Брак у народов Северной и Северо-Западной Европы

Ю.В. Иванова, Н.А. Красновская Некоторые итоги изучения брака и свадебной обрядности у народов зарубежной Европы

Брак и свадебная обрядность у народов зарубежной Европы стали в последние годы предметом изучения коллектива авторов Института этнографии АН СССР. Исследования, начатые в книге «Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы»^{481} и продолженные в книге «Брак у народов Западной и Южной Европы»,^{482} завершаются в настоящем коллективном труде. Каждому крупному народу или народам одной страны (в пределах современных государственных границ) посвящена специальная глава, в которой дается анализ характерных черт заключения брака и сопровождавших его обрядов в XIX — начале XX в.

Сопоставление результатов исследований авторов отдельных глав^{483} позволяет подвести некоторые общие итоги изучения брака и свадебной обрядности у народов зарубежной Европы.

1. Конкретные формы брака отражают не столько этнические традиции, сколько степень продвинутости той или иной общественной или локальной группы этноса на шкале социально-экономического развития.

2. При всем разнообразии обычаев и обрядов свадебного цикла основные их элементы и композиция этого цикла у всех европейских народов однотипны. Здесь в определенных чертах проявляется историко-культурная общность европейских этносов. Эта общность отнюдь не замыкается зарубежной Европой; она простирается и далее на восток, в ареалы расселения летто-литовских, восточнославянских и финно-угорских народов, что уже не раз отмечалось в специальной литературе.^{484}

3. Свадьба имеет не только обрядовый смысл, но может быть воспринята как праздник — в его общественном значении.

Авторами настоящего очерка предпринята попытка выявить общие закономерности исторического развития и основные черты института брака у европейских народов.

В XIX — начале XX в. в Европе можно выделить две основных формы заключения брака: брак похищением (умыканием, уводом) и брак по сговору. Первая форма, когда-то бытовавшая (наряду с другими) во многих регионах мира, уходит своими корнями в глубокую древность. Практика увода невест получила отражение и в древнеримской легенде о похищении сабинянок.^{485} С веками брак умыканием претерпел существенные изменения, возникли разные его варианты.^{486} В XIX в. к подобной форме бракосочетания прибегали чаще всего по экономическим соображениям (чтобы избежать больших свадебных расходов), а также по этическим или социальным мотивам.

Не менее древней формой заключения брака является брак по сговору. Так как в изучаемый период эта форма преобладала у всех европейских народов, дальнейшее изложение будет касаться именно ее.

Заключение брака — акт, который в изучаемый период у европейских народов почти никогда не замыкался на личной судьбе двух людей. Этот акт касался по меньшей мере двух породнившихся семей, а чаще — двух более широких кругов родственников и всегда так или иначе был связан с социальными интересами.

Обращаясь к материалам XIX в., мы найдем у всех народов Европы большое число примеров общественного контроля над институтом бракосочетания, чем обеспечивалось демографическое воспроизводство и продолжение культурных традиций — опыта предыдущих поколений. Вся сложная процедура вступления в брак, начиная от поисков брачного партнера и кончая свадьбой, регулировалась правилами. В деревнях (а отчасти и в городах) вступление в брак и даже отдаленные подступы к этому событию протекали не только под негласным контролем родных и соседей, но подчинялись в определенной степени этическим нормам, принятым в данной местности.

В выборе брачного партнера у народов Европы наблюдается тенденция к соблюдению локальной и социальной эндогамии. Для сельского жителя все окружающие делились на «своих» и «чужих». Невестку или зятя предпочитали найти в своей деревне, округе, церковном приходе. Недавно мигрировавшие в города крестьяне искали невест среди землячек, проживавших в этом же городе, или же отправлялись с матримониальными целями в родные места.

Еще строже происходил выбор по социальному признаку: стремились породниться люди одной общественной группы и одной профессии. С развитием капитализма, когда предприимчивость, преуспевание в деловой сфере и следовавший за ними достаток стали критерием при оценке людей, усилилось стремление повысить путем вступления в брак свой социальный уровень или улучшить имущественное положение. Так, например, хотя браки в Польше в XIX в. и оставались предпочтительны в своем кругу, однако обедневшая шляхтенка могла выйти замуж в буржуазную или даже в богатую крестьянскую семью из экономических соображений, в то время как зажиточные простолюдины стремились породниться со шляхтой из престижных побуждений.

