на них базировались четыре вертолёта) ВМС Израиля патрулировали в 30—40 милях от побережья Египта. Египетские береговые РЛС обнаружили находившиеся в воздухе израильские вертолёты, но классифицировали их ...как малые корабли противника.

На перехват вышли четыре египетских ракетных катера. Сблизившись с целями на дистанцию 17 миль, арабы выпустили по «кораблям» противника шесть крылатых ракет, которые улетели неведомо куда. Израильтяне засекли пуск ракет. Когда они приблизились к району барражирования вертолётов, те резко набрали высоту 500 метров. Тем самым они имитировали исчезновение надводных целей, что дало основание египтянам считать «врага» потопленным. Их катера спокойно легли на обратный курс. В этот момент, как гром с ясного неба, обрушились крылатые ракеты с израильских катеров, оставшихся незамеченными. В результате три египетских ракетных катера были потоплены.

В ночь с 9 на 10 октября израильские ракетные катера обстреляли сирийские порты Латакия, Тартус и Бания.

Днём 10 октября в районе Порт-Саида в ходе столкновения израильских и египетских ракетных катеров египтяне потеряли 3 катера.


Пуск ракеты П-15 с катера типа «Оса»


12—13 октября израильтяне вновь обстреляли сирийские порты Латакия и Тартус.

21—22 декабря израильские катера потопили ракетами 2 египетских сторожевых катера в районе Александрии.

Всего египтяне и сирийцы потеряли 10 ракетных катеров, а также 28 боевых кораблей, катеров и вспомогательных судов других классов (в том числе 9 из них погибли от израильских крылатых ракет «Габриэль»), израильтяне — ни одного корабля. В общей сложности арабы израсходовали 54 крылатые ракеты П-15 советского производства, но полностью проиграли морскую войну.

* * *

Адмирал Горшков в своё время с удовлетворением отметил:

«Лишь после потопления египетским ракетным катером израильского эскадренного миноносца «Эйлат» крылатые ракеты получили признание даже во флотах традиционных морских держав, которые начали форсировать работы по созданию крылатых ракет для надводных кораблей различных классов, намереваясь в короткое время наверстать упущенное и если не превзойти, то хотя бы сравняться с советским флотом в этой области».[235]

Увы, он принял желаемое за действительное. Практика показала, что ракетные катера эффективны лишь на закрытых морских театрах, преимущественно в прибрежной зоне. Это обусловлено их низкими мореходными качествами, ограниченным радиусом действия, отсутствием либо слабостью средств противовоздушной обороны. В то же время сами они становятся лёгкой добычей береговых ракетных частей и боевой авиации.

Например, в марте 1986 года американские палубные штурмовики, поднявшиеся в воздух с авианосцев, без особого труда за одну ночь потопили в Средиземном море три ливийских ракетных катера. Этот инцидент ясно показал всем, что в бою с воздушным противником у ракетных катеров очень мало шансов на выживание.

Во время операции «Буря в пустыне» (январь 1991 г.), иракский ракетный катер выпустил две ракеты П-15 по американскому линкору «Missouri», обстреливавшему иракское побережье. Одну из этих ракет увели в сторону от цели средства РЭБ линкора, другую сбила зенитная ракета «Sea Dart» с британского фрегата «Gloucester». В то же время авиация союзников потопила несколько иракских ракетных катеров.

Стало окончательно ясно, что ракетные катера — это оружие бедных и слабых стран, предназначенное, главным образом, для обороны собственного побережья от равноценных сил противника.

В таких случаях крылатые ракеты представляли мощное средство поражения — даже без боевых зарядов. Например, 16 апреля 1987 года в Японском море проходили учения Приморской флотилии Тихоокеанского флота. В ходе учений ракетный катер выпустил с дистанции 12 миль (22,2 км) противокорабельную ракету-мишень в направлении малого ракетного корабля «Муссон» (проект 1234). В свою очередь, МРК выпустил две зенитные ракеты «Оса-М», одна их которых на дальности около двух с половиной километров поразила ракету-мишень.

Но учебная ракета, блок самонаведения которой был отрезан от систем управления, упорно продолжала свой полёт к «Муссону». Несмотря на обстрел из 30-мм артустановки АК-630 (РЛС целеуказания отметила попадания в ракету) она не свернула со своей траектории. Через несколько секунд ракета врезалась в надстройку. Корпус ракеты раскололся, разлившееся топливо и окислитель воспламенились. Пламя вспыхнуло и охватило командный пункт, ходовую, штурманскую и радиорубку. Весь командный состав «Муссона» сразу погиб. Пожар потушить не удалось, через пять часов взорвались ракеты и снаряды, после чего «Муссон» затонул на глубине около 300 метров в 33 милях к югу от острова Аскольд. Вместе с кораблём погибли 39 моряков, в том числе первый заместитель командующего Приморской флотилией Р. Темирханов.

Шершень

Этот катер проекта 206МР спроектировали конструкторы всё того же ЦКБ «Алмаз», но группу разработчиков возглавил не Юхнин, а другой инженер — А. П. Городянко. Корпус остался прежним, как у катера проекта 205 (36,5×7,6 метров), силовая установка тоже (3 мотора М-520 по 15 000 лошадиных сил). Скорость полного хода уменьшилась до 38 узлов.


Ракетный катер на подводном крыле типа «Шершень» (пр. 206МР)


Ракетное вооружение снова сократилось до двух крылатых ракет П-15У «Рубеж», тогда как артиллерийское значительно усилилось: одно 76-мм автоматическое орудие АК-176 и один 30-мм шестиствольный автомат АК-630.

Главным новшеством стало подводное крыло. Благодаря ему, дальность плавания на большой скорости (35 узлов!) достигла 1100 миль.

Что касается сокращения ракетного вооружения и усиления артиллерийского, то это было напрямую связано с весьма неудачными результатами применения ракет П-15 в очередной войне 1973 года на Ближнем Востоке. Ни одна из пяти с лишним десятков таких ракет, выпущенных египетскими и сирийскими катерами, в цель не попала!

В период 1978—83 гг. Невский завод в Ленинграде построил 18 катеров проекта 206МР, обозначенных в НАТО как «Шершень-2». Шесть из них служили в составе Черноморского флота, остальные — на Балтике.

Тарантул

Катер проекта 1241 был разработан всё в том же ЦКБ «Алмаз», главным конструктором проекта являлся Е. И. Юхнин. Катера данного типа строились в 1970—1992 гг. в нескольких сериях, немного различавшихся между собой архитектурой и тактико-техническими характеристиками. Учётчики советского флота из НАТО дали им кличку очередного ядовитого насекомого — «Тарантул».

Полное водоизмещение катера пр. 1241 составило 469 тонн; его размеры были 56×10,2×2,7 м. Принципиальной новинкой стала газотурбинная силовая установка: она включала две маршевые турбины по 12 000 л.с. и две форсажные по 5000 л.с, а всего 34 тысячи «лошадей». Скорость полного хода достигла 42 узла. Дальность плавания составила 2400 миль (4445 км) на 13 узлах, или 400 миль на 36 узлах. Экипаж насчитывал 44 человека, в том числе 5 офицеров.


МРК типа «Тарантул» (пр. 1241)


Мощным было вооружение: 4 крылатые ракеты П-15У «Рубеж» в двух пусковых установках (либо ракеты П-35 «Москит» — на катерах серии 1241.9) и одна спаренная ПУ ЗРК «Стрела-3». Плюс одно 76-мм орудие АК-176 и два шестиствольных автомата АК-630.


Ракета П-35 «Москит»


По своим габаритам это были уже не катера, а корабли. Так их и классифицировали — малые ракетные корабли (МРК). Всего для советского флота были построены 64 малых ракетных корабля типа «Тарантул», не считая ещё 22-х, построенных на экспорт по проекту 1241РЭ. Индия и ГДР получили по 5 таких катеров, Польша — 4, Болгария, Румыния, Йемен — по 2, Ирак и Филиппины — по 1.

Овод

Малые ракетные корабли типа «Овод» представляют собой дальнейшее развитие МРК типа «Тарантул». Этот проект был разработан в ЦКБ «Алмаз», главный конструктор проекта И. П. Пегов.

Размеры корабля увеличились: прежде всего, он стал гораздо шире (12,2 метра вместо 10,2); длина увеличилась лишь на 3 метра (59,3 м), а осадка осталась прежней (2,7 м). Полное водоизмещение возросло сразу на 230 тонн (700 т). В силовой установке конструкторы отказались от мощных, но чересчур «прожорливых» газовых турбин и вернулись к дизель-моторам (3 дизеля по 10 тысяч «лошадей»). В результате скорость полного хода (35 узлов) заметно упала — на 7 узлов. Но, благодаря более экономичным двигателям, дальность плавания возросла весьма значительно — на 1600 миль. Она составила 4000 миль на 16 узлах, либо 900 миль 30-узловым ходом.


МРК типа «Овод» (пр. 1234)


Ракетное вооружение стало гораздо мощнее: шесть новых крылатых ракет П-120 «Малахит» в двух пусковых установках и одна спаренная установка ЗРК «Оса-М» с боекомплектом 20 ракет. Артиллерийское вооружение тоже изменилось — одна спаренная 57-мм артустановка АК-725 вместо прежних трёх установок разного калибра.

В 1970—81 гг. были построены 16 единиц типа «Овод». Кроме того, 10 таких МРК построили на экспорт (4 для Ливии, по 3 для Индии и Алжира).

Овод-2

Малые ракетные корабли типа «Овод-2» (проект 1234) представляют вариант МРК типа «Овод». Они строились в 1977—1991 гг., серия составила 22 единицы.


МРК «Овод-2» пр. 1234.1


Размеры почти не изменились: длина — 59,3 м; ширина — 11,8 м; осадка — 3 м. Полное водоизмещение возросло всего лишь на 30 тонн (730 т). Скорость полного хода сократилась на один узел (34 узла), дальность плавания — на 500 миль (3500 миль на 12 узлах).

Ракетное вооружение осталось без изменений: 6 крылатых ракет П-120 «Малахит» в двух пусковых установках и один зенитно-ракетный комплекс «Оса» (боекомплект 20 ракет). Артиллерия значительно усилилась: одна 76-мм артустановка АК-176 и один шестиствольный автомат АК-630.

Эксперты НАТО дали им обозначение «Овод-2» (правда, некоторые выделили их в самостоятельный тип «Нанучка» — от искаженного женского имени Ноночка).

Сивуч

В конце 80-х гг. в Зеленодольске, на Волге, были построены два последних малых ракетных корабля. Их тоже спроектировали в ЦКБ «Алмаз». Группу конструкторов возглавлял Л. В. Ельский. Это двухкорпусные корабли на воздушной подушке типа «Сивуч» (проект 1239).

Полное водоизмещение составляет 1260 тонн. Длина 65,6 м; ширина 17,2 м; осадка 1,7 м (при движении на гребных винтах). Силовая установка комбинированная: две газовые турбины и два дизель-мотора. В режиме КВП корабль развивает ход до 50 узлов (93 км/час), наибольшая дальность плавания составляет 2500 миль на 12 узлах.

Вооружение: 8 крылатых ракет П-35 «Москит» в двух пусковых установках; один ЗРК «Оса-М» (боекомплект 20 ракет); одно 76-мм орудие АК-176, два 30-мм шестиствольных автомата АК-630; РЛС «Дон» и «Экран».


МРК типа «Сивуч» пр. 1239

* * *

На этом строительство малых ракетных кораблей, в которые превратились за 20 лет ракетные катера, прекратилось. Идея себя исчерпала.

Построенные для ВМФ СССР почти 370 ракетных катеров типов «Комар», «Оса» и «Шершень» имели небольшую дальность плавания, очень слабое зенитное вооружение и несли ракеты с ограниченной дальностью полёта. Они быстро утратили боевую ценность.

Сотня малых ракетных кораблей типов «Тарантул», «Овод-1» и «Овод-2» обладала более широкими боевыми возможностями. Но и они могли использоваться только для обороны побережья. В наступательных действиях, которые считались основным видом вооружённой борьбы в будущей схватке с мировым империализмом, они являлись совершенно бесполезными.[236]

Глава 9. КРЫЛЬЯ НАД МОРЕМ

Не только подводные лодки и надводные боевые корабли пополняли состав военно-морского флота СССР. Эра Горшкова стала также временем расцвета и бурного роста морской авиации — ракетоносной, противолодочной, разведывательной и даже палубной. За счёт этого значительно выросла ударная мощь флота, расширился круг решаемых им задач.

Тем не менее, до сих пор в отечественной литературе можно встретить проклятия в адрес Хрущёва, якобы уничтожившего советскую авиацию в целом, и морскую в частности, жуткие рассказы о сотнях раздавленных бульдозерами самолётов, о загубленных судьбах морских летчиков.

Действительно, Никита Сергеевич не раз во всеуслышание заявлял примерно следующее:

«Военная авиация и военно-морской флот при современном развитии военной техники утратили своё прежнее значение. Этот вид оружия не сокращается, а заменяется. Военная авиация почти вся заменяется ракетной техникой. Мы сейчас резко сократили и, видимо, пойдём на дальнейшее сокращение и даже прекращение производства бомбардировщиков и другой устаревшей техники».

Но Хрущёв был человеком увлекающимся, а его слова слишком часто расходились с делом. Ни флот, ни авиация никуда не делись, они лишь претерпели трансформацию: главной ударной силой ВМФ стали атомные подводные лодки и самолёты-ракетоносцы, развитие которых, наоборот, ускорилось.

Да, прошла волна сокращений — в 1958 году расформировали две минно-торпедные дивизии и несколько полков. Но причины на то были веские. Во-первых, министр обороны маршал Малиновский подчеркнул: «указанные дивизии и полки в настоящее время укомплектованы самолётами только на 40—50%, и перспектив на получение в ближайшие годы новых самолётов от промышленности не ожидается». Во-вторых, самолёты-торпедоносцы, даже реактивные, уже потеряли своё боевое значение: быстрое развитие средств ПВО надводных кораблей, наличие у вероятного противника нескольких десятков авианосцев с сотнями истребителей на борту лишало их малейших шансов на успех.

Именно поэтому истребительные авиадивизии и авиаполки, в первое послевоенное десятилетие входившие в состав авиации ВМФ, расформировывались либо передавались в состав войск ПВО страны, что было следствием общих структурных изменений в советских вооружённых силах. Если раньше за противовоздушную оборону прибрежной полосы отвечала авиация ВМФ, то теперь эта функция перешла к войскам ПВО, которые в дополнение к истребителям получили зенитно-ракетные комплексы. Теперь ПВО объектов ВМФ тоже возлагалась на войска ПВО.

Противолодочная авиация в то время влачила жалкое существование, она практически не имела современных средств обнаружения атомных подводных лодок. Основная её машина — летающая лодка Бе-6 — была в какой-то мере способна сражаться с дизельными лодками, но ничего не могла поделать с атомоходами.

Так что и уничтожать в морской авиации, кроме устаревших и бесполезных машин, нечего было. Ей, скорее, «грозил» выход на первые роли самолётов-ракетоносцев, что и произошло на рубеже 50—60-х годов. Адмирал Горшков так объяснил трансформацию роли авиации в системе ВМФ:

«До появления ракет авиация была основным и единственным носителем ядерного оружия, поэтому на неё возлагались разрушение и уничтожение различных важных объектов на суше, а также разгром ударных группировок сил флота в море и в базах, по которым не могли эффективно воздействовать силы и средства других видов вооружённых сил.

С созданием ракет наземного и морского базирования появилась возможность доставки ядерных зарядов на большие расстояния... Появившаяся новая возможность эффективного воздействия по неподвижным объектам позволила освободить морскую авиацию от ударов по ним. Это, конечно, не значит, что морская авиация не будет привлекаться для нанесения ударов по береговым стационарным объектам... Однако в современных условиях такие её действия следует рассматривать не как правило, а, скорее, как исключение, ибо задачи, которые предполагалось решать авиацией в недалеком прошлом, в настоящее время изменились.

Теперь она может направить свои основные усилия против ударных соединений надводных кораблей, подводных лодок и транспортов, в том числе с войсками и грузами, находящимися на переходе и в портах, а также уничтожать самые разнообразные подвижные, высокоманевренные, малоразмерные объекты в море».[237]

Аналогичной точки зрения придерживались маршалы и генералы из Генерального штаба. Но они особо выделяли задачу борьбы морской авиации с вражескими авианосцами, проявляя при этом завидный оптимизм:

«С ударными авианосными соединениями могут успешно вести борьбу также самолёты морской и Дальней авиации. Имея на вооружении ракеты класса «воздух-корабль» с ядерными зарядами, эти самолёты могут наносить удары без захода в плотную зону огня противовоздушной обороны авианосного соединения.

Удары самолётов-ракетоносцев ракетами с ядерными зарядами по ударному авианосному соединению или группе создают необходимое условие для последующих действий самолётов с целью окончательного разгрома противника. Применение ядерного оружия не потребует наряда большого количества самолётов для решения этой задачи».[238]

Более пессимистически был настроен Никита Сергеевич Хрущёв. Вообще удивляет тот факт, что этот сугубо гражданский деятель значительно более трезво оценивал возможности отечественной армии, авиации и флота, чем профессиональные военные:

«Ракетоносцы не смогли бы в то время прорваться сквозь плотную завесу зенитного огня. Нам оставался доступен Северный Ледовитый океан, но выходить в Северное море, не говоря уже об Атлантике, было опасно. В Тихом океане мы тоже могли действовать только в прибрежной зоне. Не имея прикрытия с воздуха,[239] бомбардировщики в случае войны обрекались на гибель. Скажут: «А на бреющем полёте?» Тоже уязвимы. Ведь создавались зенитные средства, которые будут поражать цели на малой высоте. К тому же на бреющем полёте далеко не улетишь, потому что велик расход горючего. Так что ракетоносцы предназначены в основном для охраны своих границ».[240]

В соответствии с изменившимися взглядами на боевое применение морской авиации, менялась и её структура. 21 марта 1961 года министр обороны СССР маршал Малиновский подписал приказ о переименовании имевшихся (вернее, сохранившихся после сокращений) минно-торпедных авиаполков и авиадивизий в морские ракетоносные. Так в советском ВМФ официально появилась морская ракетоносная авиация.

Однако громкое название первое время мало соответствовало содержанию. На флотах имелись всего несколько авиационных полков, вооружённых устаревшими поршневыми самолётами Ту-4КС с первыми советскими авиационными крылатыми ракетами КС.

Крылатая ракета КС имела комбинированную систему наведения: после её пуска с самолёта автономный полёт по программе, затем телеуправление по лучу бортового радиолокатора, и на конечном участке полёта — самонаведение на цель. Самолёт-носитель при этом сближался с объектом атаки максимум на 40 км (ракета могла пролететь до 90 км), что повышало его шансы на выход из зоны действия средств ПВО кораблей противника. Однако к 1961 году винтомоторный Ту-4КС морально устарел, было ясно, что преодолеть ПВО корабельных соединений он не в состоянии. Требовался новый самолёт-ракетоносец с реактивными двигателями.

Подходящий самолёт к тому времени уже был — реактивный бомбардировщик Ту-16, принятый на вооружение Дальней авиации ещё в 1955 году. Поступление самолётов-ракетоносцев Ту-16КС в строевые части морской авиации началось с 1957 года. Первой их получила 88-я минно-торпедная авиационная дивизия Черноморского флота, а всего в 1961 году на вооружении морской авиации состояло около 90 ракетоносцев Ту-16КС.


Самолёт-ракетоносец Ту-16КС


Ту-16КС был неплохим самолётом для своего времени, но сама крылатая ракета КС безнадёжно устарела. Она имела низкую помехозащищённость (это исключало возможность одновременной атаки цели группой ракетоносцев с одного направления), низкую скорость полёта (1100—1200 км/час), что позволяло реактивным истребителям перехватывать её, а ограниченная дальность полёта вынуждала самолёты-носители входить в зону поражения корабельных зенитно-ракетных комплексов.

