Босоногая баронесса

ГЛАВА 19

Лауре танец не принес удовольствия. Она не любила контрданс. Ей хотелось, чтобы молодые люди восстали против старинного танца подобно тому, как пожилые дамы подняли настоящий бунт против не так давно вошедшего в моду вальса. Контрданс приводил в беспорядок прическу, а лицо после него становилось красным до неприличия. Но все ли дамы чувствовали то же, что и она? Или же истинная причина ее недомоганий была в том, что Оливия, по всей видимости, что-то замышляла – иначе зачем она увела Хайятта в конец зала за колонны?

По окончании контрданса Лаура хотела подняться наверх, чтобы привести в порядок волосы, но еще больше, чем поправить прическу, ей был необходим бокал вина, чтобы охладиться.

Ее партнер по контрдансу проводил Лауру к буфетной. Но сделав пару шагов, Лаура раскаялась в том, что пришла сюда. В буфетной сидел Хайятт. Более того, он разговаривал с Медоузом! Они оба взглянули на нее – и как! Лаура поняла, они беседуют о чем-то очень значительном и серьезном. Она поискала рыжеволосую головку Ливви.

Баронессы рядом с Хайяттом не было, и у Лауры стало несколько легче на душе. Волна надежды поднялась и схлынула, как только она заметила хмурое выражение лица Хайятта. Что бы Ливви не сделала, поступок баронессы явно его возмутил.

– Может быть, вы закажете для меня бокал вина, мистер Тальбот, и будете столь любезны, что принесете его мне? – попросила Лаура сопровождавшего ее джентльмена. – Я буду ждать в большом зале за дверью.

– Очень благоразумно! Здесь душно! С удовольствием принесу.

Лаура вошла в танцевальный зал и опустилась на первый же свободный стул, заломив в тревоге руки. Она даже представить себе не могла, что же такое выкинула Оливия, отведя Хайятта за колонны. Неужели она сказала что-либо вроде: „Кузина Лаура тоскует страшно с тех пор, как вы прекратили за ней ухаживать! Почему бы вам не пригласить ее на танец?“

Лауру мучили сомнения, не последует ли за ней Хайятт в большой зал, но сомнения мучили Лауру недолго: мистер Тальбот еще не вернулся, как в дверях показалась высокая фигура Хайятта. Он бегло осмотрел зал. Лаура сжалась, стараясь занять как можно меньше места в пространстве в надежде, что он не заметит ее. Да и ее ли он ищет?

Хайятт заметил Лауру и быстрым шагом направился к ней. Стремительность его походки наводила на мысль о безотлагательности дела. Но первые слова, которые он произнес, подойдя к ней, оказались совсем не теми, что ожидала Лаура.

– Вы не видели баронессу? – спросил он.

– Нет, последний раз я видела ее танцующей с лордом Тальманом, затем она отошла с вами в конец зала.

– Со мной она перекинулась парой слов, потом исчезла. Медоуз подозревает, что она одурачила вас обоих и уехала с Ярроу. Он также исчез.

Лауру охватил страх.

– О, боже! Я надеялась, что у них с Ярроу все кончено, он не появлялся целую неделю! Возможно, она наверху. Я пойду посмотрю.

Лаура поднялась, но прежде чем выйти из зала, добавила:

– Спасибо, что сказали мне об этом, лорд Хайятт!

– Дайте мне знать, если она наверху.

– Конечно, – ответила Лаура и стремительно направилась к лестнице.

Когда минуту спустя вернулся Тальбот со стаканом вина, Хайятт объяснил ему, что мисс Харвуд почувствовала слабость и ушла наверх. Разумеется, Лаура и Медоуз желали сохранить в тайне очередную выходку баронессы, и Хайятт решил им в этом помочь.

Он вышел в коридор дожидаться возвращения Лауры. Заметив ее бледное встревоженное лицо, он понял, что Лаура не нашла баронессу. Хайятт обругал про себя далеко не ласковыми словами Оливию за то беспокойство, что она доставляла своей кузине. Лаура, хоть и не слышала слова, произносимые Хайяттом про себя, почувствовала признательность за его поддержку в трудную для нее минуту.

