ГЛАВА 17

Лаура вскочила из-за бюро

– Хайятт! Вы не должны ко мне входить! – воскликнула она.

– Тогда давайте выйдем в коридор, – потребовал он. – Я хочу с вами поговорить.

Его настойчивый тон только подогрел ее гнев.

– Мне нечего сказать вам, сэр! – ответила она, гордо откинул назад голову.

Хайятт выглянул в коридор, желая удостовериться, что за ними не наблюдают. Затем он шагнул в ее комнату и захлопнул за собой дверь.

– Беру на себя смелость не согласиться с вами, мисс Харвуд. Если я предлагаю даме руку и сердце, я ожидаю учтивого ответа, каким бы он ни был.

– Я вижу, вам не терпится потребовать назад свою свободу, чуть было не потерянную столь опрометчиво! Ну что ж! Можете считать себя свободным ото всяких обязательств! И если вы позволите мне дать вам совет, лорд Хайятт, впредь будьте осмотрительнее, обнимая даму, чтобы у вас не возникало необходимости совершать вынужденные предложения.

– Мое предложение не было вынужденным.

– Простите, вы ведь вообще не делали мне предложения, так что мне нет необходимости отказывать! Вы сделали всего лишь то, что требует общество для спасения сомнительных репутаций, вы притворились, что ваши намерения честны. Сейчас можете уходить!

Хайятт застыл. Обвинять его в легкомысленном обращении с ней? И даже намекать на попытку соблазна?

– Мне наплевать, что думает общество! – сердито ответил он.

– Вы уже дали это понять, сэр, войдя в мою комнату. Моя репутация, однако, имеет для меня некоторое значение, и лучше всего я могу уберечь ее, не встречаясь вновь с вами. До свидания!

– Да скажите хоть, в чем вы меня упрекаете? – потребовал он, и его глаза заблестели ответным гневом.

– Я обвиняю вас в нарушении приличий. Что же касается ваших отношений с леди Деверу… это ваша забота.

– Меня не заботить леди Деверу!

– Совершенно верно, вы ни о ком не заботитесь, только о себе, – насмешливо улыбнулась Лаура.

Ей пришло в голову, что она оказалась сейчас в том же положении, что и леди Деверу прошлой ночью: Хайятт прокрался в комнату дамы и закрыл за собой дверь. Правда, на этот раз на нем были туфли, но кто угодно мог проходить мимо и услышать его голос, и тогда она была б опозорена.

– Между мной и Мари Деверу ничего нет, – сказал Хайятт. – Я также не сделал ничего дурного, что могло бы нанести урон вашей репутации.

– Наши мнения расходятся в отношении этого „ничего“, – надменно сказала Лаура. – У меня нет прошлого, за которое надо краснеть, и джентльмен, силой проложивший себе путь в мою спальню и закрывший за собой дверь, не представляет для меня интереса. Поэтому будьте так любезны, покиньте комнату.

Лаура прошла мимо него, чтобы открыть ему дверь. Хайятт поймал ее за руку и развернул лицом к себе.

– Вы слишком скоры в своих обвинениях, – его темные глаза обожгли ее, она ощутила его дыхание на своих щеках. – Мне кажется, что если один из нас играл легкомысленно привязанностью другого, так это был не я.

Лаура вырвала руку.

– Подозреваю, что вы виновны в отношении многих дам, лорд Хайятт!

Он справился со своим гневом и произнес уже мягче:

– Тогда я удивляюсь, что вы снизошли до общения со мной на целых два дня уик-энда! Но безупречность вашей репутации, не беспокойтесь, спасет вас от испорченности лорда Хайятта. Спокойной ночи, мисс Харвуд!

Он открыл дверь и вышел, предварительно не выглянув в коридор. Лишь по счастливой случайности никто его не увидел.

Раздражение лорда Хайятта было настолько велико, что он ни о чем не думал. И только выйдя в сад охладиться, он осознал все безрассудство своего поступка. Он не собирался сердиться, он шел с надеждой выяснить все недоразумения, возникшие между ними, он хотел выйти из комнаты Лауры помолвленным человеком. Вместо этого – ссора! Черт, она устроила настоящую трагедию из безобидного посещения ее комнаты! Она обвинила его во всех смертных грехах, за исключением разве что воровства! Кем, черт побери, считает себя мисс Харвуд?

