Босоногая баронесса

ГЛАВА 14

Ленч был великолепен, как все во дворце, а во второй половине дня развлекать баронессу взялся лорд Тальман, и Лаура согласилась позировать Хайятту в парке. Он делал карандашный набросок. Лаура сидела у фонтана в широкополой шляпе, защищавшей ее от солнца.

– К тому времени, как вы закончите, меня уже не будет, я испарюсь, как вода на солнце, – ворчала Лаура. – Но при этом брызги промочат меня насквозь.

Но ворчала она, не скрывая, что на самом деле ей нравятся солнце, ветер, свежесть фонтана.

– Вы не находите противоречия в том, что сказали?

– Я непоследовательна, как все женщины. К тому же я зануда.

– Зато на ветру лучше вьются ваши волосы!

– Ну вот! Теперь вам не нравится моя прическа! Я не открою серию „Из жизни неудачников“? А то, что я не достойна портрета, написанного красками, я уже заметила.

– Все мои портреты, написанные красками, – мазня. Я отдаю предпочтенье гравюрам. Я отдам на гравировку этот рисунок.

Они шутливо пререкались, ведя беседу, и наслаждались чудесным днем. Время от времени кто-нибудь из гостей останавливался взглянуть на работающего Хайятта. Художник не мог попросить отойти ни двух жен министров, ни маркизу, ни самих министров, они сами были достаточно хорошо воспитаны, чтобы ограничиться вежливым набором-минимумом учтивостей. В половине пятого Хайятт опустил карандаш.

– Если хотите, можете взглянуть, – сказал он.

Лаура подошла.

– Чудесно! – воскликнула она. – Мне очень хотелось бы, чтобы я и в жизни была такой же привлекательной!

Рисунок был очарователен, и в нем отсутствовала преувеличивающая манера светских портретов Хайятта. На рисунке глаза Лауры не были огромнее, чем в жизни, и ресницы не были длиннее, но он изобразил ее с особенной нежной улыбкой на лице, о существовании которой она сама не подозревала. На рисунке Лаура выглядела ласковой и страстной, она была охвачена любовью. Лаура залилась румянцем.

– Примите в подарок, – сказал Хайятт, протягивая ей рисунок.

– Вы не подпишете? – спросила Лаура.

Хайятт черкнул высокую „Х“, за которой последовали росчерк и дата. Затем он перевернул лист и сделал надпись на обороте.

Подошел Тальман, когда Хайятт возвращал Лауре рисунок.

– Разве баронесса не с вами? – возмутился Тальман.

Лаура и Хайятт обменялись удивленными взглядами.

– Мы думали, она с вами, – сказала Лаура.

– Нет! Мы и часу не провели вместе, как она устала от прогулки, мы вернулись. Я принялся помогать маме подготавливать сегодняшний вечерний прием, а баронесса обещала присоединиться к вам.

Лауру охватило мрачное предчувствие.

– Ее лошадь в конюшне?

– Должно быть. Мы оставили лошадей часа два назад, – ответил Тальман.

– Да, для шалостей у нее было много времени, – сказал Хайятт.

Они бросились к конюшне, где конюх рассказал им, что баронесса вернулась, когда не прошло и десяти минут, как она с лордом Тальманом покинула конюшню. Она взяла лошадь и уехала.

– Вы послали с ней кого-нибудь? – потребовал ответа Тальман, он готов был обвинить любого.

Конюх отрицательно покачал головой.

– Она не хотела, чтобы ее кто-нибудь сопровождал.

– Вы не должны были отпускать ее одну!

– Она настаивала, милорд. Мне послать людей на розыски?

– Я поеду сам, – выцедил сквозь сжатые зубы Тальман.

Он бросил осуждающий взгляд на Лауру и добавил:

– Баронесса совершенно независима, не так ли? Нет смысла кому-либо присматривать и заботиться о ней?

