Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

ОТ АВТОРА

Три десятилетия отделяют завершенную книгу от поездки по незнакомому тогда маршруту.

...Набитый до отказа послевоенный московский троллейбус. Шумное Садовое кольцо. Тихий переулок — тупичок, упирающийся в арку ворот. Двор, обсаженный молодыми деревьями, незамысловатая детская площадка — песочница, грибок, на площадке малыши — первое послевоенное поколение.

Дом четырехэтажный, без лифта, постройки конца двадцатых годов, обыкновенный московский дом. Квартира на втором этаже. На звонок ответил женский голос: «Одну минуточку». Возня с ключом. Передняя, обычная московская передняя. «Сюда, пожалуйста». С порога комнаты открывается то, ради чего я стремился в этот дом! Дом, в котором он никогда не был. Он — Антонио Грамши, основатель Коммунистической партии Италии. Комната московской квартиры, в которой раньше жил старый русский революционер-восьмидесятник, позднее большевик Аполлон Александрович Шухт, а ныне живут его потомки, любовно превращена в музей.

С портрета на стене смотрит молодой Грамши. Чуть уловимая добрая улыбка смягчает твердые, словно высеченные резцом черты. Под портретом на подставке посмертная гипсовая маска, слепок руки. За стеклом в шкафу маленькая, но совсем как настоящая повозка на деревянных колесах — повозка сардинских крестьян. Рядом тщательно отшлифованный нож для разрезания бумаги. Две вещи лежат рядом, между ними целая жизнь. Повозку Грамши смастерил в Москве, в Серебряном бору, и был это подарок милой молодой женщине Юлии Шухт, которая вскоре стала его женой, «дорогим товарищем», матерью двух сыновей. «Любимая»,—латинскими буквами выводит Грамши нежное русское слово в письмах, озаренных светом большого мужественного сердца. Нож — тоже подарок жене; Грамши сделал этот нож в одиночной камере. Незатейливые предметы тюремного обихода: вилка, ложка, металлическая тарелка, очки, чернильница.

Две книги под стеклом: Данте «Божественная комедия» и Данте «Новая жизнь». Одна книга подарена «дорогой Юльке» в Москве. Другая... на ней надпись: «Грамши Антонио», неразборчивая подпись директора тюрьмы в Тури, круглая тюремная печать.

Для стоящей рядом со мной Юлии Аполлоновны каждая вещь — дорогое, тревожащее душу воспоминание. Наши ощущения несоизмеримы, иначе быть не может, и все же возникает смутное чувство вины.

Выходит из комнаты и тут же возвращается Евгения Аполлоновна, сестра Юлии.

— Вот еще, взгляните... Эта книга, собственно, не имеет отношения к Антонио, но он ее знал... Подарок Анны Ильиничны Ульяновой.

На обложке название: «Школьные товарищи. Сочинение Эдмондо Де Амичиса. Перевод с итальянского А. И. Ульяновой. Издание И. Д. Сытина, 1898 г.» На титульном листе четкая надпись чернилами; «Наде, Тане, Жене и Асе от переводчицы».

Когда и где Анна Ильинична подарила дочерям Аполлона Александровича Шухта, давнего друга Ульяновых, свой перевод популярной повести итальянского писателя? Евгения Аполлоновна задумалась. Ее первые воспоминания о семье Ульяновых восходят к началу 90-х годов. А книга, книга — это чуть позднее, но тоже еще в прошлом столетии. Анна Ильинична с сестрой навестили Шухтов в Швейцарии. Нет, не в деревянном доме на улице Маланью в Женеве, где часто бывал Владимир Ильич Ленин, а в маленьком шале в горах Швейцарии. Родители и они, девочки, очень обрадовались гостям. Но в тот раз или в какой другой была подарена книга? Евгения Аполлоновна вопросительно смотрит на сестру. Юлия Аполлоновна никак не может помочь, она моложе Евгении на семь лет.

Старшая сестра снова выходит и возвращается с объемистой папкой. В папке рукопись на машинке — перевод на русский язык «Писем из тюрьмы» Грамши. Эти письма разными путями приходили в московскую квартиру и бережно хранились. Письма мужества и верности, чистой любви и горькой разлуки. Сейчас эти письма известны всему миру. Но тогда их можно было прочитать только в рукописи, сидя за столом в этой необыкновенной комнате-музее.

...Прошло 30 лет. Многое изменилось на свете. Ветер перемен коснулся и тихой мемориальной комнаты. Опустел стеклянный шкаф: большинство предметов переместилось в Сардинию. В небольшом городке Гиларце, в доме, который помнит маленького Антонио — Нино, как его называли в детстве,— создан народный музей Грамши. В Москве осталась повозка сардинских крестьян, еще кое-что. И совсем маленький, карманный томик Данте. Наверное, он скромно лежал под стеклом и раньше, но за другими предметами не бросался в глаза. Томик Данте Грамши носил всегда с собой: в кармане пиджака, куртки, потом тюремного халата, носил и читал до последних дней...