Возрастной ценз зависел от социальных условий (способ ведения хозяйства, порядок наследования имущества, закрепленная традициями детность семьи и т. п.) в большей степени, чем от этнических традиций.

Существенное влияние на выбор брачного партнера оказывало общественное мнение. Социальная среда не только контролировала поведение людей, осуществляла цензуру нравов, но и формировала нравственные устои, ценностные ориентации отдельной личности, представление об «идеальных» муже и жене. Социально-психологические стереотипы маскулинности и фемининности, созданные обыденным сознанием, были по большей части сопряжены с различием мужских и женских ролей в семье и общественно-производственной жизни.

Вступление в брак означало изменение социального статуса индивида: девушка уходила из семьи родителей и включалась в семью мужа; брачующиеся переходили из группы холостяков в группу семейных. Оба эти перехода совершались постепенно через серию ритуальных действий, причем их социорегулятивный смысл в ходе исторического развития постепенно стирался.

Полноправным членом сельского общества считался только женатый мужчина. Деление людей на две категории — холостых и семейных — четко проявлялось в период добрачного общения молодежи. Достигшие определенного возраста девушки и юноши объединялись в «молодежные союзы». В различных формах пережитки таких общественных объединений в XIX в. существовали практически у всех европейских народов: иногда ярко ритуализированных (особенно у болгар),^{487} порой — в организационно оформленных союзах (например, у испанцев и немцев), чаще весьма ослабленных, рудиментарных вариантах. Во многих странах молодой человек имел право принимать участие в общих развлечениях, посиделках, игрищах, ухаживать за девушками, лишь став членом подобного объединения.

Добрачное общение молодежи нередко предусматривало определенные игровые формы, напоминавшие помолвку. Так например, в Испании, Италии, Франции и Англии в день покровителя влюбленных св. Валентина было принято выбирать «пробных обрученных». Парень и девушка, которых соединил жребий, назывались отныне «Валентинами», и им следовало вести себя так, словно они действительно обручились. В некоторых регионах (Северная Германия, Швеция, Финляндия) было распространено так называемое «ночное сватовство», которое также являлось формой подыскания себе будущего брачного партнера.

Молодежь самым активным образом помогала вступавшим в брак сверстникам. Из холостых парней формировалась свита или дружина жениха. Его друзья участвовали в предсвадебных хлопотах, пировали на его «мальчишнике» — прощании с холостой жизнью, сопровождали жениха на всем пути прохождения свадебного поезда, обслуживали гостей на пиру и т. п.

В группе холостой молодежи выделялся один очень важный персонаж — это своего рода заместитель жениха. Среди многих его обозначений важно отметить, например, такие: «второй жених» в Испании, «побратим» у греков, «брат» и «деверь» у албанцев и румын, «старший дружба» в Польше. Этот персонаж участвовал в одевании невесты в день свадьбы, выводил ее из отчего дома перед отправлением в церковь, благодарил присутствовавших от имени жениха и т. п. У некоторых народов он как бы демонстрировал свое право на новобрачную, укладываясь на брачное ложе (у поляков жених должен был «выкупить» место на постели). Иногда таким «заместителем» жениха был его младший брат, но зачастую — близкий друг. С распространением церковного венчания этот чин превратился в так называемого свидетеля (примерно аналогичен шаферу на русской свадьбе нового времени).

Параллельно формировалась и свита невесты из ее незамужних подруг (у некоторых народов, например у болгар и англичан, сюда включались сестры жениха). Одна из них считалась главной. Девичья группа помогала невесте подготовить вещи для приданого, участвовала в обряде ее одевания и т. п.

На свадебном пиру девушки как бы передавали свою сверстницу в группу семейных односельчанок. Замужние женщины принимали новобрачную в свой круг, выполняя специальные обряды. На западнофинской свадьбе девушки исполняли хороводный танец, во время которого невеста отделялась от подруг и переходила к замужним женщинам. На шведском свадебном пиру устраивалась шуточная борьба между девичьим и женским хороводами, в конце которой новобрачная оказывалась среди женщин.

Почти повсеместно происходило торжественное надевание на голову молодой женского головного убора. Как правило, этот обряд выполнялся в узком женском кругу, куда девушки и мужчины не допускались.

Молодожены в течение первого года семейной жизни до рождения ребенка находились в некоем переходном состоянии. В ряде стран они продолжали участвовать в увеселениях молодежи, а во Франции руководили веселой жеребьевкой в день св. Валентина. Недаром у многих народов можно встретить одинаковые обозначения невесты и молодой. Так, у итальянцев это в обоих случаях «sposa», у норвежцев и датчан — «Brud», у англичан «bride», у румын «nevasta», у словаков «nevesta» и т. п. С появлением на свет первенца за молодыми супругами окончательно закреплялся общественный статус семейных людей со всеми вытекавшими отсюда правовыми и морально-этическими нормами.

Роль именно семейных людей в сельском обществе подчеркивалась и самими свадебными обычаями европейских народов. Гости, приглашенные на свадьбу, приходили семейными парами, занимали места за пиршественными столами, участвовали в свадебной процессии, преподносили новобрачным подарки и т. п.

В свадебных обрядах группа семейных была представлена несколькими чинами. Самым важным из них являлся женатый немолодой мужчина. Он заботился об обручальных кольцах вступавших в брак, часто нес значительную часть расходов по свадьбе и, случалось, завершал весь свадебный праздник, угощая участников торжества в своем доме. Если отыскивать ближайший аналог этому персонажу в русской свадьбе, то его, очевидно, можно сравнить с посаженым отцом. (Иногда наряду с последним действовала и посаженая мать, главной обязанностью которой было опекать невесту.) По-видимому, до установления церковного венчания именно этот человек соединял руки брачующихся, что и означало акт заключения брака. Такой обряд, документально засвидетельствованный еще в Древнем Риме, где он так и назывался «соединение рук» (dextrarum conjunctio),^{488} в дальнейшем бытовал у многих европейских народов как главный момент помолвки.

В тех областях Европы, где семейно-родовые связи были наиболее крепкими, перечисленные выше обязанности исполнял дядя невесты по матери. Именно он «отдавал» племянницу в другую родовую группу. Особая близость мужчины к детям своей сестры известна, например, у черногорцев и албанцев.^{489} Однако в некоторых районах той же Черногории, так же как в Динарской области Хорватии и в других местах подобную роль играл дядя по отцу.

В XIX в. главный свадебный чин чаще всего не был родственником, но, выполнив свою функцию в обряде бракосочетания, он становился как бы родственником. В этнографической литературе такое родство именуют по-разному: названным, искусственным, фиктивным и т. д. Этот человек часто являлся крестным отцом жениха (как у венгров, греков, румын, албанцев, болгар и др.), потом он становился восприемником первенца молодоженов. В дальнейшем эту роль часто выполняли его дети. Таким образом, названное родство связывало две семьи по мужской линии из поколения в поколение. Браки же между представителями этих семей исключались, как при кровном родстве. Со временем почетные функции посаженого отца стали поручать не только представителю близкой семьи, но и другому жителю села или города — часто человеку, занимавшему высокое общественное положение. В конце XIX в. эту роль нередко исполнял профессионал, получавший вознаграждение.

В отличие от народов Юго-Восточной и Центральной Европы на западе континента этот свадебный чин в XIX в. или не фигурировал совсем, или утратил многие из своих функций. Так, например, в Испании его обязанности на свадьбе выполняли иногда старшие родственники брачующихся — отец невесты и мать жениха или же старший брат жениха со своей женой. У итальянцев этот чин уже не должен был заботиться об обручальных кольцах. Он лишь дарил невесте перстень, а выбирали его нередко из числа друзей жениха.

Наименования главного свадебного чина у европейских народов разнообразны. Интересно отметить те из них, которые указывают на его важную роль в исполнении свадебного ритуала. Ряд славянских названий прямо говорит о том, что он был старшим свадебным чином. Так, одно из его обозначений у чехов «старосват» (жена его «сватосватка»), у поляков — «староста» (жена «старостина»), у сербов и западных болгар «стари сват».

Некоторые наименования этого персонажа восходят к позднелатинскому «compater» (cumpater), что буквально означает «соотец». В Италии это «compare» — посаженый отец на свадьбе, восприемник при крестинах и конфирмации, другими словами — партнер во многих видах названного родства. Таково же происхождение греческого «κουμπαρος», румынского «cumatrul», широко распространенного у славян — кум. Ряд терминов происходит от другого латинского корня. К ним относятся румынский (один из вариантов) «nunul mare», албанский «nun», греческий «νουνος» (νονος). Смысл подобных терминов кроется в древнеримском обычае закутывать невесту в момент свадьбы оранжево-красным покрывалом, называемым «flammeum». Цвет фламмеума был символом солнечного огня и домашнего очага. Латинское слово «nobere» означает «покрывать», «закутывать», а также «выходить замуж» (nupta — замужняя женщина, nuptiae — свадьба).

Ритуальное закутывание невесты покрывалом, сокрытие ее лица сохранялись у европейских народов в разной степени: например, на албанской и болгарской свадьбе этот обычай не угас еще в начале XX в. У большинства же народов покрывало заменила легкая вуаль — фата, не закрывающая, а лишь обрамляющая лицо. У итальянцев — прямых наследников культуры древних римлян — фата в течение многих веков была апельсинового цвета.

Параллельно с включением новобрачных в группу семейных происходил переход девушки из семьи ее родителей в семью будущего мужа, а в некоторых случаях из одного локального объединения в другое. Символическая борьба, вражда двух коллективов родственников, из которых один терял своего члена, а другой приобретал (их называют сторонами, или партиями жениха и невесты) насыщает свадебную обрядность. Именно при переходе (переезде) невесты из дома родителей в дом своей новой семьи эта символика проявлялась с особой силой.^{490} Одна партия стремилась войти в дом и завладеть невестой, разыгрывала ее насильственное похищение, другая препятствовала этому, требовала выкупа, прятала невесту или выставляла так называемых ложных невест, мешала перевозке приданого; девушка должна была сопротивляться выводу ее из дома, даже симулировать побег.^{491}

Отголосками когда-то осознаваемой односельчанами принадлежности жениха и невесты к разным локальным группам (если они были не из одного села) можно, видимо, считать некоторые обряды. Так, свадебному поезду, следовавшему из дома невесты к дому родителей жениха, устраивали «преграду», иногда чисто символическую (например, протягивали ленту, веревку или гирлянду) и требовали «выкуп». Этот обряд, распространенный у многих народов Европы, означал, по всей вероятности, момент перехода невесты из одной локальной группы в другую. Правда, в рассматриваемый период молодым преграждали путь и тогда, когда они были из одного населенного пункта. Возможно, в этом случае жених платил «выкуп» своим сверстникам, что символизировало его переход в группу семейных.

После совершения венчания поведение участников обряда резко менялось: проявление мнимой враждебности, борьбы сменялось выражением дружбы, сближения. Выйдя из церкви, и новобрачные, и их свиты двигались вместе.

Объединение двух групп подчеркивалось совместными трапезами.^{492} Первая из них происходила в доме родителей засватанной девушки после помолвки (сговора, обручения), когда окончательно решался вопрос о бракосочетании. Очень выразительно название такого пиршества у фарерцев: «стол согласия». Вторая обязательная совместная трапеза устраивалась после общественного санкционирования брака: обычно после церковного обряда венчания, а там, где ярче проявляются древние традиции, — после брачной ночи (постельного обряда).

В свадебном цикле почти всех европейских народов присутствовали обряды, символизировавшие соединение и самой брачной пары. Например, на свадебном пиру молодые ели из одной тарелки и пили из одного бокала. Недаром в античном Риме одна из древнейших и торжественнейших форм заключения брака носила название «confarreatio», указывавшее на то, что новобрачным по ритуалу полагалось съесть вместе пшеничную лепешку.^{493}

Другой формой установления союза двух семей и их родственных групп служил обмен дарами, происходивший в определенные моменты свадебного цикла (весьма различные в разных конкретных вариантах), а также на протяжении периода, порою длительного, между помолвкой и свадьбой в дни семейных и календарных праздников.^{494} Наиболее обильный обмен дарами совершался в день бракосочетания. Эти дары, т. е. подношения с последующим отдариванием, отличаются по самой их сути от выкупа невесты, вручаемого стороною жениха в виде денег или установленных традицией вещей, хотя порой этот выкуп внешне выглядел как простой подарок.

