— Ну? И откуда мы начнём? — Пашка стоял вполоборота к экрану и со скучающим видом покачивался с носков на пятки. Предстоящее мероприятие у него явно не вызывало никакого энтузиазма. Как, впрочем, и у меня.
Русская равнина стелилась перед нами спиралями циклонов. В промежутках без большого труда просматривались географические подробности.
— А давай наугад? Разницы-то нет. Всё едино. Везде разгром.
— Ну! Кто постарался?
— Ладно, Паш. Проехали. В зубах застряло! Предлагай варианты.
Он ворчливо оглядел панораму:
— А чё — «Паша»?… Чуть что, так сразу: «Белоруссия!» — и ткнул пальцем в один из разрывов между облаками: — Ну вот, хотя бы сюда!
Сюда, так сюда. Это «сюда» оказалось побережьем Рыбинского водохранилища. Его северо-западной окраиной.
Картинка на экране приблизилась и мы нырнули под облачный покров.
— Сюда! — корректировал Пашка наш полёт, непонятно чем руководствуясь. — Сюда… Теперь сюда, над дорогой… Ещё чуть вперёд километров десять…
— Ну, Паш! — хохотнул Санька, молча наблюдавший за его выкрутасами. — Ты нас вообще, по-моему, в какую-то Тмутаракань завёз! И не похоже, что центр России. Да ещё и снег кругом!..
Пашка мельком взглянул на него и, почему-то не оценив юмора, серьёзно парировал:
— Тмутаракань много южнее…
Игорь удивлённо проскрипел:
— Хех! Ты даже направление знаешь? Я почему-то всегда думал, что это — образное выражение.
Пашка, не отрываясь от экрана, хмыкнул:
— Астрахань. Слыхал про такой кишлачёк?
— Это что, Тмутараканью раньше обзывалось?
Пашка с усмешкой покрутил головой и выдал нараспев:
— «Ой, да говорила ж мине мама: в школу учиться ходють, сынок, а не прикалываться…» Тормози! — Это уже относилось ко мне. — С этих самых развалин и начнём нашу индивидуальную трудовую.
Мы зависли над просёлочной дорогой, на которую, как дольки мяса на шашлыке, были нанизаны сразу три деревушки, сросшиеся, считай, в одну большую. Среднюю из них рассекал перекрёсток. Одним концом эта поперечная дорога спускалась к обширному оврагу (скорее всего, это была какая-то речушка), а противоположным терялась в сказочной красоты лесу. На этом перекрёстке мы и остановили свой выбор.
— Мегаполис! — съязвил Санька, обозревая окрестности.
— Угу… И — ни души… — смущённо прикусил Пашка один ус. — А говорят, будто деревня встаёт до зари… Не верь глазам своим!..
По местным часам здесь уже должно было быть часов девять. Если не больше. Но улица пустовала. Население — будто вымерло.
— Прогуляемся? — оглянулся на меня Пашка. — Самое время для десанта. Пока никого местных нет.
— Как коллектив?
— Коллектив не против, — пробубнил Игорь и повернулся к Помогаю: — Без обид — посиди пока тут, понаблюдай. Мы-то к тебе привыкли, а там…
— Моя понимай, — улыбнулся тот в ответ. — Моя сама не хоти: тама холодно.
— Да уж! Наш Иван Сусанин выбрал местечко!
— Вот самому и надо было подсуетиться! — огрызнулся Пашка. — А то все молчали, Пашу ждали!
— Ладно тебе! Выходим!
Только мы переступили порог экрана, как нас тут же вычислили. Откуда-то с краю дороги, из запорошённых снегом кустов, выпрыгнула чёрная шавка и обложила нас звонким лаем. Издалека отозвались её единомышленницы.
— Не спишь, ПаУза? — повернулся к ней Пашка. — Гав-гав два раза!
— Не трогай ты её! — поморщился Санька. — Потом не отвадишь…
— От она мне нужна! Сама инициативу проявляет!