– Не стоит так волноваться, лорд Тальман, – сказала Лаура, стараясь его успокоить, – баронесса – великолепная наездница. Она не выедет за пределы ваших владений.

– Это вина не мисс Харвуд, – сердито заметил Хайятт.

– Мы поможем вам в розысках, – предложила Лаура.

– Вам нет необходимости беспокоиться, Лаура, – сказал Хайятт.

Тальман потребовал у конюха свою лошадь, Хайятт еще одну, и вскоре они исчезли вдали. На Лауре было легкое муслиновое платье, она не могла поскакать с ними, даже если бы очень хотела. Она пробежала по всему парку в поисках кузины, осознавая при этом, что поиски, скорее всего, окажутся тщетными. Однако ей нужна была разрядка, чтобы, когда Оливию наконец разыщут, не ударить ее по щеке.

Брайер был привязан возле моста. Рука в руке, баронесса стояла на мосту с Ярроу, глядя на водную гладь реки.

– Наш уик-энд ужасен, – жаловалась Оливия. – Тальман скверно развлекает гостей. Он заставил всех целое утро бродить по дурацкому старому дому, представляете? Но сегодня вечером нас ждет прием, – сказал она, несколько повеселев

– Козел Тальман намерен сделать вам предложение? – спросил Ярроу.

– Он наследует титул и Кастлфильд, – сказала Оливия, стремясь возбудить в Ярроу ревность. – И он сказочно богат, у него полдюжины имений.

– У вас есть собственный титул, вам нет нужды выходить замуж ради того, чтобы извлечь выгоду из удобного случая. А что касается полдюжины имений, так жить-то все равно придется только в одном, а не во всех одновременно. Остальные имения не принесут ничего, кроме неудобств содержать лишние дома для своих бедных родственников, которые станут жить в них припеваючи за ваш счет.

– Ваше имение велико, Джон? – спросила Оливия.

– Я унаследую аббатство, когда мой старый дядюшка Чарли отдаст концы. А как велико ваше?

Он слышал, что баронесса – богатая невеста, но не успел выяснить обширность ее владений. Оливия скорчила брезгливую гримаску:

– Вас это сильно интересует? Только мое имение привлекает вас во мне?

– Черт побери! Вовсе нет! Вы первая задали вопрос. А я влюблен! Я все время хотел вас поцеловать! С того самого момента, как увидел танцующей босиком в Гайд-Парке! Вы были подобны какому-то персонажу из древнегреческих мифов! Вы Феба! Вы Диана! Вы нимфа!

– Вы хотели поцеловать, по ни разу не поцеловали, – напомнила Оливия.

Ярроу понял, что слишком медлил и поспешил сжать Оливию в страстном объятии. Баронессу никогда прежде не целовал мужчина, а ее воображение рисовало ей более вежливые сцены: вначале нежный разговор, затем легкий поцелуй копчиков пальцев… Она испугалась и оттолкнула Ярроу.

„Черт подери, – подумал он, – сама напросилась на поцелуй!“ Он обхватил ее еще крепче и прижал свои губы к ее губам. Оливия пыталась высвободиться.

Такими и застал их Тальман: Ярроу, сжимающий свои объятия все сильнее, и сопротивляющаяся баронесса. Тальман пришпорил коня, помчался к ним ventre à terre [16], спешился, сгреб Ярроу за шиворот и швырнул его в реку. Ярроу приземлился на спину на мелководье и лежал, отплевываясь и поругиваясь. Обнаружив, что перед ним желторотый юнец, Тальман не стал вызывать его на дуэль, он ограничился несколькими крепкими выражениями:

– Если я еще хоть раз увижу вас в моих владениях, я спущу на вас собак. А теперь убирайтесь! Пойдемте, баронесса.

Оливия переводила взгляд с Тальмана на Ярроу. Она ощутила странное возбуждение, когда Джон целовал ее, но сейчас, выбираясь из воды, он выглядел таким непривлекательным! А Тальман показался ей красавцем-героем. Она была растеряна.

