В кабинет директора завода мы попали, мягко говоря, не вовремя. В сей момент молоденькая секретарша честно и со знанием дела отрабатывала свой хлеб.
— Ну, яти его мать! — хохотнул Пашка. — Растащило их! — Глазки его сразу стали масляными. — В рабочее-то время, а?
— Картинку пока выключи, — поморщился Санька. — Минут через «дцать» нагрянем. Перерыв у них. Обеденный.
— Зачем выключать? — воспротивился Пашка. — Мне нравится! Когда б мы ещё бесплатное кино посмотрели?… Как она играет!..
— Пал Ксанч! — строгим голосом проговорил Санька, переглядываясь со мной. — Не отвлекайтесь!.. Да и вам ли жаловаться на бесплатность услуг?
— В жизни надо ловить каждое мгновение! — невозмутимо парировал Пашка, не отводя глаз от экрана. — Тем более, когда оно так прекрасно!.. Ка-кая ляля!.. Не, ну ты глянь, что она вытворяет!..
— Ну вот ты и пойдёшь к Петровичу вести переговоры, — сказал Санька. — Тебе там будет очень комфортно.
— Ещё чего! — возразил я. Он только и будет на девочку пялиться! Иди уж сам, как договорились. Всё-таки, твой же знакомый.
Санька усмехнулся и промолчал. А Пашка, потирая руки, продолжал свои комментарии во всеуслышание:
— Старый-старый, а туда же — сладенького захотелось!
— Не такой уж он и старый, — Санька пожал плечами. — Может, чуть старше нас. Да и… старый конь борозды не портит.
— Хороша борозда-то, а? — совсем распустил Пашка слюни. — Сам бы не отказался пару раз сохой пройтись…
— Чем это вы тут занимаетесь?! — внезапно появилась на пороге моя Настасья.
Я от неожиданности покраснел, а Санька, скрывая усмешку, и тут не растерялся:
— Дожидаемся в приёмной у директора, пока он освободится.
— Хороша приёмная! — фыркнула Настя. — Ждут они! Выключи! — шикнула она на меня. Я повиновался. — Старые развратники!
— Ну, не такие уж мы и старые… — скромно потупился Пашка. — Если нас, да к тёплой печке прислонить, то с нами ещё о мно-о-огом можно… поговорить! — и он озорно сверкнул из-под шевелюры своим глазом.
— Я-то думала, они тут делом занимаются!.. — продолжала бушевать моя половина.
Но Пашка, с самыми честными глазами, в которых, правда, всё ещё черти бегали, побожился:
— А мы и так — делом! Пришли, понимаешь ли, к начальнику на приём с деловым предложением. Кто ж знал, что он в этот момент будет занят? — последнее слово он уж очень многозначительно выделил.
— Как спалось? — поспешил я перевести разговор со скользкой темы.
— Терпимо, — сердито поджала губки Настя. — Только шумел кто-то сильно под окнами.
— Это не мы! — опять влез Пашка. — Это Игорёк!
— Ну и… Где же он? — недовольно огляделась она.
— «Там, за облаками! — ужасно фальшивя, пропел Пашка. — Там, там-дарам! Там-дарам!» — И голосом незабвенной домомучительницы пояснил: — «Он улетел, но обещал вернуться!»
— И как понимать эту… самодеятельность?
— Машину новую полетел испытывать, — снизошёл Пашка до нормальной речи, но Настя всё равно ничего не поняла и он принялся во всех подробностях посвящать её в недавние события, естественно, в своём репертуаре.
— Артист! — подвела итог Настя его словоблудию.
— Вот и я то же говорю! — поддержал её Пашка, но она его перебила:
— Ты — артист!
— Ну… — деланно засмущался Пашка, будто получил несказанную похвалу. — «А я ещё и на машинке могу…»
— Ладно, Матроскины, — вздохнула Настя. — Претворяйте в жизнь свои идеи, а я окунусь пойду…
И добавила мысленно:
«Я думала, что ты мне компанию составишь… А у тебя тут… своя компания…»
Я виновато посмотрел на неё и обратился к «соратникам» с пламенной речью:
— Начальник всё равно занят. Вы тут пока без меня. А я скоро.
