Большой флот Страны Советов

Глава 1. УСТАЛЫЕ ПОДЛОДКИ...

По количеству подводных лодок в строю, советский флот во второй половине XX века значительно превзошёл ВМС прочих стран мира, обогнав даже американцев. Они занимали непропорционально большое место в структуре ВМФ СССР. Даже после начавшихся масштабных сокращений, в конце 1991 года в боевом строю всё ещё находились 59 ракетных подводных лодок стратегического назначения и 163 многоцелевые подводные лодки, а всего 222 (из них 88 атомных).

После Второй мировой войны лодки строились темпами, сравнимыми только с усилиями германской судостроительной промышленности в годы войны. В середине 50-х годов флот каждые пять дней получал новую дизельную подводную лодку, а в конце 60-х годов по 5—6 атомных подводных ракетоносцев в год.

С учётом общего уровня советской промышленности, лихорадочное строительство новых лодок сопровождалось срывами плановых сроков и авралами в декабре, когда требовалось любой ценой выполнить план (не случайно огромное количество надводных и подводных кораблей было сдано в последние дни года, особенно 31 декабря). Эту особенность национальной промышленности хорошо знали многие советские граждане. Покупая товары, они первым делом обращали внимание на дату выпуска, предпочитая не приобретать товары, выпущенные в конце месяца (квартала, года), так как заранее было известно, что это брак.

Военные моряки, принимая от промышленности очередной боевой корабль, права выбора не имели. Конечно, они могли предъявлять претензии, требовать доработки, но и на них давили сроки, тем более, что за каждый новый освоенный корабль адмиралам и старшим офицерам щедро раздавали ордена, а также не забывали о материальном поощрении. Военно-морской министр СССР адмирал Юмашев ещё в 1951 году на совещании у Сталина добивался удлинения гарантийного периода для вновь построенных боевых кораблей хотя бы до одного года, так как «выявляется много недочётов после постройки кораблей. Во время государственных испытаний мы не можем устранить все недостатки в постройке кораблей».

Но и в последующие годы мало что изменилось. Корабли вступали в строй с многочисленными недоделками, не говоря о принципиальных недостатках проектов. В результате новая техника становилась источником постоянной головной боли для командования флотов и экипажей, которым приходилось эксплуатировать эту технику. Подобная ситуация сохранялась до последних дней существования Советского Союза, ибо отечественная промышленность не умела и не хотела работать по-другому.

В сентябре 1986 года заместитель Главного военного прокурора полковник А. Катусев сообщал министру обороны СССР С. Соколову:

Однако, получив представление Главной военной прокуратуры, министерство обороны практически ничего не сделало, чтобы исправить положение. Прошло три года, и новый министр обороны Язов получил очередное представление Главной военной прокуратуры. Речь в нём шла о тех же проблемах:

Особенно тяжёлым было положение с атомными подводными лодками, строившимися крупными сериями. Матросам и офицерам советского подводного флота пришлось ради высших военно-стратегических интересов ложиться грудью на «атомную амбразуру», своими жизнями оплачивая ошибки конструкторов и заводской брак.

Ситуация усугублялась низким уровнем подготовки личного состава. Призванные на действительную военную службу парни долго осваивали воинские профессии (так как больше время уходило на разного рода хозяйственные работы и политзанятия), считая дни до демобилизации. Как только матрос становился классным специалистом, подходило время увольняться ему в запас, и вся история повторялась сначала.

^{Атомная лодка пр. 671 в базе}

Спасти положение могли профессионалы, но советские вооружённые силы во все времена строились на основе всеобщей воинской обязанности, и об этом оставалось только мечтать. Проблему пытались решить по-своему даже конструкторы. Так, на подводных лодках-истребителях проекта 705 предусматривался небольшой экипаж, состоящий только из офицеров, но это так и осталось экспериментом. Проблемы, связанные с низким профессиональным уровнем, касались и офицерского состава. Не случайно почти в каждом боевом походе командира подводной лодки контролировал представитель вышестоящего штаба — дивизии либо флотилии подводных лодок.

Опытных специалистов постоянно не хватало, поэтому офицеров, только что вернувшихся в родную базу после несения боевой службы, нередко буквально на следующий день снова отправляли в море. Иногда это заканчивалось печально. Об одном из таких случаев рассказал капитан 3-го ранга А. Саморуков:

Было ещё одно обстоятельство, о котором сообщил в своих мемуарах адмирал Г. М. Егоров:

Иными словами, перед дальним походом для несения боевой службы экипаж подводного ракетоносца не мог даже нормально подготовиться, не говоря уже об отдыхе. Когда же Егоров предложил запретить привлечение плавсостава к второстепенным работам на берегу, результат получился закономерный, в духе советской системы:

Команды стратегических ракетоносцев продолжали копать траншеи под фундаменты зданий, возводившихся в гарнизонах «своими силами» и перетаскивать мешки, вместо того, чтобы готовиться к несению боевой службы. Подобное отношение к матросам приводило даже к саботажу. Об одном совершенно жутком случае рассказал на страницах газеты «Комсомольская правда» бывший командир атомной подводной лодки К-172 (пр. 675) Северного флота вице-адмирал Н. Шашков.

Весной 1968 года эта лодка несла боевую службу в Средиземном море. Вскоре после того, как она миновала Гибралтарский пролив, один за другим матросы и офицеры стали буквально валиться с ног от неизвестной болезни. Большая часть экипажа была полностью выведена из строя. Только после возвращения на базу стараниями врачей и Особого Отдела удалось выяснить, что причина непонятной эпидемии — отравление ртутью. Матрос-химик из первого экипажа лодки, увольняясь в запас, вылил 16 килограммов жидкого металла в умывальную раковину. О причинах, побудивших уроженца Баку совершить акт саботажа, вице-адмирал не сообщил.

Не удивительно поэтому, что «усталые» советские подводные лодки горели и тонули в морских просторах, а их экипажи умирали от лучевой болезни или находили последнее пристанище в океанской бездне. Однако, долгое время любая информация о катастрофах и авариях подводных лодок (да и надводных кораблей тоже) скрывалась под грифом «секретно», о них не писали газеты, не сообщало телевидение и радио. Причем трагические вести скрывались главным образом от собственного народа — на Западе об этих чрезвычайных происшествиях прекрасно знали, о них писала пресса, фотографии терпящих бедствие советских лодок появлялись на страницах журналов и газет.

Только советские люди были твёрдо уверены, что могилу на дне морском находят себе исключительно подводные лодки империалистов. Названия американских атомных лодок «Thresher» (погибла в апреле 1963 г.) и «Scorpion» (погибла в мае 1968 г.) не сходили со страниц советской печати. Они стали символом трагических последствий гонки вооружений, «развязанной мировым империализмом», тогда как «первоклассные качества советских атомоходов не раз подтверждались в дальних океанских походах и подлёдных плаваниях».