– Едемте, – сказала баронесса, бросив на Ярроу прощальный взгляд.

Она вскочила на лошадь и направилась ко дворцу. Будь у Тальмана хоть немного сочувствия к Оливии в этот момент, он мог бы вернуться домой с невестой. Однако сочувствия не было, наоборот, он убедился, что баронесса – неподходящая ему пара. По-тас-куш-ка!

– Неблагоразумно было с вашей стороны отправляться на прогулку одной, – отчитывал он баронессу. – Но вы сказали, что слишком устали, чтобы продолжать прогулку со мной.

– Я неожиданно почувствовала себя намного лучше, и сейчас мы могли бы с вами прогуляться, если вам угодно

– Сейчас мне угодно вернуть вас вашей тете.

– Вы ведь не расскажете ей, лорд Тальман?

– Конечно, расскажу! И еще посоветую получше присматривать за вами! Если вы твердо решили покрыть себя грязью, баронесса, то могли бы по крайней мере соблюсти правила приличий и не устраивать подобного, пока вы находитесь под крышей моего отца!

У Оливии не было никакой надежды заставить его переменить свое мнение. Впрочем, с самого начала она подозревала, что он холоден, жесток и чопорен, и раз уж так получилось, не стоит и пытаться разубедить его. Она вернулась к мыслям о Джоне и постаралась вспомнить свои ощущения, которые испытала в тот момент, когда он крепко прижал ее к своей широкой и твердой груди. Вот он настоящий мужчина! И целуется как мужчина! Тальман никогда не был бы так восхитительно свиреп! Ее грезы о любви были однообразны и скучны по сравнению с настоящей любовью-страстью.

Лорд Тальман отослал Оливию наверх и сразу же отправился доложить о случившемся миссис Тремур. Одна из гостей, миссис Кампбелл, заметив его сердитый взгляд и стремительность походки, решила задержаться в гостиной и полюбоваться мраморной статуей Аполлона. Тальман был слишком расстроен, чтобы тщательно затворить за собой дверь, и позволил тем самым миссис Кампбелл расслышать каждое сказанное им слово.

Миссис Тремур и миссис Харвуд сидели с герцогиней, разглядывая старые рисунки Кастлфильда. Всем трем было скучно страшно, и потому они обрадовались неожиданному вторжению сына герцогини, пока не услышали его рассказ. Миссис Тремур и миссис Харвуд тотчас же поднялись наверх, чтобы подвергнуть Оливию наказанию. К несчастью миссис Кампбелл, они-то плотно закрыли за собой дверь, но любопытная дама слышала уже достаточно, чтобы, не растеряв ни единой крупицы подслушанного, убедиться в скандальности случившегося самой и убедить в том и других.

– Я никогда так не обманывался за всю свою жизнь, – говорил Тальман своей матери. – Я считал ее неиспорченным существом, дитем естественности и гармонии природы. А она потаскушка! Я сожалею, что должен провести с ней еще вечер.

Герцогиня только вздохнула от глупости своего сына.

– Не будь столь простодушен, сын! Ты забыл про двух своих младших братьев! Жаль, что их нет в Кастлфильде в этот уик-энд. Ты должен хотя бы внешне поддерживать дружеские отношения с баронессой и дать Родни или Руфусу возможность добраться до оловянного рудника.

– Я не хотел бы видеть ее невестой ни одного из них, – Тальман чувствовал, что должен произнести эти слова, несмотря на то что он уже осознал свою ошибку. – Впрочем, Руфус, кажется, не привередлив, и, быть может, потаскушка с оловянным рудником и подойдет ему.

– Я склонялась к мысли, что Родни… – возразила герцогиня.