Свидетель нашего появления не унимался. Пришлось мне напрячь ситуацию. Строгий взгляд и телепатический посыл сделал своё дело: по дурному взревев и поджав куцый хвост, шавка буксанула на укатанном снегу и во все лопатки чесанула вдоль дороги.
— Чё ты там ей сказал? — Санька проводил её довольным прищуром.
— Показал, как выглядят драконы.
— Несчастное животное! — всхлипнул Пашка, запахивая лёгкую куртку. — Какая жестокость! Какой ужас… А здесь — гм-гм! — не юга, скажу я вам! — и он зябко передёрнул плечами.
Санька многозначительно хмыкнул, а Игорь указал на довольно крепкое деревянное здание, прятавшееся в заснеженных ветвях окружающих его деревьев:
— По-моему, вон там обитают органы власти. Как я понимаю, нам туда?
— Твоя ошшенно правильно понимай! — согласился Пашка, имитируя шелестящий голос Помогая. — Гля, и флажок для нас вывесили. Знали, гады, что искать будем! «Верной дорогой идёте, товарищи!» — изобразил он дедушку Ленина. Выставив ладонь в направлении сельсовета и наклонив голову, он первым целеустремлённо двинулся вперёд. Мы, естественно, последовали за ним.
— Эх, на крутой бы таратайке сюда подрулить, — посетовал Игорь. — С нами сразу по-другому запоют. А то будто цыгане с автобуса слезли. Чё т мы тормознули, а, Вовчик?
— Да какие проблемы? Прошу!
Рядом с нами возникла та же машина, на которой мы совершали марш-бросок в иное измерение. Только теперь она блестела, как соплями намазанная и следов перенесённых ею издевательств даже и намёка не было.
— Моя ж ты ласточка! — растроганно запел Игорь, мгновенно преображаясь. — Как же я по тебе скучал!
— А сказать не мог? Я как-то и не того… Мне оно без надобности.
Санька заозирался:
— Ты бы народ-то не пугал… Изобразил бы, что она к нам издалека подъехала, что ли? А то прямо из воздуха…
— Где ты видишь народ? — гыгыкнул Пашка, занимая плацкарту на заднем сиденье и пропел ужасным фальцетом: — «Снова вымерло всё до рассвета!..»
— «Замерло», Паш, «замерло», — поправил его Игорь, любовно оглаживая машину, и, когда «певец» в ответ лишь презрительно хрюкнул, сочувственно вздохнул: — Бедная, несчастная та «Гармонь»!
— Я не понял, — Санька медлил с погрузкой себя в кабину. — Мы чё, эти два метра ехать в консервной банке собираемся? Я, вообще-то, могу и пешком туда дойти. Воздух-то здесь какой, а? — Он помахал перед носом ладонью, принюхиваясь. — Полезно и подышать.
Я его поддержал:
— Догоняйте. Мы — пёхом.
Воздух здесь и впрямь был чудесным. Чистым, звонким, морозным. Ни ветерка. Снежинки мягко падали на землю, тихо дополняя нарисованную за ночь картину. Из труб некоторых домов поднимались дымки, донося приятные запахи домашнего тепла.
— Я бы здесь и пожить не отказался, — поплотнее запахивая на себе не по сезону лёгкое пальто, сказал Санька. — Тихо, уютно…
— Да ты погоди нахваливать, — сказал я, всматриваясь в дверь сельсовета, смутно видимую сквозь усыпанные снегом лапы елей. — Может встретят нас, как та шавка.
— А ты ждёшь торжественный приём? Естественно, придётся применять меры убеждения.
— Не хотелось бы…
Мимо нас с гиканьем и Пашкиными воплями пронеслась Игорева «ласточка» и скрылась за поворотом извивающейся дороги.
— Куда их черти понесли?
— Тебе-то что? Кости разминают…
На пороге сельсовета нас поджидал облом. На двери висел здоровенный замок. Хорошо, хоть не ржавый. Иначе бы возникли сильные сомнения насчёт интенсивности работы сего учреждения.
Я недоверчиво подёргал его, будто надеялся, что это всего лишь видимость и обитатели нарочно спрятались за такой неумной ширмой, дабы осложнить к себе доступ.
С шиком напротив сельсовета притормозила наша «ласточка».
— Приехали! — хохотнул Пашка, подходя к нам. — Им по фигу, на чём там мы изволили пожаловать. Оне почивать изволють! Разрешите представить: «Слипин виллидж» в чистом виде! Блэк Саббат! Год одна тыща девятьсот шестьдесят девятый! — И он опять оскорбил наш музыкальный слух пародией на названную вещь.
Губная гармошка из его уст прозвучала прямо-таки не очень, но привела к неожиданному результату. На дороге неожиданно нарисовалась какая-то крупноформатная тётка в обнимку с велосипедом и зычным голосом, не предвещающим ничего хорошего, окликнула нас:
— Молодые люди! Вы кого хотели?
Её сопровождала крупная мохнатая собака, тоже не дышавшая благодушием. Она тут же зашлась длинной речью, содержание которой понятно было и без перевода: наша компания ей не нравилась.
Мы хором, как по команде, удивлённо повернулись на звук.
— Похоже, здесь не практикуется содержание собак дома на цепи? — тихо проговорил Санька, непроизвольно напрягаясь.
— Нам ба из начальства каво-нябудь! — съюродствовал Пашка, приноравливаясь к тёткиному выговору.
Та шестым чувством усекла насмешку и взгляд её посуровел.
— Ну, я — начальство! — заявила она недружелюбно, спускаясь с дороги и не выпуская из рук велосипеда. Она подошла к нам, напряжённо вглядываясь в лица. — Чего вам?
Я как-то смешался от такого вступления и не сразу вспомнил, зачем мы сюда вообще явились. Да и присутствие лающей собаки не способствовало задушевности беседы. Хоть и не пугало, но как-то нервировало.
Санька было начал объяснять, что у нас к ней серьёзное дело, но доминирующий собачий вокал не позволил ему прояснить картину. Поэтому после пары безуспешных попыток он устало замолк и уставился на источник звука. Тётка, наконец, обратила внимание на неудобство в общении и соблаговолила окрыситься на своё сопровождение. Но сделала она это как-то неубедительно, и собака продолжала обзывать нас последними словами. При этом она всё время поглядывала на хозяйку, виляя хвостом и как бы спрашивая: ну, как я, честно отрабатываю свой хлеб? Хорошо, хоть не кидалась проверять крепость наших нижних конечностей. И на том спасибо.
«Вовчик, — услышал я чью-то громкую мысль, — пора бы и власть употребить!»
Я удивлённо оглядел свою команду и поймал на себе изнывающе-кислый взгляд Пашкиной физиономии. Во как! Тоже воспользовался телеграфом в одностороннем порядке.
Ну что ж, если народ требует…
Недавний опыт пришлось повторить. Собака тут же поперхнулась на полуслове, взревела дурным голосом и, поджав хвост, резво покинула наше общество, оставив на снегу свидетельство пережитого ужаса.
— Слава Богу! — непроизвольно вырвалось у Игоря.
Оставшись без моральной поддержки, тётка посерела лицом и удивлённо посмотрела ей вслед. Потом подозрительно уставилась на нас и впускать не торопилась.
— Так вы по какому делу к нам?
— Мы что, так и будем на пороге беседовать? — удивился Санька.
— Люся! — неожиданно громко и радостно заорала та, завидев кого-то на дороге. — Ты документы-то передала?
Люся, оказавшаяся красномордой молодой особой со спортивной фигурой легко преодолела расстояние от дороги до сельсовета и тупо уставилась на начальницу:
— Какие документы?
Ясное дело, это был финт ушами. Теперь Люся выполняла роль сбежавшей собаки. Ей предписывалось, в случае чего, не пущать и отбивать атаку нагрянувших террористов.
Моментально воспрянув духом и приосанившись, начальница усмехнулась и с гордым видом завозилась с замком:
— Ну что ж, заходите, молодые люди…
Блокада была прорвана.
Помещение местной администрации и снаружи-то не сильно радовало глаз, а внутри так и вообще оказалось на грани убожества. Привыкшие уже к своим, без преувеличения сказать, шикарным апартаментам, мы ощутили ужасный дискомфорт, когда начальница царственным жестом указала нам на потёртые стулья, что нестройным рядом жались к стене.
— Присаживайтесь.
В помещении было как-то слабо натоплено и мы не спешили освобождаться от верхней одежды. Две печки цилиндрической формы высотою от потолка до пола надсадно гудели, создавая иллюзию уюта. Видимо, местный кочегар не так давно вспомнил о своих непосредственных обязанностях.
— Итак, молодые люди, что вас привело к нам? — вновь прозвучал тот же вопрос после короткого знакомства. Звали хозяйку Любовь Николаевной.
«Молодые люди» хором повернулись в мою сторону.
Хорошенькое дело! По-моему, договаривались о другом варианте.
Ладно…
— Мы, собственно, представляем международную благотворительную организацию, — вдохновенно начал я свою «речь». — В её задачи входит помощь отстающим и бедствующим…
— Кого это вы имеете в виду? — нехорошо осклабилась тётка, перебивая меня.
— Ну как «кого»? Вы хотите сказать, что у вас всё в порядке и помощь вам не нужна?
— Да вроде как нет. До сих пор не жаловались.
Я удивлённо посмотрел на неё:
— И ни в чём у вас нет нужды? Ни в финансах, ни материальном обеспечении?
Та хитро прищурилась и скромно опустила глазки:
— А вы можете что-то предложить?
Долго не раздумывая, я брякнул:
— Да практически — всё.
Санька, сидевший по правому борту, негромко кашлянул и странно посмотрел на меня.
Начальница же, наоборот, совсем никак не отреагировала. Некоторое время она сидела, опершись локтями на стол и смотря на свои сцепленные руки. Мне даже показалось, что она уснула.
Потом сделала движение к стоявшему на краю стола телефону и вопросительно посмотрела в мою сторону:
— Я позвоню?
Не ожидая никакого подвоха, я согласно кивнул.
Санька опять крякнул и едва заметно усмехнулся. А Пашка совершенно недвусмысленно протелеграфировал:
«Ментов будет звать».
Я глянул на него и пожал плечами: мол, нам-то что? Уже проходили.
Он только чуть заметно покрутил головой.
Телефон долго не поддавался на уговоры, сбрасывая набранный номер. Начальница заметно нервничала, что-то невнятно бормоча, но упорно, раз за разом, пытала аппарат. Наконец нервозную тишину прорезал её радостный вопль:
— Вячеслав Николаич!.. Это Люба!.. Да, Данилова! Какая же ещё?… А-а, ну да… Вы не могли бы… Что?… Нет-нет, я по делу!.. Что?… Да нет же!.. У нас тут иностранная делегация… Иностранная делегация, говорю!..
Она кричала так, будто «Вячеслав Николаич» отвечал ей с Марса.
— Какие шутки?!. - продолжала она уговаривать «марсианина». — На полном серьёзе!.. Что?… Четверо молодых людей… Да… Довольно приятной наружности!.. — она хитро покосилась в нашу сторону. — Чё надо?… Надо, чтоб вы приехали!.. А как же?… Как же без вас?… Не-е!.. Нет, не могу!.. Минут через десять?… Ладно, хорошо… Хорошо, говорю! Ждём!