Поэтому настоящей сенсацией стало короткое сообщение ТАСС, появившееся на страницах центральных советских газет в октябре 1986 года и сообщавшее о гибели безымянной советской атомной подводной лодки в Атлантике (это была К-219). Больше о ней долгое время ничего не писали — ни о причинах катастрофы, ни о последствиях, как бы подчеркивая трагическую случайность произошедшего. Но не прошло и трёх лет с момента трагедии в Атлантике, как стало известно о гибели ещё одной подводной лодки — печально знаменитого «Комсомольца».

Ситуация в стране к тому времени изменилась: объявленная Горбачёвым гласность привела к тому, что буквально все газеты бросились писать о катастрофе, делая упор на героизм экипажа, до конца боровшегося за спасение подводной лодки. Но вскоре у осмелевших журналистов появились вопросы, на которые флотское начальство не хотело отвечать, предпочитая обвинять журналистов в клевете на героический экипаж и флот в целом.

Однако те не унимались, они стали раскапывать обстоятельства других морских катастроф, которые старательно скрывали десятилетиями. Их, к удивлению простых граждан, оказалось немало, а благодаря тому, что всесильная прежде цензура уже практически не контролировала средства массовой информации, журналы и газеты какое-то время словно соревновались в том, кто раньше и ярче подаст сенсационные материалы.

Даже на страницах «Морского сборника» кратко сообщили о нескольких катастрофах подводных лодок, правда, не приводя их названий, а используя кодовые обозначения НАТО, типа «Янки», «Ромео» и т.п.

С той романтической поры прошло уже более десяти лет. В печати появились воспоминания участников давних трагических событий, позволившие любознательному читателю получить довольно полное представление о непростой истории советского подводного флота. Но книги эти изданы небольшими тиражами либо опубликованы в малотиражных специализированных журналах, недоступных основной массе бывших граждан бывшего СССР. Поэтому мы постараемся объективно рассказать о наиболее трагических страницах советской подводной эпопеи.

Начнём с того, что советские подводные лодки погибали и раньше, ещё тогда, когда отечественные военно-морские силы назывались Рабоче-Крестьянским Красным Флотом.

Так, 22 мая 1931 года в Финском заливе ушла на дно ПЛ №9 «Рабочий» (до революции она именовалась «Ёрш»), столкнувшаяся с подлодкой №24 «Красноармеец» (бывший «Леопард»). Её подняли лишь через два года и сдали на слом.

Буквально через месяц на Чёрном море эсминец «Фрунзе» протаранил и потопил ПЛ №16 «Металлист» (бывшую «АГ-21»). Правда, вскоре её подняли и снова ввели в строй.

Прошло четыре года, и 25 июля 1935 года линкор «Марат» протаранил в Финском заливе лодку Б-3 «Большевик» (бывшую «Рысь»), весь экипаж которой (55 человек) погиб. Благодаря малой глубине на месте катастрофы, лодку подняли уже через неделю. Но восстановлению она не подлежала.

4 ноября 1935 года на Дальнем Востоке во время шторма налетела на камни, получила пробоины и затонула Щ-103. В конце марта следующего года её подняли, отбуксировали во Владивосток и сдали на слом.

В Кольском заливе 20 октября 1939 года траулер РТ-43 отправил на дно подводную лодку Щ-424.

Незадолго до войны (13 ноября 1940 г.) во время испытаний после ремонта погрузилась в Мотовском заливе и больше не всплыла подводная лодка Северного флота «Декабрист» (видимо, ремонт был сделан неважно).

За годы Великой Отечественной войны флот безвозвратно потерял, согласно подсчётам автора, 103 подводные лодки. Лишь одна из них, Щ-138 Тихоокеанского флота, погибла в результате катастрофы. 18 июля 1942 года, когда она стояла возле мола в Николаевске-на-Амуре, по неизвестной причине произошёл взрыв четырех торпед в носовом торпедном отсеке. От полученных повреждений лодка затонула. Через три дня её подняли, однако спустя ещё три дня начался сильный шторм, который окончательно добил несчастливую «щуку».

Ещё шесть лодок тоже затонули, но были подняты и снова введены в строй. Среди них Щ-118 (затонула 18 июля 1942 г. от взрыва торпед на соседней Щ-138); Щ-130 (затонула 31 августа 1943 г. в результате столкновения с Щ-128); М-51 (затонула 22 сентября 1943 г. от подрыва на мине); М-54 (10 декабря 1941 г. была выброшена штормом на берег, где валялась более полугода); М-74 (потоплена авиацией 23 сентября 1941 г.); ТС-2 (бывшая румынская «Мерсинул») затонула 20 февраля 1945 г. в результате взрыва торпеды.

В послевоенное время погибли ещё несколько дизельных подлодок. Так, 1 июня 1948 года столкнулись М-12 и М-19, причем последняя затонула (уже через день её подняли и вскоре снова ввели в строй).

В декабре 1953 года пропала без вести в Охотском море С-117 (бывшая Щ-117) из состава 90-й бригады подводных лодок 7-го флота.

В августе 1956 года на Балтике эсминец «Статный» на выходе из Таллинской бухты протаранил оказавшуюся на его пути подводную лодку М-200, отправив её на дно.

Через год на Тихоокеанском флоте шторм выбросил на берег острова Парамушир С-104. В том же 1957 году затонули подводные лодки М-296 и М-351.

Как видим, причиной большинства аварий в мирное время были в прошлом навигационные ошибки, приводившие к столкновениям с другими кораблями либо к посадке на камни. Ситуация стала меняться в конце 1950-х годов после вступления в боевой строй первых атомных подводных лодок, и поступления на вооружение новых образцов оружия, после чего морякам пришлось столкнуться с радиационными авариями, взрывами и пожарами, уносившими человеческие жизни, и приводившими к гибели подводных лодок.

Новый счёт открыла дизельная ракетная подводная лодка Северного флота С-80 (лодка проекта 613, переоборудованная по проекту 644), пропавшая в море 27 января 1961 года при отработке задач боевой подготовки. Вот что вспоминал в связи с её гибелью адмирал Егоров, ранее командовавший дивизией подводных лодок:

Но штаб подводных сил флота рассудил иначе, и распоряжение командира дивизии просто проигнорировал. С-80 под командованием капитана 3-го ранга А. Ситарчика отправилась в море, чтобы уже никогда не вернуться назад. После потери связи с подводной лодкой на её поиски были брошены все имеющиеся силы — несколько десятков кораблей, самолёты, вертолёты, но никаких следов С-80 они не обнаружили. Безрезультатные поиски длились несколько месяцев.

Для расследования обстоятельств катастрофы на Северный флот прибыла комиссия, которую возглавлял маршал К. К. Рокоссовский. Первым делом сняли с должности командира бригады подводных лодок В. Сухомлинова, однако установить причины гибели подводной лодки комиссии не удалось. По её заключению, предположительно «на лодке произошла тяжёлая авария, связанная с поломкой техники, с которой экипаж в условиях урагана не смог справиться».