Тальман удивился:

– Родни? Нет, Руфус…

– Ну кто-нибудь из них! – предложила оставить спор герцогиня. – А сейчас отошли баронессе записку с вопросом о ее самочувствии. Пригласи ее на танец сегодня вечером, но запомни, не на первый, чтобы не возбудить ее надежды. Тетя баронессы, однако, кажется приятной собеседницей, я не стала бы возражать против родства с ней. Я попрошу моего хирурга осмотреть ее спину.

Баронесса получила записку Тальмана и не могла скрыть свое ликование Она с удовольствием показала ее своей тете и миссис Харвуд, как только они кончили по третьему кругу отчитывать ее. Но особо приятное чувство она испытала, показывая записку кузине, считающей себя нравственным совершенством.

Лаура, еще будучи в парке, заметила Тальмана и баронессу и бросилась ко дворцу в надежде поскорей услышать, что же произошло с Оливией.

– Лорд Тальман не так уж возмущен, как ты опасалась, кузина! – ликовала Оливия, протягивая записку. – Он извиняется за свою вспышку, как видишь, и спрашивает о моем самочувствии.

Лауре ничего не оставалось, как заключить, что Тальман влюблен по уши в Оливию. Она недооценила оловянный рудник баронессы. От лорда Хайятта она узнала все подробности случившегося у реки. А еще лорду Хайятту довелось выслушать повествование о скандальных событиях в изложении леди Саммер, которая узнала о них от миссис Кампбелл, „случайно“ слышавшей голос лорда Тальмана, когда он привел баронессу во дворец. Не осталось никакой надежды сохранить произошедшее в тайне.

– Для баронессы лучше всего не появляться в обществе этим вечером, – посоветовал Лауре Хайятт. – Боюсь, Тальман станет избегать баронессу, он высокомерен, должен заметить. Невозможно предсказать, как поведет себя ваша кузина, когда поймет, что ею пренебрегают.

– Я постараюсь уговорить ее сослаться на головную боль.

– Но это, надеюсь, не означает, что и вы должны оставаться взаперти, – добавил он.

– Осмелюсь заметить, я также опозорена поступком кузины, но у меня нет оловянного прииска, который отмыл бы мои грехи.

Но Лаура не могла, однако, понять, как случилось, что Тальман преодолел свое высокомерие и попросил в записке Оливию сохранить за ним танец на вечернем приеме. Что по этому поводу думает Хайятт? Как бы спросить его об этом?

– Несомненно, приданое баронессы обладает магнитными свойствами, притягивающими джентльменов, – сказала Лаура, – но вряд ли лорд Тальман соблазнится на ее состояние, он сам богат, как Крез.

– Богаче! – ответил Хайятт. – Дело не в богатстве, вы правы. У него есть близнецы-братья, Родни и Руфус. Они не столь надменны, как лорд Тальман, и не так хорошо обеспечены, как можно было бы предположить. Насколько хорошо я понимаю человеческую натуру, их присутствие в Кастлфильде могло б помочь объяснить резкую перемену взглядов Тальмана, но их нет в Кастлфильде в этот уик-энд.

Записка Тальмана осталась для Лауры загадкой, но в любом случае она давала надежду. Настроение кузины баронессы несколько улучшилось, а у самой баронессы оно и не портилось, и она вовсе не собиралась ссылаться вечером на головную боль.

Вечерний прием стал грандиозным событием в округе, так как помимо гостей дворца были приглашены все соседи Кастлфильда. Дворец был охвачен возбуждением. Слуги носились взад и вперед, расставляя стулья и цветы и подготавливая пиршество. Лаура поднялась наверх: даме следовало уделить много времени и внимания своему наряду.

Так как гостей во дворце стало больше, места за обедом несколько изменились, и лорд Тальман не сел рядом с баронессой, однако, стремясь показать, что ему по-прежнему приятно в обществе друзей баронессы, он сел рядом с Лаурой и развлекал ее вежливой беседой в течение обеда, Хайятт сидел с другой стороны. Лаура оказалась за столом между двумя самыми престижными джентльменами Сезона. Но она заметила, что лорд Тальман уделяет больше внимания своей другой соседке и спросила Хайятта о ней.