Поэтому параллельно с освоением самолётов-ракетоносцев Ту-16КС морскими лётчиками велась разработка нового авиационного ракетного комплекса Ту-16К-10. Он включал в себя самолёт-носитель, крылатую ракету К-10С и систему наведения. Самолёты Ту-16 подвергались переоборудованию: в носовой части устанавливали антенну РЛС обнаружения и сопровождения, под кабиной экипажа — антенну станции наведения, в бомбовом отсеке — балочный держатель ракеты, дополнительный топливный бак и герметичную кабину оператора наведения.

Серийное производство самолётов Ту-16К-10 началось с 1959 года, а в следующем году первые машины поступили в строевые полки. Новый ракетный комплекс значительно превосходил прежний (с ракетой КС) по дальности пуска (325 км против 90), что позволяло ракетоносцу подходить к цели не ближе 100 км (модернизированная КС-10С позволяла подходить не ближе 250 км).

Старясь ускорить процесс освоения нового комплекса и повысить боеготовность авиаполков, ракет на практические пуски не жалели: в 1960 году потратили 79 единиц, в 1961 году — 126 (из них около половины — неудачно), в 1962 году — 147 ракет. Процент попаданий в цель колебался в пределах от 50 до 100, но надо учесть, что это были пуски в более или менее «тепличных условиях» (на полигонах), проверить ракеты в боевых условиях не пришлось.

Лишь однажды, как сообщил журнал «Авиация и космонавтика», лётчики Тихоокеанского флота атаковали ракетой КС-10С японский лесовоз. Японцев спасло то, что ракета самоликвидировалась за 400 метров до корабля, и в него угодили лишь обломки и двигатель ракеты, пробившие надстройки и оба борта. Тяжёлое ранение получил один матрос.

С целью сокращения времени подготовки к боевым вылетам, полностью снаряженные ракеты (заправленные, с боевыми частями), хранились рядом с самолётными стоянками. Полный цикл подготовки авиаполка Ту-16К-10 (16 ракетоносцев) к боевому вылету занимал шесть часов.

О том, как предполагалось использовать крылатые ракетоносцы, можно судить по докладу командующего Северным флотом, посвящённому тактическому учению флота в апреле 1960 года:

«Вылет тяжёлой авиации на ответный удар по авианосным ударным соединениям до нанесения удара авианосной авиацией по объектам флота заслуживают положительной оценки... Построение боевого порядка ударной авиации соответствовало принятому варианту действий в сложных метеоусловиях. На случай разделения АУС на группы предусматривалось использование авиации по двум целям без изменения боевого порядка. Одновременный удар двух полков по АУС с двух бортов и последующие удары полка «КС» и полка носителей АБ в заданной последовательности, выполнены в предусмотренные решением сроки (за 40 мин).

Применение ракет со спецзарядом в первом эшелоне создавало благоприятные условия для действия полков носителей «КС» и атомных бомб. Атомные удары самолёты-носители выполняли в полигонах БП сбрасыванием учебных изделий по КРЛ «Александр Невский». Расчёты показывают, что в результате удара могло быть уничтожено три и повреждено три больших корабля и пять ЭМ».[241]

Эффективность комплекса Ту-16К-10 была для своего времени высокой, но, несмотря на это, на вооружение вскоре поступила ещё одна противокорабельная крылатая ракета — КСР-2, носителем которой остался тот же Ту-16. По своим боевым возможностям она мало чем отличалась от К-10, лишь возросла защищённость от помех. В сочетании с настройкой каждой ракеты на свою частоту это обстоятельство позволяло одновременно применять до 20 ракет КСР-2. Фугасно-кумулятивная боевая часть ракеты (могла использоваться и ядерная) массой 850 кг пробивала корабельную броню толщиной до 300 мм.

Первой начала освоение ракетоносцев Ту-16К-16, способных нести по две КСР-2, 57-я морская ракетоносная авиационная Смоленская Краснознамённая дивизия ВВС Балтийского флота, дислоцировавшаяся довольно далеко от моря, на территории Белоруссии. Восторга у лётчиков, и особенно у техников, новый ракетный комплекс не вызвал, поскольку в его двигателе применялся высокотоксичный окислитель, доставлявший массу неприятностей.

С учётом того, что все крупные надводные корабли имеют мощные радиолокационные станции, решено было вооружить ракетоносцы Ту-16 противорадиолокационными самонаводящимися ракетами, пригодными также для применения и по наземным РЛС. В 1962 году на вооружение морской авиации приняли ракету КСР-11, созданную на базе КСР-2, с пассивной радиолокационной головкой самонаведения.

На самолёте Ту-16К-11 -16 установили станцию разведки целей «Рица» с дальностью обнаружения работающих РЛС до 350 км, а на крыльевых балочных держателях две ракеты КСР-11. С удаления 200 км производился пуск ракеты, головка самонаведения которой предварительно настраивалась на частоту РЛС-цели, после чего КСР-11 со скоростью 1250 км/час шла к цели. Но, если радиолокационная станция противника прекращала работу либо переходила на другую частоту, происходил срыв наведения и ракета в цель не попадала. Кроме того, диапазон частот корабельных РЛС, на которые могла наводиться ГСН ракеты, был весьма ограничен.

* * *

Таким образом, уже в 1965 году на вооружении морской ракетоносной авиации состояли три авиационно-ракетных комплекса. Однако их боевые возможности не удовлетворяли командование ВМФ. Обоснованность недовольства адмиралов позже подтвердила арабо-израильская война 1973 года, когда из 82 ракет КСР-2 и КСР-11, запущенных с ракетоносцев Ту-16, цели поразили только две, да и те — предположительно. Результат, прямо скажем, неутешительный.

Поэтому в 1969 году на вооружение был принят ещё один авиационно-ракетный комплекс Ту-16К-26 со сверхзвуковой противокорабельной крылатой ракетой КСР-5. Носителями новых ракет стали переоборудованные Ту-16 ранних модификаций. Боевая нагрузка ракетоносцев Ту-16К-26 состояла из двух ракет КСР-5 и одной КСР-11 (либо КСР-2), а Ту-16К-10-26 — из двух КСР-5 и одной К-10СНБ. Крылатая ракета КСР-5, имевшая дальность полёта 280 км, выходила на цель с помощью активной радиолокационной головки самонаведения, что позволяло самолёту-носителю не входить в зону поражения корабельных зенитно-ракетных комплексов.

Основными целями для ракетоносцев морской авиации продолжали оставаться американские авианосцы. Заместитель командира 570-го морского ракетоносного авиаполка Тихоокеанского флота М. Ковбасенко отмечал:

«Задачей полка было нанесение ударов по кораблям и портам вероятного противника. Основными целями считались авианосные соединения США. Для поражения ударного авианосца достаточно одной ракеты с ядерной боевой частью, но чтобы донести её до цели и поразить её, планировалось поднимать до трёх полков. Главное, дойти до цели на высоте 8—10 км, захватить её радиолокационным прицелом и пустить ракеты на дальности 300 км, да ещё «подсвечивать» авианосец до сближения не менее 100 км. Практически все мы в случае военного конфликта были бы смертниками».[242]

* * *

В начале 70-х годов морская авиация имела в своём боевом составе более 250 самолётов-ракетоносцев Ту-16, с момента создания которого прошло уже 20 лет. Учитывая прогресс палубной истребительной авиации ВМС США, получившей на вооружение истребители F-4 «Fantom» и F-14 «Tomcat» с ракетами класса «воздух-воздух» средней и большой дальности, шансов на успешную атаку авианосных соединений у них было немного. Требовался новый, более современный самолёт-носитель. Выбор пал на сверхзвуковой бомбардировщик Ту-22М.

Несмотря на своё название, намекавшее на то, что новый самолёт является всего лишь модификацией сверхзвукового бомбардировщика Ту-22, Ту-22М не имел ничего общего со своим предполагаемым родственником. Отсутствовало даже внешнее сходство.


Самолёт Ту-22М


Но, хотя Ту-22М значительно превосходил по своим лётно-техническим характеристикам самолёт Ту-16, его реальные показатели всё же оказались далеки от проектных. Взлётный вес увеличился на 14 тонн, радиус действия и максимальная скорость полёта, наоборот, снизились на 40—50%. Однако выбирать не приходилось, поскольку советская авиационная промышленность не могла предложить другую машину.

Первые серийные Ту-22М поступили во 2-ю гвардейскую морскую ракетоносную Севастопольскую авиадивизию Черноморского флота осенью 1973 года. Через год их получила 57-я Смоленская МРАД Балтийского флота, затем настала очередь авиационных дивизий и полков Северного и Тихоокеанского флотов.

Сверхзвуковые ракетоносцы с изменяемой стреловидностью крыла Ту-22М3 имели радиус действия 2200 км, максимальную скорость 2300 км/час (крейсерскую — 930 км/час), и могли совершать полёт к цели на малых и даже на сверхмалых высотах, что повышало шансы на успешное выполнение боевой задачи.

Основным вооружением новых ракетоносцев служили три противокорабельные крылатые ракеты X-22 (одна подвешивалась под фюзеляжем, две — под крыльями). Эти ракеты могли использоваться также для ударов по площадям, существовал и противорадиолокационный вариант. Ракета X-22 представляла собой солидный крылатый снаряд длиной 11,3 м и массой почти шесть тонн. Она могла со скоростью 3670 км/час доставить на расстояние до 400 км как обычный, так и ядерный заряд. Её кумулятивная боевая часть при попадании в корабль оставляла после себя 12-метровую пробоину в борту. После пуска с самолёта ракета сначала шла по заранее заданной программе, а затем включалась головка самонаведения и выводила её на цель.

По расчётам советских специалистов, для уничтожения одного авианосца требовалось попадание в него одной ракеты с ядерным зарядом либо 10—12 ракет с обычным. Добиться этого, учитывая широкие возможности ПВО авианосного соединения, можно было только за счёт нанесения одновременного удара силами двух-трёх авиаполков, с пуском нескольких десятков противокорабельных крылатых ракет. Подобные действия, равно как и полёты на малых высотах, постоянно отрабатывали экипажи Ту-22М.


Крылатая ракета «воздух-корабль» X-22


Много шума на Западе вызвало авиашоу, устроенное осенью 1982 года лётчиками морской ракетоносной авиации Тихоокеанского флота. В ночь на 30 сентября и ранним утром 1 октября несколько групп самолётов Ту-22М прошли около 200 км со своих баз, приблизились к американскому авианосному соединению, болтавшемуся в океане неподалёку от советских берегов и инсценировали ракетную атаку. Команды кораблей ВМФ США проспали приближение советских ракетоносцев, их внезапное появление стало неприятным сюрпризом для них. Такие шоу с этого момента стати регулярно повторяться и в других районах. В Кремле считали, что американцы должны были постоянно чувствовать себя на прицеле.

* * *

Надо заметить, что действия ракетоносцев морской авиации против авианосцев в случае войны должны были поддержать авиационные дивизии и полки Дальней авиации, для которых удары по авианосным ударным группам и океанским конвоям постоянно считались приоритетной задачей. Основным оружием тяжёлых бомбардировщиков, применяемым против кораблей, тоже служили крылатые ракеты.

После обнаружения кораблей противника дальними самолётами-разведчиками Ту-16, Ту-95 и Ту-22Р и получения от них целеуказания, в атаку вышли бы стратегические ракетоносцы Ту-95К-22, каждый из которых нес одну ракету X-22.

Поскольку рубеж перехвата палубных истребителей отстоял от авианосных ударных групп на 1100 км (тогда как дальность пуска X-22 составляла всего 350—400 км), а массированные активные и пассивные помехи корабельных и авиационных средств радиоэлектронной борьбы не давали возможности для точного прицела, стандартный план атаки морских целей предусматривал пуск на первом этапе восьми ракет с ядерными зарядами по району вероятного нахождения авианосцев.

После этого, как считали советские штабисты, помеховая обстановка уже позволит выделить на экранах локаторов отдельные корабли (источники помех будут уничтожены), и нанести по ним второй прицельный удар. Если это не произойдёт, планировался третий удар — решающий, на добивание уцелевших кораблей.

* * *

Иной тактики в борьбе с авианосцами (к счастью, только теоретически и ещё на учениях) придерживались экипажи сверхзвуковых бомбардировщиков Ту-22, способных выполнять «бросок» на малой высоте. В атаке авианосного соединения обычно планировалось участие не менее четырёх самолётов-разведчиков, до полка ударных ракетоносцев Ту-22К и нескольких эскадрилий истребителей сопровождения.

Разведчики Ту-22Р должны были обнаружить в океане и идентифицировать авианосец противника, после чего сообщить его координаты ударной группе. Затем четвёрка расходилась — одна пара разведчиков демонстративно ставила активные помехи, оставаясь на высоте, а другая на малой высоте (до 100 м) прорывалась к авианосцу до установления визуального контакта, сообщая точные координаты ракетоносцам.

На дальности 300 км до цели, после уточнения прицела, ударная группа ракетоносцев Ту-22К производила пуск крылатых ракет X-22. Разведчики в этот момент на сверхзвуковой скорости уходили к своим, стараясь по возможности избежать поражения зенитными ракетами и избегая встречи с палубными истребителями. Разумеется, шансов уцелеть у них практически не было...

Борьба с американскими авианосными соединениями могла быть эффективной только при постоянном ведении воздушной разведки над всей акваторией Мирового Океана и наличии достоверной информации о местонахождении боевых кораблей вероятного противника. Главком ВМФ адмирал Чернавин считал:

«Исключительно важное значение в современном морском бою приобретает такая специфическая его особенность, как возрастание роли борьбы за первый залп. Упреждение противника и нанесение удара в бою является главным методом предотвращения его внезапного нападения, уменьшения своих потерь и нанесения противнику наибольшего ущерба».[243]


Дальний самолёт-разведчик Ту-95РЦ


Иначе говоря, советский флот и его авиация не собирались ожидать, когда противник нанесёт удар, они намеревались упредить его. Но кто же, в таком случае, будет агрессором? И как достоверно определить, что вероятный противник готовит удар, а не проводит учения? Всё это показывает, что мир долгое время буквально висел на волоске.

Разведывательная авиация

Чтобы нанести удар, необходимо иметь точную информацию о местонахождении кораблей противника, получить целеуказания для корабельных и авиационных ракетных комплексов. Обеспечение командования ВМФ являлось главной задачей разведывательной авиации флота.

Основными «рабочими лошадками» её долгие годы служили дальние самолёты-разведчики Ту-95РЦ и Ту-16Р (Ту-16РМ-1, Ту-16РМ-2). Поиск американских авианосцев считался главной задачей экипажей Ту-95РЦ, состоявших на вооружении отдельных дальних разведывательных авиаполков ВМФ: 76-го и 392-го на Северном флоте, 304-го на Тихоокеанском флоте. Эти машины могли часами обследовать океанские просторы в поисках американских кораблей (во время знаменитых учений «Океан» в 1970 году восемь разведчиков Ту-95РЦ 392-го ОДРАП Северного флота вскрыли надводную обстановку в Норвежском море и в Атлантическом океане (до Канарских островов), проведя в воздухе с дозаправками 22 часа).

С целью увеличения боевых возможностей морской разведывательной авиации, советское правительство добилось от своих союзников согласия на базирование самолётов-разведчиков. Благодаря подписанным соглашениям, самолёты Ту-95РЦ садились на Кубе, в Анголе, в Гвинее-Бисау (авиабаза Гбессия) и в Сомали (Бербера — до разрыва отношений в 1977 году). Совершались также челночные полёты через Атлантику — из Гаваны в Луанду и наоборот. С 1979 года самолёты-разведчики Тихоокеанского флота стали базироваться на построенной американцами авиабазе в бухте Камрань во Вьетнаме.


Самолёт-разведчик Ту-16Р. Внизу — атомный крейсер типа «Киров»


Командование ВМФ возлагало большие надежды на авиационную систему целеуказания, без которой радиус применения противокорабельных крылатых ракет был в несколько раз меньше расчётного. Использование самолётов Ту-95РЦ теоретически могло значительно повысить боевые возможности корабельных ракетных комплексов, но вскоре стало ясно, что в случае вооружённого конфликта самолёты-целеуказатели будут очень быстро уничтожены истребителями противника. Свои же авианосцы отсутствовали, в небе над Атлантикой или над Тихим океаном экипажи разведчиков рассчитывали только на себя.

Учитывая это обстоятельство, командование ВМФ отдало приоритет космической системе целеуказания «Касатка-Б», способной обеспечить применение ракетных комплексов «Базальт», «Гранит» и «Вулкан», хотя и она не была лишена недостатков. На долю же самолётов-разведчиков осталось обеспечение разведывательной информацией командования ВМФ и морской ракетоносной авиации.

Авиация ПЛО

Одной из важнейших задач морской авиации все послевоенные годы оставалась охота за подводными лодками вероятного противника, причем год от года значение её возрастало — прямо пропорционально росту угрозы из океанских глубин.

На рубеже 50—60-х годов основные противолодочные самолёты советского флота Бе-6 могли осуществлять радиолокационный и визуальный поиск подводных лодок на удалении от побережья не более 200 км. Если для дизельных подлодок они ещё представляли какую-то угрозу, то с атомными лодками бороться не могли по определению. После начала развертывания американцами ракетно-ядерной системы морского базирования «Polaris» это никак не устраивало морское командование. Требовались машины нового поколения, способные не только обнаружить атомные ракетоносцы, но и уничтожать их.

Поэтому в 70—80 годы, вплоть до самой кончины СССР (вполне закономерной, скажем мы в пику многочисленным заявлениям старых и молодых идиотов о «трёх негодяях, собравшихся в Беловежской пуще, чтобы развалить Советский Союз») основу противолодочной авиации ВМФ составили самолёты Ил-38, Ту-142 и летающая лодка Бе-12. Большой радиус действия первых двух, а также возможность базирования на территории дружественных стран (Кубы, Египта, Йемена, Эфиопии, Сомали, Вьетнама), позволили значительно расширить районы поиска, особенно в местах боевого патрулирования подводных ракетоносцев ВМФ США.

Первыми осваивать Средиземное море начали осенью 1968 года экипажи летающих лодок Бе-12 из 318-го отдельного противолодочного авиационного полка Черноморского флота, перебазировавшиеся на египетский аэродром Мерса-Матрух. Для поиска подводных лодок они использовали сбрасываемые радиогидроакустические буи и магнитометры. Правда, эффективность применения этих средств первое время была нулевой: за четыре месяца израсходовали 963 буя, но обнаружили всего одну (по другим данным — две) подводную лодку, да и ту — визуально.

Весной 1970 года во время крупнейших военно-морских учений «Океан» в Средиземном море во всех предполагаемых районах боевого патрулирования американских подводных ракетоносцев была проведена крупномасштабная поисковая операция. В ней участвовали 28 вертолётов с противолодочных крейсеров «Москва» и «Ленинград», 20 надводных кораблей, 10 подводных лодок и три самолёта Бе-12. Вертолёты и самолёты выставили 360 буёв и обнаружили с их помощью... одну подводную лодку, тогда как другими средствами удалось обнаружить три лодки.

На Тихоокеанском флоте первая подводная лодка была обнаружена экипажем Бе-12 в 1968 году в Японском море, на Балтике это произошло в 1973 году, на Севере — в 1974 году, причем в двух случаях из трёх — визуально. Для повышения эффективности магнитометрического поиска лётчикам предписали снизить высоту полёта до 25 метров, но это было чревато катастрофами. Поэтому вскоре от бреющих полётов отказались.

Несмотря на все ухищрения, количество обнаруженных подводных лодок продолжало оставаться крайне низким: экипажи Бе-12 Северного и Тихоокеанского флотов засекали три-четыре субмарины в год (!), Черноморского и Балтийского — ещё меньше. К тому же, когда тщательно исследовали запись шумов обнаруженной на Чёрном море подводной лодки, то неожиданно выяснилось, что это шум винтов самолёта, ошибочно принятый за звуковой след лодки.

По официальным данным, экипажи Бе-12 за 15 лет (в период 1968—1982 гг.) обнаружили 110 подводных лодок. В среднем, это составляет 0,61 лодки в месяц! Весьма дорогое удовольствие: час слежения стоил (без учёта стоимости топлива) 22—30 тысяч рублей, поскольку цена радиогидроакустического буя составляла 800 рублей, а использовался он лишь один раз. Называя вещи своими именами, следует признать, что эффективность действий самолётов Бе-12 была близка к нулю!