Она положила трубку и с просветлённым лицом повернулась к нам:
— Это глава нашего сельского поселения. Вам надо его подождать. Без него я не могу вести с вами переговоры.
Пашка радостно подскочил:
— Ну тогда мы пока на улице перекурим.
Я удивлённо глянул на него и тоже встал.
— Как хотите… — облегчённо вздохнула начальница.
— А пока это вам… — совершенно неожиданно для себя я извлёк из-за пазухи букет роз и коробку конфет и положил всё это перед нею на стол. — Для удачного ведения переговоров.
— Ой, да ну что вы?! — разом покраснела та и в деланном испуге переместила своё дородное тело на спинку подозрительно заскрипевшего стула. — Неудобно как-то…
Я обольстительно (как мне показалось) улыбнулся и вышел вслед за своими «делегатами» выслушивать их насмешки.
Прошло, наверное, минут двадцать, пока на дороге показалась белая «Нива». Других машин попросту не наблюдалось. Осторожно притормозив рядом с нашей «ласточкой», водитель степенно выгрузил себя из машины и, состроив значительную физиономию, стал осторожно спускаться по скользкой тропинке с дорожного полотна.
— Приветствую вас, молодые люди, — с преувеличенным радушием произнёс он, подойдя к нашей уже порядком продрогшей «делегации». — Это о вас мне говорила по телефону Любовь Николаевна?
— А вы, надо полагать, тот самый Вячеслав Николаич? — довольно неучтиво ввинтился неугомонный Пашка, не дав мне рта раскрыть.
«Похоже, — мысленно усмехнулся Санька, — словосочетание „молодые люди“ здесь у них официально принятое ругательство…»
Хлебосольно расставив руки, словно пытаясь обнять нас всех сразу, долгожданный Вячеслав Николаевич стал мягко подталкивать нас ко входу в «храм» администрации, неся какую-то околесицу о своей занятости и о том, как он рад нас всех тут видеть.
Всей толпой мы и ввалились опять в знакомый нам убогий «офис».
— Люба! — с порога загундосило высшее начальство. — Что ж ты гостей-то на улице морозишь? Надо было бы стол организовать. Люди издалека к нам, наверное…
— Так ведь они сами… — тут же принялась оправдываться «Люба». — Покурить, говорят… Разве я могу задерживать?
— Ради Бога! — стал отнекиваться я. — Какой стол? Мы к вам по делу…
— Так а я о чём же? — вскинул руки в притворном изумлении глава поселения. — Все дела за столом решать — оно как-то сподручнее. Не обижайте нас!
— Да кто вас обижает? — гыгыкнул Пашка, кося на него лукавым глазом из-под кучерявой шевелюры. — Мы и не думали. Стол так стол. А если ещё присовокупить чего поинтереснее… — мечтательно закатил он свои посоловевшие глазки, явно провоцируя хозяев на нужный ответ.
— От это по-нашему! — потёр в предвкушении руки хлебосольный глава. — Люба! Ты где? Ну-ка!..
Но Любе ничего не надо было объяснять. Видимо, система уже отработана до мельчайших нюансов. Мигом всё организовалось, я не успел и глазом моргнуть, как оказался за накрытым столом. Всё это сопровождалось малопонятной суетой, нескончаемыми прибаутками и сюсюканьем самого главы, порой переходящих грань всякого приличия, и подобострастным хехеканьем Любы.
«Наш Славик не зря весь на пупе извертелся, — хехекнул мне Пашка по немому телеграфу. — Явно чует, что ему здесь большой куш обломится!»
Я в ответ лишь криво ухмыльнулся. Не нравилась мне эта бестолковая традиция начинать серьёзное дело с незапланированного застолья. Но как-то так вышло, что без меня меня женили. Спутники мои особого неудовольствия по этому поводу не выказывали, даже, скорее, наоборот. Ну я и решил пока попридержать своё мнение в узде. Пусть потешатся ребятки.
А ребятки уже вовсю развернули художественную самодеятельность! Во главе с хлебосольным «Славиком», в руках которого непонятно откуда появилась голосистая гармошка, они орали частушки (кто в лес, кто по дрова). Я и не думал, что такого рода репертуар так популярен в моей команде! Куплеты сыпались, как из рога изобилия, причём, первую строчку-две запевал разошедшийся и раскрасневшийся от выпитого глава поселения, а уж остальные домысливала (чисто интуитивно) моя «иностранная» делегация.
В самый разгар нашего веселья в коридоре послышались бухающие шаги, дверь чуть приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова какой-то тётки с хитрющим выражением на узкоглазой физиономии.
— Ой! Извините! — жеманно скукожилась физиономия. — А я шла мимо… Дай, думаю… Ну ладно, я попозже зайду…
— Стоп-стоп-стоп! — обрадовано засипел «Славик», устремляясь к двери. — Никаких «попозже»! — Он схватил её за руку и втащил в помещение. — Тут, понимаешь ли, история на глазах творится, а ты…
— Какая «история»? — по своему поняла притворно-улыбчивая тётка и чуть-чуть посерьёзнела.
Но «Славик» не удостоил её ответом, запихнул за стол рядом с собой и обратился к нам:
— Вот, господа! Прошу любить и жаловать: наша завклубом! Наталья… блин, как тебя там по отчеству? — по лицу главы проскользнула мимолётная гримаса в попытке вспомнить её родословную, и он тут же махнул рукой, не обращая внимания на то, что та с виноватой улыбочкой пыталась что-то вставить в шумные разглагольствования. — Наталья, короче! А это! — широкий жест и умильная гримаса в нашу сторону, — иностранные друзья! Они предлагают нам… Нам! Понимаешь?… Всестороннюю помощь! Во-о-от!.. Вот за это мы и выпьем!
— Н-н-налывай, дарагой! — заключил Пашка, вскидывая клешню и играя бровями.
Перед тем, как опрокинуть в себя содержимое стакана, «Славик» провозгласил:
— За мир и дружбу между народами!
И многозначительно переглянулся с Любой. Та заискивающе хехекнула, в притворной скромности приподняв брови и опустив глазки в стакан.
Немного погодя, после очередной партии «штрафных», я наклонился к усердно угощавшемуся Пашке и тихо спросил:
— Ты не забыл, зачем мы сюда пришли?
Тот, уже основательно нагрузившись, равнодушно вскинул плечами и развёл в стороны руки:
— А вот это мы сейчас и выясним у нашего дорогого хозяина!
«Дорогой хозяин» в это время опять принялся терзать гармошку, но усёк наши с Пашкой переговоры и весь обратился в слух.
— Вячеслав!.. э-э… — высокопарно воззвал к нему Пашка, протянув руку, и потряс ею, мучительно вспоминая отчество.
— Николаевич! — угодливым хором поспешили женщины на выручку жующему оратору.
— Во-во! Николаич! — Нахальный Пашка грудью налёг на стол и приблизил к нему физиономию. — А скажи-ка нам, дорогой, зачем это мы сюда пришли? А?
И он повернул к нему одно ухо, как бы плохо слыша.
— Ну это… — несколько смутился «дорогой», тщательно подбирая выражения. — Чтобы нас, так сказать, того!.. Облагодетельствовать?
— Во-о-от! — откинулся Пашка на спинку крякнувшего стула. — Вот именно! Облагодетельствовать! А мы что?
— А что вы? — эхом отозвался «Славик».
— А мы что делаем?
— Ну, эт-та… — замямлил было «Славик», но Пашка бесцеремонно перебил его.
— Когда во всём мире поднимает голову гидра исламского фундаментализма… — торжественно и как бы призывая к совести оппонента начал он, потрясая указательным пальцем над головой. — Когда промышленность и сельское хозяйство родной страны лежит в руинах!.. — и резко сменил тон: — Короче, давай колись!
У «Славика» от Пашкиной патетики глаза на лоб полезли, а от последней фразы вообще чуть Кондратий не хватил:
— Да я чё?… Я только вчера в прокуратуре…
— Да ладно! — цыкнул на него Пашка и гоготнул. — Сказки будешь в той прокуратуре рассказывать! А нам о проблемах своих давай! Чё надо… чё не надо… Приступай! Прямо по списку! — При этом он не забыл загрузить в себя, любимого, очередную порцию закусона. — А мы послушаем и сделаем выводы. Пральна? — сунулся он ко мне за подтверждением.
Мне ничего не оставалось, как сдержанно улыбнуться. Надо ж было как-то поддержать реноме.
— Да я это… — «Славик» уже основательно взмок и готов был залезть под стол. От веселья и следа не осталось. — Если надо…
В этот момент к нему склонилась рядом сидящая Наталья и с ехидным прищуром что-то тихо произнесла. Пашка так сильно скрипел стулом, что я не разобрал, что именно. Глава приосанился и важно произнёс:
— А какими средствами вы располагаете?
Пашка лениво махнул клешнёй:
— Николаич, ты за нас не переживай. Денег у нас на всё хватит.
— А как насчёт крыши в клубе? — неожиданно встряла завклубом и нехорошо раскраснелась, искоса поглядывая на главу.
Пашка крупно моргнул:
— Не понял. Крыши, что ли, нет в клубе?
Та отмахнулась:
— Крыша-то она есть, да вся никакая. Старая. Потолки текут везде. Менять надо. — И ядовито подытожила: — А денег, как всегда, у нас нет!..
— Ну, ты это… — скукожился «Славик». — Погоди тут со своими потолками… Заботы есть и поважнее…
— Эт кому как! — вскинулась Наталья. — Когда на голову течёт да сыплется, много не наработаешь!
«Славик» крякнул и, видимо, толкнул её под столом. Потому что как она резво вылезла на бруствер, так же быстро и скатилась с него. Больше мы от неё слова не услышали. На все дальнейшие расспросы она только вымученно улыбалась и многозначительно поводила бровями.
Слово взял глава поселения. Очень пространно и занудно он заехал откуда-то издалека, постоянно самого себя перебивая, уточняя и перескакивая с пятого на десятое. Слушая его, Пашка со значительной миной на кислой физиономии некоторое время согласно кивал в такт его разглагольствованиям. Но скоро смысл «доклада» он совсем перестал понимать и грубо прервал «докладчика»:
— Слышь, Николаич? А если короче?
Тот развёл руками:
— Деньги на всё нужны. Короче уж некуда…
— Действительно! — хмыкнул молчавший до сих пор Игорь. — Короче некуда!
И тут Пашка хитро посмотрел на меня:
— Вовчик, а где же наш волшебный чумаданчик? В машине остался? — И, получив от меня утвердительный кивок, уточнил: — Дык эта… я схожу? Или ты сам?
— Сиди уж! — вздохнул я и с грохотом отодвигаемого стула поднялся из-за стола.
Не нравился мне весь этот балаган. С самого начала и до конца. Не то. Не с этого надо начинать. И не мне. На такие, мягко говоря, «переговоры» у меня нет ни «тяму», ни желания. Мелко всё и ненужно. Ну облагодетельствуем мы эту дыру. А дальше? Что это изменит? Таких деревушек по всей России — миллионы! И что? В каждую будем вот таким Макаром набеги благотворительные совершать? На много ли нас хватит? Лично меня — нет. Мне лично уже противно. При одном воспоминании хищного огня, вспыхнувшего в глазах «Славика», когда Пашка только упомянул про чемоданчик. Не дурак Славик, догадывается, с чем может быть тот «чумаданчик».
Н-да… Ломать, оно, конечно, было не строить… Увлекательно было… А это вот…
Мне вдруг нестерпимо захотелось оказаться в своей старой, разгромленной теперь вурдалаками мастерской, пропитанной запахом красок и звуками музыки. И непередаваемым ощущением творческого полёта…
Потоптавшись на улице для приличия пару минут, я сунулся в дверь с упомянутым «чумаданчиком»:
— На, Паш… Вы тут сами… А я на улице постою. Чего-то поплохело мне… Подышу малость…
Пашка удивлённо поморгал, принимая увесистый кейс, но комментариев по поводу моего внезапного «нездоровья» отпускать не стал. Хватило ума выдержать начатую игру в прежнем ключе. Только промычал что-то вроде:
— Ага… Ага… Мы тут тоже…
Что он этим хотел сказать, я допытываться не стал, и по-быстрому ретировался. Уже спускаясь по скользким ступенькам я услышал его дурашливый крик:
— Ну что, господа хорошие?!.
Процедура охмурения вошла в практическую плоскость.
Следом за мной увязался Санька.
— Ты чего сбежал?
— Да ну, на фиг… Противно…
Тот философски протянул:
— Да… Для таких вот дел ты явно не создан…
— «Дел»!.. — фыркнул я. — Ты это делом называешь?
— А Пал Ксанч — как рыба в воде! — хмыкнул Санька, с удовольствием вдыхая чистый морозный воздух. — Игорёк и тот язык проглотил. Видно, что не комфортно. Но не сдаётся.
— Вот Пал Ксанчу и будем поручать подобные «дела», — вздохнул я. — А меня — увольте!
— «Уволить» его! Куда ж мы без твоей поддержки? Без тебя вся наша деятельность не имеет смысла. Паша, думаешь, чего так хвост распустил? Не догадываешься?
— Догадываюсь…
— Вот то-то и оно… О! Слышь? Опять взялись баян терзать…
— И как долго это будет продолжаться? — мучительно морщась, я прислушивался к шуму за стенами администрации. — Я вообще хотел чисто по-деловому. Вот вам деньги, вот вам то, вот вам сё, работайте! Всё! А если каждая наша экспедиция будет сопровождаться вот такой грандиозной попойкой, много мы дел наделаем!
— Так это ж от тебя зависит! — хохотнул Санька. — Бровью поведи — и нет никакой попойки!
— Я не представляю, с какого тут конца надо браться…
— «С какого конца», говоришь?… — В его глазах зазмеилась хитрая усмешка. — А выволакивай всю эту тёплую компанию на свежий воздух! Прямо сразу и не отходя от кассы.
— Ну, зови…
— А власть употребить? Слабо, что ли? Пусть им всем сразу захочется…
— Да ладно… На пустяки размениваться…
Скрипнула отворяемая дверь. На пороге нарисовался Игорь.
— Что за совещание?
— Поступила команда: «Хватит жрать!» — усмехнулся Санька, переглянувшись со мною.
— Да я чё? Я — хоть щас!.. Паша!!! — радостно заорал Игорь, приоткрывая дверь. — На выход!!!
Гармошка последний раз вякнула и резко заглохла. Послышались шаги и в дверь высунулась раскрасневшаяся Пашкина физиономия:
— Енто как же, вашу мать, извиняюсь, понимать?… Чё там с Вовчиком?
— В бой рвётся… — хмыкнул Игорь.
Пашка посверлил меня насмешливым глазом и выдал в своей обычной манере:
— «Мне бы саблю, да коня… Да на линию огня…» Понял! Не дурак…
Он захлопнул дверь и мы услышали приглушённый деревом стен дурашливый призыв, обращённый к аборигенам:
— Николаич! По коням!
Игорь хмыкнул:
— Паша — прям как у себя дома…
— Дык и я об том же, — с ухмылкой ответил Санька. — В следующий заезд его и пустим.
— «Следующий»! Ты ещё здесь разберись.
— Браслет не выдаст — свинья не съест…