– Это леди Элизабет Грандж, старшая дочь лорда Динсмора. У нее были шансы завоевать расположение Тальмана до того, как он встретил баронессу. Она не принадлежит к ярким красавицам, но по крайней мере избежала семейного недостатка и не страдает косоглазием. И очень хорошее приданое! Я думаю, сейчас лорд Тальман сумет оценить ее намного выше прежнего.

– Жаль, но это правда, что Тальман и Оливия не подходят друг другу.

На лице Хайятта не прописалось согласие.

– А я думал, мы пришли с вами к соглашению, что противоположности притягиваются друг к другу. Леди же Элизабет и Тальман не различимы, как горошины в стручке. Ваша баронесса вдохнула бы жизнь в Кастлфильд.

Они взглянули на баронессу, не унывавшую в окружении застывших чопорных лиц. Она оживленно беседовала с лордом Джастином, младшим сыном семьи, которому как раз была нужна наследница, потому что ему самому не грозило унаследовать собственный титул, и он не имел никаких возражений против Корнуолла.

– Ваша мысль о притягивающихся противоположностях неверна, Хайятт. Я и прежде не выражала согласия, а теперь, после дневных событий, тем более не могу согласиться. Если двух столь разных людей, как Оливия и Тальман, заковать друг с другом на всю жизнь в кандалы, то ссоры и пререкания были бы неизбежны.

Хайятт неожиданно стал серьезен.

– Но тогда, знаете ли, супруги, прожившие в согласии одно десятилетие или два, должны были бы походить друг на друга, как две капли воды, что, однако же, не наблюдается. Осмелюсь заметить, противоположности уживутся лучше, чем вы думаете.

– Размолвки, тянущиеся подряд несколько десятилетий, не обеспокоят более сильного супруга. Я думаю, что в браке страдать будет тот, кто более спокоен и тих.

Хайятт от души рассмеялся.

– Но не давайте же мне пока что окончательной отставки, мисс Харвуд! Я чувствую, что вы не так уж тихи, как притворяетесь! Я уже заметил довольно восхитительное пристрастие противоречить каждому моему слову и начинаю приходить к мысли, что вы все время притворяетесь. Вы такая же несносная дама, как и баронесса, только отсутствие оловянного рудника держит вас в узде приличий.

Лаура мягко улыбнулась.

– Вы неверно истолковали причину моего послушания приличиям. Настоящая причина в том, что я благоразумно выбираю себе друзей, и они не способны вывести меня за рамки приличий.

– Звучит чертовски мрачно для меня, – вновь рассмеялся Хайятт.

Лаура, припоминая все свои прежние немногочисленные увлечения, должна была признаться себе, что ни один из джентльменов на самом деле не мог бы заставить ее выйти за рамки приличий. Мистер Медоуз, например. Она совершенно забыла про него с тех пор, как принялся ухаживать за ней Хайятт. Действительно ли она когда-либо серьезно им была увлечена, если смогла забыть его так легко? Она не сомневалась, что лорд Хайятт задержится в ее памяти намного дольше.

Поднявшись наверх, чтобы в последний раз осмотреть свой наряд перед танцами, Лаура взглянула на рисунок Хайятта. Она вспомнила, что он написал что-то на обратной стороне и перевернула лист. „Дорогой Лауре в благодарность за незабываемый уик-энд в Кастлфильде“.

Как любезно! Лаура улыбнулась. Незабываемый? Для нее он действительно станет незабываемым, но она ни минуты не сомневалась, что Хайятт забудет и этот уик-энд и ее так же легко, как она забыла Медоуза. В любом случае, у нее останется чудное напоминание – этот рисунок. Она поместит его в рамочку и повесит у себя в спальне. Но прежде… Уик-энд еще не закончился! Ухаживания Хайятта продлятся еще несколько часов. Он пригласил ее на танец, открывающий бал.