Итак, основные обряды брачного цикла выполнялись несколькими категориями участников, за которыми традиция строго закрепила те или иные обязанности. Однако многие ритуалы проходили при широком заинтересованном внимании и участии всех местных жителей: сельского коллектива, квартала, церковного прихода и т. п. Чем ближе подходил день свадьбы, тем шире распространялась весть о ней. Официальным уведомлением всего общества о предстоящем событии служило обручение и трехкратное церковное оглашение. Приглашенных на свадьбу было много: учитывались родственные отношения, соседские связи, общественное положение. За столами рассаживались в строго определенном порядке в соответствии с родственной близостью к брачующимся и социальным положением. Те, кто не получил официального приглашения, могли прийти потанцевать. Таким образом, круг участников свадьбы еще больше расширялся.

Соседские связи нашли яркое выражение в обычаях помощи при организации свадебных торжеств и будущей жизни молодоженов. Иногда еще в преддверии свадьбы делались необходимые подношения. Например, в Швеции жених с товарищами, а невеста с подругами обходили односельчан, собирая продукты или вещи для своего будущего хозяйства. Близкие по смыслу обычаи бытовали у поляков в Карпатах, у чехов, словаков, народов Югославии и болгар. Все собравшиеся одаривали молодых. Наконец, был еще один вид помощи: непосредственное участие в сложном деле организации свадебных торжеств и приготовлении угощения. Односельчане охотно оказывали поддержку новой семье еще и потому, что каждый из них мог, в свою очередь, рассчитывать на соседскую солидарность.

Если брак во всем многообразии его форм находится в определенной зависимости от общественных отношений, господствующих в данном обществе в тот или иной период, то свадебная обрядность таит в себе напластование буквально всех эпох развития традиционной культуры — от древнейших магических приемов и веры в сверхъестественное до стандартов эмоционального поведения новейшего времени.

В непосредственной реализации обычаев через ритуалы, символы, магические приемы, игры и прочее наблюдается большая вариабельность. Собственно этническая специфика обряда заключается прежде всего в его вербальном оформлении, в песенном, музыкальном, хореографическом сопровождении, обрядовой одежде, составе даров. В этот комплекс неразрывно включаются религиозные представления, которые идут от самих глубин первобытного миропонимания и переплетаются с церковными обрядами православия, католицизма, протестантизма и ислама. Церковные ритуалы венчания повсюду дополнялись элементами традиционной обрядности, ее приемами и символами: хлеб и иная ритуальная еда, свежая зелень и цветы, зерно, вода, курица и многие другие атрибуты магии плодородия в разных сочетаниях дополняли церковную службу, придавая бракосочетанию особый колорит.

Однако при исследовании свадебных обрядов у народов зарубежной Европы выявляется также и идентичность их важнейших элементов. Необходимо сразу же оговориться, что нет оснований, на наш взгляд, стремиться дать каждому элементу обрядности (действию, предмету и речевой формуле) какое-либо одно толкование. Дело в том, что обрядовые действа почти всегда неоднозначны. Объяснения самих участников обряда подчас противоречивы: в XIX в. смысл выполняемых действий и произносимых формул не всегда был понятен их исполнителям, зачастую они просто следовали примеру предыдущих поколений или наполняли старые обряды новым содержанием.

Очень значимы во всей свадебной обрядности были те приемы, поверья и приметы, которые связывают ее с магией плодородия. Ф. Энгельс указывал, что «определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно опять-таки бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни… с другой — производство самого человека, продолжение рода».^{495} Именно эту неразрывную связь мы наблюдаем во всем сложном свадебном обрядовом комплексе.

Древние земледельцы отождествляли землю с женщиной, дарующей новую жизнь.^{496} Естественно поэтому, что большая серия магических приемов была сосредоточена вокруг невесты. В различные моменты свадьбы ее осыпали зерном, которое у всех народов служило символом плодородия; при выполнении определенных ритуалов невесту сажали на квашню, ломали у нее над головой хлеб (лепешку), давали ей куски хлеба, чтобы она бросала их в окружающую толпу, сажали ей на руки младенца, производили и другие магические действия.

Сама невеста воспринималась как носительница особой силы, прикосновение к которой дарует благо: участники свадьбы старались дотронуться до нее, завладеть частью ее одеяния, венком, вуалью, чулочной подвязкой, туфлей. Из рук невесты старались получить также кусок пирога и другие угощения. Особенно усердствовали девушки; их присутствие на свадьбе, участие в свите невесты, обладание частичкой принадлежавших ей предметов сулили им скорое замужество.

Свадебные обряды изобиловали символами, таящими в себе представления о сакральном характере растительного мира.^{497} В различных сочетаниях фигурировали дерево, свежая зелень, цветы, яблоки.^{498} Чрезвычайно интересно сооружение «свадебного деревца» — ветви, украшенной цветами и плодами, которую несли в свадебной процессии, устанавливали на пиршественном столе (у славян его нередко втыкали в специально испеченные хлебы).

Непосредственное отношение к вегетативной магии имел головной убор невесты. В наиболее ранних описаниях свадьбы сообщается, что девушке водружали на голову венок из живых цветов или свежей зелени. В изучаемое время, как правило, убор состоял из искусственных цветов, дополненных всевозможными украшениями; он бывал столь сложен, что и не походил на венок. Таким образом, его первоначальная вегетативная суть не проявлялась явно.

Выполнялись и различные обряды с водой, которая также, по народным поверьям, приносила плодородие: совершали ритуальное омовение, выливали воду вслед свадебному поезду для удачи и т. д.^{499}

Свадебный цикл проходил на эротическом фоне. Эротика бывала или явная (в горных районах Словакии юноши и девушки, отпраздновав помолвку своей подружки, оставались в ее доме и укладывались парами на соломе), или завуалированная: постоянно звучали песни, шутки фривольного содержания.

Разумеется, люди просто веселились на свадьбе, как на любом празднике, но все же следует иметь в виду, что смех во многих случаях в семейных (как и календарных) обрядах имеет ритуальное значение. Смеху приписывалось свойство вызывать жизнь, плодородие, здоровье.^{500} Большое значение придавалось именно групповому веселью, участию многих людей в играх, танцах и шутках. Сходные мотивы присутствуют и в ряжении. Среди ряженых на свадьбе интересно отметить персонажи в одеяниях из соломы (например, в Шотландии и Ирландии), так как солома также считается одним из атрибутов культа плодородия.^{501} Широко распространенное на свадебных балах переодевание в костюмы противоположного пола (травестизм) некоторые исследователи связывают с мотивами эротизма.

На свадьбах ряженые обычно появлялись в конце главного пира. Своего апогея гиперболизм комических ситуаций, взаимное вышучивание, песенки, сценки непристойного содержания, пародирование свадебных обычаев достигали чаще всего утром после постельного обряда. По-видимому, некоторые зооморфные маски порождены культом плодородия, их поведение носит эротический характер, напоминая свободное общение полов во время карнавала.^{502}

Одно из важнейших мест во всем свадебном цикле занимала ритуальная еда. Объединительная функция трапезы была уже отмечена выше. Но, кроме этого символического значения, ритуальная еда имела и магическую направленность: полагали, что она приносит благополучие участникам трапезы. В среде европейского крестьянства обильная и вкусная еда, сопровождавшаяся безудержным весельем, воспринималась как выражение полноты жизни, как залог всяческого благополучия в будущем.^{503} Старались сытно поесть в день наступления Нового года, по другим большим праздникам.^{504} Естественно, что на свадебных пирах тоже ели много и усердно.

Очень важен набор свадебных блюд. Древнейшее блюдо из зерен или муки — каша. Оно непременно или присутствует на свадебных столах, или вошло в идиоматические выражения. О словацкой девушке, которая вышла замуж раньше своей старшей сестры, говорили, что она «заварила сестре кашу». В немецких деревнях сваты, ведя свой традиционно иносказательный разговор с родителями девушки, заводили речь о «горячей каше».^{505}

Лепешка или хлеб в различных формах и модификациях (каравай, калач, пирог и наконец торт), как и печенье малых форм, — один из главных атрибутов свадебной обрядности практически всех европейских народов.^{506} Естественно, что эта атрибутика могла возникнуть и получить особое значение по преимуществу у народов, для которых земледелие было древнейшим занятием.^{507}

Хлеб в свадебном ритуале — многофункциональный объект, имеющий знаковый смысл — прежде всего как символ благополучия. При сватовстве он нередко знаменовал объединение двух семей. В Польше руки нареченных связывали платком на хлебе. В Болгарии и Чехии деньги (выкуп за невесту) клали на каравай, в Албании — на хлебную лопату.

Хлеб фигурировал в различных вариантах практически на протяжении всего свадебного цикла. Калачи носили, приглашая на свадьбу (например, чехи и словаки), и в свадебной процессии (особенно это характерно для румын, где калачами украшали повозки). Порою во время венчания брачующиеся или держали ломоть хлеба за пазухой, или съедали специальную лепешку. Почти повсеместно новобрачных встречали на пороге дома хлебом (хлеб-соль или же хлеб с медом), иногда возлагали хлеб (лепешку) на голову новобрачной, иногда ломали его над головами молодых (разновидность этого обряда: в Шотландии над новобрачными держали сито с мукой). Войдя в свой новый дом, молодая жена должна была прикоснуться к очагу, к хлебу. Куски хлеба (пирога) в те или иные моменты обряда раздавали (зачастую это делала невеста) всем присутствовавшим.

Среди другой ритуальной пищи на свадебных пирах нередко подавался свиной окорок и прочие блюда из свинины. Это угощение имело определенный смысл, так как у многих европейских народов свинья считалась символом плодородия.^{508}

Таким же символом служил и петух, который фигурировал в ряде магических обрядов аграрного характера.^{509} Иногда на свадебном празднике устраивали «казнь» петуха, точно такую же, как в дни карнавала. В Испании, подшучивая над новобрачными, заставляли молодого кричать петухом, а молодую кудахтать. Во французских деревнях впереди свадебной процессии носили живую курицу, в Румынии ее заменили деревянным изображением. Различные угощения из куриного мяса, куриный бульон, а также яичница были обязательны на свадебных пирах и на утреннем завтраке молодоженов. Нередко в часы разгульного веселья, развертывавшегося после постельного обряда, устраивали «охоту на кур» и задавали «куриный пир».

В состав ритуальной пищи почти повсеместно входили сладости. Их, как правило, включали и в набор даров, которыми обменивались стороны в предсвадебный период; ими же обильно уставляли пиршественные столы. У многих европейских народов было принято сразу после венчания угощать новобрачных медом или в момент введения молодых в дом смазывать медом косяки входных дверей и т. д.

К символам, призванным благотворно влиять на будущее соединяющейся четы, следует отнести шкуры и шерсть.^{510} Примером применения в обрядовых действиях овечьей шкуры может служить усаживание польской новобрачной на кожух при надевании на нее женского чепца.^{511} Во многих странах фигурировала прялка с куделью; ее торжественно водружали на повозку с перевозимым приданым, на ней пряли или сама невеста, или одна из участвовавших в обряде женщин. Здесь, возможно, символика прялки как орудия женского труда сочетается с символикой шерсти как субстанции, наделенной магической силой.^{512}

Наряду с благотворно влияющими действами и символическими предметами в свадебных обрядах европейских народов применялись различные формы защиты от злой силы, порчи, сглаза и т. п.^{513} Сюда, вероятно, относятся обычаи прятать невесту, подменять ее ложными невестами,^{514} укрывать ее (а иногда и жениха) специальным покрывалом, закрывать лицо девушки и т. д. Защитное значение, очевидно, придавали шуму, звону. В словенских областях Югославии приглашавшие на свадьбу били в бубны, а на их костюмах позванивали многочисленные колокольчики; в Польше «старший дружба», отправляясь приглашать гостей, подвешивал на шею лошади несколько колокольчиков. Выстрелы, шум и крики, звон разбиваемой посуды, взрывы петард сопровождали свадебную процессию и перевоз приданого у всех европейских народов. Объяснение этому обычаю сами участники давали различное: например, англичане полагали, что звон серебряных предметов (ложек, кружек, и др.), подвешенных к церковным воротам, предвещает будущей паре многочисленное потомство.

Особое место в свадебной обрядности занимают танцы, игры. Интересны состязания в конных скачках (джигитовке) или беге, приуроченные в большинстве случаев ко времени прохождения свадебного поезда, иногда и к другим моментам праздника. Победитель из числа участников-мужчин всегда получал какой-либо приз, зачастую — из рук невесты. Что могли означать эти состязания? Возможно несколько вариантов объяснения. Не исключено, что здесь нашла отражение действительная борьба за невесту, которая происходила когда-то между холостыми мужчинами. В албанских эпических сказаниях, сложившихся в эпоху позднего средневековья, повествуется, что девушка доставалась тому, кто побеждал в скачках и джигитовке.^{515} Спустя много столетий на другом краю континента — в Англии XIX в. — существовали на этот счет правила, в которых усматривается определенный эротический смысл: невеста или обнажала перед победителем ногу, или вручала ему свою чулочную подвязку, или разрешала поцеловать себя. Во Франции невеста также дарила выигравшему состязание предметы своего туалета: перчатку, ленту и т. д.

В специальной литературе существует мнение, что всевозможные состязания у древних народов выполнялись в комплексе обычаев, направленных на достижение плодородия.^{516} Это предположение также уместно по отношению к свадебной обрядности.

Кроме своего прямого назначения — санкционировать совершение брака, свадьба имеет для общественной жизни и значение праздника. В изучаемое время в Европе свадьба в своем традиционном виде представляла собой праздничное событие со всеми его особенностями: противопоставлением его повседневности рабочих буден, повышенным эмоциональным фоном, обилием еды и питья, некоторой свободой поведения.

Как и любой другой праздник, свадьба с ее глубокой насыщенностью символикой имела связь с будущей жизнью ее участников. Молодежь через ряд символических действий и получение предметов из свадебного реквизита надеялась вскоре также сыграть свадьбу. Участники праздника, которых осыпали зерном, наделяли кусками обрядового хлеба, верили, что это принесет им благополучие. Сами новобрачные хранили ленты от свадебного платья, невестин венок, церковные свечи и другие предметы этого знаменательного дня. Эти вещи становились символами и оберегами на всю их дальнейшую супружескую жизнь.

Свадебное празднество во всем его многообразии входит в культуру каждого народа. По своей направленности на благополучие не только возникающей новой семейной пары, но и всего коллектива родственников свадьба сближается с календарными праздниками. Однако возможности рассматривать их в пространственно-географическом аспекте различны. Изучение европейских календарных обрядов из-за их относительно жесткой привязанности к производственной деятельности людей и, следовательно, к тому или иному географическому ареалу позволило наметить примерные контуры этнографических районов Европы.^{517}

Авторы настоящего очерка пытались выполнить подобную задачу также на материале брачных норм и свадебных обычаев. Однако их сравнение по тем или иным критериям показало, что они коррелируют с географической картой гораздо меньше, чем календарные обряды. Были взяты, например, такие обрядовые элементы, как прохождение свадебного поезда, место проведения главного пира и первой брачной ночи или постельного обряда.^{518} На основании этого критерия удалось выявить несколько вариантов свадьбы. В одном из них главный пир и постельный обряд совершались в доме родителей невесты, в другом — в доме родителей жениха. Были и промежуточные, как бы компромиссные, варианты. Все они соответствуют определенным стадиям эволюции свадебного обряда и могут быть рассмотрены в плане его исторической динамики. Вместе с тем в изучаемый период во всех европейских странах эти варианты свадебного обряда существовали одновременно; причем у конкретного народа бытовали все или несколько из них. К подобным результатам привело также сравнение брачных норм и свадебных обычаев народов Европы и по другим критериям. По всей вероятности, эти компоненты народной культуры в изучаемый период отражают не столько этническую и ареальную специфику, сколько стадию социально-экономического развития этноса в целом, а также той локальной или общественной группы, к которой принадлежат брачующиеся.