Только через 7 лет (в 1968 году) С-80 обнаружили на дне Баренцева моря, на глубине около 200 метров, лежащей на грунте без видимых повреждений корпуса. 27 июля 1969 года с помощью спасательного судна «Карпаты» лодку подняли на поверхность, после чего её тщательно исследовала комиссия во главе с вице-адмиралом Г. Щедриным. Она же составила доклад об обстоятельствах гибели подводной лодки С-80, посчитав, что причиной катастрофы стало ошибочное решение командира о плавании под РДП в условиях шестибалльного шторма.

Адмирал Егоров в своих мемуарах написал:

Неполадки и аварии с самого начала сопровождали первый советский атомный подводный ракетоносец К-19 (проект 658), вступивший в строй 12 ноября 1960 года. Поэтому он получил мрачное прозвище «Хиросима».

Люди начали гибнуть ещё во время его строительства. При пожаре в одном из отсеков сгорели двое рабочих, затем при оклейке цистерны резиной задохнулись шестеро работниц. Вскоре упавшая крышка ракетной шахты раздавила электрика, вслед за ним погиб инженер, провалившийся в прорезь между отсеками. При спуске корабля на воду не разбилась традиционная бутылка шампанского. Эта примета, в сочетании с десятью трупами, ничего хорошего не обещала. Так оно и вышло.

В июле 1961 года Северный флот проводил крупномасштабные морские учения в Датском проливе. Завеса дизельных торпедных подводных лодок должна была обнаружить и «уничтожить» атомную ракетную подлодку вероятного противника, чтобы не дать ей нанести ракетный удар по СССР. Вражескую субмарину изображала К-19.

^{Атомная лодка на ходовых испытаниях после перестройки по проекту 636}

4 июля, когда вероятный противник праздновал свой День Независимости, на К-19, шедшей в подводном положении, неожиданно упало давление в трубопроводе первого контура атомного реактора. Из него вытекла охлаждающая вода, так как при сварке труб из-за нарушения технологии (всего-то требовалось при сварке швов подложить асбестовый коврик) капли расплавленного металла попали на трубопровод, вызвав появление микротрещин, а затем и разрыв. Температура в реакторе стала быстро повышаться.

Но аварийная система охлаждения реактора отсутствовала, так как завод сдавал лодку флоту в страшной спешке и не позаботился о ней. Пришлось экипажу охлаждать реактор с помощью подручных средств. Поначалу уровень радиации в центральном посту составлял 5 рентген, в реакторном отсеке — 50, однако он постоянно возрастал. Вскоре в реакторном отсеке приборы показывали 100 рентген в час, а на крышке реактора, где работали матросы — 250 рентген.

Лодка всплыла на поверхность, и тут выяснилось, что из-за повреждения антенны отсутствует связь с берегом. Через полтора часа работы на реакторе ремонтники смонтировали систему охлаждения, температура в реакторе стала падать. Уровень радиации в центральном посту к тому времени поднялся до 100 рентген.

С помощью аварийного передатчика удалось связаться с одной из дизельных лодок завесы, которая вскоре пришла на помощь. Кстати, «за самовольные действия» (оставление завесы) её командира Жана Свербилова позже хотели предать суду военного трибунала. На эту лодку переправили моряков, получивших наибольшие дозы облучения, затем подошли другие лодки и взяли остальных членов экипажа К-19. Ракетоносец привели на базу на буксире. Вскоре в госпитале умерли восемь моряков, те, кто устранял аварию.

Всех умерших и оставшихся в живых наградили, а сама К-19 прошла дезактивацию и снова вернулась в боевой строй.

В толстой книге под названием «Боевой путь Советского Военно-Морского Флота», изданной в 1988 году, на странице 490 напечатан рассказ о героических делах советских подводников:

Из этого текста, рождённого в недрах Главпура, невозможно понять, что же всё-таки произошло на подводной лодке, почему оказались в ловушке люди, как они из неё выбрались, где и когда произошло это ЧП. Так у нас скрывали правду от народа. Между тем, речь шла об уже знакомой лодке К-19, продолжавшей требовать новых жертв.

В феврале 1972 года К-19, которой командовал в то время капитан 2-го ранга Кулибаба, возвращалась с боевой службы в Атлантике домой. Утром 24 февраля в трюме девятого отсека лопнул трубопровод, вырвавшееся из него под давлением масло попало на фильтр очистки воздуха (каталитический элемент которого был нагрет до 120 градусов) и вспыхнуло. Причина происшедшего была та же, что в предыдущей аварии — при строительстве лодки капли расплавленного металла попали на трубу, вызвав образование микротрещин и, наконец, разрыв.

Пока вахтенный матрос обнаружил пожар, а вахтенный офицер решал, что делать, расплавились фторопластовые прокладки (ими, в целях экономии, заменили прокладки из красной меди) в трубопроводах воздуха высокого давления (около 200 атмосфер), после чего в отсеке, по сути дела, заработала огромная газовая горелка, выжигавшая всё вокруг. Попытка потушить огонь с помощью корабельной пожарной системы успеха не имела, весь девятый отсек был объят пламенем.

Несколько матросов успели перейти в восьмой отсек, однако туда проник дым и угарный газ, отравившие несколько человек. Затем начали погибать люди в седьмом отсеке, куда тоже проник угарный газ. Тем временем лодка всплыла на поверхность, на что потребовалось более 20 минут (командир не решился всплыть по-аварийному), где бушевал шторм. Выяснилось, что в результате пожара и отравления угарным газом погибли 28 членов экипажа, ещё 12 человек (в том числе упомянутый выше капитан-лейтенант Б. А. Поляков) оказались отрезанными в десятом отсеке, поскольку пройти через девятый было невозможно.

Этой дюжине моряков удалось связаться по корабельному телефону с первым отсеком и решить проблему с воздухом — его стали брать из дифферентной цистерны. Хуже обстояло дело с тёплой одеждой, водой и продуктами. Аварийные комплекты шерстяного белья и продуктов, которые должны быть в каждом отсеке, естественно, оказались разграбленными задолго до описываемых событий. Единственной пищей стали сухие макароны, обнаруженные в провизионке, немного воды удалось набрать на дне расходной цистерны. Тем и питались.

Ко всем прочим неприятностям К-19 добавилось отсутствие связи с берегом. Экипажу огромной субмарины (длина 114 метров, ширина 9 метров, надводное водоизмещение 4030 тонн), оставшейся без хода и электричества, оставалось надеяться на помощь случайного корабля. Первым К-19 обнаружил американский фрегат, командир которого предложил помощь.

Естественно, что кавторанг Кулибаба, от которого ни на шаг не отходил особист Воробьёв, немедленно отказался от протянутой руки вероятного противника. В этой связи в памяти всплывают кадры художественного фильма «Случай в квадрате 30-80», шедшего в прокате в 80-е годы. Там советские спасатели предлагают помощь терпящей бедствие американской подводной лодке, но «янки» грубо её отвергают. Ушлые советские мастера кино поменяли ролями участников драматических событий в Бискайском заливе, привычно формируя образ предельно подлого и коварного врага.