– Горничная сказала, баронесса полчаса назад забрала свою накидку. Где же сейчас Оливия может быть?

– Возможно, на Великой Северной Дороге по пути в Гретна-Грин, – мрачно произнес Хайятт. – Но Медоуз уже отправился искать ее в Пантеоне. Он слышал, как приятель Ярроу говорил что-то про Пантеон. Я же прокачусь, пожалуй, по Северной Дороге.

– Очень мило с вашей стороны, лорд Хайятт, но я думаю, прав мистер Медоуз. Дело в том, что Оливия спрашивала меня о Пантеоне. Я ответила ей, что это не место для леди.

– Что и было вашей ошибкой! Вам следовало сказать, что Пантеон – место для степенных и пристойных встреч. Хорошо, поедемте в Пантеон, а если баронессы там не окажется, то тогда уж мы вместе с Медоузом прокатимся на север, так как, не исключено, Ярроу намерен воспользоваться неопытностью баронессы. Насколько мне известно, он совершенно запутался в долгах.

Лаура услышала „поедемте в Пантеон“ с радостью и благодарностью, но считала должным возразить:

– Вам нет необходимости беспокоиться, лорд Хайятт. Очень мило, конечно, с вашей…

– Вряд ли вы можете отправиться туда одна, Лаура, – перебил Хайятт. – Полагаю, вы прибыли в карете Медоуза?

– Да.

– Тогда у вас нет и экипажа! Бегите за своей накидкой, а я пойду принесу извинения за наш уход хозяйке дома.

Лаура помчалась за накидкой. Когда она вернулась, Хайятт уже ждал ее в плаще.

– Я вызвал свой экипаж, – сказал он. – Миссис Пекфорд я сказал, что у баронессы разболелась голова, и Медоуз вывел ее на свежий воздух, а мы увезем домой.

Хайятт взял ее под руку и повел из зала. Вскоре появился его экипаж. Он открыл дверцу, и Лаура поднялась в его карету.

– Пантеон, Оксфорд-Стрит, – объявил он кучеру. Хайятт сел возле Лауры и произнес: – Если крошка намерена продолжать в том же духе, у нее не останется надежды на приличный брак. И без того поползли слухи о Кастлфильде.

– Я знаю об этом. Она совершенно изменилась с тех пор, как приехала в Лондон. Прежде баронесса не вела себя так. Всеобщее внимание вскружило ей голову. Говорила ли она сегодня вам… – Лаура вдруг запнулась.

– Она спросила только, когда ей можно забрать свой портрет.

– Вот как! Значит, вы явились для нее только простым предлогом улизнуть от мистера Медоуза! Он присматривает за баронессой и лезет из кожи вон, чтобы ей угодить. Однако я сомневаюсь, что его любовь выдержит подобное обращение баронессы. Оливия не услышит от него предложения, если не станет более осторожна в своих поступках.

– Так он надеется жениться на баронессе? – заинтересовался Хайятт.

До сих пор он продолжал считать, несмотря на все отрицания Лауры, что супружескую чету составят мисс Харвуд и мистер Медоуз. Их постоянно видели вместе.

– О, да! И это не поверхностная любовь, вовсе нет, это глубокое чувство! Он на самом деле увлекся баронессой.

– Этим-то все и объясняется! – загадочно произнес Хайятт.

Лаура, разумеется, тотчас же попросила объяснить, что означают его слова.

– Кажется, нынче в моде пренебрегать джентльменами, которые имели неосторожность полюбить.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, лорд Хайятт, – воскликнула Лаура.

– Неужели, мисс Харвуд? Не успел я выразить вам свои чувства, как вы стали дурно обращаться со мной!