Самолёт ПЛО Бе-12. Внизу — подлодка пр. 658

Самолёт ПЛО Ил-38


В 1969 году к поиску подводных лодок приступили экипажи противолодочных самолётов Ил-38, имевших больший радиус действия, по сравнению с Бе-12. Их боевым крещением стали уже упоминавшиеся маневры «Океан» в 1970 году, на которые привлекли уйму авиации — 37 (!) авиационных полков (21 — от морской авиации, 8 от Дальней авиации, 8 — от войск ПВО страны).

Экипажам самолётов Ил-38 авиации Северного флота ставилась задача обнаружения подводной лодки (советской) в Норвежском море. Одному экипажу при помощи магнитометра удалось это сделать, но при передаче слежения другому Ил-38, контакт был утерян. Через несколько дней у острова Ян-Майен, имея данные о месте нахождения и курсе подводной лодки, изображавшей противника, экипажи Ил-38 с помощью 50 выставленных буёв сумели обнаружить её, и вести слежение в течение семи часов.

В том же году четвёрка Ил-38 сменила Бе-12 в Египте, и начала осваивать Средиземноморье. Уже вскоре были обнаружены первые подводные лодки, однако проверить достоверность контактов не удалось. При этом расходовалось большое количество радиогидроакустических буёв, поэтому Главный штаб ВМФ не придумал ничего лучше, чем дать указание о выставлении так называемых «разреженных» полей (предписывалось сбрасывать буи с интервалами, превышавшими дальность их действия в 6—8 раз).

Крупная операция по поиску подводных лодок была проведена в августе 1974 года в Баренцевом море с привлечением Бе-12, Ил-38 и недавно принятых на вооружение противолодочных самолётов дальнего действия Ту-142, а также семи БПК с вертолётами Ка-25ПЛ на борту, пяти сторожевых кораблей, двух атомных и четырёх дизельных подводных лодок. Экипажи самолётов израсходовали 1682 буя и установили 90 контактов с подводными лодками (достоверно — четыре), что командование признало большим успехом противолодочных сил.


Самолёт ПЛО Ту-142


Через год решили проверить эффективность противолодочного оружия на реальной подводной лодке. Старую дизельную лодку установили на глубине 40 метров в Белом море, снабдив источником шума, и обозначив её местонахождение буем на поверхности. Право первого залпа предоставили большим противолодочным кораблям, однако противолодочные ракето-торпеды, выпущенные с них, в цель не попали. Зато торпеда АТ-2, сброшенная с самолёта Ил-38, цель нашла и сделала пробоину в борту субмарины-мишени, после чего та затонула.

С каждым годом районы действия советских противолодочных самолётов расширялись: экипажи Ил-38 освоили йеменскую авиабазу Аден, ведя разведку на подступах к Персидскому заливу, Ту-142 обживали вьетнамские базы Дананг и Камрань, патрулировали у Алеутских островов и в Филиппинском море. С 1983 года экипажи Ту-142 уже совершали трансатлантические перелёты с посадкой в Гаване, ведя поиск подводных лодок в Северной Атлантике. При этом эффективность их действий росла сказочными темпами, что вызвало серьёзные подозрения со стороны командования морской авиации, поскольку она превысила все расчётные данные. Планы по обнаружению подводных лодок многократно перевыполнялись!

Постоянно росло количество и совершенствовалось качество вертолётов ПЛО. Если вертолёты Ми-14ПЛ могли вести поиск подводных лодок только вблизи своего побережья и только визуально, то Ка-25ПЛ, базируясь на палубах противолодочных кораблей, осваивали Средиземное море и Северную Атлантику, выходили на охоту в Тихий океан, использовали радиогидроакустические буи и буксируемые гидроакустические станции.

Количество палубных противолодочных вертолётов в составе морской авиации постоянно возрастало. В строй один за другим вступали тяжёлые авианесущие крейсеры, нёсшие на борту эскадрилью Ка-25 или Ка-27. В составе каждого из четырёх советских флотов имелись противолодочные вертолётные полки, состоявшие из двух-четырёх эскадрилий (по 14—18 машин). Вертолёты из их состава постоянно базировались на береговых аэродромах, перелетая на корабли только перед выходом в поход.


Вертолёт Ми-14ПЛ


К концу эпохи адмирала Горшкова морская авиация считалась одним из основных средств противолодочной борьбы, несмотря на то, что её реальные достижения продолжали оставаться значительно ниже, чем планировали военные теоретики.

По официальным данным, за период с 1965 по 1981 годы в процессе несения боевой службы противолодочные самолёты и вертолёты налетали 82 142 часа, что составило треть общего налёта морской авиации. Они обнаружили 260 неопознанных подводных лодок, что составило 0,78 контакта в месяц, или одно обнаружение на 316 лётных часов. Величина совершенно незначительная в сравнении с несколькими десятками атомных ракетных и многоцелевых субмарин США, Великобритании и Франции, постоянно находившимися в море на боевом патрулировании. К тому же неизвестно, сколько контактов из этого числа были достоверными, а сколько — ошибочными.

Глава 10. ЧЁРНЫЕ БЕРЕТЫ

Наступательная стратегия, которая весь период существования СССР лежала в основе его военной доктрины, включала и такую разновидность наступательных действий как морские десантные операции. Цель их заключалась, во-первых, в захвате важных стратегических объектов (например, Черноморских проливов), во-вторых, в содействии продвижению наступающих сухопутных войск.

Поэтому ещё в июле 1939 года на Балтийском флоте сформировали отдельную специальную бригаду, которую через год переименовали в 1-ю бригаду морской пехоты. В 1940—42 гг. на всех флотах и флотилиях сформировали ещё 21 бригаду, а также несколько десятков отдельных полков и батальонов морской пехоты. Однако свежеиспечённым морским пехотинцам пришлось сражаться, за редкими исключениями, на сухопутных фронтах.

На то были три причины. Во-первых, до лета 1943 года Красная Армия в основном лишь отступала и оборонялась, при этом было не до десантов (исключение — Керченско-Феодосийская десантная операция 30 декабря 1941—2 января 1942 гг.). Во-вторых, когда уже потребовалось высаживать десанты, оказалось, что полностью отсутствуют специальные десантно-высадочные средства. В-третьих, с первых и до последних дней войны в СССР торжествовал лозунг «у нас незаменимых нет». Именно поэтому наспех приспособленные корабли и плавсредства высаживали на берег обычных пехотинцев, многие из которых даже не умели плавать, а обученные морские пехотинцы сражались вдали от солёной морской воды.

Всё же негативный военный опыт был учтён. Десятилетняя программа строительства флота на 1946—55 годы придавала большое значение развитию этого рода сил ВМФ. В составе Балтийского флота появилась 1-я Мозырская Краснознамённая дивизия морской пехоты, сформированная на базе 55-й стрелковой дивизии. На других флотах были сохранены и усилены бригады морской пехоты. Что касается десантных судов, то благодаря поставкам американцев по ленд-лизу, флот получил 43 десантных корабля специальной постройки (типа LCV и LCT).

Однако после того, как пост министра обороны СССР в 1955 году занял маршал Жуков, для морской пехоты наступили чёрные дни. Этот бывший унтер-офицер, всё образование которого составляли 4 класса церковно-приходской школы и трёхмесячные курсы комсостава, считал, что для успешных действий на европейском ТВД вполне достаточно сухопутных войск и военно-воздушных сил. Возможности флота в целом, и морской пехоты в частности, он оценивал очень низко, при планировании будущих операций помощь флота практически не учитывал.[244]

При подобных взглядах высшего военного командования стала вполне логичной полная ликвидация морской пехоты как рода сил ВМФ. После 1955 года дивизию и бригады морской пехоты расформировали, бывшие американские десантные суда сдали на слом.

Но уже через два года отправился в отставку слишком много о себе возомнивший маршал Жуков. Его место занял маршал Р. Я. Малиновский, а взгляды на использование военно-морского флота претерпели существенную эволюцию. В священной книге советских вооружённых сил «Военная стратегия», изданной в 1962 году, появились новые формулировки, свидетельствовавшие о новых веяниях на военном Олимпе:

«В свою очередь на флот будут возлагаться: задача высадки морских десантов на побережье противника, обеспечение преодоления проливов и крупных водных преград сухопутными войсками».[245]

Всё же существовала одна «небольшая проблема»: высаживать на побережье противника было некого и не на чем. Как морская пехота, так и десантные корабли в составе флота полностью отсутствовали.

После осознания этого печального факта последовало грозное указание сверху — в кратчайшие сроки возродить морскую пехоту и обеспечить её всем необходимым для высадки и ведения боевых действий на побережье противника. Генералы и адмиралы послушно ответили «Есть!» и стали думать: кого бы определить в морских пехотинцев. После недолгих раздумий выбор, как ни странно, пал на 120-ю гвардейскую мотострелковую Рогачёвскую Краснознамённую орденов Суворова и Кутузова дивизию Белорусского военного округа, дислоцированную в столице Белоруссии Минске, довольно далеко от моря.

Всю дивизию переодевать в чёрную форму не стали, а вот 336-й гвардейский мотострелковый полк из её состава отправился на берега Балтики, где он сменил обмундирование и превратился в 336-й отдельный гвардейский Белостокский орденов Суворова и Александра Невского полк морской пехоты. Так июнь 1963 года стал временем возрождения советской морской пехоты.

Вскоре собственными полками морской пехоты обзавелись и другие флоты. Организационно каждый полк состоял из трёх пехотных батальонов, танкового батальона, артиллерийской и зенитной батарей. 1 декабря 1968 года на Тихоокеанском флоте была развёрнута 55-я дивизия морской пехоты. Видимо, одного полка для высадки на Хоккайдо показалось маловато. На Балтийском, Черноморском и Северном флотах полки морской пехоты в ноябре 1976 года переформировали в бригады — 61-ю Киркенесскую Краснознамённую (СФ), 810-ю (ЧФ), 336-ю (БФ).

Основным их предназначением считалась высадка морских десантов. Десант численностью в бригаду должен был помогать соединениям сухопутных войск, десант в объёме усиленного батальона либо полка действовал в интересах флота. Бригады морской пехоты могли также привлекаться для обороны военно-морских баз от воздушных и морских десантов противника. Но в целом, по своим боевым возможностям и численности (12 тысяч человек) советская морская пехота весьма значительно уступала американской (190 тысяч человек), имевшей, к тому же, собственную авиацию (около 1000 самолётов и вертолётов).

Наращивание сил морской пехоты потребовало создания соответствующих десантно-высадочных средств, которым прежде внимания почти не уделялось. До 1963 года в Советском Союзе построили всего лишь пару десятков десантных кораблей небольшого водоизмещения, с ограниченной грузоподъемностью, дальностью плавания и автономностью.


Один из любимых сюжетов советской военной печати 70-х годов: высадка морского десанта


Наиболее вместительными среди них были средние десантные корабли проекта 572 (в 1956—59 годы их построили 8 единиц), способные взять на борт пять средних танков либо 225 солдат. Главным их недостатком являлась невозможность высадки десанта на необорудованное побережье. Не случайно в дальнейшем четыре таких корабля переоборудовали в военные транспорты, так как в качестве десантных средств ценности они не представляли.

Теми же недостатками обладали средние десантные корабли проекта 188, которых в 1958—63 годы построили 19 штук. Они могли перебрасывать пять средних танков или 350 солдат (ведь морских пехотинцев ещё не было). Малые десантные корабли проекта 450 (33 единицы) брали на борт всего 40 солдат — один взвод.


БТР морской пехоты покидает СДК пр. 188


Все эти корабли явно не подходили для возрождённой морской пехоты, поэтому десантный флот пришлось создавать заново. Главком ВМФ Горшков отметил:

«Это нашло своё проявление в создании большого числа специальных десантных кораблей, способных обеспечить высадку войск с тяжёлой боевой техникой на необорудованное побережье с помощью быстроходных высадочных средств и вертолётов».

Но, поскольку советские судостроительные заводы были сильно загружены строительством подводных лодок и надводных боевых кораблей, новые десантные корабли решили строить в Польше, главным образом в Гданьске. В 1963 году там началось строительство малых десантных кораблей проекта 770, способных доставлять к месту высадки до 180 тонн груза, в том числе девять грузовых автомобилей ЗиЛ-131 или 20 ГАЗ-66. Всего советский флот получил 14 МДК этого проекта.

После завершения программы их строительства, поляки начали поставку сходных по конструкции и водоизмещению, но отнесённых к другому типу средних десантных кораблей проекта 771 (грузоподъемность 180 тонн или 100 солдат). За два года советский ВМФ получил 29 таких кораблей, из которых в дальнейшем 21 был передан другим странам, поскольку морской пехоте требовались корабли большей грузоподъёмности. Кроме того, поляки построили 23 СДК проекта 771 для своего флота, 10 — для Индии, по 4 — для Ирака и Ливии, 1 — для Индонезии.

Потом на гданьских верфях в серию пошли новые средние десантные корабли проекта 773, бравшие на борт уже до 350 тонн груза или шесть танков (либо 180 морских пехотинцев), оборудованные носовой аппарелью, что позволяло высаживать десант на необорудованное побережье.

Ещё достраивались последние СДК данного типа, как со стапелей в Гданьске стали сходить большие десантные корабли проекта 775, построенные по советскому заказу, и предназначенные для перевозки 225 морских пехотинцев. Ещё 14 больших десантных кораблей проекта 1171 грузоподъёмностью до 1750 тонн ( 52 автомашины ЗиЛ-131 или 85 машин ГАЗ-66) построили в Калининграде. Два корабля этого проекта могли принять на борт усиленный батальон морской пехоты.

Но командованию ВМФ всех этих кораблей было мало. Особенно раздражала адмиралов их малая вместимость, поскольку для несения боевой службы в удаленных районах требовались корабли с большой дальностью плавания, автономностью и грузоподъёмностью. Лишь имея такие БДК, можно было держать в районах региональных конфликтов сравнительно крупные силы морской пехоты.

И вот в 1978—89 годы флот получил три больших десантных корабля проекта 1174 «Единорог» (типа «Иван Рогов») водоизмещением 8600 тонн, с дальностью плавания 4000 миль. Каждый из них мог высадить батальон морской пехоты и 79 единиц бронетехники или вместо пехоты доставить 46 танков типа Т-62. Пехота и техника могли высаживаться с них как своим ходом, так и с помощью двух десантных катеров на воздушной подушке типа «Лебедь» (вариант — с помощью малого десантного корабля типа «Ондатра») или четырех вертолётов, базировавшихся на борту. Высадка производилась через носовую аппарель и кормовой батопорт.

Вместе три корабля типа «Иван Рогов» могли высадить на необорудованное побережье полк морской пехоты. При несении боевой службы в состав каждой оперативной эскадры включался усиленный батальон морской пехоты.


БДК пр. 775

БДК пр. 1171

БДК типа «Иван Рогов» (пр. 1174)

* * *

В журнале «Морской сборник» в своё время была опубликована дивная история времён холодной войны, главными действующими лицами которой являлись десантные корабли и морские пехотинцы советской Средиземноморской эскадры. Итак, Средиземное море, октябрь 1973 года, четвёртая арабо-израильская война:

«После 10 октября, когда на Суэцком фронте израильские танки и войска прорвались через канал на его западный берег и вышли на оперативный простор (до Каира оставалось всего лишь 120 км), где-то в «верхах» возникла, как один из вариантов локализации разгорающейся войны, идея высадки в районе Порт-Саида хотя бы ограниченного демонстрационного десанта нашей морской пехоты.

Но вся проблема заключалась в том, что её на эскадре не было — полк морской пехоты ещё только готовился в Севастополе для переброски в Средиземное море. Хотя отряд десантных кораблей (один БДК и 6 СДК) уже прибыли в Средиземное море, но только с грузами. Это была вынужденная демонстрация силы по решению Главкома ВМФ, которая должна была показать, что наш десант морской пехоты якобы уже в Средиземном море.

Поэтому Главнокомандующий ВМФ приказал сформировать на каждом корабле 1 ранга (крейсера, большие противолодочные корабли) по роте, а на каждом корабле 2 ранга (эсминцы, сторожевики) по взводу добровольцев-десантников из числа экипажей, приготовить корабли и плавсредства для десантирования личного состава...

В последний момент высадка десанта была отменена (десантные подразделения в это время уже пересаживались в высадочные плавсредства), с нашей страной тогда считался весь мир».

Этот рассказ вызывает противоречивые чувства. Приятно, конечно, тешить себя воспоминаниями о том, какими грозными мы были раньше и как нас боялся весь мир (хотя вряд ли стоит этим гордиться), считать, что одного только появления советской морской пехоты в районе Суэцкого канала было достаточно для того, чтобы обратить в бегство израильскую армию.

Но у рассказчика почему-то не возникло никаких мыслей относительно той судьбы, которая ждала необученных матросов, вооружённых стрелковым оружием (вряд ли они за несколько часов освоили боевую технику морской пехоты), если бы их бросили навстречу израильским танкам. Между тем опыт Великой Отечественной войны, когда наши полководцы неоднократно устраивали подобные экспромты, говорит однозначно — их ждала далеко не героическая смерть.

Стремление «закидать врага шапками», всегда популярное среди советских генералов и адмиралов, слишком часто приводило к тяжёлым последствиям. Тремя годами раньше министерство обороны СССР уже отправляло на помощь арабским «братьям» лётчиков-истребителей и зенитчиков. В Москве тогда посчитали, что во всех поражениях виноваты сами арабы, не умеющие воевать, а вот наши парни продемонстрируют незадачливым воинам ислама как надо бить сионистских агрессоров.

Уверенность в этом была стопроцентная. Тем сильнее оказался шок от результатов египетской командировки. Если зенитчики, использовавшие новейшие в то время зенитно-ракетные комплексы, ещё добились кое-каких успехов, то лётчиков ожидал полный провал. Первый же групповой воздушный бой 30 июля 1970 года они проиграли с разгромным счётом 0:5 — пять истребителей МиГ-21 рухнули на землю, погибли четверо пилотов. Израильтяне потерь не имели. Подобного исхода воздушного сражения не ожидал никто.

Не случайно в многочисленных публикациях, посвящённых участию советских военнослужащих в локальных конфликтах, об этом эпизоде не вспоминают, предпочитая описывать подвиги зенитчиков либо полёты самолётов- разведчиков над Израилем. Только на страницах специализированных журналов, издающихся энтузиастами авиации, можно узнать правду о событиях тридцатилетней давности.

Поэтому в рубашке родились матросы, которым готовили участь «пушечного мяса» на египетском фронте. У Москвы хватило здравого смысла отказаться от ближневосточной авантюры, грозившей перерасти во всеобщую ядерную войну. Да и надо ли было русским лезть в очередную арабо-израильскую разборку? Ведь годом раньше президент Египта Анвар Садат буквально выбросил из своей страны более десяти тысяч советских военных советников (их вывозили транспортными самолётами, набивая последние как бочки селёдкой). Садат буквально плюнул в лицо «великой державе», а та утёрлась, и сделала вид, что ничего не произошло, и уже через год была готова ввязаться в драку, защищая интересы «заклятых друзей».

И раньше этого инцидента, и позже, СССР позволял арабским и прочим диктаторам вытирать о себя ноги. Потому-то многочисленные нахлебники в Африке, Азии и Латинской Америке считали Советский Союз своего рода «дойной коровой», от которой можно было десятилетиями получать «молоко» бесплатно, прикрываясь фразами о социалистическом выборе и борьбе с неоколониализмом. А если советские вожди им в чём-то отказывали, они тут же устраивали истерику, и рвали все отношения с «большим братом», превращаясь в злейших врагов. Тогда выходила на сцену морская пехота, которой приходилось обеспечивать срочную эвакуацию советских военных советников и военной техники с территории вчерашних союзников.


Морская пехота высаживается с БДК пр. 775


Например, такую картину можно было наблюдать в 1977 году в Сомали, когда местные обезьяны в мундирах сильно обиделись на Москву за то, что она встала на сторону Эфиопии в вооружённом конфликте, вспыхнувшем между этими странами. Советские морские пехотинцы, срочно высаженные на сомалийский берег, охраняли и грузили на корабли огромное количество имущества, которое успели завезти сюда, поскольку к тому времени на территории Сомали (в Бербера) функционировала советская военно-морская и военно-воздушная база, позволявшая контролировать подходы к Суэцкому каналу и Персидскому заливу, акваторию Индийского океана. Конфликт с сомалийскими генералами лишил СССР стратегически важного опорного пункта на перекрёстке морских путей.