Наконец, подошёл соотечественник — научно-исследовательское судно Академии Наук СССР «Профессор Зубов». Увы, люди науки отказались принять на борт даже обгоревших и отравленных моряков, заявив, что у них нет ни коек для них, ни квалифицированного врача, ни нужных медикаментов. Это к вопросу о лозунгах: «сам погибай, а товарища выручай»; «человек человеку — друг, товарищ и брат»; «советские люди — самые гуманные в мире» и прочих. Тем временем шторм усиливался, когда прибыл БПК «Вице-адмирал Дрозд», переправить на него пострадавших в шлюпках было уже невозможно. Положение спасли вертолётчики противолодочного корабля — в условиях девятибалльного шторма они сумели перевезти на БПК около 40 человек. Часть команды «мокрым способом» (с помощью каната) перебралась на спасательный буксир СБ-38. На лодке остались 18 человек из тех 100, что уцелели.

К месту аварии подходили все новые советские корабли — противолодочный крейсер «Ленинград», плавбаза «Магомет Гаджиев», крейсер «Александр Невский» (он доставил на лодку сменный экипаж). Впрочем, корпус крейсера во время шторма дал трещину, так что все опасались, что придётся спасать и его. Подводную лодку взяли на буксир и повели домой.

Только на 23-и сутки аварийная партия сумела добраться до десятого отсека, и освободить находившихся там моряков. Все они потеряли по 20—30 кг веса, обросли бородами, уже не могли самостоятельно передвигаться. Их выносили из отсека на руках.

Тела погибших моряков родным не выдали, похоронив в братской могиле. Несколько человек было погребено в море. На похороны не пригласили даже ближайших родственников. Самой главной заботой командования ВМФ и Северного флота было спрятать катастрофу, не допустить «утечки информации». И это невзирая на то, что газеты всего мира несколько недель писали об аварии советского атомохода.

О том, как скоты-адмиралы и скоты-комиссары отнеслись к людям, потерявшим своих сыновей, братьев, мужей, можно судить по письму отца главстаршины Васильева (погибшего первым при попытке тушения пожара) командующему Северным флотом адмиралу С. М. Лобову:

Это только в насквозь лживых пропагандистских статьях и официальных трудах писак из Главпура и Агитпропа, продавшихся за квартиру и за копчёную колбасу из распределителя, можно было прочесть:

В жизни всё было иначе. Героически погибших моряков тайно от родственников похоронили в братской могиле. Столь же тайно оставшихся в живых и погибших членов экипажа наградили по разнарядке — матросам дали ордена «Красной Звезды», офицерам — «Боевого Красного Знамени». Звёзды Героев Советского Союза полагались адмиралам. На долю сгоревших и задохнувшихся в отсеках, как и выживших в стальной западне, их уже не оставалось. Сами обстоятельства аварии почти двадцать лет хранились под грифом «секретно», только пропагандистские истории, вроде уже цитировавшейся из «Боевой летописи», иногда появлялись в открытой печати, да и то вымысла в них было значительно больше, чем правды.[279]

Конкретных лиц, виновных в аварии на К-19, не нашли, как это обычно бывало при всех катастрофах советских подводных лодок.

В январе 1962 года катастрофа произошла прямо на базе Северного флота Полярный. Дизельная торпедная подводная лодка Б-37 проекта 641 заканчивала последние приготовления к выходу в море для несения боевой службы, когда утром 14 января на ней начался пожар, а вскоре после этого раздался мощный взрыв. В результате она мгновенно затонула у пирса. Погибли все моряки, находившиеся на Б-37 и на пирсе — в общей сложности 122 человека.

Для расследования обстоятельств катастрофы в Полярный прибыл лично главком ВМФ адмирал Горшков. После тщательного расследования главной причиной инцидента признали халатность личного состава базы и экипажа: при погрузке повредили одну из торпед, а от проводившихся рядом сварочных работ она загорелась и взорвалась, что привело к детонации всего боезапаса (взорвались 12 торпед). Были также отмечены «серьёзные упущения в боевой подготовке личного состава», так как когда начался пожар, никто не взял на себя руководство его тушением (командир лодки, капитан 2-го ранга Бегеба побежал сообщать по телефону о пожаре).

Через месяц после взрыва командующего Северным флотом адмирала Чабаненко сняли с должности и назначили заместителем начальника Генерального штаба вооружённых сил СССР по морским вопросам. Интересно, это было наказание или повышение?

Несмотря на катастрофу С-80, дизельные подводные лодки продолжали широко использовать режим РДП при несении боевой службы в океане. И вот 8 марта 1968 года к северо-западу от Гавайских островов пропала без вести дизельная ракетная подводная лодка К-129 (проект 629А) с тремя баллистическими ракетами Р-13 на борту. Поиски её не дали результата, а одной из вероятных причин гибели снова признали неполадки РДП.

^{Дизельная лодка-ракетоносец пр. 629А}

Между тем, затонувшая советская подводная лодка К-129 через шесть лет после гибели стала одним из главных действующих лиц сверхсекретной операции «Дженифер», проведённой ЦРУ США. Американские поисковые суда сумели установить её точное местонахождение, и руководители ЦРУ решили поднять лодку. В случае успеха, в руках американцев оказались бы три ядерных заряда, а главное, шифры и коды. Но поднять удалось только носовую часть, так как при подъёме с глубины более двух километров лодка разломилась.

В 1970 году в Бискайском заливе погибла советская атомная подводная лодка К-8 (проект 627А), о чем советские средства массовой информации, естественно, не сообщили. Весной 1970 года они рассказывали о грандиозных манёрах «Океан», приуроченных к 100-летию со дня рождения Ленина и проводившихся на гигантских просторах двух океанов, а в это время в Атлантике погибала подводная лодка К-8 капитана 2-го ранга В. Бессонова. О случившемся тут же узнали высшие руководители СССР и, как обычно, весь остальной мир. До рядовых советских граждан сведения об этой трагедии поступали отрывочно, через зарубежные радиостанции на русском языке.

Итак, подводная лодка К-8 в начале апреля должна была возвращаться домой после несения боевой службы в Средиземном море. Но поскольку начинались манёры «Океан», она взяла ночью с надводного корабля запасы провизии и отправилась «воевать» на стороне «синих». Новый срок возвращения домой ей назначили на 22 апреля.

8 апреля 1970 года, после вечернего чая, когда лодка шла на глубине 140 метров, в 7-м отсеке вспыхнул пожар, и дым стал распространяться по всей лодке. Командир приказал всплыть, и через несколько минут К-8 была на поверхности, без хода и электроэнергии. С большим трудом удалось открыть люк 8-го отсека, откуда вынесли 15 человек, отравленных угарным газом, но за полтора часа все они умерли. Все оставшиеся в живых члены экипажа вышли на верхнюю палубу. К утру 9 апреля выяснилось, что из 125 человек экипажа погибли 30, внутри лодки можно находиться только в первых двух отсеках, а радиосвязи, чтобы сообщить об аварии командованию, нет. Оставалось надеяться на то, что какой-нибудь проходящий мимо корабль заметит всплывшую лодку. Погодная обстановка тем временем ухудшилась — поднялась волна, корма лодки начала погружаться в воду, а сжатого воздуха в баллонах практически не осталось.