Лаура на дрожащих ногах подошла и закрыла за ним дверь. Ее трясло. Ее положение хуже, чем у корабля на картине! Ее уже основательно избило о скалы, она медленно тонет в пенящихся водах Атлантики. Все кончено! Ей не придется больше никогда снова говорить с Хайяттом, и она никогда больше не увидит его. Завтра же они с мамой покинут особняк на Чарльз-Стрит, и во второй раз закончится для нее суматоха лондонского Сезона. А если какой-то слух о событиях в Кастлфильде и дойдет до Лондона, его скоро забудут, он не задержится в памяти светского общества. Хайятт или, возможно, Оливия устроят новый, более интересный скандал.

Чтобы не пришлось ни с кем разговаривать, с мамой ли, или Хетти, или Оливией, Лаура разделась и легла в постель, чтобы вновь пережить ужасные минуты, когда она отказывала Хайятту. Каждое сказанное слово отпечаталось навечно в ее памяти. „Мое предложение не было вынужденным“, – сказал он. Конечно, он должен был так сказать! Но если бы он действительно любил ее, то не крался бы в комнату Мари Деверу ночью в одних чулках!

После двухчасовых размышлений она наконец заснула.

На следующее утро Лаура, выглянув в окно, увидела серое небо. Ветер гнул ветви деревьев, предупреждая о приближении дождя. Гости торопились уехать, чтобы возобновить лондонские удовольствия Сезона. Хайятт или уже уехал, или не вышел к завтраку. Лаура была ему благодарна, что у него хватило чуткости уклониться от встречи с ней.

Оставшиеся в Кастлфильде гости хотели рассмотреть вблизи Черепаху. Они выразили веселое восхищение ее размером, устройством и крепким строением. Герцог и герцогиня также пришли попрощаться с ними. Они слегка подтолкнули старшего сына, и он при прощании пообещал как можно поскорее познакомить с баронессой своих братьев. Он сожалел, что близнецов не было в Кастлфильде в этот уик-энд. Оливия восприняла все сказанное как должное и уехала с довольною улыбкой на лице.

– Ты не забыла, что мы должны быть на приеме у миссис Симпсон сегодня вечером, Лаура? – спросила она, когда Черепаха еще неспешно катила по парку Кастлфильда.

Три других экипажа нетерпеливо плелись позади, твердо решив вырваться вперед прежде, чем они окажутся на главной дороге, ведущей в Лондон.

– Разве тетушка не говорила тебе? Я возвращаюсь в Уитчерч. Мы с мамой начнем собирать вещи, как только вернемся на Чарльз-Стрит.

– Значит, ты приняла предложение Хайятта? Поздравляю! А вы не можете обвенчаться в Лондоне? Кто же будет сопровождать меня на балы и приемы, если ты уедешь?

– Приняла предложение Хайятта? – одновременно воскликнули Хетти и миссис Харвуд.

– Не может быть, чтобы ты получила предложение Хайятта! – изумилась ее мать.

Хетти направила прищуренный взгляд на Лауру.

– Он действительно сделал предложение, мама. Я отказала ему, – сказала Лаура.

– Ты что, сошла с ума? Отказать Хайятту?! – спросила ее мать.

– Не принуждай ее к этому браку, – вступила в разговор Хетти. – Хайятт не совсем то, что нужно Лауре. Прошлой ночью он отправился в постель к этой самой леди Деверу. Я узнала это от миссис Кампбелл и передала Лауре.

– Какая жалость! – только и сказала миссис Харвуд, чертыхаясь в душе на чем свет стоит оттого, что у Хетти оказался чрезмерно длинноват язык.

Хайятт был слишком выгодной партией, чтобы отказать ему, не сделав даже попытки его исправить.

– Но твой отказ не причина для возвращения в Уитчерч, Лаура. Еще есть время! Ты можешь встретить кого-нибудь другого.

– Да! Почему бы тебе не остаться, Лаура? – спросила Хетти.

Лаура поняла, что ее мать понятия не имела об их ссоре с Хетти. Ей, должно быть, покажется странным, если Лаура станет настаивать на отъезде. Но в то же время продолжать бессмысленную череду балов и приемов Лауре было мучительно.

– По-моему, ты была не в себе, отказывая Хайятту, – заметила Оливия, но не задержалась долго на мысли о Лауре, мечты умчали ее к предстоящему им вечером балу у Симпсонов.

Она увидит Джона, и они удерут в Пантеон! Оливия подозревала, что Лаура тоже отправилась бы в Пантеон, будь у нее подобная возможность. Старшие считают, что должны предостерегать младших и призывать их к осторожности, но сами делают все, что им заблагорассудится! С какой стати она должна упускать хоть одно развлечение, если в ее жизни будет только один единственный Сезон?

Поездка в Лондон из Кастлфильда вышла долгой и утомительной. В каждой деревушке у обочины собиралась толпа зевак, разинув рты, они глазели на Черепаху, а позади их колымаги плелся длинный хвост карет. Их кучер не вредничал и сворачивал иногда на боковую дорогу, позволяя себя обогнать, что еще больше задерживало Черепаху, к тому же они останавливались на ленч.

День уже клонился к закату, когда они въехали в Лондон. Хетти Тремур оказалась далеко не единственной, кто мечтал о чашке чая и отдыхе и готов был отдать за них глазной зуб.

Лаура чувствовала себя так, будто ее исколотили палками. Болело все тело, но она не смогла отказаться сопровождать Оливию на бал, ведь в конце концов именно для этого она и приехала в Лондон, и не стоило оставаться, если она не собиралась исполнять возложенные не себя обязательства. И, несмотря на все произошедшее и сказанное, у Лауры не было искреннего желания торопиться в Уитчерч. Пребывание в Лондоне непременно должно было привести к встрече с Хайяттом. Ей было интересно, как он себя поведет. А как вести себя ей?

Лаура решила, что должна вести себя с Хайяттом так же, как до печальных событий в Кастлфильде. Она будет обращаться с ним по-дружески, как с хорошим знакомым, не больше, не меньше. Если она прервет знакомство, сплетники и сплетницы начнут задаваться вопросом, что же случилось, и разнюхают все об уик-энде в Кастлфильде. Лаура надеялась, что вынужденное предложение Хайятта и ее отказ сохранятся в тайне. Единственными, кто знал обо всем, были ее мать, Хетти и Оливия, причем только одна Оливия знала подробности, но она на удивление оказалась неболтлива, что приятно поразило и обрадовало Лауру.

Перед обедом баронесса поднялась на чердак особняка лорда Монтфорда, чтобы разыскать в его сундуках маску. Джон достал для нее домино и маску, но маска была слишком проста, одноцветная, синяя, баронессе хотелось что-нибудь поярче и желательно украшенное перьями белой цапли.

В сундуках лорда Монтфорда, к сожалению, не оказалось перьев белой цапли, но совершенно неожиданно Оливия наткнулась на веер из павлиньих перьев. Он ей поправился. Спрятав веер под юбку, она прошла в свою комнату и вызвала Фанни.

– Надо сделать маску из этого веера, – приказала Оливия.

– Для чего вам маска? Небось вновь это идея мисс Харвуд! Теперь она хочет скрыть ваше хорошенькое личико! Я не понимаю, почему вы слушаетесь ее советов!

– Маска к Лауре не имеет никакого отношения. Наоборот, не смей ничего говорить ей об этом! И не задавай вопросов, Фанни. Но маску сделай!

Фанни внимательно осмотрела веер. Она великолепно управлялась с иглой, но на этот раз потребовалась вся ее сноровка, чтобы суметь разъединить перья и собрать их в подобие маски. Она так наклонила перья, что получилось два отверстия для глаз, затем Фанни сметала перья и пришила упругую тесьму, которая должна была огибать голову. Вышло совсем не то, что нарисовала в своем воображении Оливия, но все же маска понравилась баронессе, и она поцеловала от радости Фанни.

– Что бы я без тебя делала! – воскликнула, целуя служанку, баронесса

Лучшей награды Фанни и желать не могла.

Сразу после обеда поприветствовать дам и поздравить их с возвращением в Лондон заехал мистер Медоуз. Он с интересом выслушал рассказ об уик-энде и, так как ничего не было сказано о предложении Тальмана баронессе, он решил, что предложение не было получено. Позже, к безмерной радости Медоуза, Лаура подтвердила, что предложения не было. Узнав о бале у Симпсонов, Медоуз с удовольствием присоединился к ним.

Каково же было Оливии после всех волнений из-за маски, когда Джон Ярроу не появился на балу! Он всего лишь навсего прислал с одним приятелем записку, который передал ее Оливии во время контрданса. При первой же возможности она прочитала ее. Джон остался за городом еще на несколько дней. Хозяин дома, где он гостит, устраивает лошадиные бега, и он, разумеется, не может их пропустить. Он просто с ума сходит от желания ее увидеть и к среде обязательно вернется, ну а если не к среде, так уж в пятницу точно, но он умрет, если она сблизится с кем-нибудь еще кроме него.

В течение следующих четырех вечеров маска из павлиньих перьев приметывалась к нижним юбкам Оливии. Она была слишком громоздкой, чтобы вместиться в сумочку. В своем тайном убежище маска побывала на двух приемах и балах, а также присутствовала на премьере в Ковент-Гарден.

Оливия всюду появлялась в сопровождении мистера Медоуза, но он не чувствовал, чтобы в своем ухаживании продвинулся вперед хоть на дюйм. С каждым днем баронесса становилась все раздражительнее – ее возлюбленный не приезжал! Но однажды раздражение сменилось страхом: она потеряла его! У загородного хозяина дома, где гостил Джон, могла быть дочь или сестра и, конечно же, у него были соседки! Когда Джон вернется – если вернется – она готова была ехать с ним не только в Пантеон, но и в Гретна-Грин или даже Африку, пожелай он того.

Лорд Родни и лорд Руфус прибыли с визитом на Чарльз-Стрит и с трудом могли поверить, что именно эта, только что представленная им, зануда-баронесса вытворяла в Кастлфильде все то, что им понарассказывали. Будь у нее хоть золотые прииски, а не оловянный рудник, ни один из них не взял бы ее за себя замуж. Черепаха – самое подходящее перевозочное средство для таких медлительных, чопорных и занудливых леди, как эта. Единственное, чего они никак не могли понять, почему Тальман сам на ней не женился. Она представляла собой именно тот скучный тип дам, к которым он благоволил.

Когда они покинули особняк на Чарльз-Стрит, Оливия показала им вслед язык.

Лаура Харвуд провела спокойную неделю. Два раза у нее появлялась возможность блеснуть своей благовоспитанностью перед Хайяттом, который в ответ был настолько вежлив, что Лаура испугалась, не насмехается ли он над ней. Один раз он поклонился ей через весь зал, как раз перед тем, как пригласить на вальс Дебору Холмс. В другой раз они перебросились парой слов.

– Вам нравится Сезон, мисс Харвуд? – поинтересовался Хайятт, встретив ее в буфетной на балу у мисс Эсмонд.

– Да, очень, благодарю вас, – ответила она. – А вам?

– Мне как обычно удается хорошо провести время, – сказал Хайятт.

Обдумывая эти слова в девятый или десятый раз, Лаура нашла их вызывающими.

На премьере в Ковент-Гарден несчастной Лауре был нанесен сокрушительный удар. Леди Мифорд, со времени уик-энда в Кастлфильде поддерживавшая с ними дружеские отношения, зашла к ним в ложу после первого действия.

– Вы слышали последнюю сплетню? Она может показаться вам интересной, мисс Харвуд, так как вы приятельница Хайятта.

Сердце Лауры безжалостно застучало. Она приготовилась услышать, что он помолвлен, что сделал предложение леди Деборе Холмс. Силой воли она заставила себя изобразить вежливый интерес

– А что такое, леди Мифорд?

– Я слышала, леди Деверу получила от Хайятта свой портрет, – ответила леди Мифорд. – Она забрала его сегодня из Сомерсет-Хаус. Держу пари, именно для этого она прорвалась на прием в Кастлфильде тем вечером. Она не умеет смиряться с отказами! Но как она смогла убедить Хайятта уступить ей?