Драматические события 70-х годов убедили командование ВМФ в необходимости постоянного присутствия в составе оперативных эскадр частей морской пехоты, способных в случае необходимости выступать в роли «пожарной команды». Потому-то и началось строительство больших десантных кораблей типа «Иван Рогов», которые могли обеспечить такое присутствие в «горячих точках» планеты.

Интересной особенностью десантных сил советского ВМФ было наличие большого количества кораблей на воздушной подушке (КВП), что стало следствием убеждений главкома Горшкова:

«Корабли с динамическими принципами поддержания в значительной степени лишены многих недостатков, свойственных водоизмещающим кораблям, таких, как большая уязвимость от торпедного и минного оружия, недостаточные скорости хода, ограниченность районов боевого использования по глубинам моря и по ледовой обстановке и т.д.

Главное тактическое свойство кораблей на воздушной подушке состоит в том, что они способны передвигаться над водной поверхностью и над сушей, в том числе над ледовым покровом, преодолевать мелководные районы, свободно переходить с воды на сушу, ледовый покров и обратно. Всё это в сочетании с большой скоростью хода и высокой грузоподъёмностью даёт новым кораблям ряд весьма существенных тактических преимуществ».[246]

По его мнению, КВП являлись идеальным средством высадки морских десантов, поэтому надо было построить их как можно больше. Уже в 1970 году ВМФ получил первый десантно-штурмовой корабль проекта 1232.1 «Джейран», способный доставить к месту высадки со скоростью 70 узлов (130 км/час) четыре плавающих танка ПТ-76 и 50 морских пехотинцев (или два танка Т-62 и 200 бойцов). Само название — десантно-штурмовой корабль — говорило о назначении новобранца морской пехоты: высадка передовых частей на необорудованное побережье с целью захвата плацдарма.


МДК ВП типа «Джейран» (пр. 1231.1)

МДК ВП типа «Зубр» (пр. 1232.2)


Правда, помимо многочисленных достоинств, о которых писал адмирал Горшков, у «Джейранов», да и у других КВП, имелся серьёзный недостаток — ограниченная дальность плавания, составлявшая всего 300 миль (556 км), что не позволяло использовать их на большом удалении от баз. Основными районами их боевого применения могли стать Балтийское и Чёрное моря, тут они чувствовали себя, как рыба в воде. Всего построили 19 единиц данного типа.

В середине 80-х годов, после небольшого перерыва, строительство десантных кораблей на воздушной подушке возобновилось. В серию пошли малые десантные корабли проекта 1232.2 «Зубр», имевшие ту же дальность плавания (300 миль), что и «Джейраны», но большую грузоподъёмность (три танка и 80 морских пехотинцев, или 10 бронетранспортёров, или 360 солдат и 25 тонн груза).

Помимо упомянутых кораблей, в 70—80-е годы советский флот получил более 60-и десантных катеров на воздушной подушке, предназначенных для переброски морских пехотинцев и боевой техники. Это катера типа 1205 «Скат» (30 единиц), 1206 «Кальмар» (19 единиц), 1206Т «Кальмар-Т» (2 единицы), 1206.1 «Мурена» (8 единиц), 1209 «Омар» (2 единицы) и другие.


Десантный катер типа «Скат» (пр. 1205)

* * *

На многочисленных учениях, регулярно проводившихся в 70—80-е годы с участием ВМФ, одним из наиболее зрелищных номеров программы всегда была высадка морского десанта. Надводные корабли и штурмовая авиация наносят удар по укреплениям противника, с подошедших десантных кораблей к берегу направляются плавающие танки и бронетранспортёры, окутанные тучами песка на берег вылетают катера на воздушной подушке, морские пехотинцы идут в атаку. Фантастическое зрелище!

Классический вариант высадки морского десанта, по взглядам советского командования, предполагал следующие этапы операции:

1) передовой отряд (усиленная бригада морской пехоты) на десантно-штурмовых кораблях и катерах на воздушной подушке внезапным броском захватывает плацдарм (по нормативам — не менее 17 км по фронту и 8—12 км в глубину);

2) ко времени «Ч» + 6 часов заканчивается высадка со средних десантных кораблей и транспортных судов первого эшелона — основных боевых подразделений мотострелковой дивизии сухопутных войск;

3) после этого начинается рейдовая разгрузка транспортов со вторым эшелоном войск, тяжёлым вооружением и тыловыми службами.


Высадка десанта с СДК пр. 188

Десантный катер типа «Мурена» (пр. 1206.1)


Но за кулисами показных учений оставались многочисленные проблемы, начинавшиеся уже с момента планирования операции. Так, начальник штаба дивизии морских десантных сил Балтийского флота капитан 1-го ранга Бобраков вспоминал:

«Самым трудным при планировании морской десантной операции было определение оптимального состава войск, принимаемых на десантные корабли и транспорты и организация огневого поражения противодесантной обороны противника.

Большинство армейских командиров хотели обязательно «следовать морем» и в бой вступать только штатными подразделениями со всем своим скарбом, лётчики — бомбить только по площадям и т.д... На практике до половины сил и средств сухопутного соединения оставалось на берегу как чем-то обременительных в бою. Например, реактивная система залпового огня «Град» не обладает плавучестью и всего один боекомплект берёт с собой. А сколько проблем с материальным обеспечением! Множество типов боеприпасов, горюче-смазочных материалов... Если же будет потоплен транспорт или разбомблен эшелон всего с одним видом снабжения — войска встанут.

Поэтому приходилось для высадки группировки войск, способной автономно вести боевые действия, на период операции создавать нештатные соединения, части и подразделения вплоть до взвода. Американцы в своё время эту проблему решили кардинально: в базах — соединения однотипных кораблей, т.е. организация административная, в морях и океанах — соединения разнородных сил (организация оперативная). Всегда готовы к автономным боевым действиям экспедиционные батальоны, бригады, дивизии морской пехоты США».[247]

Много проблем создавали плохо продуманная организационная структура, вооружение и техника морской пехоты и выделенных в десант мотострелковых дивизий. Тот же Бобраков отмечал:

«В морской пехоте определённую, а у мотострелков большую часть техники не отнесёшь даже к «условно плавающей» (с малым запасом плавучести). Тыл же — полностью неплавающий. Отсутствие своих вертолётов в морской пехоте и ограниченное их количество в мотострелковых дивизиях, оснащённых к тому же громоздкой техникой, делают войска десанта малоподвижными, способными воевать только в двухмерной горизонтальной плоскости, но не к охватам по вертикали. Насыщенность тяжёлой техникой не позволяет с максимальной эффективностью использовать полезную нагрузку десантных кораблей, особенно на воздушной подушке».

Кстати, сами офицеры морской пехоты считали, что при высадке десанта лучше использовать большое количество малых быстроходных десантных кораблей, что позволит сократить предполагаемые потери, тогда как уничтожение даже одного большого десантного корабля существенно снижает боевые возможности десанта. Высаживать же в передовом отряде надо не тяжёлую боевую технику, а большое количество хорошо подготовленных и вооружённых морских пехотинцев, способных нейтрализовать на широком фронте узлы противодесантной обороны, уничтожить пусковые установки береговых ракетных комплексов, радиолокационные станции, узлы связи и т.п.


Высадка танков ПТ-76 с ДК КВП типа «Мурена»


По сути дела, морская пехота наиболее эффективно могла бы действовать в качестве подразделений специального назначения, обеспечивающих высадку и наступление первого эшелона десанта. Но командование ВМФ, вполне в духе советской традиции «круглое — таскать, квадратное — катать», приравнивало элитные части морской пехоты к обычным мотострелкам, только доставляемым по воде.


Зенитная самоходная установка «Шилка»: не плавает и слишком громоздкая для десантирования


Морская пехота получила на вооружение танки и бронетранспортёры, но не имела ни транспортно-десантных вертолётов, ни вертолётов огневой поддержки. В 1985 году на вооружение флота был принят боевой вертолёт Ка-29, но в части морской пехоты поступили лишь единичные экземпляры этой машины.

* * *

В конце 80-х годов советскую морскую пехоту постигло нежданное прибавление семейства. Чёрные береты надели солдаты и офицеры сразу трёх мотострелковых дивизий сухопутных войск, переименованных в дивизии береговой обороны. Они, как и имеющиеся соединения морской пехоты, вошли в состав созданных в 1989 году Береговых войск ВМФ.

Причина подобной трансформации была проста как апельсин. Со дня на день ожидалось подписание договора об ограничении обычных вооружений в Европе, предусматривавшего значительное сокращение численности советских войск и боевой техники на европейском ТВД. Военно-морской флот под действие договора не попадал, и кому-то в министерстве обороны пришла в голову «гениальная идея» — превратить мотострелков в морских пехотинцев, и тем самым вывести за скобки три полнокровные дивизии сухопутных войск.

Так неожиданно для себя 126-я Горловская дважды Краснознамённая ордена Суворова (Симферополь), 77-я гвардейская Московско-Черниговская ордена Ленина Краснознамённая ордена Суворова (Архангельск) и 3-я гвардейская Краснознамённая ордена Суворова (Клайпеда) дивизии влились в славную семью советской морской пехоты.

Подобный экспромт вызвал шок у представителей европейских государств, и вызвал международный скандал по поводу того, кого считать морским пехотинцем, а кого — простым. В конце концов затея провалилась, эти три дивизии всё же пришлось включить в число войск, подпадающих под действие договора. Естественно, что такое жульничество не прибавило авторитета Советскому Союзу.

* * *

Советской морской пехоте в послевоенные годы не пришлось участвовать в морских десантных операциях. Боевое крещение она получила далеко от моря, в горах Афганистана, где отдельные подразделения набирались боевого опыта в боях с настоящим, а не условным противником. Уже после развала СССР полки и бригады морской пехоты Российского ВМФ участвовали в обеих чеченских войнах, где их тоже использовали как обычную пехоту.

Своего рода рекламой отечественной морской пехоты стал кинобоевик середины 80-х годов «Одиночное плавание». Он красочно изобразил как небольшая группа советских «морпехов» (менее взвода) разгромила тайную американскую военную базу в Тихом Океане, сорвала коварный замысел империалистов, задумавших крупномасштабную провокацию против Страны Советов.

«Наш ответ Рэмбо» получился зрелищным и эмоциональным. Многие зрители женского пола утирали слёзы в финальной сцене, когда однополчане приходили со скорбной вестью к старику-отцу геройски погибшего майора морской пехоты.

Глава 11. МОРСКАЯ РАЗВЕДКА И СПЕЦНАЗ

Массированное наращивание советского подводного флота в 1960-е годы вызвало большую тревогу в странах НАТО, особенно в США и Великобритании. Стремясь нейтрализовать растущую угрозу своим интересам из океанских глубин, военно-политическое руководство этих стран предприняло серьёзные меры по развитию и совершенствованию систем противолодочного вооружения.

Строились противолодочные корабли различного водоизмещения, модернизировалось их вооружение. Всё большее внимание уделялось системам гидроакустического противолодочного наблюдения и обнаружения. Значение последних особенно возросло после появления в ВМФ СССР атомных подводных лодок, скрытность действий которых значительно превосходила соответствующие показатели дизельных подлодок.

Командование НАТО справедливо полагало, что после прорыва советских подводных лодок в открытый океан борьба с ними станет более трудной. Поэтому военно-морское командование западных стран отдало приоритет развитию глобальной системы наблюдения за подводной средой. Она включает в себя стационарные гидроакустические системы сверхдальнего обнаружения подводных лодок (которую дополняют позиционные системы дрейфующих гидроакустических буёв, а также маневренные группы специальных судов дальнего гидроакустического наблюдения).

Основой глобальной системы наблюдения за подводной средой стала система SOSUS, позволяющая обнаруживать и определять места подводных лодок, следить за их движением и классифицировать их. Береговые станции этой системы соединены кабельными линиями со специальными антеннами, состоящими из сотен гидрофонов (ориентированных на обнаружение шумов от корпусов и винтов подводных лодок), установленных на глубинах подводных звуковых каналов. При этом дальность обнаружения подводных лодок составляет до 600 миль (1110 км).

Зоны и рубежи обнаружения советских подводных лодок были созданы во многих районах Мирового океана — в проливах Ла-Манш и Гибралтар, в Японском море, у Восточного и Западного побережья США, в Карибском море, у Алеутских, Гавайских и Азорских островов и т.д.

Наибольшее беспокойство у командования советского ВМФ вызывал Фареро-Исландский противолодочный рубеж, который приходилось преодолевать подводным лодкам Северного флота, направлявшимся для несения боевой службы в Атлантику и Средиземное море. В состав этого рубежа, помимо стационарных систем гидроакустического наблюдения, входили надводные корабли ПЛО, подводные лодки, самолёты базовой патрульной авиации. Одним из основных его элементов считались также минные заграждения, использовавшие как специальные противолодочные мины, так и стандартные донные контактные и неконтактные мины, в том числе всплывающие и самонаводящиеся.

Для координации действий служб наблюдения и противолодочных сил были созданы специальные центры, а сбор и обработку гидроакустической информации вёл американский Центр акустических исследований, где на каждую советскую подводную лодку имелся индивидуальный «звуковой паспорт». Надводные корабли, подводные лодки, противолодочные самолёты и вертолёты, используя данные анализа гидроакустической информации, постоянно вели слежение за советскими лодками, находясь в готовности к их уничтожению в случае начала боевых действий.

Командование ВМФ СССР постоянно искало способы преодоления системы противолодочной обороны НАТО. Наряду с совершенствованием конструкции подводных лодок, снижения их шумности, большие усилия прилагались для вскрытия основных элементов противолодочной обороны, разработке мероприятий по её уничтожению и прорыву.

Советские подводные лодки довольно эффективно использовали акустическую маскировку с помощью движущихся над ними торговых и рыболовных судов, шумы которых заглушали звуки, производимые самими лодками. Маршруты подлодок прокладывались с учётом океанских температурных фронтов, зон подвижных ледяных полей, создающих сильный шумовой фон.

* * *

Действия советских подводных лодок в открытых морях требовали ведения постоянной разведки, для чего привлекались разнообразные силы и средства. Так, для вскрытия надводной и подводной обстановки в акватории Мирового Океана использовались надводные боевые корабли и подводные лодки, находившиеся на боевой службе, а также самолёты-разведчики дальнего действия, базировавшиеся на территории дружественных стран (Кубы, Анголы, Гвинеи-Бисау, Сомали, Вьетнама и других), разведывательные спутники на околоземных орбитах, специальные корабли-разведчики, а также многочисленные суда торгового и рыболовного флота СССР, фактически являвшиеся действующим резервом ВМФ.

Первые корабли-разведчики советского ВМФ, отправившиеся в океан в 1950-е годы, представляли собой наспех переоборудованные малотоннажные рыболовные суда, на которые установили оборудование радиотехнической разведки и связи. В тесных каютах небольших корабликов офицеры ОСНАЗ (помимо частей специального назначения — «спецназ», советский флот имел многочисленные подразделения особого назначения «осназ», занимавшиеся в основном радиоперехватом и радиотехнической разведкой) неделями прослушивали радиосеть американских ВМС, следили за действиями авианосных соединений, не забывая о визуальном наблюдении за потенциальным противником.

Многочисленные суда «советской науки» повсюду вели гидрографические исследования. Они уточняли карты всех акваторий Мирового Океана, которые в перспективе могли стать ареной боевых действий, выявляли стационарные подводные сооружения рубежей ПЛО и на основе этих данных определяли наиболее выгодные маршруты движения подводных лодок.

На смену первым примитивным кораблям-разведчикам со временем пришли пять десятков разведывательных судов специальной постройки. В 1980-е годы польские верфи построили семь средних разведывательных кораблей 2-го ранга проекта 864 (водоизмещением по 3400 тонн), а в Калининграде в это же время были построены четыре больших корабля проекта 1826 (по 4900 тонн). Более двадцати лет несли службу в океане шесть больших разведывательных кораблей проекта 394 (по 5000 тонн). Поляки также построили для советского флота 30 кораблей-разведчиков проекта 861 (по 1600 тонн), официально числившихся гидрографическими судами. В Николаеве по проекту 833 переоборудовали в разведчики четыре недостроенных китобойных судна (по 1250 тонн).

Но, в принципе, любой военный корабль, любое гражданское судно под советским флагом параллельно со своими основными обязанностями всегда выполняло разведывательные задания, поскольку успешное проведение современных боевых операций без информационного обеспечения невозможно.

Советские корабли-разведчики постоянно сопровождали авианосные соединения американских ВМС, наблюдали за учениями флотов стран НАТО, кружили вокруг военно-морских баз вероятных противников, снабжая командование данными об оперативной обстановке в Мировом Океане.

Одной из главных задач разведки ВМФ все послевоенные годы оставалось обеспечение флотских подразделений специального назначения максимально точной информацией о местонахождении важнейших объектов потенциального противника, системе их охраны и обороны, гидрографических условиях в районе высадки.

Кроме того, на флот работали и агентурные разведчики. Например, известный советский разведчик-нелегал К. Т. Молодый (1922-1970) в 1955-60 гг. действовал в Портленде, где расположен научно-исследовательский центр ВМФ Великобритании. Через завербованных им сотрудников центра он собирал информацию о британском подводном флоте и противолодочных силах.

В США в мае 1985 г. были арестованы четверо членов шпионской группы Джона Уокера. В период 1967—85 гг. они занимались шпионажем для СССР, собирая и передавая секретные сведения об американском флоте, в том числе об его противолодочной обороне. Министр обороны США К. Уайнбергер позже признал:

/Благодаря этой группе/ «Русские получили доступ к информации о вооружениях и электронном оборудовании, об учебной подготовке надводных, подводных и воздушных сил, о нашей боеготовности и тактике. Мы уже наблюдаем явные признаки того, что русские в курсе всех аспектов нашей доктрины ведения боевых действий на море».[248]

Понятно, что таких агентов и шпионских групп было много. Известны лишь некоторые — разоблачённые. Они работали по всему миру, собирая информацию, требовавшуюся — с одной стороны — для создания новых образцов военно-морской техники и оружия, а с другой — для обеспечения боевых действий советского флота в решающей схватке с «мировым империализмом».

* * *

Сравнительно успешные действия итальянских, британских и германских подводных диверсантов в годы Второй мировой войны вызвали интерес к ним и у командования советского флота. Как вспоминал известный специалист по «мокрым делам» генерал Павел Судоплатов (1907—1996), на одном из совещаний, посвящённом вопросам подготовки и проведения специальных операций, обсуждался следующий вопрос:

«Адмирал Кузнецов представил на наше рассмотрение другой вариант действий. По его мнению, специальные операции и диверсии должны разрабатываться в соответствии с требованиями ведения современной войны. Нынешние военные конфликты скоротечны, сказал он, они должны заканчиваться быстрым и решительным исходом.

Кузнецов предложил обсудить возможность нанесения упреждающих ударов, рассчитанных из-за ограниченности наших ресурсов на уничтожение 3-4 авианосцев США, что дало бы нашим подводникам большие преимущества при развёртывании операций против морских коммуникаций противника. Имело бы смысл, продолжал он, провести диверсии на военно-морских базах и в портах Европы, чтобы предотвратить прибытие подкреплений американским войскам в Германии, Франции и Италии. Генерал армии Захаров, позднее начальник Генштаба, заметил, что вопрос об упреждающем ударе по стратегическим объектам противника является принципиально новым в военном искусстве и его нужно серьёзно проработать».[249]

Как видим, речь опять идёт об упреждающем ударе по вероятному противнику. Неустанно разоблачая на страницах советской печати происки мирового империализма, якобы готовившегося развязать Третью мировую войну, советские политики и военные стратеги в обстановке полной секретности продолжали разрабатывать планы первого удара, способного обеспечить успех советского блицкрига. При этом действия подразделений войск специального назначения на суше и на море должны были стать неприятным сюрпризом для врага, и эффективным средством обеспечения успешных действий подводных сил ВМФ СССР.