«Соратники» с готовностью закивали, кто чем попало:
— Давай-давай!
Настя окинула строгим взглядом стол и пригрозила:
— Чтоб я пришла — всё было умято! Мужики называется! Едят, как цыплята! Зря, что ли, старалась?
— Не извольте сумлеваться! — в шутовском поклоне изогнулся Пашка. — Костьми поляжем, а врагу не отдадим!
Настя выразительно фыркнула и выплыла из дверей. Я продефилировал следом, придерживая за локоток и предусмотрительно растворяя перед нею двери.
— Володь, я по сети пошарю? — вслед мне крикнул Пашка.
Я кивнул. Он обрадовано кинулся к одному из компьютеров, расположившихся вдоль стены. А Настя едва слышно пробурчала:
— Никак не наиграется… Дитятко!..
Кровавый мутный диск солнца садился в тучу, тёмной полосой протянувшуюся над горизонтом от края до края. От него к берегу пролегла искрящаяся дорожка того же цвета. Неведомый художник размазал этот цвет по всему небосводу, окрасив им даже затерявшиеся в вышине перистые облака, и казалось, что весь мир объят предчувствием пожара.
— Закат сегодня какой-то ненормальный… — сказала Настя, тревожно оглядываясь и сбрасывая халатик.
— Наверное, погода испортится, — высказал я предположение и тоже стал раздеваться.
Вода была тёплая и ласковая, как в ванне. Мы долго барахтались и фыркали, но всё происходило как-то вяло, невесело. Настя всё время хмурилась, капризничала и я думал, что это из-за того, что она застала нас за неприглядным занятием. Но я ошибался.
Едва мы выползли на песок, ещё хранивший дневное тепло и я ласково положил ей руку на живот, как она вдруг завопила, страшно округлив глаза:
— Вспомнила!!! Вспомнила, что мне приснилось!!! Ф-фу!.. — И она с омерзением передернула плечами, непроизвольно отбросив мою руку.
— Ну и… что же?
— Да этот… идиот! — И на глазах её выступили слёзы.
— Какой идиот? — замер я, уже догадываясь, чьё имя сейчас прозвучит.
— Да тот, что на базаре тогда меня увёл! А ты всё допытывался «Кто?» да «Кто?»
— Кирюша… — нахмурился я. Ещё б я его не помнил!
— Ну да! Сидит, гад, у меня на краю постели, халат мне раздвинул, гладит меня по животу и приговаривает с мерзкой такой улыбочкой: «Моё!.. Моё!..» А я ни закричать, ни пошевелиться не могу. Только чувствую, как ребёночек внутри аж ходуном! ходуном! под его рукой! Потом встал, гад, приложил палец к губам: молчи, мол, и ушёл в стену. А этот так и бесится, бьётся, бьётся! Я аж проснулась! Проснулась — а ничего не помню! — она заплакала и прижалась ко мне. — Только гадко так на душе! А этот, — она провела рукой по животу, — едва угомонился! Испугался, бедненький! Я сразу же к вам и спустилась. Страшно мне стало! — прошептала она и ещё крепче прижалась к моей груди. — Ведь ты ему его не отдашь? — подняла она на меня заплаканные глаза.
— Настенька, ну что за глупости? — постарался я её успокоить, но у самого от её рассказа мороз по коже продрал. — Это тебе на погоду приснилось. Видишь? — показал я на небосвод, — Шторм собирается. — Мне стало как-то неуютно на пустынном берегу. Солнце уже ушло за неопрятный горизонт и завеса ночи стремительно падала на землю. — Пойдём домой, чайку попьём. Тебе отвлечься надо. А то всякая ерунда в голову лезет.
Мы оделись и побрели к дому, прижавшись друг к другу.
— Это хорошо, что твои друзья сегодня с нами, — всхлипнула она. — Не так страшно ночевать.
— Ну что ты, глупенькая! Чего нам бояться? Злыдни сидят за решёткой! А все остальные нам не страшны!
Её-то я успокаивал, а у самого тревога нарастала. Я уж не стал ей о Санькином видении рассказывать — масла в огонь подливать, но решил обязательно посоветоваться с друзьями: как быть? За сегодняшний день имя этого подонка выплывает уже во второй раз. И это неспроста. Зря Пашка так легкомысленно отмахивался. Интуиция меня редко подводит. А она мне говорит, что пора принимать превентивные меры. Только какие?
Прожектора ярко освещали и саму виллу, создавая ощущение лёгкости конструкции, и площадку перед ней. Возле входа стоял красный «джип».
— Вернулся, — улыбнулась Настя сквозь слёзы. — Всё больше народу!
— Вот и вытри глаза и никому ничего не говори, — поцеловал я её в доверчиво раскрытые губы. — Я сам со всем разберусь.
Настя только судорожно вздохнула и крепче прижалась к моему плечу.
А дома нас ждал сюрприз. Игорь вернулся не один, а с какой-то незнакомой женщиной. И только приглядевшись, я её узнал: Милка. Она сильно похудела, да ещё и перекрасилась.
Как только женщины познакомились, Игорь отволок меня в сторонку и смущённо забубнил:
— Вовчик, ты извини, что я так вот, без спросу…
— Оставь ты, ради Бога! — улыбнулся я через силу. — Это твои проблемы. А места на острове всем хватит. Выбирайте себе комнаты наверху и будьте, как дома! — Последние слова я сказал громко, чтобы всем было слышно. Но, кроме напряжённо прислушивавшейся к нашей беседе Милки, рассеянно обернулся только Санька. Они с Пашкой сидели каждый возле своего компьютера и оттуда доносилась стрельба и кошачье мяуканье. Пашка с остервенением «мочил» кошек и не обращал на нас никакого внимания. Санькин компьютер что-то сосредоточенно «качал».
— Ну и как машина-то? — спросил я, чтоб уйти от неудобоваримой темы.
Игорь со смущённой улыбкой похлопал глазами и проникновенно сказал:
— Вовчик… Ну, дурак, что возьмёшь?
— Это в каком смысле?
— Да в том самом! Отбрыкивался потому что. А машина — класс! Работает, как часики! Слушается — одно удовольствие! Короче, беру все свои слова обратно… — Он опять замялся, не решаясь о чём-то завести разговор.
Я догадался:
— Деньги лежат в бардачке. На первое время, думаю, хватит.
Он радостно подпрыгнул:
— Чё ж ты раньше-то не сказал?
— А раньше их там и не было.
— А… — как-то странно смутился он и закивал: — Да-да, понимаю… Спасибо, Вовчик!
И он пулей вылетел во двор. Милка проводила его недоумевающим взглядом.
Ну так. Нашего полку прибыло. Интуиция меня и здесь не подвела: Игорь наш. Со всеми своими потрохами.
Теперь надо подумать, как обезопасить Настю.
— Мужики, — окликнул я игроков. — Гаси коптилку! Дело есть.
Пашка с явным сожалением оторвался от своего садистского занятия и сел за стол. Санька пощёлкал мышкой, озадачивая компьютер, и тоже подсел к нам. Как раз в этот же момент с улицы вернулся счастливый Игорь с оттопыренными карманами.
Я поделился с ними своими опасениями. Удивительно, но даже Пашка на этот раз отнёсся к сообщению с большой серьёзностью. Видимо, с шутовского настроя его сбивало присутствие Милки: они были мало знакомы и он ещё не знал, как она отнесётся к его «художествам». Только искоса поглядывал на неё и печально вздыхал, выразительно играя своими густыми бровями.
Идей не было. Вернее, были, но настолько непригодные к использованию, что их отметали сами же авторы. Взять, хотя бы, предложение «на пока» спрятать Настю на Зеркальной планете среди женского контингента.
Сила Беевой команды была нам известна и никто не питал иллюзий на их счёт. Опасность вырисовывалась вполне реально. Плюс к тому, добавляло проблем Настино «интересное» положение. Мы сидели понурые и только Игорь с Милкой потихоньку переглядывались, не понимая, что нас так заботит. На её немой вопрос он только едва заметно пожимал плечами.
— Да… — кисло промямлил Пашка. — Если бы Насте да тот костюмчик, что был на тебе, когда ты вернулся оттудова! — И он ткнул большим пальцем в потолок.
В голове моей как будто что-то щёлкнуло и я посмотрел на него внезапно просветлевшим взглядом:
— Пашка! Ты — гений!
Я от радости не рассчитал и с такой силой саданул его по плечу, что он, потеряв равновесие, чуть не сверзился со стула.
— Это что? — выпучил он глаза. — Похвала, или оскорбление?!
— Похвала, Паш! Похвала!
Я крепко пожал ему руку и заторопился:
— Вы пока посидите, а мы сейчас! Пойдём наверх! — потянул я за собою Настю.
— Чудеса твои, господи! — донеслось нам вслед изумлённое.
Мне настолько не терпелось воплотить в жизнь пришедшую идею, а Настя так медленно поднималась по лестнице, что я непроизвольно облегчил её вес до минимума и буквально на руках внёс её в нашу комнату. Она сперва довольно захихикала, потом почувствовала тошноту, и мне вновь пришлось вмешаться, успокаивая её взбунтовавшийся пищевод.
— Хорошо! — наконец расцвела она, сладко потягиваясь, и щёки её зарозовели. — Свой домашний доктор!.. Ну и чего этот доктор меня сюда притащил? — лукаво сощурилась она. — Будешь из меня никелированную статую делать?
— Лежи тихо, а я пока с браслетом переговорю.
— Ну-ну…
В результате «переговоров» выяснилось, что облачение в защитный «костюмчик» течению Настиной беременности никак не помешает.
Я велел ей раздеться. Она слегка поворчала, что, мол, уже и дремать начала, но повиновалась. Я дал команду браслету и тело Насти заблестело серебром. Натуральным осталось одно лицо. Она критически оглядела себя и озабоченно спросила:
— А мальчику это не повредит?
— Не повредит. Браслет дал добро. А почему ты думаешь, что это мальчик?
— Уверена. Дай-ка! — Она взяла мою руку и положила себе на живот. — Чуешь? Шевелится. — Я стал на колени и приложил ухо. Слышалось биение двух сердец, урчание переливающейся жидкости и мягкие толчки. Настя с улыбкой наблюдала. — Ну ладно, ладно, так и быть, — вдруг сказала она, — загляни, разрешаю! — И тут же тревожно предупредила: — Но только аккуратно!
Я, как стоял перед нею, в том положении и сосредоточился, включая у себя внутреннее зрение. Только ещё, как можно нежнее, обхватил руками с боков её живот. Настя выжидающе застыла. Потом вдруг захихикала:
— Ты чего ему делаешь? Он смеётся!
— Смеётся? — удивился я. — Откуда ты знаешь?
— Интересно, а кому же ещё знать? Чувствую!
— Я ему чуть-чуть пяточку пощекотал.
— Безобразник! Допусти тебя! — Она притворно насупилась, потом спросила с лукавинкой во взгляде: — Ну и как? Мальчик?
— Мальчик! — счастливо выдохнул я и, поднявшись с колен, нежно поцеловал её: — Моя ты лапушка!
Но она тут же сменила тему:
— А как насчёт писать-какать? Можно будет в этом наряде?
— И не только, — многозначительно улыбнулся я.
— А вот с этим можешь и подождать! — решительно пресекла она мои намёки. — Перебьёшься! — И стала одеваться.
— Нигде не мешает?
— Да я и не чувствую ничего, — сказала она и вдруг широко зевнула.
— Ну вот и хорошо, — облегчённо вздохнул я и погрузил её в глубокий, без сновидений, сон. Пусть отдохнёт от пережитых треволнений. И она и маленький.