Чувство обиды и несправедливости и образ коварных ног в одних чулках, крадущихся в комнату леди Деверу, все еще переполняли Лауру, и она холодно ответила:

– Ваш случай и случай мистера Медоуза не имеют ничего общего!

– Общее в обоих случаях то, что дамы незаслуженно дурно обращаются с джентльменами, которые испытывают к дамам далеко не поверхностные чувства.

– Незаслуженно? – воскликнула Лаура. – Честное слово, если то, что вы прокрались в комнату леди среди ночи в одних чулках, не заслуживает плохого обращения с моей стороны, что же в таком случае достойно порицания?

– У меня были не только чулки на ногах, если вы вспомните, и я не крался, а постучал к вам в дверь. Ничто иное как ваша непреклонность…

– Я говорю не о своей комнате, лорд Хайятт! – оборвала его Лаура

– А о чьей? – спросил он с неподдельным изумлением, но вскоре его осенило. – Вы имеете в виду комнату леди Деверу?

– Как? Вы посещаете будуары еще и других дам?

– Моему посещению леди Деверу была простая причина.

– Нет смысла стараться отмыть разными выдумками свои грехи, лорд Хайятт! Джентльмены наносят визит даме через парадный вход и со шляпой в руке. Если вы намерены выдумывать разные оправдания, я не хочу их слышать.

– Обвиняемому обычно дается право на защиту, – заметил Хайятт. – Даже убийцам предоставляется это право. Я хуже убийцы, Лаура?

– Не могли бы мы оставить эту тему, – с раздражением попросила Лаура.

Но Хайятт был достаточно умен, чтобы не возражать. Что ж! Если она не желает слушать, он заставит ее выслушать его признание окольным путем.

– Я делал все ради вас! – сказал он, не сомневаясь, что высказывание не сможет не возбудить ее интерес.

– В самом деле? Скажите на милость, а какую выгоду я извлекла из вашего ночного свидания с леди Деверу? Вы что, специально его подстроили, чтобы вас увидели и тем самым уберегли меня от ошибки принять ваше предложение? Не думайте обмануть меня вульгарной софистикой, лорд Хайятт!

– У нас с вами разговор о горшке, обзывающем чайник черным. Если это не софистика…

Любопытство Лауры достигло наивысшей степени, и она с нетерпением ожидала продолжения. Хайятт заметил, что поймал ее на крючок и замолчал. С трудом выдержав паузу, Лаура спросила:

– Итак, зачем же вы тогда ходили к ней?

– Вам это не интересно, – сказал Хайятт. – Я не стану утомлять вас своими оправданиями.

– Я слышала, вы отдали леди Деверу ее портрет, – сказала Лаура, бросая на Хайятта многозначительный взгляд. – Не сомневаюсь, это тоже было сделано ради моего благополучия

– Ну конечно! – воскликнул Хайятт обрадованно. – Из-за этого я и заходил к ней! Сказать, что она может забирать свой портрет. Я решил, вы правы! Только так можно отвязаться от нее! Тальман не зря считает, что она „неизбежная неприятность“. Вы сами видели ее в Кастлфильде. Я боялся за вас, Лаура.

– Это ваш обычный наряд – одни чулки на ногах? Разве вы всегда снимаете туфли, когда наносите визит даме?

– Только когда опасаюсь подслушивающих старых сплетниц… А кто меня видел? Мисс Кампбелл?

– Я узнала от мисс Тремур. Все в Кастлфильде слышали о вашем ночном визите, – добавила Лаура.

Она пыталась понять, говорит ли Хайятт правду. Как и остальные, она предполагала, что настойчивость леди Деверу одержала верх, и она добилась и Хайятта, и портрета. Но припоминая прошедшую неделю, Лаура должна была признать, что ни разу не видела их вместе.

– Ваше поведение подтвердило слух, если у кого-то еще и оставались сомнения, – сказал ей Хайятт.

– Не обвиняйте меня! Что еще вы могли от меня ожидать?

– Я надеялся, что девушка, на которой я собираюсь жениться, доверяет мне и по крайней мере выслушает рассказ о происшедшем в моем изложении.