Главком адмирал Кузнецов одним из первых среди отечественных «ястребов» осознал впечатляющие перспективы войск специального назначения в вооружённой борьбе на море. Поэтому уже в 1954 году в составе военно-морского флота появились первые подобные подразделения (параллельно с созданием частей спецназа в сухопутных войсках), предназначенные для разведывательно-диверсионных операций на объектах вероятного противника, немедленно приступившие к отработке вариантов боевого применения.

Контр-адмирал Геннадий Захаров вспоминал:

«Морские диверсионные части были созданы в 1954 году. Тогда возле санатория партийной элиты на берегу моря были обнаружены следы выхода аквалангистов. Наших пловцов там быть не могло, руководители струхнули и поняли, насколько эффективным средством в войне могут быть подводные бойцы. И в 1954 году Министерством обороны было принято решение о создании частей морского спецназа...

На первых порах после войны среди флотских командиров бытовало мнение, что подводные диверсанты нам не нужны: мол, и без них победили. А потом опыт второй мировой войны был проанализирован. Изучили операции Боргезе, и специалисты пришли к выводу, что проведение диверсий аквалангистами — эффективное средство борьбы с противником. Вот и тот случай возле партийного санатория помог...

Практически одновременно начали создаваться части на Черноморском и Балтийском флотах, а затем и на других флотах. Правда, на Северном часть прожила всего года полтора или два, поскольку условия там не позволяли проводить тренаж — воевать там можно, а тренироваться нельзя... Но в 1969 году наших частей снова стало четыре: создали МРП на Каспии».[250]

«Части специального назначения — чёрная гвардия Пентагона», писали тогдашние советские газеты и журналы, клеймили «поджигателей войны» и на словах боролись «за мир во всем мире».

А тем временем советские специалисты создавали специальное снаряжение и вооружение для подводных диверсантов. Уже в 1956 году мичман Брагин из состава МРП Балтийского флота испытал парашют, предназначенный для сбрасывания боевых пловцов на воду.

В следующем году моряки того же подразделения опробовали водолазное снаряжение особого назначения. В 1958 году состоялись испытания первого советского подводного буксировщика.

В том же году на учениях в районе Таллинской военно-морской базы одна группа боевых пловцов «заминировала» крейсер на якорной стоянке; другая группа «уничтожила» на берегу склад боеприпасов; третья — проделала проход в боновых заграждениях, прикрывавших вход на рейд.


Советский боевой пловец с буксировщиком типа «Протон»


Морской разведывательный пункт (МРП) стал основной штатной единицей частей советского подводного спецназа. В составе трёх флотов (кроме Северного) и Каспийской флотилии имелось по одному МРП численностью до роты (по штату — 124 человека). Главной ударной силой каждого из них являлись 56 боевых пловцов, остальные относились к техническому персоналу, обеспечивающему действия. Все морские разведывательные пункты организационно состояли из трёх отрядов: первый предназначался для уничтожения береговых объектов противника; второй занимался разведкой; третий предназначался для подводного минирования объектов и кораблей противника.

На Черноморском флоте в 1967 году по приказу главкома ВМФ адмирала Горшкова был создан учебный центр для подготовки специалистов разведывательно-диверсионной деятельности. Местом его дислокации стала бухта Казачья в Севастополе. Официально он назывался «Учебно-тренировочный отряд лёгких водолазов Черноморского флота». Именно здесь готовились диверсанты для всех четырех флотов, которым в дальнейшем предстояло вступить в решающую схватку с мировым империализмом. Сами курсанты неофициально называли свою учебку «Сатурн» (по аналогии с учебным центром Абвера из некогда популярного кинофильма «Сатурн почти не виден»).

При практической отработке полученных навыков, в качестве противника для курсантов выступал личный состав берегового ракетного полка Черноморского флота, решавший задачи противодесантной и противодиверсионной обороны главной базы флота. Поскольку основными задачами флотского спецназа были действия в тылу противника, личный состав бригад специального назначения отрабатывал различные способы доставки боевых пловцов к объектам: воздушный, морской, наземный и комбинированный.

Уже в 1968 году боевые пловцы Черноморского флота показали на крупных общевойсковых учениях свои возможности в плане обеспечения высадки десанта. Они не только провели разведку побережья в районе десантирования, но и сумели захватить там плацдарм, что облегчило и ускорило высадку главных сил.

По мнению командования ВМФ, подразделениям морского спецназа предстояло сыграть важную роль в будущих операциях по захвату стратегически важных районов, вроде Черноморских проливов, в нейтрализации системы противолодочной и береговой обороны стран НАТО. Поэтому численность подразделений специального назначения постоянно возрастала.

Вскоре на Черноморском флоте МРП был развёрнут в отдельную бригаду специального назначения численностью 412 человек, предназначенную для ведения разведывательно-диверсионных действий в акватории противника. Эта 17-я бригада спецназа Черноморского флота базировалась на острове Майский под Очаковом (после распада СССР она досталась Украине). Она имела в своём составе специалистов разного профиля: в области подводного минирования, радиоэлектронной разведки, борьбы с подводными диверсантами противника и т.д.

Позже аналогичные подразделения были сформированы и на других флотах. Последним (в 1986 г.) заново создали МРП на Северном флоте.

Боевая подготовка в подразделениях специального назначения была связана с риском. Тот же контр-адмирал Захаров отмечал:

«Если за год в части погибало не больше двух-трёх человек, командира не наказывали, а просто устно журили... Третий отряд — минёры — всегда тренировались как на войне. Для них главный враг — вода. Разница только в том, что во время войны в случае поимки точно расстреляют. А для первого и второго отрядов выбирались объекты, похожие на объекты у противника, и тренировки шли, пока все действия не оттачивались до блеска. Нас привлекали для проверки защиты наших же объектов. Помню, систему защиты склада ядерного оружия с нашей помощью сделали непроницаемой, но до этого мы четыре раза на этот объект проникали. А обычным делом была проверка с нашей помощью боеготовности пограничников. Мы высаживались, они нас ловили. Если непойманными прошли погранзону, мы победили».[251]

Наиболее эффективным способом транспортировки считался подводный, позволявший доставлять диверсантов к цели максимально скрытно. Соответственно, три дизельные торпедные подводные лодки — средняя С-63 (проект 613), большие Б-69 и Б-91 (проект 611), входившие в состав Северного флота — были переоборудованы в носителей подводных диверсантов.

Однако дизельные лодки обладали довольно скромными возможностями в смысле транспортировки боевых пловцов на большие расстояния. Они быстро перестали удовлетворять флотское командование. Поэтому в носитель подводных диверсантов переделали атомный ракетный крейсер стратегического назначения К-86 (проект 667А), подлежавший сокращению по условиям договора об ограничении стратегических вооружений.

Для поиска подводных кабелей (которые затем планировалось прослушивать либо уничтожать, в зависимости от обстановки) предназначалась дизельная подводная лодка Б-82 проекта 611, получившая вместо торпедного вооружения специальное оборудование.

* * *

Подводными лодками, специально построенными для обеспечения действий подводных диверсантов (а заодно и для спасательных работ под водой), стали две большие дизельные субмарины проекта 940 «Ленок», построенные в середине 70-х годов.

Это БС-203 и БС-486 «Комсомолец Узбекистана» (видимо, её так назвали в честь «славных морских традиций» хлопковой республики).

Эти огромные лодки подводным водоизмещением 4800 тонн и длиной 106 метров могли брать в специальные выемки на верхней палубе два глубоководных аппарата. С их помощью они должны были спасать экипажи терпящих бедствие подводных лодок, но главное — осуществлять разведывательно-диверсионные операции на большой глубине (съём информации с кабелей связи, повреждение кабелей, уничтожение аппаратуры рубежей ПЛО типа SOSUS и т.д.). Подводная лодка БС-203 несла службу на Северном флоте, БС-486 — на Тихом океане.


Подводная лодка пр. 940 с двумя глубоководными аппаратами


Однако скорость подводного хода, дальность плавания и вместимость дизель-электрических подводных лодок проекта 940 не устраивали флотское командование, ему хотелось чего-нибудь более солидного, с большим радиусом действия.

В 1978—80 гг. одну из списанных атомных ракетных подводных лодок проекта 667 (К-411) после демонтажа ракетного отсека переоборудовали по проекту 09774 в носитель сверхмалых подводных лодок типа «Тритон». Ещё на одном ракетном крейсере того же проекта (К-403) вместо баллистических ракет появились отсек радиоэлектронной аппаратуры и буксируемая гидроакустическая станция. Тем самым она превратилась в большую подводную лодку специального назначения 1-го ранга.

* * *

Первоначально главными целями для морских диверсантов являлись корабли (авианосцы и атомные лодки) в базах, а также наиболее важные береговые объекты. Однако постоянное совершенствование единой системы противолодочной обороны стран НАТО поставило перед флотским спецназом задачу содействия развёртыванию в океане советских подводных лодок.

Боевые пловцы должны были уничтожать стационарные гидроакустические системы сверхдальнего обнаружения подводных лодок, выводить из строя линии связи, кабельные линии передачи данных, подводные гидрофоны. Осталась для них работа и на берегу — узлы связи, штабы. В случае успешных действий подразделений спецназа противник стал бы слепо-глухо-немым, что в значительной мере предрешило бы исход боевых действий на море.

В случае необходимости боевые пловцы могли использоваться и против береговых объектов — военно-морских баз, особенно пунктов базирования атомных ракетных подводных лодок, считавшихся основной угрозой Советскому Союзу с морских направлений. Для гарантированного уничтожения вражеских объектов предполагалось использовать буксируемые ядерные заряды (фугасы) небольшой мощности.

Планирование будущих боевых операций велось с размахом — для уничтожения каждого объекта предназначались несколько разведывательно-диверсионных групп — даже если всего одна сумеет прорваться к намеченной цели и вывести её из строя, потери будут оправданы. Основной закон спецназа — задание должно быть выполнено любой ценой (то есть, ценой собственной жизни) — сомнению никогда не подвергался. Абсолютное большинство советских спецназовцев готово было пожертвовать собой. В этой готовности и заключалась его главная сила.

* * *

Дабы не допускать проколов, производился тщательный отбор будущих диверсантов, который занимал 2 месяца. Сначала они проходили медкомиссию. Требовалось идеальное здоровье, вес в пределах 75—80 кг и рост не выше 175 см (более высокие не помещались в подводных транспортировщиках типа «Сирена»). Затем следовал марш-бросок на 30 км в полной выкладке общим весом 30 кг.

Психологический отбор в подразделении Г. Захарова включал следующие испытания:

а) ночь на кладбище среди могил (этот простейший тест не выдерживали 3—4 человека из сотни);

б) прохождение в водолазном снаряжении 10-метровой трубы диаметром 53 см между двумя бассейнами, заполненными водой;

в) заполнение водой шлема и его продувка на глубине;

г) контрольный заплыв под водой в водолазном снаряжении на одну милю.

Кроме того, командиры подразделений вместе с замполитами отсеивали тех, кто не мог ужиться в коллективе. Постоянное расширение круга задач, стоявших перед морским спецназом, естественно, вело к увеличению его численности, в результате чего спецназ Советского ВМФ стал крупнейшим в мире. Его бойцы получили специальное вооружение (подводный пистолет СПП-1 и подводный автомат АПС), а также подводные средства доставки (транспортировщики типа «Тритон», малые разведывательно-диверсионные подводные лодки типа «Пиранья»). Но в целом оснащение и вооружение советских боевых пловцов оставляло желать много лучшего. Контр-адмирал Г. Захаров вспоминает:

«Самой главной опасностью для нас была наша оборонная промышленность и некоторые руководители военно-морской разведки, которым мы подчинялись. Был у нас один адмирал — начальник разведки. Так, если бы американцы готовили десять лет какого-нибудь Штирлица, а потом заслали его к нам и провели в начальники морской разведки, он не смог бы сделать столько шкоды, как наш собственный советский адмирал. По дури и жадности.

Во всем мире для транспортировки пловцов используют аппараты сухого типа... А у нас пошли по пути разработки носителей мокрого типа. А моя носопырка больше полутора часов в холодной воде не выдерживает, при нормальной температуре тоже больше четырёх часов не получается. Но группа товарищей во главе с начальником разведки получила Государственную премию за создание и внедрение образца, не имеющего мировых аналогов. Конечно, не имеющего: там дураков нет!

И ещё пример. У нас были очень хорошие мины — умницы, разрушительные такие, что мало не покажется. Но они не могли стыковаться ни с индивидуальными, ни с многоместными носителями и мины таскали за собой на буксирном тросике. Бед это приносило — море: «верёвочки» запутывались в винтах, захлёстывали горло бойцам. Тросики ещё и обрывались, груз терялся. Я хотел к буксировщику сделать что-то вроде внешней подвески, как у боевых самолётов. Перетаскал на завод море спирта, и мне сделали замки на мине и носителе. Я это дело сфотографировал, запротоколировал и отправил в Главный штаб ВМФ. Оттуда молчание. Я пришёл в 1967 году — мины таскали на «верёвочке», ушел в запас в 1990 году — мины таскали тем же способом.

Доходило до маразма. Сделали носители типа «Тритон», для которых не было средств доставки к цели. На подлодку его не установишь, а чтобы спустить с корабля, нужен кран. Представляете картинку: разгрузка боевого носителя вблизи берега в тылу противника краном с судна? Мы создали крепление «Тритона» к подводной лодке. Опять составили отчёт, и опять молчание. Только потом я понял, что это моя вина. Я же им дал готовый образец, да ещё и испытанный. Значит, ни за разработку, ни за испытания денег уже не получишь. А бесплатно кто же будет работать?

И после моего ухода ничего не изменилось. В прошлом году был в своей бывшей части, так увидел, как бойцы возятся с гидроакустической аппаратурой 70-х годов, которая считалась устаревшей ещё при мне».[252]

Сверхмалые лодки

Советский журнал «Морской сборник» писал в 1976 году:

«Интерес, проявляемый к подводным «малюткам» военно-морскими силами ряда капиталистических государств, ещё раз свидетельствует об агрессивных намерениях империализма, который даже в условиях разрядки международной напряженности нацеливает свои ВМС на создание средств для проведения диверсионно-разведывательных операций».

Как всегда, свои собственные усилия в том же направлении «совки» считали чем-то вроде «борьбы за мир во всём мире».[253] Между тем, ещё в 1966 году, то есть на десять лет раньше, чем были опубликованы эти строки в журнале, командование ВМФ СССР выдало КБ «Волна» техническое задание на проектирование групповых подводных носителей диверсантов.

В 1972—73 гг. прошёл испытания двухместный носитель диверсантов проекта 907 «Тритон-1», после чего началось его серийное производство. Заводы в Ленинграде и в Горьком построили 32 единицы данного транспортного средства, которое по советской классификации считалось сверхмалой подводной лодкой.

«Тритон-1» представлял собой аппарат «мокрого типа». Это значит, что два водолаза с индивидуальными дыхательными аппаратами находились в кабине, заполненной забортной водой. В водонепроницаемых ёмкостях разместились аккумуляторы, электромотор, блок приборов управления и связи. Длина «Тритона-1» была 5 метров, ширина 1,35 метра, наибольшая высота 1,38 метра. Подводное водоизмещение 3,7 тонны. Скорость подводного хода достигала 6 узлов, дальность плавания на этой скорости — 35 миль (около 65 км). Предельная глубина погружения равнялась 40 метрам.

Эта «малютка» предназначалась для решения следующих задач:

а) поиск подводных разведчиков и диверсантов противника в акватории своих баз и портов;

б) высадка и эвакуация своих разведчиков и диверсантов в чужих акваториях;

в) доставка и установка диверсионных подрывных зарядов, мин заграждения, разведывательной аппаратуры.


«Тритон-1» на транспортном прицепе

«Тритон-1» в надводном положении


Теоретически, по запасам воздуха и жидкой питательной смеси для водолазов, «механический тритон» мог лежать на грунте до 10 суток. Но практически, его автономность ограничивалась температурой забортной воды. Чем холоднее было море, тем меньше времени водолазы могли оставаться в своём транспортере. На Балтике это время летом не превышало 4—8 часов. Кроме того, в водолазном костюме невозможно отправление естественных физиологических потребностей организма. Как всегда в СССР, о создании нормальных условий для людей никто не думал. Главным по-прежнему оставалось «железо».[254]

В 1973—74 гг. прошёл испытания носитель диверсантов «Тритон-2» (проект 908). До 1980 года промышленность сдала флоту 13 сверхмалых лодок этого типа. Главное их отличие от предыдущих аппаратов заключалось в том, что они были рассчитаны на 6 человек. Соответственно увеличились габариты: длина 9,5 метров, ширина 1,9 метра, подводное водоизмещение 15,5 тонн. Скорость подводного хода 5 узлов, дальность плавания 60 миль (111 км).

Несмотря на увеличение размеров почти в два раза, «Тритон-2» тоже относился к «мокрому типу». Естественно, что и его реальная автономность была во много раз меньше теоретической.

Командование ВМФ в конце концов поняло, что на «тритонах» далеко не уплывёшь. Поэтому в 1976 году ленинградское КБ «Малахит» получило техническое задание на разработку проекта сверхмалой подводной лодки «сухого типа» водоизмещением 80 тонн. Эту цифру командование ВМФ взяло не с потолка. Именно таким было водоизмещение итальянской сверхмалой лодки типа SX-756, наиболее совершенной в серии сверхмалых лодок фирмы «Cosmos», строившихся начиная с 1955 года и поставлявшихся в ряд стран мира.

В 1984—1990 годы Балтийский завод в Ленинграде построил две дизель-электрические транспортно-диверсионные подводные лодки проекта 865 «Пиранья» (МС-520 и МС-521), способные брать на борт группы морского спецназа в составе 6-и человек.

Но главным конструкторам проекта Л. В. Чернопятову и Ю. К. Минееву оказалось далеко до итальянских инженеров. Субмарины получились совсем не сверхмалыми. Водоизмещение 218 тонн, длина 28,2 метра, ширина 4,7 метра, высота более 5 метров (итальянская лодка была короче на 3 метра, в два с лишним раза более узкая, а её водоизмещение меньше на 138 тонн!). Скорость полного хода под водой достигала 6,7 узлов (12,4 км/час), дальность плавания экономическим ходом 4 узла — 260 миль (482 км). Автономность по запасам воздуха и провизии — 10 суток. Экипаж состоял из трёх человек.

Выход боевых пловцов через шлюзовую камеру мог осуществляться на глубинах до 60 метров. Для транспортировки диверсионных мин и другого специального снаряжения предназначались два двухместных транспортировщика типа «Сирена-У», либо четыре индивидуальных буксировщика типа «Протон». Вместо транспортировщиков лодки могли нести две управляемые торпеды типа «Латуш» или две донные мины.


Транспортно-диверсионная подводная лодка пр. 865


Несмотря на то, что «Пираньи» получились слишком крупными, они имели немало достоинств. Главными среди них являлись исключительно низкая шумность, способность действовать на мелководных морских театрах (в диапазоне глубин от 200 до 10 метров), мощное радиоэлектронное и гидроакустическое вооружение, реальная 10-суточная автономность.


Подводная лодка МС-520 «Пиранья»


Однако эти лодки появились на свет в самое неподходящее время. Уже трещал по всем швам Союз, субмарины принципиально нового типа, обслуживание и обеспечение которых оказались весьма сложными, были никому не нужны. Им нашлось применение лишь в кинематографе. Одна из них использовалась для перевозки водки в фильме «Особенности национальной рыбалки». В марте 1999 года обе лодки проекта 865 сдали в металлолом.

* * *

Применить свои навыки в реальном вооружённом конфликте советскому подводному спецназу не пришлось, хотя боевые пловцы были готовы в любой момент выполнить приказ партии и правительства. Адмирал Захаров вспоминал:

«В 1967 году, во время войны на Ближнем Востоке, мы сидели на подлодке вблизи берега. Задание было — раздолбать израильские нефтетерминалы и хранилища. Мы бы это сделали, но война кончилась раньше, чем пришла окончательная отмашка к действию.

В 1981 году на Балтике мы тоже едва не вступили в действие. Тогда подлодка Балтфлота с ядерными боеприпасами на борту села на мель у берегов Швеции. Шведы не хотели её выпускать и загородили выход своим судном. И я по приказу командования разработал операцию по захвату этого судна. Ставилась задача заставить шведскую команду сдёрнуть нашу лодку с мели и уйти на ней в нейтральные воды. Если бы они отказались, у нас были специалисты для управления на каждый пост. Мы были готовы выполнить задачу, но дипломаты решили проблему по своим каналам — шведы подлодку выпустили».[255]

Крах социализма и развал СССР поставили жирный крест на грандиозных планах использования сил специального назначения, и весьма значительному их сокращению в российском ВМФ. Подводным диверсантам пришлось искать работу на суше, в основном пополняя ряды частных охранников или «братков», тем более, что отработке навыков рукопашного боя и огневой подготовке в спецназе всегда уделяли особое внимание.

Глубоководные погружающиеся аппараты

Много внимания в советском флоте уделяли созданию глубоководных погружающихся аппаратов. Так, в 1980-е годы на флот поступили атомные глубоководные станции. Это были подводные лодки без вооружения:

АС-11 проекта 1851 (550/1000 тонн; размеры 40×5,3×5 м);

АС-12 проекта 10831 (600/1100 тонн; размеры 40×6×5 метров; экипаж 20 человек; скорость до 30 узлов; глубина погружения 1000 метров);

АС-15 и АС-16 проекта 1910 (1390/2000 тонн; размеры 69×7×5,2 метров; экипаж 36 человек; скорость до 30 узлов).

Эти субмарины предназначались для различных исследований. Можно долго гадать, в чем заключалась суть таких исследований. Ясно лишь то, что они не имели ничего общего с рыболовством либо добычей полезных ископаемых с морского дна. Военный флот любые эксперименты проводил только в военных целях.

Обращает на себя внимание большое количество глубоководных аппаратов других типов. Среди них известны следующие:

4 аппарата проекта 1806 типа «Поиск» с глубиной погружения до 4000 метров;

4 аппарата проекта 1832 типа «Север» (28/40 тонн; 12,5×2,7×3,8 метров; экипаж 5 человек, скорость до 4-х узлов) с глубиной погружения до 2000 метров;

5 аппаратов проекта 1855 типа «Мир» (18,7 тонны; 7,8×2,9×3,2 метра) с глубиной погружения до 6100 метров;

12 аппаратов проекта 1837 (35 тонн; длина 12 метров) с глубиной погружения до 2000 метров;

19 аппаратов проекта 1839 (45 тонн; длина 13,7 метра) с глубиной погружения до 2200 метров.


Рабочий подводный аппарат пр. 183


Примерно половина из этих 44 аппаратов находилась на борту спасательных судов и официально предназначались для поисково-спасательных работ в случае аварий подводных лодок. Однако, зная характер мышления советских генералов и адмиралов, только очень наивный человек может поверить, что этим их задачи и ограничивались.

Кстати говоря, иностранные специалисты уже давно отметили, что «новые сверхмалые диверсионные подводные лодки будут представлять собой глубоководные высокоавтоматизированные аппараты с экипажем из двух-трёх человек», и что «одним из перспективных источников энергии считается малогабаритный ядерный реактор, работы над которым ведутся в большинстве промышленно развитых стран».[256]

Глава 12. ПОДВОДНАЯ И НАДВОДНАЯ ЭКЗОТИКА

Транспортно - десантные субмарины

Идея десанта, высадившегося на берег из-под воды, впервые была практически опробована ещё в 1938 году на Тихоокеанском флоте. Десять диверсантов вышли тогда на берег из подводной лодки Щ-112, лёгшей на грунт в бухте Улисс неподалеку от Владивостока. Выход осуществлялся с помощью дыхательных приборов ЭПРОН-4, через носовые торпедные аппараты лодки. На берегу они провели короткий огневой «бой», взорвали учебную цель и снова вернулись на лодку. В 1940 году аналогичный эксперимент был осуществлён на Чёрном море.

С тех пор идея не умирала, время от времени она будоражила воображение адмиралов картиной внезапной для противника высадки советской морской пехоты в окрестностях Стамбула или на побережье Великобритании.

Массовые воздушные десанты, после появления зенитно-ракетных комплексов и реактивной истребительной авиации, к тому времени отошли в прошлое, а вот подводный бросок к вражеским берегам вполне мог иметь успех.

Поэтому в пятилетний план советского военного кораблестроения на 1965—1970 годы отдельным пунктом была включена разработка проекта десантной подводной лодки. Она предназначалась «для скрытной перевозки и высадки морского десанта на необорудованное побережье противника; снятия десанта и раненых для эвакуации их на наше побережье или переброски в другие пункты побережья вероятного противника; снабжения боеприпасами, продовольствием и другими видами материально-технического обеспечения войск, действующих на приморских направлениях».

Дизель-электрическая подлодка проекта 748 водоизмещением почти 10 000 тонн (больше, чем у атомных стратегических ракетоносцев того времени!) и длиной около 160 метров, должна была принимать в своё чрево 470 морских пехотинцев, три плавающих танка ПТ-76 и два бронетранспортёра БТР-60П. Для самообороны предназначались четыре 533-мм торпедных аппарата с боезапасом 16 торпед и зенитно-ракетный комплекс «Меч». Дальность плавания под РДП составляла 14 000 миль, что позволяло доставить десант даже к берегам США.

Но время дизельных подводных лодок уже прошло, устройство РДП не могло обеспечить такому гиганту необходимую дальность плавания и скрытность. Проблему могла решить только атомная энергетическая установка, и проект 748 срочно переделали под неё.

Атомная транспортно-десантная подводная лодка проекта 748 (вариант IV) имела уже водоизмещение 11 000 тонн, и могла принимать на борт 300 морских пехотинцев, десять плавающих танков и десять бронетранспортеров. Дальность плавания увеличилась (на бумаге) в три раза — до 30 000 миль. Подводная автономность с десантом на борту составила 720 часов (30 суток).

Но и этот интересный, не имеющий аналогов в мировом судостроении, проект остался нереализованным, поскольку командование ВМФ увлеклось новой «гениальной» идеей — создать универсальный корабль: большую атомную десантно-транспортную подводную лодку, она же — минный заградитель. В 1967 году Совет Министров СССР дал «добро» на её разработку, и в конструкторских бюро закипела работа по проекту 717.

Основными «видами деятельности» нового подводного гиганта предполагались: скрытная доставка морских десантов и грузов в удаленные районы, эвакуация войск и раненых (воспоминания о печальной судьбе брошенных на произвол судьбы защитников Севастополя были ещё свежи), постановка активных минных заграждений в удалённых районах Мирового Океана. Чуть позже добавились «спасение личного состава затонувших подводных лодок с помощью специальных спасательных снарядов», поскольку количество аварий советских лодок возрастало с каждым годом.

Многообразие задач, для которых предназначалась подлодка проекта 717, дало неограниченные возможности полёту фантазии конструкторов. В результате водоизмещение лодки достигло уже 18 300 тонн, длина корпуса составила 190 метров, ширина — 23 метра.

Прочный корпус состоял из трёх цилиндров: в среднем размещались вооружение корабля (шесть торпедных аппаратов и 32 переносных зенитно-ракетных комплекса «Стрела-3»), экипаж, десантники, энергетическая установка и оборудование; в двух боковых цилиндрах — техника десанта, грузы или запасные мины заграждения (250 морских пехотинцев, десять танков ПТ-76 и десять бронетранспортёров БТР-60П или 252 мины). Для высадки десанта предусматривались аппарели в носовой части. Дальность плавания составляла 30 000 миль.

Командование флота, очарованное уникальными способностями будущей подводной лодки, требовало ускорения работ. Идя навстречу пожеланиям адмиралов, министр судостроительной промышленности Б. Е. Бутома издал в сентябре 1969 года приказ о строительстве серии из пяти подводных лодок проекта 717 в Северодвинске на «Северном машиностроительном предприятии».

Однако дорогу уникальному подводному кораблю перешёл тяжёлый ракетный крейсер стратегического назначения «Акула» проекта 941, создание которого шло параллельно. Строить подводные корабли такого водоизмещения могло только северодвинское предприятие. После некоторых раздумий предпочтение отдали стратегическому ракетоносцу, а чертежи корабля проекта 717 легли на полки архива.

Экранопланы

К 1985 году Советский Союз имел мощный флот десантных кораблей, способных доставить части морской пехоты в любой уголок земного шара, но и этого адмиралам было мало. Поскольку по количественным параметрам морская пехота ВМФ СССР безнадёжно отставала от американских «marines», исправить положение пытались за счёт нетрадиционных решений. Выше уже говорилось о проектах транспортно-десантных подводных лодок для скрытной транспортировки к вражеским берегам морской пехоты со штатной техникой. Но это было ещё не всё.

В обстановке полной секретности советская военная промышленность готовила неприятный сюрприз мировому империализму. Все силы конструкторского бюро Р. Е. Алексеева (1916—1980), раньше занимавшегося созданием кораблей на подводных крыльях, были брошены на доведение до ума принципиально новой транспортно-десантной машины — экраноплана проекта 904 «Дракон», получившего в дальнейшем лирическое наименование «Орлёнок» (название, видимо, навеяла песня про орлят, которые учатся летать).

Новый советский экраноплан по своим размерам уступал «каспийскому монстру» — экспериментальному кораблю-макету, построенному в середине 60-х годов для отработки конструкций экранопланов. Его длина составляла 58 метров против 92-х у последнего, размах крыла — 31 метр (КМ — 37 метров). Высота машины в области киля была на шесть метров меньше, чем у КМ — 16 метров.

«Орлёнок» с самого начала проектировался как транспортно-десантное средство для военно-морского флота. Конструкторы к тому времени уже накопили солидный опыт создания и опытной эксплуатации гигантских экранопланов, можно было переходить к строительству серийных транспортно-боевых машин, подобных которым не имела ни одна страна в мире.


Экраноплан «Орлёнок»


Командование советского ВМФ возлагало на «Орлёнка» большие надежды, рассчитывая использовать подобные машины в качестве эффективных десантно-высадочных средств. Высокая скорость передвижения, внезапность появления у вражеских берегов, способность преодолевать минные постановки и противодесантные заграждения, должны были по мысли адмиралов, восхищённых новинкой, обеспечить им возможность захвата плацдармов на хорошо защищённом побережье противника.

Адмирал С. Г. Горшков ещё в 1976 году в своей книге «Морская мощь государства», давая оценку силам и средствам современного военно-морского флота, довольно неожиданно даже для специалистов, уделил много внимания столь экзотическим летательным аппаратам (или кораблям?), как экранопланы. Ведь абсолютное большинство советских граждан никогда ничего не слышало о каспийских экспериментах Алексеева, и вообще с трудом представляло себе, что это за диковинный «зверь», летающий над морями и океанами, но «низенько-низенько». Естественно, адмирал постоянно ссылался на западные конструкции, ни словом не обмолвившись о советских. Военную тайну у нас хранили свято. Но предоставим слово адмиралу Горшкову:

«В области экранопланостроения за рубежом определены научно-исследовательские и технические проблемы, касающиеся главным образом создания океанских транспортных экранопланов. Всего построено немногим более десяти летающих моделей экранопланов и создан ряд проектов экранопланов массой от 100 до 2000 тонн. Хотя опыт строительства и эксплуатации этих кораблей ещё недостаточен, уже сейчас можно видеть перспективность этого направления. По сравнению с кораблями на воздушной подушке, экранопланы будут обладать большей скоростью хода или, точнее, полёта при меньших затратах энергии, а следовательно, при прочих равных условиях и большей дальностью действий. Кроме того, они способны преодолевать препятствия значительной высоты.

Таким образом, в настоящее время во многих странах с большим размахом ведутся работы по реализации последних достижений науки и техники в области надводного кораблестроения. Создание кораблей с динамическими принципами поддержания уже стало реальностью.[257]

Несомненно, что массовое появление таких кораблей в составе флотов увеличит их боевые способности, надводные силы смогут успешнее решать боевые задачи и приобретут совершенно новые качества».[258]

Интересно то обстоятельство, что адмирал Горшков сведения об экранопланах поместил в раздел «Надводные корабли», тем самым надолго определив им место среди боевых кораблей ВМФ, а не авиации. Это в дальнейшем создало множество проблем конструкторам, а также пилотам и механикам, эксплуатировавшим экранопланы.

Как видим, советские адмиралы серьёзно и заинтересованно отнеслись к летающей новинке, родившейся и существовавшей на границе воздушной и морской стихий. Их привлекли потенциально высокие боевые возможности экранопланов в качестве десантно-высадочных средств, способных внезапно (скорость до 400 км/час!) появляться у вражеских берегов и преодолевать любые противодесантные укрепления «потенциального противника».

Ещё одним вариантом их боевого применения могло стать размещение на экранопланах комплексов управляемого ракетного оружия, делавшего их весьма опасными противниками надводных кораблей в любом месте и в любое время. Первым представителем этого семейства стал появившийся в конце 80-х годов экраноплан проекта 902 «Лунь», на «спине» которого установили шесть пусковых установок противокорабельных ракет «Москит».


Экраноплан «Лунь», вооружённый крылатыми ракетами ЗМ-80 «Москит»


Внешне, первый советский боевой экраноплан «Орлёнок» тоже напоминал самолёт — те же фюзеляж, низкорасположенное крыло, вертикальное Т-образное оперение. Нижняя часть корпуса своими очертаниями была во многом сходна с гидросамолётами. В носовой её части располагались гидролыжи, способные двигаться в вертикальной плоскости.

Сам корпус десантного «Орлёнка» делился на три части. В носовой части находился кабина экипажа из девяти человек, стартовые турбовентиляторные двигатели тягой по 10 тонн (расположены внутри корпуса под углом к его оси), отсек радиоэлектронного оборудования и антенна радиолокационной станции. Для погрузки десанта носовая часть фюзеляжа поворачивалась налево, образуя люк в грузовой отсек. В поворотной части также располагалась пулемётная установка с крупнокалиберным пулемётом «Утёс».

В зависимости от предназначения, средняя часть корпуса могла использоваться как пассажирский салон или грузовая кабина. Масса перевозимого на борту груза — до 20 тонн. В хвостовой части были расположены агрегаты силовой установки, гидравлической и электрической систем. Крыло экраноплана выполняло много функций. Будучи герметичной водонепроницаемой конструкцией, оно обеспечивает положительную плавучесть летательного аппарата, создает подъёмную силу и эффект экрана. Внутри него также находятся топливные баки.

Крейсерскую скорость до 350 км/час «Орлёнку» позволяет развивать главная силовая установка, состоящая, во-первых, из маршевого турбовинтового двигателя НК-12МК (такие же установлены на транспортном самолёте Ан-22 «Антей» и стратегическом бомбардировщике Ту-95) мощностью около 15 тысяч лошадиных сил и, во-вторых, из двух стартовых турбовентиляторных двигателей НК-8-4К (устанавливались на пассажирском лайнере Ил-62).

Двигатель НК-12МК установлен на вертикальном оперении машины в перекрестии киля со стабилизатором. Подобная схема установки двигателя объясняется желанием конструкторов уберечь его от брызг морской воды при взлёте и посадке, а также для снижения возможности засоления в результате воздействия аэрозолей морского воздуха. Двигатель приводит в движение тянущие соосные четырёхлопастные винты АВ-90 диаметром шесть метров, вращающиеся в разные стороны.

Стартовые двигатели НК-8-4К, имеющие весьма ограниченный ресурс (всего 300 часов) экипаж включает только при взлёте: при разбеге их струи с помощью поворотных газовыхлопных насадок направлены под крыло, создавая своеобразную воздушную подушку и поднимая экраноплан из воды, а при разгоне до крейсерской скорости — на горизонтальную тягу. Чтобы снизить аэродинамическое сопротивление, их воздухозаборники вписаны в общий контур носовой части «Орлёнка» перед фонарём кабины пилотов.


Экраноплан перед спуском на воду


Первый полёт эта уникальная машина совершила в 1972 году. На испытаниях над Каспийским морем «Орлёнок» показал прекрасные лётно-технические качества: взлетал и садился при волнении моря до четырёх баллов, совершал полёты с крейсерской скоростью до 350 км/час на высоте около двух метров. Дальность полёта составляла более 1000 километров.

Машина имела универсальное базирование — экраноплан мог выходить для погрузки-разгрузки прямо на берег с уклоном до пяти градусов или же стоять на специальной плавучей понтон-площадке. Шасси «Орлёнка» было снабжено двухколёсной поворотной передней и десятиколёсной основной опорами, обеспечивающими движение по грунту, льду или снегу.

Не обошлось на испытаниях и без аварии. Во время одного из очередных полётов в 1975 году, когда на борту «Орлёнка» находилась многочисленная комиссия из сорока человек во главе с заместителем министра судостроения, экипаж отрабатывал взлёт и посадку при небольшом волнении моря.

Пилот машины ошибся и неправильно рассчитал манёвр при посадке и резко ударил машину о волну. Треск ломающихся конструкций свидетельствовал о том, что посадка вышла далеко не мягкая. Алексеев немедленно занял место пилота и повел машину как катер на базу, до которой было около 40 километров. «Орлёнок» благополучно выдержал длительный морской переход и своим ходом подошёл к Каспийску. Взорам встречавших экраноплан на берегу людей открылась страшная картина — у машины не было хвостового оперения и кормы. Они остались где-то на просторах Каспийского моря, отвалившись при сильном ударе о водную поверхность.

Эта авария имела и положительную сторону — наглядно продемонстрировала высокую живучесть экраноплана. Не каждый летательный аппарат или корабль смог бы добраться до своей базы с подобными тяжёлыми повреждениями. Но государственная комиссия причиной аварии назвала недостаточную прочность конструкции экраноплана, совершенно проигнорировав грубую ошибку пилота, и то обстоятельство, что накануне этого рокового полёта летчики посадили «Орлёнка» на камни. И хотя машину тут же удалось благополучно снять, в корпусе образовались трещины, не замеченные механиками при подготовке к новым полётам.

Это ЧП сыграло роковую роль в судьбе десантных экранопланов. Число противников новой машины увеличивалось с каждым днём. Моряки считали его самолётом, а командование морской авиации доказывало обратное, и «Орлёнок», существовавший на границе моря и неба, оказался никому не нужным.

В 1980 году умер Ростислав Алексеев, через пять лет не стало адмирала Горшкова, верившего в потенциально высокие боевые возможности экранопланов. Новые люди в руководстве так уже не считали, и хотя по инерции работы продол жались (в ноябре 1979 года первый «Орлёнок» вступил в строй, а в 1984 году был официально принят на вооружение), министра обороны Соколова и нового главкома ВМФ Чернавина экранопланы не интересовали.

Мечте адмирала Горшкова о лихих атаках морской пехоты на быстроходных экранопланах, неуязвимых для мин и торпед, не суждено было осуществиться. После кончины Советского Союза четыре оставшихся «Орлёнка» влачат жалкое существование на Каспийском море, наполовину забытые и полностью — заброшенные.

Погружающийся катер на подводных крыльях

Этот экзотический корабль разрабатывался по личному указанию «талантливого кораблестроителя» Н. С. Хрущёва. Никите Сергеевичу однажды пришла в голову очередная бредовая идея — создать ракетный корабль, способный летать по воздуху как самолёт, плавать по воде как быстроходный катер и погружаться под воду, словно подводная лодка.

С большим трудом конструкторам удалось убелить Хрущёва в том, что такое сочетание абсолютно нереально. В конечном итоге решили ограничиться тем, что будет создан катер на подводных крыльях — подводная лодка. Работы по проекту 1231 поручили 5 октября 1961 года ЦКБ-19, ранее занимавшемуся конструированием бронекатеров, а также ЦКБ-5, проектировавшему ракетные катера. По такому случаю их объединили.

В соответствии с техническим заданием, катер проекта 1231 «Дельфин» предназначался «для нанесения внезапных ракетных ударов по боевым кораблям и транспортам в узкостях, на подходах к военно-морским базам и портам противника». Предполагалось, что группа таких катеров заранее развернётся в заданном районе и длительное время будет находиться там в погруженном положении, а при обнаружении противника будет сближаться на дистанцию атаки тоже под водой.


Катер «Дельфин» пр. 1231


Вооружение катера состояло из четырёх крылатых ракет П-25, созданных в 1961—62 гг. в КБ Челомея. Они обладали дальностью полёта до 40 км. Ракеты находились в четырёх пусковых установках контейнерного типа, жестко закреплённых снаружи прочного корпуса катера и обеспечивавших герметичность на глубине до 70 метров. Никаких средств самообороны против подводного, надводного или воздушного противника «Дельфин» не имел.

Гладко всё это выглядело только на бумаге. Катер пр. 1231 разрабатывался в нескольких вариантах, были даже построены самоходные модели в масштабе 1:10. В процессе разработки проекта и испытаний моделей выяснилось, что «Дельфин» сможет находиться под водой без хода максимум двое суток. Гидроакустическая станция «Хариус» — теоретически — могла в подводном положении катера без хода обнаружить надводный корабль класса эсминец или фрегат на дистанции до 25—28 км (13,5—15 миль). Однако эту ГАС на вооружение не приняли вследствие многочисленных недостатков. Кроме того, на ходу катера, когда работали его дизель-моторы, эффективность «Хариуса» сводилась к нулю. РЛС «Рангоут» могла обеспечить наведение ракет на цель в пределах 30—60 км (16—32 мили).

Для пуска ракет катеру пришлось бы всплывать, при этом густой дым при запуске демаскировал его, а отсутствие оборонительного вооружения сделало бы лёгкой добычей для вражеской авиации и кораблей ПЛО. Кстати говоря, ракету П-25 на вооружение тоже не приняли, как и ГАС «Хариус».

После отстранения Хрущёва от власти в октябре 1964 года все работы по проекту 1231 были немедленно прекращены.

Эту историю мы привели здесь для того, чтобы читатели могли увидеть, каким вздором являлись постоянные уверения адмиралов (например, того же Горшкова), что советский флот строился «на основе строго научных рекомендаций специалистов».

Купцы - ракетоносцы

Параллельно с проектированием и строительством ракетных подводных крейсеров стратегического назначения проекта 667А, в Советском Союзе в глубокой тайне прорабатывались планы размещения баллистических ракет на надводных гражданских кораблях, чтобы быстрее ликвидировать отставание от США в этом компоненте стратегических вооружений.

Советская пропаганда на протяжении 60-х годов неустанно разоблачала натовских милитаристов, задумавших установить ракеты «Polaris» на торговых кораблях (для повышения скрытности — поди, угадай, на каком судне зерно везут, а на каком готовят к запуску ракеты), окрестив такие замаскированные ракетоносцы «пиратскими кораблями».

И только небольшой круг посвящённых лиц в СССР знал, что подобные планы готовятся к осуществлению и здесь. Предварительные расчёты показали, что лучшими районами для боевого использования ракетоносцев, замаскированных под гражданские суда, являются Баренцево, Белое и Охотское моря, поскольку при старте ракет из этих районов в зоне поражения оказывалось до 90% территории США. В качестве платформ для размещения баллистических ракет выбрали наиболее распространённые здесь транспортные суда ледового плавания типа «Амгуэма» проекта 550.

Проект, получивший наименование «Скорпион», предусматривал размещение в трюме восьми ракетных шахт, закрытых лёгкими палубными крышками с покрытием, имитирующим деревянный настил. Корабль проекта 909 должен был иметь водоизмещение более 11 000 тонн, скорость хода 15 узлов и автономность до 180 суток.


Корабль проекта 1111: 1 — румпельное отделение; 2 — отделение дизель-генераторов; 3 — боевые посты; 4 — ходовой пост; 5 — жилые и служебные помещения; 6 — главный командный пост; 7 — отсек пусковых шахт; 8 — топливные цистерны; 9 — машинное отделение; 10 — отделение вспомогательных котлов


Строительство замаскированных ракетоносцев планировалось осуществлять в Комсомольске-на- Амуре, первый из них хотели ввести в строй в 1968 году. Однако этим планам не суждено было осуществиться по двум причинам. Во-первых, в 1965 году США официально отказались от планов размещения ракет на гражданских судах. Во-вторых, на подходе уже были подводные ракетоносцы проекта 667А, строившиеся массовой серией, и обладавшие, по мнению военных моряков, значительно большей скрытностью действий.

Глава 13. НА ФРОНТАХ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Первое послевоенное десятилетие корабли ВМФ СССР плавали в основном в прибрежной зоне, не рискуя далеко удаляться от родных берегов. Отсутствие океанских подводных лодок, малочисленность и крайняя изношенность крупных надводных кораблей не позволяли ему выходить в просторы Мирового Океана. Но время шло, со стапелей сходили всё новые и новые корабли послевоенной постройки, моряки набирались опыта и всё чаще поглядывали в сторону горизонта.

О кораблях Большого Флота СССР, демонстрирующих свой флаг на всех океанах, и готовых в случае начала новой войны вступить в бой с силами «империалистов», мечтал ещё Сталин. Ему грезились крейсеры, атакующие американские трансатлантические конвои, отправляющие на дно транспорты с войсками, перебрасываемыми на европейский ТВД, где в этот момент советские танковые армии громят сухопутные войска стран НАТО, приближая долгожданный час победы над мировым капиталом.

Вождю не довелось дожить до триумфа своих идей, а его неблагодарные преемники поставили жирный крест на программе строительства крейсеров для рейдерских действий в Атлантике, отдав предпочтение подводным лодкам. Именно субмарины и начали осваивать океанские просторы в середине 1950-х годов, прорываясь в заповедники американских ВМС.

В 1955 году дизельная подводная лодка проекта 613, которой командовал капитан 3-го ранга Т. Лозовский, в течение 30 суток действовала под РДП в Баренцевом море, не всплывая на поверхность. Это плавание продемонстрировало возможность прорыва в подводном положении через противолодочные рубежи НАТО. На следующий год в просторы Тихого океана устремились на разведку подводные лодки Тихоокеанского флота: С-87 обогнула всю северную часть Тихого океана, С-91 совершила поход в район атолла Мидуэй, возле Аляски и Алеутских островов действовала С-195.

В 1957 году в Атлантику с разведывательными целями отправилась большая дизельная подводная лодка Северного флота Б-77, а в Тихий океан ушла Б-66, которая впервые пересекла экватор, и действовала уже в южном полушарии. В этом же походе отрабатывались совместные действия подлодок в завесах. Успех первых дальних походов вдохновил командование ВМФ на расширение зоны действий советских подводных лодок в океанах.


Дизельная лодка пр. 633 в походе


На следующий год экватор в Атлантическом океане пересекла североморская Б-75, а несколько лодок в сопровождении кораблей обеспечения совершили сверхдальние походы в южные широты. До пролива Дрейка добралась Б-72 Тихоокеанского флота, лодки Б-88 и Б-90 Северного флота вышли из Кольского залива, обогнули Африку, пересекли Индийский океан, и обойдя с юга Австралию, дошли до Камчатки. Возле берегов Антарктиды совершила прогулку подводная лодка Б-71, вышедшая из Петропавловска-на-Камчатке.

В 1958 году советский флот наконец обзавёлся собственной военно-морской базой в Средиземном море. Албанские коммунисты, ещё дружившие тогда с Москвой, позволили подводным лодкам 40-й отдельной бригады стоять в бухте Влёра. Появление советских субмарин в южной части Средиземного моря вызвало лёгкую обеспокоенность командования американских ВМС, прежде не обращавшего внимания на упражнения советских подводников. Противолодочные силы 6-го флота с этого момента стали периодически устраивать охоту на «наглые» русские подводные лодки.

Разведку боем в океане проводили дизельные подводные лодки, поскольку атомные страдали многочисленными «детскими болезнями роста», и удаляться от родных берегов не рисковали. Несмотря на этот факт, авторы журнала «Морской сборник» в конце 1990-х годов сделали фантастический вывод:

«К началу 60-х годов советский военно-морской флот стал океанским, ядерным, ракетоносным. В этот период, с выходом отечественного флота в Мировой океан, развернулось его противостояние военным флотам блока НАТО».

Если единичные походы дизельных лодок считать выходом в океан, а несколько атомоходов, в основном стоявших у причалов и не обладавших реальной боевой ценностью — свидетельством превращения флота в ядерный и ракетоносный, то это было так. Нельзя не удивляться оптимизму «исследователей в погонах».

Индонезийский кризис

Никита Сергеевич Хрущёв обладал талантом постоянно ввязываться в международные скандалы и конфликты. Приобретя нового азиатского «друга» — президента Индонезии Ахмада Сукарно (который руководил страной 20 лет, с 1945 по 1965 годы) — он был готов ради него вступить в вооружённый конфликт с Нидерландами. Однако бывшая метрополия индонезийцев являлась членом НАТО. В принципе, этот конфликт мог перерасти в мировую войну.

Индонезия стала полностью независимой от Нидерландов в августе 1950 года. Но в 1957 году президент Сукарно потребовал передать Индонезии также и западную половину острова Новая Гвинея, остававшуюся под контролем голландцев (в Индонезии её именовали Западный Ириан) и к собственно Индонезии никакого отношения не имевшую.[259]

Этот наглый демарш был отвергнут. Тогда индонезийские власти начали выживать голландцев с Новой Гвинеи путем вооружённых провокаций, диверсий, террористических актов против белого населения и т.п.

16 января 1962 года голландские вооружённые силы атаковали группу индонезийских торпедных катеров, вторгшихся в территориальные воды Новой Гвинеи. 9 февраля правительство СССР заявило о полной поддержке «справедливой борьбы индонезийского народа с колониализмом». Ободрённый этим заявлением, президент Сукарно с 20 февраля развернул в западной части Новой Гвинеи партизанскую войну своих войск спецназначения.

В Индонезию срочно прибыли свыше 10 тысяч советских военнослужащих. Часть их являлась инструкторами, обучавшими индонезийцев обращению с советским вооружением и военной техникой, другая часть должна была принять непосредственное участие в боевых действиях на стороне индонезийцев. В том числе на ТВД прибыла эскадра Тихоокеанского флота в составе крейсера «Адмирал Сенявин» и семи эсминцев. Кроме того, туда пришла бригада подводных лодок (С-235, С-236, С-239, С-290, С-291, С-292). Всю группировку возглавил адмирал Г. К. Чернобай.


Подводная лодка пр. 613 под индонезийским флагом (1967 г.)


Подводные лодки пришли в ВМБ Сурабая в июне 1962 г. Обращает на себя внимание характер боевого задания, полученного их командирами: топить транспортные суда, «производящие эвакуацию голландцев из Западного Ириана»! Так сказать, советский социалистический гуманизм в его практическом приложении.

Только в последний момент (15 августа 1962 г.) удалось договориться о дипломатическом решении взрывоопасной проблемы, что позволило избежать вовлечения Советского Союза в вооружённый конфликт. Сами же корабли, базировавшиеся в индонезийских портах (крейсер «Адмирал Сенявин»», 7 эсминцев, 6 подлодок) были переданы новым хозяевам. Ещё 2 эсминца и 4 подлодки индонезийцы получили раньше.[260]

Примечательны в этой связи две вещи. Во-первых, 1 октября 1965 года полуторамиллионная индонезийская компартия, рьяно поддерживаемая КПСС и КПК, попыталась произвести государственный переворот. Армия во главе с начальником Генерального штаба, генералом Абдулой Насутионом, утопила мятеж в крови. По самым скромным подсчётам, в течение шести месяцев (октябрь 1965 — март 1966 гг.) разными способами были умерщвлены более 500 тысяч человек. После этого в Индонезии коммунисты исчезли как вид и не появились до сих пор, ибо членство в КПИ оказалось несовместимым с жизнью.

Во-вторых, за все полученные ими корабли и горы прочего оружия (самолёты, вертолёты, БТР, танки, орудия, миномёты, автоматы и т.д.) индонезийцы ни тогда, ни позже не заплатили СССР ни копейки!

Карибский кризис

Первой реальной пробой сил советского ВМФ в условиях, «максимально приближенных к боевым», стал Карибский кризис 1962 года, созданный стараниями неутомимого Никиты Сергеевича Хрущёва.

Как уже говорилось раньше, этот авантюрист ещё 14 января 1960 года открыто заявил на весь мир с трибуны Верховного Совета СССР, что в атомной войне победит СССР, хотя жертвы будут велики, а большинство крупных советских городов просто исчезнет с лица земли вместе со всеми своими жителями. Однако он бы не был самим собой, если бы при этом не блефовал:

«Эти государства[261] сейчас не имеют такого количества ракет, как мы, да и ракеты у них менее совершенные»...

Между тем, в 1960 году в СССР были поставлены на боевое дежурство всего лишь первые две (!) межконтинентальные ракеты Р-7А. Кроме них, имелись ещё 32 баллистические ракеты Р-5М с дальностью полёта 1200 км. Но о том, что «длинный ядерный меч» Советского Союза пока что больше напоминает короткий кинжал, знал лишь очень узкий круг высших военных и политических руководителей.

Страстное желание Хрущёва показать «кузькину мать» американцам подвигло его на крайне опасную авантюру. Как известно, Советский Союз долгое время не имел носителей ядерного оружия, способных поражать цели в США со своей территории. Данное обстоятельство побуждало Хрущёва, а также его маршалов и генералов искать альтернативные возможности для того, чтобы взять Америку на «ядерный прицел». Подходящий случай представился после того, как на острове Куба в январе 1959 года победили местные революционеры во главе с Фиделем Кастро.

Этот бывший адвокат вскоре после прихода к власти заявил о своем страстном желании «дружить с врагами моего врага» — то есть с СССР, КНР и другими странами коммунистического концлагеря. Одновременно он начал быстрыми темпами осуществлять на Кубе преобразования социалистического типа, то есть превращать и свой остров в очередной концлагерь.


Фидель Кастро приветствует адмирала Горшкова (1977 г.)


Естественно, что американцам ужасно не понравился такой поворот во внешней и внутренней политике страны, которая много десятилетий являлась популярным международным курортом, игорным и публичным домом, а также поставщиком рома, сигар и фруктов. Они открыто поддерживали кубинских контрреволюционеров, угрожали Кастро вторжением и т.д.

В такой обстановке Хрущёв отдал приказ о проведении сверхсекретной операции «Анадырь». На базе 43-й ракетной армии в Виннице была срочно сформирована 51-я гвардейская ракетная дивизия в составе 6-и полков ракет средней дальности Р-12 и Р-14. Именно ей отводилась роль «кузькиной матери», способной, как думал Хрущёв, изменить соотношение сил на мировой арене в пользу Советского Союза и организации Варшавского договора.

Но одни баллистические ракеты, размещённые в зоне досягаемости американской тактической авиации, являлись слишком уязвимыми. Требовалось обеспечить им надёжное прикрытие. Поэтому на Кубу также отправились две зенитно-ракетные дивизии (в общей сложности 144 пусковые установки для ракет С-75), 4 мотострелковых полка, подразделения обслуживания. На острове площадью 110 тысяч квадратных километров нашлось место и для авиации ПВО. Из подмосковной Кубинки туда прибыл 32-й гвардейский истребительный авиаполк, укомплектованный по штатами военного времени новейшими на тот момент истребителями МиГ-21.

В период с 12 июля по 22 октября 1962 года на Кубу были доставлены 24 пусковые установки и 42 ракеты средней дальности Р-12 (включая 6 учебных), а также 45 ядерных боеголовок для них. Кроме того, на острове появились 42 бомбардировщика Ил-28, в чей боекомплект тоже входили атомные бомбы. Вдобавок, было привезено много морских мин различных образцов, в том числе 4 мины с ядерными боевыми зарядами.

Общая численность советского военного контингента достигла 47 тысяч человек, ещё 13 тысяч так и не успели приехать. Группировкой командовал генерал армии И. А. Плиев (1903—1979), занимавший в 1958—68 гг. пост командующего Северо-Кавказским военным округом.

Хрущёв надеялся, что его угроза «засыпать» территорию США «атомными» ракетами напугает президента Кеннеди. Однако к осени 1962 года американцы и англичане уже получили от своего важнейшего агента, полковника ГРУ Пеньковского (1914—1963) точные сведения о состоянии ракетных войск СССР.[262]

Эти сведения позволили Джону Кеннеди и его правительству не поддаться на шантаж Хрущёва. Как уже говорилось выше, тогда ещё никто не знал о «ядерной зиме». Просто советским представителям сказали примерно следующее:

«Мы знаем, что вы можете обрушить на нас 56 межконтинентальных и 40—45 тактических ракет с ядерными боеголовками. Мы пошлем в ответ 300 межконтинентальных ракет, а также 1650 бомбардировщиков стратегической и палубной авиации — носителей ядерного оружия, не считая полутора тысяч «атомных» ракет среднего и ближнего радиуса действия. Этого вполне хватит, чтобы зона ядерного поражения накрыла абсолютно всю обжитую территорию вашей страны».

В итоге дело кончилось тем, что советскому руководству пришлось в срочном порядке вывозить с Кубы свои тактические ракеты и бомбардировщики, а также три полка мотопехоты из четырёх. При этом «побежденные» американцы подвергли «победивших» их советских вояк унизительным обыскам — они тщательно досматривали каждое советское транспортное судно, идущее к острову или от него.

Как всегда было принято у советского руководства, оно «забыло» сообщить новому союзнику, гостеприимному «команданте революции», о своих договоренностях с «янки». Кастро возмутился до глубины души, однако его мнение никого не интересовало.

Примечательно, что в современной России официальные лица до сих пор продолжают лгать по поводу Карибского кризиса. Они всё ещё пытаются представить дело так, будто бы тогда, во-первых, была одержана «выдающаяся победа» над американским империализмом, а во-вторых, Советский Союз в очередной раз «спас мир от войны». Например, авторы из Института военной истории Министерства обороны РФ в 2001 году нагло заявили:

«Советское политическое руководство по просьбе кубинского правительства в июне 1962 года приняло решение о развёртывании советских войск, в том числе ракетных, на острове...

23 октября правительство СССР предупредило правительство США об его ответственности за судьбы мира, призвало народы преградить путь агрессору. Одновременно глава Советского правительства Н. С. Хрущёв письменно заверил президента США о том, что оружие, поставленное Кубе, предназначено только для целей обороны...

28 октября начались советско-американские переговоры с участием Кубы и Генерального секретаря ООН. По договорённости СССР вывез с Кубы ракетное оружие, США сняли морскую блокаду острова и взяли обязательство не нападать на Кубу».[263]

Специально для освежения памяти этих профессиональных лжецов хочется ещё раз процитировать признание бывшего министра обороны СССР маршала Р. Я. Малиновского:

«Карибский кризис мы создали сами и с трудом выкрутились. В итоге мы тут многое потеряли, и наш авторитет оказался подмоченным».[264]

* * *

Как бы там ни было, главными «действующими лицами» Карибского кризиса стали носители тактического ядерного оружия — ракеты Р-12 и самолёты Ил-28. В их тени словно затерялись подводные лодки, тоже отправившиеся к берегам Кубы.

Ещё летом 1962 года в районе Гуантанамо, военно-морской базы США на Кубе, вела разведку дизельная подводная лодка Б-75. В конце сентября в штаб Северного флота поступил приказ из Москвы: развернуть в кубинском порту Мариэль 20-ю эскадру подводных лодок Северного флота в составе 11 боевых единиц (4-х торпедных лодок пр. 641 и 7-и ракетных пр. 629).

Обеспечивать их действия должны были два крейсера и четыре эсминца, но затем, поскольку пребывание советских войск на Кубе считалось государственной и военной тайной, от их развёртывания отказались — ради сохранения конспирации. Ракетоносцы не смогли сразу отправиться в дальний поход, 1 октября в Карибское море ушли всего лишь четыре дизельные торпедные лодки проекта 641. Это были Б-4 (капитан 2 ранга Р. А. Кетов), Б-36 (капитан 2 ранга А. Ф. Дубивко), Б-59 (капитан 2 ранга В. Г. Савицкий) и Б-130 (капитан 3 ранга Н. А. Шумков). Отряд возглавил командир 69-й бригады подводных лодок капитан 1-го ранга В. Н. Агафонов, находившийся на борту Б-4.


Подводная лодка пр. 641


Район назначения командиры лодок узнали только в океане после вскрытия секретных пакетов, однако выполнить поставленную задачу они не смогли. Ещё на подходе, в районе Багамских островов, советские лодки были обнаружены противолодочными силами ВМФ США, осуществлявшими морскую блокаду Кубы и организовавшими длительное преследование. В результате, полностью разрядив аккумуляторные батареи, три советские лодки одна за другой всплыли на поверхность моря неподалеку от американских кораблей. Уйти от американцев смогла только одна лодка Б-4.