Многозначительная улыбка леди Мифорд намекала, каким образом могла убедить художника Мари Деверу, и чем вообще может убедить женщина Хайятта.

Лаура пренебрежительно рассмеялась, в то время как сердце разрывалось в груди. Вот какова была благодарность Хайятта леди Деверу за то, что она приняла его ночью, когда он прокрался в ее комнату в одних чулках! Ноги в чулках, как это не было глупо, волновали ее ничуть не меньше всего остального. Они привносили оттенок коварства в его любовную связь.

Занятая печальными мыслями, Лаура не заметила, как в театре появился мистер Ярроу, хотя вся публика обратила на него внимание: он и его приятели с дерзкой развязностью громко смеялись во время трагических сцен и свистели во время комических. В ложу Ярроу подавалось вино прямо во время представления.

Оливия же заметила Ярроу в тот самый миг, когда он появился. Она направила на него бинокль. Он сделал то же самое. Оливия приободрилась. В течение всего следующего часа они разглядывали друг друга в бинокли.

В антракте Ярроу передал с Анжелой Карстерс записку, в которой спрашивал, куда Оливия собирается после театра.

– Конечно же, поеду домой, так как, боюсь, у меня уже начинается мигрень, – сказала Оливия, улыбаясь во весь рот Анжеле Карстерс.

– О нет, – возразила Анжела, – мы все поедем сначала на прием к Пекфорду, потому что в Пантеоне отвратительно кормят, и все очень дорого. Мы отправимся в Пантеон от Пекфорда.

– Но Джон говорил, что у меня непременно должна разболеться голова, и я должна буду отправиться домой!

– Пусть у вас разболится голова на приеме у Пекфорда, и я отвезу вас домой, – предложила Анжела.

– Мистер Медоуз и Лаура настоят на том, чтобы самим отвезти меня.

– Тогда ничего не говорите им, а передайте записку с кем-нибудь из знакомых.

Занимавший в ложе пятое место мистер Медоуз, как ни напрягал свой слух, ничего не сумел расслышать из-за болтовни остальных. Заметив его напряженную позу, Оливия поспешила улыбнуться ему, стремясь развеять его подозрения. Разве могла она на него положиться? Не обратился ли он к Лауре с новостью, что она уезжает?

– Я как-нибудь справлюсь, – пообещала Оливия Анжеле. – Не уезжайте без меня от Пекфорда.

– Разумеется! Джон весь вечер только и делает, что говорит о вас. Он раскрывает рот лишь для того, чтобы в очередной раз произнести ваше имя. Мисс Хансон извелась бы от ревности, если бы слышала его сегодня.

– Кто это, мисс Хансон? – нахмурилась Оливия.

– Как, это же соседка того джентльмена, у которого мы гостили всю эту неделю. Она смазлива, но вам нет нужды волноваться. Ее папаша из-за какого-то пустяка выгнал Джона. Они такие недалекие, эти деревенские, невозможно выдержать. Ну ладно, я должна идти.

Оливию охватила ревность. Она должна удрать сегодня вечером, иначе потеряет Джона. Но как удрать? Оказалось, нет никакой возможности. Тетя Хетти после представления сразу же едет домой, но Лаура, миссис Харвуд и мистер Медоуз будут присматривать за ней и носиться вокруг, как ястребы.

Ее глаза скользнули к ложе Джона, и она пожалела, что пропускает одно из восхитительных развлечений: Джон катал бумажные шарики из обрывков театральной программки и кидался ими в партер. Он попал прямо в лысину одного джентльмена. Как все в ложе смеялись! О, эта компания знала, как надо развлекаться! Оливия страстно желала оказаться среди молодежи, а не торчать среди приличных, скучных, самодовольных людей, которые были старше нее на целую вечность.

Баронесса с трудом выдавила из себя улыбку, когда мистер Медоуз вытащил из кармана и протянул ей коробку ее любимых конфет. Она взяла конфеты, не поблагодарив, и засунула сразу с полдюжины себе в рот, но и жуя конфеты мистера Медоуза, она не переставала разглядывать в бинокль Джона.

Загрузка...