Только утром 10 апреля к лодке подошел болгарский транспорт «Касимов», через который удалось отправить радиограмму в Москву и заодно переправить на него 43 моряка. Ночью, наконец, прибыли три советских корабля, однако взять лодку на буксир из-за семибалльного шторма не удалось. Только часть экипажа перебралась для отдыха на «Касимов».

В ночь на 12 апреля на лодке, стоявшей в окружении трёх кораблей, находились 23 человека. В 6.13 минут она внезапно пошла ко дну. Спасти удалось лишь одного, штурмана старшего лейтенанта Шмакова. Скорее всего, в результате пожара выгорели сальниковые уплотнения и кабельные вводы в прочном корпусе, в результате чего 7-й отсек (и, вероятно, смежные с ним) заполнила вода. К-8 затонула, унеся с собой жизни 52 моряков.

Впрочем, не только пожары и взрывы служили причиной аварий советских подводных лодок. Так, 13 июня 1973 года не разошлись в море атомная подводная лодка К-56 (проект 675) Тихоокеанского флота и научно-исследовательское судно «Академик Берг».

В результате столкновения лодка получила серьёзные повреждения, погибли 27 человек, внутрь прочного корпуса стала поступать вода. Чтобы избежать затопления, командир лодки В. Хоменко посадил её на мель, что позволило избежать более серьёзных последствий.

Через восемь с лишним лет, 21 октября 1981 года, у острова Скрыплева (близ Владивостока) теплоход «Рефрижератор-13» протаранил следовавшую в надводном положении дизельную подводную лодку С-178 (проект 613), которой командовал капитан 3-го ранга В. Маранго. Вода, хлынувшая через пробоину площадью более 10 квадратных метров, затопила несколько отсеков, лодка затонула на глубине 32 м. Командир подводной лодки вылетел за борт, и был поднят на борт «Рефрижератора».

Оставшиеся в живых члены экипажа С-178 выпустили аварийные буи, с помощью которых была установлена связь между ними и прибывшими к месту аварии спасателями — спасательным судном «Машук» и подводной лодкой БС-486 «Комсомолец Узбекистана». На лодку удалось передать дыхательные аппараты, но затем вышла из строя телефонная связь через аварийный буй. Пришлось подводникам самостоятельно подниматься на поверхность. Днём 22 октября благополучно всплыли первые два моряка, но следующие трое пропали без вести, их так и не удалось обнаружить. Шесть человек из носового отсека перешли под водой в барокамеру подлодки БС-486, остальные выбирались кто как смог.

Всего с затонувшей лодки удалось спастись 20-и морякам, погибли 32 человека, родственникам которых выплатили пособие аж по 300 рублей на семью (!) Виновниками столкновения суд признал командира подводной лодки капитана 3-го ранга Маранго и старшего помощника капитана «Рефрижератора-13» В. Курдюкова. Обоим суд отмерил по 10 лет лишения свободы.

К-8 стала первой погибшей советской атомной подводной лодкой, но не последней. Между пожарами на ней и «Комсомольце», морская пучина поглотила ещё две атомные субмарины (одну удалось поднять, но она утонула ещё раз).

24 июня 1983 года у берегов Камчатки в бухте Саранная затонула атомная подводная лодка К-429 (проект 670А) из состава 2-й флотилии подводных лодок Тихоокеанского флота, при этом погибли 16 моряков — весь личный состав 4-го отсека. Атомоход только недавно вернулся с боевой службы, часть экипажа находилась в отпуске, и в море он вышел с наспех собранной командой. Не удивительно, что всё закончилось трагедией.

К счастью, лодку удалось быстро поднять, что спасло жизни других членов экипажа (на борту их оказалось 120 человек вместо 87 по штату), собранного перед плаванием из пяти разных экипажей. Но после восстановительного ремонта К-429 13 сентября 1985 года вновь затонула, в этот раз прямо у заводского причала. Поспешно сделанный ремонт дал результаты, противоположные ожидавшимся. Лодку опять подняли, но ремонтировать не стали, а вывели из боевого состава флота и через два года списали.

Эксплуатация атомных подводных лодок в советском ВМФ постоянно сопровождалась радиационными авариями. О некоторых из них уже шла речь на страницах этой книги, но были и другие. Так, в 1980 г. произошел пожар на лодке К-66 (проект 659). В результате сильного радиационного заражения лодку пришлось списать.

Настоящей трагедией стала катастрофа на атомной подводной лодке К-431 (проект 675М) Тихоокеанского флота 10 августа 1985 года, производившей замену отработанного топлива ядерных реакторов.

После замены стержней и установки на место крышки реактора выяснилось, что его герметичность нарушена. Пришлось вновь снимать крышку, после чего выяснилось, что причиной негерметичности послужил кусок электрода под прокладкой (его забыли, либо специально подложили с целью диверсии). Так как работы производились в спешке и с нарушением всех инструкций, матрос-крановщик зацепил решётку, которая потянула за собой ТВЭЛ. Произошёл взрыв.

Капитан 2-го ранга В. Захар так изложил последующие события:

Вице-адмирал В. Храмцов описал катастрофу более драматично:

На развороченной взрывом палубе лодки и на стоявших вблизи кораблях лежали разорванные человеческие тела, куски активной зоны атомного реактора. Уровень радиации во много раз превышал максимально допустимый, но его никто не замерял и не фиксировал.

Дезактивация бухты и завода продолжалась несколько месяцев. Пришлось даже снять метровый слой земли на берегу. Собранные останки моряков и рабочих кремировали и захоронили в глубоких шурфах. Уровень радиации на борту К-431 был настолько высоким, что её реакторный отсек залили бетоном и поставили на долговременное хранение. Рядом с ней встала на вечную стоянку подводная лодка К-42 (проект 627А). В тот роковой день она находилась по соседству с «Тихоокеанским Чернобылем» и оказалась в зоне радиоактивного заражения, поэтому эксплуатировать её не представлялось возможным.

Атомную катастрофу на Тихоокеанском флоте спрятали под грифом «совершенно секретно», хотя в зоне радиоактивного заражения оказались не только военные объекты, но и жилые дома поселка Дунай. Местных жителей никуда не эвакуировали, они по сей день продолжают жить на территории с повышенным уровнем радиации, страдая от многочисленных болезней и вымирая ускоренными темпами.

Не менее трагические последствия имела авария атомного ракетного подводного крейсера стратегического назначения К-219 (проект 667) в 1986 году, о которой впервые сообщила советская пресса (вот что значит «перестройка» и «гласность»).

Этот ракетоносец под командованием капитана 2-го ранга И. Британова из состава 19-й дивизии подводных лодок Северного флота вышел для несения боевой службы 4 сентября 1986 года. Об обстановке, которая сопутствовала походу, можно судить по воспоминаниям капитана 1-го ранга И. Курдина:

Таковы были последствия решения Политбюро ЦК КПСС (которое возглавлял бывший чекист Ю. В. Андропов), принятого в ответ на размещение в Западной Европе американских ядерных ракет нового поколения.

Время полёта этих ракет к Москве составляло всего лишь нескольких минут. Пытаясь поставить американцев в такие же условия, районы боевого патрулирования ракетных подводных крейсеров стратегического назначения определили максимально близко к американскому континенту, а стратегические бомбардировщики стали нести боевое дежурство в непосредственной близости от границ США.

Многие члены экипажа не знали друг друга даже в лицо (команду собрали из экипажей К-219 и К-241). Совершив переход через Северную Атлантику, экипаж лодки нес боевую службу в районе Саргассова моря. Рано утром 3 октября командир ракетной боевой части обнаружил, что ракетная шахта №6 заполнена водой, которая начала поступать и в 4-й ракетный отсек. Через несколько минут в отсек пошли пары окислителя ракетного топлива, что свидетельствовало о нарушении герметичности ракеты.

Получив сообщение об этом, командир К-219 объявил аварийную тревогу и начал всплытие. В этот момент в ракетной шахте произошёл мощный взрыв, и в отсек начала поступать вода, перемешанная с ракетным топливом, было повреждено корабельное оборудование. Аварийные партии вынесли из 4-го отсека тела трёх погибших моряков. После осмотра повреждений в надводном положении выяснилось, что лёгкий корпус в районе шахты повреждён, крышка ракетной шахты №6 отсутствует, верхняя палуба деформирована.

Командир лодки решил слить окислитель из аварийной шахты и промыть её забортной водой, но это привело к тому, что в 4-м отсеке произошли короткие замыкания и возник пожар. Его попытались потушить фреоном, однако он стал поступать и в 3-й отсек, после чего его подачу прекратили. Личный состав покинул отсек, из-за этого прекратилась радиосвязь с базой — пост связи находился в 3-м отсеке.

Вследствие отключения электропитания сработала аварийная защита реактора правого борта, но компенсирующие решётки не опустились до конца. Вручную это сделал матрос Преминин, который при этом погиб от радиации. Тем временем дым продолжал распространяться по отсекам. Командир доложил командованию флота через радиостанцию подошедшего торгового судна: «Пожар во всех отсеках, отсутствие хода. На ПЛ осталось 6 человек. Сильный пожар в трюмах 4-го и 5-го отсеков. Командир ждёт приказания покинуть корабль». На лодке остался один командир.

^{Субмарина К-219 после взрыва в ракетной шахте. На фотографии хорошо видны повреждения}

Днем 5 октября велась подготовка К-219 к буксировке и вечером теплоход «Красногвардейск» начал буксировку. Но утром 6 октября лодка стала погружаться в воду, буксирный трос оборвался, в 11.02 субмарина К-219 исчезла под водой.

Комиссия, расследовавшая обстоятельства катастрофы, пришла к следующим выводам (в изложении капитана 1-го ранга Курдина):

Когда читаешь данное заключение, неизбежно возникает впечатление, что наспех сформированный и плохо подготовленный экипаж сделал всё возможное, чтобы утопить свой корабль. Однако автор статьи в журнале «Тайфун» убеждён в ином:

Ещё более определенно высказались создатели баллистической ракеты РСМ-25 в телевизионном фильме, посвященном конструктору ракет подводных лодок Макееву. Они прямо назвали главным виновником катастрофы экипаж подлодки, нарушивший все инструкции. Конечно, у ракетчиков были свои интересы, но то, что командование лодки действовало непрофессионально, отметили все. Не удивительно, что командира К-219 и его заместителя по политчасти, а также командира БЧ-5 капитана 2-го ранга И. Красильникова вскоре уволили по статье о служебном несоответствии. Между тем, следовало привлечь к судебной ответственности адмиралов, отправивших в море наспех составленный экипаж, но в СССР отдавать адмиралов под суд мог только Сталин. Уголовное дело прекратили в связи с амнистией, объявленной в 1987 году к 70-летию Октябрьской революции.

Матросу Сергею Преминину, погибшему в реакторном отсеке, Звезды Героя не досталось (как уже сказано выше, их раздавали адмиралам за героическое сидение в начальственных креслах). Высшее советское руководство само низвело некогда гордое звание Героя Советского Союза до уровня обязательной юбилейной побрякушки к очередному дню рождения очередного вождя или маршала (вариант — адмирала флота). На долю же настоящих героев, действительно совершавших подвиги, Золотых Звёзд уже не оставалось.

Преминин честно выполнил свой долг и приказ, заглушив реактор тонущей лодки, он спас мир от ядерной катастрофы. За этот подвиг его посмертно наградили всего лишь орденом Красной Звезды, ведь он был не адмирал, а простой матрос. Только в 1997 году — через 11 лет — о нём вспомнили, и президент России Ельцин посмертно присвоил ему звание Героя Российской Федерации. Что ж, награждение или реабилитация после смерти является в СССР национальной особенностью.[284]

Но и это ещё не всё. Через несколько лет после катастрофы вдруг заговорили о том, что причиной взрыва на борту К-219 стало повреждение ракеты в результате столкновения с американской подводной лодкой. Этот мотив подхватили патриотично настроенные граждане. С тех пор он регулярно возникает вновь и вновь, как только заходит речь об авариях подводных лодок.

Погибла в 1968 году К-129 — американцы протаранили, погиб в 2000 году «Курск» — опять американцы виноваты (или англичане, под водой принадлежность чужой лодки не видно). Адмиралам плевать на то, что государственные комиссии установили иные причины гибели: виноваты «буржуи», и точка. Понять смысл их выдумок нетрудно. Им кажется, что благодаря гнусным поклёпам такого рода никто не догадается о том, что главные враги советского и российского флота — это его собственные начальники.

Не прошло и трёх лет после трагической гибели К-219, как 7 апреля 1989 года в Норвежском море, в районе острова Ян-Майен, затонула подводная лодка К-278 «Комсомолец» проекта 685.

^{Экспериментальный атомоход К-278 «Комсомолец»}

Эта многоцелевая глубоководная (глубина погружения более 1000 метров) большая торпедная субмарина с титановым корпусом предназначалась для отработки конструкций перспективных боевых лодок. В силу новизны конструкторских и технологических решений строили её довольно долго — заложили в 1978 году, сдали флоту в октябре 1983 года.

Водоизмещение К-278 достигало почти 6000 тонн, длина составляла 117,5 метров. Один реактор обеспечивал ей скорость подводного хода до 30 узлов. Численность экипажа была 64 человека. Шесть 533-мм торпедных аппаратов могли использовать электрические торпеды САЭТ-60М, реактивные торпеды «Шквал» и крылатые ракеты РК-55. Общий комплект боеприпасов насчитывал 22 единицы, некоторые из них имели ядерные боеголовки.

После весьма недолгой эксплуатации (всего лишь 6 месяцев), К-278 затонула в результате пожара. При этом погибли 42 члена экипажа. Трагедия «Комсомольца» достаточно подробно описывалась во многих публикациях, не станем их повторять. Отметим лишь то, что при этом почти полностью повторились обстоятельства катастрофы К-8, случившейся на 19 лет раньше. Адмирал Чернавин по этому поводу написал:

21 августа 1983 года на борту подводного крейсера К-122 (проект 659) Северного флота, возвращавшегося на базу с боевой службы, произошел пожар, вышли из строя оба атомных реактора. Положение усугубили непрофессиональные действия командования, отдававшего непродуманные распоряжения. В результате произошло радиоактивное загрязнение отсеков подводной лодки, члены экипажа получили большие дозы облучения.

Лодка в надводном положении (её фотографии обошли всю мировую печать) под дизелями сумела вернуться на базу. Но четырнадцать моряков скончались от скоротечной лучевой болезни. Саму же К-122 исключили из боевого состава и поставили на прикол, огородив пирс колючей проволокой. Вскоре её списали.

Случались и другие аварии, информация о которых тщательно скрывалась долгие годы. Лишь в 1992 году, когда Советский Союз уже не существовал, «Морской сборник» (1992, №10, с. 40—42) опубликовал официальные данные об авариях подводных лодок, надводных кораблей и судов советского ВМФ за 5 лет, в период с 1987 по 1991 годы. При этом авторы публикации не придумали ничего лучше, чем именовать свои подводные лодки и надводные корабли условными кличками НАТО, вроде «Фокстрот», «Дельта», «Майк», «Петя», «Гриша» и т.д.

Главными причинами аварийности кораблей, особенно подводных лодок, в статье были названы следующие:

а) недостаточно высокое качество проектирования и строительства новых кораблей;

б) исключительная сложность и низкая надёжность некоторых образцов оружия и техники, устанавливаемых на кораблях;

в) недостатки в подготовке личного состава для обслуживания техники.

Разумеется, при этом редакция не забыла злорадно отметить:

Читая это, вспоминаешь пословицу о бревне в своём глазу, и о соломинке — в чужом.

Особую опасность представляли аварии, связанные с ядерным оружием, о них до сих пор практически ничего неизвестно, поскольку вся информация об этом по-прежнему хранится под грифом «секретно». Лишь однажды, в эпоху горбачёвской гласности, на страницах «Красной звезды» появился рассказ участника спасательной экспедиции на Тихоокеанском флоте, капитана 1-го ранга М. Храмцова — без указания времени, места и наименования подводной лодки, на которой произошла авария.

Из текста ясно только, что случилось это во второй половине 70-х годов, когда все спасательные службы Тихоокеанского флота были подняты по тревоге для оказания помощи терпящей бедствие атомной ракетной подлодке, которой командовал капитан 1-го ранга А. Бричков. Храмцов пишет:

Всплыв на поверхность, лодка направилась к берегу, навстречу ей двигались спасательные суда, в задачу которых входила буксировка лодки в район боевой подготовки. Командование флота опасалось взрыва ракеты и планировало проведение спасательных работ прямо в море. И тут произошло самое страшное — ракета взорвалась, её ядерная боеголовка вылетела из шахты, упала в воду и ушла на морское дно. К месту аварии срочно прибыло всё флотское командование, около двух десятков кораблей и судов, подводные лодки, вертолёты.

Аварию, чуть было не окончившуюся атомной катастрофой, спрятали на долгие годы. Это ведь только американцы теряли водородные бомбы, вызывая гневные протесты «прогрессивной советской общественности».

Глава 2. «ШВЕДСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ»

Во времена СССР многие подводные лодки и корабли носили имена, связанные с комсомолом, который, как считалось, шефствовал над флотом. На разных флотах служили дизельные подводные лодки С-61 «Комсомолец», С-77 «Тюменский комсомолец», С-283 «Владимирский комсомолец», С-300 «Брянский комсомолец», эсминец «Московский комсомолец», сторожевые корабли «Архангельский комсомолец», «Иркутский комсомолец», «Ленинградский комсомолец» и ещё много других комсомольцев из разных регионов необъятного Советского Союза.

Но в составе Балтийского флота имелась подводная лодка проекта 613 с неофициальным прозвищем «Шведский комсомолец». Её похождения в своё время вызвали крупный международный скандал, и покрыли позором советских подводников.

Дизель-электрическая лодка С-363 вступила в строй в 1957 году, более 20 лет она несла службу на Балтике. После среднего ремонта, завершившегося в октябре 1980 года, ею командовал капитан 3-го ранга А. Гущин, опыта самостоятельного плавания на боевой службе не имевший. Не имел такого опыта и штурман — старший лейтенант А. Коростов.

16 сентября 1981 года С-363 под бортовым номером 137 вышла в море для очередного патрулирования. Возвращение на базу планировалось 5 ноября, накануне очередной годовщины Великого Октября. Учитывая низкий уровень подготовки командного состава лодки, старшим на ней пошёл начальник штаба бригады капитан 1-го ранга И. Аврукевич. Обычный поход, обычная задача — ничего, казалось, не предвещала трагикомической развязки.

После кратковременного отдыха в Свиноуйсцье (в этом польском порту во времена существования Организации Варшавского Договора базировались советские корабли), С-363 продолжила патрулирование в море восточнее острова Борнхольм. 18 октября, когда лодка находилась в подводном положении, рыбацкий трал свернул антенну радиопеленгатора, а вскоре стал барахлить приемник радионавигационной системы «Декка». Между тем, штурман Коростов, кроме радиопеленгации и счисления, другими способами определения места корабля не владел, все его попытки определиться по звездам успеха не имели.

К 27 октября ошибка между фактическим местоположением подводной лодки и её отметкой на карте штурмана составляла уже более 45 миль (83 км), но об этом ещё никто не подозревал. Позже замполит С-363, капитан-лейтенант В. Беседин вспоминал:

Впрочем, не на высоте оказались и шведские военные, сильно расслабившиеся за 150 лет непрерывного нейтралитета — ни расчёт их РЛС, ни береговые наблюдатели не заметили появления советской подводной лодки. Первым обнаружил её случайный рыбак, вышедший в море на моторке, он и поднял тревогу. Вскоре С-363 окружили шведские пограничники, а на берегу началось разбирательство.

Надо заметить, что этот инцидент доставил много неприятностей советской дипломатии. Шведы уже давно обвиняли Советский Союз в том, что его подводные лодки нарушают границу шведских территориальных вод, ведя разведку. Наши официальные представители гневно разоблачали выдумки буржуазной пропаганды, доказывая отсутствие даже намерений. И тут, как назло, советская подлодка в буквальном смысле слова вылезла на шведский берег рядом с военно-морской базой!

О реакции флотского командования на этот инцидент можно судить по воспоминаниям ныне уже бывшего (но в момент инцидента ещё будущего) главкома ВМФ СССР адмирала Чернавина:

Впрочем, определённые традиции у «красных военморов» всё же были. Штурман Коростов оказался достойным продолжателем дела печально знаменитого «революционного штурмана» Анатолия Железнякова, который «шёл на Одессу, а вышел к Херсону».