В Москве весьма болезненно восприняли провал подводного рейда к Кубе. После возвращения лодок на базу был устроен показательный «разбор полётов» под руководством первого заместителя министра обороны СССР маршала А. А. Гречко. Для начала он заявил: «я предпочёл бы утонуть, а не всплывать».

Но в ходе заседания неожиданно выяснилось, что как министр, так и другие руководители Минобороны были уверены в том, что в Карибское море ходили атомные подводные лодки. Видимо, слишком часто и слишком настойчиво командование ВМФ рекламировало их огромные боевые возможности. Однако когда дошло до дела, оказалось, что «чудо-оружие» советского флота не пригодно для океанских боевых походов — настолько ненадёжны их энергетические установки.

Уяснив сей прискорбный факт, маршал Гречко прекратил дальнейшее разбирательство — экипажи дизельных лодок сделали всё, что могли и даже больше того. Стало совершенно ясно, что отечественные дизель-электрические лодки для дальних океанских походов не годятся (в отличие от их прототипа, германских субмарин XXI серии).

* * *

В первой половине 60-х годов в океан стали, наконец, выходить и первые атомоходы. В 1961 году пробный 14-суточный поход в Северную Атлантику совершила К-52, через год подлодка К-21, которой командовал будущий главком ВМФ СССР Чернавин, провела в море 51 сутки, пройдя под водой около 9000 миль. В том же году головная лодка проекта 627 К-3 прошла в подводном положении Северный полюс, осваивая просторы Северного Ледовитого океана. Вскоре подводная лодка К-115 капитана 2-го ранга И. Дубяги совершила трансарктический переход под льдами из Баренцева моря в Тихий океан.

Затем настал черёд освоения Атлантики, куда отправилась К-33. Экипаж капитана 2-го ранга Г. Слюсарева пересёк экватор, сумев справиться с серьёзной аварией — в подводном положении произошел разрыв первого контура реактора. Символом мощи советского подводного флота стало кругосветное групповое плавание атомных подводных лодок, о котором сообщила вся советская печать. Ещё бы, ведь это был подарок военных моряков XXIII съезду КПСС! Правда, при этом забыли упомянуть то обстоятельство, что назвать его кругосветным можно только с натяжкой. В действительности подводные лодки К-133 и К-116 совершили переход с Северного флота на Тихоокеанский через Атлантический океан, пролив Дрейка и Тихий океаны.

* * *

С 1964 года корабли ВМФ СССР приступили к регулярному несению боевой службы, главными задачами которой считались постоянное патрулирование ракетных подводных крейсеров стратегического назначения в постоянной готовности к нанесению удара по наземным объектам, поиск и слежение за ракетными подводными лодками и авианосными соединениями вероятного противника.

При этом подводные ракетоносцы первого поколения, в силу малой дальности действия ракетных комплексов, были вынуждены действовать в непосредственной близости от берегов стран НАТО, где постоянно находились в зоне пристального внимания противолодочных сил противника.

Обеспокоенные быстрым наращиванием советского подводного флота, американцы предпринимали большие усилия по противодействию подводной угрозе. В море постоянно находилось до 6—7 авианосных многоцелевых групп, несколько десятков подводных лодок, действовали значительные силы противолодочных кораблей и авиации, началось развёртывание стационарной системы подводного обнаружения SOSUS, многочисленных станций радиоэлектронной разведки. Особую опасность для советских подводных лодок представлял Фареро-Исландский противолодочный рубеж, при преодолении которого чаще всего происходило их обнаружение силами вероятного противника. Но уже ничто не могло остановить советские субмарины.

В конце 60-х годов на боевую службу вышел первый ракетный подводный крейсер стратегического назначения второго поколения. Увеличение дальности полёта баллистических ракет, размещенных на их борту, позволило значительно расширить районы действия советских подводных ракетоносцев, что ограничило возможности противодействия им.


Подводный атомоход пр. 671 уходит в океанский поход


Однако многочисленные технические проблемы, остававшиеся постоянными спутниками подводников, по-прежнему затрудняли боевое применение атомоходов. Контр-адмирал В. Лебедько с горечью констатировал:

«В 1967 году директивой ГК ВМФ был введён график цикличного использования АПЛ. Составленный без должного теоретического обоснования и необходимых оперативно-тактических расчётов, не учитывающий реальные судоремонтные возможности заводов, этот график не выполнялся. Вместо КОН=0,57 Северный флот с трудом выдерживали 0,23, в то время как у американцев он достигал величины 0,68. Это означало, что у нас на боевой службе находились 8—9 ракетоносцев, а у них — 24.

Когда американцы в конце 1980-х годов приступили к установке в Европе своих оперативно-тактических ракет «Першинг-2» с подлетным временем к Москве 8-10 минут, мы за счёт выматывания всех корабельных, береговых и людских ресурсов, отправляли на БС каждый следующий ракетоносец через 7 суток. На Северном флоте КОН удалось поднять до 0,35, и мы постоянно имели на БС 12-13 и даже 14 ракетоносцев... С 1967 по 1993 годы РПКСН выполнили 2183 похода на БС».[265]

Теперь ясно, почему советский флот, несмотря на полуторное превосходство в количестве подводных ракетоносцев, всегда имел их в море гораздо меньше, чем вероятный противник. Отсутствие соответствующей ремонтной базы и развитой береговой инфраструктуры затрудняли использование атомных подлодок, значительно сокращали сроки их службы в боевом строю. Постоянно приходилось вводить в строй новые ракетоносцы, расходуя огромные материальные ресурсы.

Торпедные подводные лодки тоже не стояли без дела — они вели в океане охоту за американскими авианосцами и подводными ракетоносцами. По данным Главного штаба ВМФ в период с 1968 по 1978 годы все силы флота обнаружили 1478 иностранных подводных лодок, причем 828 обнаружений пришлось на долю подводных лодок.

* * *

Проанализировав опыт первых двух лет несения боевой службы, адмирал Горшков издал директиву, в которой уточнил задачи флота. Теперь он должен был:

а) осуществлять развёртывание и боевое патрулирование собственных ракетных и торпедных подводных лодок;

б) выявлять позиции боевого патрулирования подлодок противника, осуществлять поиск и слежение за ними;

в) наблюдать за действиями авианосных соединений противника;

г) не допускать разведывательную деятельность иностранных кораблей у берегов СССР;

д) обеспечивать политические и экономические интересы СССР;

е) оказывать помощь дружественным государствам.

Но соотношение сил на море в то время складывалось не в пользу советского ВМФ. Ухудшение отношений с Албанией в 1961 году лишило флот военно-морской базы в Средиземноморье. Поэтому в 1964 году двум советским дизельным подводным лодкам Балтийского флота, действовавшим в Средиземном море, противостояли 23 корабля (в том числе 3 авианосца) и 180 самолётов 6-го американского флота. Подобное положение сложилось и в других районах. Сточки зрения военно-политического руководства СССР, требовались неотложные меры для усиления советского присутствия в стратегически важных районах Мирового Океана.

Помимо подводных лодок, к несению боевой службы со второй половины 1960-х годов стали широко привлекаться надводные корабли. Для более эффективного их использования были сформированы оперативные эскадры разнородных сил, развернутые в операционных зонах каждого из четырёх морских театров страны.

Первой на свет появилась знаменитая 5-я Средиземноморская эскадра, сформированная в июле 1967 года после поражения бестолковых «арабских братьев» в шестидневной войне с Израилем. Необходимо было морально и материально поддержать деморализованных союзников, поэтому советские корабли вскоре появились в египетских и сирийских портах. В 1968 году Александрию посетила даже атомная подводная лодка К-181, считавшаяся в то время совершенно секретным объектом — надо было любой ценой возродить пошатнувшуюся веру арабов в мощь советского оружия.

В состав эскадры постоянно входили шесть оперативных соединений:

— 50-е — корабль управления с кораблями охранения;

— 51-е — подводные лодки (6—8 единиц);

— 52-е — ударные ракетно-артиллерийские корабли;

— 53-е — противолодочные корабли;

— 54-е — десантные корабли;

— 55-е — корабли и суда обеспечения.


Корабль управления — крейсер «Жданов»


В состав 5-й оперативной эскадры входили корабли Черноморского, Северного и Балтийского флотов, выделявшиеся для несения боевой службы. В периоды обострения международной обстановки численность её корабельного состава доходила до 80 единиц. Они заходили в порты Египта, Сирии, Ливии. Однако не всё было просто:

«С базированием наших кораблей в Средиземном море имелись постоянные трудности: политическая обстановка менялась, и впоследствии нам пришлось покинуть ряд пунктов базирования, в частности, в Египте. Значительную часть времени боевой службы (порой и всю) корабли проводили на так называемых точках (районы моря, по возможности, в нейтральных водах), где выставлялись бочки, на которые швартовались наши корабли.

КП эскадры размещался либо на флагманском корабле (обычно — крейсер пр. 68-бис) или на плавбазе подводных лодок».[266]

Средиземноморская эскадра вплоть до распада Советского Союза несла боевую службу рядом с 6-м флотом США, постоянно базировавшимся в Средиземноморье.

7-я оперативная эскадра была сформирована в феврале 1968 года на базе Северного флота. Она действовала в акватории Норвежского и Баренцева морей, где несли боевое дежурство американские подводные ракетоносцы. Годом ранее была образована 8-я эскадра, первоначально значительно отличавшаяся от других объединений по составу и назначению. В неё входили корабли специального назначения, предназначавшиеся для обеспечения программы космических исследований, поиска и подъема космических аппаратов, приводнявшихся в Индийском океане, тренировки космонавтов. Эскадра непосредственно подчинялась начальнику поисково-спасательной службы ВМФ, а местом её базирования стала балтийская военно-морская база Лиепая. В 1974 году её переподчинили командующему Тихоокеанским флотом, и с этого момента 8-я оперативная эскадра несла боевую службу в Индийском океане.

10-я оперативная эскадра Тихоокеанского флота была сформирована в феврале 1968 года и несла боевую службу в Южно-Китайском море, в непосредственной близости от Вьетнама, где в то время шла война, а советским транспортам, доставлявшим оружие товарищу Хо Ши Мину, требовалось надёжное прикрытие.

* * *

Постоянное наращивание количества подводных лодок в строю советского ВМФ позволило устраивать крупномасштабные представления в акватории Мирового океана в виде показательной охоты на американские подлодки. Только в 1983 году в Атлантике, Средиземном море, в Тихом и Индийском океанах были проведены 12 противолодочных учений, к которым привлекались 32 атомные и 26 дизельных подводных лодок, более 30 надводных кораблей. Итогом «большой охоты» стало обнаружение 29 подводных лодок стран НАТО.

Через два года в Атлантическом и Тихом океане поиск подводных лодок вероятного противника осуществляли дивизии многоцелевых подлодок Северного и Тихоокеанского флотов. В этом же 1985 году, по данным адмирала Куроедова, ежедневно на боевой службе находилось до 40 подводных лодок различного назначения.

Летом 1985 года в Карибском море была проведена операция «Апорт». В ней участвовали пять атомных подводных лодок 33-й дивизии подводных лодок Северного флота — К-147, К-299, К-324, К-488, К-502. Их действиями руководил командир дивизии капитан 1-го ранга Шевченко, находившийся со своим штабом на гидрографическом судне «Колгуев».

* * *

О масштабах деятельности советского ВМФ в Мировом Океане говорит следующий факт: в 1976 году в составе четырёх оперативных эскадр боевую службу несли 38 атомных ракетных подводных лодок, 30 атомных многоцелевых лодок, 60 дизельных лодок, 111 надводных кораблей и судов обеспечения. Для управления силами флота были даже переоборудованы в специальные корабли управления крейсеры проекта 68-бис «Жданов» (действовал в составе 5-й Средиземноморской эскадры) и «Адмирал Сенявин» (входил в состав 8-й оперативной эскадры).

В конце 60-х годов советский ВМФ добрался и до берегов США — в 1969 году отряд боевых кораблей Черноморского флота во главе с ракетным крейсером «Грозный» провёл совместные учения с кубинским флотом в Мексиканском заливе, вызвав большое раздражение у американцев фактом своего появления рядом с Флоридой.

В 1970 году мир стал свидетелем весьма впечатляющего военно-политического аттракциона, устроенного ВМФ СССР. Маневры «Океан» — «подарок» военных моряков к 100-летию со дня рождения Ленина — стали крупнейшими военными играми в истории военно-морских сил Страны Советов. В них приняли участие все четыре советских флота, самолёты Дальней авиации и авиации ПВО страны, а показательные морские и воздушные сражения шли с 14 апреля по 5 мая 1970 года.


Учения «Океан». БПК пр. 61 и ракетный крейсер пр. 58


Основной целью широкомасштабной учебной войны было определено взаимодействие каждого из флотов с оперативными объединениями других видов вооружённых сил СССР и с соседними флотами при решении задач по разрушению наземных объектов противника, поиску и уничтожению его ракетных подлодок, разгрому авианосных ударных групп, десантов и конвоев. Одним словом, это была полномасштабная репетиция действий ВМФ СССР в третьей мировой войне.

На Северном флоте к участию в маневрах привлекались, помимо сил флота, два отдельных тяжелобомбардировочных корпуса Дальней авиации (2-й и 6-й), авиационные части 10-й Архангельской армии ПВО и Ленинградского военного округа.

К 14 апреля в Северной Атлантике, Норвежском и Баренцевом морях были развернуты 40 подводных лодок, 21 надводный корабль и 8 судов обеспечения, изображавшие противника. Основные силы Северного флота в течение недели вели поисковые противолодочные операции, в которых участвовали 18 подводных лодок, 13 надводных кораблей и полк противолодочных самолётов Ил-38.

В день рождения вождя, 22 апреля, ударные группы подводных лодок и надводных кораблей, а также самолёты-ракетоносцы, нанесли массированный ракетный удар по авианосным и корабельным группировкам условного противника. Через два дня по уцелевшим кораблям «противника» применили тактическое ядерное оружие — все оставшиеся «вражеские» ударные корабли были уничтожены. Затем на переходе морем совместными действиями подводных лодок и морской ракетоносной авиации был разгромлен десант и корабли охранения. В общем, «наши победили с явным преимуществом»!

В период манеров ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-253 проекта 667А впервые выполнил ракетную стрельбу из северо-восточной Атлантики по полигону в Норвежском море на дальность 1856 км. Несмотря на то, что ракета отклонилась от цели на 5 км, не долетев более 6 км, стрельбу оценили на «4».

Впечатление от показательной «победы» несколько испортила гибель атомной подводной лодки К-8, затонувшей в результате пожара в Бискайском заливе. Она стала первым советским атомоходом, погибшим в море.

Учебную войну повторили в 1975 году, назвав её «оперативно-стратегическим учением с обозначенными силами «Океан-75». Участвовали в них Северный и Тихоокеанский флоты, части Дальней авиации, войск ПВО страны, Ракетных войск стратегического назначения, Ленинградского военного округа, привлекались корабли Балтийского и Черноморского флотов. Подобные игрища проводились и в последующие годы.

Наиболее крупными из них стали учения «Запад-81». Хотя главная роль в них отводилась сухопутным войскам Прибалтийского и Белорусского военных округов, нашлась работа и военным морякам — они высаживали оперативный десант на побережье условного противника. Для выполнения этой задачи сформировали 30-ю эскадру морских десантных сил, в которую вошли корабли Балтийского, Северного, Черноморского и даже Тихоокеанского флотов. На Балтику перебросили тяжёлый авианесущий крейсер «Киев» и противолодочный крейсер «Ленинград», вертолёты которых участвовали в высадке десанта.

В первом броске высаживалась 336-я бригада морской пехоты, за ней 1-я гвардейская мотострелковая дивизия Прибалтийского военного округа. С воздуха десантировалась воздушно-десантная дивизия. Высадку нескольких тысяч солдат и офицеров, более 1000 единиц техники, обеспечивали надводные корабли, вертолёты. Авиация произвела 26 полко-вылетов, нанося удары по системе обороны противника. Естественно, «наши» опять победили.

* * *

В 1985 году советский флот достиг пика в своём развитии. В его состав входили 375 подводных лодок (из них 60 атомных ракетных, 132 атомные многоцелевые, 183 дизельные), 5 авианесущих крейсеров (из них 3 тяжёлых), 38 ракетных крейсеров и БПК 1-го ранга, 100 эсминцев, БПК и СКР 2-го ранга, более 1000 боевых кораблей и катеров ближней зоны, свыше 1600 боевых, разведывательных и транспортных самолётов и вертолётов.


Ракетный крейсер пр. 58


Это был действительно «Большой Флот». По общему количеству боевых кораблей и катеров, вспомогательных судов и плавсредств, а также по их суммарному тоннажу, он занимал второе место в мире после ВМФ США, значительно превосходя по этим параметрам британский флот, находившийся на третьем месте.

Что касается боевых возможностей гигантской армады Страны Советов, то, несмотря на неважное качество большинства субмарин и надводных кораблей, несмотря на серьёзные недостатки в подготовке личного состава, несмотря на крайне отсталое «береговое хозяйство», советский флот вполне мог нанести мощный ракетно-ядерный удар по странам НАТО, который привел бы к гибели всего человечества. Поэтому он вызывал сильный страх.

* * *

В 1987 году новый главком ВМФ адмирал флота В. Н. Чернавин (1928 г.р.) задумал и осуществил крупномасштабную операцию (лучше сказать — провокацию) подводных лодок. Вот что сказал он сам об её цели:

«Найти и проверить на практике способ развёртывания атомоходов без потери скрытности, а заодно и слегка проучить зазнавшегося «вероятного противника», показав, что при необходимости мы можем нанести ответный удар...

Натовские стратеги должны были почувствовать, что с уходом прежнего Главкома — Адмирала Флота Советского Союза С. Г. Горшкова, столь много сделавшего для флота и для вывода наших кораблей на просторы Мирового Океана, — его преемник не только не собирается сдавать обретённые позиции, но и готов продолжить независимую и твёрдую линию предшественника».[267]

В начале марта 1987 года из своей базы в бухте Западная Лица в океан вышли субмарины К-299, К-244, К-298, К-255, К-524. Началась операция «Атрина». Сначала они двигались по привычному маршруту вокруг Скандинавского полуострова. Но вскоре по условному сигналу лодки совершили поворот «все вдруг», перестроившись из походной колонны в завесу, и двинулись по новому маршруту. Подобные действия советских подлодок вызвали серьёзное беспокойство у командования американских ВМС:

«Весьма обеспокоенные тем, что целая дивизия атомных подводных крейсеров СССР с никому не ведомыми целями движется к берегам Америки, движется скрытно,[268] мои коллеги-соперники из Пентагона бросили на поиск завесы десятки патрульных самолётов, мощные противолодочные силы... В течение восьми суток американские противолодочные силы не знали, где находятся наши корабли. Тем временем они вошли в Саргассово море, в пресловутый Бермудский треугольник, где год назад погибла атомная ракетная лодка К-219, и, не доходя несколько десятков миль до британской ВМБ Гамильтон, опять, в который раз, круто изменили курс».

Рассказывая об операции «Атрина», адмирал Чернавин невольно выдал её истинную цель:

«Анализируя её результаты, я ещё раз убедился: для полного контроля над океаном в случае массового выхода АПЛ сил у американцев недостаточно. Во всяком случае, у Пентагона нет никаких гарантий, что развёрнутые до начала боевых действий советские атомные ракетоносцы будут обнаружены до нанесения ими ответного[269] удара».[270]

Но, к великому неудовольствию маршалов и адмиралов, уже наступали новые времена. М. С. Горбачёв всё чаще говорил о «новом политическом мышлении» и ещё о каких-то «общечеловеческих ценностях», в ходе переговоров постоянно шёл на уступки «империалистам», свёртывал масштабы боевой службы советского флота.

Всё реже подводные лодки и надводные боевые корабли выходили в океан, всё больше их списывали на металлолом либо выводили в отстой. Расформировывались целые эскадры и дивизии подводных и надводных кораблей. Началась предсмертная агония Большого Флота Страны Советов, умиравшего вместе со страной, его породившей.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги