Бойся сбычи мечт

Глава десятая

— Как у тебя получается? — Спросил Белый Медведь с раздражением в голосе. Он в очередной раз не дострелил до цели.

Вернув мне мой большой лук и взяв свой, он пустил стрелу навесом и в мишень попал.

Я наложил тетиву на перстень, натянул и сразу отвёл большой палец в сторону. Стрела, со свистом пролетев сто пятьдесят шагов, вошла в соломенное чучело, пробив насквозь.

— Ну как?! — Развёл руками Медведь.

Я сам не понимал, как во мне восстанавливается кондиция Урфа.

Раньше, живя в том мире, я замечал, что даже если я не тренируюсь несколько лет, то стоит мне начать нагружать тело, как оно принимает прежнюю форму. И это происходило не только в молодости, но и в зрелом возрасте.

В теле Лэнса я стал быстро набирать мышечную массу, как только стал «качаться». Вероятно, сознание даёт какие-то команды телу, перенося в него параметры имеющейся матрицы. Это происходило и с телом Урфа, когда я в него вселился. Разум управлял моторикой и настраивал организм. Тяжелее было с растяжками, но и их мой разум проецировал на тело, и я, постепенно, входил в нужную мне форму.

— Терпенье и труд, всё перетрут. Я вынужден был растягивать свою грудь, пробитую большеногим, чтобы она выправилась. Позанимайся с моё, и у тебя получится. Хотя, зачем это тебе?

— Бизонов стало сложно подстрелить. Они не подпускают на выстрел. А ты, как не пойдёшь на охоту, без бычка не возвращаешься.

Бизоны паслись огромными стадами. Они медленно мигрировали по долине с севера на юг и с юга на север. В конце лета бизоны начинали движение к Большой Воде и проходили мимо нашего поселения.

Моё племя вело оседлый образ жизни. Выращивало тыквы, подсолнухи и бобы. Охотилось на тапиров, кроликов, равнинных косуль, фазанов и других птиц. Рыбу ловили гарпунным методом, сетей племя не знало. Здесь, на безлесье не водился хвостатый лось, из волос которого, свил верёвки я.

Моё сознание отделилось от племени Урфа окончательно. Я уже даже мысленно называл их «они». Вот, что значит, — «бытие определяет сознание». И меня мало волновала судьба Игры и Срока. Как это не прискорбно. Да и что мог, я им дал. Я так себя утешал.

Наша детвора на моё предложение собраться в охотничью команду отреагировала, в основном, положительно. Тут надо сказать, что вождь не имел авторитарных полномочий даже во время войны. А в мирное время его функции были минимальны.

Племя представляло собой добровольную общину. В любой индеец мог выйти из племени когда угодно, один или с сообщниками. Особенно, если вождь терял уважение. Если вождь оставался в абсолютном меньшинстве, он уходил сам.

Равнины были пустынны, и племя переходило на другое место через два сезона. Переходило не далеко. Я видел эти, оставленные отдыхать, поля. На них с удовольствием паслись тапиры, дикие козы и бизоны. Кое-где взошедшие семена бобов и подсолнуха, давали им неплохой прикорм.

Племя располагалось на невысоких возвышенностях в месте слияния неширокого ручья с рекой, но не рядом с берегом. В отличие от реки Урфа, которая долгое время протекала меж небольших холмов и лишь своей третью текла по равнине, эта река текла по долине более двух третей и основные её притоки брали своё начало, как я догадывался, со Скалистых гор.

Я точно не помнил, но мне казалось, что в моём мире в Северной Америке здесь текла только одна река с множеством притоков — Миссисипи, и все реки, текущие со Скалистых гор впадали в неё. А здесь протекало, похоже, две, и эта река была намного больше «той».

Как-то на охоте, когда я обучал детишек стрельбе из лука, мы расположились на одной из возвышенностей, на которой два года назад стояло индейское стойбище.

— Вихо, смотри, что я нашёл, — сказал малыш Шикобо (Перо), протянув мне медную пластину. — Это не наше. Мы ведь такие не делаем?

У меня в руках была неровная тонкая медная пластина размером с большой смартфон. На ней, через прилипшую землю, угадывались вычеканенные изображения. Что-то древнее.

— Где взял?

Шикобо показал на русло ручейка, стекающего с возвышенности.

— Пошли, посмотрим.