Опустел шкаф, зато пополнились книжные полки. Как и прежде, стоят книги личной библиотеки Грамши, спасенные от фашистов Татьяной Аполлоновной Шухт: недорогие издания на итальянском, французском, английском языках, почти все с тюремной печатью и личным номером заключенного «7047». Русские писатели (в переводах на итальянский и французский): Александр Пушкин, Лев Толстой, Федор Достоевский, Иван Тургенев, Иван Гончаров, Владимир Короленко, Илья Эренбург, Михаил Шолохов... Научные работы, которые особо упоминаются в «Письмах из тюрьмы», например, «Жизнь Данте» профессора Умберто Космо, чьим учеником был Грамши р пору студенчества.

Книги-друзья, верные спутники по жизни. У каждой позади беспокойная судьба. Некоторые путешествовали с ним из Турина в Москву, из Москвы в Вену, из Вены в Рим. «Книг-путешественниц» сохранилось немного, одна из них «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» — работа В. И. Ленина, переведенная в Италии.

В Москву и в этот дом личная библиотека Грамши прибыла в конце 30-х годов. В 1948 году к книгам-«старожилам» прибавилось первое итальянское издание «Писем из тюрьмы», сейчас на полках — целый ряд «Писем» на многих языках мира. В 1951 году из Италии пришло первое шеститомное издание «Тюремных тетрадей». Вот они, эти шесть томов, выход которых произвел впечатление разорвавшейся бомбы, доброй бомбы, если такие бывают: «Исторический материализм и философия Бенедетто Кроче», «Интеллигенция и культурное строительство», «Рисорджименто», «Заметки о Макиавелли, о политике и о современном государстве», «Литература и национальная жизнь», «Прошлое и настоящее». Выстроились последующие многоязычные издания «Тюремных тетрадей», вплоть до последнего четырехтомного итальянского, отразившего в комментариях некоторые итоги тридцатилетнего изучения историками и философами выдающегося наследия Грамши, одного из соратников В. И. Ленина.

Сегодня теоретическое наследие Грамши стало полем острых столкновений различных политических концепций, предметом страстной международной полемики. Бесспорно, — и на этом сходятся все оппоненты — идеи Грамши, его видение будущего ныне, через четыре десятилетия после смерти Грамши, ставшего настоящим,— одно из ярких и оригинальных явлений в развитии философской мысли, великий пример того, как творческое применение марксизма, несмотря на противоречия времени, остается единственно верным и надежным компасом в сложной, взрывоопасной ситуации современного этапа истории человечества.

Велик интерес к Грамши, естественно желание исследователей уловить движение мысли Грамши, понять и объяснить некоторые малоизвестные детали его биографии, в частности последний период его жизни. На действительно скудном фактическом материале последних тюремных лет делаются подчас весьма субъективные выводы. Привлекая документы из архива семьи Грамши, попытаемся этот материал расширить.

После перевода Грамши из Тури в Формию, а затем в Рим только три человека, из числа близких, могли видеться с заключенным: его свояченица Татьяна Шухт, брат Карло и старый товарищ Пьеро Сраффа, профессор политэкономии Кембриджского университета, на короткие сроки специально приезжавший из Англии. Регулярно навещать заключенного имела возможность одна Татьяна Аполлоновна. Ее письма родным, хранящиеся в семейном архиве, дают картину этих посещений: каждый раз она словно проходила сквозь строй карабинеров и многочисленных агентов в штатском. Формальное улучшение жизни заключенного (перевод из общей тюрьмы) повлекло за собой усиление охраны и новые тяготы.

Бережно хранимые письма Татьяны Шухт — неприкрашенная хроника жизни Грамши последних лет, свидетельство его огромной нравственной силы. Одновременно письма — своеобразные отчеты о борьбе человека с физическими недугами, о его медленном умирании. Естественно, они могут быть широко использованы лишь в выдержках, что и сделал автор с разрешения семьи Грамши.

Автор благодарит всех, помогавших ему: членов семьи Грамши; членов семей Героя Советского Союза Примо Джибелли, Эрнани Чиваллери, Джино Де-Марки; одного из старейших итальянских коммунистов Паоло Роботти (Рим); товарища Грамши по тюремному заключению Джованни Лаи (Сардиния); советских исследователей, в первую очередь Цецилию Кин, Каролину Мизиано и многих-многих других доброжелательных помощников на пути создания книги о нашем современнике, истинное величие которого мы только начинаем постигать.

«...Он мыслил ради всех, он говорил со всеми и страдал за всех» (Пальмиро Тольятти).