– Так или иначе у вас не было искреннего желания жениться на мне, – сказала Лаура.

– Совершенно верно! Именно поэтому я и сделал вам предложение!

– Мы приехали, – сказала Лаура, потому что карета остановилась, их спор мог подождать.

Хайятт открыл дверцу, не дожидаясь услуги кучера. Он взглянул в сторону Пантеона и увидел трех франтов, в стельку пьяных.

– Вам лучше подождать в карете, – сказал он Лауре.

– Так вот он каков, Пантеон! – Лаура оглядела здание.

Ее охватило страстное желание войти. Слишком уж много она слышала о Пантеоне, чтобы не желать взглянуть собственными глазами! В ее воображении он сиял очарованием сладкого запретного плода. Но лишь самые отчаянные леди переступали его порог, и Лаура слегка упрекала себя за то, что никогда не пыталась совершить какой-либо невероятный шаг. Может, Ливви права – тайные встречи с джентльменами, презрение к поклонникам, подобным Тальману, посещение Пантеона… – может, стоит поступать именно так?

– Мне хотелось бы посетить Пантеон, Хайятт, – сказала Лаура.

Хайятт обратил внимание, что она по забывчивости опустила слово „лорд“, которое беспокоило его весь вечер, и он не смог не заметить также выражение отчаянного желания на ее лице.

– Пантеон – не подходящее место для леди. И кроме того, у вас нет маски и домино.

– Я могу понадобиться Ливви, – попыталась ухватиться Лаура за любой, даже столь неубедительный, предлог.

Она с надеждой ожидала решения Хайятта. Он нахмурился.

– Я должна хоть разок взглянуть на Пантеон, – созналась Лаура в истинной причине своей настойчивости.

– Мисс Харвуд, беру на себя смелость заявить, что вы обманщица! Под вашей чопорной внешностью бьется сердце распутной женщины. Вы уже совершеннолетняя, и, если вы желаете войти в Пантеон, не имея даже маски, чтобы скрыть свою распущенность, я не могу помешать вам. Но если к вам пристанет компания расхлябанных повес, виноваты будете только вы сами, меня тогда не вмешивайте, я убегу, ведь я крайне недоброжелательно отношусь к подобным нескромным увеселениям, – сказал Хайятт, но его улыбка не оставляла сомнений, что он согласен провести Лауру в Пантеон и защитить ее от расхлябанных повес.

Хайятт удивленно наблюдал, как ее губы раскрылись в ответной смелой улыбке:

– Еще один грех будет не слишком уж заметен в вашем багаже, Хайятт, а обо мне не беспокойтесь! Будьте до конца рыцарем и проводите меня.

– Вот как мужчина из-за женщины теряет свою репутацию, мисс Харвуд, – пошутил Хайятт, беря ее под руку и направляясь к главному входу. – Джентльмен становится жертвой любой смазливой кокетки, соизволившей подмигнуть ему! Будьте осторожны, а то я однажды постучу в дверь вашего будуара поздней ночью, и на мне будут один чулки!

– Наверняка вы можете подыскать кого-нибудь получше, нежели жеманную лицемерку вроде меня. В Пантеоне, говорят, полно женщин легкого поведения.

– Они моя обычная участь, – вежливо заметил Хайятт, – но каждому человеку хочется время от времени изменить жизнь.

– Я же шучу! – возмутилась Лаура серьезности, с которой ответил Хайятт, но Хайятт уже смеялся.

Он придержал дверь, пропуская Лауру, и она вошла в Пантеон. В вестибюле не было никого, кроме привратника и двух дам, у которых не хватило денег, чтобы заплатить за вход. Они хотели к кому-нибудь пристать, чтобы попасть в зал.

– Вам лучше остаться здесь, – сказал Хайятт. – Держитесь поближе к привратнику, пока я осмотрю залы.

– Я не могу остаться одна! – возразила Лаура, цепляясь за его рукав, так как в вестибюле появилось несколько подвыпивших мужчин, и они переводили оценивающие взгляды с девиц на Лауру.

– Конечно, не можете, – согласился Хайятт. – Что я вам говорил? Хорошо, я отведу вас к карете.

Не успел он договорить, как сверху послышался тяжелый топот, и со стороны лестницы раздался шум голосов.

– Пройдемте, джентльмены. Арестантская ждет вас. Когда протрезвеете, можете послать за поручителем.

– О боже! – воскликнула Лаура, крепче прижимаясь к Хайятту.

Среди нарушителей порядка, которых выводили из зала полицейские, Лаура заметила Ярроу, у него был разбит нос, пьяные глаза остекленели. Она взглянула на Хайятта, и тот приподнял бровь, давая понять Лауре, что тоже узнал Ярроу.

– Ливви наверняка здесь, – прошептала Лаура. – Слава богу, она, кажется, избежала тюрьмы!

– Именно джентльмены принимают, как правило, на себя главный удар, хотя во всем всегда виновны дамы, – с притворной досадой произнес Хайятт.

– Удалось ли мистеру Медоузу разыскать Оливию? Мы должны узнать это, прежде чем покинем Пантеон!

– Вам не терпится проникнуть в зал, Лаура? Увы, я не возьму вас с собой и поднимусь наверх один, пока полицейские здесь. Они защитят вас в случае чего.

Лаура так и не успела решить, всерьез ли хочет покинуть ее Хайятт, или он опять шутит, как увидела мистера Медоуза. Он сходил по лестнице, держа за одну руку совершенно подавленную баронессу, а за другую мисс Карстерс. Оливия хлюпала носом в платочек, Анжела Карстерс старалась выглядеть равнодушной.

– Я нашел ее! – объявил торжественно Медоуз. – Она жива и невредима, но очень потрясена.

Оливия, оторвав от лица платочек, сквозь хлюпанье произнесла:

– Все было ужасно! Мне следовало слушать тебя, кузина. У него не хватило денег на шампанское. Ты не скажешь ведь тете Хетти?

– Что сказать, мы придумает в карете! Идем! – предложила Лаура, обнимая баронессу.

Она взглянула на Хайятта, чтобы поблагодарить, и увидела, как он разочарован.

– Но я должна поехать с ней, извините, Хайятт! – попросила она. – Вы очень нам всем помогли!

– Медоуз может сам отвезти баронессу домой, – сказал Хайятт без особой надежды.

– Я позабочусь о том, чтобы обе эти молодые леди благополучно добрались домой, – пообещал Медоуз, кивая головой в сторону Анжелы и Оливии.

Разумеется, вначале он собирался завезти мисс Карстерс, чтобы затем оказаться с Оливией в карете наедине. Никогда прежде баронесса не была в столь подавленном состоянии, и он надеялся извлечь выгоду из него.

– Не стоит расстраивать ваших компаньонок! Мы скажем, что баронесса почувствовала усталость, и я отвез ее поэтому домой. А вы отвезете мисс Харвуд, Хайятт?

– Да, конечно! Но мы, наверное, вернемся сначала к Пекфорду, чтобы повальсировать немного.

Заметив синюю маску в руке Оливии, он повернулся к ней и взял ее за руку.

– Надеюсь, вы усвоили урок, баронесса! Вытрите слезы и поезжайте домой!

Когда он убрал свою руку, маска была у него. Медоуз ушел вместе с Оливией и Анжелой. Хайятт покачал перед Лаурой своей добычей.

– Леди не должны появляться в Пантеоне без маски, – на его лице играла озорная улыбка.

Но теперь сомневалась Лаура:

– Стоит ли? – спросила она. – Ливви ведь не понравилось.

– С ней не было рядом такого закоренелого повесы, как лорд Хайятт! – улыбался закоренелый повеса. – Я буду защищать вас, все остальные джентльмены станут держаться от вас на большом расстоянии, – пообещал он. – Подождите…

Он подошел к привратнику и вернулся от него с черной маской и похудевшим на приличную сумму карманом. Они надели маски и вошли в танцевальный зал.

Лауру охватила нервная дрожь. Прежде у нее никогда не возникало желание оказаться в сомнительной ситуации, но в то же время она поняла, какого чудесного возбуждения она себя лишала.

Хайятт привлек ее к себе. Лаура пристально посмотрела на него. Маска превратила его в незнакомца, темные глаза опасно поблескивали в прорезях, губы раскрылись в дерзкой улыбке.

– Пантеон оправдал ваши ожидания? – спросил Хайятт.

– Здесь замечательно!

Музыка вальса и привлекший Лауру к себе Хайятт создавали неповторимое очарование, которому поддалась легкомысленно Лаура. То, что кое-кто из джентльменов танцевал, обнимая свою даму обеими руками, чтобы удержаться от падения, она не заметила. Она смотрела лишь на Хайятта, она ощущала его близость, волшебные объятия его рук. Они кружились в волнах музыки.

– Вы мне верите? – спросил он.

– О чем вы, Хайятт?

– О том, что заглянул я к леди Деверу лишь для того, чтобы сказать, что она может забирать свой портрет.

Легко поверить в то, чему страстно желаешь верить.

– Полагаю, это так, – ответила она, – но…

– Еще какие-то мои грехи требуют объяснения? – удивился Хайятт. – Тогда давайте разберемся с ними полностью сейчас, Лаура, пока вы в великодушном настроении!

Она вспомнила о стонущих пружинах кровати. Но чтобы заставить пружины заскрипеть, вовсе не обязательны два человеческих тела! Возможно, на кровать опустилась одна леди Деверу. Лаура не могла снизойти до упоминания скрипа пружин кровати. Она поспешно вспоминала, в чем другом могла обвинить Хайятта, но не нашла. Наоборот, если все так, как он говорит, то ужасно вела себя она сама.

– Я была неправа, – сказала Лаура. – Я разорвала чудесный рисунок, который вы подарили. Я сто раз уже жалела об этом.

– Я нарисую вас еще, – пообещал Хайятт. – Хотите, я напишу ваш портрет маслом?

– В самом деле? А какой вы на этот раз меня нарисуете?

– Я нарисую вас ангелом… с потрескавшимися от земной боли ступнями, – добавил он и, рассмеявшись, крепче прижал ее к себе.

– Вы уже написали одну босоножку! – воспротивилась замыслу Лаура.

– Тогда я изображу ореол над вашей головой, хотите? Но только наискосок немного, ведь у вас есть опасность стать падшим ангелом, не так ли?

– Пожалуй! Признаю, что мне нравится в Пантеоне! Я лицемерила, выходит, убеждая Ливви держаться от него подальше, сама-то я заявилась сюда при первой же возможности!

– Искушение делает нас всех грешниками, но грешен холодностью не испытывающий искушений. Противостояние искушению освобождает от греха.

– Тогда уйдем сейчас же! – решила Лаура.

– А я думал, вам на самом деле нравится!

– Да, но ваши слова о потрескавшихся ступнях отрезвили меня.

– Милая глупышка! Сатана далеко отсюда и не собирается хватать вас своими когтями, – сказал Хайятт и страстно поцеловал ее прямо посередине зала.

На мгновение Лаура застыла в неподвижности. Она не должна была этого допустить! Даже Ливви никогда не позволяла… Она отступила и оглянулась, опасаясь возмущенных взглядов, и не заметила ни одного.

– Хайятт! – вскрикнула она. – Что вы сделали?

– Я поддался искушению, каюсь. Давайте выбираться отсюда!

Он потянул ее из зала за собой через вестибюль в ожидавшую их карету с такой скоростью, что можно было, упав, свернуть себе шею.

– Если меня кто-либо узнал, я погибла, – причитала по пути Лаура.

– И к несчастью леди Джерси, эта неугомонная старая сплетница, заметила вас!

– Но леди Джерси не бывает в Пантеоне!

– А сегодня вечером она здесь! А также леди Эмили Купер и королева Шарлотта! Королева Шарлотта была настолько потрясена, увидев вас, что даже рассыпала свой нюхательный табак.

– Ой, какой вы смешной, – рассмеялась Лаура. – Зачем вы стараетесь запугать меня?

– Я просто пытаюсь представить себя вашим спасителем! Даме с загубленной репутацией нужен непременно джентльмен, чтобы восстановить ее в глазах общества. Ничто, кроме замужества, уже не спасет вас, мисс Харвуд.

Хайятт снял сначала свою маску, затем снял маску с Лауры. В тусклом свете она заметила, как изменилось игривое выражение его лица. Он все еще улыбался, но это была совсем другая улыбка, она была мягче, душевнее… Но прежде, чем она смогла отметить все тонкости выражения его улыбки, карета тронулась с места, толчком бросив ее в объятия Хайятта. Его руки сомкнулись, их губы встретились. Ощущения Лауру вновь унесли в Пантеон и беспомощно закружили в коварной мелодии вальса. Его язык раздвинул ее губы, руки ласкали ее плечи… Лаура возносилась, она летала, она была бессмертна, она парила над землей высоко-высоко… Ореол ее окончательно покосился, когда она страстно ответила на объятия Хайятта.

Гораздо позже, удобно положив голову на его плечо, Лаура спросила:

– Вы уверены, что мы подойдем друг другу, Хайятт? Я ведь вовсе не та опытная дама, за которую вы меня приняли.

– Я прекрасно знаю, дорогая, кто вы и какая вы. Сначала я, и правда, ошибся в вас. Я и баронессу ошибочно посчитал провинциальной чаровницей. Но очень скоро я понял, кто вы на самом деле. Вы Миротворица, вы Леди, Обладающая Здравым Смыслом, и у вас доброе сердце, вы смягчаете любое положение дел, каково бы оно ни было.

– Значит, вы находите величайшую привлекательность в том, что я лью масло на воды, чтобы успокоить волнение, которое подымаете вы? Я должна приглаживать взъерошенные перышки?…

– О, нет! Вы уже устали достаточно! Я стану вести себя с такой изумительной пристойностью, что вам никогда не придется вновь играть роль миротворицы. А вот как мне объяснить поведение жены, отправляющейся на увеселительную прогулку в Пантеон, при этом не беспокоясь даже о необходимости надеть маску для соблюдения приличий?

– Мне не хотелось бы, чтобы вы стали слишком уж правильным, Хайятт. Мне, оказывается, нравится легкий оттенок распущенности в моих джентльменах.

– В джентльмене! – поправил ее Хайятт, ублажая Лауру восхитительным проявлением своей распущенности.

Они не стали возвращаться к Пекфорду, а вместо этого проехались по улицам Лондона, обсуждая предстоящую свадьбу. Они обвенчаются в Уитчерче.

– Чтобы все мои знакомые вас увидели! – сказала Лаура. – Однако мы сможем уехать только после бала Оливии. Она ведь еще не подыскала себе мужа.

– Медоуз сейчас ухаживает за ней во всю мочь, я уверен. Они будут помолвлены этой же самой ночью.

– Ему надо переговорить вначале с миссис Тремур, а вам убедить мою маму.

– Она относится ко мне с предубеждением?

– Вообще-то, она без труда распознает повесу, если с ним встретится, – нагло солгала Лаура.

– Не важно! Мужчины любят сражаться, чтобы завоевать награду. Я предложу написать ее портрет, у меня свое оружие.

– О, нет! Вы всегда влюбляетесь в дам, которых рисуете. Я не желаю, чтобы вы соблазнили мою мать!

– Вам придется присматривать за нами во время сеансов, – чопорно сказал Хайятт, но вместо миссис Харвуд испробовал свое искусство опытного соблазнителя на ее дочери, и с большим успехом.