Как говориться, «водичка дырочку найдёт». Вот и вода от дождей находила себе водосток с этой небольшой, явно искусственной возвышенности.

Я спустился по «руслу» ручья внимательно осмотрев его. В том месте, куда ткнул стрелой Шикобо, я поковырял копьём, и мне показалось, что кусочки земли на что-то похожи. Разломав их, я обнаружил несколько изделий из меди: пару колец и один браслет.

— Дай-ка лопату, — попросил я.

Мы с собой брали небольшие лопаты. Я показывал ребятне, как окапываться, как строить крепостцы и ловушки для врагов и животных.

Ковырнув сильнее и обвалив ком земли побольше, я увидел явно человеческие останки.

— Предки. Их нельзя тревожить. Давайте прикопаем землёй, — сказал я, и тут земля подо мной провалилась.

Я пролетел не так много, но ударился о что-то твёрдое, неровное и едва не поломал ноги. Кряхтя, стеная и потирая ушибы, я осмотрелся. Неровный свет заходящего солнца плохо освещал подземелье.

Во-первых, я разглядел то, на что упал. Это были камни арочной кладки потолка и части стены. Массивные, такие, камни. Рядом виднелась сама стена, а дальше в темноте угадывались колонны, поддерживающие свод потолка, до которого было не менее пяти метров.

— Вихо! — Прокричали сверху.

Я отошёл в сторону и поднял голову. Сверху сыпалась земля, и могли обвалиться камни.

— Всё в порядке, — сказал я. — Не свалитесь вниз.

Эхо разошлось далеко. Помещение пропадало в темноте.

— Киньте мне мою сумку, — попросил я, и через некоторое время сумка упала на камни.

Достав из сумки короткое смолистое поленце для розжига костра, я вогнал в него копьё и поджёг с одного конца.

Высокий потолок позволил передвигаться с поднятым копьём и насаженным на него факелом свободно.

— Что там, Вихо? Нам страшно! — Прокричали сверху.

— Ждите меня!

Я пошёл вдоль ближайшей стены, поражаясь качеству кладки и обработки камня. До угла оказалось не больше десяти метров. Следующая стена откланялась от этой под прямым углом. Примерно в её середине имелся очень низкий арочный проём, ведший в другое помещение.

Я шагнул в него и оказался в похожем зале, такого же, примерно, размера — двадцать на двадцать метров. В каждой стене имелись проходы в похожие помещения. Потолок поддерживался колоннами, стоящими друг от друга на расстоянии чуть больше двух метров.

Опасаясь заплутать в лабиринте, я решил вернуться и быстро нашёл выход.

— Спустите мне моё копьё! Только не кидайте! — Крикнул я, увидев, свисающее остриём вниз копьё.

Я развернул алебарду остриём вверх и, забравшись на камни, зацепился крюком за край «колодца» и, подтягиваясь на руках, выбрался наверх.

— Что там, Вихо? — Спросил меня Суни, Сын Медведя.

— Там? Там можно жить, — сказал я. — Там большой вигвам. Очень большой вигвам.

Я пересчитал пацанов.

— Всем собраться и проверить свои сумки и снаряжение. Построиться. Налево бегом!

Самые маленькие всегда бежали первыми.

Вернувшись в поселение, я нашёл шамана за «камланием», и решив его не тревожить, отправился домой. С тех пор, как ушла жена я жил один.

С женой вышла та ещё история. Её семья в ту же ночь снялась из табора и исчезла в неизвестном направлении. Утром я объявил о побеге жены, вытащил из вигвама сумку Урфа, показал всем дыру, и сколько в ней осталось пушнины. Сколько в ней было, видели все, и им было с чем сравнить. Я объявил о том, что жена и её семья исчезли.

Сородичи пообсуждав ситуацию, пришли к заключению, что нас ограбили, что по индейским понятиям считалось последним делом. Богатство каждой семьи, являлось частью богатства племени. Племя, по сути, являлось сообществом, связанным родственными узами.

Жену я брал из другого племени. Туда беглецы и убежали. Там их, наверняка, приняли с распростёртыми, как говориться, объятиями.

Я посылал гонца и заявлял о претензии на возврат жены, и о том, что имею право востребовать с племени компенсацию. Община, из которой я брал жену, имела больше воинов, чем наша, и моего гонца послали «лесом».

Теперь я имел все права на возмездие, и стал готовить подростков. Потому что и племя жены имело право на упреждающее нападение. Хитрость и коварство у индейцев, я знал из книжек, были традиционными национальными чертами. Хотя… Почему были? Есть! Я же здесь!

Шаман пришёл затемно.

— Слышал, ты нашёл старый большой вигвам? — Спросил он.

— Нашёл, — вздохнул я.

— Это плохой знак.

— Плохой, — согласился я и снова вздохнул.

— Нужны жертвоприношения. Ты потревожил могилы предков.

— Ты предлагаешь напасть на соседей?

— Да. Или они нападут на нас. И тогда предки будут на их стороне.

— Ну, да… У нападающих преимущество, — сказал я. — Наше поселение совсем не защищено. Даже не огорожено.

— Защищаются трусы.

— Ты считаешь предков трусами? — Удивился я.

— И они не всегда поступали правильно. Их большие вигвамы всё равно не сдержали большеногих.

— Не знаю, как раньше, а сейчас нас можно убить запросто. Ночью прийти и вырезать.

— А дозорные? Они предупредят.

— Не уверен, — сказал я.

Мы помолчали.

— Что в вигваме предков? — Прервал молчание шаман.

— Я далеко не ходил. Большой. Можно потеряться. Сходим вместе посмотрим? Там жить можно.

— Там могила предков…

— Нет, — перебил я, — кости были наверху. Может быть это воин, которого настигли большеногие у стен города.

— Города… Интересное слово. У нас поля огорожены от коз.

— Так и вигвамы огораживали. От врагов. Предки строили стены.

— Стены… Ты, Вихо, так много новых слов говоришь. И вроде они похожие на наши.

Я занялся словообразованием сразу. Мне не хватало слов и я стал их составлять из тех, что знал мой реципиент. Например, слово стена я составил из слов стоять, камень, много. Получалось громоздко, но понятно всем. Я полагал, что когда-нибудь «лишние» звуки «отшелушатся». Главное, что меня понимали.

— Мы же защищаем свои поля от коз, почему мы не должны защищать наши семена от врагов? Я имею ввиду наших детей. Враги нападут тогда, когда воинов не будет, и убьют их.

Шаман почесал затылок и покачал головой.

— Мне нечего тебе возразить, Вихо. Ты мудр. Что ты хочешь?

— Я хочу узнать, есть ли под нашими типи (жилище) вигвам предков. Это раз. И два — это пройти по старому вигваму.

— Вот это ещё… Мы никогда не знали, как поделить бобы. Ты взял и предложил «меру», и, как ты говоришь, «счёт». Там, откуда пришла твоя наги, (свободная душа) все такие?

— Не все, но ваши потомки получат разные знания и станут другими. Не такими, как вы. Мы с тобой ещё не говорили об этом. Давай потом. Зачем тебе знать про твоих потомков. Нам надо жить здесь и сейчас.

— Правильно говоришь. Мудро. Я дам тебе один амулет… Дело в том, — сказал шаман, — что наги шаманов не уплывает к Песчаным Холмам, как наги простых людей, а перемещается шаманом в какой-нибудь предмет. И это очень важно, потому что Ваканка (Вечная Женщина) охотится на них и если поймает, то съедает, выделяя из себя нагийю (ложная душа). Ваканка вселяет нагийю в предметы или людей, которые вредят обычным людям и приводят их души к Ваканке.

А так как шаманы имеют свою силу и способности, то такие предметы: камни, деревья или животные, могут сильно навредить, потому что Ваканка усиливает их силу своей.

Поэтому почти каждый шаман, выбирая путь для души, добровольно направляет свою душу в амулет. Я дам тебе посох, который выведет тебя из подземного вигвама.

— Ты сказал — «почти каждый шаман».

— Есть те, кто направляет свою душу Ваканке, и тогда амулеты из этих душ становятся почти всесильными. Они служат людям, в которых вселились нагийи. Иногда Ваканка делает из них своих шаманов, но это бывает редко.

Шаман с помощью своей силы может освободиться от Ваканки и прожить ещё одну жизнь, а потом отправить душу в амулет или в сторону Песчанных Холмов.

— Эти амулеты, наверное очень сильные?

— Очень. Но так бывает не часто. Сложно обмануть Ваканку, — шаман рассмеялся и продолжил.

— Я почему тебе это рассказываю? То, что твоя душа дважды перешла из тела в тело, говорит о том, что ты сам шаман, а душа твоя ещё не нашла свой путь. Да, я помог тебе войти в тело Кохэна Лэнса, но ты и так бы переселился в другую душу. Я так думаю. Поэтому я предупреждаю тебя о том, что вещи предков могут иметь свои души, а какие они, сразу понять сложно. Будь осторожен. Не раскрывайся им. И посоху не раскрывайся. Думай только о том, что он покажет тебе обратный путь. Возле входа стукнешь по земле рукоятью, и когда обратно пойдёшь, тоже стукнешь рукоятью. Путь тебе и откроется.

— Спасибо, Охэнзи.

Глаза у меня слипались, спина требовала горизонтального положения. Шаман это понял.

— Пойду я, — сказал он.

В эту ночь мне приснился странный сон. Я шел по песчаным холмам, взбираясь с одного холма на другой. Шел, опираясь на подаренный мне Охэнзи посох. С ним идти было легко. Посох не проваливался в песок, как мои ноги, и я сожалел, что у меня не два посоха, чтобы я мог опираться на них обеими руками, как на лыжные палки.

Я упорно шёл всё выше и выше, но песчаные холмы не заканчивались. Сразу за вершиной одного холма начинался другой и, в конце концов, я остановился, чтобы отдышаться.

Но едва я опёрся на посох обеими руками, я услышал чей-то голос:

— Кто стоит на месте, тот движется назад.

Я оглянулся, но ничего, кроме песка не увидел. Даже сзади, откуда я пришел, виднелись только верхушки песчаных холмов. Зато я почувствовал, как, действительно, скольжу вместе с осыпающимся холмом. Сначала едва заметно, потом чуть быстрее, быстрее.

Я испуганно шагнул вверх раз, другой, и снова, теперь уже несколько торопливо, зашагал к вершине очередного холма.

— Ты кто? — Спросил я устало. — Я хотел только отдохнуть.

— Ты устал идти вверх? Тогда иди вниз. Промежуточного положения нет.

— Ты кто? — Повторил я вопрос.

— Наги, — сказал посох.

— Дух шамана?

— Я не помню, кем я был в твоём мире, и вряд ли я наги одной сущности. Я многолик.

Голос, как я его ощущал, исходил точно из посоха.

— Мне сказали, что наги нашего шамана перешла в посох, который указывает правильный путь.

— Путь? — «Голос» наги показался мне удивлённым. — Показать правильный путь? Всего-то? И ты не побоишься пойти путём, который я тебе укажу? Ты мне поверишь?

— Наги, переместившаяся в посох, принадлежала телу моего деда.

— Принадлежала телу? Это не верно. Тело принадлежит наги, а не наоборот. Не обольщайся смертный.

Теперь в интонациях наги слышались сарказм и высокомерие.

— Я вот вижу, что твоя наги меняет не первое тело. Но ты, наверное, этого не понимаешь.

— Не знаю, сколько моих тел ты видишь? Я вижу их несколько.

Посох замолчал, и я шёл на холм некоторое время в тишине.

— Значит ты — свободный наги? — Спросил меня посох, когда я стал взбираться на очередной холм.

Холмы как-то так переходили один в другой, что я не мог остановиться на вершине предыдущего.

— И ты ощущаешь своё тело? Ты видишь материальный мир?

— Ты, наверное, удивишься, но я даже понимаю, что я сейчас сплю, — сказал я смеясь. — И ты мне снишься.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь. Но я понимаю, что ты свободный наги. И очень сильный наги. В тебе сильно светлое начало и ты бы мог свободно уйти к Вакан Усака (светлая восьмёрка). Поэтому ты легко перемещаешься между материальным и не материальным мирами, не опасаясь тёмных сил.

— А ты?

— Во мне много наги, не нашедших свой путь, но не желающих идти в сторону тьмы.

— Так идите к свету.

— Если бы это было так легко, — почти вздохнул посох. — Я же говорю: «не нашедших свой путь».

Мы снова помолчали. Моя усталость куда-то делась. Может быть потому, что я перестал обращать внимание на своё тело, а просто шёл, и пытался почувствовать свою душу.

— А ты говоришь: «укажет правильный путь».

— Я говорил про путь в нашем, материальном мире, не среди душ.

— Не среди душ? Это как?

— Мне сказали: «Стукнешь по земле в начале пути и иди. Потом, когда захочешь вернуться, стукнешь по земле, и проявиться путь».

— И всё?! — Обиженно спросил посох.

— Что, всё?

— И это всё, что ты хотел взять от меня?

— Да.

Посох помолчал.

— Это как-то даже… оскорбительно.

Теперь удивился я.

— Почему?

— Получается, я сижу в этой оболочке только для того, чтобы указывать обратный путь? Не правильный, а обратный. То есть, — путь назад. Не вперёд, а назад! Не вверх, а вниз! О, Боги! Стоило-ли копить столько сил и запирать себя в…?! Я даже не могу представить этот предмет!

— А что ты ещё умеешь? — Спросил я.

— Я не умею! — Воскликнул посох. — Я сила! С моей помощью ты сможешь многое. Откройся мне и поймёшь.

Я отвлёкся от созерцания себя изнутри, в котором продвинулся достаточно, для того, чтобы начать видеть свою внутреннюю сущность, и потерял из своего внутреннего взора уже почти проявившийся образ.

— Открыться? Тебе? — Переспросил я. — Наш шаман предостерегал меня от этого. Он сказал, что ты можешь поглотить меня.

— Тебе это не угрожает. Ты нашёл свой путь.

Я этого не чувствовал, но удержался от того, чтобы начать на эту тему рассуждать. Скорее всего, мы говорили о разных вещах.

В подвале замка, а по-иному назвать то, где я был, не поворачивается язык, ничего интересного не обнаружилось. И не потому, что там ничего не было. Глиняно-земляные наносы покрыли подвал где-то на полтора метра.

Я провел раскопки рядом с проломом после того, как обошёл сто сорок восемь комнат, и ни в одной не нашёл ничего, лежащего на полу. Зато я наткнулся на кое-где торчащие из «пола» изделия: некие металлические и деревянные конструкции. В некоторых из них я узнал повозки, в некоторых что-то подобие пушечных лафетов.

Раскопки показали, что на глубине около полутора метров имеется каменный пол и множество различных предметов. Проверив глину на пластичность и содержание песка, я понял, что она прекрасно подходит для изготовления кирпича.

Полтора метра отличной глины и каменные помещения грех было не использовать для организации в одной из комнат кирпичного производства.

Индейцам я сказал, что будем строить новую медеплавильную печь. Местный «кузнец-металлург» подтвердил, что в подземелье печь станет плавить лучше. И за глиной для форм далеко ходить не надо. На том и порешали.

Мы начали обкапывать стену снаружи и освобождать помещение от глины внутри. И вот тут-то нам и стали открываться вещи древних. Странные вещи. Они были большие. Все: и инструменты, и оружие, и одежда, и доспехи. Стальные, между прочим, доспехи. И оружие стальное. Они не корродировали и были готовы к использованию, но они были очень большие. Примерно для Урфа.

Большие кувшины стояли плотно закупоренные и наполненные зерном, овсом и, вероятно, пшеницей, или рожью. Я в этом не разбираюсь.

Вода прошла по всем помещениям и повалила многое, стоявшее в них. И это «многое» теперь лежало погребённое глиной, перемешанной с песком.

Мы нашли проём, ведший наружу, откопали его с обеих сторон, и получили нормальный вход и даже с деревянными дубовыми дверями. Двери во время наводнения были открыты нараспашку и прикреплены к стенам большими крючками. Таким же образом были найдены и откопаны ещё несколько наружных дверей.

— Если поставить наверху стены, то можно вообще плевать на врагов, которые подойдут нас грабить. А со стрел метать в них камни и стрелы.

Мы с шаманом сидели на верхней площадке кургана и курили его трубку. Шаман нажевался с утра пежуты и наконец-то увидел посланника Вакан Танка (Великий Единый Дух). Посланник посоветовал ему слушаться меня и раскурить со мной чанупу (священную трубку). И вот мы сидели у костра и курили чинчушу (лыко красной ивы).

Как известно, красная ива — лекарственное растение, имеющее жаропонижающие свойства. Меня как раз познабливало, и, вероятно, Вакан Танка озаботился моим здоровьем. Я сказал это в шутливом тоне, но шаман воспринял это всерьёз и набил чанупу основательно.

— Со стрел метать стрелы? — Переспросил шаман.

— С каких стрел? Со стен. Поставить стены и метать, — прошамкал я. Язык мой перестал меня слушаться. Забористое вино предков уносило меня в даль на вертолёте. Уже улетая, я услышал.

— Со стен, так со стен. Будем строить.

Мы перенесли поселение на новое место, установив лишь несколько типи — укрытых шкурами строений, и стали обносить его кирпичами.

Кирпичи выпекались, как пирожки. Опыт кирпичного производства, полученный мной в теле Урфа, помог собрать печь очень быстро, сразу избежав первичных конструктивных ошибок. В то, случайно получившееся отверстие, мы вывели дымоход. Большие раскопки делать не стали, а выкопали в одной из комнат емкость для воды, углубившись в глине почти до пола. Здесь на холмах тоже попадался бентонит, которым мы и выложили дно и борта бассейна. Для пущей водонепроницаемости.

Холмы, из которых вытекал ручей, представляли собой остатки известняковых гор, а чуть выше на север, имелись залежи каменного угля, выходивших прямо на поверхность. Вот их заготовками мы и занимались, пока не пошёл снег. А по первому снежку санные волокуши заскользили между холмами и нашим новым стойбищем, которое, кстати, находилось значительно ближе к холмам и дальше от реки.

Известняк пережгли на известь, загасили. Известь смешали с полынной золой в пропорции три к двум, долго перемешивали и получили цемент, на который и клали кирпич. Благо, горькой полыни здесь были целые распадки и осенью мы её нажгли знатно.

Другой цемент делали из пережжённой и измельчённой глины, измельчённой каменноугольной золы и извести. Из пережжённой бентонитовой глины цемент получался наиболее качественный.

Как-то незаметно росла стена, основанием которой стали развалины древнего замка или крепости.

Прокопанная до кладки траншея показала, что под землёй, примерно в полуметре, находятся руины и нам, чтобы класть кирпич, пришлось их частично разобрать и переложить. На ровных участках мы клали кирпич поверх развалин.

На санных волокушах завозили и дрова, нарубленные за холмами. С нашей стороны деревья, почему-то, не росли.

Протоптав дорожку за холмы, мы наладили ловушки на соболя. Сиу не знали такой охоты. Они били белок и соболя стрелами с тупыми наконечниками, ломающими слабые кости зверьков. Ходили по путику по очереди ежедневно по двое-трое.

— Зима — время войны, — сказал как-то шаман.

— Мы не станем выкапывать топор войны, — сказал я.

— Надо дать молодым воинам прикоснуться к врагу.

— Враги сами придут. И у молодых сиу будет возможность почувствовать себя воинами и принять дух врага. Их разведчики уже подходили к границе старого места. Скоро придут за нашими скальпами. Как встанет река, так и придут.

— Ты так уверен в своей крепости? А если они поставят здесь свои жилища и станут ждать, когда мы выйдем?

Я рассмеялся.

— Во-первых, — у нас есть запасы копчёного мяса, и мы продолжаем его коптить. У нас огромные коптильни и заполненные кладовые.

Я поднял большой палец.

— Во-вторых, — мы нашли в крепости источник воды.

Я распрямил указательный палец.

В-третьих, — у нас хорошие луки, много стрел, и мы продолжаем их изготавливать.

Я выпрямил средний палец.

— В-четвёртых, — у нас действительно крепкие стены и мы продолжаем их наращивать. Мы уже стали выкладывать первый зуб башни. Поверь мне, Охэнзи. На нашей крепости они потеряют свои зубы.

Шаман рассмеялся.

— Расскажи-ка лучше мне ещё раз про желтоволосых, которых ты видел у Большой Воды, — попросил я.

Шаман отхлебнул вина и поставил серебряный кубок на глиняную тумбу, заменяющую мне низкий столик. Вокруг неё стояли четыре низких «кресла», таких же глиняных, как и стол. Я вырубил их из «пола». Не мудрствуя, я вырубил и небольшую печь, и несколько ящиков для хранения припасов и имущества.

Увлёкшись, я начал было вылепливать из глины шкаф для посуды, наращивая комод, но понял, что это уже «излишество».

На креслах лежали шкуры, и кресла очень нравились шаману.

— Желтые лица появились у нашего берега много зим назад, когда я ещё не был шаманом. Наше племя жило у Большой Воды в месте впадения в неё Миссисипи (Большая река). Там и сейчас находятся мои сыновья.

Он вздохнул.

— Когда я впервые увидел посланника Вакан Танка, я понял, что я должен посвятить свою жизнь ему. К тому времени у меня была жена и двое сыновей. Но Охэнзи обязан отдать себя либо Вакан Усака (светлая восьмёрка), либо Вакан Инктехи (тёмная восьмёрка). Я выбрал светлую силу и ушёл в одиночество. Но перед этим я видел большие лодки с белыми крыльями и прибывших на них пахуска (жёлтые волосы — так называли европейцев). Мы приняли их как посланников Вакан Танка. Они дарили нам красивые покрывала из странной мягкой кожи. А потом я узнал, что все наши люди умерли от странной болезни. Я понял, что покрывала были амулетами, убивающими наших людей. Умерли и мои сыновья, и их мать. Мы тогда сожгли все покрывала, а я ушёл в холодные земли. К вам. Ваш шаман как раз закончил свой земной путь. Его душа и живёт в посохе, который я тебе давал.

— Вот как? — Удивился я. — Ты мне об этом не говорил.

— Должно же быть что-то новое в старой истории, рассказанной ещё раз, — сказал, рассмеявшись, шаман.

Рассмеялся и я, но только для того, чтобы шаман не заметил моей озабоченности.

Получалось, что я попал в восемнадцатый век, ведь французы пришли в устье Миссисипи именно тогда, много позже испанцев и чуть позже англичан. И сейчас здесь начнутся чудеса. Вот я попал!

— Вихо, — позвали меня от двери моих апартаментов. — Мы нашли кувшины с серой глиной.

— Просто с серой глиной? С пробкой?

— С пробкой, залитой смолой.

— Значит там что-то вкусненькое, — сказал я, вставая и потирая руки.

Во вчерашнем, найденном в заносах, кувшине лежали залитые мёдом фрукты, коими мы сейчас с шаманом и закусывали вино. Мёд, и так отличный консервант, а засыпанный порошковым бентонитом, сохранился сам и сохранил фрукты в идеальном состоянии.

— Вероятно, мы наткнулись на неприкосновенный запас предков, — сказал я, продвигаясь за «археологом».

— Вот здесь мы вчера нашли кувшины с мёдом, а этот в том вигваме, — Большой Барсук вошёл в комнату, где шли раскопки, и показал на «артефакт».

Кувшин был таким же большим, как и предыдущие, наполненные сыпучими продуктами: сухими фруктами, зерном, солью, перцем.

— Вскрывайте, — сказал я, видя нетерпение на лицах.

Одни из «археологов» стал ковырять внутри кувшина и вскоре раздался его огорчённый возглас. Он залез в кувшин рукой, вытащил сжатый кулак и, раскрыв, показал мне содержимое: чёрный порошок, похожий на уголь.

— Ё-моё! Порох, что ли?! — Не веря своим глазам, произнёс я. — А ну ка, высыпь его на пол. Только аккуратно. Горкой.

Ветер высыпал порошок.

— Отошли все! — Приказал я. — Дай-ка факел!

Барсук передал факел и отошёл на пару шагов. Я прикоснулся огнём к чёрной кучке, и она вспыхнула с сильным хлопком. Барсук отпрянул.

— Ё-моё! Порох! — Вскрикнул я. — Быстро засыпайте его порошковой глиной. Ай-яй-яй! Вот это предки!

Я потеребил бороду и возбуждённо заходил по ещё не раскопанной глиняной поверхности.

— Где-то рядом должны лежать ружья. Возможно, в том углу.

— Что такое «ружья»? — Спросил Ветер.

— Это медные палки с дырками, куда засыпают порох.

Комнату только-только начали раскапывать, вынося глину в помещение, где выпекали керамику и кирпичи. Мы продолжали кирпичное производство и некоторых иных вещей. При добавлении серой глины выходили неплохие керамические изделия. Например, я себе сделал стульчак, в который вставлялся ночной горшок. Очень удобная вещь, особенно там, где ночью темно и можно что-нибудь нечаянно перевернуть.

— Это очень полезная находка. Ищите дальше, друзья.

Ружья нашли в тот же день. И ружья, и пушки. И ещё порох. Очень много пороха. И это было хорошо.