Шведы выдвинули советским представителям четыре условия:

1. Советский Союз должен принести официальное извинение;

2. Снимать подводную лодку с мели будут шведы;

3. Все расходы, связанные с этим, оплатит СССР;

4. Командир С-363 даст показания шведской комиссии.

Пришлось выполнить все пункты, так как деваться было некуда. 6 ноября субмарина отправилась домой, где начался «разбор полётов» по полной программе. Досталось всем.

Подозрения шведов в том, что советские подводные лодки систематически резвятся в их водах, превратились в твёрдую уверенность. Кто из них мог поверить, что штурман боевой подводной лодки не умеет определять её место в море. Шведам не дано было понять, с какими людьми и с каким флотом они имеют дело!

Инцидент у шведских берегов получил мировой резонанс, но подобные ситуации возникали как до него, так и после. Например, атомная лодка К-7 (проект 675) Тихоокеанского флота, которой командовал капитан 2-го ранга Г. Хватов, села на мель у берегов Окинавы в сходных обстоятельствах. Находившийся на борту заместитель командира дивизии капитан 1-го ранга Д. Голубев по причинам, оставшимся неизвестными, запретил пользоваться эхолотом, гидролокатором и радиолокационной станцией. Командир не решился возражать начальству, а штурман, слабо ориентировавшийся не только по звёздам, но даже с помощью радионавигационных систем, допустил ошибку в определении места на 40 миль. Как видим, анархист Железняков имел достойных преемников в советском флоте.

Глава 3. МЯТЕЖ ЗАМПОЛИТА

В начале 1980-х годов мой однокашник по институту, отслуживший до учёбы срочную на Тихоокеанском флоте, под большим секретом рассказал мне историю о восстании моряков на советском боевом корабле. Он сам толком не знал, когда и где это произошло, как назывался корабль, чего хотели восставшие. Ему было известно лишь то, что корабль перехватили, а мятежников арестовали.

История звучала фантастически, я ей не поверил. А зря. В этом пришлось убедиться, когда в начале 1990 года в руки попала газета «Известия» со статьёй под громким заголовком: «Был ли бунт на советском эсминце?» Оказалось, что да, был такой мятеж — в ноябре 1975 года на большом противолодочном корабле Балтийского флота «Сторожевой». Поводом для публикации статьи в советской газете, как следовало из текста, послужил выход на экраны США фильма «Охота за «Красным Октябрём», снятый по роману Тома Клэнси. В основу сюжета своей книги (командир атомного тяжёлого ракетного подводного крейсера типа «Тайфун» угоняет его в Америку) положил реальные события, известные в США, но считавшиеся государственной тайной в СССР.

Американская версия событий на «Сторожевом» напоминала сюжет захватывающего боевика. Якобы группа офицеров во главе с замполитом — капитаном 3-го ранга Саблиным — захватила корабль с целью угнать его в Швецию. БПК вышел в море, но одному офицеру удалось спрыгнуть с воду и добраться до штаба, сообщив командованию о бунте. На перехват вылетели самолёты, вышли корабли. Повреждённый бомбардировкой корабль взяли на абордаж, активных бунтовщиков — 82 человека — расстреляли по приговору суда.

Рядом с изложением этой версии редакция «Известий» поместила официальный комментарий генерал-майора юстиции А. Борискина. Его суть сводилась к тому, что Саблин, изолировав командира, ряд офицеров и мичманов, обманул команду, и увел корабль на 21 милю в сторону шведских территориальных вод. До шведской границы оставалось ровно 50 миль, когда корабль удалось остановить и вернуть на базу.

^{Мятежный замполит Валерий Саблин. Он явно подражал лейтенанту Шмидту}

Суд признал Саблина виновным в том, что он длительное время вынашивал замыслы, направленные на достижение враждебных Советскому государству преступных целей: изменение государственного и общественного строя замену правительства, в том числе и насильственным путём, а затем приступил к практическому осуществлению авантюристической акции, и приговорил его к расстрелу. Матрос А. Шеин получил восемь лет лишения свободы. Дело в отношении ещё 17 офицеров и мичманов, «обманутых Саблиным», закрыли.

После прочтения этих строк вырисовалась просто демоническая фигура балтийского замполита, решившего погубить Советскую власть во всей огромной стране. Непонятно было только, как он мог это сделать на своем БПК, находившемся в море.

А генерал от юстиции продолжал клеймить изменника:

Прекрасно сказано! Но кое-что мешало мне согласиться с мнением законника в генеральских погонах. Во-первых, строки из «Боевой летописи Советского Военно-Морского Флота»:

Ведь по логике генерала, все они вынашивали преступные замыслы, направленные на изменение государственного и общественного строя, все нарушили военную присягу, насильственным путём приступив к осуществлению авантюристических акций, и по законодательству любого цивилизованного государства совершили тягчайшие воинские преступления. Однако в Советском Союзе все они почему-то считались национальными героями, им ставили памятники, писали о них книги, называли их именами улицы и корабли. Значит то, что они сделали, не является преступлением. Так мог рассуждать и Валерий Саблин.

Во-вторых, то, что предполагал сделать Саблин, в действительности мало напоминало попытку государственного переворота и, тем более, угон корабля за границу. Адмирал Горшков в докладе министру обороны СССР о расследовании обстоятельств чрезвычайного происшествия, получившем гриф «Совершенно секретно», сообщал:

Так что не был капитан 3-го ранга Саблин ни изменником Родины, ни предателем. Генерал Борискин нагло врал, как это всегда было принято среди служителей «Фемиды в мундире». Саблин принадлежал к числу тех нередко встречавшихся ранее идеалистов, которые верили в то, что если людям сказать правду о положении в стране, открыть глаза на окружающее, как тут же всё изменится. Будет покончено с «извращениями социализма», будут восстановлены «ленинские нормы общественной и партийной жизни» (о том, что «ленинские нормы» в действительности означали непрерывный кровавый террор, они как-то не задумывались).

Слишком совестливого замполита толкнула на решительные действия окружавшая советская действительность со всем её лицемерием и демагогией. Воспитанный на рассказах о «подвигах» революционных матросов броненосца «Потёмкин» и крейсера «Очаков», Саблин решил, что сможет открыть глаза народу на реальное положение вещей, но всё закончилось очень печально.

Информацию о чрезвычайном происшествии на «Сторожевом» на 15 лет удалось спрятать под грифом «совершенно секретно». Самого Саблина посмертно оклеветали, представив предателем, решившим угнать боевой корабль в Швецию. Даже в 1990 году генерал от юстиции продолжал твердить об этом, хотя такое намерение не поставил в вину Саблину даже судивший его военный трибунал. Романтика-революционера, верившего в возможность существования «социализма с человеческим лицом», расстреляли 3 августа 1976 года, в возрасте 39 лет.[292]

В последнем письме сыну Валерий Саблин, ожидавший казни, написал: