Браво, молодой человек!

Глава восемнадцатая

Говорил Георгий Степанович:

— Вот о чем я думаю — перевести тебя мастером третьей смены. Старших обжигальщиков подберешь сам. Это в том случае, если все наши дела закончатся благополучно. Но я думаю, — он слегка усмехнулся, — спасти тебя можно. Хотя и трудное это дело, но не скажу, что невозможное.

— Вы обо мне не думайте, Георгий Степанович, — сказал Рустем, — обо мне что!..

— О себе думать? Но у меня все гораздо благополучнее, чем у тебя.

— У меня? — изумился Рустем. — Вы… всерьез?

— Очень. А заводские дела такие: сам факт полной нагрузки печи оценивается в министерстве положительно, главный инженер, — он опять слегка усмехнулся, — точно в воду глядел. Положительно потому, что наша продукция очень нужна. Итак, печь работает, люди получают за сверхурочные часы, большая группа ребят выезжает на месяц в Славянск — пока при нашей напряженной обстановке мы не можем готовить обжигальщиков. Вот так. Я получаю не слишком пылкое одобрение, не слишком пылкое потому, что все-таки наше мероприятие было не без риска.

— Ну, а я? — с нетерпением спросил Рустем.

— А ты… Промышленный отдел горкома будет заниматься организацией труда. Но что показали последние дни? Печь работала не ритмично, две неудачи с испытанием изоляторов, одна авария. Старший обжигальщик в это время должен был находиться на своем посту и, в случае чего, тут же поставить в известность главного инженера, который, кстати, был на своем посту. Но старший обжигальщик выходил на смену пьяный…

— Это ложь, Георгий Степанович! — воскликнул Рустем. — К тому времени, когда я говорил с главным, я и забыл, что выпил с Панкратовым пятьдесят граммов. И потом в тот вечер не моя была смена, я пришел сам. И не в цех, а в кабинет главного…

— Ты не кипятись, — остановил его Галкин, как-то очень печально усмехаясь. — В горкоме известны и другие твои пороки.

— Какие? Я хочу знать, Георгий Степанович! Я настаиваю!

Галкин взял его руку в свою, сжал крепко.

— То, что ты болтаешь о развратности порядочных семнадцатилетних девушек. То, что отца ты выгнал из дома, и он вынужден был покончить жизнь самоубийством…

Я остановился…

Я ничего не видел и уже не слышал, говорит что-нибудь Георгий Степанович или молчит. Я ничего не чувствовал, только — боль в руке, которую крепче, все крепче сжимал Георгий Степанович…

— Я убью его, — глухо сказал он. — Я задушу его, и пусть тогда делают со мной, что хотят.

Галкин молчал.

— Георгий Степанович… скажите прямо и честно: вы верите в меня? Одним словом скажите: да или нет? Это очень важно…

— Да, — сказал Галкин.

— Это очень важно… Я не мальчишка, я знаю, что есть на свете подлость… Я переживу, я буду держаться, и теперь для меня неважно, что кто-то наклеветал. Я хочу сказать вам… как вы можете работать с человеком, который делал и для вас и для других подлости?

— Что же, — опять усмехнулся очень печально Галкин, — судьба, видно. В стране всего лишь два таких завода, как наш. Мы оба старые специалисты…

— Я не о том, я все время путаюсь… Теперь вы его боитесь? Теперь?

Галкин переспросил с укоризной:

— Боюсь? Когда случалось совсем уж тяжко, я боялся только одного: а вдруг я не прав? Вдруг все, над чем я бьюсь, только фантазия?

— А потом?

— А потом оказывалось работы по горло. Иногда мне удавалось поглядеть на себя со стороны, и я думал: черта с два, фантазеры и мечтатели — народ безработный.

— Вы простили его? Как вы можете спокойно и мирно работать с ним?

— Разве у нас с тобой все спокойно и мирно? — вроде удивился Галкин. — Разве ты себя чувствуешь сейчас спокойно и мирно?

— Я готов глотки рвать.

— Во-во! — повеселевшим голосом сказал Галкин. — А говоришь — спокойно и мирно. Ну, ладно, поспешить мне надо.

Рустем разочарованно сказал:

— Всегда вы спешите. Мы даже не поговорили.

— О-о! И не договорим никогда, до самого гроба хватит разговоров. А спешить и вправду спешу. Знаешь, — задумчиво сказал он, — жить мне остается поменьше, чем тебе. Меньше, а того, что надо сделать, очень много. Я хочу видеть этот завод… — Он обернулся и посмотрел в ту сторону, где подымалась в небо труба завода.

— Хватит у нас сил, Георгий Степанович! Хватит! Я тоже хочу видеть наш завод настоящим. Хватит!

— Мы с тобой не дряхлые старики, — с улыбкой сказал Галкин.

— Да уж ясно, — оказал Рустем.